Текст книги "Великое Предательство:Казачество во Второй мировой войне"
Автор книги: Вячеслав Науменко
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 47 страниц)
Подготовка предательства
Из письма полковника Всевеликого Войска Донского М. Бугураева – В. Г. Науменко:
<…> В издаваемых Вами материалах о выдаче казаков в Лиенце и в других местах Вы пишете, что многих интересует вопрос – почему так легко дали себя заманить офицеры Казачьего Стана и почти поголовно выехали на мнимую конференцию?
Вы предположительно указываете главные причины:
1. Тщательная работа по предательству казаков английского командования и умелое проведение таковой в жизнь майором Дэвисом.
2. Русские офицеры привыкли верить офицерскому слову и не допускали мысли о возможности предательства со стороны английских офицеров.
С этими причинами, конечно, согласен и я. Но… разрешите высказать и мои предположения.
Казаки и офицеры были непримиримыми врагами коммунистов. Они боролись и надеялись возродить Великую Национальную Россию и казачество. Вся работа их, все их мысли были направлены к этому. Нужно учесть создавшуюся особенную обстановку в конце 1944 года в казачьих военных рядах. Попутно с непрерывными боями, все время шло формирование и разворачивание казачьих частей в казачий корпус.
Я служил в Русском корпусе, и все это время у нас шли определенные разговоры, что 1-й Казачий полк должен будет скоро снят с позиций и пойдет на соединение с Казачьей дивизией (генерала фон Паннвица). Намечалось разворачивание. Знаю, что даже намечались и офицеры для занятия командных должностей, так как в полку было много опытных, боевых старых офицеров на положении рядовых. Основанием такого предположения служило то, что помощник командира полка полковник В. И. М. спрашивал согласия на перевод меня в Казачью дивизию на должность командира батареи, а может быть даже и командира артиллерийского дивизиона. В полку я командовал артиллерийским взводом. Он же говорил мне, что в скором времени возможен переход всего полка в Казачью дивизию. Разговор этот был в конце июля.
Впоследствии некоторые офицеры полка действительно получили назначение и уехали в указанную дивизию.
Вероятно, были разговоры и в дивизии о прибытии туда нашего полка.
Уже в начале 1945 года начали говорить о том, что скоро будет заключен мир, но союзники, уже вместе с немцами, будут вести борьбу против коммунистов.
Я уверен, что такие разговоры были не только в нашем полку, а везде, во всех русских частях.
Это и создало особенную обстановку отношения и безусловной веры союзному командованию.
Вот, по-моему, главная причина «веры в конференцию» и веры английскому командованию.
И когда был отдан приказ «на конференцию»:
1. Все думали о продолжении борьбы с коммунизмом.
2. Все старые, дисциплинированные офицеры считали нужным и должным выполнить этот приказ.
3. Многие из офицеров, сомневавшиеся (были, конечно, и такие), поехали из чувства товарищества. Основанием утверждать это служат разговоры с женами моих приятелей, увезенных из Лиенца.
Донской артиллерии полковник М. Бугураев
В вышеизложенном письме полковника Бугураева он касается лишь причин веры казачьих офицеров слову английского офицера, результатом чего свыше двух тысяч офицеров казачьих во главе с генералом Красновым оказались в ловко расставленной западне в лагере Шпитале.
Но это явилось лишь одним из звеньев спокойно обдуманного и заблаговременно разработанного плана предательства. Один вдумчивый и культурный человек, переживший лиенцские дни весны 1945 года, говорит:
«Несомненно, весь план этой трагедии целиком принадлежит большевикам. Он выработан матерыми специалистами в застенках НКВД!.. Он слишком жесток, чтобы его можно было приписать англичанам; от него веет глубоким знанием психологии русского человека, которая чужда холодным бриттам.
Задача ведь была нелегкая даже для сатаны. Вопрос шел о жизни и смерти тысяч казаков, которые, как известно, умеют дорого продавать свою жизнь. С другой стороны, известно, что сатана не любит расходовать кровь своих верных слуг. Было и еще одно обстоятельство: среди казаков было немало таких, которых необходимо было взять живыми, чтобы насладиться их мучениями, а, может быть, ценою сверхчеловеческих пыток, выжать из них нужные сведения.
Попутно выполнением этого плана достигалась еще одна цель – насолить своим союзникам англичанам, будущее столкновение с которыми в то время считалось неизбежным…
Что же проще? Нужно сделать возможно больше гнусностей и подлостей и все это записать «на текущий счет англичанам». Сразу убиваются два зайца: достигается поставленная цель и вбивается клин между англичанами и русским народом… А если при этом будет опозорен и замазан мундир английского офицера, это только неожиданный «процент» на невложенный «капитал».
Дьявольский план готов и, благодаря близорукости «дальновидных» англичан, все шло, как по маслу».
Автор этих строк говорит только о казаках, с которыми он пережил черные дни, но слова его должно обобщить с русской трагедией весны 1945 года в целом.
Прошло более двадцати лет с этого мрачного времени и сейчас стало ясным то, что не было видно тогда, как оно происходило. Подготовка предательства велась заблаговременно, в течение нескольких лет.
Яркое доказательство тому – пример с лагерями РОА. Два огромных лагеря – Мензинген и Хойберг по своему местоположению совершенно открытые, существовали долгое время. Нет никаких сомнений, что они были отлично известны союзному командованию. Через них чуть не ежедневно пролетали огромные соединения воздушных сил союзников, однако они никогда не бомбардировали эти лагеря.
Если в течение 48 минут мог быть уничтожен огромный город Дрезден, то для уничтожения десятков тысяч солдат РОА в этих двух лагерях понадобилось бы времени и того меньше. Однако их не трогали. По-видимому, уничтожение не входило в планы – их намечено было взять живьем…
В связи с перелетами союзной авиации через эти лагеря, вспоминается упорно передававшийся из уст в уста слух, что, якобы, англичанами был сброшен с пролетавшего аэроплана вблизи лагеря Мензинген, тюк с нарукавными знаками РОА, вытканными на шелку.
Другой пример продуманной и тонко проводимой провокации – внушение русским людям, что все антикоммунисты, сражавшиеся против большевиков на стороне немцев, понадобятся после того, как западные союзники, закончив с немцами, обратят оружие против теперешних своих союзников – большевиков.
Это велось настолько убедительно и тонко, что и штаб РОА и сам Власов тому верили и способствовали распространению этой версии.
Офицер Русского корпуса Н. Безкаравайный, оказавшийся после окончания войны в районе 15-го Казачьего кавалерийского корпуса и выданный большевикам с казаками 4-го Кубанского полка, которому удалось бежать из Сибири, в своих воспоминаниях, печатаемых в журналах «Епархиальные Ведомости» и «Наши Вести», пишет по этому поводу так:
«Меня положительно уверял в штабе А. А. Власова начальник пропагандного отдела, что генерал Власов имел связь с Черчиллем, который обещал ему помощь после окончания Мировой войны для борьбы с красными».
Лично мне (генералу В. Г. Науменко. – П. С.) при одном из наших последних свиданий, генерал Власов сказал, что у него есть договоренность с союзниками и, если бы я или казаки, по приходе их, оказались в затруднительном положении, то чтобы говорили, что мы принадлежим к организации Власова.
Мало того, он указал мне район Австрии, в котором должны к концу войны сосредоточиться части РОА, Русский Корпус, казаки 15-го Казачьего корпуса и Казачьего Стана.
И действительно – движение в этом направлении 2-й дивизии РОА и выход казаков Казачьего Стана из Италии, как будто это подтверждали.
Таким образом, тонко проведенная психологическая подготовка способствовала усыплению бдительности со стороны русских людей и вливала в них надежду на продолжение борьбы с большевиками с целью освобождения нашей Родины от них.
Это подготовка заблаговременная; она продолжалась до последних дней перед началом выдач.
Нам всем известен обман офицеров Казачьего Стана приглашением их «на конференцию», под видом которой были вовлечены в ловушку свыше двух тысяч казачьих офицеров; но мало кому известен классический пример предательства, имевший место в 15-м Казачьем кавалерийском корпусе.
Об этом председатель суда 1-й Казачьей дивизии А. Сукало в своей статье «Последние дни 1-й Казачьей дивизии 15-го корпуса» говорит так: «… Еще через день (24 мая), по инициативе англичан, в присутствии одного из видных офицеров 34-й пехотной дивизии – полковника, состоялись выборы Походного атамана казачьих войск».
Н. Безкаравайный, о котором мы упоминали ранее, об этом случае говорит подробно: «Вышли на огромный двор, где стояли представители всех казачьих полков. Раздалась команда «смирно». Генерал поздоровался и объявил съезд открытым. Начались выборы Походного атамана…»
Далее Безкаравайный говорит о самих выборах. Избран был генерал фон Паннвиц.
«… В своем кратком слове, в котором он благодарил за избрание, генерал фон Паннвиц сказал:
– Вот представитель британской армии. Он приехал передать вам решение британского правительства. Он не умеет говорить по-русски, поэтому я буду переводчиком».
Я все время стоял рядом, – говорит Безкаравайный, – и наблюдал за молчаливым представителем. Мне показалось, что он очень хорошо понимает по-русски и ко всему внимательно прислушивается.
«Дорогие казаки, – начал переводить генерал, – Британское правительство берет вас под свое покровительство. Пусть никто не думает и не верит слухам, что вас будто бы передадут Сталину. Британское правительство решило перевезти вас в Австралию и Канаду. Пока мы еще вас не знаем и просим вас быть дисциплинированными и подчиняться вашим командирам. Своею дисциплинированностью вы опровергнете брошенное вам обвинение советами, что вы, будто бы, не армия, а банда!»
Громкое «Ура» британскому правительству из уст казаков оглушило Альтгофен. Представители казаков выступили и обратились к английскому офицеру с просьбой: «Благодарим английское правительство и просим, чтобы куда нас ни отправят, держали бы нас компактно и не нарушали бы наших казачьих традиций».
– Хорошо, – ответил представитель, – я передам вашу просьбу моему правительству и еще раз прошу вас быть дисциплинированными, чтобы нам не краснеть за вас.
Опять громкое продолжительное «ура» было ответом на эти слова.
Это происходило 24 мая 1945 года, между тем как накануне, то есть 23 мая, в Вене представитель английского командования генерал Александер и представители советского командования подписали соглашение по которому англичане обязались передать казаков Советам.
А дальше все пошло «гладко».
Через день, то есть 26 мая, был арестован только что избранный Походный атаман генерал фон Паннвиц. 28 мая отделены офицеры от казаков и на следующий день переданы советам, а затем им были переданы и казаки.
Как искуссно была проделана эта комедия с «выборами» Походного атамана, видно из того, что сам Паннвиц поверил англичанам, так как еще накануне своего ареста он объезжал казачьи полки корпуса и передавал им слова представителя Его Величества короля Англии.
Заканчивая этот краткий обзор заблаговременной подготовки предательства, надо остановиться на том факте, что части Казачьего корпуса, Казачьего Стана и горцев, сосредоточенные на юге Австрии в Кернтене, были обезглавлены в один и тот же день – 28 мая 1945 года, когда офицеров Стана пригласили и вывезли «на конференцию», горцев – «представляться» высшему английскому командованию, а офицеров Казачьего корпуса просто заключили за проволоку лагеря Вайтенсфельд.
Уже одно это обстоятельство показывает, как тщательно был обдуман и подготовлен план предательства и как искусно он проведен в жизнь.
И вместе с тем, он говорит о том, до какого низкого морального уровня пали те, кто проводил этот план в исполнение.
В. Г. Науменко
О детях в трагические дни Лиенца
<…> Одиннадцатилетний внук мой в это время (во время выдачи, 1 июня. – П. С.) находился в другом месте толпы и вот что он видел: один солдат, подбежав к толпе и подхватив на руки шестилетнего мальчика, быстро понес его к грузовой машине и бросил в кузов. Мать этого мальчика бросилась вслед и, когда она подбежала к машине, то солдат схватил и ее и тоже бросил в кузов. Муж женщины, увидев эту печальную картину, побежал выручить их и тоже был схвачен и брошен в машину. Отец и мать этой женщины и 9-летний сын находились в другом месте толпы и о случившемся ничего не знали. Брошенные в машину, в этот же день были увезены поездом, а вечером мой внук рассказал оставшимся о виденном им. Остались старик и старуха, двадцатилетний сын и девятилетний внук. Старик – старый эмигрант из Югославии, казак станицы Бессергеневской Донской области Павел Михайлович В., увезенный зять – Л.
Здесь интересно отметить, что в 1947 году, уже в лагере Сан-Мартин, около Виллаха, Павел Михайлович получил от вывезенной дочери письмо, посланное из Сибири в Югославию на имя оставшейся в Сербии второй дочери. Вывезенная дочь пишет, что по передаче их Советам советчиками началась сортировка. Мужчин отделили в одну группу, женщин в другую, а детей в третью. Они больше друг друга не видели. И что находится она там в том платье и белье, в котором ее бросили в машину в 1945 году.
Дочь моя, проводив 28 мая мужа «на конференцию», 1 июня тоже находилась в толпе молящихся. При движении толпы, она как-то оказалась на краю ее с шестилетним сынишкой на руках. К ней подбежал англичанин и схватил ее за руку, таща из толпы. Она, с перепугу не зная, что делать, крикнула сынишке: «Боря, молись Боря, молись!»
Боря часто-часто начал креститься. Солдат остановился, а затем, махнув рукой на мальчика, отошел. Дочь и внук мои остались целы…
На эту траурную литургию также пришла Лидия П., тоже проводившая мужа «на конференцию» и готовящаяся стать матерью. Она хотела причаститься, но не успела. Колыхнувшаяся толпа так сдавила ее, что у нее начались родовые схватки. «Добросердечные» англичане отправили ее в Лиенц, в больницу, где она и разрешилась двумя мальчиками, из которых один умер, а другой выжил… Но грусть матери по утраченному 28 мая мужу отразилась на лице ребенка – он редко когда улыбается.
<…> Когда вышли в поле, то и здесь танки окружили толпу. Некоторые из них направили свой быстрый бег на нее. Но толпа вся, как один человек, став на колени, пела священные песни, взывая к пресвятой Богородице: «Пресвятая Богородица, спаси нас!» Особенно памятна молитва одного мальчика, лет восьми-девяти. Сложив свои ручонки вместе и поднимая их к небу, он истеричным, душу раздирающим голосом кричал: «Господи! Да за что же Ты нас наказываешь? Господи, помилуй нас! Да спаси же нас!»
Эту молитву его я и сейчас не могу вспоминать без слез.
А вон казачка, нервы которой не выдержали, поднялась из толпы с двумя детьми и поспешно направилась к мосту через Драву. Солдат, думая, что она уходит через мост в лес, погнался за нею. Но она, достигнув моста, побросала одного за другим детей в Драву, а затем и сама последовала за ними.
Гнавшийся за нею солдат остолбенел.
Когда о. Анатолий Батенко вел переговоры с тем начальником, что говорил через рупор, в это время из лагеря бежал к толпе вахмистр К. (казак станицы Кочетовской Донской области), весь залитый кровью, полуголый. Оказалось, что его в лагере схватили солдаты, но он вырвался, оставив в их руках свою тужурку. На бегу его догнал солдат и оглушил по голове дубиной. От удара К. упал, но быстро поднялся. Его снова схватили солдаты за руки. К., сильно рванувшись, оставил им свою рубашку и выбежал из лагеря в поле. Солдаты его не преследовали. Здесь, около толпы, английский санитар хотел сделать ему перевязку разбитой головы, но он, прокляв его и все английское командование, перевязал сам голову носовым платком, вынутым из кармана брюк. В этот день, как и вся оставшаяся толпа, он был цел, а затем – неизвестно.
Второго июня рано утром я служил литургию на правом берегу Дравы, среди елок. Напутствовал, причащал и благословлял на уход в горы…
И вот тут мы были свидетелями ужасной драмы. На берегу реки послышались страшные крики. Мы подбежали к берегу и увидели, как по реке стремительно плыли трупы..
Впереди плыла молодая женщина с привязанным к груди ребенком. Ребенок захлебывался водой и взмахивал ручонками, а мать его еще имела силу поднимать голову и смотреть (плыла она на спине, головой вперед по течению) вперед – против себя: плывут ли вслед за ней те, кто бросился в реку после нее. И действительно, за ней плыли еще два захлебнувшихся трупа. А по берегу бежал английский солдат с длинной палкой, видимо, желая спасти утопающих. Но плыли они далеко от берега и шест солдата их не доставал. Все же он не отставал от плывущих и бежал по берегу. Его надежды увенчались успехом. Ниже по течению мать с ребенком прибило к берегу и солдат вытащил их из воды. Ребенок был мертв, а мать еще живая была доставлена в больницу. Здесь она заявила, что напрасно трудились для ее спасения, так как она приняла большую дозу морфия и по той же дозе дала всем своим спутникам. В больнице она умерла.
Это была кубанская казачка, женщина-врач Воскобойникова, ее ребенок, мать и сестренка 14 лет. Так некоторые предпочли смерть в Австрии возвращению к советам.
Протоиерей Тимофей Соин
Из минувшего лагеря Пеггец
Лагерь смерти, слез и страданий многотысячных обитателей его – лагерь Пеггец около Лиенца войдет в историю казачества и потому не лишены интереса последующие дни его существования, начавшие после драмы 1 июня 1945 года.
Вслед за кратким периодом комендантства о. Анатолия Батенко, англичанами был назначен на его место старый эмигрант из Белграда, некий Константин Шелихов. Не к чести и русскому его достоинству нужно сказать, что он проводил политику майора Дэвиса в вылавливании новых эмигрантов, так называемых «советских подданных».
Сколько слез, проклятий и ненависти, сколько страха и вынужденных побегов несчастных русских людей, именовавшихся Шелиховым «советскими», лежит на его душе…
Люди не ведали покоя ни днем, ни ночью, уходили по ночам в леса, зная, что по указке Шелихова англичане устраивали ночные облавы по баракам и искали «подданных СССР».
Однажды майор Дэвис приказал составить списки всех жителей бараков с указанием их подданства. И здесь Шелихов, зная, что почти все новые эмигранты добились всеми правдами и неправдами документов из Польши, Югославии и других стран, чтобы попасть в «старые эмигранты», он, Шелихов, ревностно принялся разоблачать этих несчастных, отбирая у них эти спасительные документы, и помечал их в списках как «советских»!
Сам Шелихов самозванствовал, выдавая себя сначала за полковника, а когда ему угрожала опасность вывоза офицерами на «конференцию», он, неожиданно для всех, стал именовать себя «инженером», хотя в Белграде был простым чертежником в геодезическом бюро.
Заслужив своей предательской деятельностью и кражами английского имущества со склада лагеря общее презрение и ненависть, Шелихов, наконец, был изгнан англичанами из лагеря, предварительно сместившими его с комендантской должности в конце 1945 года.
После него комендантом был назначен сербский капитан Лакич, бежавший из титовской Югославии. Лакич, будучи сербом, чужим человеком, однако, не по примеру русского человека Шелихова, был большим другом всех русских жителей лагеря, пополненного к тому времени словенцами и хорватами, эмигрантами из Югославии.
Несмотря на то, что лагерь Пеггец после 1 июня 1945 года был объявлен англичанами лагерем старых эмигрантов, Лакич всеми мерами и силами старался прикрыть новых эмигрантов, еще не выловленных и не высланных Шелиховым, зная, что документы этих новых «югославов» были «липовыми».
Все знали о печальной участи высланных Шелиховым новых эмигрантов: все они, если не успели бежать в леса и окрестные австрийские села, были водворены в «советский лагерь», расположенный на поляне под селением Дользах (в четырех километрах от Пеггеца на Обердраубург).
Над этим лагерем развивался красный советский флаг, по ночам лагерь освещался многими прожекторами и охранялся вооруженной английской стражей. Судьба этого несчастного лагеря, жертв Шелихова, была та же, что и судьба выданных 1 июня.
Капитан Лакич. зная все это, проявил полное бесстрашие перед майором Дэвисом и объявил, что в лагере Пеггец все русские – старые эмигранты.
Движимый патриотизмом, любивший свою порабощенную Югославию, капитан Лакич недолго, к общему сожалению, оставался комендантом лагеря и ушел, как он говорил, на дальнейшую борьбу против Тито «в шуму» то есть в лес…
После капитана Лакича коменданты менялись довольно часто, так как англичане ввели выборную систему для должности коменданта лагеря. Но облавы и обыски англичан с целью вылавливания новых эмигрантов и не явившихся на «конференцию» офицеров продолжались до средины 1946 года.
К середине 1946 года стали поговаривать о том, что лагерь Пеггец передается городскому управлению Лиенца под строительное производство города. И в декабре, под Николин день, в двадцатиградусный мороз русские жители были погружены в скотские вагоны без отопления и продовольствия и отвезены в лагерь Шпиталь. Расстояние до этого лагеря было всего около сорока километров, но везли несчастных беженцев голодных и полузамерзших десять часов. В пути двое детей замерзли до смерти.
Все остальные жители лагеря Пеггец – словенцы и хорваты, не были выселены из Пеггеца так безжалостно в зимнюю стужу, а оставлены были там до весны. И здесь сказалась ненависть майора Дэвиса с его «солдатским долгом», бесчеловечностью и террором к беззащитным русским обитателям лагеря Пеггец.
С декабря 1946 года в лагере Пеггец уже не оставалось русского населения, а лишь позже туда вселилось в полупустые бараки несколько русских и казачьих семейств, члены которых работали на деревообделочном производстве новых владельцев лагеря – австрийцев.
Так кончил свои мрачные дни трагический Пеггец и только оставшееся казачье кладбище служит укором палачам за содеянное ими злодеяние.
Бывший комендант 10-го барака:
Обвинения, выдвинутые в настоящей статье против бывшего коменданта лагеря Пеггец Константина Шелихова слишком тяжелы, так как предательство является одним из тягчайших грехов человека. Но, к сожалению, те же сведения о его деятельности подтверждаются и другими жителями лагеря.
Единственным плюсом деятельности господина Шелихова является то, что за время его комендантства и при его участии жителями лагеря Пеггец был сооружен первый памятник на лиенцком кладбище в виде большого белого креста, поставленного на высоком пьедестале.