Текст книги "курьер.ru"

Автор книги: Вячеслав Антонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Глава двадцать вторая

Европейская женщина по-прежнему сидела, опустив лицо. Андрей подошел к ней, положил руку на плечо:

–  Здравствуй, Патриция. Молодец, хорошо билась.

Женщина резко повернула голову:

–  Vafoutre!! (Пошел на х...! (фр.)).

Шинкарев понял. «Сама туда иди!»

Убрав руку с плеча Крысы, он сходил за камни по малой нужде, потом снял с головы бандану, разделся до трусов и растянулся на галечнике, закинув руки за голову. Ночной ветерок приятно обвевал тело. На чистом небе сияли южные звезды, перекрываясь зубчатом силуэтом окружающих скал. Вода в бухточке успокоилась, легкие волны с шорохом накатывали на берег; их голоса вплетались в мерный шумом внешнего прибоя. Странно, – в Андрее не было ни удивления, ни обиды, лишь небольшая взвинченность, время от времени переходившая в ироническая хмыканье. Что-то случилось с ним при налете на ресторан.

«И правда, что ли, скупнуться? Водичка-то, как парное молоко».

– Искупайся, – послышался спокойный голос Патриции. Андрей не отреагировал.

«А вот хрен те на рыло! Много их, посылать-то, охотников. Им только дай».

–   Ну, извини! – Женский голос приблизился. Захрустели галькой шаги, теплая рука легла на лоб. – Извини!

–   Не ожидал тебя увидеть.

–   Я умею выживать. Помнишь, я тебе говорила?

–   Да. А ты не добила ту женщину. И у тебя не будет черной тряпочки на голове.

–   Не будет, – меланхолично согласилась Крыса.

–   Это плохо.

–   Ей хуже, – все так же меланхолично Патриция кивнула в сторону берега, где еще осталось пятно крови.

–   Понятно. Ее убили, и тебя убьют?

–   За что?! Я же не предала их. Просто не справилась. Будет новый бой, новая попытка.

–   Когда?

–   Когда представится случай. Думаешь, здесь каждую ночь такой цирк? Они люди занятые. Делают маленько экспорт-импорт. – Она спародировала китайский акцент в «инглише».

–   Я уже понял. А зачем тебе все это?

–   Тебе что-нибудь говорили Ши-фу или Чен?

–   Нет.

–   Тогда и я не буду.

–   Дело хозяйское...

Андрей посмотрел на неподвижную темную воду:

–   Раз Ши-фу, значит, ты чему-то учишься?

–   Конечно, – ответила Патриция.

–   Чему же? Тайцзи?

–   Силе.

–   Тебе нужна сила?

–   В общем, да. Но не только... Не расспрашивай меня, ладно? Спроси лучше у Чена.

–   Хорошо.

«И то верно. Оставят микрофончик под камешком, потом бритвой по горлу – и в колодец. С этих ухорезов станется».

Шинкарев лежал на спине, Патриция рядом – ее голова на его плече, ее правая рука на его груди. Под луной женское лицо казалось совсем юным, как на фотографии в каюте.

–   Я видел твое фото на яхте.

–   Да... Семнадцать лет, первый курс Сорбонны – математика, физика.

–   Травку курила?

–   Представь себе, нет. Вообще скромная была девушка. Знаешь что? Пошли купаться! Давай раздевайся!

Она села ему на живот, расстегнула и рывком скинула свою рубашку. На ней был черный кружевной бюстгальтер с низкими чашечками. Вытянув ноги поверх его ног, она легла грудью на его грудь, уткнувшись губами куда-то в шею. Руки Андрея охватили ее спину, в таком положении он замерли. «Как раньше».

–   Не тяжело? – прошептала Патриция.

–   Нет. А ты похудела, – сказал он, поглаживая ее спину.

–   Похудеешь тут...

–   А это что?

Плечо ее было заклеено пластырем, такой же пластырь – на левом боку.

–  С виллы. Можно сказать, дешево отделалась. И на ногах есть, смотри.

Она села на камни, сняла ботинки и стянула брюки. Действительно, на бедрах и икрах – нашлепки пластыря и подсыхающие красные ссадины. Трусики, как и бюстгальтер, тоже в черных кружевах – видно, вообще любила этот фасон.

–   А купаться-то тебе можно?

–   Можно, пошли!

Начало светать: фиолетовое небо зарозовело с востока, показались острые черные скалы. Раздевшись догола, Патриция вошла в воду, обернулась и вскинула руки, поднимая над головой мягкие каштановые волосы:

–  Иди сюда!

Они долго плавали в утренней прохладной воде, потом вышли и легли рядом, крепко обнявшись... Спустя час Патриция, утомленная всем сразу, спала в его руках. Кричали чайки, слышались гудки проходивших судов. Солнце уже встало, но на них падала тень от скалы, умеряя жару. Не открывая глаз, Андрей нашарил какие-то тряпки, кажется, ее военные штаны, попытался, насколько возможно, прикрыть женщину. Почему-то ему было неудобно, что она совсем обнаженная. Дело не в наготе как таковой, а... в беззащитности? Он хотел хоть чем-то защитить Патрицию. Впрочем, штаны почти ничего не прикрывали.

«Это твоя женщина. С кем бы она ни была до тебя. Это ясно. Но остальное... тут придется потолковать».

***

Рано утром в маленьком баре на окраине города Чен разговаривал с Джекки. Тот коротко доложил ситуацию – мелькали упоминания о подушках, одеялах, банках консервов, бутылках водки. Потом Чен достал лист бумаги, и они составили список, содержащий уже несколько иные пункты: специальные комбинезоны и обувь (Джекки передал размеры), а также автоматы, гранаты, приборы ночного видения.

Закончив со списком, Чен дал Джекки еще одно задание. Обдумывая его, тот долго скреб круглую, коротко стриженую голову.

Когда Чен ушел, Джекки взял у бармена городские «Желтые страницы» и сделал несколько звонков. Положив трубку, он сел в свой продуктовый фургон и направился в сторону моря – на частный аэродром, где у деревянного пирса выстроились несколько небольших гидросамолетов. Самолетики были потрепанные, давно устаревших моделей, но летали. Во всяком случае, так уверял их хозяин, который встретил Джекки у ворот алюминиевого ангара. Тут же, в ангаре, был оформлен предварительный заказ на аренду аэроплана.

Расставшись с Джекки, Чен отправился в арсенал спецслужбы ВВС. Привез его туда Вонг на одном из своих неприметных старых фургончиков. В него они и закинули все, что было выдано согласно заявке. Вонг повез барахло куда-то на окраину столицы, Чен же, кроме арсенала, посетил еще технический отдел спецслужбы ВВС, где получил странный прибор – черный, угловатый, с ремнями, которыми он удобно крепился на груди.

Лишь только Чен Сяован вышел за ворота воинской части, намереваясь взять такси, на его сотовый пришел звонок. Звонил некто Костас Димитриадис – представитель фирмы «Лимассол инвестментс Лтд», лишь вчера вечером прилетевший в страну для встречи со своим сотрудником, Андреем Николаевичем Шинкаревым. И с ним, Ченом Сяованом. Раньше эти двое уже встречались, и, в общем, у них не было причин для недоверия. Чен обещал сам позвонить вечером и назвать место встречи. У господина Димитриадиса было две просьбы: во-первых, не предупреждать Шинкарева о своем приезде и, во-вторых, дать им возможность поговорить наедине. Чен обещал все устроить.

О том, что ему порекомендовали побеседовать с Крысой, и кто именно рекомендовал, господин Димитриадис пока умолчал.

***

Тень постепенно отступала, солнце светило на ноги Патриции. На сгибах загорелой кожи слегка белела соль. Она открыла глаза:

–   Я, что, уснула? Совсем голая?

–   Да. Совсем голая.

–   Как приятно... А хорошо я дралась?

–   Ты дралась здорово!

–   Как кто? Скажи! Как Брюс Ли?

–   Как кошка. Нет, как крыса!

–   Э-э-э... Это что, комплимент?

–   Наивысший.

–   А как дерутся крысы?

–   С кем?

–   Ну, с человеком.

–   Если крысу загнать в угол, то она атакует яростно. Подпрыгивает и вцепляется, куда достанет. Часто в лицо.

–   Тогда это не я. Я тихая и скромная девушка.

–  А как же гороскоп и досье?

–  Это Чен сказал про досье? Болтает много. Хотя Чен хороший друг. Он мне как брат. Мы с ним ни разу не спали, представляешь! Он просто мой друг.

–  А я кто?

–  А ты мой мужчина.

Закрыв глаза, Патриция обняла и поцеловала Андрея.

«Французская женщина русского лейтенанта. Не лейтенанта. И не совсем французская. Какая разница?»

Горячий воздух струился от скал, заставляя колебаться и дрожать уже не черные, а темно-серые пики, чьи вершины отливали серебром в бледной от зноя голубизне.

–  Как называется этот остров? – спросил Шинкарев.

–  Я не знаю. Знаю только, как называется эта бухточка.

–  И как?

–  Лунсинху^[56].

–  Странное название. Хотя здесь красиво.

–  А хочешь, посмотрим на город? Обнаженные, они снова вошли в воду и переплыли бухточку. Под каменной аркой били сильные волны. Спрятавшись за мокрой глыбой, они смотрели на порт, на проходящие суда, на лесные горы, которые поднимались за прибрежным строем белых высоток. Со стороны открытого моря донесся мерный гул, и недалеко от них прошел американский эсминец, направляясь в порт. Моряки в белой парадной форме группами стояли вдоль бортов.

–   Видишь? – Андрей указал на кормовой флаг со звездами и полосами. – Тебе нужно встать по стойке «смирно».

–   Прямо так?

Патриция поднялась перед ним, широко разведя руки. Прозрачная вода доходила ей до колен, блестела мокрая кожа, золотистая от загара. Снизу виднелись следы от купальника, сверху их почти не было.

–   Ну и что? – пожал плечами Шинкарев. – Ю-Эс Нэйви^[57] примут это за рекламу местного борделя.

–   А сам ты встанешь так перед рашн нейви?

–   Боюсь, меня поймут только в определенном смысле. А я не готов к тому, что меня так поймут.

–   Зато я тебя правильно понимаю. Плывем назад!

Зеленые волны взлетали между каменными стенами. Патриция уверенно прошла арку брассом, сильными гребками специально вскидывая тело на крутых волнах. Андрей плыл медленнее, опасаясь налететь на подводный камень. В бухточке он кролем догнал Крысу, та тоже перешла на кроль, и гонку они закончили одновременно, упав на сухую горячую гальку.

–   Слушай, я жрать хочу, – сказал Андрей. – Какого хрена, вообще: война войной, обед обедом!

–   Бедненький, я и не подумала! Только оденься, голых я не кормлю.

Они надели брюки, Патриция натянула рубашку, завязав узлом на животе, и они перешли в небольшой грот. Он был обжит, на сводах виднелась копоть; в углу, на надувном матраце, был раскатан спальник, рядом лежал пятнистый военный рюкзак. В одной из стен грота обнаружилась темная расселина. Патриция запустила руку внутрь, достав оттуда две холодные банки пива, с которых стекала вода.

– Там всегда есть вода, холодная и пресная. Видимо, дождевая, – объяснила она, распаковывая рюкзак.

В гроте было прохладно, хотя жара стояла всего в полуметре. Пока Патриция делала бутерброды, Шинкарев, не спросив разрешения хозяйки, прошерстил рюкзак. В боковом кармане нашелся аккуратно уложенный «Узи» – точно с таким же он ходил в «Циньхуа». В другом кармане лежали два снаряженных магазина. Патриция все видела, но никак не отреагировала.

–   Готово, – сказала она, раскладывая бутерброды. – Положи пушку на место, возьми лучше это. – Она забралась в очередной карман рюкзака и протянула Андрею зубную щетку с пастой, мыло и полотенце.

–   Иди мойся, а то ничего не получишь.

Когда он возвратился, женщина смотрелась в зеркальце, поправляя волосы. Андрей поглядел на нее, на приготовленную еду. А ведь это семейный обед. Так получается?

–  Тебе идет «милитари», – потрогал Шинкарев ее зеленую рубашку. – Хотя странно. Такой агрессивный цвет.

–  Почему агрессивный? Это цвет природы. Кому, как не женщине, его носить?

–  Может, и так. Скажи-ка мне вот что, – попросил Андрей, закончив с едой и потягивая пиво, – нам можно делать то, чем мы здесь занимаемся?

–  А чем мы занимаемся?

–  Допустим, сексом. Что тут еще делать?

–  Скажи еще, что без презерватива.

–  Значит, можно. А на вилле было нельзя.

–  Может, у меня месячные были? Кстати, кто-то согласился не лезть с лишними вопросами. Кто бы это был, а?

–  Откуда я знаю, лишний вопрос или нет? Мне что, вообще ничего не спрашивать?

–  Да, мы можем заниматься сексом. Доволен?

–  Давай поваляемся!

–  Не сейчас. Вопрос на вопрос: ты спал с Элизабет?

–  Один раз. И при очень странных обстоятельствах.

–  При чем тут обстоятельства? Спал, значит, спал. И как она тебе?

–  Элизабет – не моя женщина. Ни в каком смысле.

–  Да, наверное...

Патриция собрала мусор в полиэтиленовый пакет, поставила его рядом с рюкзаком.

–  А я тебе кто?

–  Ты моя душа, – торжественно произнес Шинкарев.

–  У тебя что, своей нет? Я серьезно спрашиваю! Думаешь, я шлюха какая-нибудь? Putain?(Бл...дь (фр.)).

–  Ты – моя женщина.

–   Повтори.

–   Ты – моя – женщина. Молчание.

–  Et maintenant fiche moi la paix  (А теперь оставь меня в покое (фр.)), – опустив глаза, сказала Крыса. – Не ходи за мной, пожалуйста.

Она поднялась и пошла к воде, по пути нагнувшись и захватив горсть мелких камешков. Встав у моря, бросала их один за другим, глядя, как, булькнув, они быстро опускаются на дно. Шинкарев, посидев некоторое время, тоже подошел к берегу. Двумя руками, поднатужившись, он поднял здоровенную каменюгу и, раскачав, швырнул ее отвесно вверх. Камень врезался в воду с грохотом разрыва, выбросив высокий пенно-зеленый столб.

– Это ты, – меланхолично заметила Патриция, развязывая узел рубашки. – Ладно, давай поваляемся...

***

На окраине столицы, в стороне от богатых кварталов, разрослось плотное нагромождение лачуг из кривой серой фанеры, досок и ржавого железа. Стоял запах нечистот, гниющих на влажной жаре. Узкие улочки хлюпали черной грязью, в глубоких лужах стояла зеленая вода. Переваливаясь, как утки, изредка проезжали старые американские машины и автобусы без стекол, с помятыми, пестро размалеванными, наполовину проржавевшими корпусами.

В одном из фанерных бараков разместилась группа «лиц славянской национальности». Большинство из них спали, другие играли в карты на деревянном ящике. Смуглый мужчина тщательно брился в углу, чертыхаясь на холодную воду, тупую бритву и обломок мутного зеркала. Один из игравших, крупный светлобородый мужик, обратился к другому:

–   Так ты что, Серый, в Иностранном легионе был?

–   Служил, да.

–   И как туда попасть?

–   Просто. Покупаешь тур во Францию, и на вербовочный пункт – есть такой в пригороде Парижа.

Там отбирают паспорт, проверяют данные по Интерполу, смотрят здоровье, психику. Если берут, то зарплата тысяча баксов в месяц.

–   Нехило.

–   Какое там «нехило»! Почти ничего не остается – высчитывают за форму, за еду, за все.

–   А форма какая?

–   Полевая – обычное «пятно». А парадка смешная: белый мундирчик, белая кепка, серые ремни.

–   Как баба, короче.

–   И сразу говорят: «У тебя нет родины. Легион твоя родина. Флаг легиона – твой флаг».

–   Правильно говорят.

Сергей поморщился. Потом сказал нечто, видимо давно им обдуманное:

–   Да нет... неправильно это. Плохо то, что в России бывших легионеров не любят, на службу не берут. Даже в Чечню не попадешь.

–   Прям как после зоны. Да-а-а, грехи наши тяжкие... Слышь, Рахим, может, за пузырем сгоняем? Я знаю, где тут взять.

–   Отставить! – приказал тот, что брился в углу. – Слышали, что Джекки сказал: всем пребывать в расположении!

–        Ну, тогда сдавай, Серый, по новой! Игра продолжалась.

***

Вернувшись с острова, Ши-фу отдыхал в номере небольшой загородной гостиницы – уединенной, но очень комфортабельной. Молоденькая китаянка разминала его плечи, а сам он просматривал список «солдат триады», которых Чен выделил для охраны приема. Ши-фу будет сопровождать Патриция – эта женщина являлась лучшим украшением светских раутов. Справедливо говорил Сунь-Цзы: «Красивые девушки могут заткнуть рот умным советникам». Впрочем, возраст сказывался и на ней. Господин Ли Ван Вэй последнее время подумывал о новой «фэй» – утонченной красавице, предназначенной для представительской роли. И к кому пристроить Крысу, сохранив ее в качестве перспективной ученицы.

То, что в свое время подвернулся этот русский, было очень кстати, – требовалось только удержать его. И, разумеется, найти подходящее дело – у господина Ли Ван Вэя ничего даром не пропадало.

***

Жаркий день повернул к вечеру. Прозрачная вода была неподвижна, как стекло, даже под аркой стихло волнение. Тени от острых скал поползли по береговой гальке и дальше, по чистому дну, растворяясь в темно-зеленой глубине. Шинкарев сидел на берегу. Патриция вышла из грота, полностью одетая, с высоким пятнистым рюкзаком, свисающим с одного плеча; на другом плече – автомат с вставленным магазином.

–   С кем воевать собралась?

–   Мало ли... Что, уже скучаешь?

–   В смысле?

–   В дело хочется, в активность? А тут приторчал с какой-то дурочкой... Только честно говори, я ведь тебе не вру. Ну-ка смотри мне в глаза! Что ты там видишь?

–   Ничего.

–   Ничего? – Крыса повысила голос.

–   Ничего страшного.

–   А так? – Она направила на него автомат.

–   А ну, убери! – Шинкарев решительно отклонил ствол. – Идиоты так шутят.

– Merci bien! (Спасибо (фр.)).

–   На здоровье.

Вот за это Андрей не был намерен извиняться. Но продолжил вполне спокойно:

–   Что касается скуки, спроси своего Ши-фу. Он тебе объяснит.

–   Что объяснит? Нет, ты объясни!

–   Все просто. Есть жизнь деятельная – vita activa, по-латыни. И жизнь созерцательная – vita contem-plativa. Первая как выдох, вторая как вдох. Значит, нужна и та и другая. Движение в покое, покой в движении...

–   Откуда ты знаешь?

–   А откуда ты знаешь тайцзи? Или про сады камней?

–   Значит, ты тоже учишься... – сделала вывод Патриция. – А что, в России можно учиться?

–   Где угодно можно учиться.

–   Кто тебя учит? Китайский Учитель?

–   Китайский, но не Учитель. Так, инструктор.

–   Расскажи!

–   Хочешь узнать? Серьезно? Ладно, слушай.

...Ранним апрельским вечером, окутанным первым сухим теплом, приятно видеть воду Фонтанки, мелькающую сквозь гранитные башни моста. В мягких, розовато-серых сумерках улица Ломоносова заполнена народом; поблескивающие корытца машин, мигая красными фонариками, выстраиваются плотной лентой в створе высоких темных домов. Во дворе, в квадрате темнеющего неба, развернулись голые ветки узких, высоких лип. За неприметной железной дверью, спрятавшейся в углу двора, охватывает возбуждающий запах спортзала: мужского пота, резины, сухого дерева.

Невысокий черноволосый китаец в такой же, как у всех, черной форме кажется ожившим иероглифом, обозначающим очередную, легко и точно исполняемую, комбинацию. У него крепкие круглые плечи, выбритый до синевы подбородок, узкие глаза, в глазах порой мелькает грозный блеск:

– Спина пряма, расслабиса! Рука длинный, непрямой, на полкруга идет!

Шинкарев поздновато пришел в тайцзи – поначалу хрустели суставы, болели нерастянутые связки. Но порой что-то мелькало, будто поднималась от живота невидимая волна и катилась по телу легкой сухой прохладой, иголочками покалывая в ладонях. Рука сама идет вверх, разворачивается поясница, скручиваются расслабленные бедра, а над ухом снова:

– Расслабиса! Улыбаса! Как убийса улыбаса! Макушка – «бай-хуэй» – идет в пустоте, пах – «гуэй-инь» – в тяжести, кисти ровными кругами «наматывают нить», Инь и Ян играют друг с другом: одна нога тяжелая, другая легкая, стойка открытая, за ней сразу закрытая:

 
наверху  бьют в горло, снизу бьют в интимное,
 
 
в центре два бока и смотри в сердце,
 
 
в нижней части две голени и два колена,
 
 
на ладонь от заднего мозга важна истинная
душа – хунь...
 

«Алмазный силач» – чуть влево, чуть вправо; руки ровно по кругу, нога резко вниз, на подножку с рывком рукой; сразу выход на «Ленивое закатывание рукавов»; – и снова круг скрещенными кистями; руки расходятся кругами; пинок коленом вперед; пальцы в горло; удар стопой назад; потом плечо, локоть, за локтем кисть выстреливает по дуге, попадешься – так и воткнется...

– Расслабиса! Корпус пряма держать, шарика не потерять, энергия вниз пойдет, сама пойдет!

 
Тигры и барсы глубоко в горах живут,
 
 
Водяной дракон резвится в пучине,
 
 
пустые разговоры – как разлившаяся тушь,
 
 
конец – в завершении моей собственной искренности... ^[58]
 

Энергию можно потрогать. В кистях, выставленных «в шарик», возникает легкий зуд, покалывание, вибрация. В центрах ладоней («лао-гун») нарастает возбуждение, между ладонями словно протягивается толстая заряженная трубка, по которой что-то живое пульсирует-упирается. «Шарик» наполняется, становится упругим, напряжение перекатывается, ощутимо сопротивляется сжатию – и вот она, энергия Ци, в руках, словно детский мячик. Потом раз – и выскочила, и ладони уже не сопротивляются, схлопываются,  вжимаются друг в друга. «Зубами не удержал – губами разве удержишь!»

В почках энергия черная и горячая, в даньтяне, внизу живота – киноварно-красная. А в руках она белая, и тут в голосе китайца появляется странная нежность:

–  «Ма-бу» стоять, шарика держать, время идет, энергия видеть: такая красивая...

–  Тихо! – перебила Патриция. – Слышишь?

На подходе к острову раздались слабые, но отчетливые звуки судового дизеля.

–  Наши? – спросил Шинкарев.

–  А кто здесь – наши?

–  Тебе лучше знать.

Они спрятались за камнями. Андрей забрал у Патриции автомат, заняв позицию для стрельбы лежа. Звук мотора усилился, стало отдавать эхо, и в бухте показалась знакомая яхта. Она ровно шла по красной закатной воде, то ярко белея на солнце, то пропадая в тени. Не стопоря машину, кораблик снизил скорость, зашуршав, коснулся килем донной гальки. Из рубки показался Чен, из-под ладони осмотрел берег; увидев поднявшегося Андрея, жестом пригласил на борт. Шинкарев повесил на шею автомат, закинул на плечо рюкзак и направился к берегу. Патриция шла рядом, одной рукой демонстративно обнимая Андрея за талию. Чен подал ей руку с борта.

–  Тебя ждут. Форма одежды парадная. Женщина сразу же спустилась в салон. Чен сказал лишь пару слов, однако обращался к Патриции он явно иначе, чем прежде. На корме сидел Вонг, под его легкой белой курткой угадывались контуры «Узи». Чен с Шинкаревым поднялись в рубку, винт выбросил воду из-под кормы, яхта отошла назад. Разгоняясь, она сделала круг по бухте и, выровняв крен, на полной скорости промчалась под аркой в открытое море. Чен, плотно взявшись за рычаги, повел яхту в сторону порта; судно шло на редане, подняв нос над водой, ветер свистел за приоткрытым иллюминатором, высокий пенный вал поднимался за кормой.

–  Вопрос можно? – подал голос Шинкарев.

–   Спрашивай, – разрешил Чен, не поворачивая головы.

–   Я тут подумал... ведь мы ту бабу могли и по-тихому взять. Завалить пару бультерьеров, да и ладно. Зачем столько народа покрошили?

–  Тебе что, жалко?

–  Не знаю... люди все же.

Андрея беспокоила та темная радость, которую доставила ему стрельба по залу. И он хотел... сам не знал, чего хотел – может, выпытать что-то у Чена? Или оправдаться? – но перед кем?

Китаец повернулся к Шинкареву, хмыкнул и снова уставился строго по курсу.

–  Чен, слышишь меня? – заговорил голосом Патриции динамик переговорного устройства.

–  Чего надо? – буркнул китаец.

–   Скажи Эндрю, пусть ко мне спустится. Чен повернулся к Андрею:

–   Слышал? Приказано идти.

–   А что?

–   Да ничего.

Проходя через салон, Андрей налил виски в два стакана. В спальном отсеке Патриция стояла перед зеркалом: голова обмотана полотенцем, из всей одежды – лишь белые босоножки на высоком каблуке да узкий шелковый треугольничек  на интимном месте. На шпильках ее фигура изменилась – в тесном пространстве вызывающе круглились икры, ягодицы, бедра, груди, контрастируя с узкой спиной, длинной шеей и тонкими прямыми плечами. Она поставила ногу на койку, медленно раскатывая вверх прозрачный чулок.

            «Какая-то другая стала. И все равно хороша».

–   Будешь? – Андрей подал стакан.

–   Помоги.

Патриция, отхлебнув виски, указала на ногу. Чулок пополз вверх по гладкому загорелому бедру, руки приблизились к скользкому шелку трусиков.

– Плотнее, – указала женщина.

Яхту встряхнуло, но Андрей успел придержать Крысу за талию, другой рукой раскатывая кружевной верх чулка. Рука сама собой легла на шелковый треугольничек, мягко поглаживая его снизу вверх. Женские бедра напряглись, ягодицы стали твердыми, но Патриция, чуть отстранившись, поставила на койку другую ногу:

– Теперь эту.

Шинкарев поймал себя на странной мысли – он не улавливает эмоционального тона, да и точного смысла происходящего. Это как, нормально, что женщина взялась разговаривать таким командным тоном? Там, на острове – он подписался на что-то? Признал какой-то новый статус? В отношениях с Крысой? В отношениях с китайской командой? Вроде бы нет. И тем не менее... «Бди!» – как всегда, вовремя напомнил Козьма Прутков. Мужские руки вновь заскользили по бедру, приближаясь к горячему шелку; перед глазами качалась круглая грудь с твердым розовым соском. Снизу пальцы попали под шелк, на волосы, густо покрывающие мягкий Венерин бугор. Женщина, не меняя бесстрастного выражения лица, захватила своими бедрами ногу мужчины, слегка присев и поддавливая низом живота. Так они замерли на некоторое время, потом Патриция выпрямилась, отстранилась и достала из шкафа узкий кружевной лифчик. Она накинула бретельки на плечи, осторожно проведя их мимо пластыря; груди вложила в чашечки и повернулась спиной к Андрею:

–   Застегни, пожалуйста. И больше не трогай меня – боюсь вспотеть, а мыться уже времени нет.

–   Работа ждет?

–   Можно и так сказать.

Патриция сбросила с головы полотенце, – влажные каштановые волосы рассыпались по плечам, – затем подняла с койки легкое платье из полупрозрачной палевой ткани и надела его через голову, высоко вскинув руки.

–   Ну как?

–   Военная рубаха лучше, – не совсем искренне ответил Андрей. Неужели он начал ее ревновать? Вот уж не ко времени.

–   Там тоже война, – ответила Патриция.

–   И как успехи на половом фронте?

–   Я еду не для этого.

–   Я не спрашиваю про твою поездку. Я в целом.

–   Все в прошлом. Вот у нее были успехи.

О своем фото, висящем на стене, она говорила отстранение, как о другой личности.

–  Знаешь, кто был у нее первым?

– Ну, скажи.

«На кой хрен мне все это? Мазохизм какой-то. Да нет, все надо знать».

–  Итальянский военный моряк. Такая красивая форма, с блестящими пуговицами. Он их расстегивал, расстегивал, расстегивал... Наконец, снял штаны...

–  Момент истины?

–  Точно. – Женщина пригубила виски. – Что глупости вспоминать!

–  А как ты одевалась?

–  А-а-а, как одевалась... – Патриция даже рассмеялась от удовольствия. – Смешно одевалась. Только представь: черный джемпер в обтяжку, мини-юбка цвета леопардовой шкуры, черные колготки и черные армейские ботинки.

«Ножки, судя по всему, были стройные – крепкие, но не худые. Да плюс веснушки, мягкие детские щеки, каштановые волосы по плечам. Н-да... французочка. Обалдеть».

–  Тогда были успехи, а сейчас?

–  Только ты. А у тебя?

–  Аналогично. А теперь отвечай по Хемингуэю: «Ох, милый, я такая несчастная!»

–  С чего это я несчастная? Пошли, а то несем чушь какую-то. Плесни мне еще.

Проходя через салон, Андрей захватил стакан и для Вонга. Тот принял его молча, в знак благодарности кивнул головой. Он снова был в пестрой рубашке, пиджак с автоматом куда-то исчез. Яхта, снизив скорость, повернула к городской набережной, на которой замер в ожидании массивный серебристый «Мерседес». Задняя дверца была открыта, рядом с машиной стоял Ши-фу, одетый во фрак. Яхта медленно подошла к каменной стенке, качаясь на волнах, постукивая о камень резиновым обводом борта. Вонг прыгнул на набережную, протянул руку Патриции. Снизу ей помогал Андрей, придерживая последовательно за плечи, талию и бедра.

– Чао, милый!

Перед глазами взлетел легкий подол платья, поднялась нога в прозрачном чулке, затем узкая ступня, перекрещенная белыми ремешками. Нарядная женщина устроилась на заднем сиденье, положив на колени сумочку, Ши-фу с Вонгом тоже сели в машину. «Мерс» тронулся, и яхта, рявкнув дизелем, отвалила от стенки. Набирая скорость, она пошла вдоль набережной, направляясь к марине. Шинкарев стоял на корме, глядя туда, где только что скрылся автомобиль. Его женщина отправилась... куда-то. Так надо? Наверное, надо.

Постояв немного, Андрей выбросил стаканы в море и поднялся в рубку.