Текст книги "Избранные произведения. Том 1"
Автор книги: Всеволод Иванов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)
Плавильное отделение химической лаборатории. Под сводами горят печи, куда воздух накачивается громадными мехами. Полумрак. Сбоку от печей, ближе к окнам в сад, – громовая машина. От нее протянуты толстые железные провода в окна.
Гроза усиливается. Вокруг померкло. Мгновение зловещей тишины, – сильнейший блеск молний, следующих одна за другой, раскаты грома… В дверях – Ломоносов с бумагой и пером в руке. За ним – Елизавета Андреевна, Поповский, Гриша Уктусский.
Ломоносов.Будто пожар пылает. Хорошо! Поповский, видишь?
Поповский.Все вижу.
Ломоносов (передавая ему бумагу и перо).Пиши актус. Опыт начинаем.
Елизавета Андреевна.Михаил, ты устал. Отложи опыт!
Ломоносов.Кто это говорит?
Елизавета Андреевна. Я…
Ломоносов.А еще недавно, кажись, ты другое говорила?
Елизавета Андреевна.Но ведь и гроза по-иному шла! И… я тебя не отговариваю, Михаил. Я говорю только – будь осторожен.
Ломоносов.Осторожность – мать добродетели. А добродетелей у меня столько, что малая толика неосторожности мне вредна не будет. О-о! Электричество-то слабо идет в машину. Григорий, дай-ка клещи.
Елизавета Андреевна. Прибавить металлических прутов хочешь? Не опасно ли?
Ломоносов (жене).Для чего я и брат мой громовый Рихман делаем опыт сей? Что есть молния? По утверждению мракобесов – это «флогистон», непостижимая сила, которую Илья пророк спускает из туч для нашего устрашения. Ан, нас не напугаешь! Мы не верим этому! Мы утверждаем, что никакого флогистона нет и что молния и гром суть электрический разряд, происходящий от столкновения двух туч, заряженных двумя разными родами электрической силы. Понятно тебе, Лизавета?
Елизавета Андреевна. Михаил, ты мне об этом много раз говорил!
Ломоносов.Много, да, видно, не убедительно. Что будет показывать моя громовая машина? Сближение туч. Чем будут сильнее тучи сближаться, тем ярче будут искры в моей машине. А когда совсем сблизятся, тогда…
Елизавета Андреевна. Тогда, Михаил?..
Ломоносов.Тогда будет доказано, что никакого «флогистона» нет, а есть великая материя,которую всючеловек покорить сумеет! Стоит это узнать, жена?
Елизавета Андреевна. Стоит.
Ломоносов.Поповский? Уктусский?
Поповский, Уктусский.Стоит!
Ломоносов (жене).Вот для чего я и провода прибавляю. Ага! Наладил. Теперь вспышки почаще будут. (Пробует подачу искр из громовой машины.)Пиши, Поповский, в актус. «Электрический свет через свою громовую машину троякого рода я наблюдал. Первый – в искре с треском, часто с излучиною»… (Стук в дверь.)Открой, жена.
Входит мастер Захар, ведя за руку слугу Рихмана.
Захар.Михайло Васильич!
Ломоносов (возясь у машины).Слышу, Захарушка.
Елизавета Андреевна.Беда с Рихманом!
Ломоносов.Что с ним, Себастьян? Что у Рихмана?
Елизавета Андреевна (опускаясь на табурет, Поповскому, в ужасе).О боже! Николай Никитыч, уведите Михаила. Рихмана убило молнией!
Слуга Рихмана (Ломоносову).Господин академик! Стоял мой барин от указателя электрического в отдалении не более фута…
Ломоносов.На десять футов стоять должно, на десять!
Слуга.Художник Соколов, который от Академии прислан был опыт зарисовывать, стоял на десять. Художник остался жив, а барина моего… (Плачет.)
Ломоносов.Рихман убит! Любимый, громовый брат мой! Погиб ты со славою, узнавая тайну молний. Успел он сделать записи опыта, Себастьян?
Слуга.Не успел, господин академик.
Поповский.Михайло Васильевич!
Ломоносов (грозно).Ну?
Елизавета Андреевна. Прошу тебя, выслушай его, Михаил!
Ломоносов.Быстрее, ну!
Поповский.Я вас прежде не отговаривал, Михайло Васильевич…
Ломоносов.Понеже и не к чему это было!
Поповский.Но… смотрите, какие тучи! Я в жизни таких не видывал… Ради отечества!
Ломоносов.Ради отечества, науки, жены моей, ребенка моего, учеников, тебя, Поповский, тебя, Уктусский, тебя, Захар, – то, что в опыте своем не успел записать Рихман, мы запишем!.. А кому боязно – уходи!
Елизавета Андреевна. Да никто не уйдет, Михаил!
Ломоносов.Тогда, чтоб больше мне не мешать! Григорий!
Уктусский.Смотрю в небо, Михайло Васильич.
Ломоносов.Что в небе?
Уктусский.Тучи сходятся…
Со двора, сквозь окна, доносится глухое пение хора. Пение это быстро растет.
Ломоносов (пишет).Это кто поет?
Поповский (глядя в окно).Монахи у монастыря. (Елизавете Андреевне).Монахи крестным ходом прямо к нам идут. Смотрите, через забор лезут…
Елизавета Андреевна. …с кольями, топорами! О-о!..
Звон разбитого стекла. Поповский отшатнулся от окна, схватившись за лицо.
Николай Никитич! Вас ранили?
Поповский.Щеку разрезало стеклом.
Ломоносов.Поповский, пиши.
Поповский садится за стол.
Что у тебя? Кровь?
Поповский.Пустяки. Оцарапался.
Пение монахов ближе. Звенят разбиваемые стекла лаборатории.
Ломоносов.Да что там звенит? Какие стекла?
Поповский.Уктусский, видно, ногами о склянницы малые задевает!
Ломоносов.Это он со страху перед грозой. Не робей, Гриша!
Уктусский.А я не робею, Михайло Васильевич!
Елизавета Андреевна.Ах, боже! За что терпим?!
Ломоносов.За то терпим, чтоб научились наукам россияне, чтоб поняли свое превосходство!..
В громовой машине – сильный треск, искры.
Что в небе?
Уктусский.Тучи сошлись плотно!
Блеск молний. Гром.
Ломоносов.Смотрите! Сейчас тучи сойдутся еще плотнее, – искр будет еще больше!
Молния. Гром. Сильнейший удар.
Ага! Пиши, Поповский!.. «облака, сообщая одно другому свою силу, столь долго между собой блещат и гремят, сколь долго электрическая сила в них действует»… Ха-ха, славно!..
Новые, еще более сильные удары молнии и грома, которые нестерпимо ярким блеском отражают себя в громовой машине.
Пиши, Поповский! «Молнии и атмосферное электричество происходят от движения волн воздуха, – и никакого флогистона ни в тучах, ни на земле, и нигде нет! »Доказано! Доказано, брат мой Рихман! Слава тебе, Рихман, слава науке русской!..
Четвертое действие
Берег Невы возле Академии наук, еще без гранитной набережной. Бревна, какие-то высокие ящики, куски дикого камня, которые обрубают для набережной два тесаря, – один из них бывший ловчий. Пристань с перилами. Неподалеку от нее – нос легкого корабля, над кранбалкой которого красуется серебряный купидон – андроид. От пристани, через грязь, к боковому входу темнокрасного здания Академии ведут деревянные мостки. За Невою виден шпиль Адмиралтейства. Мастеровые, дворовые и другие жители столицы стоят на пристани, любуясь Невой. Дорога к главному входу Академии преграждена цепью гвардейцев-измайловцев.
С реки доносится песня.
Жители столицы:Барок-то, плотов! Кораблей!..
– День и ночь идут. Товары везут… Сотни барж для Англии, Норвегии, Пруссии. Это на каких плотах поют-то?
– А вон на тех с железом!
– Красиво поют.
– Под красивую песню так и увезут за границу всю нашу Россию.
– Сколько плотов с хлебом-то прошло.
– А кожи-то, пеньки да смолы!
– Эвон лес, бревна, доски!
Продавец градоровальных портретов. Господа, господа, жители столицы! Продаем небылицы, знаменитые градоровальные лица! Три алтына! Президент Академии гетман Разумовский! Великий ученый Эйлер! Всем известный профессор и поэт Михайло Ломоносов, лекцию коего будете слушать сегодня. Три алтына! Покупайте, любезные жители столицы!
Ловчий.А ну, ты, с картинками, подь сюды!
Продавец.Вот Ломоносов, ты о нем слышал?
Ловчий.Слышал. Сколько?
Продавец.Три алтына.
2-й тесарь.Спятил! За три алтына нам камни неделю надо тесать! Грош!
Продавец.Три алтына! Бери, бери, складывайся, а бери, пока не расхватали другие.
Тесари разглядывают портреты.
Господа жители столицы, портрет безвременно сраженного молнией академика Рихмана, три алтына.
Мастеровой (входит, гвардейцам).Ломоносов, сказывают, здесь пройдет? Пропусти ко входу!
Гвардейцы.Что с главного входа, что с бокового, пускать не велено! Осади-и!
Мастеровой.Люди добрые, не слыхали ли вы, Ломоносов в Академии наук нынче лекцию читает?
Жители.Будет! Здесь, будет!
Мастеровой.Не пришел еще?
Жители.Все его здесь ждем. Желаем приветствовать. Болен, говорят.
Мастеровой.Слышал. Слышал, болен. Злодеи! Какого богатыря замучили! Илью Муромца и Добрыню Никитича вместе. (Слушая песню.)Примечательно поют!
Гвардейцы.Проходи, люди! Проходи!
Жители.На лекцию Ломоносова пришли.
Сержант.Никого не велено пускать! Расходись! Измайловцы! Цепью оттеснить! А к парадному хлынут – и от парадного оттеснить. Осади! Осади!
Измайловцы вместе с сержантом оттесняют народ и уходят. Остались лишь тесари. С реки опять слышна песня, которая приближается.
Ловчий (вздыхая).Ни лекции, ни Ломоносова. Одна только песня и уцелела.
2-й тесарь.Надо бы струмент сменить.
Ловчий.Пойди смени. А я на Ломоносова хочу взглянуть. Никак, идет он?
2-й тесарь уходит.
Медленно входит, тяжело ступая, Ломоносов, в плаще, опираясь на толстую резную палку. Он с трудом передвигает забинтованные под чулками ноги.
Изменился-то как! Страсть! Здравствуй, Михайло Васильич!
Ломоносов.Здравствуйте! (Останавливается козле тесаря.)Гранитную набережную? Дело. Пора быть Питеру каменну, широку, красиву. Набережная Академии наук! Крепка ли будет, тесарь?
Ловчий.Никаким штормам не свалить. Да ты меня не признал, что ли, Михайло Васильич?
Ломоносов.Лицо будто знакомое, а не припомню.
Ловчий.Ловчим я был на царской охоте, лет семь тому назад…
Ломоносов.А! Еще мы с тобой об Московском университете говорили. Открыли ведь его.
Ловчий.Слышал.
Ломоносов.А ты как же, братец, из ловчих в тесари-то затесался?
Ловчий.Ноги застудил на охоте. Ну, а руки остались, струмент держат. Ты, сказывают, тоже где-то простудился.
Ломоносов.На заводе у себя, на стеклянном.
Ловчий (стуча в камень).Та-ак…
Ломоносов (присаживаясь).Та-ак, братец, та-ак…
Ловчий.А та барыня-то, что на охоте метко-преметко стреляла, – гетманша-то, – с Украины, сказывают, приехала? Корабль вот этот у англичанина купила. И во-он ее ладья на Неве сюда плывет!
Ломоносов (посмеиваясь).И все-то ты, братец, знаешь.
Ловчий.Лакеи знакомые во дворцах, а лакейский язык – длиннай. Вчерась вот, сказывают, сама царица велела тому гетману к себе приехать. Проворовался он, что ли, там у себя на Украине… знать, поймали. Она его по-петровски выругала да по роже – хрясь!
Ломоносов.Пустое болтают.
Ловчий.Оно, конечно, народ любит поболтать. Говорят, вот тоже, будто студентов твоих, Михайло Васильич, послали на Урал работать там пять иль семь лет, а вернуться приказали через три с небольшим. Пустое тоже?
Ломоносов.Нет, это правда.
Ловчий.А они как, вернулись?
Ломоносов.Нет.
Ловчий.И не надо. Не с добра зовут.
Ломоносов.Я тоже думаю: не с добра,
Ловчий.А тебя, будто, за то, что студенты твои по хотят возвращаться, судить будут?
Ломоносов.И это ты знаешь?
Ловчий (посмеиваясь).Ды-ть, как же, Михайло Васильич! Ты вот о добром для людей будто и в четырех стенах говоришь, ан, тебя весь Питер слышит! Да что – Питер? Вся Расея! Ты, Михайло Васильич, на суд тот иди. Они, злодеи-то твои, тебя без тебя судить собрались. Он-де болен, его-де и звать не надо!.. Иди!
Ломоносов.Я и пришел.
2-й тесарь (входит).Пошабашили, Данилыч.
Ловчий.Пошабашили так пошабашили. Пойдем. Прощай, Михайло Васильич! Добьемся.
Ломоносов.Добьемся. Прощайте, добрые люди.
С корабля спускаются подвыпившие академики – Уитворт, де-Рюшампи, Миллер и за ними Теплов.
Теплов.Ну и обед же ты закатил, сэр Уитворт!
Миллер.Да, дышать даже тяжело…
Ломоносов.Дышать тяжело оттого, что сразу всю Россию проглотить хотите. Подавитесь!
Уитворт.Ба! Наш заклятый враг здесь.
Де-Рюшампи.Подыхает? Или уже подох?
Ломоносов.Хороните Ломоносова? Не рано ли?
Уитворт.Зачем хоронить, сэр? Вы столь отважны, что сами себя похороните, ха-ха! Любуетесь моим кораблем? О, это самый парусистый корабль Европы! И я его продал Разумовским, и мы поэтому сегодня, – как это по-русски? – «вспрыскивает»? – ха-ха!.. И миледи Разумовская украсила свой корабль сегодня серебряным купидоном. Что это означает, не знаете?
Де-Рюшампи.Миледи, говорят, уплывает за границу, лечиться…
Теплов.Это еще не решено, господа, не решено.
Миллер.Но, насколько я знаю, решено вашу химическую лабораторию, Ломоносов, передать Христиану фон-Сальхов? Немцу, немцу!
Ломоносов.Что – немцу?
Миллер.Передают лабораторию немцам, которых вы ненавидите!
Ломоносов.Ненавижу немцев? А мой друг – великий Эйлер? А мой друг – покойный Рихман? А то, что я учился в Германии? А то, что моя жена – немка? Нет, господин Миллер, умных немцев я люблю, а наглых невежд – и русских ненавижу!
Уитворт.Все русские – невежды!
Теплов.Ну, это ты хватил через край, сэр Уитворт.
Уитворт.Все. Если б не все, у вас была бы наука. А где русская наука? Ха-ха! Где она? Вот вы, господин Ломоносов, долго хлопотали об открытии университета в Москве. Его вам открыли. И что же? Университет есть, а студенты в него не записываются.
Миллер.Потому что плохи профессора.
Ломоносов.А плохи они потому, что посылают туда тех, кого посоветует Шумахер.
Миллер.Уж не по вашему ли совету посылать, Ломоносов?
Ломоносов.А почему бы и не по моему, академик Миллер?
Миллер.Да потому, что вы ничему научить не в состоянии.
Ломоносов.Эка!
Миллер.Нельзя одному преподавателю преподавать всенауки. А вы учите и грамматике и тому, как делать телескопы!
Ломоносов.Да, и телескопы такой силы, посредством которых я вижу всю вашу душу, Миллер.
Миллер.Что это за телескоп, Ломоносов?
Ломоносов.Любовь к отечеству! (С большим воодушевлением.)Все науки?! Одна наука! Вот вы, академик Миллер, взялись за одну науку – русскую историю, – и так налгали на русских, что вас бы поганой метлой стоило выгнать из России, кабы не ваши заслуги по собиранию русских летописей.
Миллер.Где и что я налгал?
Ломоносов.Вспомните диссертацию вашу – «О начале русского народа». Хорошо начало! На каждой странице вашей диссертации русских бьют, гонят, побеждают… Откуда вам верить в русские науки, когда вы и в Россию-то не верите? Ан, есть русские науки! Есть и будут! И ничем они не отличаются от иноземных наук, а если и будут отличаться, так своим превосходством!
Миллер.Следовательно, моя наука никак не блещет перед вами?
Ломоносов.Нет, почему же? При ярком солнце и насекомые блестят.
Миллер (в ярости).Нет, господа, на Ломоносова даже моей природной кротости не хватает!
Уитворт.Я его сейчас усмирю и уничтожу. Де – Рюшампи! Сколько мы сегодня погрузили кораблей?
Де-Рюшампи.Двенадцать, сэр.
Уитворт.А вчера?
Де-Рюшампи.Четырнадцать, сэр!
Уитворт.Двадцать шесть кораблей за двое суток. Что я увожу? Невыделанные кожи, руду – железную, медную… Где ваша юфть, Ломоносов? Где ваше железо, сталь, медь? Почему вы его самине плавите?
Ломоносов.На это я вам отвечу, сэр.
Уитворт.Когда?
Ломоносов.Скоро, сэр.
Уитворт.Но, однако, когда же? Ваши года преклонны, сэр.
Ломоносов.В преклонных годах собирают ту жатву, что посеешь в зрелые годы.
Теплов.Будет, будет спорить. ( Академикам.)Идите-ка на конференцию. А я здесь малость передохну: обед был объемист.
Академики, кроме Ломоносова, уходят.
А ты их ловко, Михайло Васильич! Мошенники! Ты знаешь, сколько этот Уитворт с нас за корабль сорвал?
Ломоносов.Не знаю и не хочу знать.
Теплов.И напрасно. А зря ты на конференцию пришел, Михайло Васильич.
Ломоносов.Зря?
Теплов.Зря. Что это с тобой?
Ломоносов.Что? Вороны в глаза впиваются. Живому глаза клюют!
Теплов.Неужто ты так о Шумахере?
Ломоносов (схватывая камень).Раздробил бы я ему голову всенародно!
Теплов.За что?
Ломоносов.Он про моих студентов кричит: «беглые!»
Теплов.И впрямь беглые.
Ломоносов.Беглые?! А сколько они за эти несколько лет заводов настроили? Беглые?! А сколько они меди, железа, стали, орудий налили?.. Беглые! А сколько машин, кораблей? Сколько парусного полотна, кож?.. Вот вы все беглые от правды, это верно!
Теплов.Зря все кричишь.
Ломоносов.Нет, не зря! И выгнать вам моих студентов из Академии не позволю, ибо им пора быть профессорами…
Теплов (насмешливо).Вот как!
Ломоносов.…Вновь открытого Московского университета! Когда Москва узнает, какие в университете умные профессора, весь университет будет полон. Обо всем этом я написал на Урал генералу Иконникову!
Теплов.Тоже зря. Иконников в Петербурге.
Ломоносов.В Петербурге?
Теплов.Вызван высочайшим повелением. Не заступится Иконников за твоих студентов. Какой дурак пойдет против гетмана и президента, брата тайного мужа императрицы и вдобавок фельдмаршала? Смирись лучше!
Ломоносов.Не смирюсь. Я пришел сюда ради бури и ее воздвигну!
Теплов.Ой, смирись! Говорю, тебя жалеючи. Ибо сказано: «Иже бо в печали кто мужа призрит, то аки водою студеною напоит тя в дни зноя».
Барабан. Через сцену, к главному входу, пробегают измайловцы. Слышно, как подъехала карета. Голос Разумовского: «Здорово измайловцы!» Сотни голосов неразборчиво, но громко орут: «А-а-а… я – я-я… В-а-ва-во-во».
Спешу президента встречать. А встречу, – вернусь: никак, ладья графини подплывает сюда? Смирись! Люблю я тебя, человечище!
Теплов ушел. Голоса и шум у главного входа стихают. Сумерки совсем сгустились. В окнах Академии зажглись люстры. Песня, слышны всплески весел. На пристань поднимается Нарышкина.
Нарышкина.Михайло Васильич! Ах, как рада, что вас нашла. Я посылала к вам домой, чтоб упредить… вас нет… я поплыла скорее на ладье. Похудел. Бледен. Печален. Нога забинтована. Ножной болезнью, говорят, страдаете?
Ломоносов (прикрывая плащом забинтованную ногу).Ничего.
Нарышкина.Да и я не весела. (Улыбаясь.)Но, надеюсь, не подурнела?
Ломоносов.Где подурнеть? Еще лучше стали,
Нарышкина.Это от накидки. Накидка из Парижа, бриллианты из Амстердама, хороши? Ха-ха! Проклятое бабье кокетство. Не осуждайте меня. Мы попрежнему друзья? Да присядьте же рядом! (Ломоносов садится.)Михайло Васильич! Вас здесь опозорят, засудят, убьют…
Ломоносов.И все же я отсюда не уйду.
Нарышкина.Уходить не нужно. Нужно уплыть.
Ломоносов.Куда?
Нарышкина.А куда глаза глядят! Красивая земля есть не только в России.
Ломоносов.Для меня нет краше земли, чем Россия.
Нарышкина.Вы можете взять на мой корабль жену, ребенка, свои книги… Я помогу вам во всем! И здесь и там. Мне тоже разрешено плыть за границу. Граф Кирилл в немилости двора. (Смеясь.)Он опасается, что если я останусь в милости, то тем увеличу немилость к нему. Впрочем, в милости ли я? Началась охота на лосей, а меня не пригласили!.. А графу Кириллу, вы слышали, приставили наблюдателя из генералитета, сиречь его лишили управления Украиной.
Ломоносов.Но у него осталась еще Академия наук.
Нарышкина.А если и здесь найдут беззакония?.. Что вы смеетесь? Вы ничего не понимаете! Шумахер, Теплов, Тауберт – вас же, вас тогда уличат в беззакониях!
Ломоносов.Какие же я совершал беззакония?
Нарышкина.Все, какие свершали они. (Пауза).Мне тяжело. Я одинока. (Пауза).Позвольте мне свершить доброе дело, доброе дело для России, и тогда я не буду чувствовать себя такой, никому не нужной куклой.
Ломоносов.Что же я должен вам позволить?
Нарышкина.Позвольте мне увезти вас, ради сохранения вашей жизни, жизни столпа русской поэзии и науки. Иначе вы погибнете.
Ломоносов.Вы предлагаете мне бежать из России? Накануне войны с Фредериком Прусским?
Нарышкина.Да! Какое несчастье для России! Фредерик Второй – великий полководец.
Ломоносов.Карл Двенадцатый тоже считался великим полководцем.
Нарышкина.Но Петр Великий умер.
Ломоносов.Петр Великий умер, но осталась великая Россия, а она бессмертна и непобедима. Вы меня почитаете истинным сыном России?
Нарышкина.Превыше всех сынов ее!
Ломоносов.И вы мне предлагаете бежать, ради сохранения моей жизни?
Нарышкина.Да.
Ломоносов.Нет. Я к сему себя посвятил, чтобы до гроба моего с неприятелями наук российских бороться, как уже борюсь двадцать лет, стоял за них смолоду – на старости не покину. Моя жизнь в учениках моих.
Нарышкина.Ваши ученики сегодня будут брошены в тюрьму.
Ломоносов.Тогда и мне… лучше сидеть с ними в тюрьме!
Нарышкина (помолчав).Простите. Да… Я заблудилась… Нева, огни в Академии и на Неве… и ни одного огонька в душе! Надо идти на конференцию…
Входит Теплов.
Теплов.Графиня Катерина Ивановна, прошу вас… Его сиятельство президент вас ждут, не начинают конференции.
Нарышкина.Прощайте, Михайло Васильевич. Эй, люди! Палашка!
Со стороны пристани появляются лакеи и горничная Нарышкиной, подбирают ее шлейф, и все, кроме Ломоносова, уходят к главному входу Академии. Стемнело. Фигура Ломоносова в темном плаще почти неразличима. Он медленно идет к боковому входу.
Ломоносов.Трудно и встать, а того труднее двигаться… в голове – шум, а ноги будто каменные…
Стефангаген (раскрывает окно и, не видя Ломоносова, кричит).Ломонософ! Ломонософ?! Вас двадцать раз приглашать? (Повернувшись, кричит в здание).Ломоносова нет, он ушел домой!
Ломоносов (входя на крыльцо).Ан, не ушел и не уйду!..
