Текст книги "Избранные произведения. Том 1"
Автор книги: Всеволод Иванов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)
Ученики (в восторге).Вот слава! Ай да поморы!
Ломоносов.И, подлинно, слава! (Показывая ученикам по глобусу.)За одну навигацию хотят они не токмо прийти из Сибири в Питер, а еще и успеть вернуться в Колу. Вернетесь, шкипер Подволошнов?
Подволошнов.Летом не дойдем, зимой пойдем! Прошлый рейс, десятого сентября, пониже Лефотенских островов (показывая на глобусе)видели мы последний раз солнце и дале плыли на Колу в полутьме.
Ломоносов.Что доказали сии дивные русские люди? Они доказали, что Северное море и зимой для плаванья не опасно. Это – раз! А второе – предсказывают они, что пройдут наши корабли Ледовитым океаном в Тихий. А что они третье, ребятушки, доказывают? Ну?
Ученики.Михайло Васильич, не знаем. И догадаться нельзя!
Ломоносов.А третье – они доказывают, что когда выполните вы свои задачи на Урале, они заместо долгого сухопутного движения повезут ваши орудия, машины, железо, сталь, медь, кожи морем. И быстрей, и дешевле! Верно, штурман Подволошнов?
Подволошнов.Для того и рейс делали, Михайло Васильич.
Ломоносов.Люблю море и завидую тем, кто плавает в нем. И бурям, которые вы побеждаете, завидую.
Седой.Слыхали мы, что тебе и в Питере, Михайло Васильич, бурь видеть приходится не мало.
Подволошнов.Кланяемся тебе еще, Михайло Васильич, просфорой от соловецких угодников. А еще кланяемся водой в склянице. Воду эту, как ты желал, зачерпнули мы в самом Ледовитом океане и привезли тебе.
Ломоносов.Клементьев, возьми! Вода сия ценна весьма для опытов химических.
Горбоносый.А это ребятишкам забава, клык звериной, под названием «мамонт». Только в наших краях таких теперь живыми не встречаем. На Грумант-острове, то-бишь, по-нонешнему, на Шпицбергене, сказывают, мамонт еще ходит…
Юный помор.И там перемерли.
Дед на него шикает.
Ломоносов (указывая на клык).В кунсткамеру! (Обнимая, ведет седого помора к креслу.)Садись, садись, Евграф Иваныч. В Белое море вместе когда-то ходили, учил ты меня, помнишь, мореходному делу?
Седой.Учил, учил! А теперь внука к тебе в ученье привез. Кланяюсь тебе внуком, Михайло Васильич, прими в науку и обучи!
Ломоносов.У меня ученье не легкое, Евграф Иваныч.
Седой.Знаю, знаю!
Ломоносов (глядя на юного помора).Подойди, садись. Чей? По наружности, вроде Парфенов?
Седой.Угадал, Парфенов сынок, Михайло Васильич, Парфенов.
Ломоносов.А сам Парфен, небось, все с Аммосом Корниловым на Грумант-остров ходит? (Напевая.)«Грумант-остров от страшен, от страшен…»
Седой.Помнишь наши песни, Михайло Васильич?
Ломоносов.Когда тревожусь, помогает.
Юный помор.Батя велел вам кланяться, Михайло Васильич. «Я и сам бы приехал, говорит, хлопотать, да карапь покинуть не на кого». Прими, Михайло Васильич!
Седой (гладя юношу по голове).Обуянный наукой парень-то. Хочу, кричит, учиться. Ломоносовым хочу быть! Ломоносовым… легко выговорить.
Ломоносов.Истинные науки, отрок, зело прекрасны. Не отвести глаз! Да в наши времена не каждому дано их выдержать.
Юный (тоненьким, но настойчивым голоском).Выдержу.
Ломоносов.Голодать, холодать, в лохмотьях ходить…
Юный.Выдержу.
Ломоносов.И злым преследованиям подвергаться.
Юный.И подвергнусь. Выдержу.
Ломоносов.И долго, упорно многое неустанно изучать. Химию, физику, геологию, оптику, поэзию, минералогию… всё! И никаким трудом не гнушаться.
Юный.Чего гнушаться! Всё, что надо – пройду.
Ломоносов.Флогистон будешь отвергать. Корпускулярную философию возвышать.
Юный.Каркус… Чего не знаю, того не знаю: ни флогистона, ни карту…
Ломоносов (улыбаясь).Я знаю. И ты узнаешь. Имя?
Юный.Калина, Парфенов сын, Судьин.
Ломоносов.Сколько лет?
Юный.Семнадцатый.
Седой.У нас, Михайло Васильевич, ноне урожаи плохи, парни-то слабо растут.
Юный.А я сам собой сильный!
Ломоносов (преподавательским тоном).Отвечай, что есть истинная добродетель?
Юный (тоном ученика, поспешно).Истинная добродетель – есть в пользу отечества и ближнему своему служить без корысти и лицемерия.
Ломоносов.А что есть приятный союз?
Юный.Нет крепче такого союза, который был бы приятнее соединения слов честных с честным делом.
Ломоносов.А что есть физика?
Юный.Физика есть рассуждение о вещах, их качестве, их переменах и действиях. Физика делится на…
Ломоносов (прерывая).Постой, почему руки в краске?
Юный.К изучению кож стремление имею. Химией на них воздействовал…
Горбоносый (ухмыляясь).Отцовские сапоги пожег и руки свои.
Подволошнов (пренебрежительно).Не моряк! Кожи? Кожи – грязное дело.
Ломоносов.Для ученого грязного дела нет. Есть у меня отличнейший химик Анкудин Баташ. Кликните Баташа! Все время с кожами возится. Где ж ты, Баташ?
Баташ.А я здесь!
Из люка показывается Баташ – широколицый, смеющийся, с голой красной грудью, с синими по локти руками, поморы отшатнулись.
Ломоносов (юному помору).Испугался?
Юный (смеясь через силу).На черта похож!
Ломоносов.Оттого черт везде и проходит, что остер как игла. Этот Баташ пришел жаловаться Шумахеру, начальнику университетской канцелярии, и начал так: «Ваша милость! Меня обидели некоторые, сего университета, мерзавцы! А сказывают, что ты у них главный…»
Хохот.
Баташ.Петер не смеется? Напрасно. Один штурман в порту мне рассказывал. Приплыл некто из теплых стран в Питер и привез с собой обезьянку. Приплыл, а тут беда – разорение и доносы. Он с горя захворал великим чирием, и видел себе смерть. Тут подлый его помощник забрал все его пожитки и, поклонясь низко, оставил его с обезьяной. Обезьяна, приметя поступок вора, нашла за печью худую шляпенку, надела ее и, подошед к болящему, отдала такой же поклон, как и вор тот. Болящий, видя это, сильно захохотал. От сего прорвался чирей, и тем он выздоровел.
Хохот.
Петер (сердито опираясь на стол, встает).Какая разница есть между тобою и шутом?
Баташ (указывая на стол).Только стол.
Хохот.
Ломоносов (поморам).Молодые, – забавляются. Баташ – язвительный, а, со всем тем, большой разум имеет. Баташ, ваши задачи пойдут скрытно всем ученым на разрешение. Где твоя?
Баташ (подавая Ломоносову манускрипт).Русский язык хорошо понимаю. Пишу не очень разборчиво. Мой задач, Михал Васильич, чтоб кожа такая, какой Аллах подметки не имеет.
Ломоносов (берет Калину за подбородок).Анкудин, вот тебе помощник. Покажи свои чаны. А глаза-то?! Глаза поморские – днем звезды видят! Лиза, жена, когда же обед?
Елизавета Андреевна.Готов, готов.
Ломоносов.Сейчас обедать будем, земляки.
Седой.На корабли нам пора, Михайло Васильич.
Ломоносов.Ничего. Обед у меня будет короткий, не утомим вас. Ученики торопятся на Урал, я – к своей громовой машине. Вот, смотрите, земляки, – это самый отличнейший наш академик, ученый Рихман. У него тоже такая же машина и он тоже будет молнию с неба ловить.
Седой.Молонью? С неба? Ах ты, господи боже мой! Наши поморы-то до чего дошли – молонью с неба тащат. Покажи машину, Михайло Васильич, покажи.
Рихман, Ломоносов, поморы уходят. Елизавета Андреевна вносит большую миску со щами, Поповский – штофы, Пиленко и Алексеев – блюда с хлебом.
Петер.Лизавета Андреевна! Берегите Михайлу Васильича. Опыт с молнией – опасен.
Пиленко.Думается, и торопит-то он нас к отъезду оттого, что боится, как бы кто из нас не пострадал при том его опыте.
Елизавета Андреевна.Да, да! Нужно беречь, нужно!..
Возвращаются Ломоносов, поморы и Рихман.
Рихман (на ходу Ломоносову).Мы с вами сегодня, Михайло Васильевич, громовые братья. Вместе одну и ту же молнию будем ловить! И, думая о великой силе молнии, я думаю вместе с тем о крошечных, нечувствительных частицах, то есть об атомах. Вы правы, говоря, что каждая из сих ничтожных частиц – целая планета, с доступным науке движением сил. И не вы ли, Михайло Васильевич, открыв силу молнии, откроете нам движение мировых сил в атоме?
Ломоносов.До тайны атома еще далеко, Егор Вильгельмыч!
Рихман.Русским?
Ломоносов.Ну, русским, вестимо, ближе всех.
Рихман.Глядя на сих великанов-поморов, я тоже так думаю.
Все садятся за стол. Рихман стоит.
Ломоносов.Егор Вильгельмыч, ты что же не садишься?
Рихман.Благодарю. Я не могу сесть. Спешу к своей машине. Михайло Васильич, помни: мы – громовые братья! (Уходит.)
Ломоносов.Беспокойный он нонче. (В дверях кричит вслед Рихману.)Егор Вильгельмыч! Во время грозы стой от соединительных прутов футов на десять. Иначе – опасно! На десять футов, не менее!
Голос Рихмана: «Понимаю! Буду стоять на десять футов, не менее!»
Ломоносов садится за стол.
Седой.Вижу, Михайло Васильич, работы у тебя хоть отбавляй.
Ломоносов.И лучше б работали, когда б злодеи не мешали. (Кричит в дверь плавильной.)Захар, оставь дежурного у плавильных печей, иди обедать!
Захар (высовывая голову).Некогда! Прошлый раз я из-за лекции по астрономии чуть руду не пожег, а теперь из-за обеда? (Скрылся.)
Седой.Во имя отца, и сына, и святого духа да будет благословенна и пища и жизнь наша.
Все (крестясь).Аминь. (Садятся.)
Едят молча, не спеша, из одной миски, – держа ложки над кусками хлеба. Из плавильного отделения доносится шум мехов и дыхание пламени. Поповский наполняет чарки.
Ломоносов (Поповскому).Николай Никитич, а ты что ж не присядешь?
Поповский.Кто водку разливает да подает, тому на Руси садиться некогда. (Меняет штофы.)
Седой.Михайло Васильевич, пить много грех, а совсем не пить тоже бога гневить.
Поповский.Истина!
Ломоносов.Выпил бы, да не идет, Евграф Иваныч. Забота: ученики уезжают Россию обогащать да обворужать…
Подволошнов.Война, что ли?
Ломоносов.Война не война, да и до войны недалеко. Ты по себе, шкипер, знаешь, что искусный мореплаватель не токмо в бурю, но и в тишину бодрствует: укрепляет орудия, готовит паруса, мерит глубину моря и от потаенных водою камней блюдется.
Пиленко.Михайло Васильич! Учили вы нас ранее прочего идти не за своим счастьем, а за счастьем отечества. А коли, говорили вы, подвернется по дороге и немножко твоего счастья, слава богу! Прошу, Михайло Васильич, выпить за путь-дорогу нашу, кою свершаем мы по слову вашему.
Петер.Михайло Васильич, всю жизнь ради России отдадим!
Ломоносов.За Россию? (Берет чарку и держит ее обеими руками.)Россия? Видится мне, братья, Россия. Да не теперешняя, несчастная, горькая, с народом темным и нищим, хоть и гордым. Видится мне Русь лет за полтораста – двести. Вижу я отчизну нашу могущественнейшей, счастливейшей и грознейшей для врагов ее! Вижу я Россию по всей земле правду простирающей.
Российская тишина пределы превосходит
И льет избыток свой в окрестные страны.
Воюет воинство твое против войны,
Оружие твое Европе мир приводит!
За Россию, русские!
Все встают.
Уктусский (показываясь в люке потолка).Туча с норда над Адмиралтейством, низкая, черная, идет без грома!.. (Ломоносов встал.)И тройки для ребят подали. Что сказать?
Ломоносов.Скажи, что идут.
Студенты встают.
Постой, постой! Обед доедайте. Жить вам на Урале долго, лет пять или семь. На всякий случай лет на десять наедайтесь.
Ученики садятся.
Седой.Пора и нам на корабли.
Ученики встали.
Ломоносов.Встали? Ну, а теперь присядем и помолчим по русскому обычаю. (Все садятся. Ломоносов, глядя в пол и как бы рассуждая сам с собою, тихо говорит.)Молчу… И думаю: вот вернутся мои ученики и будет уже открыт Московский университет, самое горячее чаяние мое. И захочется мне тогда рассказать им побасенку…
Пиленко (тихо).А вы сейчас расскажите, Михайло Васильевич!
Шелех.Сейчас, сейчас!..
Ломоносов.Две птицы свили себе гнездо. Хозяйка села высиживать яйца. Хозяин полетел по хозяйству. Ну, вот – вечер, тепло, сидят они в гнезде, покушали и – разморило их, глаза аж смыкаются. Только хозяин всматривается: эко диво! Воронье кружится над гнездом, на яйца зарится. На лес взглянул: по стволам полымя к нему идет. В землю смотрит: с земли к стволу, к гнезду его, змея ползет…
Укладник.Кругом беда, выходит?
Ломоносов.Кругом. Ну, будит хозяин хозяйку. А та, баба известно, в слезы. Молиться начала. Хозяин ей и говорит: «Бог-то бог, да сам не будь плох. Меня старики кой-каким наукам научили. Погибнем, коли не науки, баба!» И крикнул он друзей-товарищей! Слетелось со всех гнезд много птиц. Заклевали сперва змею. Потом, – в зобах, что ли, – воды натащили, пожар потушили. А там и воронью стаю отогнали. И стали они жить-поживать, добро да славу наживать. Да-а… Ну, а отгадку этой притчи скажу, когда вернетесь.
Петер.А я и сейчас знаю.
Ломоносов.Сделай милость, скажи, Петер.
Петер.Просвещение – суть самая крепкая узда на тиранов!
Пиленко.Московский университет – суть мастерская, где оную узду тачать будут!
Укладник.И будем на Урале хоть сто лет, крикнешь: «Ребята, встать передо мной, как лист перед травой!» Встанем!..
Ломоносов.Ну, помолчали, можно и встать. (Встает.)Счастливой работы и счастливых путей, отроки мои! Прощайтесь!
Ученики (Ломоносову и Елизавете Андреевне).Спасибо за ласку!
– За заботы, Михайло Васильич!
– Елизавета Андреевна! Вечно будем помнить вашу ласку.
– Желаем удачи и счастья, Елизавета Андреевна!..
Седой (юному помору).Прощай, внучек. Михайлу Васильевича слушайся, да не балуй.
Юный.Прощай, дедушка! Голубей-то моих не забывайте кормить!
Ломоносов, жена его, поморы и ученики уходят. Юный помор, глазея на чудеса лаборатории, замешкался было…
Баташ (юному).Учиться хотел? Давай, начинай.
Юный.А где машины-то?
Баташ (указывая на стол и на посуду).Вот они! Мы за собой сами убираем. У нас лакеев нет.
Юный.Эка невидаль! Да я всю жизнь дома чашки мыл. Водку оставить?
Баташ.Чего?
Юный.Дед говорит, что пророк Елисей приказал убирать штофы только пустыми.
Баташ.Ух, ты, я вижу, остер.
Юный.На то и топор, что остер.
Входят Ломоносов, Елизавета Андреевна, Поповский.
Ломоносов.А туча велика. Будет славная гроза. Оставшихся учеников отпусти, Поповский. Пусть погуляют.
Поповский.Не до прогулок им…
Ломоносов.Что я сказал?
Поповский.Да я отпустил, отпустил.
Ломоносов.А сам во время опыта будь при громовой машине.
Поповский.Все желают…
Елизавета Андреевна. Все, Михаил…
Ломоносов.В театр и то не все попадают, а у меня – лаборатория. Нечего тут всем делать!
Поповский.Соседи…
Ломоносов.Что соседи? Какие соседи?
Поповский.
Лишь только дневный шум замолк,
Надел пастушье платье волк,
И взял пастуший посох в лапу,
Привесил к поясу рожок,
На уши вздел широку шляпу
И крался тихо сквозь лесок
На ужин для добычи, к стаду…
Ломоносов.Знаю! Какой смысл басни сей?
Елизавета Андреевна.Соседи наши – монахи Богоявленского монастыря – молебен о дожде служат и крестным ходом хотят идти…
Поповский.Чтоб к нам завернуть!
Ломоносов.Плюю на все монашеское коварство!
Захар (входит).С пробой на колыванские серебряные руды не опоздать бы, Михайло Васильич. (Молчание).Уехали?
Ломоносов.Далеко уже…
Захар.Да, чать, вернутся?
Ломоносов.Дай бог лет через пять. Ну, пойдем руды смотреть, да и к громовой машине пора.
Елизавета Андреевна (робко).Михаил…
Ломоносов (сердито).Ты чего, жена?..
Рожок.
Поповский (смотрит в окно).Президент! Разумовский!
Елизавета Андреевна.Карета Разумовских! Парадный кафтан, Михаил, парадный…
Ломоносов.Перед сатаной я лучше надену парадный кафтан, а не перед этим пригожим расточителем!
Входит Теплов.Елизавета Андреевна и Поповский уходят.
Теплов (входя).Господи, спаси, благослови и милосердствуй дому сему! Здравствуй, Коперник, богу соперник! (В сторону крыльца).Пожалуйте, ваше сиятельство.
Входят Разумовские.
Нарышкина.Здравствуйте, Михайло Васильевич! Какую тесную лабораторию вам выстроили.
Теплов.И из этой-то ничего, кроме хвастовства, не выходит.
Нарышкина.Покажите ему, Михайло Васильевич, что выходит!
Нарышкина внешне изменилась мало, разве что чуть пополнела. Но внутренние изменения в ней велики, что заметно с первого взгляда и человеку, который мало ее знает. Жизнь сильно поломала ее, – и хочет сломать до конца! В ней уже мало задора, и колкие слова, которые иногда вырываются, она произносит как-то вяло, нехотя. Она начала явно побаиваться гетмана. И то сказать, гетману везет безостановочно! Он сказочно богат – и богатства эти растут изо дня в день. Двор к нему благоволит. Правда, с Академией не все ладно, но что ему Академия, когда он властвует над всей Украиной! Если жена его одета, сравнительно, скромно, то сам гетман разукрашен донельзя, точно чудотворная икона: атлас, шелк и бриллианты так и пышут на нем. Он весьма раздобрел и – не подобрел: наоборот – стал вспыльчивее: былая пылкость его духа теперь часто превращается в бессмысленный и тупой гнев. Привыкши к подобострастию и искательству, он разозлен уже тем, что Ломоносов встретил его с легким, почти небрежным, поклоном.
Разумовский (повелительно).Катя, не мешай! Ломоносов! О каких это твоих новых научных задачах говорил сейчас генерал Иконников в Сенате?
Ломоносов.Смею думать, ваше сиятельство, что все мои научные задачи – новы.
Разумовский.Где твои студенты? В Академию их не пускает, сам один…
Теплов.…по всем предметам наук лекции им читает!
Разумовский.А в лабораторию к нему придешь – студентов его нету!
Теплов.Слыхал я, он их куда-то на Урал отправляет?
Разумовский.И не заикайся! Академия не позволит.
Ломоносов.Сенат, ваше сиятельство, похоже, думает по-другому.
Разумовский.Так и есть! Он еще Сенат в мои дела втолкнул!
Теплов.Беглых мужиков, Михайло Васильевич, Сенат прикрывать не будет. А за тобой числится беглый Петрашка Алексеев, по прозванию Петер…
Ломоносов (кланяясь Разумовскому).Вашему сиятельству благоугодно взглянуть на мои труды? Понимаю, что ваше сиятельство прежде всего пожелает ознакомиться с подробным проектом моим о создании университета…
Разумовский.Опять?
Ломоносов.В древней столице нашей…
Разумовский.…В Киеве?
Ломоносов.Сначала в Москве, ваше сиятельство. Честь российского народа требует – показать способность и остроту его в науках.
Разумовский.Сотни лет жила Москва без университета и еще сотни проживет.
Ломоносов (отбрасывая бумаги).Кажется мне, ваше сиятельство, что если б просвещение России зависело от таких, как вы, то пришлось бы пожалеть о России.
Разумовский (в гневе).Ломоносов?!
Нарышкина.Ах, граф Кирилл! Сабля, часто и без толку извлекаемая из ножен, притупляется.
Разумовский.Это ты о чем, Катя?
Нарышкина.О вашем крике.
Разумовский (кричит).А-а! Мне не нужен Московский университет! А-а! Мне надоели рассуждения Ломоносова о просвещении! А-а! Мне надоело просвещение!..
Нарышкина.Граф Кирилл, стыдитесь.
Разумовский (успокоившись).Да и не в чин тебе, братец, этим делом, – Московским университетом, – заниматься: есть люди познатней. Твое дело оды писать к иллюминациям – вот польза для отечества. Чем пышнее иллюминации, тем, значит, радостней империя.
Теплов.Дикари в радости и те, голубчик, костры жгут.
Нарышкина.И жарят на них друг друга.
Разумовский.Катя, не дразни меня! Я и без того зол.
Теплов, всюду шаря, отвернул кран какого-то сосуда. Оттуда послышалось шипение и пошел какой-то газ. Теплов глотнул, зачихал, закашлял.
Теплов.Да что это за отрава?
Ломоносов.Вредный газ.
Теплов.Предупреждать надо.
Ломоносов.Здесь, ваше сиятельство, владения химии. Здесь исследуем свойства растворов. Перед нами открываются чудесные и удивительнейшие законы кристаллизации.
Разумовский.Законы чего?
Разумовский проходит мимо, не взглянув на то, что хотел продемонстрировать ему увлеченный Ломоносов.
Нарышкина.Гетман уважает только те законы, которые он сам подписывает.
Разумовский.Катя! (Ломоносову.)А это что?
Ломоносов.Эскиз мозаичного монумента Петру Великому: «Полтавская баталия».
Нарышкина.Вы – могучий художник, Михайло Васильевич!
Ломоносов.Мною, ваше сиятельство, сделано две с половиной тысячи опытов изготовления цветных стекол для усовершенствования мозаичного искусства, но все же до могучего расцвета его, кажется, далеко еще.
Теплов.И однакоже за монумент Петру Великому запросили сто сорок восемь тысяч рублей? Разорение государства!
Нарышкина.Михайло Васильевич! Я приехала, чтоб заказать свой мозаичный портрет. В каком наряде пожелали бы вы изобразить меня?
Разумовский.Ах, подожди, Катя! Никто доныне мозаичных монументов не делал, стало быть они и не нужны.
Ломоносов.Угодно вашему сиятельству ознакомиться с моими работами в области физики?
Разумовский (шагая по комнате).Я не люблю физику!
Ломоносов.В области оптики?
Разумовский.И оптику нет!
Ломоносов.Астрономии? (Отрицательный жест Разумовского.)Металлургии? Кристаллографии? Геологии?
Разумовский.Нет. Нет. Нет.
Теплов, попрежнему осматривая лабораторию, наткнулся на манускрипты учеников.
Теплов.Нашел, ваше сиятельство!
Разумовский.Что?
Теплов.Слушайте. «Как плавить русское железо, чтоб случилось его весьма много и чтоб было оно превыше аглицкого и шведского»! Слушайте еще. «Как орудия лить в большем, против прежнего, количестве»…
Разумовский (выхватывает манускрипт).«Как дубить кожи в пять и больше раз быстрее»… «Как делать…» Экий почерк неразборчивый! (Перебирает быстро манускрипты.)Ломоносов! Это новые научные задачи?
Ломоносов.Да.
Разумовский.Иконников говорил, что академики всей Европы не смогут решить их?
Ломоносов.Не смогут.
Разумовский.И много у тебя подобных, неразрешимых задач?
Ломоносов.Около двадцати.
Теплов.Ваше сиятельство…
Разумовский.Подожди, подожди, Григорий Николаевич! Ломоносов! А наши академики могут их решить?
Ломоносов.В ближайшее время…
Разумовский.Прекрасно! От имени Академии наук – я эти задачи задаю всем академикам. Ха-ха! Решите-ка. Решите – за каждую задачу сто червонцев, а не решите – молчать, поджать хвосты, не пикнуть! Понимаю я эти задачи! Шуваловы, через Иконникова, хотят меня поддеть: я – де мешаю Ломоносову и его друзьям-академикам работать в пользу науки! (Тыча пальцем в манускрипты.)Работайте же, жабьи души, выкидыши!..
Нарышкина.Граф Кирилл!
Разумовский.Что молчишь, Ломоносов?
Ломоносов.Ошеломлен стремительностью вашего мышления, ваше сиятельство.
Разумовский.Завтра же перебели и пришли мне эти задачи. Химическая лаборатория, Катя, и ни слова о химии!
Ломоносов.Вы не изволили меня слушать, ваше сиятельство.
Разумовский.Я?! Я только и делал, что слушал тебя. Задачи?! Ха-ха!..
Ломоносов.Григорий Николаевич, вы спросили у меня позволения рыться в моих трудах?
Теплов.Я имею право распоряжаться имуществом Академии наук.
Разумовский (засиял).Что это? А! Глиняные свистульки!
Ломоносов.Вздор. Студенты нажгли для забавы окрестным ребятишкам.
Разумовский.Катя! Недалеко от Лемешей, нашего хутора на Украине, бывали ярмарки. Мамо часто возили меня на них. Бывало, прошу: «мамо, купите свистульку». Они же, считая это пустяком, покупают пряник. (Пробует свистульку.)Великолепный звук! И сколько их! И какие разнообразные!.. Разрешите мне взять одну, господин Ломоносов? Нет, две?
Ломоносов.Да сколько хотите, ваше сиятельство.
Разумовский.Пять! (Свистит.)Почти октава. Божественно!
Теплов (показывая модель).Ваше сиятельство! Кощунство! Летательная машина!
Разумовский.Как летательная машина? Ломоносов!
Ломоносов.Чаю, вначале сии аэродромные машины будут поднимать вверх на воздух разные приборы, дабы узнавать течение ветров, температуру воздуха и влажность его. Дальше машины сии и человека носить будут.
Теплов.Летают только птицы да ангелы, Михайло Васильич. И нигде в священном писании не сказано, что человек может летать и его можно уподоблять птице, тем паче ангелу. Человек есть червь.
Разумовский.Аз есмь червь.
Ломоносов.Если это вам так нравится, ваше сиятельство…
Нарышкина смеется. Разумовский обижен.
Теплов.Ваше сиятельство! (У дверей плавильного отделения.)Громовая машина!
Разумовский.Где?
Теплов.Вот, в плавильной.
Разумовский.Сделал-таки? Сделал-таки?
Ломоносов.Сделал.
Разумовский.Хорош!
Теплов (горячо, Ломоносову).Ну зачем ты ее сделал?
Разумовский.Тебе Шумахером было запрещено ее делать.
Теплов.В тебя святейший Синод пальцами тычет, на тебя духовенство донесения длиной с версту пишет. Не говоря уже об атеизме, вот соседи твои…
Ломоносов.Кто?
Теплов.Монахи Богоявленского монастыря жалуются, что через твою громовую машину их монастырь, н коем много деревянных строений, сгореть может. А там – мощи, кроме монашествующих! Вот к чему ведет твоя физика!
Ломоносов.Попам-суеверам не вижу нужды толковать о физике. Пусть довольствуются священным писанием!
Разумовский.Ломоносов, ты невыносим! Я уезжаю на Украину и за твои безбожные сумасбродства перед Сенатом и Синодом отвечать не хочу. Сейчас же уничтожь громовую машину и прекрати все свои писания об атоме. Атом?! Что, по-твоему, человек из частиц составлен?
Теплов.Человек создан по божьему подобию.
Разумовский.Слышишь? Ломоносов?
Ломоносов.Слышу.
Раскат грома.
Разумовский (весь дрожа от гнева, вырывает из рук Ломоносова какой-то манускрипт, кидает его на пол и яростно кричит).Что-о?!
Ломоносов (также громко и яростно).Гром, ваше сиятельство!
Разумовский.Едем, Катя, гром!
Нарышкина.До свидания, Михайло Васильевич!
Разумовский.Прошу в карету.
Разумовский, не попрощавшись, уходит. Остальные – за ним. Ломоносов, по уходе их, падает на стол и яростно бьет по нему кулаком.
Ломоносов.Высокомерные невежды! Палачи науки! Ненавижу!
Нарышкина (вбегает).Веер забыла! Подарок государыни.
Ломоносов поднялся со стола и делает вид, что ничего не произошло, Нарышкина пристально смотрит на него.
Всегда завидую смелости.
Ломоносов.Для своего сана вы достаточно смели, Катерина Ивановна.
Нарышкина.Смел сокол, пока крылья не подрезали.
Нарышкина, вздохнув, уходит. В дверях она сталкивается с Елизаветой Андреевной, которая приседает перед ней.
Ломоносов (жене).Что с тобой, Лиза?
Елизавета Андреевна. Испугалась…
Ломоносов.Чего?
Елизавета Андреевна. Вдруг Ломоносов от своей громовой машины отступит? Нет! Пусть отнимут лабораторию, учеников, Академии лишат, в ссылку отправя т, но ты, Михаил…
Ломоносов (восхищенно).Какая ты, Лизанька, славная!
Елизавета Андреевна (бросаясь к нему).Ты меня еще любишь?
Ломоносов.Люблю. Когда я тебя впервые в Марбурге увидел… светлая… чистая… Люблю, Лиза! (Берет ее за подбородок.)Эка, напущено слез-то сколько! (Поддразнивая.)А ведь баба-то хороша, Нарышкина-то?
Елизавета Андреевна. Михаил, стыдись!
Ломоносов.А теперь давай петь.
Елизавета Андреевна.Петь?
Ломоносов.Нашу, северную! (Поет.)
Грумант-остров от страшен. Ух, страшен! Ух, страшен!
Кругом льдами обвышен. Обвышен!
Ломоносов, схватив свистульку, притопывает, свистит и поет. Елизавета Андреевна, по мере того как Ломоносов поет и свистит громче, все веселеет и веселеет.
Елизавета Андреевна (подхватывая песню, притопывает).Обвышен! Обвышен!..
Оба:
И горами обнесен. Обнесен! Обнесен!
И зверями украшен. Украшен! Украшен!
А мы к Груманту плывем. Мы гребем. Ух, гребем!
Мы, ребятушки, плывем. Мы плывем. Мы плывем!..
Почти совсем темно. Сильный удар грома. По лестнице, из люка, сверху, скатывается перепуганный Гриша Уктусский.
Уктусский.Михайло Васильевич! Туча вплотную… низко… Петропавловской иглы не видно! Темно, будто ночь… страшно… Не надо ходить к громовой машине, Михайло Васильич, учитель, не надо!
Ломоносов.Гриша, стыдно. Какой же ты изыскатель электричества, коли тучи трепещешь?
Удар грома.
Пойдем! Запевай – «Грумант-остров»!..
Уходят.
