Текст книги "Бремя Могущества"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Хэл хотел что–то сказать, но раздумал и, вздохнув, повернулся, молча взял со стойки две большие кружки и подставил их под кран, чтобы наполнить темным элем. Кивнув ему, Бенсен жестом подозвал Норриса и пробурчал ему на ухо, чтобы тот не суетился. Оба, стараясь ступать неторопливо и степенно, прошествовали через весь паб в заднюю комнату.

Здесь было темно – занавески на окнах плотно задернуты – и так душно, что Норрис даже закашлялся. Бенсен кивнул на большой игорный стол, который вместе с четырьмя стульями да непременным кругом для игры в дротики составлял здесь всю обстановку, после чего подошел к окну и отдернул занавески. В комнату ворвался солнечный свет, и сразу же в воздухе заплясали мириады пылинок. Бенсен тоже закашлялся и, нажав на ручку, приоткрыл окно. Повеяло студеным ноябрьским воздухом, Бенсен даже невольно поежился, но дышать стало легче.

Его приятель Норрис, скрючившись, сидел на стуле. Он был бледен. Глаза его покраснели, и зрачки слегка расширились, у уголка рта скопилась слюна. Бенсену это не понравилось.

– Что это с тобой? – спросил он. Подойдя к столу, он протянул к нему руку, но Норрис поспешно отвел ее, выпрямился и звучно вздохнул. Губы его тряслись. Бенсен почувствовал, что изо рта у него исходит дурной запах. Запах хвори.

– Что с тобой? – еще раз спросил он. – Ты что, занемог? Или просто от страха в штаны наложил?

– Отвяжись, – пробормотал Норрис. – Мне так погано, что аж на рвоту тянет, если хочешь знать. – Он положил руку на живот, сделал судорожный глоток и пару раз глубоко вздохнул, словно стараясь побороть приступ тошноты. – Наверное, воды морской наглотался.

– Может быть. – Бенсен продолжал обеспокоенно смотреть на него. – А так все в порядке?

– Да ничего не в порядке, – проворчал Норрис. – Ты что, Леннард, уже лишку успел схватить? Неужели ты всерьез думаешь, что я полезу туда?

Бенсен уселся, положил руки на стол и несколько секунд продолжал смотреть на Норриса. Затем, очень ясно выговаривая слова, обратился к нему:

– Вот оно что. Ты боишься.

Да! Черт бы тебя побрал! – рявкнул Норрис. Бенсен невольно оглянулся на дверь, и Норрис уже потише продолжал: – Да! Я боюсь! Махони погиб на наших глазах, а ты еще требуешь, чтобы мы опять туда сунулись.

– Он утонул, – начал было Бенсен, но Норрис его не слушал.

Ни черта он не утонул, и тебе это отлично известно. Что–то затащило его под воду и удавило, оно и сейчас там!

– Может быть, – спокойно ответил Бенсен. – А может быть, там сейчас и нет никого. Фред, ты лучше подумай хорошенько. Сейчас мы оба с тобой на нервах, ведь столько всего произошло, мы и оглянуться не успели…

– А это?.. Тварь эта? – перебил его Норрис. – Леннард, черт возьми, ты что же, за дурака меня считаешь? Ты же был там и своими глазами видел, как все было. Он ведь… Его ведь…

– Что его?

Норрис, вперив в него упрямый взгляд, секунду или две подыскивал нужные слова, и кулаки его сжались в бессильном гневе.

– Я не знаю, что это было, – сказал он. – Ничего такого раньше мне видеть не приходилось. Это что–то вроде осьминога.

– Что ты мелешь? Какие здесь осьминоги? – спокойно ответил Бенсен. – К тому же, такие огромные. Ты же сам понимаешь, что это ерунда.

– А что это, по–твоему?

Бенсен безразлично пожал плечами, хотел что– то сказать в ответ, но тут дверь распахнулась и вошел Хэл с двумя кружками эля в руках. Он молча поставил их перед Бенсеном и Норрисом на стол, по привычке отер руки о фартук и с вызовом посмотрел на Бенсена.

– С этими уже пятнадцать, – поставил он в известность Бенсена. – Округлено в твою пользу.

– Я помню, Хэл. – ответил Бенсен. – Получишь завтра. Зайду вечером и все тебе сразу отдам.

– Ну–ну, – пробурчал Хэл, повернулся и вышел. Но Бенсен все же дождался, пока тот не удалится к стойке.

– Да может, он просто запутался ногой в канате. От корабля оторвался какой–нибудь кусок каната, он и попал в него ногой, – продолжал он. – Около затонувших кораблей всегда плавает полно всякой дряни.

– А может, все было и по–другому, – возразил Норрис. – Да, меня и не волнует, что там его прикончило. Он мертв, Леннард, и этого достаточно. Нам надо пойти в полицию…

Бенсен взял свою кружку, сделал большой глоток и ладонью отер пену с губ.

– Ты что, совсем спятил? – спокойно произнес он. – Ты ведь видел, как этот чокнутый повел себя. Я тебе говорю, парень, – здесь пахнет деньгами. И большими. Побольше, чем вшивые полторы сотни фунтов. – Поставив кружку на стол, он нагнулся к Норрису и взволнованно продолжал: – Фред, ты подумай! Махони мы из могилы не поднимем, если сейчас бросимся в полицию, а вот денежки наши – тю–тю! И потом, это был несчастный случай. И точка. Мы ни в чем не виноваты.

Однако для Норриса, похоже, этот аргумент был слабоват.

Они все равно пронюхают, что мы были последними, кто его видел, – сказал он. – И…

– И черт с ними – перебил его Бенсен, презрительно махнув рукой. – Если мы с тобой будем говорить им одно и то же, что нам будет? Фред, да пошевели ты мозгами, наконец! У этого Филипса такие деньги, что… – он замолчал. – Если мы с тобой постараемся, то тоже сможем отхватить порядочный кусок. Ты что, всю жизнь собираешься торчать в этой дыре, кое–как перебиваясь случайными заработками? Если ты себя будешь держать в руках, завтра в это время мы уже будем богатыми. Мы сможем отвалить отсюда, даже в Лондон отправиться. Ты ведь всегда мечтал побывать в Лондоне, скажешь нет?

Норрис застонал. Пивная кружка в его руке заметно подрагивала, и часть эля даже выплеснулась на стол. Он тихо мычал что–то нечленораздельное.

Бенсен вскочил, обежал стол и как раз вовремя успел подхватить своего приятеля, не то он непременно бы грохнулся на пол вместе со стулом. Норриса трясло словно в лихорадке, и он весь горел.

– Да что с тобой, черт возьми? – Бенсен обеспокоился не на шутку.

Норрис продолжал стонать. На губах его выступила слюна и мерзко пахнущая пена.

– Плохо… мне… плохо, – хрипел он. – Лен– нард, помоги… мне. Мне… так плохо… Ужасно…

Бенсен взял его за подбородок. Норрис застонал громче. Он дрожал всем телом.

– Я сейчас тебя уведу отсюда. Ты идти можешь?

Норрис покачал, головой, потом вяло кивнул и попытался подняться. Это ему удалось лишь с третьего раза. Его мотало из стороны в сторону, и он держался на ногах лишь с помощью Бенсена.

– Хэл ничего не должен знать, понял? – предупредил его Бенсен.

Норрис кивнул, но Бенсен не был уверен, что тот понимал его. Лицо Норриса побелело как снег. Изо рта по–прежнему сочилась слюна и белая, отвратительно пахнущая пена. Лоб его взмок от пота. Чертыхнувшись про себя, Бенсен достал платок и вытер ему лоб. Ничего страшного, там, в этом чертовом, прокуренном насквозь пабе, никто ничего не заметит. В крайнем случае подумают, что парень малость перебрал, тем более что за Норрисом водился такой грешок и об этом в городе знал каждый.

– Отведи меня к… доктору, – хрипел Норрис, когда Бенсен подхватил его под руки и повел к двери. – А потом… в полицию. Нам нужно… заявить… о гибели Махони.

– Да тише, черт побери, – прошипел Бенсен и тут же уже гораздо дружелюбнее добавил: – Да не дрейфь ты, старина. Сейчас выведу тебя отсюда. Все будет хорошо.

Тень была гигантской, метра три высотой. Не темно–серой, как обычно, а черной, словно закрываемый ею участок стены превратился в кусок беззвездного неба. И в этой черноте угадывалось какое–то едва заметное движение, будто там текла странная, почти скрытая от глаз жизнь. Это не была тень человека, а жуткий силуэт, призрак чего–то огромного, ужасного, неописуемого… Чего–то состоящего, казалось, лишь из одних только щупалец и мерзких, кривых лап, уподобившегося непрерывно двигавшемуся клубку перевитых между собой змей…

Эго открытие подействовало на меня, как удар обухом по голове.

Однажды я уже видел это существо, и не так давно.

Эта тень, отбрасываемая мною, была тенью одного из ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ! Чудовища, убитого мною, леденея от ужаса, начинал понимать я. Как это могло быть? Ведь я собственными глазами видел его жуткую агонию.

Оно жило!

Оно продолжало свое существование, противоестественным, прекословящим всем природным законам образом, существовало и продолжало осуществлять свои злокозненные планы – жило во мне! Следствием этого и были кошмары, терзавшие меня по ночам, ужасающие видения, картины, объяснить которые я был не в состоянии. Бестия была мертва, но частица ее проникла в мое тело, завоевала его, и источающий смертельный яд губительный росток, всходивший во мне, с каждым днем набирал силу. И Говард знал это.

Заорав, я метнулся от стены прочь, но, не удержавшись, свалился на пол. Все мои движения мгновенно повторялись и этой дьявольской тенью на стене, при этом чудовище протягивало свои жуткие щупальца, стремясь добраться до меня, хватало за ноги. Внезапно комнату заполнила жуткая вонь, в нос мне ударил запах тлена, разложения и чего–то еще нестерпимо отвратительного. Я вопил как безумный, стремясь уползти прочь, но зловещие конечности чудовища приближались, неотвратимо подступали ко мне. Панический ужас охватил меня. Я принялся топтать тень ногами в тщетном стремлении уничтожить ее, потом снова отполз. Но она следовала за мной; что бы я ни делал – она не покидала меня. Теперь это была моя тень. А никому не дано избавиться от своей тени.

Хлеставшие, словно плети, щупальца приближались, беззвучно скользили по полу, потом замерли на мгновение, словно задумавшись о чем–то, и потом поползли дальше. Я снова закричал.

Кто–то стал молотить кулаками в дверь.

– Что там у вас стряслось? – раздался чей–то громкий, обеспокоенный голос. – Откройте! Что это за шум?

Я опять с криком метнулся в сторону и докатился почти до самой двери, и снова тень неотступно следовала за мной. Она не приближалась, однако извивавшиеся руки–щупальца, словно издеваясь, зловеще шевелились в нескольких дюймах от меня.

Тут рывком распахнулась дверь. На пороге стоял портье, его лисье личико раскраснелось от гнева и возмущения.

И в этот момент тень пропала.

В одно мгновение моя тень вновь стала моей тенью, темным силуэтом вполне обычного человека, куда–то улетучилась и отвратительная трупная вонь.

Негодующий портье шагнул в комнату и уставился на меня в праведном гневе с легкой примесью страха.

– Что за чертовщина у вас здесь творится? – осведомился он. – Чего это вам вздумалось орать во всю глотку? Ваш рев слышен, наверное, на побережье!

Я хотел было что–то ответить ему, но не смог. Сердце в груди отчаянно билось, я задыхался и мог лишь жестикулировать, беззвучно открывая и закрывая рот. С великим трудом, помогая себе руками, я поднялся. Некоторое время я стоял, уперев руки в колени и опустив голову, потом, наконец, выпрямился. Меня кидало из стороны в сторону. В первую секунду комната бешено закружилась у меня перед глазами, но я успел ухватиться за спинку кровати и удержался на ногах.

– Ну? – требовательно вопрошал портье. В голосе его я расслышал страх. Скорее всего, он был уверен, что перед ним – сумасшедший.

– Да… нет, ничего… – пролепетал я. – Просто у меня… был…

– Снова этот ваш припадок, да? – сморщилась лисья морда. В данный момент это объяснение показалось мне наиболее разумным.

– И что, дядюшка ваш просто так оставляет вас одного, что ли? – продолжал он наступать, явно вдохновленный моим молчанием. Воинственно уперев руки в бока, он стал вычитывать меня: – Молодой человек, если вы больны, то отправляйтесь к врачу. Здесь отель, а не больница, я уже говорил об этом вашему дяде.

– Больше… больше этого… не повторится, – бормотал я. У меня до сих пор отчаянно кружилась голова, и я ощущал странную легкость во всех своих членах. Легкость и одновременно бессилие. Как всегда, припадок окончательно доконал меня.

– Вы еще будете убеждать меня в том, что он больше не повторится, – пробурчала лисья морда. Как и все, по сути своей трусливые люди, он имел обыкновение перегибать палку. – Вы тотчас выедете отсюда. Немедленно! У нас, знаете, есть и другие гости, и нам следует подумать о них, здесь ведь не…

– Не сумасшедший дом? Это вы хотите сказать? – несколько секунд я смотрел ему прямо в глаза. Гневное выражение тут же исчезло.

– Я… я не это имел в виду, – поспешно принялся уверять меня он. – Я только хотел сказать, что…

– Ничего, ладно уж. – Я махнул рукой, осторожно отошел от кровати. – В конце концов, вы правы, – пробормотал я. – Я покидаю ваше заведение. Сию минуту.

Я чувствовал, что стоит мне нагнуться за моей одеждой, как я снова упаду, а когда я стал продевать ногу в штанину, у меня снова закружилась голова, но на сей раз я сумел взять себя в руки. Нет, мне действительно необходимо было выбираться отсюда, причем сейчас же.

– Я не это имел в виду, – промямлил портье. – Вы спокойно можете оставаться, пока…

– Я ухожу, – отрезал я. – Прошу вас только дождаться, пока я оденусь. Я… я больше не доставлю вам хлопот. – Трясущимися руками я заправил ночную рубашку в брюки, взял жилет и кое–как напялил его на себя. Взгляд мой не отрывался от противоположной стены. Но тень там по–прежнему оставалась тенью человека.

– Может быть, мне вызвать вам врача, – предложил портье. Было видно, что ему вдруг очень захотелось опрометью броситься вон из этой комнаты. Я не мог ставить ему это в вину. Кто, скажите на милость, комфортно чувствует себя в обществе явно ненормального человека?

– Прошу вас, подождите, – попросил я его. – Я сейчас вернусь.

– Но у меня есть и другие обязанности, и потом, вы можете…

– Черт вас возьми, вы должны остаться! – рявкнул я. Лисье личико испуганно отпрянуло, портье пару раз судорожно глотнул, но послушался и не стал уходить. Он обвел глазами комнату, словно в поисках какого–нибудь орудия, чтобы, в случае чего, отбиться от меня, если мне вздумается продемонстрировать всю клиническую картину моего буйного помешательства.

Быстро – настолько быстро, насколько мне позволяли мои трясущие руки и невероятная слабость, – я оделся и, взяв со стола трость и шляпу, повернулся к двери.

Взгляд портье на несколько секунд словно прилип к моей физиономии, и судя по выражению его лица, вид у меня был – ужаснее некуда. Без звука портье посторонился, я прошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в коридор. Там было темно, единственное оконце давало мало света, и лестница оставалась практически неосвещенной. Слава тебе, Господи, никаких теней. И теперь, если я не окажусь на солнце, то буду в безопасности.

Хотелось надеяться, что это так.

– Вы… вы действительно уходите? – еще раз спросил портье мне в спину.

Я кивнул, не оборачиваясь.

– Да. Когда мой… дядя вернется, скажите, что я ожидаю его в порту. Сегодня вечером, после захода солнца.

«Если доживу до вечера, – мысленно добавил я уже про себя. – И если останусь собой».

Дорога, в особенности последние полторы мили, была отвратительной, и Бенсену все чаще приходилось прибегать к помощи кнута, чтобы заставить лошадей двигаться. Повозка почти по ось застряла в черной, вязкой грязи. Чтобы продвигаться здесь более–менее быстро, требовалась дюжина волов.

Бенсен, прикрикнув на лошадей, опустил поводья, слез с повозки и подошел к Норрису, который лежал среди мешков и провонявших рыбой корзин. Он тихо стонал. В течение примерно получаса его несколько раз вырвало. Повозка пропахла его рвотой, и сейчас он лежал, уткнувшись лицом в мутноватую лужицу смердящей жидкости. Преодолев брезгливое чувство, Бенсен склонился над Норрисом. Повозку эту он «позаимствовал» у владельца, естественно, не испросив его разрешения, а Норрис…

«А Норрис, кажется, страдал явно не по причине нескольких глотков соленой морской воды», – мелькнула у Бенсена мрачная мысль. Теперь он уже не молил отправить его к доктору и не скулил, просто лежал без чувств. Глаза его были приоткрыты, а руки непрерывно двигались, словно сжимая и разжимая что–то, ногти впивались в трухлявое дерево телеги, и от этого звука у Бенсена мороз шел по коже.

– Как ты, старина? – осторожно спросил он Норриса.

Тот попытался приподнять голову, но не смог – сил не хватало.

– У меня… все болит. Куда ты… везешь меня?

Бенсен вздохнул.

– Ничего, ничего. Все с тобой будет в порядке. Я тебя не брошу, – заверил он приятеля.

– Ничего… не будет… в порядке, – простонал Норрис. – Ты… меня не к врачу… везешь?

– Нет, – не стал лукавить Бенсен. – Сегодня нет. Потерпи уж до завтра.

Норрис вновь застонал и выпучил свои красные, воспаленные глаза. Теперь Бенсен увидел, что белок почти весь окрасился кровью. Зрачки его неестественно расширились, лицо было бледным, даже изжелта–бледным и очень походило на старый, ссохшийся пергамент.

– Я… я умираю, Леннард, – шептал он. – А ты… ты заставляешь меня подыхать, как… собаку, ты… свинья…

Бенсен тихо рассмеялся.

– Да не городи ты ерунды, старик, – сказал он. – Я отвезу тебя к врачу. Завтра утром. Как только улажу все с Филипсом. А до утра ты потерпишь.

– Ты… свинья ты поганая, – хрипел больной. – Я загибаюсь, а ты смотришь и… Когда Махони тонул, ты… тоже не помог… ему.

– Я не виноват! – взвился Бенсен. – Но и не хочу упускать свой шанс только потому, что ты от страха обделался, старик. Ничего, я тебя все равно в долю возьму, даже если ты и не пойдешь. Но до утра ты уж продержись. – Он усмехнулся, но как– то неестественно. – Вот увидишь: я поработаю, а ты пенку снимешь.

– Ты…

– Я тут одну халупу знаю недалеко, – как ни в чем ни бывало продолжал Бенсен. – В это время года там никого не бывает. Я тебя отвезу туда, и ты до завтра там побудешь. А завтра я приду за тобой. С деньгами. Если до завтра не выздоровеешь, то приведу тебе врача.

– А мне… твои поганые деньги… и не нужны, – стонал Норрис. – Можешь со своим… Филипсом дела делать… а…

– Он замолк на полуслове, изогнулся в судороге и прижал руки к животу. На его рубахе образовалось темное пятно, и руки его вдруг стали мокрыми. Бенсен брезгливо сморщился, когда увидел, что из рукавов рубахи Норриса потекла сероватая жидкость и стала капать на землю. В нос ударил противный, сладковатый запах.

– Помедлив, Бенсен нагнулся, расцепил сведенные судорогой руки Норриса и перевернул его на спину.

– Черт возьми, да что же с тобой такое? – прошептал он. Норрис не отвечал, а темное пятно росло, потом такие же пятна стали проступать и на ногах, и на левом плече. Бенсен, не скрывая отвращения, выпрямился, потом протянул руку и дотронулся до Норриса. Он опешил: на ощупь тело было, словно мягкая губка.

– С трудом справившись с подступавшей к горлу тошнотой, Бенсен извлек из кармана нож и разрезал на Норрисе рубаху.

– Он увидел; что кожа его посерела. Это уже была не кожа человека, а какая–то растекавшаяся, растворившаяся, водянистая масса. Запах от нее исходил мерзейший.

– Бенсен окаменел. Вдруг у него перед глазами всплыла картина: его нога, еще мокрая от морской воды, и тонкая, сероватая нить, обернувшаяся вокруг лодыжки…

– Тряхнув головой, чтобы избавиться от этих воспоминаний, он инстинктивно отшатнулся от Норриса и не в силах был оторвать от него глаз. Этих пятен на теле становилось все больше. Дыхание стало прерывистым.

– Леннард, – умолял Норрис. – Помоги… мне. Я больше… не могу. Отвези меня… к врачу.

Бенсен стоял и молчал почти минуту. Теперь уже почти вся одежда Норриса потемнела, и вонь стала нестерпимой. Уже не было нужды разрезать его рубаху, чтобы понять, что с ним происходит.

– Мне очень жаль, старина, – произнес он. – Но я не могу.

Норрис издал какой–то булькающий звук.

– Ты ведь все им выложишь, так? – продолжал Бенсен. Рука его крепче сжала нож. – Они ведь будут тебя спрашивать, откуда у тебя это, и ты им все расскажешь. Все.

– Леннард! – умолял Норрис. – Я… я умираю! Помоги мне… Прошу…

– Помог бы, – тихо ответил Бенсен. – Да вот не могу. Ты ведь все выложишь им, и про Филипса, и про… все выложишь. А тогда денежки мои – тютю, и остаток жизни я буду гнить в этой вонючей дыре. Я больше не могу здесь оставаться. Я хочу выбраться отсюда и не позволю, чтобы кто–то помешал этому. Ты ведь понимаешь меня, верно?

С этими словами он поднял нож…

Народу на улицах Дэрнесса в этот час было немного. Человек шесть бодро и целеустремленно вышагивали по узенькому тротуару куда–то по своим делам. Проехала даже единственная, запряженная мулом повозка. Может быть, потому что час еще был ранний. Вообще–то, на карте этот Дэрнесс выглядел очень даже респектабельно, но в действительности же это была заурядная провинциальная дыра, каких тысячи в Англии и Шотландии, волею судьбы имеющая в своем распоряжении порт, и по каким–то необъяснимым причинам здесь сумела развиться и кое–какая промышленность, которая обеспечивала работой все население округи. По всей вероятности, лишь очень немногие жители могли сподобиться здесь на ежевечернюю прогулку, и посему набережной как таковой, в том виде, в котором она присутствует почти во всех портовых городах, здесь не существовало. А может, большинство людей просто предпочли провести этот промозглый осенний вечер дома, у затопленных каминов. Что же касается меня, то жгучие порывы ноябрьского ветра я стал ощущать, едва покинул гостиницу. Холодный ветер с моря приносил запах соленой воды и водорослей, проникал сквозь одежду. Худшей одежды для такой погоды и придумать было нельзя. То, что я впопыхах успел наценить на себя в гостинице, выглядело хоть и модно, но совершенно не по сезону, и уже через пять минут пребывания вне стен гостиницы у меня от холода зуб на зуб не попадал.

До сих пор я чувствовал себя как пьяный. Только сейчас до меня начинало доходить, что я ни малейшего понятия не имел, куда направляюсь. Мне было известно, что Говард раздобыл в порту какое– то суденышко, и если портье все же передаст ему мое сообщение, то после захода солнца мы там с ним встретимся.

Но до этого оставалось еще целых пять часов…

Я приблизился к стене какого–то дома и незаметно огляделся. Небо, как обычно в это время года, было покрыто тучами, и вследствие отсутствия солнца отпадала и проблема тени. Впрочем, будь сейчас даже яркий, солнечный день, на этой стороне улицы я мог чувствовать себя в полной безопасности, во всяком случае, в течение последующих нескольких часов. Но болтаться здесь до вечера из–за страшного холода я не мог.

Большой глупостью с моей стороны было покидать отель. Действовал я сгоряча, когда к голосу разума не прислушиваешься, а руководствуешься одним только страхом и по глупости можешь таких дел наворотить, что… Мне следовало бы задернуть портьеры, затушить камин и спокойно дожидаться Говарда, вместо того, чтобы очертя голову бежать из гостиницы. На какой–то момент у меня даже мелькнула мысль возвратиться туда, но я отогнал ее. Ничего страшного, как–нибудь сумею найти спокойное, тихое и, самое главное, теплое местечко, где пересижу до вечера, а уж Говард найдет решение. Теперь мне оставалось лишь убить время.

Взгляд мой странствовал по улице. Несколько лавчонок, две–три пивные, ресторанчик, выстроившиеся в ряд жилые дома и ничего такого, что могло бы послужить мне временным прибежищем. Я был не из местных и не имел возможности стучаться в каждую дверь и просить приютить меня до наступления темноты. Что же касается питейных заведений, то они не внушали мне особого доверия, неважно, что это было, ресторан или портовая забегаловка – везде был свет, а где свет – там и тени. А где можно спрятаться от своей собственной тени?

Не знаю, было ли это простой случайностью – в последнее время я уже начинал приходить к убеждению, что никаких случайностей на свете не бывает, – но единственным местом, которое мне в данный момент лучше всего подходило, была церковь.

Маленькая церквушка, слишком маленькая далее для такого городка, как Дэрнесс, в это время дня была пуста, кроме того, там царил полумрак и имелось множество темных уголков, где я мог обрести временную защиту. До церкви было не особенно далеко – шагов сто, если идти вниз по улице. Она располагалась на противоположной стороне. Я решил отправиться туда.

Когда я повернул вниз по улице, в лицо мне ударил ледяной, сырой ветер. Быстро взглянув на небо, я убедился, что грозовой фронт приближается. И хотя темно–сизые, напоенные дождем тучи все еще были на почтительном расстоянии от Дэрнесса, они быстро надвигались на город. Погромыхиванье становилось отчетливее. Ежась от холода, я втянул голову в плечи и ускорил шаг.

В тот момент, когда я только что пересек улицу, облачный покров прорвался.

И это не было простым стечением обстоятельств. Ветер в течение нескольких секунд усилился, и теперь свист его перешел в неистовый вой. Он набросился на меня, и порывы его охаживали, словно ледяными кулаками, заставляя сгибаться и раскачиваться из стороны в сторону. Одновременно серое покрывало над городом исчезло, разлетелось в стороны, словно в беззвучном взрыве, и передо мной на мокрой брусчатке возникла тень Зверя.

Она была теперь больше, чем в последний раз. И реакция ее отличалась быстротой и целенаправленностью, чего в отеле не было. Комок переплетенных меж собой рук–змей стал расти, распускаться подобно раскрывающемуся бутону дьявольского цветка, и ко мне потянулись десятки беззвучно изгибающихся щупалец.

На этот раз я чуть запоздал отреагировать на них. Я прекрасно понимал, что произойдет, замешкайся я хоть на секунду, во всяком случае, предполагал и все же замешкался. Лишь когда несколько змей–щупалец рванулись к моим ногам, я вышел из оцепенения и бросился прочь.

Улица в ширину не имела и десятка ярдов, но пробежка эта показалась мне самой долгой и длинной в моей жизни. Тень неслась передо мной, как огромный двойник–урод, перескакивая через низкие бордюры, нелепо опрокидываясь набок, и когда я достиг двери церкви, бросилась вверх. Эти дергающиеся змеи вдруг оставили в покое мои ноги и теперь плясали прямо перед моим лицом на растрескавшемся буром дереве массивной церковной двери. Закричав от ужаса, я в отчаянии рванул на себя ручку двери, и в этот момент одно из щупалец нанесло мне удар. Все это была до ужаса абсурдным – ведь это была тень, бестелесная, неощутимая, но я тут же учуял этот запах, эту чумную вонь, омерзительной волной коснувшуюся моего лица.

Не помня себя, я бросился на дверь, плечом налег на нее – она открывалась вовнутрь – и влетел в церковь.

Как только я очутился в полумраке церкви, тень тут же пропала, но я проковылял еще несколько шагов в спасительную темноту, чтобы хоть на несколько мгновений избавиться от ужаса, преследующего меня. Лишь отойдя достаточно далеко от дверей, я отважился остановиться.

И тут на меня темной волной накатилось изнеможение. Эти несколько шагов, это бегство от тени исчерпали мои силы вконец – сердце мое тяжело ухало в груди, а ноги гудели так, словно я пробежал не одну милю. Закачавшись, я ухватился за спинку грубой церковной скамьи и тяжело дыша огляделся.

Изнутри церковь эта казалась уже не такой маленькой. Высокие своды потолка уходили вверх на добрых двадцать пять ярдов, а неоштукатуренные стены из простого красного кирпича, на которых изредка мелькали изображения святых, имели всего лишь несколько узких стрельчатых окон, так что даже в яркий солнечный день здесь должна царить полутьма. Здесь я был недосягаем для тени.

Я медленно повернулся. Вопреки своему желанию, я был не один – на другом конце церкви располагался простой, низкий алтарь, а перед ним, преклонив колени, стоял какой–то мужчина и смотрел на меня. Видимо, я отвлек его от молитвы. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, потом я резко повернулся и, отойдя на пару шагов, тяжело опустился на неудобную скамью. Гроза бушевала уже почти над городом, и громовые раскаты долетали сюда и усиливались акустикой церкви. Здесь они воспринимались угрожающе. Уперев руки в спинку противоположной скамьи, я некоторое время сидел с закрытыми глазами, пытаясь привести в порядок мысли, вихрем кружившиеся в моей голове. Потом я, даже сам не зная почему, взял в руки потрепанный молитвенник – несколько их лежало тут же на скамье, – раскрыл его наугад и пролистал. Через некоторое время человек поднялся с колен у алтаря и направился к выходу. Я сделал вид, что всецело поглощен чтением.

– Мистер Крейвен?

Я поднял взгляд. Оказывается, мужчина этот никуда не уходил, а подошел ко мне, причем настолько тихо, что я не услышал. Лица его в полутьме я разглядеть не мог, но видел, что он был очень высокого роста и крепкого телосложения, примерно моего возраста, может быть, чуть моложе.

– Вы… вы знаете меня?

Он кивнул.

– Для чего вы здесь, мистер Крейвен? – тихим голосом спросил он. – Потому что это – церковь? – Он рассмеялся. Смех этот отдался странным, гулким эхом под сводами церкви и уже не походил на смех. – Поверьте, это вам не поможет, мистер Крейвен. Те силы, от которых вы стремитесь укрыться, ни стенами церкви, ни даже крестом не сдержать.

Я уставился на него. Я мог спорить на что угодно, что с этим человеком мы никогда в жизни не встречались. А вот он, кажется, знал меня, как облупленного. Однако я покачал головой.

– Боюсь, что не понимаю вас, – произнес я как можно спокойнее. – Что вы хотите этим сказать, мистер…

– Махони, – ответил незнакомец. – Флойд Махони. И поверьте – вы здесь не в безопасности. Эта церковь, эта символика способна защитить вас от черной магии, возможно, даже и от дьявола, если таковой существует. Но те силы, против которых выступили вы, – ни то, ни другое. – Он улыбнулся, без приглашения опустился рядом со мною на скамью и рукою обвел церковь. – Все здесь – лишь вера, Роберт. «Запечатленное в камне Слово Божие», как выразился один весьма неглупый человек. Те, против кого решились сражаться вы и ваши друзья, не имеют касания ни к Богу, ни к дьяволу, ни ко всяким там демонам. Это такие же создания, как и мы с вами, Роберт, живые существа. Но существа, происходящие из того времени, которое отделено от нашего двумя миллиардами лет, и средства, которыми они пользуются, настолько иные, что кому–то, вполне возможно, могут показаться и магией.

– Я… я не понимаю, к чему вы…

– Да не пытайтесь внушить мне, что вы глупее, чем вы есть, Роберт, – перебил меня Махони. В его голосе звучал гнев, даже не гнев, скорее, просто раздражение. – Я на вашей стороне. Но и я не смогу вам помочь, если вы сами этого не захотите.

Несколько секунд я нерешительно смотрел на него. Мои пальцы поигрывали желтыми пергаментными страницами молитвенника, чугь ли не разрывая их, но я этого не замечал. Теперь я яснее мог видеть лицо Махони. Лицо было в полном соответствии с его наружностью – широкоскулое, не блещущее умом, но открытое, и ему было присуще какое–то трудно объяснимое добродушие.