Текст книги "Бремя Могущества"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

– Я же вам не справочное бюро, сэр, – проворчал он. – А теперь, будьте любезны, оставьте меня в покое, пока я не позабыл, как меня мама в детстве вежливости учила.

Слегка ошеломленный, я отпустил его и отступил на шаг.

До этой секунды я не был склонен уделять этому человеку слишком много внимания, посчитав его обыкновенным бродячим торговцем, каких сотни и которые, как правило, гораздо лучше осведомлены о той местности, где промышляют, нежели сами аборигены. И, обращаясь к нему, я хотел только получить полезную информацию, причем сразу, и что самое главное, без лишних расспросов. Но тон, каким со мной говорил этот человек, мне явно не нравился.

Стало быть, ему все же кое–что было известно об этом месте. Собственно, иного я и не предполагал.

– А что, фунта разве мало для обычной справки? – резко спросил я.

– Деньги. – Слово это в его устах прозвучало, как яростный плевок. – Ведь вы и вам подобные, сэр, приписываете деньгам всесокрушающую силу, ведь так? Вы ведь наверняка считаете, что вы можете все купить, если вы появились на свет в качестве сына какого–нибудь денежного мешка!

Я почувствовал, как во мне жаркой волной поднимается злость. И прежде всего потому, что здесь меня явно принимали за молодого бездельника. Меня, выросшего в нью–йоркских трущобах, на чью долю выпало столько лишений, считали богачом и паразитом!

Но как бы то ни было, я вырос именно там.

Конечно, этот человек не обязан был знать таких подробностей моей биографии, но ведь и говорить со мной так он права не имел, причем тон его находился в явном противоречии с его внешностью.

– Попридержали бы лучше свой язычок, мистер, – сказал я как можно спокойнее. – В конце концов, я же не за «спасибо» расспрашиваю вас. И коль вы уж такой бессребреник, тогда какого черта вообще носитесь здесь со своим хламом и навязываете его людям?

– Я тебе сейчас покажу, какой это хлам, сопляк! – прошипел торговец. – Что ты вообще знаешь о честном заработке? Хлыщ этакий решил от безделья выкрасить свои патлы и даже побриться не удосужился. Хочешь знать, как я на это смотрю, щенок?

Уперев руки в бока, он с вызовом смотрел на меня. И хотя он был на целую голову ниже, я почувствовал, что от него исходит какая–то угроза.

Я разозлился уже по–настоящему. Что этот парень вбил себе в башку? Ведь эта заметная белая прядь, которую я обычно предпочитал скрывать под шляпой, была живым напоминанием смертельной схватки с жутчайшим монстром, который чуть было не прикончил меня, а теперь этот приблуда колет мне глаза якобы присущей мне склонностью к излишнему увлечению модой!

Конечно, я был не из обидчивых – жизнь кое–чему научила меня. И все–таки я был взбешен. Неужели каждый, кто хоть чем–то отличается от других, достоин лишь враждебного отношения или, в лучшем случае, издевок и насмешек?

Не успев дать волю своему гневу, я вдруг заметил мелькнувшую тень – кто–то направлялся к нам. Уже сгущались сумерки, но мне не составило труда узнать приближавшегося человека.

Выругавшись про себя, я повернулся к подошедшему.

– А тебе что здесь надо? – осведомился я.

В голосе моем чувствовалась такая агрессивность, что Говард изменился в лице и от возмущения даже чуть пристукнул тростью о мостовую. Он посмотрел сначала на меня, потом на торговца, и ситуация эта ему явно не понравилась.

– Могу я переговорить с тобой, Роберт? – спросил он. От его тона мне стало не по себе. В этом вопросе звучал приказ.

– Разумеется, можешь, – раздраженно бросил я. – В принципе, ты уже говоришь со мной.

Говард безмолвно кивнул. Казалось, он дожидался, что я пойду за ним, но мне оставалось еще одна мелочь.

Я снова обернулся к торговцу, который молча смотрел на все происходящее.

– Ну так что же вы? – бросил я ему. – Возьмете деньги, или же это противоречит вашим принципам продаваться всяким хлыщам?

Человек явно растерялся. Может быть, прикидывал сейчас, каким образом запросить больше, но, видимо, внезапное появление на сцене Говарда, нарушило его планы. С хлыщами вроде меня у него был разговор короток, но вот Говард, который способен был любого самоуверенного наглеца поставить на место, в особенности, если тот видел его впервые, с Говардом приходилось считаться. Что–то тягостное было во внешности этого человека, мрачное, угрюмое. Даже я до сих пор ощущал это, хотя мы уже достаточно давно знали друг друга.

Торговец, что–то ворча, взял у меня купюру, которая тут же исчезла в недрах его короба.

– Отправляйтесь в Лоугрин, – ворчливо произнес он. – Есть тут неподалеку, милях в шести к северу такое местечко. Там и спросите про Балтимора.

– А потом?

– А ничего потом. Больше я вам ничего говорить не буду.

Он ушел, и на этот раз я не стал его удерживать. Конечно, я бы с удовольствием узнал кое–что еще, фунт – деньги немалые в этих местах, но не мог из–за Говарда.

Я повернулся к нему.

– Так что тебе от меня нужно?

Говард поджал губы и несколько секунд молча разглядывал меня.

– Ты изменился, мальчик, – сказал он, наконец. – Вполне возможно, что меня это и не касается, но тебе лучше не появляться на улице без шляпы. Люди уже понемногу начинают судачить о тебе…

– Люди, – презрительно бросил я. – Какое мне дело до людей? Им бы впору в своем дерьме разобраться.

– Следовало бы, между прочим, уже понять, что этого как раз от них ожидать не приходится, – возразил Говард. – Или ты позабыл, что недавно тебя чуть было не линчевали?

– Не только меня, – буркнул я. – Да и здесь не та обстановка.

– А, вот как ты считаешь? А в чем же она другая, позволь полюбопытствовать?

Глубоко вздохнув, я упер руки в бока и с такой враждебностью посмотрел на Говарда, на какую только был способен. Этот человек просто не понимал, о чем говорил.

– Займись, пожалуйста, своими проблемами, – произнес я резче, чем намеревался. – И вообще, почему ты и твой Рольф вечно таскаетесь за мной по пятам?

Говард замер. Выражение заботливости исчезло из его взгляда, уступив место злым искоркам. Я уже начинал жалеть, что так распустил язык, но вместо того, чтобы успокоиться, я, наоборот, упивался поднимавшимся во мне протестом.

И меня словно прорвало:

– Так вот, коль скоро мы об этом заговорили, – продолжал я, – оставь твои отцовские заботы обо мне, хорошо? Я, знаешь ли, отлично понимаю, что я должен делать и чего нет, что могу себе позволить, а чего нет.

Говард в глубокой задумчивости кивнул.

– Может, ты и прав, мальчик. И все–таки я с большим удовольствием побеседовал бы с тобой кое о чем. И лучше, если это будет не посреди улицы…

– Это, чтобы люди о нас не судачили, да? – Я попытался все же взять себя в руки и не позволять накопившейся во мне злости выплеснуться наружу. Мне было ясно, что веду я себя сейчас совершенно вопреки своей натуре, но от сознания этого я еще больше осатанел. – Ладно, если ты так хочешь, – уже почти спокойным тоном выговорил я. – А где?

Говард схватил меня за локоть и без слов отвел в какой–то переулок, где нас дожидалась карета. Прежде чем я успел сообразить, что он собирается делать, он сел в нее и призвал меня последовать его примеру. Помедлив, я тоже забрался внутрь.

Шин допил свой стакан, поблагодарил хозяина и попросил комнату.

Комната эта оказалась крохотной, паршиво обставленной и, разумеется, нетопленой, зато дешевой. Но ничего – Шин помнил и о гораздо более паршивых, кишащих насекомыми пристанищах, где с потолка текло, а сквозь щели в окнах адски дуло.

– В порядке, – кивком заверил он хозяина. – Я сейчас прямо на боковую. Денек сегодня был сумасшедший.

Хозяин, пожелав доброй ночи, оставил его одного. Шин уселся на край кровати, которая явно не была рассчитана на его мощную комплекцию, и в который уж раз спросил себя, почему это каждый раз непременно приходится скрючиваться на этих постельках в три погибели и чувствовать себя сардинкой в банке.

Так что, быть здоровяком – далеко не всегда означало иметь преимущество. Вряд ли можно иметь удовольствие от того, что по ночам просыпаешься с заледеневшими ногами или с больной от холода головой.

Однако Шин вовсе не; имел намерений проводить на этом ложе всю ночь. Разговор с хозяином подтверждал, что он на верном пути.

Разумеется, можно было преспокойно дождаться утра и взглянуть на это странное заведение мистера Балтимора при свете дня, но опыт подсказывал. ему, что по ночам, несмотря на темноту, разглядеть иногда удается гораздо больше.

Притулившись к стене, он задремал, однако спать не собирался.

Через некоторое время его разбудил какой–то шум. Кто–то поднимался по лестнице в мансарду, потом скрипнула дверь, и чей–то голос неразборчиво стал что–то бормотать. Шину показалось, что это был голос хозяина.

Вновь наступила тишина. Шин осторожно поднялся, надел куртку, висевшую на спинке стула, и некоторое время стоял, прислушиваясь. Затем опасливо открыл дверь и проскользнул в темный коридор к лестнице и, ступенька за ступенькой, тихо спустился вниз.

Шин изо всех сил старался не шуметь, но ему все равно не удалось предотвратить предательского скрипа ступенек под его могучим весом, однако никаких голосов или беготни не последовало.

Добравшись до входной двери, он при помощи отмычки отворил ее и исчез в ночи.

На улице царили непроглядная тьма и холод. Откуда–то сверху наползал промозглый ночной туман, окутывая все вокруг непроницаемой пеленой. Невозможно было даже определить, где задний двор гостиницы. Настоящее бедствие, из–за которого все представало расплывчатым, неясным, нереальным. Казалось, все живое, за исключением пары голых деревьев и взъерошенных кустов, исчезло отсюда. Когда Шин миновал ворота, преграждавшие путь к крестьянскому домику, туман над улицей заклубился, подобно серому облаку ядовитого газа, повис плотным занавесом, за которым ему почудились странные, неразличимые, снующие туда–сюда тени.

Шин не мог отделаться от крайне неприятного чувства, охватившего его сразу же, едва он оказался здесь.

Однако он, невзирая ни на что, упорно продолжал продвигаться вперед, пока в конце концов не оказался на сырой лужайке, спускавшейся по склону холма к буковой роще.

Он попытался припомнить, что сказал хозяин, однако было очень нелегко сопоставить описание местности, данное в теплом, освещенном пабе, с этим угрюмым, наполовину скрывшимся в тумане пейзажем.

Он огляделся.

Туман крался за ним по пятам, словно неуклюжий зверь, выслеживающий свою жертву. В воздухе висел странный, трудно определимый запах. Шин вспомнил и о буковой роще, и о том, что должен пройти между двух холмов, чтобы выйти к лесу.

Перед Шипом раскинулся обширный луг, отделенный от деревни густой живой изгородью и заканчивавшийся где–то в невидимой дали. Теперь туман был уже впереди и затеял дьявольскую игру, будто на сцене некоего сумасбродного театра теней.

Дойдя до живой изгороди, Шин обнаружил просвет в зеленой стене, а в нем запертые ворота. Схватившись за решетку, он без труда отодвинул ее в сторону и нехотя, помедлив, все же задвинул за собой.

Вполне могло обернуться так, что ему больше и не придется возвращаться в гостиницу, и он не желал, чтобы там стало известно, куда он отправился. Впрочем, об этом без труда можно было догадаться. Шин ускорил шаг.

Грозная темнота леса скоро кончилась. В живой изгороди ближе к опушке стали появляться просветы, казалось, они выгрызены кем–то, и Шину не составило труда, перемахнув через нее, добраться до тропинки, исчезавшей где–то вдали за деревьями.

Но земля была скользкой, и он проклял свою легкую обувь, в которой едва удерживался, чтобы не шлепнуться. Туман беспорядочно клубился по обеим сторонам тропинки, странным образом оставляя ее свободной.

Лес становился все гуще, и Шину было очень нелегко сохранять ориентацию. Все чаще и чаще он цеплялся за сучья и валежник, временами ему, как слепому, приходилось вытягивать вперед руки, чтобы не наткнуться на что–нибудь.

И тут он различил свет.

По первости Шин принял его за луну, пробивающуюся сквозь заросли, но, приглядевшись, заметил мерцание, характерное для лампы. Тусклый свет ее помигивал чуть в стороне от лесной тропинки, и Шин пошел прямо на него.

Вдруг он замер на месте, по телу побежали мурашки. Абсолютно исключено, чтобы можно было в этот час и в таком месте наткнуться на человека, вышедшего подышать свежим воздухом, да еще с фонарем в руках. Он знал, как преодолеть страх темноты, причем не раз это приходилось делать в очень напряженных ситуациях, но этот лес и этот туман были совершенно необычны.

Шин попытался вспомнить, как далеко он успел отойти в соответствии с описаниями хозяина, но что–то произошло с его памятью – он не помнил из его разъяснений ровным счетом ничего. Мало того, описания эти никак не вязались с данной местностью.

Он медленно достал из кармана куртки узенький пистолет и снял его с предохранителя.

Источник света так и не успокоился, продолжая плясать среди веток кустарника, временами пропадая на пару секунд и затем возникая снова.

Более того, он медленно, но упорно двигался прямо к Шину.

Шин ощутил вдруг сильнейшее желание – повернуться и бежать отсюда со всех ног. То или тот, кто приближался к нему, казалось, в точности знал, что ищет здесь.

– Рольф, – ошеломленно воскликнул я, увидев, кто дожидается нас в карете. – Ты–то как здесь оказался?

На широкой и не слишком симпатичной физиономии Рольфа появилась странная гримаса, весьма отдаленно напоминавшая улыбку.

– Да вот скука заела в Лондоне, малыш. Подумал себе, может, я вам понадоблюсь. И, видимо, не ошибся.

– Что ты имеешь в виду? – резко спросил я.

Я заметил, как Говард покачал головой и уставился в окно кареты с таким видом, будто ход беседы его вовсе не интересовал. Однако ему не удавалось скрыть свою нервозность.

– Да ничего, – отмахнулся Рольф, – просто так, к слову пришлось.

Но я‑то отлично понимал, что он имел в виду. Нынешняя непотребная щетина явно не вязалась с моей обычно ухоженной внешностью. Но каким образом я мог объяснить своим спутникам, почему в последние дни так сторонюсь зеркал? Им ничего не было известно о призыве Присциллы и о зеркале, внезапно разлетевшемся в куски само по себе. Не знали они и о моем паническом страхе еще раз столкнуться с безумием, чье ледяное дыхание я ощутил в те кошмарные мгновения.

– Нечего тебе напрягаться по этому поводу, – холодно заверил его я.

Как же трудно было мне сохранить этот безразличный тон! В душе я рвался на поиски Присциллы, и мне казалось преступлением транжирить время на бесцельные разговоры. Ей грозила опасность, и каждая минута, которую я проводил в этих бездарных словопрениях, была драгоценной. Я напал на след и буду идти по нему, пока след этот не приведет меня к цели.

– Как у тебя вообще делишки? – Я задал этот вопрос лишь для того, чтобы не молчать.

Рольф пожал плечами.

– Не проходит это дрянцо – и все тут. Но Мэри знатно меня заштопала.

Мэри Уинден после всего, что произошло, так и не решилась возвратиться в свой родной городок. Оставив на время дочь у знакомых в какой–то деревне, она отправилась в Лондон и нашла приют в доме Говарда.

Для всех было полнейшей неожиданностью, когда я вдруг сорвался с места и выехал из Лондона. Говард, конечно, сразу же отправился за мной. А теперь он призвал на помощь еще и Рольфа, чтобы, поймав, им было бы легче удержать меня в узде. И мне, видимо, ничего больше и не оставалось, как делать хорошую мину при плохой игре. Ни за что он не должен догадаться об истинной причине моего бегства.

Тем более Говард…

А тот, высунувшись из окна, что–то крикнул кучеру, по карете словно дрожь прошла, щелкнул хлыст, и она медленно тронулась с места.

– Что это все значит? – спросил я у Говарда. – Мне показалось, что ты собираешься поговорить со мной. Ни о какой прогулке в карете речи не было.

Говард кивнул.

– Ты прав, Роберт. Но, как я слышал, тебе надо в Лоугрин. И думаю, ты не будешь против, если мы тебя сопроводим туда. – Он едва заметно улыбнулся. – В компании ехать всегда веселее.

Это был не вопрос, а утверждение. Разумеется, я готов был воспротивиться, причем очень сильно воспротивиться, но, с другой стороны, мой отказ неизбежно вызвал бы еще большее недоверие Говарда. Да и проехаться до моего пункта назначения в карете было, что ни говори, приятнее, тем более, что мы имели все шансы добраться туда уже сегодня.

– Ну скажи, почему ты никак не оставишь меня в покое? – раздраженно спросил я.

Говард позволил себе сдержанно улыбнуться.

– Мы бы с превеликим удовольствием оставили тебя в покое, Роберт. И я думаю, что теперь ты все же понимаешь чуть больше, чем прежде. – Он тихо покачал головой. – Хотя кое–что в твоем поведении по–прежнему не дает мне покоя. Разум твой во власти темных сил, которые грозят сломить твой дух. Тебе следовало хотя бы взглянуть в зеркало. У тебя ужасный вид.

При этих словах я вздрогнул. Не из–за того, что Говард упомянул о темных силах, а от перспективы посмотреть на себя в зеркало. У меня было такое чувство, что я могу увидеть там что угодно, только не себя самого.

– Что это с тобой? – вмешался Рольф. – Ни с того ни с сего побелел как мел.

Я передать не могу, скольких сил стоило мне спокойно покачать головой. Я чувствовал, как лоб мой в одно мгновение покрылся испариной. И при всем при этом меня трясло от холода.

– Да ничего, – хрипло проговорил я. – Ничего… страшного.

Говард кивнул.

– Вот, вот. И именно по причине этого самого «ничего», мы и не отойдем от тебя в течение нескольких следующих дней ни на шаг. До тех пор, пока это «ничего» не исчезнет или…

Он не докончил фразу, но я и так понял, что он хотел сказать. Речь шла о борьбе с пока еще неизвестной силой, которую я мог выиграть лишь в том случае, если Говард поможет мне.

Но ведь мне не раз приходилось убеждаться в том, насколько бессилен оказывался Говард против аналогичных сил в прошлом. Он не был колдуном и не обладал магическими способностями, которые можно было бы противопоставить силам тьмы, на поединок с которыми он отважился.

Ну, а что же касалось моего будущего предприятия, то тут гадать не приходилось – он никогда не будет на моей стороне.

Когда мы добрались до Лоугрина, уже почти стемнело. Тонкие, серые клочья тумана носились в воздухе, и я чувствовал, как сырость вползает в карету, въедается в нашу одежду.

За всю эту поездку мы не обмолвились ни словом. Что–то очень неприятное было в этой ситуации, когда двое близких людей, с одной стороны, были твоими друзьями, но с другой, в любую минуту могли превратиться во врагов. Я все время ждал, когда же Говард спросит меня, куда и зачем я направляюсь. Однако он молчал, и это молчание означало, что он либо догадался, либо не рассчитывал на правдивый ответ.

Мне было ясно, что он ни за что не допустит моей встречи с Присциллой. Ведь это именно он позаботился о том, чтобы она оказалась в такой строгой изоляции. Он имел представление о глубине моих чувств к ней и о том, какую опасность могли они представлять для меня – считай – и для всех остальных. Но все это были причины, так сказать, рационального порядка. Что мог знать такой человек, как Говард, о любви?

Карета выехала к единственной в этом местечке гостинице и, наконец, остановилась. Открылось окошечко дверцы, и в нем появилась физиономия кучера с красными от бессонной ночи глазами.

– Все уже тут спят, сэр, – проворчал он. – Я ведь говорил вам, что сюда в это время лучше не приезжать…

– Но вы говорили мне и то, что хозяин – ваш двоюродный брат, – возразил Говард. Достав что–то из кармана куртки, он вложил это кучеру в ладонь. – Так что, будьте любезны, воспользуйтесь вашими родственными связями и раздобудьте для нас комнату.

– Рассчитывать придется лишь на сеновал, но это уже не моя вина, – проворчал он, но уже значительно дружелюбнее – банкнота, которую сунул ему Говард, возымела действие.

Не успел кучер отойти, как я тут же спрыгнул на землю и направился ко входу в гостиницу.

То, что Говард швырялся деньгами, было новым в его поведении, и у меня это почему–то вызвало чуть ли не отвращение. В конце концов, я и сам не ребенок и в состоянии позаботиться о своем ночлеге, так что ему вовсе нет необходимости разыгрывать из себя моего богатенького покровителя.

Споткнувшись о порог, отделявший палисадник от тротуара, я едва устоял. Темень была непроглядная, да еще, к тому же, серые клочья тумана явно не способствовали видимости. Наоборот… Осторожно пройдя дальше, я добрался до входной двери, открыл ее и оказался в темном пабе.

За моей спиной раздался удивленный возглас кучера.

– Вот уж странно, что дверь не заперта, – пробормотал он и прошел мимо меня вперед.

Я слышал, как он некоторое время возился в темноте, иногда натыкаясь на стулья и бранясь вполголоса.

Где–то над нами что–то задвигалось. Сощурившись, я сумел разобрать тусклый луч света, который плясал туда–сюда. Еще через несколько мгновений послышались шаги – кто–то спускался сверху. Сначала я не видел ничего, кроме блеснувшего в темноте металлического предмета, в котором я очень быстро определил ствол ружья. Потом показался и пожилой субъект с перепуганным лицом, боязливо озиравшийся по сторонам.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался я и изобразил легкий поклон. – Меня зовут Крейвен. У вас не найдется комната для меня и двух моих приятелей?

Глаза субъекта округлились, когда он заметил опрокинутые стулья.

– Не двигаться, или я продырявлю вас, – рявкнул он. – Похоже, я как раз вовремя.

Чуть повернув голову назад, он крикнул:

– Энн! Воры в доме! Зови соседей! Пусть возьмут с собой веревки! Мы тут с ними, с бандитами, живо разберемся!

Каждый его призыв сопровождался яростным трепетаньем ночной сорочки до пят, словно в темноте хлопали белые крылья странной летучей мыши.

– Да нам ничего, кроме комнаты на ночлег, не нужно, сэр, – осторожно сказал я. – И хотя, уверяю вас, я ничего не имею против ваших соседей, поверьте, сейчас у меня нет никакого желания знакомиться с ними.

– Прекрати болтать! – грубо оборвал меня рыжеволосый. – Сначала вы тащите у нас скотину, а теперь уже дело дошло до того, что вламываетесь к нам в дома. А кто крадет, тот способен и на убийство. А с убийцами у нас разговор короткий. – Его убежденность была ненробиваема. – Так что, давайте высказывайте ваше последнее желание, прежде чем мы вздернем вас на ближайшем суку…

– Извините, сэр, что перебиваю вас, – не выдержал я. – Но вы заблуждаетесь. Мы просто путешественники, безобидные люди. Это правда и…

Вид ствола, нацеленного прямо мне в голову, заставил меня быть кратким.

– Да взгляните вы на моего спутника. Ну что? Узнали его, наконец?

Рыжий злобно зыркнул на меня.

– Как, дьявол бы вас побрал, я могу видеть вас там внизу? Но того, что я вижу, мне хватает. Вижу вот, что ты небритый прохвост, а твой дружок – какой–нибудь насильник и глухонемой вдобавок.

– Но, Чарльз, – наконец подал голос и кучер. Голос его звучал довольно жалостливо. – Ты что же, в своих стрельнуть хочешь?

– Что за чушь? Меня не Чарльзом зовут. Чарльз – мой брат–близнец.

– Так у вас есть брат–близнец, сэр? – быстро спросил я. – Это объясняет, что…

– А мне все и так было ясно еще две минуты назад, – фыркнул брат–близнец Чарльза. – Я самолично запер двери, а теперь вот – пожалуйста – у меня в пабе стоят два каких–то негодяя и еще имеют наглость утверждать, что они, дескать, безвредные путешественники.

И вот тут–то все и началось. Через заднюю дверь в паб ворвались несколько вооруженных мужчин. Тут же весь паб осветился мигающим светом фонарей и наполнился людским гомоном.

Это были те самые соседи, которых собрала жена хозяина. Наверняка она не ожидала, что они окажутся так легки на подъем. Они только и успели, что накинуть поверх своих ночных рубашек куртки или сюртуки, а в руках у них были ружья.

Возможно, среди них и был Чарльз, но у меня больше не было времени раздумывать об этом. Кто–то схватил меня за шиворот и толкнул к стене. Не успел я подумать о самообороне, как руки мои тут же заломили за спину, и какой–то идиот поднес мне к лицу свое дедовского образца ружье. Другой так ткнул мне двустволкой в бок, что у меня дыхание перехватило, а третий принялся размахивать ножом у меня перед носом, будто готов был выколоть мне глаза.

– Прекратить! – крикнул кто–то со стороны двери.

Говард и Рольф возникли, как по мановению волшебной палочки, словно ниоткуда. Оба стояли в проходе с пистолетами в руках. И судя по выражению их лиц, в любую секунду они были готовы выстрелить.

– Сообщнички, – прокряхтел рыжеволосый хозяин, собираясь спуститься по лестнице.

Еще несколько секунд назад его грозное ружье тут же показалось жалким и никудышным, а в глазах появилась какая–то недостойная предводителя местного ополчения нерешительность. Он уставился на кучера, которого, как и меня, швырнули к стене.

– Альберт! Так ты с ними заодно?

Неужели он действительно идиот или только прикидывается?

В пабе стало так тихо, что, казалось, можно было услышать, как муха пролетит. На побледневших лицах мужчин, только что угрожавших нам оружием, появилось выражение растущей неуверенности. Им так хотелось расправиться с ворами, шалившими в их деревне, и вдруг перед ними оказались четверо, которые и на воров–то не походили.

Ни мой вид, ни Рольфа наверняка не мог не вызвать недоверия, но в том, что мы были не бандитами с большой дороги, никто не сомневался, стоило только присмотреться к нашей одежде.

А то, что кучер знал, как зовут хозяина, окончательно сбило их с толку.

– Я привез сюда этих господ, братик, – объяснил Альберт. – Дверь была на запоре, вот и…

– Минутку, минутку, – вмешался широкоплечий, приземистый сосед, стоявший у дверей и до сих пор молча созерцавший всю эту сцену. – Значит, ты поднял весь этот шум из–за припозднившихся гостей, Фленелтоун? Вот его, – он указал на кучера, – мы все знаем. И уже ведь не в первый раз он тебе и твоему нерадивому братцу постояльцев подкидывает, а?

Вскоре недоразумение окончательно выяснилось. А вот каким образом мы сумели проникнуть в паб, так и осталось для них загадкой. Фленелтоун клялся и божился, что он перед отходом ко сну, как всегда, запер двери паба. Но теперь он нас хоть за грабителей не считал.

После того, как он из–за ерунды поднял среди ночи своих соседей, ему ничего не оставалось, как налить им по кружке. И ограничиться одной кружкой ему не дали. Говард, разумеется, тоже решил сделать очередной широкий жест и один раз оплатил выпивку для всех из своего кармана. Таким образом, еще не успев толком приехать в эту деревню, мы уже были предметом всеобщего внимания. А Говарду не пришло ничего лучшего в голову, как поддержать эту вечеринку с соседями.

Все собравшиеся, прикончив каждый свою пинту пива, стали намного словоохотливее, хотя время от времени бросали на нас косые взгляды. Но во всех этих людях было что–то странное до чрезвычайности. Ружья их годились разве что в музей, а сами они вряд ли могли быть названы силачами и на смельчаков походили мало, но как будто реагировали как–то уж очень быстро.

Опасность для них – дело привычное. И я задал себе вопрос, кого же они действительно боялись?

Разузнать что–либо существенное о мистере Балтиморе оказалось делом отнюдь не легким, даже несмотря на то, что у этих ребят под хмельком развязались языки. Удалось лишь выяснить, что принадлежавший ему дом на другом конце леса деревенские жители старательно избегали. Более того, попытавшись очень осторожно направить разговор в нужное мне русло, я тут же почувствовал, что они старательно обходят эту тему и с каждым вопросом недоверие моих собеседников возрастало. В конце концов, спустя, наверное, час, после еще одного круга эля, оплаченного мною, я смог получить более–менее детальное и вразумительное описание дороги.

Я решил отправиться туда немедля. Незадолго до того, как все начали расходиться, я, воспользовавшись кратковременной отлучкой по надобности, вылез через окно туалета на улицу. Уже через несколько сот ярдов дома остались позади, и в кромешной темноте были видны лишь освещенные окна паба.

У меня был с собой фонарь, но сейчас зажигать его я пока не решался. Совершенно незачем, чтобы кто–то заинтересовался моей ночной вылазкой. Говард наверняка тут же заметит мое отсутствие и сделает правильные выводы. Не хватало только на него напороться.

Я с трудом пробирался по узенькой тропинке и на первой же поляне повернул налево, в сторону буковой рощи. Тот, кто заплетавшимся языком описал мне дорогу, не советовал идти через луг – таким образом я мог избежать необходимости делать крюк в несколько миль.

Пройдя несколько сотен ярдов, я добрался до поросшей вереском поляны, над которой причудливыми клочьями повис туман. Я шел по тропе, идущей параллельно лесу у живой изгороди. Только здесь я отважился зажечь фонарь. Пока что я неплохо ориентировался, и все было в соответствии с описанием, данным мне в пабе. Хотелось надеяться, что так будет и дальше.

Тронувший сучья легкий порыв ветра напомнил дыхание огромного зверя, и в тумане отразились плясавшие блики пламени. Эти белые клочья отражали свет и сбивали с толку.

Лампа была практически бесполезна, и я уже подумывал, не погасить ли мне ее вовсе. Но решил все же не делать этого в надежде, что в лесу такого тумана уже не будет.

Однако я ошибся. Чем ближе я подходил к деревьям, тем меньше видели мои глаза. Белые клочья тумана уподобились пальцам призраков, стремившимся ухватить меня, и вскоре моя одежда стала влажной.

Ритмический шелест голых деревьев и темных елей усилился. Шум этот то затухал, то возникал вновь с монотонностью гигантского маятника или огромного, мерно бьющегося сердца. Я почувствовал, как по спине побежали струйки холодного пота.

Вверх – вниз, туда – сюда – повторялись эти противные природе циклы, сотрясавшие тьму. Они накладывались на биение моего сердца, даже некоторое время пульсировали синхронно с ним, а после замедлили свой ход.

Невольно остановившись, я поднял лампу повыше над стелющимся по земле туманом, мутной пеленой доходившим мне теперь уже до пояса, и попытался смотреть сквозь этот пляшущий, белый слой. Но в нем ничего не было.

Во всяком случае, ничего осязаемого, материального.

И все же я ощущал присутствие чего–то огромного и таинственного, притаившегося в нем и дожидавшегося меня. Дыхание мое участилось, руки с фонарем начинали дрожать, и я спросил себя, для чего я здесь и что мне здесь нужно.

А была ли это действительно Присцилла? Она ли звала меня? Или же это была иная таинственная сила, решившая завлечь меня в западню?

Но никакого смысла в этих раздумьях не было. Я попытался сосредоточиться, но как только мне удавалось нащупать какую–то мысль, она тут же исчезала, уносимая куда–то потоком противоречивых чувств.