Текст книги "Бремя Могущества"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Несколько ошалевший служащий внимательно наблюдал за ними, изогнувшись, словно акробат, пытался из–за стойки проследить за следами, отпечатывающимися на ковре. На его лице медленно проступало вежливое отвращение, столь характерное для всех без исключения портье, годами втайне вынашивающих желание в один прекрасный день высказать своим гостям все, что они о них думают (но желанию этому, как правило, так и суждено остаться в мире их фантазий), и когда он обратился к этим двум пришельцам, то голос его смог бы заморозить и кипяток.

– Слушаю вас?

Один из них – тот, что повыше, вздрогнул от этих слов, как от удара, и тут же боязливо отвел глаза, в то время как другой преспокойно выдержал взгляд портье и довольно развязно оперся на стойку.

– Мое имя – Бенсен, – сообщил он резким голосом. Волосы его взмокли и прилипли к вискам и лбу, он него за милю несло морской водой и гнилыми водорослями. Портье тут же, сморщившись, отпрянул и выпрямился, как свеча.

– Если вам нужна комната, господа, то…

– Нам не нужна комната, – перебил его Бенсен.

Портье так и не удалось скрыть вздох облегчения.

– Мы… э–э–э… у нас все равно нет свободных комнат, – на всякий случай решил солгать он. – И все же, чем могу служить?

– Мы ищем одного из ваших постояльцев, – ответил Бенсен. Он медленно стал наклоняться над стойкой, а портье совершенно синхронно отстранялся назад. У Бенсена это вызвало улыбку – игра явно ему пришлась по душе. – Некоего мистера Филипса. Он ведь здесь живет, если не ошибаюсь.

– Ни в коем случае не ошибаетесь, – скованно ответил портье. – Я… должен сначала узнать у него, сможет ли он вас принять. Как, простите, вы сказали, ваше имя?

– Бенсен. Но мое имя ему все одно ничего не скажет. Так что передайте, что мы нашли.

– Что вы…

– Нашли это, – подтвердил Бенсен. – И все. Он непременно захочет нас увидеть. Это уж определенно.

Портье по–прежнему скованно кивнул.

– Возможно, мистер Бенсен. Вы бы пока присели вон там…

Рука его неуверенно указала на раскрытую дверь в салон. Бенсен, ухмыльнувшись, зашагал в указанном направлении. Его спутник побрел за ним. На дорогом ковре протянулась еще одна цепочка мокрых следов.

Едва они зашли в салон и Бенсен убедился, что они одни, как улыбка его тут же погасла. Остановившись, он отер лоб и обменялся со своим приятелем обеспокоенными взглядами. Руки его заметно подрагивали, и в глазах застыло почти что боязливое выражение. Но он без слов направился к стоявшему здесь креслу и уселся в него, положив свои не очень чистые руки на подлокотники.

– Будем надеяться, что он здесь.

– У меня что–то на душе неспокойно, – пробормотал Норрис. – Давай–ка отсюда ноги уносить, пока есть время, а то как бы чего не вышло, Леннард. – Он тоже уселся в кресло, но по нему было видно, что чувствует себя он в нем не очень уютно.

Бенсен решительно покачал головой.

– И не думай, – сказал он. – Если у тебя язык отнялся, можешь молчать. Говорить буду я. Вот увидишь, дело стоящее.

– Махони тоже так думал, – вполголоса возразил Норрис. Когда он произносил фамилию их третьего приятеля, голос его заметно дрогнул, и Бенсен увидел, как кулаки его вдруг сжались и потом медленно разжались. Лицо Норриса было серым, землистым.

– Все будет в порядке, – с наигранной бодростью произнес Бенсен. Увидишь, этот Филипс выложит не жалких полторы сотни фунтов, а куда больше. Намного больше. А если нет – так мы можем и в полицию пойти и заявить, что вот, дескать, произошел несчастный случай, дескать, тогда–то и тогда–то там–то и там–то утонул человек.

– Утонул! – усмехнулся Норрис. – Будто ты сам в это веришь!

– Конечно, не верю, – ответил Бенсен. – Именно поэтому я и здесь, Фред. Мне хочется знать, что же произошло там, в море. А если при этом еще и можно будет урвать пару фунтов, тем лучше. Ты ведь… – Бенсен умолк, не договорив фразы: на лестнице послышались быстрые шаги, и оба напряженно стали вглядываться в дверь.

Через несколько секунд в гостиную вошел высокий, темноволосый человек и сразу же направился к столу,

– Мистер… Бенсен? – осведомился он.

Бенсен кивнул. Филипс изменился, сейчас вид у него был усталый, да и поза его недвусмысленно говорила о том, что он сейчас выжат, как лимон. До этого Бенсен лишь однажды видел его, да к то издалека и всего каких–то несколько минут. Однако такие лица так сразу не забудешь. Он поднялся, протянул Филипсу руку для приветствия – тот, надо сказать, проигнорировал этот жест, – после чего снова уселся и дождался, пока их собеседник пододвинет стул тоже и сядет.

– Я что–то не припоминаю вас. Мы ведь не встречались, как мне кажется, – начал Филипс. – Или встречались?

У нас произошла краткая встреча, – ответил Бенсен. – Это было там, в «Черной овце», на прошлой неделе. Помните?

Филипс помолчал, словно ему было очень трудно вспомнить об этой встрече и об этом портовом кабаке. Потом он кивнул.

– Да, теперь вспомнил.

– Хорошо, – произнес Бенсен. Такое поведение Филипса понемногу начинало бесить его. Ну ничего, этот высокомерный хлыщ сейчас узнает, для чего они сюда явились и чего от него хотят. Он только разыграет из себя дурачка, а потом Филипс заплатит за каждую лишнюю минуту. И очень дорого заплатит.

– Так вот, мы тут поглядели на берегу, – продолжал Бенсен. – И мне кажется, нашли то, что вы ищете, мистер Филипс.

Внешне Филипс оставался невозмутимым. Выражение скуки на его физиономии даже усилилось. А вот блеск в глазах в ожидании новостей скрыть было уже трудно. Бенсен мысленно изменил сумму, которую хотел затребовать, само собой, в сторону повышения.

– Мы нашли этот корабль, – пояснил он, поскольку Филипс не желал реагировать на его первую фразу. – Он на дне, у самого берега. В паре миль отсюда. Вы обещали вознаграждение в…

– Не так быстро, молодой человек, – вкрадчиво перебил его Филипс. – Я готов поверить, что вы нашли какой–то корабль. Однако вознаграждение имеет отношение к вполне конкретному кораблю. Укажите мне это место, и после того как я смогу убедиться, что это действительно «Повелительница», вы и ваш друг незамедлительно получите деньги.

Бенсен холодно усмехнулся.

– Нет, – ответил он.

На этот раз ему все же удалось вывести Филипса из себя.

– Что вы сказали? – спросил он. – Что это должно означать?

– Нет, – повторил Бенсен. – А «нет» означает лишь «нет». Вы что, не понимаете? Может быть, мне по буквам произнести это слово? Пожалуйста – эн – е – тэ. О местонахождении этого корабля я сообщать вам не стану. Даже за сто пятьдесят фунтов. Я просто обращусь в…

Филипс надул щеки и с шумом выдохнул.

– Послушайте, молодой человек, – резко заговорил он. – Если вам вдруг показалось, что вы сможете оказывать на меня давление, тогда…

– Тогда мы просто отправимся в полицию и выложим констеблю всю эту историю, – нимало не смущаясь продолжал Бенсен. – Кто знает, может, кто–нибудь еще интересуется этим затонувшим корабликом. И кто знает, может быть, вам придется ответить на кучу неприятных вопросов в связи с этим кораблем, в особенности, когда полиция разнюхает, как сильно он вам нужен.

Это был выстрел наугад, слов нет, но Бенсен попал в самую точку. Лицо Филипса тут же побелело. Кадык его нервно дернулся, а пальцы вцепились в подлокотники кресла.

– Чего вы… добиваетесь? – хмуро спросил он.

Чудом Бенсену удалось подавить торжествующую ухмылку. Он выиграл этой первый бой, чувствовал, что выиграл. Быстро взглянув на Норриса, он вальяжно развалился в кресле, скрестив руки на груди, и лишь потом заговорил.

– Один человек погиб, мистер Филипс, – с расстановкой произнес он.

– Погиб?

Бенсен кивнул.

– Эти обломки корабля в море, – пояснил он, тщательно взвешивая слова, – который так здорово вас интересует, не совсем обычные. Что– то там такое есть, и мне очень бы хотелось знать что.

Тут Филипс забеспокоился не на шутку.

– С чего это вы взяли? – спросил он. – Все правильно, на этом корабле находятся… находятся кое–какие бумаги… Бумаги эти для меня очень и очень важны. И если вы потрудитесь указать точное местонахождение «Повелительницы», то я с удовольствием выплачу вам вознаграждение…

– Перестаньте, Филипс, – в ярости перебил его Бенсен. – Вы прекрасно понимаете, что это и есть именно тот корабль, который вы ищете. И я почти уверен, что вы в курсе того, что произошло с нашим другом. Мы тут собрались и решили взглянуть этот корабль. Нас было трое: я, Фред, – Бенсен кивнул на Норриса, – и еще один парень. Он и отправился туда первым посмотреть, что там и как. Так вот, он больше наверх не выплыл.

– Ваш друг… утонул? – в ужасе спросил Филипс.

Бенсен был взбешен.

– Нет, – сказал он. – Нет. Что–то утопило его. И вы знаете что.

Десять, двадцать секунд Филипс безмолвно сидел, уставившись перед собой. Потом он неожиданно поднялся, да так резко, что стул, на котором он сидел, опрокинулся. Схватив обеими руками трость, он шумно выдохнул.

– Вы просто сошли с ума, мистер Бенсен, – ледяным тоном произнес он. – Я, разумеется, соболезную вам, но за то, что произошло, вину несете скорее вы, нежели я.

– А может быть, у полиции на этот счет возникнет другое мнение? – едко поинтересовался Бенсен.

Но на этот раз Филипс лишь пожал плечами в ответ.

– Возможно, – сказал он. – Но скорее всего, она придет к заключению, что вы вместе со своими друзьями на свой страх и риск отправились пограбить чужой корабль и в результате один из вас погиб по неосмотрительности.

– Что ж, может быть, – невозмутимо ответил Бенсен. – Но, мистер Филипс, может быть, вы пошлете кого–нибудь еще на этот корабль и, может быть, он тоже не выплывет, а потом здесь начнется такое, что вы, может быть, и вообще не доберетесь до своих так называемых бумаг. Не многовато ли всех этих «может быть», мистер Филипс?

В глазах Филипса сверкнула ненависть. И на этот раз расчет Бенсена оправдался. Филипс лишь смерил его гневным взглядом, резко повернулся и направился к выходу, но потом у самой двери словно передумал и вернулся к столу. Ухмылка Бенсена стала еще шире.

– Итак, сколько? – коротко бросил Филипс.

– Вот это уже более разумный разговор, – со злобой ответил Бенсен. – Жаль, если бы вместо нас сюда к вам явились полицейские и начали задавать вопросы один неприятнее другого, не так ли?

– Сколько вы хотите? – нетерпеливо допытывался Филипс. – Если вы желаете денег, так выдвигайте ваши требования. Но не ошибитесь – мне нечего скрывать, и я почти ничего не теряю даже при самом неблагоприятном исходе. Так что, не забивайте себе голову пустяками. И если я с вами сейчас разговариваю, то лишь потому, что ограничен во времени – мне недосуг выяснять с властями отношения неделями и месяцами. Сколько вы хотите? – Он положил на стол трость и извлек из бокового кармана битком набитый купюрами бумажник.

Но Бенсен лишь отмахнулся, когда Филипс стал, выкладывать на стол десятифунтовые банкноты.

– Уберите деньги, мистер Филипс, – произнес он. – По крайней мере, пока уберите. Я еще не могу вам точно сказать, сколько я хочу.

Глаза Филипса сузились. Он медленно закрыл бумажник, положил его назад в карман и взялся за трость.

– Что вы хотите этим сказать?

– Пока не знаю, – повторил свою мысль Бенсен. – То есть, я хочу сказать, что в принципе знаю, но не могу пока сказать определенно, какая сумма интересует меня. Сколько всего вас? Трое, не правда ли?

– Какое это имеет значение? – спросил Филипс.

– Вы, – игнорируя вопрос Филипса, Бенсен начал загибать пальцы, – этот мальчишка, который не выходит из своей комнаты вот уже неделю, теперь этот битюг со свиным рылом и… все. Поправьте меня, если ошибся и позабыл кого–нибудь.

– Вы… неплохо информированы, – сквозь зубы процедил Филипс.

– Да пришлось, знаете, порасспросить насчет вас, – кивнул Бенсен. – Но это так, скорее для порядка. Мне известно и то, что вы… как бы это сказать – не совсем Филипс, что ли. Но это значения не имеет. А предложение мое очень простое – мы разделим то, что на борту, поровну между всеми. Мы с Норрисом получаем каждый свою долю, точно так же, как и остальные. Короче говоря, все будет делиться на пятерых, а не на троих.

Филипс покачал головой. Губы его сжались в тонкую ниточку, и Бенсен прекрасно видел, что этот высокомерный богатей лихорадочно соображает.

– Вы, видимо, просто спятили, – заявил он наконец. – На борту этого корабля нет никаких сокровищ или чего–то в этом роде. Просто ящик с бумагами.

– Ну, вы же понимаете, в какое странное времечко мы живем, – снова ухмыльнулся Бенсен. – Бумаги сегодня иногда вдесятеро дороже любого золота или камешков. Так как?

Филипс раздумывал, наверное, с минуту. В конце концов он кивнул. Бенсен облегченно вздохнул про себя. В какой–то момент он даже испугался, не заломил ли он цену.

– Хорошо, – произнес Филипс. – Если вы вместе со своим другом поможете мне поднять этот ящик, я вам заплачу столько, сколько вы потребуете. Вы хорошо знаете побережье?

– Я больше туда не пойду, – вдруг вмешался Норрис, не дожидаясь, пока Бенсен ответит. – Меня и десять тяжеловозов на это место не сволокут.

– Пока я буду с вами, никакая опасность вам не угрожает, – холодно возразил Филипс. – А ваш приятель утонул лишь потому, что не смог распознать опасность. Если бы я был тогда с вами, ничего бы не случилось. А за такие деньги, какие вы от меня требуете, я вправе ожидать определенной отдачи. Итак?

Норрис снова собрался что–то возразить, но Бенсен оборвал его. Он не мог похвастаться тем, что здорово разбирался в людской психологии, однако что–то подсказало ему, что на сей раз Филипс ни за что не уступит.

– Вы… тоже хотите отправиться туда? – спросил он.

Филипс кивнул.

– И я, и Рольф – «свиное рыло», как вы его окрестили. Кстати не советовал бы вам что–либо подобное произносить в его присутствии. А что же касается вашего вопроса, то мой ответ: да. В моем распоряжении имеется небольшой бот. Он сейчас в гавани, а на борту самое современное и надежное снаряжение, которое только можно купить за деньги. Там и шлемы, и шланги для возДуха, словом, все необходимое. Лично я не отношу себя к разряду хороших ныряльщиков, но мне сказали, что в такой экипировке на глубину может идти последний кретин. И если этот корабль действительно находится там, где вы указали, я отправлюсь туда. И вы тоже. Оба.

На этот раз Норрис не решился возражать, помедлив, кивнул и Бенсен.

– А когда? – осведомился он.

– Как можно быстрее, – ответил Филипс. – Конечно, лучше всего было бы сегодня, но из–за шторма это вряд ли возможно. Значит, завтра с утра. А что с вашим утонувшим приятелем? Его могут хватиться?

– Не сразу, – ответил Бенсен. – Он часто пропадает из дома на несколько дней. Завтра, во всяком случае, его не хватятся. – Он встал, подождал, пока поднимется со своего кресла Норрис, и мимо Филипса направился к дверям. – Значит, до утра. В какое время?

– Как начнет светать, – ответил Филипс. – В порту. Я буду вас ждать.

* * *

Припадок случился со мной внезапно. Я лежал на кровати, так как все же решил улечься в постель после того, как промучился с добрых полчаса, пытаясь выбраться из запертой комнаты, кляня на чем свет стоит Говарда и изобретая самые хитроумные, но – увы – совершенно неосуществимые планы своего освобождения. Я просто кипел от негодования. Вероятно, Говард все же был прав, заперев меня здесь, он действовал из лучших побуждений – я действительно еще не успел оправиться от своих ран, но, черт возьми, кто дал ему право обращаться со мной, как с расшалившимся ребенком? Я ведь был уже достаточно взрослым, чтобы знать, что же в действительности произошло со мной.

В конце концов я, разозлившись на весь мир, рухнул в постель. Теперь же я уселся и расстегнул верхние пуговицы ночной рубашки. Пламя камина изгнало холод из комнаты, наполнив ее приятным теплом. И вдруг я почувствовал, что в комнате стало не просто тепло, а жарко, и жара буквально с каждой секундой становилась все нестерпимее. Воздух, который я вдыхал, расплавленным свинцом заливал мне легкие, и казалось, что одежда моя вот– вот воспламенится. Громко застонав, я вскочил с постели и, пошатываясь, доковылял до окна, но ноги отказались подчиниться мне, и я, скользнув пальцами по стеклу, свалился на пол. Напрасно я пытался подняться, мои ослабшие пальцы царапали пол, но встать мне так и не удавалось.

Виски мои словно взорвались острой болью, жаркой, как летнее солнце. Этот источник боли внутри меня отправлял свои зловещие посылы в каждую клеточку моего истерзанного тела, парализовав его. Мне хотелось кричать, но я не мог – я более не был властен над моими голосовыми связками, и шея моя, казалось, одеревенела. Я чувствовал, как начинаю глохнуть, как один за другим отмирают все члены.

Я не могу сказать, сколько это продлилось, скорее всего, лишь несколько мгновений, если бы дольше, я бы неминуемо задохнулся, но потом мне казалось, что я пролежал на полу долгие часы, утопая в этой мучительной, всепоглощающей боли.

Когда все прошло, я был не в силах даже дышать, но вот в теле моем словно распрямилась какая–то пружина, и я снова обрел дыхание. Боль куда–то пропала.

С великим трудом я смог усесться, привалился к стене под окном и стал жадно дышать. В голове моей зашевелилось, заколыхалось что–то серое и бесформенное, бестелесное. Я застонал, машинально провел рукою по лбу и тут же почувствовал на ладони липкую, теплую кровь – при падении я ударился тем местом, где был только что заживший рубец.

Прошло довольно много времени, пока я начал мало–мальски соображать. Что со мной произошло? Боль была непереносимая, слов нет, но разве можно сравнить ее с той, какую мне доводилось переживать прежде. Это было, как… как если бы я попытался вырвать поодиночке каждое волоконце своего тела и запихнуть их в новую форму. На короткий промежуток времени у меня даже возникло чувство, как будто что–то стремиться вырвать меня из моего же собственного тела.

Я снова застонал, и стон этот чужим звуком отдался в ушах. Это был мой голос, мой стон, но все же он каким–то образом был чужим, чужим и почти отвратительным для меня. Мне стало холодно. Я замерзал, словно что–то во мне, глубоко во мне самом, превращалось в лед. Во мне серой, темной волной поднимался ужас, грозивший затопить остатки разума и способность сохранять рассудок, и лишь с великим трудом я сумел отбросить его.

Безумное биение сердца понемногу унялось, но я еще долго сидел, не шевелясь и закрыв глаза под окном, мобилизовав себя на новый возможный припадок и на противостояние ему. Но хуже мне не становилось, и я наконец решился открыть глаза и осмотреться.

Комната стала другой.

Я не мог сказать, в чем конкретно состояли эти перемены. В общем и целом все оставалось таким как прежде, и все же это было не совсем так, воспринималось окружающее теперь совершенно по– другому. Совсем как мой голос – с одной стороны, это был мой голос, с другой стороны, – чужой. Ничто не изменило своего местоположения, и все же воспринимал я предметы неправильно, неправильными, иными были и углы между стенами и потолком, огонь был чуть иного цвета, причем, одновременно он стал жарче, чем прежде, все контуры мебели сдвинулись, каким–то совершенно абсурдным, противоестественным образом они изменились.

Это выглядело так, будто все меня окружающее в один присест перестало принадлежать знакомому мне миру, а составляло теперь иной, незнакомый мне универсум, геометрические и природные законы которого были отличными от наших. Я мог различать оттенки и цвета, которые не существовали, углы, не составлявшие в сумме трехсот шестидесяти градусов, линии, которые шли параллельно и все же каким–то непостижимым, фантастическим образом пересекались, я мог видеть предметы, имевшие всего лишь одно измерение… Это было все равно что попытаться представить себе, например, четырехугольную окружность – что, согласитесь, невозможно. А если это вам каким–нибудь образом удастся, то смело можете записывать себя в безумцы.

Вскрикнув от неожиданности, я прикрыл глаза и в отчаянии шлепнул по ним ладонями, пытаясь прогнать эти образы из сознания, но не смог. Представшее моему взору было невозможным. Невероятным!

И все же, несмотря ни на что, я видел перед собою эту иную реальность.

Потом послышались какие–то звуки. Я не силюсь описывать их, просто это были какие–то глухие, непонятные, совершенно чуждые слуху тоны, приглушенные, аритмичные удары, которые отдавались во всем теле моем и заставляли вибрировать каждое нервное волокно в отдельности, и сердце мое подхватило этот неровный ритм. Ухо мое уловило и другой странный звук – будто синхронно копошились миллионы и миллионы закованных в роговую броню гигантских насекомых, потом я услышал голоса, выкрикивавшие мое имя, причем звучало оно искаженно, неправильно, даже непристойно, оскорбительно для меня, отдаваясь в ушах ударом хлыста.

Потом чья–то рука грубо схватила меня за шиворот и рывком поставила на ноги. Я завопил как бешеный, стал вырываться, изгибаясь, словно мучимый судорогами страшной боли, и попытался снова поднять руки и закрыть лицо, только бы не видеть, ради всех святых, не видеть это ужасающее, серое Нечто, в которое превратилась моя комната, но эти незнакомые мне руки были уже тут как тут, стиснули мои кисти и снова прижали их к бедрам, третья рука вцепилась мне в плечо, вынудила меня поднять голову и начала меня трясти. Инстинктивно я открыл глаза.

То, что я увидел, исторгло из моей груди крик ужаса. Передо мной стоял монстр. Чудовище о четырех руках и двух головах, лица которых, исказившиеся в гнусных гримасах, подмигивали и ухмылялись мне. Взревев, я рванулся прочь и не глядя, почти наугад крепко саданул по одной из этих мерз–ких рож. Раздался шлепок, словно кулак мой угодил в жидкую кашу, и меня охватило чувство невыразимого отвращения. Одна из жутких физиономий исчезла, ко мне юркнула какая–то тень, и в следующее мгновение какая–то неведомая сила заломила мою голову и грохнула ею о стену.

Боль тут же враз перенесла меня в мир привычной реальности. И вместо двухголового чудовища передо мной стояли Говард и Рольф, а та самая демоническая рожа стала бульдожьей физиономией Рольфа. Левый глаз его затек кровью, и под ним уже начинал зловеще темнеть солидный синяк. Боль в руке моей была адская. Я уставился на них, хотел что–то сказать, оправдаться, но из горла вырывалось лишь нечленораздельное мычание.

Говард схватил меня за плечи и повернул к себе.

– Ну что, опомнился? – обеспокоенно спросил он.

Я кивнул. Внезапно на меня одуряющей волной накатила слабость, и я почувствовал себя совершенно без сил. Стало еще хуже, чем было. Пошатнувшись, я попытался схватиться за стену, но рука моя скользнула по обоям, и я стал падать. Кинувшийся ко мне Рольф сумел в последнюю секунду подхватить меня.

– Отнеси его на кровать, – тихо велел ему Говард. – Но осторожнее. Все происходит быстрее, чем я рассчитывал.

Я не понял, что он имел в виду, да и не мог понять. Я вообще был не в состоянии что–либо понимать. Единственным охватившим меня чувством был страх, жуткий панический страх сойти с ума и еще, вероятно, ужас от осознания того, что все произошедшее со мной – увы, реальность. Худшего себе и представить было невозможно.

Рольф послушно отнес меня в постель и укрыл одеялом, словно больное дитя.

– Все в порядке? – проворчал он и даже попытался улыбнуться, но улыбка странно выглядела на его физиономии, украшенной свежим кровоподтеком.

– Что… что это было, Говард? – шепотом спросил я. – Боже правый, что же… это могло быть? – Не обращая внимания на слабость, я попытался подняться и смотрел на него округлившимися от страха глазами.

Говард наклонился ко мне, мягко уложил меня на подушки и обменялся с Рольфом озабоченным взглядом.

– Ничего, о чем бы тебе стоило беспокоиться. Сон – да и только.

– Да никакой это не сон! – возразил я. – Это было… Боже мой… да ведь вся комната стала на себя не похожа и…

– Это были видения, галлюцинации, – отвечал Говард, и теперь в его голосе уже не было прежней мягкости, наоборот, он словно приказывал мне воспринимать происшедшее именно так. – Возьми себя в руки, Роберт, прошу тебя. То, что ты пережил, – не более чем галлюцинации. Ничего общего с реальностью они не имели. Во всяком случае, пока.

– Пока? – ошалело переспросил я. – Что… что это значит?

– Этого я не знаю, Роберт, – ответил Говард. – Я на самом деле не знаю. У меня есть… одно подозрение. Собственно, это лишь догадка, не более.

– Так скажи мне!

– Нет, – отказался Говард. – Пока об этом вести речь преждевременно. Вот завтра в это же время, вероятно, мы будем знать уже больше.

– Черт возьми! На карту поставлена моя жизнь! – прошипел я. – Я имею право знать, что…

В дверь постучали. Говард тут же вскочил, жестом приказав мне умолкнуть, и быстро прошагал к дверям. Подозрительно кстати появился этот визитер. «Уж не нанял его Говард специально, чтобы избавить себя таким образом от моих докучливых расспросов?» – мелькнуло у меня в голове.

Это был портье. Я мгновенно узнал этого маленького человечка с лисьим личиком, хотя видел его всего раз, да и то мельком в самый первый день, когда мы только приехали сюда. Он не очень вежливо раскрыл дверь, хотя Говард пытался пообщаться с ним через узкую щелочку, и уже собрался по–хозяйски прошествовать комнату, но Говард загородил ему дорогу.

– Слушаю вас? – осведомился он.

– Я… Мне послышались крики, мистер Филипс, – сказал портье. – Крики и шум. Словно здесь дрались. – Он встал на цыпочки, чтобы через плечо Говарда обозреть комнату, и взгляд его застыл на Рольфе и его уже начинавших темнеть от злости глазах.

Ничего подобного не имело места, – быстро заверил его Говард. – Весьма благодарен вам за внимание, однако…

– Тем не менее я слышал крики, сэр, – упрямился портье.

Говард вздохнул.

– У моего племянника случился приступ, – признался он. – Но теперь ему стало лучше.

– Приступ? – Вообще–то Говард мог бы изобрести отговорку и получше, потому что при слове «приступ» на лице портье проступила еще большая настороженность. – Поймите меня правильно, мистер Филипс, – сказал он. – Но отель наш заботится о своей репутации. И коли ваш племянник болен, вам следовало бы показать его врачу, либо…

Вздохнув, Говард раскрыл бумажник, вытащил десятифунтовую банкноту и, сложив ее, быстро сунул в жилетный карман портье. Тот тут же смолк.

Еще какие–нибудь вопросы? – тихо спросил Говард.

– У меня?.. Думаю, что нет, сэр, – ответил портье. – Но если вашему племяннику действительно потребуется врач, то…

– …то я обращусь к вам, – пообещал Говард. – Несомненно. А теперь прошу извинить нас. Больше этого не произойдет, обещаю вам. – И, не дожидаясь ответа, захлопнул дверь перед носом у портье, после чего устало привалился лбом к косяку и закрыл глаза.

Кто это был, Говард? – тихо спросил я.

– Это? – Говард усмехнулся. – Портье. К счастью, этот человек любит деньги, однако… – Встретившись со мной взглядом, он смущенно умолк. Улыбка его потухла, и сразу же стало заметно, насколько он утомлен. – Все нормально, Роберт, – успокоил он меня. – Я все тебе объясню. Все. Но не сейчас. Мне с Рольфом надо побывать в порту, но через полчаса мы вернемся. После у нас будет время. Я думаю, ты тут обойдешься пока без нас?

– Думаю, что обойдусь, – ответил я. В действительности же я внутренне содрогался от перспективы остаться одному в этой проклятой, заколдованной комнате. Но интуиция моя подсказывала мне, что ничто мне не угрожает, по крайней мере, в ближайшее время.

Говард внимательно посмотрел на меня.

– В самом деле?

– Абсолютно в этом уверен, – подтвердил я. – Мне уже гораздо лучше. Кроме того, обещаю быть хорошим мальчиком и никуда не убегать, дядя.

Говард ухмыльнулся.

– Ну, вот и хорошо. А мы отправимся туда, Рольф. – Он тут же повернулся и поспешно направился вон из комнаты, и этот торопливый уход очень уж походил на бегство…

Прогнав эту мысль, я отбросил одеяло и осторожно уселся в постели. После этого приступа слабости и дурноты я столь же внезапно почувствовал себя энергичным и полным сил и даже пожалел о своем обещании никуда не отлучаться из гостиницы.

Однако обещания не выходить за пределы своей комнаты я не давал. Ничто не мешало мне спуститься вниз, в гостиную, и пропустить стаканчик – желание это пробудилось во мне после недели воздержания от спиртного, и вообще, во мне просыпалось желание действовать. Именно оно и заставило меня нагнуться за своими брюками и… я вдруг окаменел.

Взгляд мой упал на противоположную стену. Две или три секунды я молча смотрел на белые обои, и потом у меня невольно вырвался вскрик.

Жарко пылавший камин освещал меня своим трепетным пламенем. На белых обоях четко отпечаталась тень, моя тень. В том, что это действительно моя тень, никаких сомнений быть не могло. Тень эта, огромная, приплясывавшая на белых обоях, размытая по краям, непрестанно двигалась, словно в ней была заключена ее своя, собственная жизнь. Но тень эта не могла быть тенью человека…

Было еще довольно рано, и в «Черной овце» народу пока было не густо. Основная масса завсегдатаев должна появиться здесь лишь к вечеру, после работы, когда рыбацкие лодки возвратятся в порт, а крестьянские поля опустеют. У длинной, прожженной сотнями сигар стойки сидело лишь двое гостей, еще двое играли за столиком у единственного, Бог знает сколько лет не мытого окошка в шахматы. И все равно в воздухе стоял тяжелый дух застарелого табака и пива, а хозяин за стойкой уже сейчас выглядел таким измученным, каким ему следовало бы быть за минуту до закрытия.

– Обожди здесь, – тихо сказал Бенсен. Отойдя от Норриса, он направился к стойке и кивнул хозяину. Тот с преувеличенной неторопливостью отставил чистый стакан, который протирал, бросил салфетку на стойку и обстоятельно отер руки о запятнанный фартук, после чего также неспешно направился к тому, кто его звал.

– А, Бенсен, – пробурчал он. – Каким ветром тебя сюда занесло? Уж не долг ли возвратить пришел?

– Завтра, – механически ответил Бенсен. – Я обещаю, Хэл. – Он как бы невзначай оглядел паб. Двое сидевших за шахматами с головой ушли в игру и даже не смотрели в их сторону, а пара других пьянчужек – наоборот, даже перестали болтать и с нескрываемым любопытством глазели на них.

– У тебя задняя комната свободна? – спросил Бенсен.

Хэл механически кивнул.

– Ну, конечно. Но…

– Так принеси туда пару пива, – перебил его Бенсен. – И присмотри, чтобы туда никто забрел ненароком.

– И больше ничего? – недружелюбно буркнул Хэл. – А оба эля изволите записать, как обычно, на ваш счет, сэр? – с сарказмом спросил он.

– Да получишь ты свои денежки, можешь не волноваться, Хэл. – успокоил его Бенсен. – Завтра вечером. Возможно, и раньше.