Текст книги "Бремя Могущества"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Почти не осознавая ничего от охватившего меня страха, я обреченно побрел вперед. Туман густел с каждой секундой, надвигался на меня непроницаемой пеленой густого, липкого дыма, обжигавшего кожу. Глаза мои слезились и болели нестерпимо, я едва мог видеть. Но я должен был найти Гордона. Я чувствовал, что он где–то здесь, очень близко, скрытый от меня зловредной едкой пеленой. Крики его перестали быть человеческими – он погибал.

Вдруг нога моя на что–то наткнулась и я, замахав руками, тяжело упал наземь. С полсекунды я неподвижно лежал, потом поднялся и, усевшись на землю, наугад ткнул рукой в туман.

Ладонь моя наткнулась на что–то мягкое, податливое, продолжала свои поиски и нащупала глаза, нос, губы – чье–то лицо. Лицо Гордона!

В отчаянии я вскочил и попытался поставить его на ноги, но он был слишком тяжел. Я почувствовал на руках что–то липкое, мокрое, но не позволил себе задуматься над тем, что это могло быть. Гордон продолжал стенать, тело его сотрясали конвульсии, он явно ничего не соображал и не предпринимал никаких попыток встать, даже с моей помощью. Несмотря на то, что лицо его было всего в каком–то полуметре от меня, я не видел его из–за плотной, словно дымовая завеса, пелены тумана.

Внезапно меня за шиворот схватила чья–то сильная рука, и я невольно выпустил Гордона и сам едва удержался, чтобы не упасть. Рольф! Что–то крича, он, бесцеремонно поставив меня на ноги, принялся тащить куда–то перед собой, в туман, прочь от Гордона. Я попытался было воспротивиться, но куда там! Не обращая внимания на мои протесты, он продолжал двигать меня перед собой, и лишь когда из мглы вырисовались силуэты Говарда и Шина, он разжал объятия.

– Да черт возьми, Рольф! Нам надо вернуться! – задыхаясь, потребовал я. – Там же Гордон остался!

– Ему теперь уже ничем не помочь, мальчик мой. – Говард тронул меня за плечо и другой рукой указал на клубящееся серое облако, перекрывавшее улицу позади нас.

– Оно вызвало во мне страх. Только теперь, когда я побывал в этом тумане, я видел, насколько густой была эта серая масса. Теперь она даже утратила всякое сходство с туманом, уподобившись скорее вязкой, сиропообразной жидкости, тяжело переливавшейся, клокотавшей под воздействием незримых внутренних сил. Тени исчезли, не было видно и Гордона. Он затих, но мне казалось, что я и сейчас слышу его вопли отчаяния.

– Тебе ему уж не помочь, Роберт, – повторил Говард. – И никому не помочь. – Покачав головой, он серьезно посмотрел на меня и показал на мои руки.

– Руки мои были в крови. То теплое и клейкое, что покрывало мои руки, оказалось кровью. Кровью Гордона! На какой–то момент мне даже показалось, что у меня перед глазами вновь с ужасающей отчетливостью встали картины, виденные мною в гуще тумана – тени, отовсюду устремляющиеся к неподвижно лежащему Гордону и склоняющиеся над ним, я даже слышал его крики, которые никак не хотели прекращаться…

– Тихо застонав, я прикрыл глаза и старался побороть приступ дурноты, подступавший к горлу.

– Когда я раскрыл глаза, туман 'исчез. Исчез так быстро, как и налетел этими жуткими сгустками, он снова уполз в Ничто, вместе с ним пропали и тени, словно привидения, исчезающие с первым утренним лучом солнца.

– Исчез и Гордон. Бесследно, словно он тоже был тенью.

– Это там. – Говард быстро показал рукой на серое, трехэтажное здание в конце улицы. Мы не очень долго добирались сюда – оно располагалось в десяти, может быть, в пятнадцати домах от порта, еще не в центре города, но и уже не в районе порта, а в квартале, наводненном маленькими, захудалыми и закопченными лавчонками, витрины которых, большей частью, были заколочены досками, и неказистыми домишками, где ютились обитатели крохотных каморок – бедный люд Дэрнесса – рабочие фабрик и портовый народ. Район этот, хоть и далекий от зажиточности, все же не был таким убогим, как тот, где нам пришлось побывать прошлым вечером. Однако, и сюда я бы вряд ли отправился по доброй воле в одиночку в темное время суток.

Здесь тоже было тихо и весьма малолюдно, как и во вчерашнем районе. В окнах кое–где горел свет, но на улице не было ни души. Туман шел за нами по пятам и повис теперь сизой, противной пеленой над домами, но это был уже вполне нормальный зимний туман. Но меня, тем не менее, от него с души воротило.

– Почему это туман всегда обрушивается на бедняков? – вслух размышлял я.

– Потому что для этого существуют определенные причины, Роберт, – ответил Говард.

Я даже вздрогнул, услышав это, и вопросительно и даже чуть смущенно посмотрел на него. Только сейчас я понял, что произнес свой вопрос вслух.

– Причины?

Говард кивнул.

– Эти люди редко бывают счастливы. А силы зла всегда предпочитают выискивать свои жертвы там, где несчастье уже оставило свои зловещие следы.

Прозвучало это несколько театрально, как мне показалось, и я уже собрался высказаться по этому поводу, но Говард, заметив это, жестом призвал меня к молчанию. Он снова повернулся к Шину.

– Этот дом?

– Да. С определенностью утверждать не могу, но мне кажется, это здесь. Он должен занимать комнатенку там наверху, в мансарде. Посмотрим. – Он хотел уже пройти в дверь, но Говард взял его за локоть.

– Лучше, если вы останетесь здесь, Шин, – серьезно произнес он. – Лучше дождитесь нас здесь. Мы уж как–нибудь разыщем эту каморку.

– Я не из пугливых, – предупредил Шин, но Говард и слушать его не хотел.

– Вот уж в этом я не сомневаюсь, Шин, – без тени улыбки сказал он. – Но все же не моху позволить вам идти с нами наверх. Вы ведь видели, что произошло с Гордоном?

– Но не думаете же вы, что это дело рук Тремейна! Их ведь с Гордоном с малых лет водой не разлить.

Говард покачал головой.

– Если тут замешана та самая книга, что я предполагаю, а я почти уверен, что это так и есть, Шин, то, боюсь, этот человек – уже не Тремейн, – по– прежнему серьезно произнес он.. – Так что, оставайтесь здесь. Кроме того, нам необходим человек, который прикрывал бы нас с тыла. – Он преувеличенно пытливо стал озираться по сторонам. – Не нравится мне это спокойствие. Так что, если уж хотите помочь нам, то побудьте здесь и глядите во все глаза. А если что подозрительное заметите, тут же дайте нам знать.

Шин не упирался больше, а Говард, повернувшись, зашагал через улицу к дому. Чуть поодаль за ним следовали мы с Рольфом.

Внутри этот дом опять–таки проявлял очень большое сходство с тем, где мы были вчера вечером, только был побольше и загажен был меньше. В длинный, с низким потолком, вонючий коридор выходило множество дверей. Судя по шуму и обрывкам голосов, квартиры и комнаты за ними были вполне обитаемы. Говард целеустремленно направился к лестнице, ведущей на верхние этажи.

Едва мы ступили на первую лестничную площадку, как отворилась дверь и на нас уставилось чье–то заспанное мурло.

– Что вам здесь нужно? – весьма недружелюбно осведомилось мурло.

– Да вот, ищем кое–кого.

– Кого вам нужно? – последовал новый вопрос.

– Одного… нашего приятеля, – помедлив, ответил Говард. – Нам сказали, что он здесь живет. Тремейн.

– Тремейн? – Теперь человек уже не скрывал своего недоверия. – Да, он здесь живет. В мансарде. На самом верху. Что вам от него нужно?

– А вот об этом мы сами ему скажем, – пробурчал Рольф. Мужчина хотел было не согласиться с таким поворотом беседы, но, еще раз взглянув на Рольфа и убедившись, что они с ним явно в разных весовых категориях, поспешно скрылся в своей каморке.

Говард кивнул.

– Вперед.

Мы устремились вперед, прошли через еще один мрачный коридор, добрались до лестницы на мансардный этаж. Здесь было полутемно, но все же можно было разобрать единственную дверь в узком проходе.

Говард, подняв руку вверх, призвал к тишине и, приложив палец к губам, извлек из кармана пальто револьвер. Рольф тоже не мешкал, лишь я не спешил. Вообще–то приятная тяжесть пистолета всегда внушает уверенность в подобных ситуациях, но сейчас я понимал, что, если за этой дверью нас поджидает реальная опасность, то никакое оружие нам уже не поможет. Нам уже вообще ничего не поможет.

– Не входить! Ждать здесь! – приказал Говард. – И смотреть в оба! – Согнувшись, он совершенно беззвучно положил на пол трость, шляпу и пальто и, слегка пригнувшись, стал приближаться к двери.

Дверь отворилась, когда ему до нее оставался лишь один шаг.

Говард замер в ошеломлении. Сквозь эту без единого скрипа открывшуюся перед ним дверь нашему взору открылось очень странная комната.

Или, вернее, то, во что она превратилась.

Картина эта была странной и в той же степени жуткой.

На полу клубился туман, светящийся изнутри зеленым, туман, от которого исходил резкий запах. Стены были покрыты толстенным слоем льда, а с потолочных балок, уходящих вверх под острым углом, свисали серые клочья чего–то липкого, похожего на паутину. И весь воздух этой комнаты пульсировал синхронно с туманом, столы, стулья, кровати – все в этой комнате было покрыто льдом. На нас пахнуло ледяным, арктическим холодом.

Но я не в состоянии был сосредоточить свое внимание на всем этом. Взгляд мой, словно под воздействием гипноза, был неотрывно прикован к круглому столу у окна – лишь его одного из всей мебели пощадил этот страшный лед. К столу и тому, кто за ним стоял…

– Входите, мистер Лавкрафт, – произнес он. Голос этот звучал ужасно, противоестественно резко, звеняще, словно пыталось говорить существо, состоявшее из стекла или льда. – Я ждал вас.

Говард не спешил воспользоваться приглашением. Револьвер в его руке заметно подрагивал, чуть опустился, потом резко взметнулся вверх.

– Уберите оружие, Лавкрафт, – велел стеклянный голос. – Вы же понимаете, что против меня это ничто. – Обойдя вокруг стола, он вышел на середину комнаты и сделал приглашающий жест. Я видел, как от его лица отваливались небольшие кусочки льда и, беззвучно падая, исчезали в клубящемся у пола тумане. Как этот человек мог оставаться в живых?

– Кто… кто вы? – запинаясь, спросил Говард.

– Кто я? – Лицо этого человека оставалось совершенно бесстрастным, словно маска, но он все же рассмеялся, и у меня от этого смеха похолодела спина. – Я тот, кого вы искали, Лавкрафт. Вы, вместе с вашим придурковатым молодым приятелем. Я – Тремейн. Вы же хотели ко мне зайти. Или вы искали не столько меня, сколько вот это? – Отступив чуть в сторону, он театральным жестом показал на стол.

Едва увидев книгу, Говард вздрогнул и съежился, словно от удара хлыстом.

Она раскрытой лежала на столе – толстенный, переплетенный в окаменевшую от времени свиную кожу фолиант. Зеленоватое свечение, заполнявшее комнату, казалось, сгущалось у этих пергаментных страниц, и несмотря на то, что я стоял довольно далеко, мне казалось, что закорючки–буквы на пергаменте каким–то образом двигались.

Внезапно Говард, охнув от изумления, вышел из оцепенения и шагнул в комнату. Тремейн, тут же подскочивший к нему, загородил ему дорогу.

– Я бы не советовал вам прикасаться к ней, – тихо предупредил он. – Это означало бы вашу гибель, Лавкрафт.

Говард секунду или две смотрел на него полным ненависти взглядом.

– Что вы наделали, идиот? – прохрипел он.

– То, что должен был сделать. – Тремейн тихо засмеялся. – И вам это известно, Лавкрафт. Если бы вы об этом не знали, вы бы не пришли сюда. Но теперь уже поздно. – Он повернул голову и посмотрел на нас с Рольфом. Мы так и оставались за порогом. – Вы бы вошли, господа, что ли? – пригласил он. – Не бойтесь – ничего здесь с вами не случится, если вы будете достаточно благоразумны.

Все во мне восстало, едва я услышал это приглашение, мой внутренний голос орал мне, чтобы я поскорее уносил отсюда ноги, но я все же, преодолев голос воли, переступил порог и вошел в эту комнату. И сразу же мороз окутал меня своим ледяным покрывалом, и от ног моих вверх по телу поднималось отвратительное чувство очень странного холода, едва я ступил в эти клубы тумана, переливавшегося у пола. Чувство было такое, словно по моим икрам вверх ползут тысячи крохотных паучков.

– Вы просто безумец, Тремейн, – воскликнул Говард. – Вы же не отдаете себе отчета в ваших поступках.

– О, нет – вполне отдаю, – не согласился Тремейн. – Я сделал то, что должно быть сделано.

– Ведь вы умрете! – сказал Говард.

Тремейн невозмутимо кивнул.

– Вероятно, – ответил он. – Но что такое одна– единственная жизнь, тем более человеческая? – В его устах слово «человеческая» прозвучало почти что оскорблением. – Поздно вы явились, Лавкрафт. Это уже свершилось. Снова будет восстановлена власть истинного властителя этого мира, и она станет еще могущественнее, еще неколебимее, чем прежде. И больше вы уже ничего не сможете сделать.

Я не понял, что Тремейн хотел этим сказать, но слова его разбудили во мне что–то такое, что я уже ощущал прошлым вечером, когда изгонял демонов из тела девочки. И снова, как и тогда, я ощутил себя беспомощным зрителем, воля которого оттеснена куда–то далеко в самую глубину его сознания. Ноги мои без моего участия пришли в движение, я видел словно со стороны, как руки мои поднялись и схватили Тремейна, видел ярость, злобу в его глазах и слышал его страшный вопль, когда он, схваченный чьей–то незримой, исполинской рукой, был отброшен назад.

– Роберт! – возопил Говард. – Ты погибнешь!

Я слышал этот предостерегающий крик, но реагировать на него был не в состоянии. Я медленно подошел к столу, обогнул его и остановился над книгой, сложив руки в заклинающем жесте. Тело мое мне больше не принадлежало. Я хотел закричать, но и это не получилось. Руки мои, двигаясь как бы сами по себе, приблизились к раскрытым страницам, замерли в дюйме от них и продолжали опускаться еще ниже…

– Нет! – завизжал Тремейн. – Не делайте этого, глупец! Вы все уничтожите!

Моя правая рука легла на книгу.

Я почувствовал, что притрагиваюсь к сердцевине солнца. Это была уже не боль. Не жар, не холод, и вообще это ничего общего не имело с обычными телесными ощущениями.

Это была ненависть, переходящая все разумные границы и традиционные человеческие представления, ненависть ко всему живому и чувствующему. Ненависть в космических масштабах. Я покачнулся, из груди моей вырвался крик ужаса, я попытался убрать руку от книги, но не смог… Мои пальцы точно приклеились к черной коже переплета, и сквозь руку мою протекала абсолютно чуждая, инородная сила, раскаленной добела лавой вливалась в мое сознание, заставляя меня кричать, вопить, орать… Словно фрагмент какой–то очень реальной галлюцинации, видел я, как Говард и Тремейн одновременно набросились на меня.

Но Тремейн опередил Говарда на долю секунды.

Его кулак впечатался в подбородок Говарду и отшвырнул его назад, и почти одновременно рука его накрыла мою и стала отдирать ее от переплета книги.

Что–то произошло. Слишком быстро, чтобы я успел понять, что это было: словно проскочила искра, и едва руки наши соприкоснулись, всю энергию, заключенную во мне, вобрал в себя этот один–единственный удар. На какую–то долю секунды мне показалось, что я увидел свет, тончайший луч ослепительного света, исходившего из кончиков моих пальцев, который вонзился в его тело. Тремейна будто огрели огромным кулаком, но он не свалился замертво на пол, а застыл на месте, неестественно скрючившись, словно поддерживаемый чьими–то невидимыми руками. Тело его засветилось изнутри темно–красным светом, потом темно–красный сменился желтым, и вот он был уже ослепительным бело–голубым сиянием. Все это заняло какую–нибудь секунду. По комнате прошла волна испепеляющего жара, лед на стенах стал превращаться в пар, лопнули стекла в окнах, и вдруг из пола в потолок ударил ревущий огненный фонтан, окутавший тело Тремейна и поглотивший его.

Меня куда–то отбросило страшной раскаленной волной, но этого я уже не помнил. Я куда–то падал, проваливался, кубарем катился по полу и, наконец, страшно обо что–то ударившись, остановился. Рука моя продолжала сжимать книгу. Говард что–то кричал, я не слышал что, и вдруг все охватило пламя и повалил едкий дым. На том месте, где огненный столб ударил в потолок, зияла огромная дыра с рваными, обугленными и продолжавшими еще дымиться краями. Подгнившие балки полыхали как спички, огонь здесь распространялся очень быстро, слишком быстро для обычного пожара. Закашлявшись, я, уперевшись руками и ногами в пол, смог все же подняться и стал оглядываться в поисках Говарда и Рольфа. Их силуэты с трудом различались за стеной огня, разделившего комнату на две неравные части. Жара стала нестерпимой.

– Роберт! – кричал Говард. – Прыгай! Ради Бога, прыгай! Весь дом в огне!

Поднявшись на ноги, я шагнул было к огненной стене, и тут же меня словно отшвырнуло назад. Жар был нестерпимый, обжигающий. Одежда на мне задымилась, обожженное лицо горело ужасно, словно я купался в огне. Но выбора у меня не было. Стена огня быстро надвигалась на меня – еще несколько секунд, и комната эта станет морем огня, и я сам заполыхаю, как соломенный.

Я сделал глубокий, насколько мог, вдох, закрыл лицо книгой и бросился вперед.

Это продлилось всего лишь секунду, не более, но она показалась мне вечностью. Пламя, охватившее меня, враз превратило мою одежду в черные, дымящиеся лохмотья. Тело мое пронзила боль, мне казалось, что в легкие мои вливается жидкая лава. Я упал, ударившись лбом об окаменевший обрез книги, помогая себе руками и ногами, снова поднялся, и тут подоспевший Рольф схватил меня под мышки и поставил на ноги, после чего толкнул к выходу. Но и здесь уже бесновалось пламя, и воздух был таким раскаленным, что я невольно закричал от боли в груди.

Когда мы выбрались из этого ада, я обернулся и снова посмотрел назад, и именно в этот момент пламя сомкнулось как раз в том месте, где я еще секунду назад стоял, оглушительный вой его отдался у меня в ушах криком злобы демона.

Когда мы выбежали на улицу, дом пылал, словно огромный ведьмин костер. Волна жары неслась вслед за нами, когда мы сбегали вниз по гнилым деревянным ступенькам, подгоняя нас, словно невидимая когтистая лапа, и это жуткое пламя с неимоверной быстротой распространялось по ветхому деревянному строению, поглощая его, как поглотило комнату Тремейна. По пути мы стучали во все двери, крича: «Пожар!», чтобы предупредить остальных жильцов, но, выбежав, увидели, что перед домом уже стоит, по меньшей мере, дюжина людей – кто в ночных рубашках, кто успел впопыхах набросить на себя пальто или натянуть брюки, а на последних ступеньках мы были вынуждены чуть ли не идти по головам, чтобы выскочить на улицу, и я впервые в жизни на собственной шкуре испытал, что означает слово «паника».

Улица уже не выглядела опустевшей – отовсюду сбегался люд, в воздухе стоял неумолчный гомон и крики.

Выбежав, я огляделся, Рольф пробивал в растущей толпе дорогу. Дом этот был обречен. Над крышей взвивалось пламя метров десять в высоту, из окон мансарды вырывался клубами тяжелый, черный дым, и миллионы крохотных красных искр, словно светлячки, вихрем кружились над улицей и крышами соседних домов. «Если не произойдет чуда, – подумал я, – то уже через несколько минут огонь перекинется на стоящие рядом здания и в конце концов обратит весь этот квартал в пепел».

Шин дожидался нас, стоя на тротуаре на противоположной стороне улицы. Глаза его расширились от ужаса.

– Что там случилось? – обеспокоенно спросил он. – Я… я увидел, как что–то взорвалось и…

– Только не сейчас! – не дал ему договорить Говард. – Нужно отсюда уходить! Немедленно!

Но тут дорогу ему загородил какой–то седой мужчина.

– Не торопитесь уходить, мистер! – сжав кулаки, заорал он. – Вы не уйдете!

Я сразу же узнал его. Это был тот самый тип, с которым мы общались на лестнице. Страх охватил меня, когда я увидел, что к нам повернулись и другие лица. Из дома напротив и сейчас доносились крики и топот сбегавших по лестнице ног. «Сколько же их здесь, этих несчастных? – мелькнуло у меня в голове. – И как быстро горит этот дом!»

– Чего тебе? – гаркнул взбешенный Рольф. – Иди своей дорогой, мужичок! Лучше пожарных вызови!

Но на этот раз телосложение Рольфа не произвело должного впечатления на него. Наоборот, он стал еще задиристее.

– А что же там наверху произошло? – злобно прошипел он. – Там, наверху? – Он в бешенстве показал на горящий дом. – Что вы там сотворили? Вы подожгли его!

Говард попытался сбросить его руку и пройти мимо, но человек этот, взревев, бросился следом и ухватил его за полы куртки.

– Это вы подожгли дом! – вопил он. – Вы во всем виноваты!

Рольф мощным ударом сбил его с ног. Возможно, глупее поступка в данный момент и вообразить себе было трудно, но теперь было уже поздно. Охнув, он тяжело осел на землю, но собравшаяся здесь уже довольно внушительная толпа возмущенно загудела.

– Идиот проклятый! – вырвалось у Шина. Одним прыжком одолев расстояние до них, он подскочил к Говарду и Рольфу и, дав одному и другому мощного пинка, поволок их прочь. – Роберт! – полуобернувшись, крикнул он. – За мной!

Вдруг я заметил револьвер в его руке. Еще когда я пробирался, чтобы нагнать Рольфа и Говарда, он вдруг с размаху отвесил мощную оплеуху кому–то из пытавшихся остановить его, затем, подняв оружие вверх, два раза выстрелил.

На узкой улице выстрелы эти прозвучали, точно залп орудий. Толпа, которая еще секунду назад грозно надвигалась на нас, в ужасе отпрянула и на долю секунды умолкла. Наступила тишина, и казалось, даже треск пожара почти затих.

– Бейте их! – завопил чей–то голос в толпе, который тут же подхватили десятки глоток, слившись в один единый хор. – Это они подожгли! – кричала человеческая масса. – Это их рук дело!

Шин еще раз пальнул в воздух, но на сей раз это не возымело действия. Те, что стояли ближе к нему, попытались было отпрянуть, причем, скорее их приводил в трепет его грозный вид и сжатые кулаки, нежели оружие в руке, но стоявшие сзади напирали, и стена искаженных в злобе лиц и сжатых кулаков зловеще приближалась.

– Бегите! – выкрикнул Шин. – Да бегите же, черт вас возьми! Я попытаюсь задержать их здесь! Встречаемся в порту!

Говард нерешительно взглянул на него, но тут же понял, что это единственная возможность спастись, иначе обезумевшая толпа растерзает нас, и мы бросились бежать. Несколько человек попытались преградить нам путь, но Рольф на ходу отшвырнул их. Позади затрещали выстрелы, и гомон толпы, возжелавшей нашей крови, превратился в рев. Мне показалось, что я в нем различаю голос Шина, но тут мы уже свернули в одну из боковых улочек и понеслись дальше. Через сотню шагов я, инстинктивно обернувшись, увидел, что из–за угла показались первые преследователи, число их стремительно росло.

Это была безумная гонка, и дорога в порт показалась мне бесконечной. Расстояние между нами и нашими преследователями сокращалось, и когда мы добежали до набережной, они уже наступали нам на пятки.

Говард выхватил на бегу свой револьвер и дал выстрел поверх голов бегущих. Безрезультатно. Теперь это уже не были люди, движимые разумом. До меня доносились слова «колдун», «дьяволы», и страх холодной волной окатил мою спину.

– Быстрее, – задыхаясь, поторапливал Говард. Он снова выстрелил, на это раз пуля ушла в землю в двух шагах от бегущей толпы, выбив сноп искр. Трое или четверо шарахнулись в сторону и, не устояв на скользкой брусчатке, упали. На них, ничего не видя перед собой, напирали остальные, их были десятки, если уже не сотни. Ужас, мутивший сознание жителей в течение последних дней, и связанное с ним напряжение находило разрядку теперь здесь в этом чудовищном взрыве злобы и ненависти. Теперь это уже была не просто толпа погорельцев, к ней на бегу присоединялись все новые и новые люди, желавшие поучаствовать в расправе, здесь наверняка собралось все мужское население Дэрнесса.

Рольф ускорил бег, запрыгнул на борт бота одним прыжком и стремительно начал развязывать концы, удерживавшие нашу посудину у причала. Еще несколько секунд спустя мы с Говардом уже были на борту и помогали ему.

Но все это уже не имело никакого смысла. Толпа подбежала к лодке в тот момент, когда был отвязан последний канат, но волны прибивали суденышко к причалу и не давали возможности отойти от берега. Времени на то, чтобы поднимать парус, уже не оставалось. Один из преследователей сумел забраться на палубу и стал размахивать кухонным ножом, но Рольф тут же сбил его с ног. Второго нападавшего он нейтрализовал мощным ударом ноги в бедро.

Но их было больше, намного больше. Вот они уже по нескольку человек стали забираться на борт, и в следующую секунду на меня обрушился град ударов и я, кроме них, ничего не ощущал. Ко мне тянулись скрюченные пальцы, вцеплялись в одежду, волосы, словно сквозь пелену я видел, как целой толпе удалось, наконец, повалить на палубу Рольфа. Бот этот был слишком маленьким, чтобы вместить всех охваченных азартом преследования, многие из них сваливались в воду. Я, с великим трудом уворачиваясь от ударов, закрывал руками голову и живот. Теперь я уже не сомневался, что живыми нас отсюда не выпустят.

Но случилось другое. Вдруг' раздался чей–то голос, крик. Я не мог разобрать, что кричал этот человек, но удары прекратились. Чьи–то лапы рывком подняли меня на ноги и потащили к каюте. Я видел, как толпа волокла Говарда и Рольфа к распахнутой двери.

– Сжечь их! – ревел все тот же голос. – Они устроили пожар, пусть теперь сами покушают огонька. Сжечь их, как ведьм!

Толпа восторженно загудела, вдруг откуда–то в чьей–то руке появился зажженный факел, потом еще один и еще, и воздух наполнился смрадом пожара. Я изогнулся, попытался в отчаянии вырваться из сковавших меня лап, но разве я мог? Мощный удар носком ботинка в спину подтолкнул меня к раскрытой двери в каюту, и я загремел вниз по трапу.

Ударился я страшно. Едва не теряя сознание от боли, замутившимся взором я видел, как спустили вниз с лестницы Говарда, а за ним и Рольфа. Потом в каюту влетел горящий факел и замер в нескольких шагах от меня, осыпав роем искр. Я, как безумный, стал стряхивать их с лица, с одежды, перевернулся на спину, стал уворачиваться от факелов, которыми забрасывали каюту сверху. Вскочив на ноги, я попытался затушить огонь ногой, но на каждый затушенный влетало пять или больше зажженных. Нас сжигали! Огонь стал уже охватывать нижнюю часть трапа и прилегающий к нему пол.

Дверь с грохотом захлопнулась, и наверху тяжело затопали шаги. Гул толпы перешел в надсадный, адский рев, нестерпимо громкий даже здесь, в каюте.

Кашляя, я попытался подняться на ноги, сбивая с одежды искры и отступая от огненной стены, становившейся все выше и выше. Жар усиливался, от едкого дыма было невозможно дышать. Рольф с криком повернулся, схватил табурет и с размаху высадил им иллюминатор, но это мало чем могло помочь.

– Рольф! – кричал Говард. – Туда! В трюм! – Он показал рукой на одну из стенок каюты. Я вспомнил, что там находилось какое–то подобие трюма, крохотное, шагов в пять в длину помещение, откуда можно было через люк попасть наверх, но нас от него отделяла массивная переборка из досок в добрый дюйм шириной.

Рольф пробурчал что–то себе под нос, отошел подальше и опустил плечи. Из–за дыма, заполнившего каюту, я смог различать лишь его неясный силуэт. Легкие мои разрывались, и я начинал понимать, что скорее мы погибнем от дыма, чем от огня.

Рольф взял короткий разбег. Тело его сжалось, превратилось в пушечное ядро. Рванувшись к стене, он в последний момент резко развернулся и спиной протаранил переборку.

Дюймовые доски прорезала изломанная трещина в палец шириной!

Мы с Говардом почти одновременно бросились к стене и стали молотить ее кулаками, ногами. Доски скрипели и стонали под нашим натиском, вот появилась новая трещина, потом еще одна. Подоспевший Рольф отстранил нас и изо всех сил ударил кулаком по переборке. Я видел, как заструилась кровь, но он, не обращая внимания на разбитую руку, продолжал что было сил молотить по доскам, и, в конце концов, они со страшным скрипом подались, освободив нам проход в соседнее помещение.

Каюта за нашими спинами тут же обратилась в бушующее море огня – свежий, насыщенный кислородом воздух, хлынувший сюда сквозь пролом в переборке, раздул пламя. Рольф одним ударом кулака вышиб люк и выскочил на палубу, тут же согнувшись и дав мне руку. Говард выхватил книгу, которую я до сих пор бессознательно прижимал к груди, даже позабыв о ней, и Рольф буквально выдернул меня наверх. Еще через секунду Рольф подал ему «Necronomicon» и тут же сам выпрыгнул через люк наверх.

На какое–то мгновение мы оказались в безопасности. Из–за надстроек на палубе нас не было видно с причала, но оставаться незамеченными долго – об этом нечего было и думать. И вот, словно бы в подтверждение моим опасениям, кто–то на причале завопил:

– Вон они! Они уходят! Уходят!

Раздался выстрел, и рядом с нами из досок палубы брызнули щепки. Говард резко повернулся и бросился в воду, а Рольф, видя, что я не решаюсь, недолго думая, взял меня за шиворот и тоже толкнул в море.

Холод оглушил и ослепил меня. Еще несколько секунд назад мы буквально жарились живьем, теперь же мне показалось, что еще чуть–чуть – и я превращусь в комок льда. Инстинктивно я устремился к поверхности и, достигнув ее, страшно закашлялся – я как следует глотнул воды. Буквально в течение секунд мышцы мои одеревенели и уже отказывались служить.

Меня подхватила волна и швырнула о стену причала. От этого удара я невольно выдохнул, но боль снова вернула меня в действительность, вырвала из объятий вялости и дремоты, начинавших окутывать меня.

Мы барахтались в воде в ярде от причала, где собралась орущая толпа. В нас полетели камни, палки, все, что под руку попадалось, и я увидел, как камень угодил Рольфу в голову.

– Сжечь их! – продолжала реветь толпа. – Сжечь колдунов! Смерть им!

На нас обрушился град камней.

А потом я увидел такое, от чего мне захотелось пойти ко дну

Трое или четверо мужчин поздоровее катили перед собой огромную бочку. Еще мгновение – и топор, пробив тонкую жесть, выпустил из нее золотисто–желтую струю. Керосин! В воду лился керосин!

– Плывите прочь! – ревел Говард. – Прочь отсюда! Спасайтесь!

А спасаться уже не имело смысла. Я изо всех сил старался перебороть напор накатывавшихся волн, но бесполезно – керосин тонкой зловещей радужной пленкой мгновенно распространялся по воде.

– Сжечь их! – ревел этот жуткий хор. – Смерть им! Смерть им! Смерть им! – скандировали десятки голосов.

Из толпы в воду полетел факел. Медленно перевернувшись в воздухе, он едва коснулся плававшего на поверхности воды керосина, и тут же все вокруг взорвалось пламенем. За секунду до этого я, сделав глубокий вдох, успел уйти под воду и видел оттуда, как оранжевое покрывало стремительно расширялось. Что они только себе думают? Бушевавшее пламя горящего керосина не могло не задеть и их, мало того – от него мог заполыхать весь этот крохотный порт, но разве могла думать об этом сейчас рассвирепевшая, утратившая рассудок толпа?