Текст книги "Мираж"

Автор книги: Владимир Рынкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)

10

Жаркий август в Берлине. Поздний вечер, а Климовичу пришлось сидеть с Араповым в номере с открытыми окнами и дверь нараспашку, но даже сквозняк не избавил от духоты. Официальный представитель Врангеля в Германии молодой генерал фон Лампе в двенадцатом часу привёз русского подпольного монархиста Фёдорова. Лампе объяснил такой поздний приезд необходимостью сохранить встречу в тайне, особенно от местных монархистов, которые все против Врангеля, и на всякий случай от ГПУ.

По договорённости с Климовичем Арапов вышел на улицу.

Главным человеком на встрече был, конечно, Александр Александрович Фёдоров, живущий в советской России и ежеминутно рискующий жизнью ради восстановления монархии. Ему – лучшее прохладное место, его угощали, ласкали взглядами и улыбками.

   – Рассказывайте, Александр Александрович, – доброжелательно предложил Климович, усаживаясь, поудобнее, как бы приготавливаясь слушать длинную интересную сказку.

   – Собственно, я не готов... так... Может быть...

   – Но вы же недавно выступали перед этими старыми песочницами из монархического совета, – напомнил Лампе, – по-моему, был хороший доклад.

   – Ну, разве что... Господа, я член Политсовета монархической тайной организации, действующей в России и называемой «Трест». Такое название удобно с точки зрения конспирации при переписке, переговорах и тому подобное. Основы нашей программы: восстановление самодержавной монархии, земельная реформа, основанная на жаловании государем землёй дворянства и выдача государем купчей на землю крестьянству. Вся земля по закону должна принадлежать государю. Ещё один из главных пунктов программы – опора на внутренние силы, естественно, желательно с помощью интервенции. Возникает вопрос, откуда лучше организовать интервенцию...

Климович внимательно смотрел на гостя. Откормленный, хорошо одетый, модно причёсанный интеллигент. Занимает в большевистской России очень хорошую высокооплачиваемую должность – в такую длительную командировку послали. Правда, это связано с покупкой оборудования, но... В общем, пока никто, в том числе и этот Фёдоров-Якушев не узнает, что о нём думает генерал.

   – Господа, я предлагаю на сегодня считать достаточными те краткие сведения о «Тресте», которые дал нам любезный Александр Александрович, и в ближайшие дни продолжить обсуждение в более расширенном составе. Сейчас давайте воспользуемся тем, что здесь нет лишних, и выясним конкретные вопросы разведдеятельности. Мне нужно два непрерывно действующих окна на границе ближе к центрам. В скором времени я пошлю людей. Есть у вас два окна?

   – Разумеется, – сказал Якушев, – я помню без записи. Вы будете записывать?

   – У меня свой шифр.

   – Тогда отмечайте. Первое окно эстонское, район Изборска, проезд поездом до...

Якушев чётко продиктовал по памяти местонахождение точек перехода границы в Эстонии и Польше, клички проводников, явки в Петрограде и Москве.

Особенно рекомендовал московскую явку: Эдуард Оттович Стауниц.

Для Климовича это и будет настоящая проверка. Пусть Кутепов посылает через эти окна своих героев.

11

Арапову не пришлось никуда звонить – он вышел из отеля, и возле него сразу же оказался человек, предложил ему пройтись по тротуару.

   – Видите на противоположной стороне троих? – спросил человек. – Это они. Агенты ГПУ. Высокий в модном пальто, наверное, начальник. Он говорит по-немецки. Другие двое, видите, одеты почти в одинаковые пальто и шляпы. Они, стараясь быть незаметными, постоянно сопровождают вашего гостя. По документам – приехали учениками на завод «Бегман-Борзиг». По очереди там появляются. Поводов для задержания нет.

Расставшись со спутником, Арапов перешёл на противоположную сторону улицы, по которой, не упуская из виду вход в отель, прогуливались те трое. Вход в отель был освещён, а здесь было темно, и он с трудом разглядел их лица, отметив про себя, что высокий, наверное, из интеллигенции. Как только из гостиницы вышли Якушев и фон Лампе, один из троих выбежал на мостовую Ловить такси. Втроём сели в автомобиль и поехали следом за машиной фон Лампе.

12

Следующий доклад Якушев делал днём на квартире генерала фон Лампе. Приехали его послушать Шульгин и проницательный сенатор Чебышев. Второй раз увидев приезжего, который теперь выступал с более полным изложением программы, Климович так пока и не выработал окончательного мнения о нём и о «Тресте», тем более что накануне генералы доложили ему о появлении в Берлине представителя некоего «Национального Треста» – тоже подпольного, тоже монархического, но как-то по-своему.

   – Жди, Белов, – ещё появятся, – сказал генерал.

При наличии нескольких «трестов» Климович видел свою задачу в том, чтобы от каждого что-нибудь взять и никому ничего не дать, особенно не дать понять, что он сам думает о данном «Тресте». Проверять, конечно, надо каждого и, в первую очередь, Фёдорова-Якушева.

В новом расширенном докладе тот много говорил об экономике. Главное – нэп. Улучшилось положение людей, стало больше продуктов, но это не идёт на пользу советской власти, потому что возникают новые русские здоровые элементы, которые будут способствовать перевороту изнутри. Рассказывал Якушев о росте монархических настроений, в том числе у крестьян. Перейдя к военным делам, извинился, что, как штатский, не сможет дать полную картину и осветить вопрос в деталях. Однако отметил, что в «Трест» входят такие старые генералы, как Зайончковский и Потапов.

Всё-таки Климович спросил:

   – Каким образом удаётся столь многочисленной подпольной организации уходить от преследований ГПУ, учреждения, как мы сами убедились, весьма сильного и умело работающего?

   – Главное – конспирация и назначение своих людей на высокие посты в разных звеньях власти. Нэп стал причиной разочарования в революции многих коммунистов, и мы надеемся в ближайшее время привлечь на свою сторону и работников ГПУ. На крайние случаи у нас имеется несколько окон на границе. Прекрасно налажена связь с нашими представителями в Ревеле. Принимается ряд других мер.

Ответ был плохой, говорилось неуверенно, сбивчиво. Минус Якушеву.

Это заметил не один Климович. Когда обсуждение закончилось и Якушев уехал в свой отель, Чебышев сказал твёрдо:

   – Господа, это опасный человек. «Трест» – мистификация ГПУ.

13

Трое приятелей наблюдали за выходом из квартиры фон Лампе, по-берлински пили пиво из бутылок, когда появился Якушев, они мгновенно схватили такси, истому пришлось некоторое время постоять. Затем он сел в машину, и наблюдатели приказали шофёру ехать следом за ней.

14

   – Едем сразу к Якушеву, – сказал Климович Арапову после доклада. – Всегда полезно посмотреть на человека, который не ожидает твоего прихода. Полезно и сравнивать, каким он был только что перед людьми и как изменился, оказавшись в одиночестве. И самое полезное – обедом накормит.

   – Неужели Чебышев прав и Якушев чекист? – спросил Арапов.

   – Вряд ли. Мои люди спокойно переходят границу, и хвалёное ГПУ ничего не может сделать. Теперь пойдут люди Кутепова.

   – Кстати, Евгений Константинович, вы смеётесь над идеей Евразии, а московские коммунисты её признают. Фон Лампе показал мне брошюрку с докладом Троцкого на партийном съезде, и там чёрным по белому: «Москва наша искони была евразийской, то есть имела с одной стороны архиевропейский характер, и в то же время несла на себе черты чисто азиатские».

   – Это только доказывает, что, кроме слов, в этой евразийской идее ничего нет. Но слова, конечно, годятся для того, чтобы собрать людей ради достижения каких-то серьёзных целей. Троцкий это понимает. Сказал фразу – и часть наших евразийцев качнётся к красным. И Якушев чего-то там бормотал о географическом положении России. Пусть говорят – мы должны работать.

И Климович работал. Оказавшись неожиданным гостем Якушева, заметил на его лице нечто нехорошее, вроде испуга. Чекист, испугавшийся, что его разоблачили? Может быть и так.

За обедом представитель «Треста» жаловался, что он попал между двух огней: сблизится с Врангелем – монархисты-марковцы объявят его агентом ГПУ, свяжется с теми, наверное, так же поступит уважаемый Евгений Константинович.

   – И тем не менее вы должны определиться, с кем работать. Ведь возникнут не только политические, но и финансовые вопросы.

Нам, монархистам, подпольно действующим в России, нельзя игнорировать представителей законной династии. Для многих из нас Его Императорское Высочество...

   – Николай Николаевич? – пренебрежительно прервал Климович. – У него же «зайчик в голове». Совершеннейший мистик, едва ли не больной. Это же он со своей Супругой Станой напустил на Россию Распутина.

Генерал смотрел на Якушева. Как тот себя поведёт? Возмутится? Удивится? Понимающе улыбнётся? Нет. Якушев не нашёлся. Изобразил некое благоговение к Романовым:

   – Евгений Константинович, мне, как истинному монархисту, странно это слышать. Династия Романовых – народная династия.

   – Какая там народная династия? Кого вы назовёте из Романовых? Сплошные ничтожества!

   – Но на кого же ориентироваться?

   – Единственный человек, который может сегодня возродить Россию, – это Пётр Николаевич Врангель.

15

Тяжёлая болезнь Ленина позволила проявлять Дзержинскому некоторую самостоятельность в делах, но разболтала и заместителей. На совещании, где обсуждались донесения из Берлина, Менжинский[55]55
  Менжинский Вячеслав Рудольфович (1874—1934) – советский государственный и партийный деятель, юрист. В 1917 г. в Петрограде комиссар ВРК, с 1917 г. – нарком финансов РСФСР, с 1919 г. – член президиума ВЧК, с 1923 г. – заместитель председателя, а с 1926 г. – председатель ОГПУ.


[Закрыть] в своей истерической манере начал доказывать, что эта операция ничего не даёт, вызывает подозрения у эмигрантов, Якушева надо отзывать и операцию прекращать.

   – Дайте мне их деньги и их людей, и завтра я привезу в Москву Савинкова, – заключил Менжинский.

   – Как вы считаете, Генрих Григорьевич? – обратился председатель к Ягоде[56]56
  Ягода Генрих Григорьевич (1891—1938) – с 1920 г. член Президиума ВЧК, с 1924 г. – заместитель председателя ОГПУ при СНК СССР.


[Закрыть], человеку больших личных планов и поэтому всегда осторожному.

   – Я полностью поддерживаю предложение товарища Менжинского о необходимости ускорения операции по захвату Савинкова, но в донесении из Берлина есть важная информация для нашей практической работы на Западе. Наиболее активная часть эмиграции, то есть офицеры, остатки армии, считают первым кандидатом на власть в России Врангеля, не отвергая категорически Николая Николаевича. Это значит, что деньги, самые активные эмигранты, планы нападения на нас – всё это перейдёт к Врангелю. Сегодня это самый опасный наш враг в эмиграции.

   – Что вы предлагаете? – спросил Дзержинский.

   – Продолжить операцию «Трест». Пусть Якушев едет в Париж, встречается с верхушкой эмиграции, с самим Николаем Николаевичем. А мы должны начать борьбу против Врангеля. У меня есть любопытная идейка. Правая рука Врангеля – Кутепов. Недалёкий генерал, никакой не политик. Начнём с того, что натравим западную печать на Врангеля, доказывая, что он бесталанен, не умён, провалился в Крыму, ну и прочее. Произойдёт раскол между Врангелем и Кутеповым, то есть раскол среди офицеров. Врангель потеряет авторитет, а значит, ему перестанут давать деньги. Без денег он не опасен. В то же время «Трест» в глазах эмиграции превратится в одну из самых авторитетных организаций.

Выслушав предложения помощников, Дзержинский по обыкновению лучшие из них сделал своими и в заключение настойчиво приказал продолжать операцию против Савинкова, операцию «Трест» в полном объёме и спровоцировать разрыв между Врангелем и Кутеповым.

16

Офицеры собрались полуконспиративно, расположились на лужайке за домом генерала Кутепова, будто отдыхающие. Кто на скамейке, кто на стуле, кто на пёстрой травке. И собрание – человек 30 отобранных – тоже пёстрое. Первым неприятно поразил Воронцов. Он уселся сзади в общих рядах, но казалось, что он сидит один далеко от всех – такое у него было лицо или, может быть, таким представилось генералу. Ближе всех капитан Ларионов. Если бы все офицеры были такие, как он, можно было бы уже сегодня переходить границу с Россией всей армией. Недалеко от Ларионова молодожёны – Мария Захарченко и штабс-капитан Радкевич. Для них пришлось изобразить улыбку, которая должна была бы напоминать отеческую, и Кутепов старался, хотя и не знал, как это делается.

Речь его получилась скомканной:

   – Господа, вы знаете, на что решились. Наше дело там – в России. Наша обязанность – показать русскому народу, что и мы, сидя здесь в безопасности, не забываем своего долга перед родиной. В представлении подрастающих в России поколений русский патриот-эмигрант является таким, каким изображают его советские рептилии. Мы должны там, и только там, показать себя и напоминать всем, что мы умеем бороться и умирать. Мы должны смотреть на походы в Россию как на наше необходимое и обычное дело, а не как на подвиг. Когда мы проникнемся сознанием, что только совершаем свой долг перед Родиной, нам легче будет переносить все тяготы и лишения, которые выпали на нашу долю. Нас немного, очень немного, но эти немногие ценнее и лучше многих тысяч. Наше дело правое. Оно требует жертв, без жертв лучших русских людей Россия не восстановится, и они необходимы, они будут всегда. Многие погибли, погибнут ещё, погибнем все мы, начавшие, но зерно брошено, и плоды будут там – на Русской земле. Надо, чтобы дело наше продолжалось до тех пор, пока в России существует власть интернациональных бандитов. В заключение – некоторые технические частности. Каждую группу буду отправлять я лично. Никто, кроме меня, не будет знать состав, задачи и маршрут группы. Первые уйдут в ближайшие дни.

Ни вопросов, ни обсуждения не было. Поднялись и начали медленно расходиться. Сначала к Кутепову подошли Мария и её муж.

   – Ничего не изменилось? – спросила Мария.

   – Нет, – тихо ответил Кутепов. – Вы первые. Сам бы с вами пошёл.

Затем, когда генерал уже направился к дому, его настиг Воронцов.

   – Извините, ваше превосходительство, – сказал он. – Мне не следовало сюда приходить.

   – Я тоже так думаю. Вы же против борьбы.

   – Да. Я против террора. Вы посылаете в Россию на гибель остатки лучших русских офицеров, чтобы они несли гибель мирным русским людям, только что начинающим оправляться от страшных разрушений войны. Ваши посланцы будут взрывать мосты, заводы, клубы и гибнуть сами. И это ради России?!

   – Прощайте, господин капитан. Обращайтесь ко мне письменно. И вообще лучше подайте рапорт в отставку.

   – До свиданья, ваше превосходительство. Я обдумаю ваше предложение.

17

Можно было подумать, что Врангель стал меньше ростом, сжался, похудел, но это лишь изменилось выражение лица: в нём исчезло спокойствие непоколебимой власти, сменившись неясной тревогой. Вдруг всё повернулось не в его пользу. В газетах его оскорбляли, превозносили Кутепова – он, конечно, этого не читал. В письмах друзей – предостережения, странные советы. Представитель подпольной России едет к монархистам. Его принимает даже сам Великий князь. Кутепов стал любимцем и советником Николая Николаевича. Говорят, по его совету князь переехал из Антиба в пригород Парижа Шуаньи.

Внешне всё было по-прежнему: он – Главнокомандующий, Кутепов – его помощник. И разведывательную деятельность в России начинает по согласованию с ним. И вот здесь нельзя ошибиться.

Врангель вызвал Климовича для серьёзного разговора. Тот всегда всё знал, мог ответить на все вопросы, но не всегда можно догадаться, что на самом деле думает он сам. Иногда приходится действовать окольными путями.

   – Вы знаете, Евгений Константинович, что генерал Кутепов направляет в Россию свою первую группу?

   – Разумеется, Пётр Николаевич.

   – План операции вам известен? Вы давали Кутепову маршрут, окно на границе, явки?

   – Скорее я дублировал. Ведь Якушев из Берлина поехал в Париж, там был принят Великим князем и встречался с Кутеповым или с его помощником. Во всяком случае, как мне стало известно из разговоров с окружением Великого князя, между обеими сторонами достигнуто полнее соглашение по всем вопросам и намечена дальнейшая работа. Однако главная цель работы не столько борьба с московским Совнаркомом, сколько против Великого князя Кирилла Владимировича.

   – По-видимому, за этим Фёдоровым-Якушевым и его «Трестом» ничего серьёзного нет. Сами вы верите в «Трест»?

   – Я, как и вы, Пётр Николаевич, верю в факты. Пока фактов мало.

   – Но люди Кутепова могут провалиться.

   – Эти не провалятся. Даже если «Трест» – создание ГПУ, самых первых чекисты не возьмут, чтобы самим не провалиться.

   – Хорошо. Теперь главное, Евгений Константинович. Сегодня же, сейчас же, сию же минуту мы с вами должны послать всем нашим представителям, действующим во всех странах и при всех серьёзных эмигрантских организациях, представления, в которых надо указать, что любая разведывательно-информационная работа, где бы и против кого бы она ни велась, ведётся не от моего имени, а также без участия моего штаба. Все лишние документы по этому вопросу уничтожьте или разошлите заинтересованным. Что касается Александра Павловича, то укажите в представлениях, что генерал Кутепов выполняет поручение Великого князя Николая Николаевича по организации разведки и пропаганды на советской территории. Я не хочу, чтобы в советских газетах изображали меня взрывающим дома и мосты в России.

18

В этот жаркий день Дымников, в который уже раз, думал о том, что надо закрыть агентство или передать его Мохову, а самому уехать куда-нибудь к Южным морям по следам Джека Лондона.

Разговор с Моховым наедине был сердечным:

   – Коля, у нас примерно полтора десятка активных мужчин, и каждый из них охотно флиртует с Зиной, может быть, кто-то даже больше, чем флиртует. Вы с ней, как известно, не обвенчаны. И что же? Нам грозят полтора десятка дуэлей? Или, в лучшем случае, мордобоев?

   – Она обещала на работе больше неприлично не кокетничать.

Отправив Мохова на поиски, поговорил с Зиной.

   – Ну, обещала я ему, ну и что? Пристал, как банный лист. Он мне не муж.

   – Почему не обвенчаетесь? Пора бы успокаиваться. А?

Зина?

Она угрюмо молчала, глядя куда-то в пол или на свои почти обнажённые красивые колени.

19

Мохов, как говорится, с первого выстрела попал в яблочко: просмотрел список генералов и офицеров, окончивших тот же Сибирский кадетский корпус, что и генерал Корнилов. Затем, набравшись решимости, покинул ветерок бульваров и опустился в белокафельную жаркую духоту подземки. Ехать пришлось долго – генерал Лонжин занимал большую двухэтажную квартиру на улице Сен-Лазар. Для данного случая Мохов предъявил швейцару визитную карточку поручика Корниловского полка Русской армии. Генерал его сразу принял, крепкий, совсем ещё не старый – не более 60.

   – Да, молодой человек, – сказал генерал. – Я создал мемориальный кабинет генерала Корнилова и покажу его вам, благо никуда не надо спешить. Я знал Лавра Георгиевича с детства – вместе учились в Сибирском кадетском корпусе, правда, я шёл несколько старше. Зато потом он намного обогнал меня, – и генерал изящно улыбнулся.

В мемориальном кабинете – огромный портрет Корнилова, знамёна, ордена, боевые карты на столах, оружие, личные вещи и... ковры на полу. Те самые, текинские, три больших...

20

   – Эти ковры подарены мне офицерами-корниловцами, – сказал генерал Лонжин, и в голосе его уже возникала нотка нежелания продолжать разговор.

Сидели у генерала за чаем в роскошной маленькой гостиной. Двое против одного.

   – Они подарены ко дню памяти трагической гибели великого вождя Русской армии, основателя Белого дела, – как бы продолжил Дымников. – Я уверен, что они навсегда останутся в созданном вашим превосходительством мемориале, и если дух Генерала сойдёт на землю, то он будет ступать по родным коврам, к которым он привык с детства. Мы с Николаем Дмитриевичем пришли к вам, чтобы не допустить святотатственного вторжения в нашу память о генерале французской полиции. Эти ковры украдены и, наверное, побывали в разных руках, прежде чем попасть к вам.

   – Что вы предполагаете предпринять? – спросил генерал.

   – Просить вас пригласить к себе дарителей и дать возможность нам с ними поговорить.

Может быть, всё произошло иначе, если бы не случайность: к генералу заехали знакомые – русские парижане Мансуровы.

   – О-о! – воскликнул Александр Валерьянович Мансуров, увидев Дымникова. – Мой спутник по плаванию на «Императоре Индии». Убеждал я вас не оставаться в Севастополе. Слава богу, что пережили эту врангелевскую авантюру.

Познакомил с женой – шикарной парижской дамой и дочерью – десятилетней девочкой Любой. В Париже много красивых детей и в садах, и на бульварах, да и на тротуарах, но это был другой ребёнок. Она была в белом платьице, и Леонтий мысленно сказал себе: «Бог тебе ангела прислал; он стоит перед тобой в белом одеянии и удостаивает беседой».