Текст книги "Серый кардинал"

Автор книги: Владимир Моргунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

На материальную обеспеченность жаловаться не приходилось, что и говорить. Если раньше он спокойно брал дефицитные, недоступные подавляющему большинству населения продукты, доставленные его подчиненными из специального распределителя, то теперь уже другие подчиненные доставляли ему столь же недоступные – в силу своей цены – для широких масс вещи из магазинов, где все продавалось открыто. Большинство его бывших коллег, бывших гэбешников, вплоть до младших офицеров, тоже устроились подобным образом.

Но!..

Не было у него уверенности, что при очередном повороте событий не отожмут его на обочину, не заставят прозябать в нищете. Относительной нищете, конечно, уж на кусок хлеба с икрой он всегда заработает.

Что и говорить, раньше тоже была борьба за существование, жестокая борьба. Но если бы его тогда столкнули на обочину, то столкнули бы с солидной пенсией, со спецраспределителем, спецбольницей – ты проиграл, и самое большое наказание для тебя заключается в том, что ты больше не у дел, что ты больше ничего не можешь решать.

А сейчас Мудров решал явно меньше, чем ему хотелось бы решать. Попыток для обретения права решать все за всех сейчас вроде бы дается сколько угодно. Но это только на первый взгляд. Вон на самом верху как колода тасуется – вчера раскатывал человек за казенный кошт по заграницам, десяток лимузинов в служебном распоряжении имел, охрану численностью в полуроту, две правительственные дачи занимал, на телеэкране мелькал постоянно, а сегодня он уже вроде бы и никто, и прокуратура им интересуется.

Власть, реальная власть, а не показное царствование – действенное условие, способное обеспечить возможность достойного существования.

8

Мужчина, стоявший по колено в воде и очень сноровисто метавший спиннинг, был поджар, жилист, седовлас и, следовательно, напоминал моложавого профессора из какого-нибудь западного университета. Сходство это – возможно, сознательно – усиливалось клетчатой рубашкой, вытертыми джинсами и бейсбольным кепи.

– Михаил Сергеевич! – окликнули мужчину с берега.

Он оглянулся – трое незнакомцев стояли и смотрели на него.

– Вы – Лихарев? – спросил один из них, стройный, загорелый, с аккуратными черными усами.

– Ну, Лихарев, – без особой радости ответил мужчина. – Чем могу служить?

Незнакомцы быстро спустились к реке.

– Здравствуйте, – вежливо приветствовали они его вразнобой.

– Добрый день, – Лихарев посчитал, что нет особой необходимости повторять свой предыдущий вопрос. Небось не глухие, слышали.

– Михаил Сергеевич, у нас просьба – уделите нам полчаса вашего времени, – очень вежливо попросил человек, напоминающий офицера с фотографий времен первой мировой войны.

Лихареву понравилось обращение. И лица этих троих понравились, хотя он только окинул их взглядами. Уж лиц-то он насмотрелся, мог определить сразу, что за человек перед ним, чего от него ожидать можно.

– И зачем же я вам понадобился? – уже гораздо более миролюбиво спросил Лихарев. Сейчас он работал консультантом в одном частном юридическом бюро и решил, что эти трое навели справки о нем и разыскали его даже здесь. Значит, очень людям нужно.

– А понадобились вы нам, Михаил Сергеевич, для получения некоторой информации, – это произнес мужчина постарше, примерно одного с Лихаревым возраста.

– Вот как? – весело переспросил Лихарев. – Даже для получения информации? У меня что информация, что консультация – все денег стоит. Раз отношения рыночные, значит, за все платить надо.

– С этим никаких проблем не будет, Михаил Сергеевич, смею вас уверить, – сказал все тот же мужчина. – Только информация-то нам нужна не по нынешней вашей специализации, а по предыдущей.

– Что-о? – Лихарев повернул свой облупившийся нос в сторону говорившего.– А кто вы, собственно, такие, мужики?

– Моя фамилия – Бирюков, а вот это, соответственно Клюев и Ненашев...

– Извините, – перебил его Лихарев, – фамилии ваши мне совершенно ни о чем не говорят. Почему вы интересуетесь моей прошлой деятельностью, в силу каких таких служебных полномочий или необходимости?

– Полномочий у нас никаких нет, а необходимость – самая настоятельная, – весело и беззаботно улыбнулся черноусый, – потому что в недавнем прошлом мы – беглые преступники.

– А вы вообще-то оригиналы, мужики, – заметил Лихарев.

– Да, мы за собой это замечаем, – развел руками третий, до сих пор молчавший визитер, блондин с волнистыми волосами.

– Ну-ну, и кто же вас ко мне направил? – поинтересовался Лихарев.

– Направил, можно сказать, ваш коллега, но имени его называть мы не можем. Мы ему пообещали, – с обезоруживающей прямотой заявил черноусый.

– И что же вас интересует? – спросил Лихарев, решивший, что отослать этих троих куда подальше он сможет в любой момент без особой грубости – неглупые вроде мужики, сами поймут.

Нас интересует дело Юлина, которое вы вели в конце девяносто первого года, – просто сказал черноусый.

– Ого, – сказал Лихарев, но произнес это достаточно вялым тоном. – А почему, собственно, это дело?

– Михаил Сергеевич, – вежливо предложил блондин,

– может быть, мы все же в тень отойдем. Дело-то – «бутылочное».

– A у вас, стало быть, с собой имеется? – для проформы спросил Лихарев, знавший, что наверняка имеется. Вон у этого длинноносого седоватого сумка тяжелая через плечо перекинута, да и черноусый пакет полиэтиленовый держит, чем-то набитый.

– Имеется, Михаил Сергеевич, имеется, – дружно заверили все трое.

– Лады, идите вон туда под деревья, а я пока тут все подберу.

Когда он, смотав спиннинг и собрав донки, вернулся под деревья, где раньше сам оставил свой рюкзачок, его уже ждала скатерть-самобранка: две бутылки «Столичной», нарезанный крупными ломтями окорок, вяленая рыба, зеленый лук, помидоры, петрушка.

– Лихо начинаем, мужики, – одобрительно сказал Лихарев, – но все же для начала пусть кто-нибудь из вас документ свой покажет. Я скрывать не стану – буду наводить справки о вас, раз вы утверждаете, что беглые преступники, хотя и бывшие. Не официальным путем, не в лоб, конечно, буду действовать. И заявлять не стану, что встречал вас, если вы все еще в розыске.

Документ показал Клюев, сразу же уточнивший, чем конкретно он занимался в столь грозном учреждении. Лихарев документом остался очень доволен.

– Хорошо, ребята, давайте, хлопнем по первой, а там видно будет.

– Хлопнули по первой, немного закусили и тут же хлопнули по второй.

– Теперь валяйте, рассказывайте про ваши дела, – предложил Лихарев.

Рассказал Клюев, начав с того, что они случайно оказались там-то и там-то, а потом кто-то подбросил им оружие. Они поехали на встречу с товарищем, а товарища застрелили, а потом автомобиль, в котором ехал стрелявший, перевернулся. Им удалось выяснить, что стрелявший имел самое непосредственное отношение к Юлину.

– Угу, – констатировал Лихарев, – и вам кто-то рассказал, что я вел дело этого самого Юлина. Раз вы пообещали ему, что не будете называть его имя, то и я интересоваться не стану. Тем более, что мне совсем не хочется этого делать.

Значит, так... В поле зрения областной прокуратуры этот Юлин, кличка Спортсмен, попал летом девяносто первого года, в самом начале лета. То есть, до путча было относительно далеко, – Лихарев криво улыбнулся. – Я почему уточняю насчет этого? Потому что бардака тогда чуть поменьше было, при Союзе, и, самое главное, народ толковый в органах держался – платили более или менее достаточно.

И этот толковый народ – из уголовного розыска —. неоднократно фиксировал случаи мошенничества, вымогательства, шантажа с участием разных веселых ребят. И в оперативных сообщениях об этих случаях – пять-шесть фамилий, которые чаще других повторяются. Фамилия Юлина, Спортсмена, повторялась не чаще тех пяти-шести, но сыскари, пользующиеся услугами осведомителей, довольно скоро установили – именно Юлин стоит за многими, если выражаться официальным языком, эпизодами. Берут, к примеру, автомобильного «кидалу», тот начинает давать показания – только успевай записывать. Доходит дело до суда – «кидала» заявляет в наглянку, что следователи из него показания «выбили», свидетели вдруг показания свои меняют на совершенно противоположные, да и потерпевший вроде бы, оказывается, не так уж был и обижен «кидалой».

Или берет шустрый парнишка, сопляк еще, школьник вчерашний, деньги у своих знакомых или не очень знакомых на предмет «доставания» разного дефицита – от дамского белья до видеомагнитофонов. Проходят все сроки – товара нет. Денег тоже нет. Потерпевшие, а чаще их родители, хватают мальца за грудки: ах, сученыш, гони «бабки», не то... И часто оказываются в больнице с телесными повреждениями. И что характерно – больше денег назад не требуют. А повреждения свои объясняют почти все одинаково: пьян был, забрел в незнакомый район, кто бил, вообще понятия не имею, да и не били меня, возможно, в котлован строительный свалился...

Но земля, она, как известно, обладает свойством слухами полниться. А для фиксации слухов у сыскарей «ушей» хватает.

Две бутылки были опорожнены, Бирюков вытащил следующую пару. Лихарев пил, не пьянея, хотя и закусывал вроде бы не слишком активно. Рассказ все больше увлекал его самого:

– И вырисовывается такая картинка: не шесть или семь активных «бойцов» под началом у Спортсмена, а не менее трех десятков. В городе он не очень много чего и контролирует, но деяния его, как принято выражаться, отличаются особой дерзостью: вот мужики скот пасли в отхожем промысле на Кавказе, заработали там «штук» по двадцать, по пьянке об этом факте растрепали – Спортсмен тут как тут. Ограбленные пишут заявления, но все дела идут со страшным скрипом. А ведь этот Спортсмен недавно срок получил за ограбление и освободился досрочно. Интересно мне стало – до того интересно, что за рекордно короткий срок, к зиме, подшил я двенадцать томов дела. Где-то там путчи устраивали, власть делили, а нам недосуг, мы тут в глубинке в работу по уши закопались.

Итак, обвинительное заключение готово, дело передается в суд. И начинаются чудеса: то свидетель исчезнет в неизвестном направлении, то потерпевшие от своих претензий откажутся, поскольку, дескать, претензии уже удовлетворены, то у главного обвиняемого, у Спортсмена, заболевание какое-то хитрое обнаружится, и ему меру пресечения меняют – вместо нахождения под стражей он дает подписку о невыезде и помещается в одну из лучших больниц города, а не в тюремный лазарет, как по закону положено. Да плюс ко всему за время нахождения на излечении Спортсмен совершает, несмотря на расстройство здоровья, ряд деяний, за которые другой, даже совершивший их впервые, сразу схлопотал бы срок и срок немалый.

Лихарев опрокинул стаканчик, не поморщившись, словно это компот был, но закусывать не стал.

– И почувствовал я, будто туман руками разогнать пытаюсь – машу, машу, а все без толку. Кто-то у меня все время почву из-под ног выбивает. Только я, значит, подобрался к эпизоду: вот тебе свидетельские показания, вот протоколы обыска, свидетельствующие о том, что у подельников Спортсмена оружие изъято, и вдруг – хлоп! Все рассыпалось, все в труху превратилось. И подельник тот Юлина чуть ли не в первый раз в жизни видит, и свидетеля следователь «уголовки» запугал, и вообще оружия вроде как бы и не было.

Тут бывший старший следователь областной прокуратуры болезненно поморщился, словно вновь переживая события двухгодичной давности.

– Ну, блин, думаю, за какие же такие заслуги Спортсмена так прикрывают, кто прикрывает? Стал в ином направлении копать... Сведения-то я неофициальным путем какие угодно добыть могу. И выясняю я очень скоро – есть заслуги у Спортсмена. Он, можно сказать, заслуженный агент облачного УВД и областного УКВД. В последнем ведомстве очень многие на нем карьеру сделали. У них под статью подвести – что два пальца обоссать. Вы, небось, дело знаменитое, «запеваловское», про которое в те времена столько звону было, уже и не помните? Ну как же, нашли два психа из недалекого от нас Воронежа «машингевер», то есть пулемет немецкий, с войны в земле пролежавший, отскребли его, отчистили, смазали и вышли ночью в лесок пострелять Пулеметишко совсем дряхлый оказался – очередями стрелять вообще не мог, одиночным только несколько раз кашлянул, и заело его. Но кто-то услышал те несколько выстрелов, доложил. Этих двоих придурков, что из леса с неисправной немецкой хреновиной возвращались, повязали – совсем случайно, между прочим, повязали. Будь они поопытней да понаглей, вообще могли бы отказаться – не наша «игрушка», тем более, что при задержании они эту рухлядь выбросили и бросились бежать.

Но в том-то и дело, что они оказались лопоухими. Они следователю о своих планах поведали: мечтали, дескать, сбежать за границу, миллионеров там грабить. Все, дело готово! Главарь, Запевалов, «вышку» получил – правда, за другой эпизод, за убийство в Москве – а знакомые его, которые только болтали, собираясь вместе, о том, как они за границей большие деньги грабежом добывать станут, крупные сроки получили. Вот такие дела «контора» проворачивает. У нас в области тоже несколько подобных было – и все «с подачи» Спортсмена. Как же такого «кадра» сажать можно?

Он помолчал. Никто не задавал вопросов, никто не просил продолжить рассказ. Но Лихарев заговорил сам:

– Мне разнос устроили – что же, мол, дело «на живую нитку» сшил? Меня допрашивали, если называть вещи своими именами. Меня – проработавшего следователем прокуратуры почти двадцать лет! Что же мне оставалось делать? Ушел я из прокуратуры. И не жалею теперь, потому что все развалилось к хренам собачьим, профессионалом сейчас вовсе необязательно быть, надо быть политиком. Ты за того, али за этого – вот как вопрос теперь ставится. И ежели ты за этого, а большинство твоего начальства симпатию к этому питает, твое дело – табак. А, ладно, ну их всех к беней матери! – Лихарев энергично махнул рукой.

– Михаил Сергеевич, – осторожно начал черноусый, но Лихарев перебил его:

– А что же это вы меня не дразните?

– Чем не дразним?

– Да именем-отчеством, как у отставного генсека и Президента – перво-последнего. И старые знакомые, и новые – только и знают, что «достают». Я ведь и уволился практически в то же время, когда мой полный тезка от президентства отрекся.

– Не знаю, – улыбнулся черноусый, – в голову как-то не пришло сравнивать вас с Горбачевым. Я, Михаил Сергеевич, вот что хотел у вас спросить: вы ведь выясняли, как сами говорили, по неофициальным «каналам», что за «крыша» была у Юлина, кто были его высокие покровители.

– Выяснял, – Лихарев теперь выглядел абсолютно трезвым и каким-то поскучневшим.

– И что же вам удалось узнать?

– Вас, небось, фамилии интересуют? – криво улыбнулся Лихарев.

– Естественно.

– Х-хе! Для вас это,конечно, естественно. А теперь посмотрите на все со стороны: приходят ко мне незнакомые люди, поят меня водкой и требуют, чтобы я «раскололся» на предмет того, кто из руководства разных серьезных ведомств «крышу» главарю банды создал. Это я уволился, мужики, а они-то все – на места-ах! – Лихарев поднял указательный палец. – Ия должен каждому встречному рассказывать, какие они нехорошие дела творят, какие это плохие люди. Я уж не спрашиваю вас, мужики, сколько я после всего этого проживу, я про другое спрошу: неужели вы думаете, что тут фамилии важны? Должности – вот что главное.

– Но мы не «каждый встречный», – заговорил самый старший из «бывших беглых». – Для нас вопрос, заданный нами, возможно, вопрос жизни или смерти. Вы подобрались к Юлину и получили, наверное, выговор – в худшем случае, а в нашей с ним игре ставки покрупнее.

Похоже, он в чем-то убедил Лихарева. Тот задумался.

– Я сказал, с самого начала, что не буду интересоваться, кто вам на меня указал. Но я вам могу назвать человека, при разговоре с которым вы можете сослаться на меня. Он кое-что прояснит по кадровому составу областного УКГБ в девяностом и девяносто первом годах. Вы сразу поймете, о чем я говорил... А мужика, значит, зовут Крупицкий Владимир Иванович, из «конторы» его уволили за пьянство в восемьдесят девятом. О причине увольнения, сами понимаете, упоминать нежелательно.

– Спасибо за подсказку, – сказал черноусый, поднимаясь.

– Не за что.

Крупицкий Владимир Иванович оказался мужчиной за пятьдесят, крупным, ширококостным – типичный представитель племени работяг. Непонятно, как такого можно было уволить за пьянство – наверняка даже относительно высокого оклада майора КГБ было явно недостаточно для доведения столь могучего организма до состояния среднего опьянения хотя бы по два раза в неделю.

Хватило одного упоминания о том, что они пришли к Крупицкому по подсказке Лихарева, чтобы хозяин дома испытывал к гостям полное доверие. Три бутылки водки и заветная «ксива» Клюева довершили эффект.

В данное время Крупицкий работал грузчиком в речном порту. Несколько дней назад он травмировался – на левом его предплечье был наложен гипс. Крупицкий отвел внука в детский садик, жена, сын и невестка добывали на пропитание, как он выразился.

– Лихарев – мужик правильный, – заявил Крупицкий уже после первого стопаря. – Будь все такими, как он, Россия в дерьме не оказалась бы. Время сейчас настолько крысиное. Крысы людей отовсюду вытеснили. Молодые офицеры, что из «конторы» уволились, торгуют. Это, бля, разве занятие для нормального мужика – купи подешевле, продай подороже? А куда же молодым податься, если замначальника областного УКГБ генерал-майор Мудров в бизнесмены подался? Отъявленный демагог и ворюга – вот кто был и есть Мудров. И тогда поговаривали о всяких его темных делишках, но разве же к нему можно было подступиться? У него же самые чистые руки из всех были, самая холодная голова, самое горячее сердце. А он всякой шушерой, с воровскими «авторитетами» знался. Спрашивают, откуда сейчас столько воровства взялось. Да откуда же – из вчера!

Крупицкий называл еще много фамилий, перечисляя звания, но для гостей главное имя было произнесено. Мудрым все-таки оказался тезка Горбачева – сказал устами бывшего майора КГБ то, чего не захотел говорить сам.

Из подъезда дома, облицованного светло-голубой плиткой – очень престижного, «обкомовского», как его раньше называли – вышел мужчина в строгом синем костюме.

– Вот он, сукин сын Геев! – быстро сказал Ненашев.

– Голубов, Костя, – поправил его Клюев.

– Да я все путаю, по созвучию: «голубой». Одно слово – гомик. Здесь потревожим его, начальник?

– Здесь и потревожим, – согласился «Клюев. – Николаич, реди?

– Олвейс реди, – отозвался Бирюков.

– Тогда вперед, Костя!

Синий «лэнд ровер» – очередной подарок Марушкина – рванулся наперерез мужчине в синем костюме, собравшемуся переходить улицу на зеленый свет. «Лэнд ровер» вылетел на тротyap, задняя его дверца распахнулась, и мужчину в синем костюме словно струей воздуха втянуло внутрь автомобиля.

Никто, похоже, не обратил внимание на случившееся, а если и обратил, то наверняка не смог бы запомнить внешность того, кто втащил мужчину в синем костюме в «лэнд ровер».

Мощная жесткая лапища Бирюкова охватила затылок жертвы и так ловко толкнула ее внутрь салона, что тело жертвы буквально влетело на сиденье. И в то же время посыл был настолько точен, что тело, во-первых, не соприкоснулось с автомобилем, и, во-вторых, не улетело слишком далеко. Даже если бы это тело не встретило на пути препятствия в виде коленки Клюева, оно все равно не улетело бы в противоположную дверь.

– Ну-ну, – утихомирил Клюев неизвестно кого – то ли Бирюкова, то ли расположившееся у его левого бока тело. И тут же он прикрикнул:

– Ходу, ходу, ходу!

Ненашеву не надо было напоминать. Автомобиль понесся вниз по улице с веселым ревом, проскочив под только что зажегшийся желтый свет и увильнув от столкновения с другой иномаркой, за рулем которой, разумеется, сидел «крутой парень», ну просто не мыслящий себя передвигающимся без превышения скорости.

– Тихо, тихо, тихо, – почти в унисон клюевскому «ходу, ходу, ходу» произнес Бирюков, успокаивая похищенного.

Он, по-прежнему сжимал загривок Голубова правой рукой, сжал его левую руку чуть выше локтя большим и средним пальцем левой руки. Голубов слабо простонал и сомлел.

– Вот так-то лучше, – наставительно прокомментировал Бирюков.

Уже на выезде из города им махнул жезлом гаишник, стоявший рядом со служебными «Жигулями».

– Привет жене и теще, – сказал Ненашев. – Чао, милый мудачок. Гнаться не советую, побереги бензин. А номерок запиши, запиши. И по рации передай. Может быть еще такой же козел, пасущийся на асфальте, встретится.

Он чуть опустил стекло в дверце рядом с собой. Утренний прохладный воздух ворвался в салон, сорвал жидкие пряди с лысины Голубова, зажатого между Клюевым и Бирюковым на заднем сиденье.

Умильная получалась картинка – словно два ангела, взяв под руки грешную душу, уносили ее с не менее грешной земли.

Не доезжая примерно двух километров до следующего предполагаемого поста ГАИ, Ненашев свернул на грунтовую дорогу.

– Что-то мне эта гонка по степи напоминает, джентльмены, – промурлыкал он себе под нос. – По-моему, такое с нами уже происходило когда-то.

Впереди показался лес, настоящий лес, редкость для здешних степных мест. Дорога взбежала на пригорок, а потом сразу нырнула между деревьев. Почувствовался терпкий запах коры и молодых листьев.

Колея, наезженная еще в прошлом году или даже в позапрошлом, поросла свежей травой с длинными бледноватыми стебельками и была едва различима. По корпусу автомобиля беспрестанно хлестали ветки. А Ненашев ехал столь же уверенно, как если бы катил по загородному асфальтированному шоссе.

Потом дорога – колеи на ней практически не существовало уже – пошла вверх.

«Лэнд ровер» взлетел на холм. Впереди открылась далекая степь, до нее было километра два лесного пространства.

– Стоп! – скомандовал Клюев.

Ненашев затормозил, одновременно сворачивая на небольшую полянку, окруженную кустами боярышника и молодой порослью кленов.

– Выходим.

Бирюков достаточно бесцеремонно сграбастал пленника за шиворот и выволок его на вольный лесной воздух. Это ему удалось без труда – пленник был росточка среднего, в плечах узковат, да и возраста уже почтенного – за пятьдесят. Небольшое яйцевидное пузцо атлетизма ему не добавляло.

– Куда его? – спросил Бирюков. – На пенек посадим или сразу вешать будем?

– Пока что на пенек, – махнул рукой Клюев. – А там посмотрим на его поведение. Обыщи его.

Бирюков обыскал. Оружия у Голубова не оказалось.

– Голубов Вениамин Александрович, старший следователь областной прокуратуры, юрист 1-го класса, верно? – спросил Клюев.

– Сходится, – Бирюков подал ему удостоверение, извлеченное из кармана пленника.

– А могли бы и обмишулиться. Ладно, Голубов, начнем разговор, – Клюев осторожно присел, сначала опустившись на колени, а потом на пятки, расположившись в позе, которая Дальнем Востоке называется дза-дзен. – Не хотите разговаривать? Ну что же вы – такой резвунчик. Узнаете себя?

Он вытащил из нагрудного кармана своей рубашки несколько фотографий и швырнул их в траву перед Голубовым. Тот наклонился, движимый естественным, просто рефлекторным любопытством, и вдруг испуганно отпрянул.

– То-то, голубь сизый, понимаешь, что это не фотомонтаж. Статью за подобные развлечения сняли, но начальство твое наверняка не поощряет сексуальные отклонения. Разве что только в том случае, когда само «на ковер» вызывает на предмет «отжарить». Возьми карточки на память, голубь сизый, любовничков своих порадуешь. Так, теперь переходим к делу. Мы тебе, извращенец, будем задавать вопросы, ты на них должен отвечать. В случае, если будешь кочевряжиться, мы тебе удовольствия не доставим – то есть, трахать не будем. Не для того тебя сюда везли, не обольщайся. А вот вздернуть на ближайшем суку можем запросто. Ты понимаешь, сукин сын, что если мы смогли проследить твои эти... кувыркания, о чем даже мало кто из твоих знакомых даже догадывается, то уже в следующий раз – если сейчас не повесим – из-под земли достанем?

Голубов подавленно молчал.

– Вопрос номер один. В конце девяносто первого года твой коллега Лихарев передал в суд дело некоего Юлина по кличке Спортсмен. Мошенничество, вымогательство, шантаж, ограбления. Вспоминаешь? По физиономии вижу, что вспоминаешь. Так вот, гражданин гомик, отвечай, кто приказал тебе это дело развалить?

– Я его не разваливал, – глухо ответил Голубов.

– Ну да, ты просто закрыл его в марте девяносто второго года. За недостаточностью доказательств, да? Двенадцать томов одним махом похерил. Что и говорить, ты хорошо постарался. Итак, мы тебя сейчас повесим, или ты будешь рассказывать?

Бирюков и Ненашев с готовностью подхватили Голубова под руки.

– Нет, – юрист 1-го класса неожиданно всхлипнул. – мне приказали.

– Отлично, – сказал Клюев. – Вот сейчас ты разумно использовал право выбора. Лучше, конечно, пожить и понаслаждаться. В случае, если рассказ твой будет достаточно полным, я обещаю, что материалы о твоих любовных шалостях ни к кому не попадут. Итак...

Он открыл небольшую сумочку-визитку – такие были в моде лет десять назад и неизвестно почему назывались довольно грубовато – педерастками.

– Повторяю свой вопрос, Голубов Вениамин Александрович: кто приказал вам в конце одна тысяча девятьсот девяносто первого года «развалить» дело Игоря Юлина и его сообщников?

Клюев неукоснительно следовал рекомендациям Анжелы – грубый нажим, даже запугивания должны изредка перемежаться цивилизованным, почти интеллигентным обращением.

– Мне приказал, – начал Голубов, слегка запинаясь, – вернее, он просто выразил пожелание, чтобы дело было закрыто, – Голубов уперся взглядом в землю, руки его, лежавшие на коленях, дрожали, но вот он сделал усилие над собой и заговорил ровно, – вот, значит, пожелание выразил государственный советник юстиции 3-го класса прокурор области Савин.

– А в какой форме было выражено это пожелание?

– В какой форме? В устной, естественно.

– А чем прокурор области Савин мотивировал свое пожелание о прекращении уголовного преследования Юлина Игоря Станиславовича?

– Тем, что дело «сшито на живую нитку», что следователи запугали свидетелей. Заставили последних дать ложные показания, оговорить Юлина. Савин сказал мне что-то вроде: «Вот, видишь, Лихарев этот Гдляна-Иванова из себя корежит. Сенсации ему захотелось. Сыскари к обвиняемым и к свидетелям незаконные методы применяли. Гдляну-то с Ивановым тоже не поздоровится, по телевизору недавно передача была, там проходившие по «узбекскому делу» рассказывали, каким образом у них показания «добывали».

– Что еще говорил вам прокурор области Савин о деле Юлина?

– Он говорил, что дело все равно рано или поздно закрывать придется, так как судебная комиссия по уголовным делам Верховного суда федерации любой обвинительный при говор по делу Юлина отменит.

– Почему? – спросил Клюев. – Он чем-нибудь объяснял такую однозначность решений судебной комиссии?

Голубов пожал плечами.

Клюев выключил магнитофон.

– Потому что у Юлина солидная «крыша» имелась, да?

Голубов кивнул. Клюев снова нажал на кнопку и спросил:

– Можно ли объяснить покровительственное отношение разных судебных инстанций к Юлину тем, что он снабжал информацией кого-то из УВД и УКГБ области?

– Да, можно, – негромко произнес Голубов.

– А на чем базируется ваша уверенность в том, что все обстояло именно так?

– Савин мне в беседе, которая носила скорее частный, чем служебный характер, сказал, имея в виду Юлина: «Это же наш человек.»

– Следует ли понимать предупреждение прокурора области Савина, таким образом, что на решение Верховного суда федерации сможет влиять кто-то, стоящий даже выше УВД и УКГБ области?

– Возможно, – чуть подумав, – ответил Голубов, – потому что Савин очень прозрачно намекал на свои связи и связи его знакомых в МВД и среди высшего руководства аппарата КГБ.

Клюев выключил магнитофон и спросил, уже «не для протокола», обращаясь к Голубову на «вы»:

– А если без дураков, Голубов, кто здесь, у нас, Юлина держит?

– Я затрудняюсь ответить конкретно.

– Хорошо, давайте применим метод исключения. Через генерал-лейтенанта Ковалева путь наверх пролегает или нет?

– Нет, ни в коем случае. Начальник областного УВД и Савин не очень ладят, если не сказать большего.

– А почему?

– Ковалев ведь из Москвы к нам направлен. Он в Министерстве, говорят, не поладил с кем-то. Да и тут порядки крутоватые стал заводить. Не всем ко двору пришелся.

«Ну да, держи карман шире, – Клюев вспомнил, о чем ему рассказывал Рогунов. – Покойного Боба Ковалев наверняка устраивал.»

– Он что же, таким порядочным и честным начальником облуправления оказался? – в тоне Клюева не слышалось иронии. – До него таких дельных начальников не было?

– Ну, не в этом дело, я бы сказал. Савин, тот еще старой закалки, Рекуновской. Нынешнего министра внутренних дел, Елина, Савин на дух не переносит. Степанкова, впрочем, тоже.

– Как же так? – сама наивность вопрошала устами Клюева. – Начальство ведь любить надо.

– Он его мальчишкой, губошлепом обзывает.

– Ну и дурак он старый, этот Савин, – Клюев, похож даже обиделся за Степанкова. – Губы у Степанкова и в самом деле развесистые, но уж насчет разгильдяйства да ротозейства – не тот, как говорится, случай. Ладно, благодарю за службу. Значит, так – сейчас мы отвезем вас в город. На то самое место, откуда брали. Ни одна живая душа не должна знать, кто с вами беседовал и о чем. Я даю слово джентльмена, что эти вещи, – он кивнул на валявшиеся у ног Голубова фотографии, – будут как бы заморожены до тех пор, пока вы будете хранить тайну. О них никто не будет знать. Поверьте, мне нет никакого резона портить вам карьеру и личную жизнь, как бы прихотливо она у вас ни складывалась. Но если вы попытаетесь предпринять какие-то шаги для нашего обнаружения, я предприму шаги ответные. Договорились?

Потрясенный Голубов кивнул.

– Тогда собирайте фотографии и по-быстрому уезжаем.

Клюев даже некоторую неловкость испытывал, обещая хранить тайну. Он был, по крайней мере, не вторым даже из тех, кто знал тщательно скрываемую тайну старшего следователя областной прокуратуры. Майор Крупицкий – скорее всего, по указанию начальства – вел разработку высшего состава милиции и прокуратуры области. На не совсем естественную связь Голубова с особями мужского пола Крупицкий «вышел» случайно, допрашивая совсем по другому делу молодого преподавателя музыкального училища. И вдруг – такой подарочек. Юный служитель муз сам выдал фотографии, Крупицкий и не нажимал на него. То ли ревность, то ли желание отомстить были причиной столь необычной откровенности.

Можно было только поражаться наивности Голубова – неужели он не предполагал, что за ним, занимающим столь ответственную должность, наверняка следят? А следить могло только одно ведомство. И если нечто тайное становится явным, то только стараниями «конторы» – в девяноста случаях из ста. О «конторском» происхождении фотографий Голубов просто обязан был догадаться. Отчего же он выглядел столь пораженным, шокированным? Значит, в данном случае следовало предполагать одно: Голубов принял своих похитителей за людей из «конторы», маскирующихся под невесть кого.