Текст книги "Серый кардинал"

Автор книги: Владимир Моргунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

И ведь читал про эту хреновину Боб, про львенка в львином стаде – в прайде. Как только львенок на свет появился, увидел всех, кто вокруг него, так в его львиной башке и втемяшивается: это все – старшие, их слушаться надо. Точно такая же память у Боба о Мудрове в восемьдесят третьем году осталась, когда Мудров, тогда подполковник еще, а впоследствии он генералом стал, над ним изгалялся, как хотел. Он мог тогда заставить Боба сапоги себе лизать. Не носил, правда, сапог Мудров, все в модных импортных штиблетах щеголял. Нет, свежа память, оказывается, внутрь только загнала, гнетет и ноет, как старая рана на погоду. Про раны-то Боб понаслышке знал, а вот травмы его старые и к погоде ныли, и так, без видимой причины, иногда о себе напоминали.

Злился Боб, конечно, когда с Мудровым на встречу ехал. Троих ребят с «пушками» прихватил, как всегда. Мудров сразу «вычислил», что охрана Боба при оружии.

– Да ты охренел просто, Аль Капоне гребаный, – сквозь зубы цыкнул. – Вот прикажу на тебя «спецуру» напустить, поглядим тогда, чего твои урки стоят, Пусть на улице останутся, не могу рожи эти зэковские наблюдать, тошнит.

Боб охране знак сделал, осталась охрана у автомобиля. Шпендик Мудров Боба за собой повел, спинку свою узенькую как бы подставляя. Хлипким таким же, как и десять с лишним лет назад был, остался, но и не постарел вроде бы ни капли, а ведь ему уже здорово за пятьдесят.

Боб тогда шел за ним и думал: одну левую на плешь ему положить и в землю загнать. Что он, Мудров, сейчас Бобу сделать может? Возможно, что все россказни о том, что «контора» сохранила все свое влияние и свою силу – блеф. Пугали ею всех, пугали, а она даже памятник своему главарю отстоять не смогла.

Но Мудров словно мысли его прочел. Как только они в особняк тот двухэтажный зашли – с вывеской какой-то трастовой компании на входе – так Мудров и начал распоряжаться, словно он там самым главным был. Мордовороту на входе знак ручкой сделал, секретарше, стерве размалеванной, тонкой, как кишка, тенорком своим надтреснутым: «Кристиночка, два кофе изобразите», Бобу указал на вход в кабинет – прошу, мол.

В кабинете обстановочка – разве что по видику, где про «деловара» с сотней миллионов долларов в загашнике рассказывают, только и можно увидеть, когда офис миллионера показывают.

Боб и сам уже давно в бедных не числился, да и посмотреть кое-что успел, за кордон три раза выезжал, но тут по части роскоши – полный беспредел. То-то они, падлы, козлы вонючие, простого советского лопуха за сто пятьдесят целковых в месяц пахать заставляли, а сами хапали. И позже, когда перестройку-перестрелку затеяли, тоже хапать продолжали. И теперь хапают – наверное, побольше, чем он, Боб, при всем его заработанном авторитете, имеет. Хозяева жизни, хрена ли тут еще говорить.

Шпендик Мудров Бобу на кресло указал. Шикарное кресло, кожаное. Кишка-секретарша тут же кофе подала. Едва она, тощим задом виляя, вышла, как Мудров и выдал:

– Слыхал я, ты с ментами крепко задружил. К Ковалеву, генералу областному, чуть не ногой дверь в кабинет открываешь. Ковалев тебе может такое позволить: он хозяин, а ты – самая верная его овчарка, которая овечек стережет. Или я ошибаюсь?

Ощетинился гаденыш, зубки свои мелкие показал.

– По глазам твоим вижу, что ты так не думаешь, Альтшуль, источник Кудряшов. Думаешь, что ты с Ковалевым теперь на равных. «Полицмейстер мешать мне не хочет, а захочет – прихлопнем и ша». Помнишь, песенку такую

Мишка Япончик распевал? Ладно, к делу давай. У тебя подопечный есть, некто Владислав Рогунов. У него две лавочки: магазин «Сикрет-сервис» и бар «Магнолия». Видишь, знаю я кое-что о твоей теперешней жизни. Так вот, за этим Владом необходимо повнимательней следить.

– Не понял. – Бобу не понравилось, что ему просто приказывают, не спрашивая его мнения, Не те времена. Тот же Ковалев себя столь нагло не ведет, даром что генерал-майор. И потом, в самом деле непонятно, что означает – повнимательней следить.

– А что тут понимать? Ты его приход-расход контролируешь? Если к примеру, год назад он по пять тысяч «баксов» в месяц зарабатывал, а теперь вдвое больше огребает, ты же с него налог, или как ты там его называешь, прежний взимать не станешь?

И зыркнул на Боба глазками своими желтыми. Боб промолчал тогда.

– Или у тебя все доходы от силы удара зависят? – опять Мудров ощерился. – Посильней стукнешь – побольше выскочит. Так, конечно, проще, а самое главное – ума большого для этого не требуется. Однако так можно и до смерти ненароком зашибить курочку, которая золотые яички несет. Как государство наше, непомерные налоги установившее, и половины их не собирает.

Боб молчал, только сопел и ворочался.

– Хорошо, – Мудров, наконец, перестал выпендриваться и перешел к делу. – Недовольны Владом некоторые мои друзья, которые с ним общий бизнес делают. Решили контроль над ним усилить.

– И как же я его могу проконтролировать, если он, считай, из-за кордона не вылезает? – прохрипел Боб.

– Сколько он чего привозит из-за границы – это наша забота, а твоя – проследить, сколько он здесь продает и по каким ценам.

– А какой мне от этого интерес?

– Самый прямой: мы тебе будем сообщать, сколько он продавать должен и по каким, приблизительно, ценам, а ты соответственные отчисления с него получать будешь. Ты ведь даже не представляешь себе, сколько у него «зеленых» на иностранных счетах имеется, а мы тебе и это можем сообщить.

На том Мудров-Мудлов разговор и завершил. С год назад разговор состоялся. Конечно, за Владом уследить трудно было, какую-то часть доходов он от своих друзей и от Боба, соответственно, прятал. Но Боб таксу повысил, Влад и словом не обмолвился, стал «отстегивать» больше.

И вот несколько дней назад Мудров опять вызвал его к себе.

– Слушай, – сказал, – мы решили все-таки немного прищучить нашего общего друга. Так что ты в курсе событий должен быть. Шухер случится небольшой в заведении Влада, ты не вмешивайся.

А в тот вечер, когда шухер случился, к нему в ресторане Владов друг и подвалил, волчара, тоже «конторщик» бывший. И стал Боба расспрашивать, не знает ли он, кто на Влада «наехал» да почему. Боб и сам не мог понять, зачем он это сделал, но взял вдруг и позвонил Мудрову сразу же, как тот волчара ушел.

– Это ты очень хорошо сделал, – похвалил Боба Мудров. – Как, говоришь, его фамилия?

На следующий день они Владу что-то типа очной ставки устроили. Боба попросили поехать – вот именно, что попросили: Мудров с ним почти вежливо разговаривал и очень уважительно. Ехать долго пришлось, на самый берег Азовского моря. Влад, надо сказать, очень удивился, когда Боба увидел. Его, Влада, метелили уже почем зря, видать, «бабки» хотели вытрясти. Боб подумал, что они мудаки, что у него Влад в полчаса бы раскололся, соловьем бы пел. Сам он, конечно, руки марать не стал бы, но звери-специалисты у него есть. Об этом он и сказал тем фраерам.

– Нам он живым и не очень изувеченным нужен, – хозяин дачи так сказал.

– Так его до пояса только и изувечат, бубенцы без наркоза оторвут и всех делов-то.

Тут хозяин дачи на Мудрова зыркнул: кого, мол, притащил сюда. Ясно, суки, всю жизнь жар чужими руками загребали, теперь тоже норовят, а компания тех, кто жар для них гребет, им не подходит. Но Мудров Боба в сторону отвел и сказал:

– В случае, если ты нам его расколоть поможешь, пятьдесят тысяч «баксов» твои.

– А гарантии какие? – Боб сразу спросил, с этими гадами ухо востро держать надо.

– А мы договор составим. Между нашей трастовой компанией и... кем-нибудь из твоих поднадзорных, одним словом. У кого печать, счет в банке имеется и прочее подобное. Мы и бумагу сейчас же составим, будто эта фирма нашей фирме уже услуги оказала, а наша обязана выплатить по договору, который мы задним числом нарисуем.

Конечно, этот Мудров мог запросто «кинуть» его, но у

Боба кое-какие соображения насчет этого дела появились. В тот же день бумаги написали, Боб юристам хорошо заплатил, чтобы все чин по чину было.

Мудров его предупредил:

– Надеюсь, ты не будешь таким идиотом, что станешь с трастовой компании деньги требовать до выполнения нашего с тобой уговора.

Твое дело надеяться, козел, а мое дело требовать или не требовать. Я-то справки навел – из «конторы» ты еще в девяносто первом ушел. Потому что турнули тебя. А подельник твой – вообще армейский генерал, его дело пушки-танки. Фиг вам, а не «сотрудничество».

Он, конечно, подставил тогда Волоху для «отмазки» – вот, мол, выполняю условия договора. Но в тот день Влада кто-то и отбил и увез с генеральской дачи. Понятно, чья это работа была: того «конторского» волчары, Владова кореша. С него, Боба, теперь взятки гладки: из кого теперь что вытряхивать? Не из кого. А договор – вот он, как надо составленный, со всеми подписями, Со всеми печатями. И бумага о том, что условия договора выполнены, тоже присутствует. Пятьдесят «штук» – вообще-то и не деньги, о такой малости говорить не стоит, трастовая-херастовая компания отдаст их, не поморщившись – один только офис ее раз в пять больше стоит. Но важен сам факт, будут они знать, кто чего стоит. Надо только выждать несколько дней, а потом начинать качать права.

И вот через неделю после того, как Влада у них «увели», Бобу позвонил Мудров, к себе позвал:

– Зачем? – Боб спросил.

– У тебя бумаги кое-какие остались.

– Правильно, остались. И что из этого?

– Ты их должен вернуть.

– Слушай, ты, пидер, я вообще никому ни хера не должен, усек?

И трубку бросил. Посмотрим, что он сможет теперь сделать, этот козел вонючий. Но на всякий случай Боб в кабаках бывать перестал. На время. А на воскресенье вообще решил уехать из города, в загородный свой дом.

У него и в городе домишко ничего. Переоборудовал коммунальную развалюшку довоенных еще, наверное, времен в красавец особняк. Раньше тут несколько семей жило, керосиновые горелки жгли, на кухне лаялись. Вообще-то архитектура у развалюшки ничего была, арка внизу. Боб вместо арки гараж оборудовал, комнатку отдыха, которую правильнее комнатой охраны называть надо бы. Сам Боб наверху, на втором этаже размещался. Крепость получилась, да и только. Ворота в гараже, как и положено, стальные, открываются дистанционно, электронным «ключом». Рядом дверь стальная, через нее по лестнице можно на второй этаж проникнуть. Изнутри, из дома в гараж можно попасть через ту же комнату отдыха-охраны.

Гараж огромный получается. Так ведь и «тачка» какая – «линкольн таункар», танк самый настоящий.

Восьмого мая, в субботу, Боб загнал свой «танк» в гараж. Пощелкал кнопочками на дистанционном открывателе, проверяя, надежно ли заперты ворота, вышел вместе с охранниками. Те остались в своей комнате, а Боб по лестнице к себе поднялся. Очень удачно все же комната охраны размещалась, из нее оба входа в жилое помещение контролировались – через гараж и непосредственно через входную дверь с улицы.

Боб отпустил дежурную шутку относительно того, что от кого-то пахнет, только он не поймет никак – изо рта пахнет или ноги пахнут, и подался к себе.

Из нескольких комнаток-пеналов на втором этаже были сделаны две очень просторные комнаты, ванная и нечто среднее между холлом и лоджией – помещение, протянувшееся по всей длине фасада. Наружная стена этого помещения была почти полностью стеклянной. Прочное, толстое стекло, хотя и не пуленепробиваемое. Боб любил постоять здесь и посмотреть на город сверху – дом располагался на вершине пологого холма, и отсюда была видна большая часть города.

Едва Боб вошел в спальню, как зазвонил телефон. Боб поднял трубку, но ничего не услышал.

– Вот козлы! – он швырнул трубку на аппарат.

Потом он включил телевизор, плюхнувшись на необъятный кожаный диван и поигрывая кнопочками дистанционного управления. По телевизору была та же тягомотина, что и каждый день.

Боб поднялся с дивана, подошел к бару, достал бутылку джина, налил щедрую порцию в большой стакан с толстым дном, вернулся на диван. Скучно, зря он еще сегодня не выехал за город. Боба никогда не посещали мысли о тщете существования, о бренности жизни человеческой – его мозги просто не работали в таком режиме. На него нападали – он оборонялся, его хотели обмануть – он умел это предусмотреть и жестоко наказать обманщика, обманув его еще более коварным и безжалостным образом. Можно сказать, что Боб ни к чему не был привязан в этой жизни, кроме самой жизни. Он очень любил есть, пить, ловить кайф, совокупляться с женщинами, но в то же время он прекрасно понимал, что все это надо вырывать у других, был готов к этому ежедневно, ежечасно, догадываясь, что существует достаточно много желающих вырвать радости жизни у него.

Этот Мудров-Мудлов все-таки раздражал Боба, приходилось о нем думать. Ишь, шпендик, чего вздумал – командовать им. Надо на них, на сук, «наехать», на эту трастовую компанию. Боб только на днях навел справки и обнаружил, что они никому не платят. Он в момент их придавит, у него под началом десятка три отчаюг, способных глотку перегрызть, не задумываясь. Они, конечно, не какие-то там выдающиеся каратисты, хотя спортсмены среди них есть. Спорт, он тоже звериное в человеке развивает. Особенно борьба и бокс. Мудеж-звездеж про благородство в спорте можно оставить тем, кто о настоящем спорте понятия не имеет.

Да, у него в команде головорезы, волки. И стремление у них одно, как у волка, крысы, акулы – сожрать. Человек, он такое же стремление имеет, только многие его скрывают, те же, у которых его и на самом деле нет – шлак, объедки, труха, они этой жизни недостойны.

Вот бы кого еще к себе перетащить – Клюева. Волчара из волчар. Десятерых стоит. Они в кабаке у Влада шестерых «черных» отметелили – не фиг делать. Но не пойдет Клюев к нему. Один на льдине. Ладно, не кланяться же этому волчаре в самом деле.

А трастовой-херастовой лавочке он карачун сделает. Завтра надо будет встряхнуться, как следует, потрахаться от души. Боб набрал номер Ларисы, содержательницы самого престижного в городе борделя. Как таковой, бордель в строго определенном месте не существовал, Лариса просто сидела у телефона, принимала заказы и рассылала путан на «рабочие точки». У Ларисы был очень хорошо поставлен медицинский контроль – немудрено, ведь до того, как занять это престижное место, она работала в кожвендиспансере и сохранила все связи. У Ларисы товар на любой вкус: двенадцатилетние девчонки, перезрелые матрены, лесбиянки, мазохистки. Заведение Ларисы можно было назвать элитарным из-за круга заказчиков. Ее телефон знало достаточно огромное количество клиентов.

– Лариса, ты меня узнаешь? – лениво пророкотал Боб, едва услышал в трубке контральтовое «алле».

– На что я тогда гожусь, если тебя узнавать перестану, Боб? Какие заботы?

– Заботы такие, что мне назавтра нужны две... нет, лучше три телки помоложе.

– Куда им прибыть и когда? – деловито спросила Лариса.

Боб назвал свей адрес и время – девять утра. То-то завтра будет встряска. Повезет он этих сучек к себе на дачку, разденет догола, искупается, шашлыков пожрет...

Заснул рано, часов в одиннадцать, хотя обычно раньше часа спать не ложился. Проснулся в половине восьмого, сам сварил себе кофе, принял душ. Спустился к охранникам. Те, похоже, дрыхли всю ночь оба – рожи какие-то уж чересчур опухшие и глаза, как у бешеных тараканов. «Дурь, что ли курили или наглотались чего?» – недовольно подумал Боб. Раньше за этими двумя он такого не замечал.

Он вышел в гараж, удовлетворенно оглядел сверкающий в лучах ламп дневного света «танк», поглядел на часы – половина девятого. Нет бы этим звездюлинам явиться пораньше. Не явятся. У Ларисы все тик в тик. Опоздать на минуту не посмеют, но и на полчаса раньше ни за что не явятся.

Боб открыл дверцу автомобиля и, ощущая спокойное удовлетворение от того, что вся эта громадина принадлежит ему, нажал на кнопку дистанционного открывания ворот.

В следующее мгновение нестерпимый свет и нестерпимый грохот навсегда ослепили и оглушили его...

Три свеженьких девчушки, школьницы-семиклассницы, прибывшие по распоряжению Ларисы к девяти утра на указанное место, застали здесь милицейское оцепление и не очень густую толпу зевак. Особняка, выкрашенного в красивый зеленый цвет, как описывала Лариса, не было. Груда кирпичей, стальных балок, палок, обрывков жести и прочей дребедени.

– Ну, генерал, теперь твоя душенька довольна? – Мудров швырнул на столик перед Павленко газету, свернутую таким образом, чтобы нужная заметка сразу бросилась в глаза. Заголовок: «Снова взрывы». «Вчера в... районе, был взорван дом одного из руководителей преступных группировок Бориса Альтшуля, известного в определенных кругах под кличкой Большой Боб. По предварительным данным вместе с Альтшулем погибли два его телохранителя. Как сообщил начальник городского управления...»

Павленко поднял глаза от газеты.

– Вот, генерал, как бывает, когда за дело берутся профессионалы, – Мудров просто исходил самодовольством. —. Это не то, что твои «куски» – спецназовцы. Все дело провалили к хренам собачьим.

– Но ведь это был твой план!

– План мой, да люди твои! Дорвались, бля, до демократического правления, все рулите, все вы теперь сами решаете, генералы хреновы!

– Ты, между прочим, тоже генерал, – хмуро заметая Павленко.

– В отставке, е-мое! – взорвался, брызгая слюной, Мудров. – Я для вас – отставной козы барабанщик. Как же вы, суки, все быстро забываете. Каждый норовит кусок оторвать да сразу его сожрать, далеко и не отползая. Ну вот, ты и наелся. Где теперь твой компаньон? В Европе. То-то он перед отъездом корешу своему, Клюеву этому, всю подноготную ваших совместных шахеров-махеров и выложил. Точно – выложил. Иначе кто бы это твой самолет из Чечни да в Грузию угнал?

– Ты думаешь, это все он? – в тоне Павленко чувствовалась неуверенность.

– Думаю?! Я не думаю, я в этом уверен, бля! – Мудров хлопнул точеной, некрупной ладонью по столу.

– Откуда ты можешь это знать?

– От верблюда. Призвание у меня такое – все знать. Вы бы хоть моих советов слушались, если сами ни хрена не умеете.

– Надо было тебе при деле оставаться.

– Задницу вовремя не успел кое-кому лизнуть. Вы же радуетесь, хапаете беспредельно. Ну, а если завтра все кувыркнется к гребаной матери? Изловчитесь следующему лизнуть? Эх, матерь вашу... «Нужна объединяющая идея!» – все, демократы гребаные, верещите. А идея, получается, одна – воровать. Так ведь и воровать скоро нечего будет, все растащили, ведь все сразу воруют.

– Раньше, что ли, по-другому было? – хмыкнул Павленко.

– А что ж раньше?.. Равенство-братство-справедливостъ – это, конечно, херня на постном масле, в это разве что идиоты только и верили. Все поровну не должны от жизни получать. Корпоративные интересы должны существовать – у тех, кто получает от жизни больше. А нынче, какая, к фигам собачьим, корпоративность? Кто в лес, кто по дрова – это в

Рассее и понимается под демократией. Я же не мракобес какой-нибудь, я понимаю, что вперед надо двигаться, я сам в свое время застоем-запоем возмущался, я радовался, когда Юрий Владимирович у руля встал – вот так, как он, надо было реформировать все. Нельзя в Рассее демократию устраивать, ети вашу мать! Не прививается в Рассее демократия, климат здесь не тот. Разве за верхушкой массы пошли, потому что они называли себя демократами? Хер с маслом! Из кое-кого демократ, как из дерьма пуля. Народ в некоторых нутром нового царя почуял. – Мудров сжал жилистый кулак. – Они, блин, всем еще покажут, какие они демократы, попробуй только у них хоть ма-аленький кусочек власти оттяпать. Для них Россия ни хера не стоит, им только власть бы удержать – не козлы разве, а?! Попробуй, с другой стороны, что-нибудь им поперек сказать – живо от паровоза отцепят. Для них своих нет...

– Дались они тебе, – Павленко поморщился. – Других, что ли, забот нету?

– Забот у меня, наверное, поболе, чем у тебя.

– Неужели?

– Ужели. Небось, ты утраты переживаешь? Бойцов тебе погибших жалко? Не жалко тебе их, я тебя знаю. А потом, профессия у них такая – помирать. Сейчас к убитым все привыкли-то. Добра тебе наворованного жалко? Как же – целый самолет увели. Выгоды утерянной жалко? Жалко, конечно, тут я тебе сочувствую. И шум может возникнуть. Ну да на шум сейчас тоже внимания никто почти не обращает. Не боись, к документам никто не допустит, слишком большие задницы прикрыть надо. А без документов даже если Влад твой кукарекать будет – голословные обвинения получаются, и весь хер до копейки. Нет, если ты вдруг решишь с саморазоблачением выступить... По Останкинскому каналу, ха-ха, или по Российскому. Ну, это уж хохма будет. Не горюй, не придет тебе такая блажь в голову никогда, я тебя, сукиного сына, знаю. Но я тебя предупреждаю: будешь еще заниматься самодеятельностью – будешь сам расхлебывать!

– Послушай, Владимир Викторович, но ведь у тебя у самого проколы случаются...

– У меня? – Мудров прищурился. – Ну-ка, ну-ка, интересно послушать, когда же и где же?

– Но ведь Альтшуль. – твой «кадр».

– Вот что я тебе скажу, – Мудров сделал многозначительную паузу, – Василий Васильевич: я не очень верю в то, что Альтшуль помог твоему деловому партнеру драпануть. А в клочья я его разнес потому, что заблажил он, запсиховал. С агентами такое случается, только выражается это у всех по-разному: кто сильно раскаиваться начинает, кто спивается до смерти, а Альтшуль загордился. Я гордых не люблю, я сам, знаешь ли, гордый. Я, если хочешь знать, моральное удовлетворение получил, когда лидера этого, вонючку пархатого, загрохал.