Текст книги "Серый кардинал"
Автор книги: Владимир Моргунов
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)
2
Вскоре неподалеку от “нувориш-тауна”, как его назвал Клюев, появился человек. Очень незначительный с виду человек, мужчина между тридцатью и сорока, типичный представитель обочин, то ли сельский механизатор, то ли рыболов – порыжевшие кирзовые сапоги, полинявшая брезентовая штормовка, кепчонка, вообще утратившая первоначальные форму и цвет. Но скорее мужичонка был рыболовом, чем механизатором, потому что за плечами его болтался рюкзачок, в котором угадывались какие-то продолговатые предметы, возможно, складные удочки.
Трассу мужичок пересек на незначительном удалении от поворота на поселок. Теперь его целью была неширокая лесополоса вдоль шоссе, где три-четыре ряда тополей, кленов, кусты шиповника и боярышника составляли весь нехитрый набор растительности. Но, войдя в негустые заросли, человек этот словно растворился в них, слился с фоном, стал фрагментом в смешении стволов и ветвей.
Он появился через несколько минут с противоположной от шоссе стороны лесополосы, на поле, невспаханном, накрытом стеной из высоких стеблей травы, достигающих высоты человеческого роста. Здесь он раскрыл заплечный “сидор” и извлек оттуда предмет, на орудие рыбной ловли вовсе непохожий – бинокль с двадцатикратным увеличением. Человек поднял его к глазам и стал не спеша обозревать особняки за бетонным забором. Потом он достал из внутреннего кармана штормовки сложенный вчетверо лист бумаги, развернул его и стал изучать, время от времени прикладывая к глазам бинокль и осматривая поселок. Очевидно, на бумаге был план поселка. Особенное внимание пришельца привлек особняк в три этажа, с двумя гаражами, с полукруглым выступом по всей высоте фронтальной стены – там явно размещалась винтовая лестница. Совершенная оптика позволяла этому странному человеку различать даже переплетение стальных завитушек в ограде балкончика на мансардном этаже. Человек, похоже, остался доволен осмотром строения. Он спрятал бинокль обратно в рюкзачок и осторожно побрел по полю, стараясь идти среди самой высокой травы. Он держал курс на небольшой взгорочек с несколькими деревцами на нем. Человек еще раз огляделся по сторонам и побыстрее направился к этому взгорочку-островку... Косые лучи заходящего весеннего солнца освещали его брезентовую спину, его затылок, прикрытый кепкой из непонятного материала, длинная тень ползла перед ним.
Достигнув взгорочка, человек вновь вынул из рюкзачка бинокль и опять стал разглядывать особняк, привлекший его внимание. Потом он отвернул рукав куртки и поглядел на часы. И уже после этого, выбрав место поудобнее, улегся, разместив рюкзак у себя под рукой и натянув на голову капюшон куртки-ветровки.
Облака на западе загорелись ярко-розовым светом. Потом отовсюду наползли синевато-серые тени. Человек в ветровке в очередной раз взглянул на циферблат часов, теперь светившийся черточками стрелок и крапинками цифр.
Совсем стемнело. В поселке зажглись фонари, размещенные вдоль рядов особняков. Некоторые окна тоже засветились. Человек на пригорке терпеливо ждал, он был спокоен и неподвижен, будто уснул. Но вот огни на трассе не проплыли мимо, как это происходило уже с десяток раз, а, приостановив движение, превратились в два снопа света, скользнувших по полю и положивших длинные тени от деревьев на пожухлую траву. Когда свет автомобильных фар ушел с пригорка, человек поднялся, быстро раскрыл рюкзак и вытащил оттуда на сей раз нечто, напоминающее по виду укороченный автомат. Раздался едва слышный скрип, и это «нечто» раскрыло крылья, словно гигантское насекомое. Человек нагнулся, вставил носок сапога в стальную скобу на конце предмета, захватил рукой рычаг и выпрямился. Арбалет с усилием на тетиве почти в сто килограммов был взведен. Стальная тетива слегка дзенькнула от напряжения, но выдержала. Она способна была выдержать и усилие раза в три больше. Сложная оптика, которой был снаряжен арбалет, позволяющая видеть очень далеко почти в абсолютной темноте, приблизила к этому блуждающему по степи искателю приключений стену дома и дверь в стене, и высокое крыльцо с кованой решеткой, и блестящие стекла плавно подкатившего автомобиля.
Стрела, извлеченная из продолговатого футляра, беззвучно легла на пластмассовый ложемент, стальная пружина мягко, но достаточно надежно прижала ее к бороздке.
Из автомобиля выбрались сразу несколько человек, они были видны степному бродяге очень близко, словно на экране большого телевизора. Ночной арбалетчик терпеливо всматривался в беззвучное мельтешение голов, плеч, спин, рук, пока наконец не нашел того, кто особенно интересовал его.
Ошибки быть не могло. Лицо, знакомое по газетным публикациям, по телепередачам, по предвыборным плакатам, жесты, манеры поведения – он всегда находится в центре толпы, малой или большой. Лидер.
Теперь остается неглубоко вздохнуть, поставить перекрестье прицела на коротко, по-модному стриженный затылок, чуть-чуть обождать, когда затылок начнет удаляться, а не качаться вправо-влево, и плавно потянуть спусковой крючок.
Спустя секунду стрелок наблюдал с помощью все той же совершенной оптики, как затылок качнулся, как беззвучно всколыхнулись вокруг него все те же плечи, головы, спины, руки, словно вихрь или взрыв разметал, расшвырял их.
Ночной пришелец опустил арбалет, быстро сложил его, спрятал в рюкзак. Теперь он уже пытался рассмотреть происходящее за оградой невооруженным глазом, насколько это позволял свет прожектора на столбе.
Люди там, за бетонной стеной, могут сообразить, конечно, что смертоносный снаряд прилетел из степи, но им ни за что не определить, где именно находился стреляющий. Они могут сколь угодно напрягать зрение, пытаясь высмотреть в кромешной тьме – кого, что? К тому же им и в голову не придет, что стрелок мог находиться на расстоянии метров в триста от них. Поэтому человек в брезентовой робе удалялся не спеша.
Он долго шел в темноте без дороги, ни разу не споткнувшись, не провалившись в какую-нибудь колдобину, не наткнувшись на неожиданное препятствие.
3
Клюев в то утро плескался в душе особенно долго. Но из шума воды, гудения труб, приглушенного рокота стиральной машины то ли на нижнем, то ли на верхнем этаже он все же выделил повторяющуюся через разные промежутки времени трель. Коленца трели были длиннее обычных телефонных звонков. Междугородка.
Наскоро прикрыв краны и набросив на бедра махровое полотенце, Клюев выбежал из ванной и подхватил телефон-трубку.
– Это Женя? – акцент, слабый, но все же различимый, давал возможность предположить, кто же это вырвал его из ванной.
– Да. Тенгиз, ты?
– Я. Наконец-то мне удалось тебя с кого-то там снять. Здравствуй.
– Камарджоба. Снимать ни с кого не пришлось, к сожалению. Просто я далеко от телефона был.
– Ладно. Ты нам нужен, понимаешь?
– Как не понять.
– День рождения очень хорошего человека, понимаешь?
– Совсем хорошего, да?
– Совсем хорошего.
– А когда день рождения-то?
– Завтра, завтра, Женя.
– Хм, повезло ему. Завтра Пасха, восемнадцатое апреля.
– Тем более хорошо. Рейс от тебя есть, я узнавал. В аэропорту тебя завтра встречу.
– Если какой-нибудь угонщик не захочет чуть-чуть свернуть – в Багдад или Тегеран, например. Или рейс не отменят. Проще справиться с угонщиками, чем заставить этих сукиных аэрофлотовских наследников подняться в небо по расписанию.
– Я думаю, ты с теми и другими справишься. До свидания.
– До свидания.
Ясно. Свиданьице на земле древней Иверии. Мимозы уже отцвели, магнолии начинают. Штат Джорджия, отколовшийся от нерушимого Юниона советских социалистических штатов. И там, в настоящей, в американской Джорджии лимоны-апельсины, мимозы-магнолии, и в бывшем советском штате аналогичная экзотика и изобилие в окружающей природе. Потому что лежат практически в тех же широтах, бывший советский штат на несколько градусов севернее. На природном изобилии сходство заканчивается, бывшей советской, ныне независимой Джорджии далековато до американской тезки, подальше, чем несколько десятков тысяч километров по карте. Через Луну маршрут проводить придется, если сравнительную диаграмму экономического процветания строить. Впрочем, некоторые и в нынешней независимой, бывшей советской, Джорджии очень неплохо себя чувствуют. Те же тысячи долларов ежемесячного дохода, те же «порше», «форды», «линкольны-континентали», те же мимозы-магнолии.
Н-да, унесло ветрами перемен бывшую советскую Джорджию к фигам собачьим. Как и многих других конфедератов. У тех, заокеанских, буза почти сто тридцать лет назад закончилась, у этих, постсовдеповских, конца, похоже, не видно.
Тенгиз-то до полковника дослужился. Клюев, чтобы не ущемлять самолюбия, вообще зовет его «батоно генералом» – многие, заслуживающие звания генерала гораздо меньше, носят его: в постсоветской Джорджии система раздачи званий и должностей основывается на блате и родственных связях. Как, собственно, и всегда было. У Тенгиза, насколько Клюев был осведомлен, «лапы» не существовало, тем более, особо волосатой. Тенгиз Гвирия был тезкой генерала, бывшего разбойника и бывшего искусствоведа. У Тенгиза все прошлое – в спецназе. В советское время. У Клюева – то же самое прошлое и в то же время. Сейчас Тенгиз сделал карьеру в информационно-разведывательном управлении Грузии, так у них служба госбезопасности называется. Если переводить на язык заокеанской Джорджии – си-ай-эй, эф-би-ай и эн-эс-си, то бишь, нэйшнл секьюрити каунсл, совет национальной безопасности, в единой ипостаси. И не выполняющей десятой доли тех функций, что выполняют ЦРУ, ФБР и СНБ.
Клюев достаточно уважительно относился к Тенгизу Гвирия, потому что несколько раз видел его в деле. Он не мог не понимать, что найдется сотня-другая таких, как Тенгиз, в этой с позволения сказать, армии Грузии. Но Клюев был почти уверен в том, что войну с Абхазией Грузия проиграет, несмотря на численный перевес. Если бы эта разношерстная, неуправляемая толпа еще состояла из личностей типа былинно-бесстрашного Дата Туташхиа, то расклад был бы не самым худшим, но в действительности армия Грузии, по убеждению Клюева – убеждению, тщательно скрываемому от Тенгиза – была сбродом халявщиков, разгильдяев и заурядных хулиганов, разве что только «очень вспыльчивых» («Ты думаешь, если грузин вспыльчивый, его дразнить можно, да?!»). К такому мнению Клюев пришел еще в прошлые посещения им Грузин. Его всегда приглашали «на семейные торжества» – если не свадьба, то день рождения. Участие в «торжествах» было основным занятием Клюева за последние полтора года. Рапорт он подал месяца через два после событий, названных знаменательными и судьбоносными, событий в месяце августе, название которых вслед за новыми Робеспьерами-Отрепьевыми все стали произносить с ударением на третьем слоге. И звание капитана ему досрочно (досрочно ли, в таком-то возрасте?) «кинули», и относительно жив-здоров, штопали-латали совсем по мелочам, а рапорт все же подал.
Жизнью он рисковал, можно сказать, в охотку, из спортивного интереса, потому что деньги, зарплата, с позволения сказать, на пятую часть не покрывала его усилий, его нервных и физических затрат энергии. Но видеть и понимать, что кто-то, прикрываясь твоей задницей, делает себе «красиво», взбирается все выше, и выше, и выше по лестнице власти, Клюеву на тридцать втором году жизни уже наскучило. То ли еще будет, сказал он себе после бузы в белокаменной, те ли еще хваткие ребята объявят себя очередными спасителями Отечества, оставив преподавание марксизма-ленинизма или прочей муры в вузах и академиях, оставив грызню за теплые места в авангарде рабочего класса, в цитадели чести-совести, взгромоздившись на броневички («Я, батенька, после т’гоячка, такую фигню с б’гоневичка нес, что потом в 'Газливе п’гишлось отсиживаться») и высокие трибуны.
И «предчувствия его не обманули», как часто повторял о себе Клюев. Одна кодла свалила другую. Образовалась независимая Россия. «С кем ты?» – орали с экрана телевизора, с площадей, заполненных толпами пожирателей вареной колбасы и серых макарон. «А ни с кем», – спокойно отвечал Клюев. Каждый за себя, один Бог за всех (ох, за всех ли?). Они, эти ребята-демократы, с кем были? Один на пятом десятке прозрел, другой на седьмом – не тем занимались, не в то верили, не в ту дуду дули. Один студентов исправно обучал коммунизму, другой товарищам военнослужащим объяснял, до чего же Владимир Ильич гениальным и вместе с тем добрейшим человеком был. «Его «котлы» уже примерил шурин и стрэлки пэрэводит втихаря, и на людях божится, шо в натурэ не видел красивей богатыря», – чем они все от блатных, от воров отличаются? Жаргоном разве что. У тех «феня», у этих сленг аппаратчиков, А цель одна – пожрать посытней на халяву. Все дело в бифштексе, джентльмены. За всем надо видеть бифштекс.
Его приятель Тенгиз теперь тоже борется за бифштекс.
Но Тенгиз хорошо платит ему, Клюеву, который тоже без бифштексов не может обойтись, как ни крути. Платит Тенгиз «зелеными», не «деревянными».
Клюев набросил халат, принес из кухни табуретку, поставил в прихожей, легко на табуретку вспрыгнул. В ящичке-антресолях помещались старые журналы да разное тряпье, годное на собачьи подстилки и наматывания на швабры. Но откуда-то сбоку, из тайничка, сделанного в стене, Клюев достал деревянный футляр, габаритами и формой один в один похожий на складную шахматную доску либо, в другом случае, на ящик, вмещающий набор инструментов – тут тебе штангенциркуль, тут тебе зубило, тут тебе метчик. В ящичке и в самом деле оказался какой-то инструмент, напоминающий разводной ключ. Три-четыре манипуляции, проделанные Клюевым секунд за десять, превратили «инструмент» во вполне узнаваемый пистолет-пулемет. Куда там «беретте», «узи», «вальтеру», «хеклер-коху», «стерлингу» и прочим игрушкам спецназа разных стран! Даже творения российского гения орденоносца Калашникова уступают этой штуке, разработанной все же на основе калашниковских автоматов. Пистолет-пулемет, которым владел Клюев, был раза в полтора короче достаточно современного АКС-74У, снабжался магазином с тридцатью патронами калибра 7,62 миллиметра и уступал знаменитому АКМС только в прицельной дальности стрельбы – метров шестьсот против километра у детища самоучки-орденоносца. Шести сотен метров Клюеву при его роде деятельности за глаза хватало. Зато автомат снабжался совершенным глушителем, или, как его официально называют, прибором бесшумной и беспламенной стрельбы. Сработан этот автомат был в старом городе оружейников, на заводе, существующем уже не один десяток лет. На том же заводе существовал – тоже не первый год, между прочим – некий цех или участок, где мастер-универсал производил такие штучные изделия, продавая их потом исключительно за валюту. Собственно говоря, он продавал не продукцию – это была забота ребят пошустрее, побашковитее, понаглее – он продавал свой труд, оплата которого производилась все в тех же долларах чудной заокеанской державы.
Деревянный футляр Клюев аккуратно задвинул в тайничок, а автоматическую игрушку с тремя запасными магазинами положил в кейс-«мыльницу» с довольно обшарпанными фибровыми боками, но зато с кодовым замком. Этого количества патронов должно хватить для «семейного праздника».
Боекомплект нынче не так просто достать, несмотря на обилие «горячих точек» – Клюев был слегка прижимист, цена его не всегда устраивала. И потом – только трусы, дураки и позеры поливают огнем все и вся вокруг почем зря. Это только в кино можно один рожок в течение получаса расстреливать, не переставая.
О существовании тайничка на квартире было известно только Клюеву. О том, что он живет здесь, знали – во всяком случае, Клюев на это очень надеялся – не более пяти человек, включая и его самого. Его хорошая знакомая, если применять расхожую терминологию, покинула на неопределенное время страну постоянного проживания, предупредив только председателя кооператива, что за квартирой будет присматривать один молодой человек. Естественно, молодой человек оказался Клюевым, он был представлен председателю. Появлялся Клюев на этой квартире в полночь-заполночь, успевал «отметиться» на своей официальной: если пользоваться все той же пошловатой официальной терминологией, квартире, то есть, где был прописан и где все соседи были убеждены, что живет Женька Клюев в ней, в квартире, постоянно, ненадолго только отлучаясь временами. Ночевал Клюев, разумеется, там, где появлялся в полночь-заполночь. Туда ему и звонили «заказчики», подобные Тенгизу. Председатель кооператива знал его под именем Витя и – как опять же очень хотелось надеяться Клюеву – знал, что молодой человек наведывается в оставленную квартиру не чаще двух раз в месяц. Поскольку знакомая была и в самом деле очень хорошая, Клюев вносил, точнее, внес заранее плату чисто символическую по нынешним меркантильным временам – из расчета двадцать долларов в месяц. Дружба дружбой, вернее, старая любовь старой любовью, но хозяйке было бы очень жаль оставлять недвижимость совсем бездоходной.
Так, следующий номер программы – доставание билетов. Это далеко-далеко, за морями, за лесами билеты приобретают, покупают. В стране, где Клюев жил тридцать лет и три года, билеты, как и прочее подобное множество необходимых вещей все же приходилось доставать.
Для доставания билетов существует хорошая знакомая Ксюша. Можно было бы, конечно, выкупить самолет для осуществления чартерных рейсов, но это было бы мотовством, во-первых, ненужной популяризацией собственной персоны – чего Клюеву никак нельзя было делать – во-вторых, а в-третьих, и в-основных, у него и десятой части средств не было на покупку чартерной авиалинии. Поэтому проходил вариант под названием Ксюша. Если Ксюша отсутствовала, вариант назывался Валя, Люся или еще как-нибудь.
С билетами трудно. Очень трудно. Практически невозможно. Несмотря на то, что цены по сравнению со средней российской зарплатой – астрономические, тривиально и избито выражаясь. «Женя, но ты же понимаешь: такое направление, Тбилиси». «Я все понимаю, Ксюша, ты мне еще про мафию расскажи, которая всех и вся запугала-закупила, распределение всех билетов захватила-захапала. Не ты ли в этой мафии всем и заправляешь, подружка? Ксюша, мы всякий раз говорим одни и те же глупости. Мне билет нужен кровь из носу. Завтра, на самый ранний рейс. Нет, не ночью, утром желательно, в шестъ-семь-восемь. Данные паспорта запиши. Ах, ты их даже помнишь? Заранее благодарен, дорогая».
С благодарностью он никогда не медлит. За ним не ржавеет, что называется. Частные детективы в чандлеровско-чейзовско-гарднеровских творениях двадцатидолларовые бумажки в обмен на разного рода информацию совали то смазливым телефонисткам, то тучным владельцам баров, то своим коллегам, детективам в отелях. Ксюшу из аэропорта удовлетворяет десятка с изображением президента не нашей державы. Здесь на десятку гораздо больше можно приобрести, чем на родине «баксов».
А вот багаж – фибровый атташе-кейс и небольшая спортивная сумка – отданный Клюевым скромному менту с целью избежать спецконтроля «тянет» уже на тридцать «зеленых». Клюев тратит деньги для того, чтобы их зарабатывать: каждое участие в «семейном торжестве» стоит не менее пяти тысяч.
В Тбилиси сухо, солнечно, тепло. Лето, можно сказать, уже.
Его встречает Тенгиз. Точнее, он с сопровождающим появился в салоне, не успел еще рокот турбин умолкнуть. Какое там «сначала салон покидают пассажиры, сидящие в хвосте самолета»? Клюев, сидевший на одном из первых мест, был раньше всех торжественно препровожден по трапу. Две черные «Волги» ждали на летном поле, не далее, чем в двух десятках метров от самолета.
Тенгиз был одет в штатское – если, конечно, великолепную пару от Версаччи или Кардена можно назвать просто штатским одеянием. Но кобура подмышечная явно присутствовала, к тому же непустая. Всегда был франтом Тенгиз, всегда держался так, словно телекамеры на него направлены. Правда, сейчас, он уж очень озабоченным выглядел – по-настоящему, не по-телевизионно-показушному озабоченным.
– Эй, батоно генерал, – негромко сказал Клюев, когда они к «Волге» шли – телохранитель или адъютант в новенькой камуфляжной форме впереди, они с Тенгизом за ним, – похоже, ты меня и в самом деле на какой-то праздник позвал. Сегодня ведь Православная Пасха, а я еще разговеться не успел.
– Успеешь еще разговеться, – слабо улыбнулся Тенгиз, – садись, пожалуйста.
Адъютант-телохранитель распахнул дверцу перед ними, Тенгиз пропустил Клюева первым, сам следом сел, адъютант дверцу осторожненько захлопнул и разместился рядом с водителем, таким же молчаливым и угрюмо-важным типом, как и он, тоже одетым в форму. На спинке сиденья водителя, как и на спинке соседнего, висел АКМС.
«Чем дальше, тем больше, – подумал Клюев. – Грузия все больше на Карабах походить начинает».
Передний автомобиль плавно тронул с места, их «Волга» шла за ним на расстоянии метров в двадцать. Всю дорогу до своего дома Тенгиз молчал. Водитель и телохранитель избегали встречаться с Клюевым взглядами в зеркальце. Правильно, пассажиры в этой «Волге» всегда были наверняка с миссиями специфическими, подобными миссии Клюева.
Дом Тенгиза и его родителей оставался великолепным во все времена года и времена исторические. Клюев здесь бывал уже четыре раза. В самый первый раз в далеком сейчас восемьдесят седьмом. Шеварднадзе тогда даже не стал еще министром иностранных дел, все его взлеты и падения были впереди, равно как и взлеты и падения его соперника Гамсахурдии. А про Гвирию и Клюева вовсе говорить нечего, они были старшими лейтенантами спецназа КГБ, служили еще одному государству. И оба весной восемьдесят седьмого заслужили по нескольку дней отпуска после завершения операции в далеком даже отсюда Таджикистане. Там какие-то психопаты ограбили банк и, преследуемые милицией – на почтительном расстоянии, надо сказать, преследуемые: ведь банк они брали с автоматами и гранатометами, такого добра при «прозрачных» во все времена и при всех режимах на границах с Афганистаном в братской республике хватало – нашли для себя выход из положения, заскочив в здание школы и взяв в заложницы учительницу с несколькими детишками. До такого же психопата Якшиянца, который со товарищи подобный финт провернул и потом в Израиль улетел опять же с заложницей на борту самолета, еще очередь не дошла, но эти подонки и психи приблизительно по одной схеме всегда действуют. Семейка с овечьей фамилией и такими же мозгами тоже особой оригинальностью в действиях не отличалась, хотя тогда портачи, коллеги Гвирия и Клюева, умудрились в пассажиров попасть и самолет позволили сжечь.
Но те мудаки из Таджикистана вообще удивительно тупыми оказались: они с советскими рублями собрались в Афган драпануть. Рублей, правда, они два мешка нагребли, несколько миллионов, сумасшедшие по тем временам деньги, да и с конвертацией возможно, в Афгане не так уж сложно дела обстояли. Террористы только автобус потребовали с несколькими канистрами бензина дополнительно. Канистры в салоне разместили – то ли от большого ума, то ли от большой подлости. Их всех четверых и изрешетили, когда они мешки с деньгами в автобус переносили. Канистры, учительница и дети уже там были. Бензин не вспыхнул, учительница и дети были извлечены из автобуса целыми и невредимыми, среди спецуры потерь не было, Тенгиз только получил автоматную очередь в грудь, прикрытую бронежилетом. Кровью харкал, грудь в сплошной синяк превратилась, но оклемался быстро, зверюга.
А для окончательной поправки они тогда в Тбилиси рванули-. Город по-иному выглядел, мягко говоря. Сейчас, после штурма Звиадика-психа, он по-иному смотрелся. Развалины, мусор, народ в «камуфляже», с «Калашниковыми». Бейрут лет десять назад или Кабул пятилетней давности.
Только по приезду домой – дом, кстати, усиленно охранялся: у них министров средь бела дня почем зря стреляют – Тенгиз заговорил о причине вызова.
– Ты же знаешь о батальонах северокавказцев, которые конфедерация народов Кавказа в Абхазию засылает?
– Как не знать...
– У абхазцев вообще много наемников воюет: русские, турки, сирийцы.
– Хм... Русские?
Клюеву мгновенно вспомнился анекдот: «Пейсахович, зд’гаствуйте! – Зд’гаствуйте, ’Габинович! – Кем вы ’габотаете, Пейсахович? – Я ’габотаю ста’гшим научным сот’гудником. – А шо это такое? – Ну, вот у нас, нап’гимер, Цуке’гман, ’габотает п’госто научным сот’гудником, Саха’гович младшим научным. – А-а... – Но есть у нас еще Иванов, лабо’гант. Эти ’гусские, они, знаете, везде, п’голезут.»
Да уж, эти русские везде пролезут. По делу анекдот, жаль, Тенгизу сейчас нельзя рассказать. Не так поймет. Невесел Тенгиз. У них везде бардак и лабуда. Каждый сам себе удельный князь, президент и министр, каждый на себя одеяло власти тянет. Сержантов и рядовых в армии просто не существует. Да что там сержантов – лейтенантов Клюев не встречал. В каппелевском полку, который так лихо Анка-пулеметчица расстреливала в незабвенном фильме, и то подпоручики были.
– Нам очень нужен один офицер. Майор, – сказал Тенгиз. – Можно – мертвым, но гораздо нужнее – живым. Вот, познакомься, – Тенгиз подал ему фотографию.
– Ох-хо-хо! – изумленно выдохнул Клюев. – Тенгизик, зачем ты мне фото показываешь, дорогой? Ты бы просто спросил: Дабиева знаешь?
– А откуда ты его знаешь? – Тенгиз выглядел пораженным.
– Приходилось два года назад встречаться. Нет, меньше, даже, чем два – в октябре или сентябре девяносто первого было, как раз перед тем, как мне уволиться. Нас, понимаешь ли, занесло за одними бандюгами в Чечню, а там уже Дудаев свои порядки стал заводить. Вроде бы и Союз нерушимый еще не развалился, но там уже отдельное государство по всем признакам было. Вот этот Дабиев нас и обвел вокруг пальца: я, дескать, сам афганец, сам спецназовец, я в наше братство спецназовское верю несокрушимой верой. Верьте и вы мне, мы этих мерзавцев в момент обезвредим, собственными силами. Ну, в самом деле – мужик Афган прошел, армейская разведка, спецназ ГРУ, головорез – не чета нам с тобой. И должность он при Дудаеве уже высокую занимал. Поверили мы ему, понадеялись. Запомнил я его с тех пор, запомнил. Только почему он до сих пор майор? Может быть, генерал-майор? Как герои-афганцы Руцкой и Аушев. Я вообще в силу своего стереотипного мышления полагаю, что все герои-афганцы носят звание генерал-майора.
Тенгиз помрачнел еще больше.
– Эй, батоно! – окликнул его Клюев. – «Если ты выпил и загрустил, ты не мужчина и не грузин». Так, да? А ты и не вылил еще даже. Я же не сказал тебе, что Дабиева невозможно взять. Сколько у тебя еще народу есть? Имеется в виду – таких гусей, как я.
– Пять человек. Но я своих для прикрытия дам, два взвода.
– Ладно, там посмотрим. Извини, а какой национальный состав этой группы, кто эти пять человек?
– Двое русских, один с Украины, но он вроде бы тоже русский, из Харькова, – поспешил внести ясность Тенгиз, заметив, как скривился Клюев, относившийся к украинцам с известной долей подозрительности, считая их чуть ли не всех потенциальными боевиками УНА.
– Ладно, годится. Двое остальных, конечно, грузины. – Клюев просто подытожил, а Тенгиз, как принято выражаться, не подтвердил и не опроверг заявление Клюева. – Чем они занимались каждый в отдельности?
– Харьковчанин в спецназе МВД служил, россияне – десантники, один, местный, – Тенгиз проявил гибкость и такт под стать дипломату, – в КГБ служил, как и мы с тобой, другой – пограничник.
– Что же, солянка неплохая получается. А по поводу командования операцией, думаю, особых разногласий не возникает, у спецуры всегда почти что демократия существовала. А в каком месте Дабиев находится?
– Он появился три дня назад. Наша информационно-разведывательная служба донесла, когда он еще в Кабардино-Балкарии был. Там, где он появляется, обязательно жди каких-нибудь пакостей. Он уже в третий раз здесь!
– В третий. Статистика, похоже, против него играть начинает. А почему в прошлый раз меня не позвал? «Зелени» пожалел? Ладно, шучу, шучу.
– У них там, под Гадаутой, что-то вроде штаба. Лагерь, а в нем до роты наемников будет. По сведениям – диверсанты, профессионалы. В этом лагере они тренируются, отсиживаются, оттуда налеты совершают – мосты, линии связи, аэродромы, захват наших офицеров.
«Да уж, – подумал про себя Клюев, – ваших офицеров – хватать не перехватать.»
– Неплохо, значит, майор Дабиев устроился. Ты говоришь, два взвода для прикрытия дашь? Они не нужны в этой ситуации. Дабиев, может быть, и стоит двух взводов в оперативно-тактическом смысле, но все равно народ из-за него класть, извини меня, – безрассудство.
– Мы бы их на вертолетах доставили и сняли бы вертолетами оттуда.
– Очень хорошо, что у тебя, – Клюев сделал упор на слово «тебя», – столько вертолетов есть. Но коль Дабиев народ по себе подобрал, то у него и вооружение соответствующее. Сейчас Абхазия, как и Чечня, – территории с «суперпрозрачными» воздушными границами. ПВО у вас российская, они себя, как следует, защитить не могут, а вас и подавно. Значит, у Дабиева там «стингеры» есть. Так что слишком близко к логову Дабиева я бы вертолеты не допускал. Одного вертолета, который высадит нас в нескольких часах пути от лагеря, за глаза хватит. А сначала я хотел бы ознакомиться с местностью – по карте и, если получится, «живьем».
– Нет проблем, – вот тут Клюев увидел прежнего Тенгиза. Хороший все же был спецназовец, мог бы... Что мог бы? Балансировать на грани бытия и небытия? Это уж на любителя. Он, Клюев, любитель, ему больше всего нравится рассчитывать только на себя, зависеть только от себя самого, не иметь над собой начальников.
Тенгиз вытащил из-за стола большой, приблизительно метр на метр, планшет.
– Ни фигашеньки! – одобрил Клюев. – Спутниковый снимок? Ну, Тенгиз, вот этого я не знал – что у вас и спутники на вооружении имеются, – он лукаво взглянул на «батоно генерала».
– Зачем у нас? – улыбка собеседника заслуживала определения «блудливая». – Вот участок, где лагерь расположен, красным обведено. Гудаута здесь, видишь? Новый Афон там, видишь? Ущелье посреди видишь? На выходе из ущелья они, значит, расположились.
– За достоверность определения положения лагеря ты можешь ручаться? – теперь уже тон Клюева был жестким. Мелочи и детали определяли вероятность того, сможет ли он мосле операции предаваться своим любимым играм в кошки-мышки с беззубой, или данный раунд окажется последним, и он останется у входа в ущелье.
– Мои люди не один раз проверяли, – обиженно сказал Тенгиз, он встретился с Клюевым взглядом и не отвел глаза.
– Лады, хватит на сегодня информации. Говеть я не собираюсь, но все же пожрать не мешало бы.