Текст книги "Острова на реке (СИ)"
Автор книги: Владимир Гурвич
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]
Чижов с любопытством посмотрел на Патрицию.
– А у тебя замечательная дочь, Надин. И очень похожа на тебя не только внешне. Я помню, ты тоже любила задавать сложные вопросы.
– А ты любил на них долго и так подробно отвечать, что иногда я просто засыпала. Хотя это было далеко не всегда. Помнишь, мы иногда разговаривали целыми вечерами. Я очень благодарна тебе за них и часто вспоминала твои слова. Многое из того, о чем ты мне тогда говорил, мне пригодилось в жизни. Надеюсь, что ты также детально будешь все объяснять и моей дочери.
– Конечно. Можешь не сомневаться, я с большим удовольствием отвечу на все её вопросы. Даже самые трудные и неприятные. Обещаю.
– Все слышали, вы дали обещание! – воскликнула Патриция и захлопала в ладоши. – Тепехь я буду к вам бесконечно пхиставать. Вы даже не пхедставляете, сколько вопхос накопилось у меня. Знаете, я всю жизнь мечтала найти человека, котохый отвечал бы на все мои вопхосы.
Внезапно дверь отворилась, и на веранду почти вывалился Максаков. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что он в дрызг пьян.
– Черт возьми, ребята, до чего же я рад вас видеть! – закричал он. Через секунду он уже сжимал в объятиях Анина. – Внезапно он отстранился. – Послушай, Сашок, да ты что, монах? Вот здорово, как тебя угораздило?
– Я – пока только послушник, Сережа, – спокойно ответил Анин.
– Послушник. – Максаков нахмурился, по-видимому, пытаясь осознать, что сие означает. – Это значит, ты как бы монах, но еще не монах. Но получается, что тебе не возбраняется выпить! – вдруг радостно воскликнул он, и его лицо даже просветлело. – Надюша, у тебя не найдется еще какая-нибудь бутылочка?
– Не надо никаких бутылок, Сережа. Я не буду пить. И прошу, ты тоже больше не пей. Лучше сядь и давай поговорим. Мы же давно не виделись.
– Но я же и хочу выпить за встречу. – Максаков плюхнулся на стул и обвел мутными глазами вокруг себя. – Ленчик, малыш, я тоже рад тебя видеть. Позволь я тебя обниму.
– Не вставай, – поспешно проговорил Чижов. Он подошел к Максакову и поцеловал его в щеку.
– Как я рад, черт возьми, что я среди вас, вы даже не представляете до чего же я рад. И это все благодаря ей, – ткнул он пальцем в направлении Надин. – Это она нас всех свела в этом великолепном дворце. Откуда у тебя такой великолепный дворец? Колись, Надежда. Ты взяла банк или получила звание «мисс мира»?
– Какая разница, откуда, – рассмеялся Чижов, – главное то, что он есть. И то, что мы сейчас будем жить все вместе в нем, как двадцать лет назад.
– Ты прав, – согласился Максаков, – стоит ли задавать все эти дурацкие вопросы. Ты, Ленчик, всегда был самым умным среди нас. Я помню, как ты учил нас не задавать ненужные вопросы. Что же ты нам говорил, подождите сейчас вспомню: тот, кто слишком много спрашивает, никогда не знает по-настоящему, чего он хочет понять. Его интересуют не ответы, а собственные вопросы. Я правильно тебя процитировал, Чижик?
– По крайней мере, очень похоже, Сережа. Не исключено, что я действительно говорил нечто подобное.
– Вот видишь, не забыл. Я всегда был уверен, что ты у нас гений. И, как видишь, оказался прав, я читал твою книгу. Ну то есть листал Но все равно понял, что ты написал замечательную штуковину. Хотел тебе позвонить, поздравить, но знаешь как у нас, все время в суете: репетиции, спектакли, разъезды.
– Ничего, Сереженька, спасибо за намерение. Зачастую оно значит больше, чем факт самого действия.
– А о чем ваша книга? – подала голос Патриция.
– Это трудно объяснить двумя словами.
– А хазве у вас в запасе всего два слова?
– Патриция! – осуждающе воскликнула Надин.
– Ничего, Надя, мне нравится, что твоя дочь такая смелая и говорит все, что приходит ей на ум.
– Ты думаешь, она говорит всё, – усмехнулась Надин. – Если бы она, в самом деле, это делала, уверяю тебя, мы бы здесь не усидели в своих шезлонгах.
– Так вот о книге, – проговорил Чижов, все также восхищенно смотря на Патрицию. – Я в ней рассматривал проблему поиска человека самого себя.
– А человек ищет самого себя?
– Обязательно ищет. Именно этому и посвящена вся его жизнь.
– А зачем себя искать? Вот я, вот все вы. А если кто меня не видать, тот может меня пощупать.
Надин с некоторым удивлением увидела, как залилось краской лицо Чижова.
– Конечно, можно использовать и такой метод самопоиска. Но я имел в виду нечто другое.
– А, вы говохить о внутхеннем поиске, – изображая глубочайшее разочарование, протянула Патриция. – Но я и мои дхузья этим не увлекаться.
– Этим все увлекаться, – улыбнулся Чижов. – Но это долгий разговор.
– А хазве вы не обещать отвечать на все мои вопхосы?
– Обещать, – подтвердил Чижов. – Но нельзя же на все вопросы ответить в первый же день. Иначе о чем будем говорить во все последующие дни.
Внезапно раздались громкие и повелительные гудки клаксона.
– Кто-то приехал, – сказала Надин. – Пойду посмотрю на новых гостей.
Около ворот стоял «Мерседес», а рядом с ним чета Моховых. Чуть поодаль находился молодой человек, в котором Надин узнала телохранителя Олега.
Мохов, поигрывая в руках темными очками, устремился навстречу Надин.
– Встречай своих гостей, Надя. А ты между прочим сногшибательно выглядишь.
– Ты тоже выглядишь на все пять. Здравствуй, Олег. Здравствуй, Алена. – Надин поцеловала их по очереди. Затем подошла к телохранителю. – Здравствуйте, молодой человек. Рада приветствовать вас у себя.
– Здравствуйте, – сдержанно ответил Николай и слегка наклонил голову.
Надин внимательно посмотрела на него.
– Он будет находиться со мной все то время, что мы пробудем у тебя, – небрежно пояснил Мохов. – При моем положении это необходимо. Надеюсь, ты не возражаешь?
– Что ж, очень хорошо, мы будем только чувствовать себя в большей безопасности. – Зачем он его привез, подумала она. Это странно. Или Мохов чего-то боится? И где она поселит этого молчуна, строя дом, она рассчитала его так, что не будет никого посторонних. У неё нет лишних комнат.
– Проходите в сад и в дом, – пригласила она.
Едва они миновали ворота, как Мохов внезапно остановился.
– Это и есть тот наш маленький домик, – присвистнул он от восхищения. – Как тебе это удалось?
– Я очень старалась, Олег, – пряча улыбку, ответила Надин.
– Я хорошо знаю цены на недвижимость, этот дом стоит примерно... – Мохов теперь смотрел на особняк взглядом профессионала-оценщика. – Бог ты мой, да он стоит... Теперь взгляд его выражал смесь изумления и восхищения. – Слушай, да ты же у нас богачка.
– Ну. ты преувеличиваешь. Просто мне немного повезло с одним делом. Вот я и решила вложить деньги в дом.
– Жаль, что ты не пришла вовремя ко мне. Я бы тебе нашел дом не хуже, но подешевле. Было время, когда я активно занимался этим бизнесом; иногда можно купить вот такой дворец довольно недорого. Бывает, что некоторым людям нужно срочно избавиться от имущества, чтобы это не сделали за них другие, – усмехнулся Мохов.
– Может быть, я и допустила ошибку, но теперь её уже не исправишь. Да я и не очень думала о том, чтобы что-то сэкономить. Мне хотелось построить дом именно на этом месте. Мне кажется, ты понимаешь мои мотивы.
– Ты замечательно все сделала, – впервые подала голос Алена. – Хотя знаешь, я бы предпочла пожить в том старом домишке.
– А я – нет, – громко проговорил Мохов. – Мне больше неохота жить в сараях.
Они подошли к веранде.
– Ребята, вот и я! – закричал Мохов. – Будем обниматься. По порядку становись. Ленчик, как самый маленький, ты имеешь преимущество. Говорят ты профессор. Я всегда верил в тебя, как мусульманин в Аллаха.
Мохов наклонился к Чижову, слегка приподнял его и крепко прижал к себе. Затем он подошел к Анину; они были одинокого роста и несколько секунд молча стояли друг против друга, затем тоже обнялись.
– Это у тебя серьезно? – спросил Мохов, трогая рукой монашью рясу.
– Серьезно, Олег.
– Знаешь, Сашок, вот чего никогда не понимал, так это почему люди уходят в монахи. Ну больные или умом тронутые – это как-то понятно. А вот такие здоровые мужики, как ты... Может, объяснишь?
– Прямо сейчас. – Тонкие губы Анина слегка коснулась улыбка. – Садись, слушай.
– Нет, ты молодец, хотя и монах. Но если ты думаешь, что я спросил просто так, то ты ошибаешься. Я непременно все выпутаю у тебя.
Теперь Мохов повернулся к Максакову, и Надин, чтобы ее не отвлекало от этого зрелища даже дыхание, в прямом смысле затаило его. Ей было очень интересно, как пройдет эта историческая встреча.
– Сережка, Сережка, давай-ка с тобой, брат, поцелуемся.
Максаков неподвижно стоял перед Моховым и как-то чересчур напряженно смотрел на него.
– Ты чего, не хочешь целоваться? – удивленно воскликнул Мохов, видя, что Максаков остается по-прежнему неподвижным, словно статуя. Он наклонился к нему и, по-видимому, учуял запах. – Да ты, уже, кажется, браток, хорошо накачался, – довольно засмеялся Мохов. – А почему мы вообще не пьем за встречу. Не порядок. Николай, – приказал он, – принеси из машины наши припасы.
Николай повернулся и быстро пошел к оставленной на дороге машине.
– Так, мы будем целоваться или нет? – спросил Мохов Максакова.
Сергей кивнул головой и как-то неловко обнял старого друга.
– А теперь топай к моей дорогой жене и скажи ей «Здрасьте». – Мохов взял за руку Максакова и слегка подтолкнул его к ней.
Максаков сделал несколько нерешительных шагов в сторону Алены.
– Здравствуй, Сережа, – первая сказала она и протянула руку.
– Здравствуй, Алена. Как поживаешь?
– Хорошо. А ты?
– Я отлично живу. У меня есть все, что нужно для жизни.
– Все, что нужно для жизни, не бывает ни у кого, – громко засмеялся Мохов. Он подошел к паре и одной рукой обнял жену, другую расположил на плече Максакова. – Запомни это. Все, что нужно, есть только у покойников, и то только тогда, когда они уже лежат в гробу, а на их ногах натянуты замечательные белые тапочки. А живому постоянно чего-нибудь не хватает. Причем, чем больше он имеет, тем больше ему и не хватает. Это я понял на своем опыте; сначала думал, что заработаю столько-то, и у меня всего будет навалом. Заработал и оказалось, что ничего подобного, нет еще стольких самых разных вещей. Потом заработал еще больше – опять то же самое. И так без конца.
– Зачем же тогда зарабатывать, Олег? – негромко спросил Максаков.
– А для того, чтобы иметь возможность заработать еще больше. А потом еще больше. Главное в жизни, как в работе на конвейере, – это не останавливаться. Если остановился раз, считай у тебя уже половина пропало, остановился снова – считай, что ничего нет. Вот я уверен, что из всех присутствующих по-настоящему мои глубокие мысли понимает только наша Надя. Ты меня понимаешь?
– Да, Олег, ты абсолютно прав. Это поезд, который невозможно остановить.
– Ты точно сказала, это самый настоящий поезд, на котором либо ты сам едешь, либо который тебя давит.
– Но с него можно спрыгнуть.
– И сломать шею. И даже если не сломаешь шею, куда прыгать? Куда не прыгнешь, везде одно и то же. Разве не так?
Надин подумала, что, к сожалению, Олег прав, по крайней мере, ей с поезда прыгать некуда. Она сама не понимает, почему вдруг стала ему возражать. На самом деле в их мыслях и ощущениях гораздо больше общего, чем различий. Пожалуй, он самый близкий здесь ей по духу человек. Вот только она не уверена, что это так уж хорошо.
Появился Николай, держа в каждый руке по бутылке шампанского.
– Наконец-то мы отметим нашу встречу. Надежда, где бокалы?
– Патриция, принеси бокалы, – переадресовала просьбу Надин. Через минуту Патриция вернулась, неся на подносе семь бокалов.
– Патриция, – негромко напомнила ей Надин, – нас, кажется, восемь.
– А телохханителям пить не положено, я вехно говохю? – взглянула она на Мохова.
– Вообще-то верно, но за нашу встречу можно. Николай, выпьешь с нами.
– Я не могу пить, – вдруг впервые подал голос Николай.
– Почему вы не можете пить? – спросила Патриция.
– Потому что я на работе.
– Я тебе говорю, выпей! – повелительно и одновременно чуть раздраженно произнес Мохов.
– Не могу, патрон.
– А вы все вхемя пить не станите, пока будеть находиться у нас? – поинтересовалась Патриция.
– Да. – Николай и Патриция мерили друг друга взглядами, и Надин слегка забеспокоилась; итак, этот парень здесь находится неизвестно зачем и портит весь такой безукоризненный замысел и если он еще не поладит с дочерью, то это может сильно подгадить ь ей, Надин, настроение.
– Ладно, братья мои меньшие, – сказал Мохов, умело откупоривая первую бутылку. Закинув пробку в траву, он разлил вино по бокалам. – Я хочу вам и заметьте совершенно искренне сказать одну вещь. А вещь это самая простая, я несказанно рад, что оказался среди моих самых старых и самых верных друзей. Прошло, нет, пролетело всего каких-то жалких двадцать лет – и мы снова здесь, в прежнем кругу. И разве это не здорово. И плевать на все наши достижения, на все заработанные и не заработанные капиталы, главное, что мы живы и счастливы лицезреть друг друга. И все это благодаря нашей любимый Надюши. Скажу честно, когда она такая вся из себя шикарная заявилась ко мне в кабинет и предложила бросить все и приехать сюда, то я даже серьезно не воспринял её слова. А теперь я понимаю, сколько бы потерял, если бы не оказался тут, среди вас. Выпьем, ребята за нас, за нашу молодость, которая, несмотря ни на что, продолжается.
Все выпили, затем Мохов долбанул рюмкой по дереву, и она разлетелась на множество мелких осколков. Все, правда, с меньшим энтузиазмом последовали его примеру.
– Надя, я куплю тебе гораздо более красивые бокалы. Сегодня же пошлю Николая в ближайший магазин. Здесь есть поблизости магазин, где продается хорошая посуда?
– Не знаю, Олег, где-нибудь, наверное, есть, – ответила Надин, слегка раздосадованная постигшей её посуду судьбой.
– А вы не боитесь остаться без своего вехного телохханителя? -
спросила Патриция.
Мохов как-то странно посмотрел на неё.
– Боюсь, девушка, но не может же мой лучший друг оставаться без посуды.
– Если я вас пхавильно поняла, вы предпочитать купить посуду, чем быть увехенным за свою безопасность.
– Мне нравится твоя дочь, Надя, у неё острый язык.
– Она многим нравится, – почему-то вздохнула Надин. – Не знаю только это хорошо или плохо? А сейчас пойдемте я покажу всем ваши комнаты. А вечерам я объявляю, что состоится большой прием по случаю нашей встречи, которая случилась ровно через двадцать лет.
_ _ _
Надин внимательно осмотрела себя в зеркале и осталась довольна своим видом. Она на секунду дотронулась рукой до прически, затем поправила кофточку. Через минуту-другую она откроет вот эту дверь и войдет в зал, где её уже ждет накрытый стол, и где расположились ее друзья. То, к чему она готовилась столько времени, то, чему отдала столько труда и денег, должно вот-вот совершиться. У неё даже не осталось несколько минут на сомнения, права она или нет, это уже не имеет никакого значения потому что наступил момент её выхода на главную сцену её жизни.
Она подумала о том, что, наверное, то же самое чувствует молодая артистка, впервые исполняющая роль в премьерном спектакле. У неё сегодня тоже премьера. Что ж, есть возможность посмотреть, как она пройдет и что она за актриса.
Надин внимательно оглядела веранду. То, как расположились её гости, вызывало в ней неподдельный интерес. Супруги Моховы сидели рядом и все же как-то не вместе; Олег с каким-то безразличным видом украшал комнату колечками из дыма, Алена же смотрела куда-то в сторону и была погружена в бездонный океана своих мыслей. Еще одна пара – Чижов и Анин о чем-то негромко беседовали; прямо противоположная картину можно было наблюдать в другом углу, где расположились Патриция и Николай; они стояли очень близко, но не только молчали, но еще и делали вид, что не обращают друг на друга внимания.
– Внимание, друзья, – громко сказала Надин. – Я рада еще раз всех приветствовать в моем доме. Как вы расположились, есть ли жалобы на хозяйку.
– Жалоб нет, – бодро выкрикнул Мохов. – Между прочим, я понял, чем наша Надя занимается у себя во Франции. Предлагаю попробовать угадать. У кого получится, тому приз в тысячу долларов.
– Стрижет собачек, – со смехом воскликнул Чижов.
– Работает топ моделью, – предположила Алена.
– Помогает больным и сиротам, – сказал Анин.
– Николя, а вы почему ничего не пхедполагаете? – вдруг спросила
Патриция. – У вас есть мысли?
– Пишет статьи, – сказал Николай.
– Почему вы так думаете? – спросила Надин.
– Вы всегда очень четко излагаете свои мысли.
– Эта хорошая идея; если когда-нибудь мне придется уж очень трудно, то может быть, я попробую заработать на хлеб журналистикой.
– Кто-нибудь угадал? – спросил Мохов.
– Увы, никто.
– Значит, приз достается мне, потому что я один знаю, чем занимается Надюша. Она владеет гостиницей.
– Олег, ты гений, – сказала Надин. – У меня действительно небольшая гостиница. Но как ты догадался?
– Это несложно. Я сразу понял, что ты отлично сечешь в гостиничном бизнесе. В следующий раз, когда я буду во Франции, я остановлюсь у тебя.
– Отлично, у меня совершенно нежданно прибавилось одним клиентом. Значит, я не зря сюда приехала. А теперь предлагаю сесть всем за стол и начать торжественный прием по случаю нашей встречи.
Все быстро заняли места за столом. И сразу же встал Мохов.
– Хочу произнести тост. У каждого из нас своя жизнь и каждый из нас пошел предначертанным ему путем. И это замечательно, потому что нормально, потому что так и должно быть. Но при этом собственный путь каждого из нас не увел нас друг от друга. Честно скажу, я не так уж часто какого-то вспоминал; так иногда мы с Аленой по вечерам гадали, кто где и чем занимается. Но потом приходил новый день и смывал все воспоминания. Но в глубине души я был с вами, потому что есть вещи святые. И это наша дружба. Я так думаю, что вовсе даже не обязательно встречаться часто, может, в следующий раз мы увидимся еще через двадцать лет. Ну и что. Главное, что мы храним образы друг друга в своей душе. И я предлагаю выпить за редкость встреч и сладостность воспоминаний.
Кажется, Олег всерьез решил занять место предводителя нашей маленькой, но славной кампании, думала Надин, слушая выступление Мохова. Он так привык всем руководить, что не может жить уже без этого. Но пусть на это не надеется, руководить здесь буду я.
– Ты просто все замечательно сказал, Олег, – проговорила Надин. – И я с удовольствием выпью за твой тост. Но позволь внести в него маленькие коррективы. Мы немножко забыли то, что происходило двадцать лет назад, и что мы тогда решили в заключительный вечер. И не просто решили, а поклялись. Мы поклялись, что тщательно и беспощадно проанализируем жизнь каждого из нас и попытаемся хотя бы на то время, что мы находимся здесь, что-то изменить или исправить. Поэтому я предлагаю выпить еще и за нашу попытку понять, что же с нами произошло за эти годы.
– Полностью согласен с тобой, – вскочил со своего места Чижов. – мы должны именно этим и заняться. Не знаю, как вы, а я приехал сюда с этой целью.
– Послушайте, не надо быть смешными, – подал голос Мохов. – Мы все тут взрослые люди. Чего мы должны выяснять? Как прожили эти двадцать лет? А кому, какое дело кто и как их прожил. У всех своя жизнь и пусть каждый сам в ней и колупается. Жизнь человека принадлежит только ему. Скажи, Саша, разве я не прав?
– Жизнь человека принадлежит Господу. Что касается предложения Нади, то не вижу причин его отклонить. Мы действительно давали такую клятву.
– Да мало ли что было тогда. Нам же было по двадцать лет. Мы были абсолютными идиотами. Разве не понятно?
– А почему ты думаешь, Олег, что мы были идиотами именно тогда, а не сейчас. Мы были тогда не идиотами, мы были искренними. А это, согласись, все же большая разница.
– Ну искренними, если вам это больше нравится, что это меняет. Если я не желаю прилюдно раздеваться, почему я должен это делать.
– Потому что ты дал клятву, – сказала Надин. – Подождите минуту, я сейчас вернусь.
Надин вышла из зала и на самом деле вернулась через минуту. В руках она несла лопату.
– Пойдемте все за мной, это не займет много времени, – сказала она.
Все вышли в сад. Надин привела их к старой, полузасохшей яблони.
– Вы помните это дерево?
– Дерево, как дерево, – раздраженно буркнул Мохов. – Тебе его давно пора срубить.
– Значит, вспомнил, – с удовлетворением констатировала Надин. – Кто из мужчин выкопает небольшую ямку. Вот здесь.
– Давайте, это сделаю я, – вдруг вызвался Николай.
– Пожалуйста, – охотно вручила ему лопату Надин.
Было уже довольно поздно, но день еще не погас окончательно, и блеклый свет позволял хорошо видеть, что происходило. Они стояли кольцом вокруг энергично работающего лопатой молодого человека и наблюдали за ним с таким вниманием, как будто он должен был с минуту на минуту отрыть клад. Внезапно совок натолкнулся на что-то твердое и еще через минуту Николай извлек из земли полуистлевший деревянный ящик. Он протянул его Надин.
– Пожалуйста, Николай, достаньте то, что там находится, – попросила она.
Николай достал завернутую в двойной целлофан папку. Надин взяла её у него.
– Нам лучше вернуться в зал, – предложила она.
Все вновь заняли свои места за столом. Надин раскрыла папку.
– Вы помните, что это такое? Это наша клятва, которую мы все приняли в последний день. Читаю: «Я, нижеподписавшийся, клянусь, что когда придет День и меня призовут дать ответ о всех моих деяниях в равной степени добрых и злых, я ничего не утаю перед моими товарищами и перед самим собой. Я буду не просто искренним, я приложу максимум стараний, чтобы понять то, чего я не понял, сказать то, о чем я хотел сказать, но не решался, я буду слушать правду о себе, какой бы она жестокой и горькой не была. На то время, что я буду находиться снова здесь, я отрекусь от самого себя, я забуду о том, что женат или замужем, я забуду о своих званиях, заслугах и прочих регалиях и буду только самим собой, буду таким, каким я себя сотворил к этому моменту. Эти обязательства я принимаю сознательно, я принимаю их для того, чтобы постигнуть подлинную суть своего я, потому что нет большей трагедии в жизни человеческой, чем трагедия неподлинности своего существования, непонимания собственной природы. В жизни нет ни правды, ни лжи, в жизни есть только одна великая истина, все остальное – это мошки, которые в бесчисленном количестве вьются вокруг неё. И я не желаю уподобляться таким мошкам, мне выпало счастье родиться человеком, а человек отличается от всех прочих тварей земных и морских тем, что способен понимать самого себя, способен анализировать свои действия и свои душевные порывы. В этом его миссия и великий долг перед Создателем, кто бы он ни был. И я хочу в полной мере его исполнить. А потому я перед лицом своих товарищей торжественно даю клятву, что не испугаюсь трудностей, которые нас ждут на пути самопознания, что не поддамся соблазну уклониться от того, чтобы узнать свою истинную сущность и понять подлинную цену всем своим поступкам и свершениям. Ну а если я смалодушничаю, если стану обманывать, скрывать свои мысли и дела, то пусть поразит меня кара небесная и общее презрение моих друзей.» Каждый написал на отдельном листе эту клятву и расписался. Желающие могут посмотреть. – добавила Надин.
– Сразу понятно, что эта писанина принадлежит Чижику, – бросил пренебрежительно Мохов. – Только он способен написать такое глубокомудрое философское сочинение.
– А вот в этом ты ошибаешься, – сказала Надин, – ты забыл настоящего автора клятвы.
– Неужели не Чижик, не может быть, не поверю, – засмеялся Мохов.
– Поверишь, это писал ты.
– Я?! Ты смеешься.
– Разве ты забыл, как это все происходило. Как ты читал нам этот текст, мы вносили в него поправки, а ты яростно их отметал, потому что хотел быть единственным автором этого бессмертного произведения. Как видишь, ты и тогда не желал ни чем делиться с другими, в том числе и славой.
Мохов наморщил лоб, пытаясь усилием памяти проникнуть сквозь плотную гущу прошедших лет.
– В самом деле, что-то начинаю припоминать, – с каким-то недоверием к своим воспоминаниям произнес он. – Неужели я, в самом деле, мог это все сочинить. Фантастика.
– Ты не только это сочинил, но и придавал своему сочинению большое значение.
Мохов раздраженно отложил лист со своим автографом в сторону.
– Даже если этот гениальный автор – я, так что же? Ну, нельзя же эти забавы малолетних детей принимать всерьез. – Мохов на мгновение о чем-то задумался. – Теперь я даже вспомнил, как сидел в комнате и сочинял эту клятву. Наверное, мне тогда казалось это довольно забавным занятием. Ну что же делать, если это все написала моя рука, мне что теперь её отрубить?
– Почему бы и нет, – вдруг бросил реплику сидевший молчаливо Максаков. – Надя, где у тебя топор? Не волнуйся, Олег, я сумею это сделать аккуратно, будет немножечко больно, но сам понимаешь, ради такого важного дела, придется потерпеть.
Мохов бросил на него недовольный взгляд.
– Мне, кажется, пора кончать с этой шуткой. Клятва – это очень интересно, и ты молодец, что выкопала этот исторический документ. Если кто-то из нас удостоится чести иметь свой музей, то эта бумага займет там свое почетное место. Укроют ее под стеклом, и экскурсовод будет рассказывать, при каких необычных обстоятельствах она появилась на свет. Но сейчас пора заканчивать с этим делом и переходить к следующему пункту программы. У меня возник новый тост.
– А как же клятва, Олег? – спросил, вскакивая со своего места, Чижов.
Лицо Мохова перекосилось, как от зубной боли.
– Ей богу, ребята, мы начинаем уже переигрывать. По-моему, пока все идет замечательно; вспомнили один эпизод из нашей прекрасной юности, теперь давайте, как в кино, перейдем к съемкам следующему. – Он решительно взял бутылку и стал разливать вино по рюмкам.
– Я тоже считаю, мы должны решить, как поступить с нашими клятвами, – сказала Надин. – Нельзя просто так отказаться от данного когда-то слова. Если мы не уважаем собственных обязательств, то о чем вообще можно тогда говорить. Что же мы за люди. Олег, мне грустно тебя слышать, ты же бизнесмен, а бизнес весь держится на то, что каждый выполняет то, что обещает. Разве не так?
– Ну, так. Но это бизнес, а здесь...
– Мне даже странно слышать от тебя такие слова. Я хорошо помню, что ты всегда выполнял все, что говорил.
– Что вы заладили одно и тоже. Нашей молодежи стало очень скучно, – кивнул Мохов в сторону Патриции и Николая. – Я уверен, что они смотрят на нас и думают, что за съезд идиотов собрался за этим столом.
– Вовсе нет, – живо откликнулась Патриция на апелляцию к ней, – мне очень интехесно все, что тут пхоисходит.
Мохов воздел руки к небесам и без сил рухнул на стул. Вместо него встала Надин.
– Я предлагаю решить, как нам поступить. Станем ли мы клятвоотступниками или выполним то, что когда-то сами себе обещали. Пусть каждый из присутствующих выскажет свое мнение.
Несколько секунд за столом царило молчание. Внезапно её разорвал взволнованный голос Алены.
– Я хочу, чтобы мы совершили то, в чем поклялись. Не знаю, как другие, но я готова. Я больше не могу так и не хочу жить. Вся моя жизнь – это сплошной обман. Меня обманывают, а я позволяю это делать. Но это не может длиться вечно. Пусть будет то, что будет. И я уже ничего не боюсь. А ты, Олег, сам решай, как тебе поступить. Ты даже можешь уехать. Но я останусь. Надюша, ты не выгонишь меня. – Внезапно голос её прервался, и она закрыв лицо руками, зарыдала. Надин увидела, как стремительно приподнялся со своего места Максаков, но застыл, не зная, что делать дальше.
Надин подошла к ней и мягко обняла за плечи.
– Успокойся, Алена, все будет так, как ты пожелаешь.
– Если бы ты только знала, – всхлипнула Алена и уткнулась ей куда-то в живот.
– Я не знаю, но я предполагаю. – Надин взглянула на Мохова, но тот невозмутимо потягивал из бокала вино и делал вид, что к нему вся эта драматическая сцена не относится. – Для того ты и здесь, чтобы попытаться что-то исправить.
– Ты думаешь, это возможно? – с надеждой посмотрела на неё Алена.
– Конечно. Вопрос только в том, действительно ли ты этого хочешь. Или это только слова, внезапно вспыхнувшая эмоция. Очень часто люди страстно мечтают о переменах, а когда появляется возможность их осуществить, то они пугаются их и предпочитают все сохранить по-прежнему.
– Да, это так, – согласилась Алена. – Со мной уже было такое. Однажды...
– Ты об этом еще расскажешь, – прервала ее Надин. – А сейчас давайте решим наш главный вопрос.