Текст книги "Острова на реке (СИ)"

Автор книги: Владимир Гурвич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

   – Давай быстро выкатывай машину и едем, – не меняя тона приказал Мохов. – Я тебя взял сюда охранять меня, а не для того, чтобы... – Он запнулся. – Ладно, ты все понял?

   Николай по своему обыкновению ничего не сказал, он быстро застегнул рубашку на все пуговицы и вышел из комнаты. Мохов остался один, он внимательно огляделся, и его удивила та чистота и аккуратность, которая царила вокруг. Даже у женщин редко можно встретить такой идеальный порядок в их жилищах. Да, в самом деле, более чем странного парня он взял в свои телохранители. Какие сюрпризы он еще преподнесет? Это даже становится в какой-то степени интересно.

   Они ехали по уже знакомой Мохову дороги. Почему-то с того момента, как он сел в автомобиль, он все время думал об Алене. Как легко она от него ушла, будто и не было восемнадцати лет совместной жизни. А если бы они прожили тридцать лет, она также спокойно бы его покинула? Выходит, можно провести с человеком всю жизнь, спать с ним в одной постели, жить за его счет, и это абсолютно ничего не значит. Два тела рядом, а сами они врозь. Но тогда на кой черт вообще сходиться? Семья, брак, что это значит в реальности? Вот, в самом деле, странные вопросы. Спросить что ли у Николая, что он по этому поводу думает? Мохов посмотрел на его спокойный профиль и не стал ничего спрашивать. Он вдруг понял, что Николай скажет то, что ему совсем не хочется слышать. Он вовсе не желает знать ничего про родство душ, про духовную общность и прочую сотканную из тончайших нитей материю. Может, все это и так, только это не для того мира, в котором он крутится; в этом мире царит и правит голый расчет. Конечно, с точки зрения некоторых умников и душеспасителей всего человечества он мыслит невероятно примитивно, но эта примитивность позволила стать ему богатым человеком, создать свое, по крайней мере, до самого последнего времени процветающее дело, стать известным и уважаемым среди бизнесменов человеком. А если бы в своих действиях он бы руководствовался другими принципами, был бы сейчас таким, как Сергей – жалким пьяницей в поношенных джинсах. Но именно к этому пьянице в этих дурацких джинсах и ушла Алена.

   Они подъехали к переговорному пункту. Сомов оказался на месте, он сразу же поднял трубку, но интонация его голоса с первых же слов не понравилась Мохову.

   – Говори, что случилось, – требовательно произнес Мохов, – появились проблемы.

   – Да, – после короткой паузы ответил Сомов.

   – Дали о себе знать эти люди? – спросил он, уже заранее не сомневаясь в ответе.

   – Да, они были у нас и интересовались тобой.

   – Угрожали?

   – В общем, да. Дали понять, что если мы не расплатимся, всем нам будет плохо. Но прежде всего тебе.

   – Черт! – Мохова вдруг прошиб озноб. – Что-нибудь еще?

   – Трудности с банком.

   – У нас никогда не было трудностей с банком! – вдруг неожиданно даже для самого себя заорал Мохов.

   – Да, не было, – подтвердил Сомов.

   – Так что же, черт возьми, случилось?

   – Я так думаю, это все они, они предупредили банк, что если они будут давать нам кредиты, то им не поздоровится.

   – Вот мрази! Что ты собираешься делать?

   – Надеюсь, как-нибудь выкрутимся, но несколько сделок придется отменить.

   – Да ты понимаешь, что тогда мы потеряем клиентов, и они перейдет к конкурентам. Мы подорвем собственный бизнес.

   – Я понимаю, но в нашей ситуации деньги нам не даст никто. Мы попали под колпак.

   Мохов понимал, что Сомов прав, его компания попалась на крючок к подонкам, и пока она с него не соскочит, никто не станет им доверять и уж тем более рисковать своими деньгами. Но сколько времени может тянуться эта история? Нужно искать выход, но что он может сделать, находясь в этом добровольном изгнании.

   – Слушай, – закричал он в трубку, – ищи выход. Я тоже буду думать, но в этой ситуации вся надежда на тебя. Ты понял меня?

   – Да, я все понял. Но положение непростое.

   – Было бы простое, о чем было бы говорить.

   Мохов вышел из переговорной кабинки, обливаясь потом и с учащенным сердцебиением. Он перехватил удивленный взгляд Николая и как бы в ответ скривил презрительно губы. Пока он шел к машине, то чувствовал, как мелко дрожат ноги.

   Они выехали из райцентра. Дорога была пуста, и это чуть-чуть успокоило Мохова.

   – Ситуация обостряется, – сказал он, – они были у нас в офисе.

   Николай кивнул головой, как будто все так и должно было бы быть, и вдруг Мохов поймал себя на враждебном чувстве к своему телохранителю. Уж не начинает ли он его ненавидеть. Если это так, то это глупо. Но это, кажется, так.

   – Давай где-нибудь отдохнем. Не хочу возвращаться в дом. Найди, пожалуйста, удобное место.

   Николай в очередной раз кивком головы подтвердил, что принял его слова к исполнению. Да что он как ванька-встанька кивает головой, слова что ли все кончились, подумал Мохов и, чтобы хоть немного успокоиться, полез за сигаретой.

   Они расположились в небольшом перелеске, густые посадки отгораживали и делали их невидимыми со стороны дороги. Раздражение, возникшее еще утром, не проходило, более того, в связи с полученными сообщениями оно накалялось еще сильней. Мохов глядел на невозмутимо сидящего Николая, не отрывающего взгляда от шоссе, по которому изредка проносились машины. Ему хорошо, думал Мохов, у него нет никаких проблем, ему не надо ломать голову над тем, как выпутаться из этого смертельного узла, который вот-вот сожмет его горло.

   Он почувствовал, что ему необходима любая, но непременно немедленная разрядка, иначе он может не выдержать внутреннего напряжения.

   – Ты, кажется, сегодня провел волшебную ночь любви с нашей гостеприимной хозяйкой, – усмехнулся Мохов.

   Николай удивленно посмотрел на него.

   – Или ты полагал, что никто ничего не заметил. Чтобы спать тайком с мужчиной, нашей обожаемой Надежде надо было строить дом раза в три больше. Она малость не рассчитала. Расскажи мне, какова она сейчас в постели. Когда мы с ней баловались этим делом, могу тебе сказать, что она в ту пору была жутко неопытной, не знала самых элементарных вещей. Зато пыла у нее тогда хватило бы, наверное, на целых три женщины. Интересно, а как сейчас. Думаю, что в своей Франции она многому научилась. Я прав.

   – Извините, патрон, но мне бы не хотелось обсуждать эту тему.

   – Ну что ты все заладил, патрон да патрон, разве мы не можем поговорить как мужчина с мужчиной. Я поделюсь с тобой воспоминаниями той давней поры, они, кстати, могут тебе быть весьма полезными, а ты мне расскажешь, как занимался с Надюшей любовью сегодня ночью. По-моему это просто жутко интересно сравнить то и другое, и понять, какой она совершила прогресс.

   – Послушайте, я прошу вас, давайте прекратим этот разговор.

   – А я вовсе не желаю прекращать разговор, который мне очень интересен. Двое мужчин переспали с одной женщины в разные периоды ее развития, разве это обстоятельство не должно их объединять. Ты знаешь, в чем был тогда ее недостаток как любовницы, она чертовски быстро заводилась. Чтобы кончить, ей хватало всего пару минут. Я всегда из-за этого сильно страдал и никак не мог попасть в ее стремительный ритм. У меня еще как следует даже член не успевал затвердеть, а она уже лежит расслабленной и не желает больше ничего делать. Меня это иногда приводило даже в ярость, а она по глупости не совсем понимала, почему я сержусь. Сейчас-то, я надеюсь, она бы моментально все усекла. Ну, давай, не мнись, живописуй.

   Николай молчал, но по его виду Мохов понял, что он едва себя сдерживает. Он чувствовал злорадное удовлетворение оттого, что заставляет своего телохранителя злиться. У него возникло непреодолимое желание довести парня до такого же яростного состояния, в каком пребывал он сам. Конечно, он отлично понимает, что с его стороны так себя вести, мягко говоря, неосторожно и неразумно, но он больше уже не может себя контролировать.

   – Слушай, а может, у тебя ничего с ней не получилось, вот потому ты и ничего не говоришь. Так тем более нам надо посовещаться, я человек в этом деле опытный, могу кое-что подсказать. Чего, как сыч, молчишь, говори.

   – Я уже все сказал.

   – Что ты, как испорченная пластинка, заладил одно и то же. Или ты полагаешь, что она в тебя влюблена. Я таких, как она, насквозь вижу, ты даже не представляешь, сколько я их перепробовал. Так что могу тебе, исходя из своего богатого опыта сказать: наша Надюша обычная похотливая самочка, у которой началась течка при виде такого великолепного самца, как ты. Ты ведь не знаешь, что она с самого начала ко мне клеилась; едва заявилась в мой кабинет, то я сразу смекнул, чего она возжелает. Потому и не хотел сюда ехать; с меня вполне достаточно той стародавней истории. Уж поверь мне, такие, как она, не пропускают мимо ни одних брюк, если на них можно расстегнуть пуговицы.

   Внезапно Николай вскочил. Он стоял перед довольно высоким Моховым, возвышаясь над ним почти на целую голову, с руками сжатыми в кулаки, и Мохов испугался, что его телохранитель сейчас набросится на него. Он нащупал засунутый за пояс пистолет. Если Николай потеряет самообладание, подумал Мохов, он будет стрелять. Иного выхода нет, этот бугай вполне способен убить его одним ударом.

   Они пронзали друг друга взглядами, и Мохов ясно ощущал, идущую от его противника угрозу. Нет, он не собирается рисковать и подставлять себя под удары этого громилы. Он попытался, как можно быстрее вытащить пистолет, но опоздал; пока он совершал свои манипуляции, на него уже угрожающе уставилось дуло другого пистолета.

   Теперь они стояли напротив друг друга, и каждый, словно на дуэли, направлял на противника свой пистолет.

   Внезапно Николай сделал несколько шагов назад, опустил вниз пистолет, и Мохов с облегчением подумал, что на этот раз гроза, кажется, прошла стороной. Интересно, а стал бы он на самом деле стрелять в Николая, если у него был бы твердый шанс опередить его? А если бы он его убил? Он еще никогда никого не убивал. Хотя с другой стороны, что в этом такого, миллионы людей убивают еще большее количество миллионов других людей. А раз так, то он должен при любых обстоятельствах всегда оказываться в числе первых, а не вторых.

   – Мы, кажется, немного погорячились, – принужденно улыбнулся Мохов. – Ей богу, нет на свете женщины, из-за которой мужчинам стоило бы палить друг в друга.

   – Вы должны извиниться перед ней? – вдруг проговорил Николай.

   – Извиниться? – Мохов даже почувствовал, что на миг онемел от изумления. – За что же я должен, по-твоему, извиняться?

   – Вы оскорбили её.

   – Оскорбил? – На это раз изумление Мохова было целиком притворным. – В чем же скажи мне на милость состоит, по-твоему, мое оскорбление?

   – Вы отлично все понимаете.

   – Хорошо, пусть так, – принужденно усмехнулся Мохов. – Но ведь она ничего не слышала.

   – Я слышал.

   – Вот как, любопытно. А ты значит её рыцарь. Не знал, что в мире еще сохранился такой реликт. Ну а если я откажусь извиняться?

   Николай посмотрел на него прямым и непримиримым взглядом, и у Мохова отпали все сомнения; он понял, что извиняться ему все-таки придется.

   – Я заставлю вас, – сказал Николай.

   – Каким образом, ты отказываешься выполнять обязанности моего телохранителя?

   – Нет, это не имеет к этому отношение. Я как был, так и остаюсь вашим телохранителем.

   – Тогда я не совсем понимаю, каким образом ты это сделаешь.

   – Я сделаю это, не беспокойтесь, – едва заметно усмехнулся Николай.

   Несколько секунд Мохов молчал, делая вид, что обдумывает его слова. На самом деле он размышлял о другом: как ему отомстить забывшему свое место в жизни этому наглецу. Конечно, не сейчас, а тогда, когда кончится вся эта злополучная история, и он вновь почувствует себя в безопасности. Однако пока никаких плодотворных идей на этот счет в голову не приходило. Это огорчало Мохова, так как оставляло неутоленным все более возрастающее, как на дрожжах, желание мести. Но он знал себя и потому не сомневался, что он непременно что-нибудь да придумает. Еще не было случая, чтобы он не находил бы выхода из положения.

   – Ладно, ты прав, я извинюсь, – примирительно проговорил Мохов. – И, надеюсь, на этом наше маленькое недоразумение будет исчерпано. А теперь поехали.

   Замечательный ему попался телохранитель, думал, сидя в машине Мохов, поглядывая на все также невозмутимый профиль Николая. Когда он брал его на работу, то и не подозревал о наличие в нем таких замечательных качеств. Откуда это все в этом парне, непонятно. И что он хочет этим доказать? Или ничего не хочет, просто такая натура? Надо сказать, дурацкая натура. И он еще пожалеет об этой разыгравшейся в перелеске сцене. Мохов явственно представил наставленное на него дуло пистолета и невольно вздрогнул. А ведь Николай вполне мог и выстрелить, ради принципа он готов пойти на все. С одной стороны такой человек самый надежный, но с другой – очень опасный. Все зависит от того, как повернутся обстоятельства, в какую сторону окажется направленным его оружие.

   – Скажи, Николай, тебе на самом деле нравится Надежда? – спросил Мохов.

   – Это мое дело, – по-прежнему не оборачиваясь в его сторону, отозвался Николай.

   – А мне казалось, что ты глаз положил на её дочку. А тут нра пути вдруг оказалась мама, согласись, как-то получается не слишком красиво.

   Лицо Николая напряглось, и Мохов понял, что угодил прямо в болевой нерв. Значит, в эту точку теперь можно будет бить постоянно. Что ж, это замечательно, наконец-то он нашел хоть какое-то оружие против него. Мохов поймал себя на том, что радуется этому приобретению, отныне он больше тоже не безоружен против своего телохранителя.

   – Нет уж, Николай, если ты такой принципиальный, то ответь мне, как ты допустил, что любишь одну, а спишь с другой. Или давай договоримся, что ты такой, как все, или объясни мне, что ты по этому поводу думаешь.

   – Это мое дело, патрон, я уже говорил, что не хочу обсуждать эту тему. Я сам разберусь в себе.

   – Ну, уж нет, если ты не желаешь обсуждать эту тему, то тогда ты не вправе требовать от меня извинений. Я даже не знаю, нравится ли тебе Надюша.

   – Она замечательная женщина.

   – Замечательная женщина – это очень туманная характеристика. Замечательных женщин много, но ты не можешь же спать с каждой из них. А с ней ты переспал.

   – Она этого захотела, а я не смог ей отказать, – как-то неохотно вдруг произнес Николай.

   Мохов громко рассмеялся.

   – Такого великолепного ответа я даже от тебя не ожидал. Не знаю, отдаешь ли ты себе отчет в том, что, учитывая твоя богатырскую внешность, желающих узнать тебя поближе женщин, окажется несметное число. И если ты никому не сможешь отказывать, то даже с твоим здоровьем тебя надолго не хватит.

   – Не волнуйтесь, ничего подобного со мной больше не случится.

   – Вот как, сразу после того, как ты ее трахнул, ты, испытывая муки раскаяния, принял монашеский обет?

   – Никакого обета я не принимал, я просто решил, что никогда больше не буду с женщиной, которую не люблю.

   – Ты налагаешь на себя тяжелое обязательство. Не боишься, что остаток жизни вообще проведешь без женщин.

   – Почему вы так думаете?

   – Да потому что найти женщину, которую действительно любишь, практически невозможно. В лучшем случае это удается одному из тысячи. И то я в этом далеко мне уверен. Что ты будешь делать, если окажется, что ты не принадлежишь к этим редким счастливцам?

   – Буду жить без женщины.

   – Ты собираешься пробавляться онанизмом, – вдруг загоготал Мохов. Внезапно Николай резко повернул голову к нему, и смех комом застрял у него в горле. – Я пошутил. Но мне кажется, ты не представляешь, на что обрекаешь себя. Стоит ли быть столь непреклонным?

   – Я сам решаю, каким мне быть.

   – Каждый решает, каким ему быть. Важно только потом об этом не пожалеть. Ты не боишься, что однажды проклянешь себя за свое решение?

   – Может быть. Я не знаю, что случится в будущем, я стараюсь жить настоящим.

   – Это мудро. Но совсем не думать о будущем – глупо. Я тоже не большой любитель размышлять о том, что случится через много лет, но иногда приходиться все же это делать. Иначе можно проиграть все.

   – Вас что очень заботит мое будущее. Давайте договоримся, пусть каждый оставит будущего другого в покое.

   Мохов в очередной раз почувствовал, как наливается злостью. Нет, эти дерзости ему так не пройдут, придет время, и он ответит за все. Но пока придется терпеть. Терпеть да еще извиняться, добавил про себя Мохов, увидев, что их машина въехала в дачный поселок.

   – Ты хочешь, чтобы я извинился прямо сейчас? – спросил Мохов, когда они подкатили к дому Надин.

   – Да.

   – Что ж, слушаю и повинуюсь, пойду извиняться.

   Они вошли в дом и сразу увидели сидящую на веранде Надин. Перед ней стояла полупустая чашечка кофе, в руках дымилась сигарета.

   – Как съездили? – спросила она. – Кофе не желаете?

   – Желаем, – сказал Мохов, садясь напротив нее. – Только перед тем, как выпить чашечку кофе, я должен совершить обряд покаяния и извиниться перед тобой.

   – Ты разве передо мной в чем-то провинился?

   – Раз извиняюсь, значит, провинился, – усмехнулся Мохов. – В связи с происходившими сегодняшней ночью некоторыми событиями, я допустил по отношению к тебе ряд не слишком лестных высказываний.

   Надин почувствовала, как ее лицо заливается пунцовый краской. Давно она так не краснела, наверное, еще с юношеской поры, когда однажды услышанное ею сорвавшееся с губ взрослого чересчур вольное словцо заставило ее лицо мгновенно окраситься в сплошной огненный пурпур. Она взглянула на Николая и поняла, что извинения Олега – это его работа. Она почувствовала признательность к нему и все же она бы предпочла, чтобы этого эпизода никогда бы не было. А она по наивности надеялась, что никто не заметил, что они провели ночь вместе. Интересно, знает ли об этом дочь? А что если она никогда ей этого не простит? Но если не знает, то не сболтнет ли ненароком Олег? Чем не замечательный повод, дабы досадить ей.

   – Не будем говорить об этом, – попыталась улыбнуться как можно шире и беспечней Надин, – большинство мужчин – просто невероятные охальники. Так что меня это не удивляет, они и сами не рады, да ничего не могут с собой поделать.

   – Я просто в восхищение оттого, что ты столь глубоко постигла мужскую природу. Даже лучше некоторых мужчин, – метнул Мохов стрелу в своего телохранителя.

   – Это единственный способ не погореть в отношениях с вами; если женщина не понимает своих мужчин лучше, чем они сами себя, то она всегда будет проигравшей стороной.

   – Да в тебе говорит сама мудрость, – засмеялся Мохов, в восхищении хлопая себя по колену. – Но и тогда и мужчины должны знать лучше женщин, чем знают женщины сами себя.

   – Вовсе нет, дорогой Олег. Если мужчина будет слишком хорошо знать женщину, он никогда ее не полюбит; его в ней привлекает загадочность. А загадочность – это на самом деле хитрый способ не замечать ее недостатки. Иначе она будет выглядеть в его глазах слишком скучной и обыденной. А скука и обыденность – два смертельных врага любви.

   – А ты, я вижу, большой знаток этих вопросов, – оценивающе посмотрел Мохов на нее.

   – В самом деле, – засмеялась Надин, – в свое время я много занималась ими. Я могу даже тебе сказать, что к этим вопросам у меня был в какой-то степени профессиональный интерес.

   – Вот как, – неопределенно сказал Мохов.

   Он вдруг почувствовал, что у него пропало желание продолжать этот разговор. Ему захотелось спать, прошлая ночь оказалась у него наполовину бессонной; переживания из-за неудачи с Патрицией отгоняли от него сон. Он даже сам удивлялся, почему он столь остро переживает свое поражение. Он неожиданно ощутил себя старым, лучшие годы улетели как птицы осенью, куда-то далеко, но только в отличие от них уже никогда не вернутся. До этого момента у него не возникало ощущения, что жизнь, как машина под горку, начинает катиться под уклон, ему казалось, что ключ его сил и желаний будет бить еще долго и напористо. Но он, кажется, несколько переоценил свои возможности, не заметил вовремя, что плывет отныне по другой реке и в другой лодке, где и вода холодней и течение медленней. Неужели все лучшее у него уже позади, а впереди только мрак и стужа увядания. Он взглянул на Николая и позавидовал ему: вот кого ждет еще столько наслаждений и удовольствий, даже Надя – это, судя по всему, прожженная баба, прошедшая сквозь огонь, воду и бог знает еще через чего, и то польстилась на его надо прямо признаться весьма замечательные прелести.

   – Я пойду, отдохну, – вдруг произнес Мохов таким вялым и бесцветным голосом, что Надин и Николай одновременно удивленно взглянули на него.

   Они остались одни на веранде. Надин вдруг ощутила такое волнение, что ей даже было трудно начать разговор. Она вдруг представила его в качестве своего мужа; вот они встают утром, она готовит ему кофе, провожает на работу, вечером встречает, расспрашивает о делах, кормит ужином, а потом их ожидает волшебная ночь любви. Она сходит с ума или не сходит, самое интересное, что она сама этого не знает. Что же ей делать в этой ситуации, очень трудно выбрать решение, когда тебя буквально на части рвут прямо противоположные желания и мысли.

   – Спасибо тебе, Николай.

   – За что?

   – За то, что заставил его извиниться.

   – Мне показалось, что тебе это не доставило удовольствие. Наверное, я допустил ошибку.

   – Да нет, ты правильно поступил, что заставил этого хама принести извинения. Могу себе представить, в каких выражениях он обо всем этом говорил. И все же не очень приятно, когда ты узнаешь, то, что ты хотела скрыть, известно другим.

   – Это не я сказал.

   – Я в этом не сомневалась. Но это не отразится на ваших отношениях?

   Николай пожал плечами.

   – Это его проблемы.

   – Хорошо, если так.

   – А на наших?

   Николай опустил голову.

   – Понятно, – произнесла Надин. – Я, наверное, выгляжу в твоих глазах смешной: старая баба, как глупая девчонка, влюбилась в молодого мужчину. Со стороны зрелище так ну просто комическое.

   – Поверь, это совсем не так.

   – А как? – раздраженно воскликнула она.

   – Ты мне очень нравишься, ты замечательная женщина.

   – Когда мужчина говорит женщине, что она замечательная, но при этом не желает иметь с ней никаких дел, то это означает, что он просто посылает её к черту.

   – Я говорю то, что думаю. Я не посылаю тебя к черту. А если захочу послать, то сделаю это прямым текстом. Ты действительно мне очень нравишься. Но я знаю и другое, ты не тот человек, которого я полюблю. И дело тут не в разнице возраста или в чем-то еще, просто мы не подходим друг к другу. Мы совершенно разные, мы из других миров. Разве ты этого не ощущаешь? То, что ты ко мне сейчас испытываешь, очень скоро пройдет. И потом ты долго и мучительно будешь искать предлога, как избавиться от меня. Я так не хочу. Я не вещь, которой после того, как попользовались, выбрасывают за порог.

   А он вовсе не так наивен, как иногда кажется, подумала Надин. У него есть своя, только ему присущая мудрость. И она заключается в том, что он лучше многих понимает себя. А вот она, несмотря на свой ум, по-настоящему себя так и не изучила. Да, никогда этим и не занималась, вернее, занималась лишь в той степени, в какой требовали от нее различные обстоятельства ее бурной жизни.

   – Даже если ты и прав, это не причина для расставания. Мы можем быть вместе очень недолго, а когда заскучаем, расстанемся. Но это будет настоящая страсть. Мы будем помнить о ней всю нашу жизнь. Разве только ради этого не стоит отдастся ей?

   – Нет, Надя, я так не хочу. Пожалуйста, прости меня.

   Он встал и, не прощаясь, даже не кивнув головой, вошел внутрь дома. Ни перед кем я еще так не унижалась, так открыто не предлагала себя, как перед ним, подумала Надин. Что она сейчас испытывает к нему: любовь или ненависть? Между этими чувствами всегда такое маленькое расстояние, достаточно одного шажка, чтобы с одной полянки, где растут яркие красивые цветы, перейти на другую, полную шипящих змей и ядовитых грибов. Единственное, что сейчас она понимает, так это то, с каким бы удовольствием она вцепилась в его сильную мускулистую шею своими остро отточенными ногтями. И с не меньшим бы наслаждением она бы прижала свои губы к его молодому страстному рту. Все зависит только от обстоятельств.

   Внезапно громкие крики, донесшиеся до неё из сада, прервали ее размышления. Стараясь не привлекать к себе внимание, она открыла дверь веранды и изумленно замерла на месте. Она даже не сразу поняла, чем занимаются Чижов и Антонина, а когда поняла, то не поверила своим глазам – они, словно маленькие дети, играли в прятки. Очередь прятаться выпала Антонине; Чижов, чтобы ничего не видеть вокруг, закрыл лицо руками и для усиления эффекта вдобавок прислонился к дереву; Антонина же в поисках укрытия металась между яблонь. Наконец она шмыгнула за старый, полуразвалившийся сарай и громко, но при этом кокетливо завопила: «Ленечка, ищи меня».

   Чижов открыл глаза, внимательно обвел ими вокруг себя, а затем стал обходить участок, заглядывая во все уголки, ища место, где мог бы спрятаться его напарник по игре. Искал Антонину Чижов основательно и добросовестно и явно был поглощен этим важным делом целиком. Надин тоже спряталась, ей не хотелось, чтобы Чижов заметил бы ее; гораздо интересней ей было наблюдать за ним скрытно. И это серьезный философ, доктор наук, который как малый ребенок самозабвенно играет в прятки, думала Надин. Более чем любопытная метаморфоза.

   Чижов после напряженных поисков обнаружил Антонину, они помчались наперегонки, дабы первому успеть постучать по дереву. Во время этого спринтерского забега, они налетели друг на друга и, громко хохоча, повалились на траву. Они лежали на земле и продолжали радостно смеяться. Пожалуй, мне пора нарушить эту идиллию, решила Надин, и выступила из своего укрытия.

   Несколько мгновений все молча смотрели друг на друга, однако к удивлению Надин ни Антонина, ни Чижов не испытывали никакого смущения от того, что она застукала их за таким несерьезным занятием да еще в таком положении. Наоборот, улыбка на лице Чижова стала еще шире, а на лице Антонины – еще ехидней.

   – Надюша, не хочешь с нами поиграть в прятки, – вдруг предложил Чижов.

   У Надин неожиданно мелькнула мысль: а почему бы и не согласиться. Попробовать понять, какие чувства она будет испытывать при этом. Может, она будет такой же счастливой, как эта удивительная пара. Но нет, она еще не созрела для подобных игр.

   – Спасибо, Ленечка, я что-то сегодня не совсем в форме, я как-то немного отвыкла от таких игр.

   – Я тоже так думал, но оказывается это все абсолютная ерунда. Ни от чего мы с тобой не отвыкли, меня Антонина в этом убедила и оказалась совершенно права. Просто мы привыкли подавлять наши желания, если мы взрослые, то считаем, что непременно должны играть только во взрослые игры. Хотя почему эти игры мы относим к взрослым, непонятно. По крайней мере смысла в них ничуть не больше. Уж поверь мне, в этом я кое-что понимаю.

   – Может быть, ты и прав, Ленчик, но в любом случае тебе повезло, рядом с тобой оказался такой замечательный человек, который открыл тебе эту великую истину, – не скрывая сарказма, произнесла Надин. – А вот рядом со мной такого человека к великому моему сожалению не оказалось.

   – И не окажется, – уверенно проговорила Антонина. – А хочешь, скажу почему.

   – Сделай великое одолжение, просвети.

   – А все потому, что ты в душе гордячка, это с виду ты ведешь себя с другими на равных, а на самом деле ты считаешь себя выше всех. Разве может такая великая женщина, как ты, спуститься до того, чтобы просто так, безо всякой грандиозной цели поиграть в прятки. Да ни в жизнь, скорей луна упадет на землю, чем ты позволишь себе такое.

   Несколько мгновений Надин молча созерцала по-прежнему удобно раскинувшуюся на траве Антонину.

   – Ты не боишься простудиться, земля может быть холодной, – сказала она.

   – Не волнуйся, у меня крепкое здоровье, чего и тебе желаю.

   – В самом деле, давай встанем, – примирительно сказал Чижов. – Я что-то немного устал. Надюша, ты не побалуешь нас чашечкой кофе.

   – Мой долг хозяйки повелевает мне выполнять все просьбы моих гостей.

   Надин принесла на подносе три чашечки кофе. Она вошла на веранду и увидела, что Чижов и Антонина удобно устроились рядом, воркуют, как два голубка, при этом Чижов нежно держит в своей руке её ладонь. Она поставила перед влюбленными кофе, хотя когда она приблизилась к Антонине, то у неё возникло отчетливое желание полить напитком ей голову. Однако она погасила этот свой благородный порыв и тоже села в шезлонг. Чтобы успокоиться, она закурила сигарету, и тут же Антонина тоже окатила себя сизым дымом. Она демонстративно стала выпускать его в направлении Надин.

   Черт с ней, подумала Надин, буду делать вид, как будто бы ее нет рядом. Это должно ее сильно задевать и злить.

   – Знаешь, Ленечка, давно не встречала человека, у которого на лице просто светится надпись: «я счастлив». Неужели это ты, наш угрюмый философ?

   Чижов довольно заржал, причем, это было именно ржание, а не смех, с каким-то странным нечеловеческим подвыванием.

   – Ты абсолютно права, я действительно никогда не был так счастлив. Я тебе, Надюша, скажу больше, именно теперь я стал настоящим философом.