Текст книги "Острова на реке (СИ)"
Автор книги: Владимир Гурвич
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]
Николай тяжело вздохнул и ничего не ответил, но Надин поняла, что его вздох как раз и был утвердительным ответом на ее вопрос.
– Ты обиделась? – с ноткой раскаяния в голосе спросил он.
– А ты как думаешь?
– Но ведь и ты не любишь меня.
– Откуда ты знаешь про мои чувства.
– Мне так кажется. Это минутное увлечение.
Надин немного помолчала.
– Я и сама не знаю, как я к тебе отношусь. Но ты мне очень нравишься, давно мне не нравился никто, как ты. И поверь, это связано не только с постелью. В тебе есть какая-то важная отличительная особенность, ты много значишь сам для самого себя. Ты хочешь себя уважать. А это в мужчинах встречается нечасто, обычно они довольствуются тем, что уважают их. А про то, как они относятся к себе сами, заслуживают ли они самоуважение, предпочитают не думать. Может быть, поэтому с тобой чувствуешь себя очень защищенной. такие люди не могут быть предателями. – Внезапно она встрепенулась. – Я только сейчас поняла, ведь это действительно твое призвание – быть телохранителем. Ты не только по должности телохранитель, ты такой по своей сути. Как жаль, что между нами такая разница в возрасте. Послушай, а может, плюнуть на неё, встречаются и такие пары. Тебя же не испугают общественные предрассудки.
– А Патриция?
– Патриция. У неё свою жизнь, она сама скоро выйдет замуж. – Она взглянула на него и по лицу Николая прочитала его мысли. – Ты влюблен в Патрицию?
– Да, мне она понравилась сразу, как только я ее увидел. У меня было такое чувство, что именно эту девушку я и ищу.
– Но пойми, Патриция еще совсем ребенок, она еще совсем не оформилась ни как женщина, ни как человек. Ей нужны годы и годы.
– Я не тороплюсь.
– Зато я тороплюсь, – со злостью сказала она. – Хорошо иди, я больше тебя не держу. Посмотри, не случилось ли чего-нибудь с нашим дорогим Олегом, не обрызгал ли он себя шампанским. Кажется, сегодня он активно его поглощал.
Николай ничего не ответил, он встал и начал спокойно, но быстро одеваться. Она молча наблюдала за тем, как скрывается в одежде его великолепное мускулистое тело.
Одевшись, он подошел к ней и поцеловал в щеку.
– Мне было с тобой очень хорошо. Пожалуйста, прости.
Но она ничего не ответила, эти его слова уже не имели для нее никакого значения.
_ _ _
Надин сидела на веранде, курила сигарету и наблюдала, как выползают из своих нор их обитатели. К её удивлению первой появилась пара Чижов и Антонина. Они гордо прошествовали к своим местам и, сев рядом друг с другом, принялись активно болтать. Бог мой, да они спелись, изумленно думала Надин. Вот уж чего она не ожидала, так образование этого странного альянса. Просто удивительно, как они могут находиться вместе, да еще чувствовать себя счастливыми. Что их может объединить? Что может быть общего у глубокомысленного Чижова, всю жизнь проведшего в изучение философских свитков, с этой дурой, способной изрыгать из себя только самые убогие мыслишки? Нет, сколько она не изучает людей, а понять их невозможно. И никому, кажется, это не под силу, пожалуй, лишь данное обстоятельство только её и утешает.
Появился Мохов, за ним следом шел Николай. И мысли Надин мгновенно, как про повороте ручки приемника, переключились на другую волну. Мохов казался очень угрюмым, она заметила, что он даже был не очень чисто выбрит – такую небрежность он себе еще не позволял. Он кивнул всем головой, сел на шезлонг и закурил, рассеянно водя глазами по веранде. Он явно не испытывал никакого стремления к общению.
Что у них вчера вечером произошло с Патрицией, она еще не успела переговорить с дочерью. Но судя по виду её ухажера, он потерпел оглушительное фиаско. Олег, Олег, до чего же у тебя больное самолюбие, неудача у женщины полностью сокрушает тебя. Привык чувствовать всегда и везде себя победителем, а потому любой проигрыш превращается для него в трагедию.
И все же гораздо в большей степени её сейчас волновало другое. Она старалась не смотреть прямым взглядом на Николая, однако краешками глаз не выпускала его из виду. Она видела, что и Николай в свою очередь тоже старается особенно не поворачивать голову в её сторону, но она шестым чувством ощущала, как он напряжен. У нее вдруг возникло желание подойти к нему, провести рукой по его богатырской груди, снять напряжение. Если бы они находились на веранде одни, она бы непременно так и поступила. С каждой минутой она все яснее сознавала, что для неё все оказалось гораздо сложней, это не просто мимолетное увлечение, на что она надеялась еще вчера, а нечто гораздо более глубокое. В Николае она встретила то, что тщетно пыталась найти в других своих партнерах; внутри него было заключено настоящее мужское ядро; это был человек, который шел по жизни исключительно своим курсом. Сколько она на своем пути сталкивалась с мужчинами и неглупыми, и богатыми, и даже вполне благородными, но все они имели один и тот же изъян – в них не было собственного стержня. Они были готовы идти служить любому, кто брал их на службу, всем своим видом и поведением они умоляли женщину пустить их в свою жизнь и постель, а если этого не происходило, долго и жалобно молили об этом, подобно собаке, которую не пускает домой хозяин. Эти люди по своей природе были просителями, они просили у мира признать их таланты, просили заплатить им за это деньги, а если получали отказ, то тут же оказывались целиком сокрушенными. Они подсознательно считали, что все им должны, а они – никому, они считали, что только одно их появление на свет уже радостное для всех событие, и мир обязан оплачивать их в нем пребывание. Может быть, потому, что она всё это видела и понимала, она так никого по-настоящему и не полюбила, кочевала, как номад по пустыне от одного источника к другому, из одних объятий в другие, но нигде так и не сумела утолить свою жажду, нигде не испытала подлинного наслаждения. И то, что случилось вчера, нельзя сравнивать ни с чем из того, что было раньше, её посетили совсем иные по остроте ощущения, иные по глубине переживания.
Она понимала, что вчерашний вечер надолго унес у нее покой и ясность восприятия действительности, отныне она всё будет видеть через призму того чувства, что свило гнездо в её душе. Но что ей делать дальше? Ей совершенно плевать на разницу в возрасте, она и раньше не придавала этому фактору большого значения, а сейчас окончательно поняла, что он вообще не играет никакой роли. Возраст – это такая же условность, как и все остальное, если два человека стремятся друг к другу, то уж не этому препятствию их останавливать. Но проблема в том, что в её случае стремится к нему только она, а он стремится совсем к другой женщине, вернее к девушке, к её дочери. Но может ли она вставать у нее на пути?
Появились Алена и Максаков. Они расположились рядом друг с другом на шезлонгах; Алену тут же повернулась к своему кавалеру, но Максаков, как всегда, смотрел прямо перед собой и не обращал ни на кого внимания. Ей пора поинтересоваться поближе, что у них происходит, отметила мысленной галочкой Надин, её личные переживания не должны мешать выполнению ею своего плана.
Последним показался Анин. Пожалуй, у него одного здесь не возникает никаких проблем, такое чувство, что, покинув этот мир, он их всех оставил в нем. Но так ли это? Не пора ли проверить, насколько он неуязвим?
После завтрака все разбрелись кто куда. Максаков встал, чтобы отправиться в свою комнату, но его остановил голос Алены.
– Сережа, давай не пойдем в комнату, почему бы нам не пройтись с тобой. Хотя бы в лес.
Максаков посмотрел на нее и усмехнулся.
– Боишься, что я напьюсь. Хочешь увести меня подальше от бутылки.
– А если и так.
Максаков несколько секунд стоял в нерешительности, явно не зная, какое принять решение. Алена подошла к нему и ласково взяла за руку.
– Я тебя очень прошу, пойдем со мной. Или ты хочешь, чтобы я отправилась в лес одна?
Максаков неопределенно пожал плечами, а затем как бы нехотя поплелся за ней.
Лес находился недалеко от поселка, за большим не засеянном полем. Они медленно шли по нему, ноги заплетались в заросших травой бороздах. Несколько раз Максаков спотыкался, и Алена боялась, что он повернет назад. Но он молча шел в направлении густой зеленой полосы, и лишь изредка громко, не обращая внимания на её присутствие, чертыхался.
Они вошли в царство деревьев, и Алена замерла, пораженная красотой открывшегося ей вида. Здесь росли в основном сосны и березы, и это сочетание прямых, устремленных вверх с зеленой короной на голове стволов, и светлых с грустными траурными полосками невысоких берез, привело ее в состояние какого-то сказочного экстаза. Она знала про себя, что очень любит природу, хотя и нечасто выезжала на нее, так как Олег был совершенно к ней равнодушен, а одна она как-то не отваживалась на такие вылазки. И сейчас жалела об этом, может быть, если бы она чаще бывала в лесу, дышала бы ароматом его воздуха, то многие проблемы ее жизни не казались бы ей столь печальными и неразрешимыми. Её беда заключалась в том, что все это время она прожила как бы без подзарядки от чего-то великого и вечного, питалась исключительно своими силами, которые с каждым прожитым годом таяли, словно горящая свеча. А ведь решение многих мучающих ее вопросов гораздо ближе, чем она думала до сих пор; значительная доля из них – это не что иное, как фантомы разума, обступившие её плотной толпою со всех сторон. И ей потребовалось попасть сюда, чтобы осознать этот в общем-то простой и очевидный факт. Хотя и раньше она предполагала, что это именно так, но эти её предположения были чересчур робким; она сама как бы не верила им. Но сейчас все, наконец, изменилось, у нее такое ощущение, что обступавший ее со всех сторон туман, начал постепенно рассеиваться. И хотя до ясной погоды еще далеко, солнце пока скрыто в густой дымки, но оно уже начинает проглядывать сквозь во многом еще непроницаемую завесу туч. А это уже немало.
Алена подбежала к березе и встала рядом с ней.
– Смотри, две березки, какая тебе больше нравится?
Максаков без улыбки посмотрел на нее и ничего не ответил.
– Неужели, Сереженька, ты совершенно равнодушен к этой красоте? Ну посмотри, оглянись вокруг. Тебя это не трогает?
Максаков продолжал молча смотреть на нее, и ей показалось, как в какой-то момент что-то дрогнуло в его лице. Поспешно он достал сигарету и выпустил сизую струйку дыма в пропахший хвойным ароматом воздух.
Алена задумчиво подошла к нему и несколько минут они молча пробирались между деревьями.
– Сереженька, уже несколько дней мы вместе живем, спим в одной постели, но при этом почти не разговариваем. Так, только одни служебные слова. Неужели нам больше нечего сказать? Я никогда с этим не соглашусь.
Максаков по-прежнему молчал, одна сигарета у него догорела, и он тут же извлек из кармана новую.
– Почему ты молчишь, молчишь в комнате, молчишь здесь. Неужели ты полагаешь, что если ты будешь молчать, то тебе станет легче.
Внезапно он резко остановился и зло посмотрел на неё.
– А ты что не понимаешь, что я в своей жизни уже все сказал. У меня не осталось слов. Чего я должен еще говорить? Чего? Скажи, я повторю.
– Да ты, Сереженька, еще ничегошеньки не сказал. На самом деле ты всю жизнь молчал, ты только собирался говорить. И ты действительно забыл многие слова. Но ты можешь их вспомнить. Начни прямо сейчас. Почему ты не можешь выразить восхищение этим лесом. А ведь это и есть самое главное в жизни. Когда ты идешь по этому лесу и чувствуешь счастье только оттого, что видишь все то, что вокруг тебя. И большего-то ничего не надо. Все остальное просто лишнее, оно лишь мешает. Даже сосчитать невозможно, сколько всего нам мешает. А мы все увеличиваем и увеличиваем число этих помех. Вот и мы с тобой за эти дни только и делаем, что создаем все новые и новые препятствия для того, чтобы нам было бы хорошо друг с другом. А зачем?
– Затем, чтобы все это кончилось. И ты это отлично знаешь. И меня просто бесит это твое нарочитое восхищение первобытной природой. Да, тут красиво, я не слепой, чтобы этого не видеть. Но какое отношение эта красота имеет к моей жизни. Разве ты не понимаешь, что мы с ней по отдельности. Она сама по себе, я – сам по себе.
– В том-то все и дело, Сережнька. Знаешь, мне даже самой странно, как я много сейчас поняла в этом лесу. Как будто все это копилось во мне и вдруг прорвалось. И так сразу стало хорошо, будто и не было всех этих бесцельных лет. А может, они и не были бесцельны, Сереженька, если помогли мне все это постичь. Было бы гораздо ужаснее, если бы ничего подобного не случилось, и я оставалась такой же слепой.
Они вышли на небольшую поляну, которую устилал ковер из разноцветных цветов. Эта мозаика красок была так замечательна, что даже Максаков замер на месте и несколько секунд молча смотрел на этот огромную, устроенную природой экибану.
– Какая красотища! – радостно воскликнула Алена и бросилась ничком на этот красочный настил. – Ложись рядом со мной, – позвала она своего спутника.
Максаков послушно прилег рядом с ней.
– Смотри, какое замечательно голубое небо, какой чистый цвет. Мне кажется, я бы могла смотреть в него сутками.
– Кто же тебе мешает? По-моему у тебя для этого есть все возможности. – В доселе бесстрастном голосе Максакова прозвучали отзвуки насмешки.
– Мешаешь ты.
– Я? Интересно, каким же образом. Я даже согласен сюда носить тебе пищу. Пожалуйста, только смотри, пусть ничего тебя не отвлекает. А надоест лежать на земле, принесу раскладушку. У Нади поди она есть. У нее почему-то все есть. Никогда раньше не встречал человека, у которого есть все необходимое на все случаи жизни. Даже у твоего бывшего благоверного нету всего, например, жены. Наверное, он бесится из-за того, что ты сбежала от него?
– Наверное. Иногда мне бывает даже немного жалко его. Он сам не замечает, что у него появляется такой вид, как у ребенка, которому все время давали сладкое, а затем внезапно перестали давать. И он никак не может свыкнуться с этой потерей.
– Свыкнется, – хмуро сказал Максаков.
– Надеюсь. А знаешь, мне нравится твоя идея насчет раскладушки. Если ты будешь все это время со мной, то я согласна.
– Я люблю комфорт, – усмехнулся он, – это единственное удовольствие, что у меня еще осталось. Поэтому комнатка в доме Нади мне как-то милей.
– А мне все равно есть комфорт или нет комфорта. Я много лет прожила в полном комфорте и поняла, что все это не имеет ровным счетом никакого значения. Несчастной можно чувствовать в любой ситуации. И счастливой – тоже. Оказывается, для этого не нужно ничего. Ты просто счастлива – и все. И какое отношение к моему счастью имеют деньги, дома, квартиры, успех, секс. Все это только мешает, отвлекает от счастья. Мне хочется сейчас вскочить и бегать, бегать, как будто мне двенадцать лет.
– Но пока ты не бегаешь, а лежишь.
Внезапно Алена поднялась и бросилась вперед. Сбросив сандалии, она бегала босиком по поляне, танцевала, что-то напевала, потом без сил падала на траву, вновь вскакивала и снова носилась по цветному настилу. Наконец утомившись окончательно, она вновь легла рядом с Максаковым.
– Как было хорошо, ты даже, Сереженька, не представляешь, как было хорошо, – задумчиво произнесла Алена. – У меня такое ощущение, будто я сбросила с себя какой-то тяжелый груз. Сережа, но неужели ты ничего сейчас не чувствуешь?
– Чувствую, начинает сильно припекать.
– Ты все врешь, вернее, ты сознательно не желаешь выходить из своей раковины. Ты так привык к своему несчастью, что уже не хочешь ничего иного. Ты отравил свой мозг мыслями о том, что все кончено. И когда тебе говорят, что ничего не кончено, а все только-только начинается, ты готов возненавидеть этого человека, как злейшего врага. А ведь все так замечательно, мы так долго стремились друг к другу – и наконец вместе. Мы не можем заниматься любовью, но мы можем любить. Но неужели для нас любовь сводится только к одному, как у собак или кошек. Да и то у них отношения более разносторонние. А мы же с тобой люди, про нас говорят, что мы вершина эволюции, а ведем себя хуже неразумных животных. Ты закрылся внутри себя и не хочешь ничего видеть. Ты боишься красоты, боишься всего, потому что понимаешь, что в глубине души твои болячки ничего не значат. Ну не получился из тебя режиссер, да мало ли тех из кого не получился писатель, поэт, художник, бог весть кто еще. Но почему надо превращать это непременно в трагедию. А хочешь, я скажу, почему. Потому что так легче всего, нет ничего проще, чем быть несчастным или обиженным. Гораздо легче стать хорошим режиссером, чем преодолеть себя и найти новый импульс для жизни. Чего ты жаждешь, быть известным, знаменитым? А что тебе это шум, поцелуи поклонниц, статьи в газетах. Они не стоят этого леса, это не более чем шум. Поверь мне, когда я увидела тебя снова совершенно сломленного, я ведь в тот момент тоже сломалась. И тоже почувствовала, что дальше ничего нет. Но только в отличие от тебя, я не хотела принимать эту мысль в качестве окончательной, я её сразу же объявила своим злейшим врагом. Люди придумали массу всего, чтобы сделать себя несчастными: изобрели деньги, карьеру, вещи. И вот каждый из нас, едва родившись, бросается в погоню за ними. Мы даже не даем себе времени подумать, зачем мы это делаем и нужна ли нам все эта мишура, как уже оказываемся втянутыми в этот водоворот. И затем он управляет всеми нашими чувствами и поступками. Но почему, Сереженька, так, разве в мире нет ничего другого. Счастье – это состояние души, и мы можем сами добиваться того, чтобы оно было бы в нас постоянно и не зависело бы от внешних обстоятельств. Ведь признайся, что тебе сейчас хорошо, со мной, на этой великолепной поляне. И какая нам разница, что происходит там, вдали, в этом сумасшедшем мире. Там каждый день люди делают себя несчастными, я жила в этом мире и больше не желаю в него возвращаться. Мне хорошо тут, с тобой. – Неожиданно Алена придвинулась к Максакову и крепко обняла его. – Я хочу лежать, прижавшись к тебе – и больше мне ничего не надо.
– Неужели совсем ничего? – насмешливо спросил Максаков.
– Да, когда подлинно любишь, секс становится не нужным. Это всего лишь мимолетное удовольствие, оно никогда не сравниться с возможностью слушать биение твоего сердца. Когда двадцать лет назад ты впервые обнял меня, я почувствовала, что счастье для меня – это чувствовать тебя рядом с собой. Я помню, как мне было достаточно только одного твоего присутствия, чтобы ощущать себя на небесах. Я не знаю, почему это так, но когда я нахожусь в твоих объятиях, меня охватывает какое-то неземное блаженство. Появляется чувство, что ты и я – это одно целое, что я и ты – это какое-то двуединое существо с двумя головами, с двумя парами рук и ног, но с одной душой. И я всегда знала, что и ты ощущаешь того же самое, иначе ты бы не ждал меня столько лет. Поэтому я так мечтала о нашей встрече. Ведь ты стремился ко мне вовсе не для того, чтобы переспать со мной, разве мало других женщин, с кем бы ты мог это сделать. Но никто тебе не мог дать того, что могу дать я. И никто мне не может дать того, что можешь ты дать мне.
– Интересно, что же это?
– Гармонию с самим собой. Если бы все эти годы мы были бы вместе, ты бы не чувствовал себя обделенным из-за своих неудач. Их у тебя просто бы не было, а если бы даже и были бы, то они бы не имели никакого значения, мы бы вместе смеялись над ними. Подумаешь, какое великое дело – неудача. Да их столько у каждого человека, неужели стоит переживать из-за такого пустяка.
– Послушай, Алена, неужели ты и в правду веришь собственным словам? – с нескрываем недоверием спросил Максаков.
– Но на каком основании ты подозреваешь меня в неискренности? Только потому, что тебе это не привычно слушать. Ты так сжился со своим несчастьем, что не желаешь посмотреть на всю ситуацию по-другому. Ты не хочешь верить в то, что можешь быть счастлив. А хочешь, я тебе скажу, почему ты не веришь в это?
– Сделай милость, просвети.
– А ты не знаешь, как себя в этом случае вести. Когда ты несчастен, тебе отлично известно, какие слова надо произносить, какие жесты делать, с каким выражением лица показываться на публике. У тебя все давно отрепетировано, как в спектакле перед премьерой. Ты играешь роль и рад оттого, что тебе эта роль удается. Причем, ты так поглощен своей игрой, что даже уже и не понимаешь, что эта игра, не спорю очень серьезная игра, но игра. Ты выходишь к завтраку на веранде и у тебя уже предварительно состроена хмурая физиономия. Ты сидишь на стуле и ни на кого не обращаешь внимания – все правильно, несчастному человеку не до окружающих, он целиком поглощен своим горем. Едва ты входишь в номер, то непременно первым делом направляешься в бар – несчастный человек просто не может не напиваться вдрызг. Когда к тебе обращаются, ты говоришь какие-то колкости – в самом деле что еще можно услышать от несчастного человека, разве он может поддерживать какой-нибудь пустяшный или не приведи господи веселый разговор. Он может говорить только на кладбищенские темы, да еще о том, как ему не повезло в жизни. И все это происходит день за днем, даже без малюсенького перерыва. Но почему бы однажды хотя бы ради интереса не попробовать в этом репертуаре что-нибудь изменить?
Максаков внимательно смотрел на Алену, и она удивилась странному выражению его лица; оно отражало какое-то внутреннюю борьбу, но кто и с кем там борется, она пока не понимала.
– И что же я по-твоему должен изменить?
– Не знаю, все, что пожелаешь. Например, когда ты входишь на веранду, не смотреть на всех волком, а улыбаться. Найти для каждого хотя бы одно приятное слово.
– Включая и твоего мужа?
– Конечно, почему для него должно быть исключение. Между прочим, он твой друг.
– Таких друзей надо бояться больше, чем врагов.
– Мы сами создаем из друзей врагов, когда начинаем к ним враждебно относиться.
Максаков сел на траву, подтянул к себе колени и закрыл голову руками. Внезапно он посмотрел на Алену.
– Я никогда не думал, что ты такая умная.
– Я тоже не думала, – засмеялась Алена. – Я поумнела, когда поняла, что если ничего не изменить, то однажды все плохо кончится. Я испугалась, прежде всего, за тебя, а потом и за нас. Я почувствовала, что мы делаем что-то не то, что есть какой-то выход из всей ситуации. И пока здесь не оказалась, я его не знала. А лес мне помог. Я увидела, что существует совсем другой мир, где все может быть устроено по иному. И этот мир гораздо прекраснее, чем тот, который сделал нас такими несчастными. Только этот мир нас примет в том случае, если мы войдем в него обновленными, с другими мыслями, с другими чувствами. Не надо ничего добиваться, не надо никуда спешить. Надо просто в нем находиться и наслаждаться тем, что он нам дает.
– Как просто, ты случайно не наслушалась нашего философа; если бы ты сдавала ему экзамен, он бы непременно поставил тебе пять. Да как ты не понимаешь, – внезапно закричал он, – что все это замечательно только здесь! А когда мы возвратимся в дом к нашим старым друзьям, когда мы вернемся в Москву, то нас станут раздирать все те же противоречия. Все пойдет по тому же кругу. Потому что мы так созданы, это сидит в нас по самые пятки. Этих прекрасных иллюзий нам хватит только на несколько дней. А дальше что? Ты не знаешь?
– Ты так не захотел ничего понять, вернее принять, – грустно и тихо проговорила Алена. – У меня такое чувство, как будто ты принял какое-то решение и хочешь любой ценой исполнить его.
Максаков быстро посмотрел на Алену и сразу же отвернулся.
– Я не принимал никаких решений, – глухо сказал он, – но я не верю тому, чему не могу верить. О каком счастье ты говоришь, мы не можем всю оставшуюся жизнь просидеть в объятиях друг друга. Придется иногда отрываться и что-то делать, чтобы не умереть с голода. Я должен буду ходить на свою работу, которую я ненавижу больше всего на свете. Или ты считаешь, что нас должен содержать твой супруг?
– Ты отлично знаешь, что Олег не будет нас содержать. Да я бы ему и не позволила. Да и ты тоже.
– Но раз так, то все, что ты говоришь, абсолютно бессмысленно. Нам не укрыться в золотом шатре нового мира от обшарпанной квартиры с отклеившимися обоями старого мира. Поэтому я предлагаю, давай принимать действительность такой, какая она изволит быть.
– Нет, Сереженька, я не согласна и тебе не дам это сделать. Действительность мы творим сами. Она такая, какой мы её себе представляем. Если мы хотим, чтобы все вокруг было покрыто мраком, так оно и будет, если мы пожелаем, чтобы все лучилось светом, будет повсюду свет. И я не позволю тебе оставаться несчастным. Иначе, какой смысл в моей любви? Я поняла одну важную вещь: любить – это преображать. Если ты не стараешься изменить человека, которого любишь, то все теряет значение.
– Наконец-то мы подошли к главному вопросу. Какой смысл в нашей любви? Давай перестанем говорить друг другу красивые слова: нам надо сказать честно: наша встреча оказалась ошибкой, и чем скорее мы её исправим, тем лучше. И тогда ты сможешь без помех пребывать в своем мире, где все счастливы, как наркоманы после принятия дозы. А мне уж оставь мой с помойками и неудачниками. Договорились?
– Нет, Сереженька, не договорились. Я все решила: я буду делать то, что должна была сделать гораздо раньше. И тебе меня не отговорить.
– Как хочешь, – пожал плечами Максаков. – Но предупреждаю, у тебя ничего не получится. И вообще, тебе не кажется, что пришло время вернуться в старый привычный мир.
– Да, пойдем. – Алена встала, и он поразился, какой она вдруг стала безвольной и безучастной. – Мне так жалко, что ты не захотел ничего понять. Но это только начало, Сереженька. Я уверена, что у нас все получится, – вдруг вновь окреп ее голос.
_ _ _
После завтрака Мохов вернулся в свою комнату, но пробыл там недолго и вышел в сад. Увидев дерево, под кроной которого он вчера вечером безуспешно соблазнял Патрицию, чертыхнулся и вновь вернулся в дом. Но долго находиться и там он не мог, охватившее его внутреннее брожение и беспокойство гоняли его с места на место. У него вдруг появилось очень четкое ощущение, что все, что он с таким трудом построил за жизнь, стремительно, словно здание во время землетрясения, рушится. Сначала неудача с той сделкой, затем уход Алены, теперь позорное поражение с какой-то там молоденькой дурочкой, которая сама должна была повиснуть на нем, как флаг на флагштоке. Что-то разладилось в том механизме, на наладку которого он затратил столько времени, сил и денег. Но главное его не на минуту не покидало предчувствие, что этим все не ограничивается, наоборот, с этого все только начинается и впереди его ждут новые еще более серьезные неприятности и неудачи. О том, почему все эти неприятности и неудачи, словно голодная свора собак, накинулись на него столь дружно, у него не было никакого желания размышлять; что толку в том, если даже он придет к каким-то основополагающим выводам, его волнуют не философский аспект происходящих событий, а то, как исправить создавшееся положение. И самое странное в этой ситуации то, что все началось с момента появления в его кабинете Нади. Как будто она занесла в него все эти вирусы осложнений, что подобно эпидемии обрушились на него. Конечно, он не верит во всю эту чушь вроде мистики и магии, в то, что есть люди, которые одним только своим присутствием приносят несчастье, но в голову само собой заползает желание сравнить ее с ведьмой. Чего она добивается, чего хочет, зачем собрала их тут под кровом своей вновь отстроенной дачи – дворца – непонятно. Он же еще не окончательно свихнулся, чтобы поверить в ее объяснение, будто она вернулась для того, чтобы исполнить ту клятву, что дали они два десятка лет тому назад. Прямо как у Дюма с его мушкетерами. Но он-то не мушкетер, он современный бизнесмен; там, на работе его ждут кучи дел, а он вынужден отсиживаться в этом убежище и принимать участие в каком-то нелепом спектакле, смысл которого не в состоянии уразуметь.
Он вдруг почувствовал тревогу и одновременно ненависть ко всему, что его сейчас окружает. Что происходит у него на работе, он тут как Робинзон на необитаемом острове, изолирован от всего мира, не знает, что творится вокруг. Конечно, его заместитель или как сейчас по модному называют, вице-президент компании – человек надежный и главное преданный ему – он долго искал такого сотрудника – и все-таки уверенным быть до конца он не может ни в чем. Он слишком хорошо знает, что безоговорочно нельзя доверять почти никому, а уж если дело касается больших денег, то уж точно никому. .
Из дома вышла Патриция и, улыбаясь, словно между ними ничего не случилось, направилась прямо в его сторону. Он же вдруг ощутил такой сильный приступ ненависти к ней, что даже испугался силе своего чувства и поспешил уйти. Ему надо как можно скорее позвонить в свой офис, решил он. У него предчувствие, что он узнает что-то новое и не самое приятное.
Мохов без стука вошел в комнату Николая. Тот лежал на кровати и по его сосредоточенному лицу нетрудно было понять, что он о чем-то размышляет.
– Вставай немедленно, – не считая нужным прятать раздражение, произнес Мохов. – Ты тут себе полеживаешь, а со мной может случиться все, что угодно. Или тебе все равно?
– Нет, но мне показалось, что вы хотите остаться одни.
– А тебе не должно ничего казаться, ты должен следовать за мной по пятам, как раб. Ясно тебе? – Злость клокотала в нем, как океан во время бури, и он не знал, что делать с ней, куда её излить. Он понимал, что Николай тут ни причем, более того, заслуживает всяческой похвалы, ибо угадал безмолвный приказ начальника и оставил его ненадолго одного. Но должен же быть кто-то, кто примет на себя удар разбушевавшейся внутри него стихии эмоций.