Текст книги "Острова на реке (СИ)"

Автор книги: Владимир Гурвич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

   – И ты ее больше не любишь? – спросил вдруг Максаков.

   – Люблю, – чуть помедлил с ответом Анин. – Я понял, что обречен ее любить всю жизнь. Только моя любовь изменилась; наше знакомство было неслучайным, мы созданы друг для друга. Но когда мы познакомились, ни я, ни она не могли этого понять, потому что были не готовы к встречи. Мы все воспринимали чересчур традиционно, наш роман развивался по классическим канонам, как у всех. А на самом деле все должно было бы быть по-иному.

   – А ты уверен, что твое решение единственно правильное? – спросила Надин.

   – Что ты имеешь в виду? – с некоторым беспокойством посмотрел на неё Анин.

   – Она хочет сказать, – вдруг вмешался Чижов, – что твое решение порвать со старым миром и прийти в новый, ты принял под воздействием сильного потрясения. Но если вдруг возникнет другое потрясение, не захочешь ли ты вернуться к прежней жизни? Я правильно тебя понял, Надюша?

   – Абсолютно точно, Ленечка.

   Анин обвел всех глазами, чуть дольше задержался на Надин, затем отвел их в сторону.

   – Нет, я долго думал, я не сразу принял это решение. Я понял, что поиск подлинной любви неизбежно ведет к поиску Бога, а найдя Бога, приходишь к любви. Дорога назад для меня закрыта, и я не хочу туда возвращаться.

   – Ты уверен, Саша? – спросила Надин, как-то загадочно смотря на него.

   – Да, Надя.

   – А ты не будешь возражать, если мы это проверим.

   – Я не боюсь ни испытаний, ни искушений, ни соблазнов, – слегка усмехнулся Анин.

   – Что ж, я рада за тебя, хотя и не испытываю той всепоглощающей любви ко всем, о которой ты только что говорил. Наташа, я прошу вас, придите к нам.

   Дверь отворилась, и на веранде появилась стройная молодая женщина. Её нельзя было назвать красавицей, но у нее было очень привлекательный овал лица, мягкий, нежный, и Надин подумала, что Анин прав, когда повествовал об исходившем от неё сиянии. Однако сейчас ее гораздо больше интересовала реакция Анина. Она увидела, как мгновенно побледнел он, затем вскочил со своего места и, не зная, что ему делать дальше, снова сел. Он не отрывал своего взгляда от плывущего между стульев видения, но больше уже не выглядел растерянным, его губы плотно сжались, а брови образовали единую линию, от которой по всему лбу пошли волны складок.

   – Надя, зачем ты это сделала? – вдруг громко сказал он. – Ты не имела на это право.

   – Ты уже испугался, – проговорила Надин, – только что ты был уверен в своих силах, а сейчас уже хочешь свою слабость превратить в мою вину. Если ты уверен в бесповоротности своего решения, извини, Саша, но я не понимаю, что тебя так взволновало. Насколько я понимаю, ты должен оставаться спокойным при любых обстоятельствах.

   Анин посмотрел на Надин долгим взглядом, затем опустил голову вниз.

   – Ты права, – вдруг уже гораздо тише и спокойней произнес он. – Извини меня. И спасибо тебе за то, что пригласила Наташу. Мы давно н виделись и мне многое надо ей сказать. Здравствуй, Наташа, я рад тебя видеть.

   – Здравствуй, Саша, я тоже очень рада, что мы снова встретилась.

   Патриция принесла еще один стул, и Наташа уселась рядом с Аниным. Все молчали, оценивая новый персонаж разыгрываемой с их помощью драмы.

   Первым, как всегда, подал голос Мохов. Он посмотрел на Надин, достал сигарету, сунул ее в рот, но зажигать не стал.

   – Послушай, дорогая Надя, я что-то не совсем понимаю, что здесь происходит. Ну, хорошо, мы все знаем друг друга чертовски много лет, наша замечательная Патриция – твоя дочь, Николай – мой сотрудник. Но почему тут оказалась эта особа. Извините меня, пожалуйста, – Мохов перевел взгляд на Наташу и приложил руку к груди, – я абсолютно ничего не имею против вас, вы мне даже симпатичны, как красивая женщина, но я бы все-таки хотел выяснить у той, кто вас пригласил сюда: что тут все же творится? На каком основании ты вызываешь к нам людей, которые не входят в нашу кампанию. Хотелось бы знать, кого ты приготовила для меня. И откуда ты про всех нас так много знаешь? Ты что собрала на нас досье?

   Надин почувствовала, как тревожно забилось сердце в груди. Она знала, что этот вопрос рано или поздно, но обязательно прозвучит, более того, она была уверена, что задаст его именно Олег. И все же у неё было ощущение, что её застали врасплох.

   – Послушай, Олег, – вдруг почти весело проговорил Чижов, – а если даже и досье, почему бы и нет. Мне, например, чертовски любопытно в него заглянуть.

   – Еще бы, – усмехнулся Мохов, – хочется же знать, кто пожалует к нам следующим и чей это будет гость.

   – А я не желаю обсуждать этот вопрос, – неожиданно раздался голос Максакова. – – Если Надя что-то знает о каждом из нас, это ее дело. Может быть, кому-то другому тоже что-то известно. Ну и что? Или ты чего-то боишься, Олег? Опасаешься, что выйдут наружу твои грязные делишки, или однажды всю веранду заполнят женщины, с которыми ты переспал, пока был женат на Алене.

   Мохов вскочил со своего места, при этом стоящий рядом с ним бокал опрокинулся, и вино тоненьким ручейком стало прокладывать русло по столу. Это немного утихомирило воинственный пыл Мохова, переключив его внимание на другой объект, однако брошенный им на Максакова взгляд был переполнен ненавистью.

   – Ладно, подождем, кого она приведет, когда настанет твой судный день. Это, скорей всего будут актрисочки, которые не захотели с тобой спать, даже для того, чтобы получить в твоих унылых, как молитва, спектаклях роли.

   Надин увидела, как мгновенно изменилось лицо Максакова. Она была ему благодарна за то, что он отвел главный удар Мохова от нее и перевел его на себя. Однако их взаимная ненависть вдруг впервые вызвала у нее беспокойство; кажется, они всерьез точат друг на друга ножи. Она подумала о том, что с каждым днем вызванные ей процессы становятся все менее управляемы с ее стороны. Поставленный ею спектакль все больше начинает развиваться согласно своей собственной драматургии, к которой она имеет весьма слабое касательство. И, по-видимому, что-либо изменить она уже не в силах.

   Надин смотрела, как успокаивала Алена Максакова, гладила его по голове и плечам; тот постепенно, но как-то неохотно утихомиривался, его дыхание становилось ровней. Наконец он сел, и Надин с облегчением перевела дух.

   – Мне кажется, – сказала Надин, – что нам лучше всего сейчас разойтись и успокоиться. А завтра мы можем обсудить ситуацию. Да и Саше с Наташей, думаю, есть о чем поговорить. Нет возражений. – Она попыталась улыбнуться, как можно более искренне и весело. Все-таки светская жизнь кое-чему ее научила; и в частности при любых обстоятельствах находить правильный выход.

   Анин пропустил Наташу в свою комнату, затем плотно закрыл дверь, словно боясь, что их будут подслушивать. Несколько мгновений они молча стояли у порога, затем Анин первым сделал несколько шагов и сел на стул. Жестом он пригласил свою гостью повторить его маневр.

   Прошло минут пять, а они по-прежнему молчали. Наташа достала сигарету, закурила, он посмотрел на нее и увидел, что ее пальцы слегка подрагивали.

   – Мы будем сидеть вот так молча всю ночь? – вдруг спросила она, нервно выпуская из себя густой клубок дыма. – Тебе не мешает моя сигарета?

   – Зачем ты приехала?

   – Я приехала к тебе.

   – А я думал, что тебя пригласила Надя.

   – Да, пригласила, но я приехала к тебе. Саша, нам надо о многом поговорить.

   Он встал, отошел к окну и стал смотреть на покачивающий обросшими зелеными головами деревьев сад.

   – Не понимаю, о чем говорить. У нас был разговор. Ты помнишь, как это все происходило. Майский жаркий день, в двух шагах бьет фонтан и твой голос, который объясняет мне, почему мы должны расстаться. Ты не забыла, как ты сказала: пойми, меня больше нет, я далеко, я на Луне. И вот теперь ты прилетела с Луны прямо сюда. Правильное ли ты выбрала место посадки, Наташа?

   – Саша. – Она встала, попыталась подойти к нему, но Анин бросился в другой конец комнаты. – Хорошо, я не буду к тебе подходить, – согласилась она, – хотя я не понимаю твоего страха передо мной. Я вовсе здесь не для того, чтобы тебя соблазнять.

   – Надеюсь.

   – Знаешь, я слышала твой рассказ, но ничего этого не знала. Но

   как ни странно, – проговорила она задумчиво, – он меня почти не удивил. У меня было ощущение, что нечто подобное с тобой могло произойти. Хотя то, что ты хотел меня убить, меня поразило. Неужели это правда?

   – Да, правда.

   – Только сейчас я поняла всю силу твоей любви.

   Она задумчиво смотрела на Анина и одновременно нервно доставала из пачки вторую сигарету.

   Он взглянул на нее.

   – Раньше ты курила очень мало.

   – Ты помнишь, сколько я курила, – слегка удивленно спросила она.

   – А ты в этом сомневаешься, – усмехнулся он. – Ты же отлично знаешь, что я ничего не забыл. Но это для меня уже не имеет значение. Вернее, имеет, но совсем не то, о котором ты думаешь.

   – Саша, мы должны обо всем поговорить.

   – Но мы поговорили. Пушкинская площадь, бьющие струи фонтана. Я почти валялся у твоих ног, умолял не бросать меня, готов был на все твои условия. Но ты хотела одного – избавиться от ставшего для тебя бременем человека. Ты избавилась, чего же ты еще хочешь?

   – Да, я тогда действительно этого хотела. Я была увлечена другим мужчиной, а ты мне мешал, преследовал меня, отнимал время. И, кроме того, я считала, что наши отношения исчерпали себя, я ловила себя на том, что мне не хочется тебя видеть.

   – Что же изменилось?

   – Это сложно объяснить.

   – Так, не объясняй, зачем усложнять себе жизнь сложными объяснениями. Мой тебе совет, переночуй в этом доме, я тебе готов уступить комнату, а завтра утром поезжай обратно. Я попрошу Мохова, он тебя добросит на машине до райцентра. А там автобус и к обеду ты уже в Москве, в своей уютной квартире. Как тебе мой план действий?

   – Я думала, наша встреча будет немного иной? – грустно проговорила Наташа.

   – Человеку свойственно ошибаться. Да я и не понимаю, на что ты надеялась. Между нами полная ясность.

   – Там на веранде ты сказал, что любишь меня. Почему ты не хочешь это сейчас повторить?

   Анин молча стоял у голой стены, он смотрел куда-то в сторону, и она тщетно ловила его взгляд.

   – Я люблю тебя, – вдруг глухо сказал он.

   – Саша, но неужели ты не понимаешь, что я приехала сюда потому что тоже люблю тебя! – воскликнула она, и на ее глазах появились слезы.

   Анин повернул к ней голову и что-то дрогнуло в его лице. Он сделал шаг к ней навстречу, но затем снова замер, став похожим на истукана – такую неподвижность вдруг приобрело его и тело и лицо.

   – Зачем, зачем ты мне это говоришь, – почти простонал он и закрыл лицо руками. – Я не хочу этого знать.

   – Но это правда!

   – А тогда это было неправдой. Я ждал, что ты позвонишь, что ты спросишь, как я себя чувствую. Жив ли я; ведь единственное, о чем я тогда мечтал, это покончить жизнь самоубийством. Но моя судьба тебя не интересовала. Что же изменилось с тех пор?

   – Ты прав, все было так, как ты говоришь. Но ты понимаешь только одну сторону, но ведь и у моих чувств есть своя логика. Все дело в том, что каждый чувствовал только свою боль и не чувствовал боль другого.

   Анин пристально взглянул на Наташу, но ничего не сказал.

   – Ты рассказал свою историю, я хочу рассказать свою. Не волнуйся, я постараюсь быть краткой. Когда мы познакомились, и ты обрушил на меня свою любовь, то сначала мне это очень льстило; никто меня даже близко так не любил, а по большому счету вообще не любил никто. И я купалась в этой любви, как в каком-то теплом источнике. Но постепенно во мне вызревал протест; ты так заполнил меня своей любовью, что иногда мне казалось, что у меня не оставалось собственных чувств. Я ощущала себя пленницей твоей любви. И мне все сильнее хотелось вырваться на свободу. А ты ничего не замечал, а все мои робкие попытки что-то тебе объяснить, подавлял в зародыше. А я хотела иметь свою жизнь, которая не обязательно была бы связано только с тобой. Мне хотелось узнать любовь и других мужчин, проверить могу ли я ответить им взаимностью. Это был классический случай, когда один любит, а другой позволяет любить. Но в этом и заключалась вся опасность, в наших отношениях мне не хватало собственной взаимности. Как это ни странно звучит, но, обрушив на меня свою любовь, ты отнял возможность мне полюбить себя. Твои чувства был столь сильными, что подавили мои. Не знаю, почему так случилось, но так случилось. И если бы ты это вовремя понял и как-то повел себя иначе, все могло повернуться по другому.

   – Но почему ты мне этого не сказала?

   – Да, говорила я тебе, Саша, может быть, не очень внятно. Но ведь я и сама многого не понимала, а ты был старше, опытнее, ты должен был лучше разобраться в ситуации. Помнишь однажды я просила тебя отойти от меня на несколько месяцев, дать отдохнуть мне от тебя.

   – Помню.

   – А помнишь, как ты себя повел, когда услышал эту мою просьбу. Ты стал на меня кричать, топать ногами, ты закатил мне настоящую истерику. Может быть, тогда я впервые подумала, что лучший выход для меня в такой ситуации – это освободиться от тебя.

   – Что же я натворил. – Анин подошел к Наташе и сел рядом с ней. Теперь его взгляд был словно цепями прикован к её лицу. – Неужели тогда все и началось?

   – Не знаю, может быть, тогда, может быть, раньше. Ты помнишь, как я хотела выйти за тебя замуж. Но в тот момент, когда ты топал ногами, я вдруг почувствовала, как пропало во мне это желание. И мне вдруг стало очень легко, я больше не была с тобой связана ни чем. Я могла продолжить наши отношения, а могла их прекратить.

   – Да, я помню, что вскоре после этого я почувствовал в тебе перемену. Ты стала какая-то другая, у меня было ощущение, что от тебя ко мне перестал поступать свет. Но даже это не заставило меня тогда ни о чем по-настоящему задуматься.

   – Я видела, что ты не хочешь меняться, ты, как и прежде, словно на аркане тащил меня в постель. А когда я сопротивлялась, то буквально выходил из себя. А я не хотела тебя, ты перестал быть моим единственным мужчиной. И у меня появились тяга к другим мужчинам. И все же тогда я еще не желала с тобой расставаться. Если бы ты вел себя по-другому, что-то можно было бы еще наладить.

   – Мы были вместе, но каждый думал только о себе. Но что же изменилось, если после всего того, что произошло, ты здесь?

   – Я поняла, что люблю тебя и только тебя.

   – И чтобы понять эту великую истину тебе пришлось расстаться со мной. – В голос Анина прозвучала насмешка, но это была фальшивая мелодия, так как его глаза смотрели напряженно, выдавая то, с каким нетерпением он ждет ответа.

   – Да. Это случилось не сразу, мне понадобилось много времени. С какого-то момента я стала ощущать вокруг себя пустоту. И дело заключалось совсем не в том, что у меня никого не было, но все кто были рядом со мной, не заполняли меня. И я вдруг стала все чаще вспоминать о тебе. Ты стал ко мне возвращаться сначала маленькими частицами, потом все больше и больше и вскоре воспоминания о наших днях буквально хлынули каким-то бесконечным потоком на меня. Это напоминало прорвавшуюся плотину. Я ясно поняла, что твоя любовь – это бесценный дар в моей жизни. Я была слишком эгоистичной, глупо привередливой, я сама растоптала мои чувства к тебе из-за ложного желания остаться свободной, не дала им окрепнуть, вырвала с корнем, как цветок, который еще не расцвел. Мне трудно, Саша, все это описать; как и у тебя, это был долгий процесс, казалось, что он возник как бы из ничего, но я много думала над тем, почему это случилось со мной, с нами. И постепенно стала приходить к выводу, что до сих пор я была как бы чужая сама себе, кто-то другой, залез в мою тело и сыграл со мною эту злую шутку. А подлинное мое я всегда любила тебя, еще до того, как встретила тебя. А когда встретила, не поняла, что это как раз ты. Вернее, поняла, но слишком поздно.

   – Странно, но и мной владело чувство, что я знал тебя всегда, что ты была со мною рядом всю жизнь. Я и сейчас это чувствую. Хотя, что тут странного, так и должно быть. Вся жизнь наша проходит в ожидании материализации любимого человека. И когда это происходит, то это великий подарок судьбы. Только дарит она его редко.

   – Но выходит, с нами это произошло.

   – Да, произошло, – задумчиво произнес Анин. – Но только этого мы почему-то тогда не поняли. А знаешь, почему? – Она выжидающе посмотрела на него. – Чтобы это случилось, необходимо чтобы человек сначала преодолел бы отчуждение от самого себя, понял бы свою истинную природу. Любовь как раз и нужна ему, дабы ее постигнуть. А мы занялись совсем другим. Занялись сексом. А что такое секс? Океан – это бытие, а секс – это выплеснувшаяся на один миг на берег волна, которая затем снова возвращается в него. А мы волну приняли за океан. Вот и поплатились.

   – Но ведь сейчас мы поняли, что с нами случилось. Разве не так?

   Анин внимательно посмотрел на Наташу.

   – Понять – это уже измениться, вот в чем дело, Наташа, – тихо произнес он.

   – Что ты имеешь в виду? – с тревогой спросила она.

   Анин слегка пожал плечами, встал и снова отошел к стене.

   – Почему ты молчишь, почему ты не желаешь мне ничего объяснять?

   – Зачем ты приехала, Наташа?

   – Я соскучилась по тебе, я измучилась, я устала целыми днями говорить с тобой и не слышать от тебя ответа. Я искала тебя, но никто не знает где ты. Ты внезапно исчез и никто не понимает, что произошло. Когда я поняла, что тебя мне не найти, у меня пропало желание жить. – Наташа тоже встала, подошла к Анину и положила голову на его грудь. Он не отстранился, но и не сделал ответного движения, он стоял неподвижно, только его лицо, то и дело меняло выражение.

   Внезапно она подняла голову.

   – Ведь ты сейчас один, твоей семьи больше нет, что нам мешает быть теперь вместе. Помнишь, сколько мы мечтали об этом. Ты мне однажды сказал: я хочу, чтобы жена все узнала, и тогда бы все случилось само собой. Но сейчас даже нет необходимости и в таком исходе, у нас не осталось ни одного препятствия. Разве мы с тобой не заслужили счастье? Саша, ну почему ты молчишь! Посмотри на меня, это я – твоя Наташа. Хочешь, я разденусь, ты так любил смотреть на меня обнаженную.

   – Не надо, – поспешно проговорил Анин.

   – А я разденусь, – упрямо повторила она.

   – Тогда я уйду, – пригрозил он.

   – Ты боишься меня, – с горечью произнесла Наташа, – боишься моего тела, моих слов, моих чувств. Боишься моей любви к тебе. Но ведь это бессмысленно, бессмысленно бояться человека, которого ты любишь, и который любит тебя. Любовь не может порождать страх.

   – Может, – глухо проронил Анин. – С некоторых пор я стал бояться своей любви, оказывается, она содержит чересчур много ядовитых семян. Нам надо закончить пока наш разговор, мы не можем обсудить все сразу, в первый же вечер. Если ты не против, то ляжешь спать на моей кровати, а я постелю себе на полу. Думаю, Надюша, выделит нам какой-нибудь матрас.

   Она снова села на стул.

   – Как хочешь. – Ее голос потерял жизненную энергию и звучал сейчас вяло и тускло.

   – Да, я так хочу. Ты можешь ложиться, а я пойду за матрасом.

   Шел час за часом, а он все никак не мог уснуть. Он прислушивался к тому, что происходило с Наташей; судя по её неровному дыханию, по тому, как она то и дело поворачивалась с боку на бок, ее также никак не мог одолеть сон. Наконец ее дыхание выравнилось, стало спокойным и размеренным, и он понял, что она все же заснула. Тихо, стараясь не шуметь, он поднялся со своего матраса и на цыпочках подошел к кровати. Осторожно, стараясь не разбудить ее, сел рядом с ней.

   Кровать стояла у окна, и тусклый лунный свет лежал на лице Наташи. Он долго и внимательно смотрел на него, потом наклонился и коснулся губами ее щеки.

   – Я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю, – трижды, как заклинание, прошептал он. – Что же мне делать, ну скажи Боже, что мне делать, как я должен поступить? Почему, когда я все уже решил, когда в моей душе наконец-то воцарились мир и покой, ты послал мне это испытание. Скажи, в чем твой замысел? Это проверка моей стойкости или ты мне предлагаешь избрать другой путь? Как мне это узнать, подай хоть какой-нибудь знак. Пусть этот свет луны, который падает на ее лицо, померкнет, пусть туча поглотит его. – Анин посмотрел в окно, но минуты текли, а свет луны не меркнул, лунный рогалик все также невозмутимо белел на черном небосклоне, и его лучи все также залетали в комнату и ровным серебристым слоем ложились на лоб, щеки, подбородок молодой женщины. – Значит, никакого знака мне не будет, ты не желаешь облегчить мои мучения, – снова зашептал Анин. – Что же, тебе видней, ты лучше знаешь, как поступать. Ты желаешь, чтобы это решение я принял бы самостоятельно. А если я не могу ни на что решиться, что я должен делать тогда? Ведь ты же знаешь, Боже, как долго я ждал этого момента, как страстно его желал и обратился к тебе лишь тогда, когда перестал надеяться, что это произойдет. И вот это случилось. И я снова на перепутье. И все же спасибо тебе, что внял моим мольбам, и я снова увидел мою любимую. Ты прав, Боже, ради этого стоит еще раз пройти через любимые мучения. Как я этого сразу не понял, не почувствовал. – Он снова взглянул на спящую женщину, снова прикоснулся губами к ее лицу и тихо пошел к себе.

  

   _ _ _

  

   Утром, сразу после завтрака, Мохов приказал Николаю вывести машину из гаража. Всю ночь он плохо спал, его, словно гарпии, мучили страхи и предчувствия. Он даже хотел пойти в комнату к телохранителю и попросить его, чтобы тот пришел спать к нему, но так почему-то и не решился; ему было неудобно перед ним за свой страх. Он то метался по комнате, то снова ложился на кровать, но никакое из этих средств не помогало. У него было такое ощущение, что враг подбирается к нему, с каждой минутой он становится все ближе и ближе. Он даже боялся подходить к окну – а вдруг он уже здесь и целится в него из снайперской винтовки, но все же пересилил себя и выглянул наружу. Он увидел спокойно спящий сад, даже ветер, утомившись за день, где-то притаился, и деревья стояли, словно часовые на посту, совершенно неподвижно. Это на некоторое время немного успокоило его, но затем все началось снова.

   Они быстро домчались до райцентра, не обменявшись за всю дорогу ни словом. Едва Мохов услышал Сомова, то по его интонации понял: что-то случилось.

   – Они снова были здесь, требовали сказать, где находишься ты, поломали мебель, а потом отправились в твою квартиру и учинили там погром. Я был вечером у тебя; приезжала милиция, составила протокол, тоже интересовалась, где ты сейчас пребываешь. Они перекрыли нам все каналы, мы терпим убытки, еще несколько дней, и мы окончательно разоримся. Я не знаю, что делать!

   Мохов видел, как мелко, словно у алкоголика, дрожат у него пальцы, сжимающие трубку аппарата. Если спокойный, выдержанный Сомов в панике, значит, дела, в самом деле, хуже некуда.

   – Я должен приехать.

   – Они вас тут же убьют, я видел их, они готовы на все. Это страшные люди.

   Он и сам знает, что страшные. Но что же делать? Находясь тут, он не может ничего предпринять. Мохов представил свою уютную квартиру, что же сейчас там творится, наверное, и от мебели и от аппаратуры, от горы хрусталя, от дорогих картин не осталось ничего. А ведь это целое состояние. От охватившего его чувства бессилия ему захотелось разбить трубку о дверной косяк. Если ему удастся когда-нибудь поправить дела, он клянется, что найдет этих подонков и воздаст им всем по заслугам. Ну а если не поправит... Но об этом даже думать страшно.

   Машина снова мчала его по дороге, только в обратном направлении. Он понимал, как бы не складывались дела в его фирме, главная сейчас забота для него должна стать его жизнь. Больше нет сомнений, что эти подонки объявили на него охоту. И он должен решить: оставаться ли ему тут или сбежать куда-нибудь еще подальше.

   – Николай, скажи только честно, кто-нибудь из твоих родных или знакомых знает, куда ты отправился?

   Николай на несколько секунд повернул в его сторону голову.

   – Вы же мне приказали никого не говорить

   – Они разгромили наш офис и мою квартиру, – сообщил Мохов. – Как ты думаешь, что нам делать: оставаться или немедленно уезжать?

   – Если они отыщут нас здесь, то найдут и в другом месте, – подумав, ответил Николай.

   Он прав и не прав, но беда в том, что у меня с собой не так уж много денег. Ехать с такой суммой за границу – смешно. Попытаться снять со своего счета в банке – опасно, он почти уверен, что они контролируют все операции в нем и как только он попытается им воспользоваться, им тут же все станет известно. Он даже не может пользоваться кредитной карточкой, она мгновенно выдаст его.

   – Останови машину где-нибудь в укромном месте, – попросил Мохов.

   Они остановились в лесу.

   – Оставь машину и пойдем, – приказал Мохов.

   Несколько минут они, подобно отважным путешественникам, пробирались по чащобе, затем вышли на полянку. Мохов разыскал несколько консервных банок и пивных бутылок и поставил их в ряд на упавшее дерево.

   – Я хочу посмотреть, как ты стреляешь.

   Николай ничего не ответил, он достал пистолет, прицелился и несколько раз выстрелил. Металлические консервные банки с визгом улетели в кусты, а пивные бутылки рассыпались на множество осколков.

   – Здорово, – одобрил Мохов. – А теперь я попробую. Найди еще какие-нибудь банки.

   Судя по всему, это место активно посещалось туристами, так как банки и бутылки своеобразным искусственным настом устилали землю. Николай выстроил из них ряд, и Мохов нажал на курок. Но из пяти выстрелов только один оказался результативный.

   – Черт, – выругался он. – Занимался теннисом, плавал в бассейне, а надо было ходить в тир.

   – Давайте я вас поучу, – предложил Николай.

   – Поздно, все поздно. – Внезапно Мохов сел на пень и закрыл лицо руками. – Что делать, скажи мне, что делать? Ты же необыкновенный парень, даже Надя в тебя втюрилась, дай мне совет.

   – Бросьте все, – сказал Николай.

   – Бросить, а что же я буду делать, как я буду жить. Пойду работать клерком в контору, буду в месяц получать меньше, чем я имел за день. Ну, уж нет, они от меня этого не дождутся. – Он посмотрел на зажатый в руке пистолет. – Я буду драться. – Затем перевел взгляд на Николая, и его лицо внезапно изменилось. – Скажи, ты не бросишь меня?

   – Пока эта заваруха не кончится, не брошу.

   – Теперь моя жизнь целиком в твоих руках. Ты это понимаешь?

   – Да.

   – Когда все эта мерзость кончится, и я вернусь в свою фирму, я сделаю тебя начальником своей службы безопасности.

   – Я не буду работать с вами.

   – Не будешь? – искренне удивился Мохов. – Но я обещаю, ты получишь тот оклад, какой захочешь. Сам назовешь.

   – Нет, я не хочу с вами работать.

   – Понятно, – усмехнулся Мохов, – это из-за Патриции.

   – Нет, я просто не хочу иметь с вами дело.

   – Найдешь себе другого хозяина?

   – Не знаю, скорее всего, нет. Мне хочется работать на себя, я понял, зависеть от другого человека – это не для меня.

   – Ты правильно понял, я тоже всю жизнь терпеть не мог от кого-либо зависеть. Я всегда желал, чтобы зависели от меня.

   – Вот потому-то я и не хочу с вами работать. Вы никого не уважаете, для вас люди – просто рабы.

   – Ладно, – угрюмо произнес Мохов, – только сейчас самое время спорить на эти темы. Но запомни, не станешь рабовладельцем, так будешь рабом. Альтернативе этому нет. Даже тебе никуда от этого не деться. И чтобы наш Чижик и ему подобные не чирикали, но мир устроен так, а не иначе.

   Внезапно послышался треск от ломающихся под чьими-то ногами веток, Мохов одновременно побледнел и вздрогнул.

   – Это они! – истошно закричал он, выставляя вперед руку с пистолетом. Николай бросился к нему, прикрывая его своим телом.

   На поляне появилось двое мужчин явно деревенского вида. Они со страхом смотрели на направленных на них два пистолетных ствола, от которых их отделяли всего несколько метров. Один из них, скорей всего с испуга, сделал резкое движение в их сторону, и Мохов непроизвольно нажал на курок. Однако Николай успел ударить его по руке, и пуля врезалась в землю у ног незнакомца. Пришельцы с криком бросились бежать, и через мгновение их поглотил лес.

   Мохов стоял словно в оцепенение, смотря поочередно то на свою вытянутую с сжимаемым в ладони пистолетом руку, то на Николая. Тот резко схватил его за плечо.

   – Бежим, не то они приведут милицию.

   Они помчались к машине, не разбирая дороги. Пару раз ветки деревьев больно хлестали по лицу Мохова, но тот даже не обращал внимания на получаемые удары. Они сели в автомобиль, и Николай стал давить на газ, пытаясь как можно скорей набрать скорость и очутиться как можно дальше от опасного места.

   Постепенно Мохов стал приходить в себя. Он заметил, что по-прежнему сжимает пистолет в руке. Внезапно он вздрогнул и положил оружие в бардачок.

   – Я едва его не убил. Если бы не ты, я его бы убил. Ты спас меня, ты слышишь, что ты спас меня. Спасибо тебе.

   – Вам надо успокоиться, – сказал Николай. – Вы дрожите.

   – Я никогда не стрелял в человека. Как ты думаешь, какой срок я бы получил, если бы угодил в него?