Текст книги "Острова на реке (СИ)"

Автор книги: Владимир Гурвич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

   – Нравятся, Алена, очень нравятся.

   – Тогда я буду тебя целовать и целовать.

   Она стала расстегивать брюки. Максаков по-прежнему стоял неподвижно, словно манекен, не помогая ей ни одним движением освобождать его от одежды. Теперь они оба стояли голыми, Алена скользила по его телу губами, оставляя на коже легкие влажные следы. Но Максаков, казалось, не ощущал этих страстных и нежных прикосновений, он оставался недвижимым и бесчувственным.

   – Что с тобой милый, я целую тебя, а ты не реагируешь. Ты не хочешь меня? Я прошу, ничего не скрывай, я все пойму. Не бойся меня обидеть.

   – Дело не в этом, – хрипло произнес Максаков.

   – Тогда в чем же? – удивленно посмотрела она на него.

   Максаков молчал.

   – Ты не хочешь мне говорить?

   – Да, не хочу.

   – Но почему? Если мы любим друг друга, у нас не должно быть тайн. Ты не согласен?

   – Согласен, – неохотно ответил Максаков.

   – Тогда в чем же дело? Я все пойму и не стану ни в чем упрекать.

   – Хорошо, я скажу, я импотент, – выдохнул Максаков.

   – Импотент? – Она, словно не понимая, посмотрела на него. – Ты импотент? Ты был всегда такой страстный, горячий. Не верю, этого не может быть. – Внезапно она обхватила рукой его член и стала нежно его гладить, потом наклонилась и мягко коснулась головки губами. Но член оставался все таким же дряблым, не выказывая никакого намерения наливаться, словно вошедший в стадию спелости колос, крепостью и силой.

   Алена отступила от Максакова и несколько секунд молча смотрела на него. Потом она наклонилась и стала собирать свою одежду.

   – Я включу свет, – глухо сказала она.

   Максаков тоже оделся и сидел на кровати, смотря куда-то в сторону. Алена села рядом с ним.

   – Будем молчать, Сереженька.

   – А что ты предлагаешь делать, заниматься любовью мы не можем. Говорить после этого тоже больше не о чем.

   – Я хочу понять, что случилось с тобой.

   – Ты хочешь понять, а зачем, черт возьми?

   – Потому что я люблю тебя.

   – Импотента? Ты любила меня пять минут назад, когда не знала, что твой возлюбленный инвалид. А сейчас ты меня уже не любишь. Это всего лишь жалость, а она пройдет очень быстро. Утром ты вернешься к Олегу, и вы заживете по-прежнему.

   – Нет, не вернусь, – покачала она головой. – Туда у меня нет пути.

   – Ерунда, он с большим удовольствием примет тебя. А если еще узнает, что произошло со мной, так просто встретит с распростертыми объятиями. Да еще оркестр пригласит, чтобы сыграли туш.

   – Я не собираюсь к нему возвращаться и не собираюсь ему ничего говорить. И речь сейчас не о нем. Я хочу знать, что с тобой случилось? Пойми, это важно для меня. Все эти годы я жила тобой, но ничего не знала о тебе. А теперь я хочу знать всё.

   – Узнать всё не так уж сложно, вопрос в другом, что ты будешь делать с этими бесценными знаниями?

   – Еще не знаю. Но что-нибудь буду непременно делать.

   – Ты хочешь знать всю правду обо мне. Ладно, сейчас ты её будешь знать. Так вот, моя дорогая Аленушка, я ни какой не известный режиссер, я мелкий клерк в одной совершенно скучной и никчемной организации.

   – Но ты же кончил театральный институт. Ты же ставил спектакли. Почему?

   – Да, институт я кончил, но тогда всё и началось. Я не мог найти себя. Все считали, что я подавал надежды, и потому меня пригласили в неплохой театр. Но ничего там у меня не получилось, я все время хотел выразить нечто очень глубокое и значительное, но те пара спектаклей, которые мне дали поставить, позорно провалились.

   – Тебя не поняли зрители. Это часто случается с истинными талантами.

   – Нет, дело в том, что это на самом деле были плохие спектакли. Одно дело ставить их на студенческой сцене, а другое – в профессиональном театре. У меня были интересные задумки, но когда наступало время для их воплощения, все выходило как-то нелепо. Может быть, если бы мне дали больше времени на разгон, то, в конце концов, у меня стало бы что-то получаться. Но эта была жизнь со своими суровыми законами, где никому нет дела до другого, где даже если дают шанс, то пытаются его отнять как можно быстрей. Ты знаешь, что в театре все друг друга подсиживают, все являются конкурентами. И как только стало ясно, что меня постигли неудачи, то сразу же начали активно затирать. Я там проработал почти еще два года, но за это время поставил только сказку для детей; больше мне ничего не позволили сделать. Поняв, что мне больше не дадут хода, я ушел в другой театр, менее престижный. Но и там мне не сопутствовала удача. Я потерял всякую уверенность, я стал бояться самого себя, и это отражалось на моих работах. Все мои постановки получались какие-то бледные, лишенные своего голоса. Я копировал других режиссеров, потому что боялся проявления собственного творческого почерка. У меня был уже горький опыт, и я, как черт ладана, пугался его повторения. А творческий человек, это бесстрашный, а значит свободный человек. А я потерял свою свободу в самом начале. Я уже знал, что у меня ничего не получится, но упрямо стремился доказать себе и другим, что еще что-то могу. В, конце концов, меня выгнали и оттуда. Дальше была самодеятельность. Но и там я не долго продержался.

   – Но почему?

   – Все произошло очень банально. Директор ДК, где я работал, был на мою беду ярым трезвенником. А я к тому времени стал уже пить. Пару раз он меня застукал на работе в пьяном виде и выгнал с треском. Тебя интересует, что было дальше, и в какой момент исчезла упругость из моего члена?

   – Да, я хочу знать всё.

   – Между прочим, всего я и сам не знаю. Я был полностью сломлен, однажды я сделал попытку самоубийства, но, по-видимому, скорей для вида, чем на самом деле. Иначе меня бы не откачали. Именно тогда я понял, что самоубийство – это самый крайний способ привлечь к себе хоть какое-то внимание общества. Но после того, как меня спасли и поставили на ноги, оно снова забыло про меня. Я был вынужден жить, что-то делать, добывать себе пищу, засовывать свое тело в одежду. Я переменил множество самых разных работ, кем я только не был, даже дворником, потом нашел свою нынешнюю контору... Ах да, тебя интересует, как я потерял мужскую силу. Это случилось после того, как я психологически сломался. Сначала я даже не понял, что произошло, думал случайный сбой. Но потом оказалось, что это не сбой, это навсегда.

   – Ты ходил к врачам?

   – Да, конечно, но они так ничего не могли понять. Все вроде бы в норме, а этот бесенок не стоит. Что-то сломалось во мне, Алена, какая-то важная шестеренка. Хотя я понимаю, что случилось, и почему я перестал быть мужчиной. Все дело в том, что я давно умер, осталась лишь одна внешняя оболочка. Вот природа мне и не позволяет заниматься любовью, иметь детей, то, что разрешается живому. И твоя любовь – это любовь к мертвецу. Ты помнишь меня прежним, а прежнего Сережи Максакова уже давно нет на свете. Он лежит в могиле прошлого и на ней толстый слой земли, из которого торчат толстые стволы деревьев. Поэтому возвращайся к Олегу и будь с ним счастлива, насколько это возможно.

   – Я уже сказала, к Олегу я не вернусь, – тихо, но решительно проговорила Алена. Она провела рукой по его волосам. – Какой же ты бедненький и несчастненький.

   – А вот этого не надо! – вдруг закричал Максаков. – Мне не нужна жалость, я не хочу таких наших с тобой отношений, основанных на жалости. Я знаю, что это такое и чем это кончается, у меня уже есть опыт. Думаешь, ты первая, кто пробует себя на этом поприще. Но все они уходили после того, как исчерпывали свой резерв сочувствия, и эта игра им сразу становилась скучной и обременительной. И с тобой повторится все точно также. После того, как ты удовлетворила свое любопытство, я хочу, чтобы ты ушла. Оставаться вместе нет никакого смысла. Удовлетворить тебя, как женщину, я не могу, подарить тебе ребенка – тоже, а что ты еще хочешь от меня. Если мне не удалось ставить хорошие спектакли на сцене, то я вовсе не собираюсь это компенсировать постановкой плохих спектаклей в жизни. У нас хватает театров на любой вкус, можно пойти и посмотреть любую пьесу. Уверяю тебя, так гораздо безопаснее.

   – Ты хочешь, чтобы я ушла? – спросила Алена.

   – Да. Я тебе уже говорил, возвращайся к Олегу. Теперь, когда ты поняла, что жила все эти годы пустой иллюзией, тебе будет легче с ним примириться.

   – Хорошо, я ухожу. – Она встала. – Но это не значит, что между нами все кончилась. Я слишком тебя долго любила, чтобы перестать любить.

   – Ничего, к утру ты увидишь, что чувство уже не такое горячее. А к вечеру оно совсем остынет.

   Максаков встал с кровати и, подойдя к двери, распахнул её настежь. Алена прошла мимо него.

   – Спокойной ночи! – крикнул Максаков. Она обернулась, посмотрела на него, но ничего не сказала. Он тоже послал ей ответный разъяренный взгляд, а затем с силой закрыл дверь.

  

   _ _ _

  

   Рассвет только начал сгонять темноту с небосклона, и она, словно белье после большой стирки, еще клочьями висела повсюду, когда проснулась Надин. Несколько минут она лежала неподвижно, возвращаясь из мира сна в мир обыденной реальности, затем встала и накинула на себя халат Надин вышла из комнаты и направилась в сторону веранды. Было еще по ночному зябко, и она то и дело передергивала плечами.

   Она вошла на веранду и удивленно остановилась: вплотную приставив несколько стульев друг к другу, спала Алена. По тому, как она вся съежилась и скрючилась, Надин поняла, что ей холодно. Она быстро вернулась в свою комнату, взяла одеяло и снова направилась по тому же маршруту. Она накрыла Алену, которая не просыпаясь, в знак благодарности неразборчиво пробормотала несколько слов.

   Надин сидела на веранде в кресле и наблюдала за тем, как собираются её гости на завтрак. Когда она пришла сюда полчаса назад, то Алены здесь уже не было, а стулья были аккуратно расставлены по своим местам.

   Первым спустился Максаков. Он выглядел хмурым и его вид не вызывал никакого сомнения в том, что он успел уже принять свою традиционную дозу. Он тяжело опустился на стул, достал сигарету, неприветливо взглянул на Надин, затем отвел взгляд и стал разглядывать пробуждающийся от ночной спячки сад.

   – Как ты провел ночь на новом месте? – поинтересовалась Надин.

   – Все было просто замечательно, – по-прежнему не глядя на нее, ответил он.

   – Ты куришь натощак. Мне кажется, это очень вредно. Я никогда так не делаю. Даже когда бываю сильно расстроенной.

   Максаков пожал плечами, ничего не ответил, но и не затушил сигарету.

   – Ты не видел Алену? – спросила она.

   – Нет, не видел. – Теперь он, наконец, посмотрел на неё. – А что с ней что-нибудь случилось?

   – Если человек спит на веранде, сделав кровать из стульев, как ты полагаешь?

   – Она здесь спала? – В его голове зазвучали странные нотки.

   – Да, я проснулась, и мне захотелось подышать свежим воздухом. Вышла на веранду и увидела её. Ночью было холодно, и она сильно замерзла. Пришлось вернуться в комнату, принести одеяло и накрыть её. Я волнуюсь, не простудилась ли она.

   – Но где она может быть? У Олега?

   – Вряд ли, – покачала головой Надин.

   Максаков о чем-то задумался.

   – Я пойду её поищу, – решительно произнес он.

   – Только не опоздай к завтраку, через 15 минут мы садимся за стол.

   Но Максаков её, кажется, не слышал, он был уже в саду и быстро шел, почти бежал в направление ворот. Он направился к озеру, с тревогой подумала Надин. Вполне возможно, что Сергей прав и она там, но вряд ли для того, чтобы сделать что-нибудь с собой.

   Вошел Мохов в сопровождении своего телохранителя. Он сел напротив неё, на его лице играла неопределенная улыбка.

   – Я всем задаю один и тот же традиционный вопрос, – сказала Надин, – как ты почивал на новом месте?

   – Замечательно, лучше просто и не бывает. Я же тебе говорил, что ты прирожденная хозяйка отеля.

   – А вы как спали? – обратилась она к Николаю.

   – Спасибо, очень хорошо.

   – Нам тут чертовски нравится, – засмеялся Мохов. Небрежным жестом он извлек из кармана пачку сигарет и вставил сигарету в рот.

   – Почему-то сегодня все курят натощак, хотя это вредно, – заметила Надин.

   – А кто был мой предшественник в этой губительной привычке?

   – Сергей.

   – И где же он?

   – Пошел искать Алену.

   – Да, – вдруг громко расхохотался Мохов, – не прошла и одна ночь, как они уже потеряли друг друга.

   – Я вижу, что тебя это не слишком беспокоит.

   – Меня, беспокоит. Да, наоборот, я чертовски рад, что они нашли друг друга. Пусть позабавятся. – На лице Мохова в очередной раз засияла улыбка.

   Он чему-то сегодня очень рад, отметила про себя Надин. Непонятно только чему? Или это на самом деле игра на зрителя? Вот бы проникнуть в его мысли.

   На веранду, толкая впереди себя большой сервировочный столик, вошла Патриция. Она была в коротких шортах, которые едва умещались на ее бедрах, и в плотно облегающей её грудь майке.

   Мохов моментально взлетел со своего места и бросился к молодой девушке помогать ей накрывать на стол. Кажется, становятся более понятны причины хорошего расположения духа Олега, мысленно отметила Надин. Он решил, что раз ушла жена, то нет смысла терять понапрасну время и пора начинать новый приступ. Надин взглянула на дочь, но та не заметила взгляда матери, целиком поглощенная сервировкой завтрака и своим новым ухажером. Случайно взгляд Надин упал на Николая; тот внимательно смотрел на поглощенную своим занятием и друг другом пару, и его лицо приобрело какое-то неестественное неподвижное выражение. А это уже становится по-настоящему интересным, вдруг подумала Надин. Бедная Патриция, в этой ситуации ей будет не так-то просто разобраться.

   Почти одновременно появились Чижов и Анин. Причем, Анин сменил свою рясу на вполне приличный спортивный костюм. Они поздоровались и расселись вокруг стола.

   – Мой традиционный для сегодняшнего утра вопрос, – проговорила Надин, – как вы спали на новом месте, мои дорогие друзья?

   – Отлично, – с энтузиазмом отозвался Чижов. – Вечером я немного перебрал и поэтому спал как убитый. Если даже не крепче.

   – А что можно спать крепче? – засмеялась Надин. – Я бы хотела научиться, но непременно с пробуждением каждым утром.

   – Я тоже хорошо выспался, – сказал Анин.

   Из-за деревьев внезапно вынырнули Максаков и Алена. Они шли рядом и все же не вместе; Алена немного впереди, а её кавалер отставал от неё на полшага.

   – Кажется, все в сборе, – удовлетворенно произнесла Надин. – Можно приступать к трапезе.

   После завтрака все остались на веранде. Если утром было немного прохладно, то сейчас солнце стремительно разогревало воздух, обещая тем самым, что день будет жарким.

   – Ребята, я предлагаю отправиться на озеро, – внезапно подала голос Надин. – Помните, это было нашим любимым занятием.

   – Но туда далеко идти, – сказал Максаков.

   – Всего три километра. Раньше мы преодолевали это расстояние за полчаса.

   – То раньше, – недовольно буркнул Максаков. Он был явно не в духе, и у Надин даже создалось впечатление, что он возражает только из духа противоречия, дабы хоть как-то дать выход своему плохому настроению.

   – Мне нравится эта идея, – вдруг произнес Мохов. – Вы, ребята, как хотите, а мы с Патрицией идем на озеро. Верно, Патриция.

   – О да, идем на озехо.

   – Я пошел переодеваться, советую всем сделать то же самое.

   К удивлению Надин все послушались его совета и дружно потянулись в свои комнаты. Только Алена осталась сидеть на своем стуле. Надин перед тем, как последовать за всеми, задержалась.

   – А ты почему не идешь переодеваться?

   – Мои вещи остались в комнате у Олега, а я от него ушла.

   – И что же всю оставшуюся жизнь ты будешь ходить в этом платье, – засмеялась Надин. – Хочешь, пойдем вместе и возьмем твои вещи.

   – А ты не могла бы это сделать одна.

   Надин недоуменно пожала плечами.

   – Хорошо, жди меня здесь.

   Надин постучалась в дверь и, услышав приглашение войти, отворила её. Мохов стоял в комнате абсолютно голый и смотрел на себя в зеркало.

   – Это ты? – без всякого удивления в голосе спросил он.

   – У тебя хорошее зрение, – усмехнулась Надин. Она по достоинству оценила его мужскую стать и подумала, что Олег, несмотря на свой уже далеко не юношеский возраст, по-прежнему очень привлекательный мужчина.

   – Как ты меня находишь? – спросил он, поворачиваясь к ней лицом.

   – Ты строен и красив. Сразу видно человека, который заботится о своей фигуре.

   – И я тебя не возбуждаю?

   – Знаешь, в данную секунду нет, я пришла сюда по делу, Алена просила забрать её вещи.

   – Они вон там, – небрежно ткнул он рукой в сторону шкафа. – А ты мне нравишься. Никогда не думал, что сорокалетняя женщина может быть так чертовски привлекательна.

   – По-моему, Алена ничуть не уступает мне по привлекательности.

   – Ты права, она тоже неплохо выглядит. Но когда видишь человека каждый день, на это как-то перестаешь обращать внимание. А ты ведь очень страстная женщина, я же отлично помню. Ты помнишь, что я помню? – засмеялся Мохов.

   – Помню, Олег, но сейчас меня интересуют только вещи Алены. Ты уж меня извини.

   – Да брось ты, заладила, как бабка на завалинке: вещи да вещи, давай лучше вспомним былое. – Мохов одним прыжком преодолел отделяющие их расстояние и крепко прижал Надин к себе. Она почувствовала на своих губах его настойчивые и решительные губы. Их поцелуй длился несколько секунд, затем Надин подумала, что если это продлится еще пару мгновений, то потом Олега не утихомирить никакими способами, и он добьется своего. А это вовсе не входит в её планы.

   Надин пришлось приложить большие усилия, чтобы вырваться из его крепких объятий.

   – Успокойся, Олег, – сказала она, поправляя прическу. – Ты очень быстро забыл свою жену. А ведь вчера вечером ни за что не хотел её отпускать.

   – Я не люблю расставаться с тем, что мне принадлежит. Ты даже не представляешь, какие деньги я в неё вложил. – Мохов взял со стула плавки и прикрыл ими свои все еще возбужденные чресла.

   – Да нет, это как раз я могу себе легко представить. Но неужели ты думал, что Алену можно купить?

   – А почему бы и нет, она, что сделана из чистого золота и потому ни в чем не нуждается. За свою жизнь я купил десятки людей, от крупных правительственных чиновников до хорошеньких девушек. – Мохов подошел к шкафу, достал два чемодана с вещами и бросил их к ногам Надин. – Только в этих двух саквояжах напичкано её барахла на такую сумму, что некоторые на эти деньги могли бы прожить всю жизнь.

   – Значит, она твой пожизненный раб.

   – Скажи, а чтобы ты сделала на моем месте?

   – Знаешь, Олег, я не люблю садиться на чужие места. Я тоже попадала в разные переделки, мне тоже приходилось от многого отказываться, во что я вложила и силы и деньги, но я никогда не думала о том, как бы поступил кто-нибудь другой, окажись он в моей ситуации. Я искала те решения, которые отвечали моему духу.

   – Я не случайно всегда восхищался тобою, Надя. Помочь тебе донести чемоданы?

   – Я справлюсь.

   Чемоданы оказались на самом деле тяжелые, и Надин не без труда дотащила их до веранды. Алена увидев её, порывисто вскочила и бросилась ей на подмогу.

   – Все нормально, – ответила Надин на безмолвный вопрос Алены. – Пойдем в мою комнату, ты там переоденешься.

   Вся кампания оказалась готовой к походу на озеро через полчаса. Все как-то быстро сгруппировались по парам: Анин с Чижовым, Мохов пристроился к Патриции, за ними, словно хвост, следовал Николай, Алена шла с Максаковым, но не рядом, а на некотором расстояние. Они не разговаривали, и чтобы этого не произошло даже ненароком, старались не смотреть друг на друга. Надин возглавляла шествие, она не очень жалела, что ей не достался компаньон, наоборот, она чувствовала себя от этого свободней и могла без помех наблюдать за всеми. В данный момент её больше всего занимал Олег, она думала о том, что если он всерьез положил глаз на её дочь, то Патриции будет трудно долго сопротивляться натиску этого наглеца и сластолюбца. Невольно она вспоминала только что просидевшую сценку в комнате Олега, его крепкое поджарое тело. Перед такими аргументами трудно устоять любой женщине, а уж такой неопытной, как Патриция, и подавно. Дочь непременно надо предостеречь, но не резко, оставив ей поле для маневра.

   Озеро Надин не видела двадцать лет, но прошедшие годы не изменили его нрав, оно осталось таким же тихим и спокойным. Только, как ей показалось, берега еще больше обросли камышом. Они отыскали небольшую полянку и стали раздеваться. Первым это сделал Олег; на нем были очень красивые плавки, под которыми угадывалась зрелая мощь его мужских достоинств.

   – Я иду купаться, – громко возвестил он о своих намерениях. – Кто со мной? Патриция, не боитесь холодной воды.

   – Очень боюсь, Олег, но что делать, дхугой здесь, кажется, воды нет.

   – Очень мудрое замечание, другой воды здесь действительно нет. – Мохов подозвал к себе Николая, что-то сказал ему, тот кивнул головой и пошел вдоль берега.

   Осматривает окрестности, нет ли опасности, подумала Надин. Или у Олега это пунктик или ему на самом деле что-то серьезно угрожает.

   – Патриция, вы готовы! – закричал Олег.

   – Сейчас буду готов. – Она уже освободилась от одежды и стояла сейчас в купальнике, состоящим из небольшого лоскутка материи, прикрывающего низ живота и открывающего молодые крепкие ягодицы, и бюстгальтера, скорее выставляющего на показ ее груди, чем скрывающие их.

   – Ну что вы медлите? – нетерпеливо воскликнул Олег, видя, что Патриция, напуганная идущим от воды холодом, сделала шаг назад. Внезапно он схватил девушку на руки и под оглушительный ее визг бросил в озеро.

   Надин тоже разделась; купаться ей не хотелось, она смотрела на то, как резвятся в воде, словно дети, Олег и Патриция. Анин и Чижов тоже вошли в озеро и медленно плыли, разрезая своими движениями неподвижную водную гладь. Что касается Алены и Максакова, то они устроились немного отдельно от всех, разложив свои тела на одеялах. И хотя они лежали рядом, но по-прежнему делали вид, что не замечают друг друга.

   Рядом с Надин послышались чьи-то шаги, она подняла голову и увидела, что над ней, словно скала, нависает Николай. Он был в одних плавках, и Надин совершенно неожиданно для себя почувствовала волнение: такого гармонично сложенного тела она не видела давно, если вообще когда-нибудь видела. Эта была фигура настоящего атлета, но без всяких излишеств; холмы и пригорки мышц упруго и плавно выдавались из-под кожи, образуя удивительно слаженное стилевое единство. На самой коже не росло ни одного волоска, она была абсолютно гладкой и чистой, как у младенца. Его лицо и раньше нравилось Надин, теперь же оно показалось ей удивительно красивым и одухотворенным. А в нем что-то есть такое, чего непросто сразу понять и оценить по достоинству; какая-то глубина, какая-то затаенная суть. Но что ей до того? Не затевать же с ним роман? Да еще на глазах у всех. Надин вдруг поймала себя на том, что чувствует растерянность. Она слишком хорошо себя знала, чтобы скрывать от себя, что она хочет его, как мужчину. Давно её никто так не волновал, как этот парень. Но все эти ощущения нахлынули столь неожиданно, что она просто не представляет, как ей реагировать на эти свои желания.

   – Вы не хотите пойти искупаться? – спросила она.

   Николай посмотрел на неё.

   – Нет, не пойду.

   – Вам не положено.

   – Да, не положено.

   – А если я попрошу вашего сурового шефа сделать исключение и разрешить вам искупаться?

   – Я все равно не пойду.

   – Ну а сесть рядом со мной вы можете или это тоже не положено?

   Николай едва заметно улыбнулся и сел возле Надин.

   – Я заметила, вы почти никогда не улыбаетесь. Вы всегда такой хмурый.

   – Я не хмурый. А не улыбаюсь потому, что не улыбаюсь. Разве не улыбаться, это обязательно быть хмурым.

   – До сих пор мне так казалось. А у вас другое мнение?

   – Да, – коротко и безапелляционно ответил Николай.

   – Вы не поделитесь со мной им?

   – А что тут делиться, просто я улыбаюсь про себя. Мне так удобней.

   – А вас не смущает то, что о вас может сложиться неверное впечатление?

   – Нет, я не думаю о чужих впечатлениях.

   – Я поняла, вы поглощены самим собой.

   – Пожалуй, это так.

   – А нельзя ли хотя бы немного узнать, что там у вас внутри, чем вы все же так поглощены?

   Николай как-то странно посмотрел на свою собеседницу.

   – Вам надоел мой допрос? – спросила Надин, так как Николай продолжал хранить молчание.

   – Вовсе нет, просто я не понимаю, зачем это вам нужно.

   Надин немного смутилась, вопрос телохранителя Мохова попал в самую точку, и ей было не так-то легко дать убедительный на него ответ. Надо как-то выкручиваться, не то она заронит в душу этого красавца кое-какие подозрения на поводу своих намерений или просто он будет считать ее интерес к нему пустым любопытством, который даже не стоит труда, дабы удовлетворять его.

   – Понимаете, Николай, мне давно хотелось узнать у кого-нибудь мнение о том, что он думает о моей затее? Не кажется ли она вам сумасбродной, предпринятой свихнувшейся от безделья дамой и ищущей каких-то новых необычных впечатлений?

   – Вы совсем не похожи на свихнувшуюся даму, – чуть заметно улыбнулся Николай.

   – Вы даже не представляете, как мне дорог ваш комплимент. И все же, что вы обо всем этом думаете?

   – Мне кажется, вы правильно сделали, что собрали их вместе, – проговорил Николай задумчиво.

   – И почему я это правильно сделала?

   – Они все потеряли себя.

   Надин удивленно взглянула на него, явно не ожидая от Николая такого суждения.

   – И ваш шеф тоже?

   Николай взглянул на неё и ничего не ответил.

   – Понятно, о шефе, как о мертвом, либо ничего либо только хорошее. А так как сказать что-либо хорошее об Олеге весьма затруднительно даже при наличии самой буйной фантазии, то вы решили отмолчаться.

   – Дело не в этом, – решительно сказал Николай. – Моя работа не имеет отношение к тому, что я думаю о нем. Просто он один из всех вас.

   – А мы все для вас на одно лицо. Вернее, лиц у нас нет, так как мы их все потеряли.

   – Почему же, лица у вас есть. Например, у вас очень красивое лицо.

   – Спасибо. – Надин с ужасом подумала, что её только что названное красивым лицо, кажется, начинает полыхать, как факел, и чтобы её собеседник не заметил бы этого пламени, она отвернулась от Николая. – Но вы же понимаете, что я вкладываю в слово лицо несколько иной смысл.

   – Мне трудно судить о вас, вы прожили гораздо больше, чем я. А я еще не успел ни приобрести то, что приобрели вы, ни потерять то, что потеряли вы. Но я рад, что оказался здесь.

   – Почему? – с искренним интересом спросила Надин.

   – Мне кажется, я смогу здесь понять о себе то, что не смог бы понять, не оказавшись тут. Вы хотите разобраться, как каждый из них прожил эти годы. А мне только еще предстоит их прожить. А значит, у меня есть возможность в каком-то смысле заглянуть в свое будущее.

   – Знаете, Николай, могу вам сказать откровенно, не ожидала услышать от вас такие суждения.

   – Я знаю, – кивнул он головой, – многие считают, что в телохранители подаются те, кто не умеют работать головой, но хорошо работают всеми остальными частями тела.

   – Откровенно говоря, мне всегда казалось, что это именно так. Вас не обижает это мое мнение?

   – Нет, я знаю, что ко мне оно не относится, а все остальное мне неважно. Я не отвечаю за других. Тем более не отвечаю за чужие мнения.

   Патриция и Олег, обсыпанные водяным бисером, выбежали из озера и упали на землю рядом с ними, обдав Надин холодными брызгами.

   – Как покупались? – спросила она.

   – О, отлично! – воскликнула Патриция. – Сначала вода быть очень холодной, но затем я хазогхелась и не хотела выходить.

   – Кстати, ты моя должница, Надя, – сказал Мохов.

   – Вот как?

   – Да, я только что совершил великий подвиг и спас твою красавицу-дочь. На середине озера, оказывается, сильное подводное течение, и она стала тонуть.

   – Да, мама, Олег спас меня, он настоящий гехой, – подтвердила эту героическую версию Патриция. – Как жахко. – Внезапно она сняла верхнюю часть купального ансамбля, и её небольшие, но очень аккуратно выточенные груди, остались без всякого прикрытия.

   Надин почувствовала, как мгновенно воцарилась тишина. Оба находящихся рядом с ней мужчины не могли оторвать своих взглядов от этого изумительного зрелища.

   Надин ощутила серьезное беспокойство. Не слишком ли это смелый шаг со стороны её дочери. Во Франции все привыкли, что молодежь и не только молодежь часто загорает без верха, но в данной ситуации такое поведение Патриции чревато непредсказуемыми последствиями. Она осмотрелась вокруг и заметила, что еще одна пара глаз жадно пожирает глазами открывшуюся картину. Боже мой, и Ленчик убит наповал тоже. А еще мнит из себя философа, неподвластного мирским соблазнам, а на самом деле самый обычный похотливый мужичок.