355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Митрофанов » Зачистка территории » Текст книги (страница 25)
Зачистка территории
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 02:24

Текст книги "Зачистка территории"


Автор книги: Владимир Митрофанов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

Когда все у них с Мариной закончилось окончательно, и Аркадий снова вернулся в свой родной город один, без любви, он снова почувствовал постоянный ветер и нарастающий поток времени. Любовь осталась позади, детей у него не было, любимого дела тоже. Как-то встретил на улице свою одноклассницу Лиду Смирнову. Когда-то первая красавица школы была уже далеко не та: взъерошенная, под глазом -

"фингал", губы – в простуде, за ней волочился, семеня и спотыкаясь, хнычущий ребятенок лет пяти, и на руках сидел еще один – совсем малыш. Шахова она не узнала. Днем позже он зашел на рынок и увидел там Розку Максакову из параллельного класса. Некогда настоящая девочка-цветочек, теперь она невероятно располнела, торговала на рынке овощами, громко орала на весь зал. Они немного поговорили с

Шаховым, оказалось, у нее был уже почти взрослый, четырнадцатилетний сын. Именно вернувшись в Любимов, Шахов вдруг почувствовал, как сам стремительно стареет. Все окружающие тоже старились с огромной скоростью буквально на глазах, масса знакомых людей вокруг уже умерла. Ежедневно кого-то хоронили. Городское кладбище постоянно расширялось, не хватало мест. Злой отекший могильщик хрипло кричал из ямы: "Если не добавите, могу задеть за соседний гроб – кости посыплются!"

Развод с Верой Шахов получил только в марте, когда он был как бы не очень-то и нужен и уже не столь актуален. Марина в это время уже жила с другим. Все было зря. Как Аркадий ни вывертывался протянуть время с ней, но и оно кончилось. Ни деньги, ни другие факторы уже ничего не решали. Марина была потеряна навсегда, и Шахов остался совершенно один против нарастающего потока времени. Он и статью-то в газету написал, чтобы выйти из этого состояния – это было маленькое событие, хоть как-то меняющее его жизнь. И теперь он ждал, когда же его убьют. После бани, расставшись с ребятами, он не пошел домой, а направился к к реке. Сидя на набережной, Шахов смотрел на отцветающие кусты сирени, на убегающие тучи, рябь на реке и вдруг подумал: "Боже мой, такое прекрасное лето проходит зря!" и в этот самый момент он почувствовал: что-то случилось. Словно ангел апокалипсиса протрубил: времени больше нет!

Глава12. Зачистка территории

Несмотря на свой довольно свободный, со стороны, образ жизни,

Альберт Мамаев отличался чрезвычайной пунктуальностью: даже в воскресенье ворота усадьбы распахнулись почти ровно в 9.30. Выехав из усадьбы, черный "Мерседес" остановился. Водитель вышел, оставив свою дверь в машине открытой, и пошел запирать ворота.

В это самое время из-за кустов вышел старик. Не было никаких разговоров – вообще ни одного слова не было произнесено. Подойдя вплотную, Александр Михайлович Шахов сходу, почти в упор выстрелил из "Вальтера" водителю в затылок и в спину, и дальше, уже не глядя на упавшего, стал вести огонь сразу из двух пистолетов по людям, сидевшим в машине: в открытую дверь – в переднего пассажира и сквозь стекла – в задних. Отстрелявшись, в краткой тишине он вставил в

"Вальтер" новую обойму и каждому по очереди, кроме явно мертвого водителя с дыркой в затылке, еще раз выстрелил в голову. Все заняло секунд пятнадцать, не больше. Фактор внезапности, как всегда, сработал блестяще – никто даже не дернулся. Может быть, у кого-то из этих парней даже еще билось сердце, толчками выбрасывая кровь из ран на одежду, кто-то из них все еще летел по сияющему коридору, ведущему в иной мир, но всё равно – все они уже были мертвы.

Александра Михайловича это всегда поражало: всего какое-то мгновение, в зрачках немой крик: "Мама! Я смерти боюсь!" – и вот она, смерть – уже прилетела, и души их уже вышли наружу и витают в смятении – скоро в ад!

По ощущениям (запах пороха и крови) – был просто сорок пятый год!

Когда-то такое или нечто подобное Александр Михайлович уже видел не раз. Дело это, конечно, было неприятное, но в юности у Александра

Михайловича случались вещи и похлеще, да и с моральной точки зрения, пожалуй, куда как более мерзкие, хотя, с другой стороны, и сам он был тогда другой – молодой. Впрочем, здесь, среди мирной жизни, все это показалось как-то все-таки пострашнее. Александр Михайлович осмотрелся вокруг, и потом, уже больше не оглядываясь, сошел с дороги и быстро пошел по тропинке среди кустов. Метров через сто он резко свернул в сторону, и на всякий случай перестраховался – сделал

"восьмерку", посыпав на траву на пересечениях следа перцем из надорванного пакетика, хотя и сам боялся закашляться – сразу запершило в горле. На берегу реки он выбросил в воду пистолеты, достал из сумки за спиной неполную бутылку водки, плеснул на ладони, тщательно протер их, сделал глоток, не почувствовав вкуса, сунул под язык капсулку нитроглицерина и, немного отдышавшись, вошел в дачный поселок. Оттуда уже обычным путем Александр Михайлович примерно через полчаса вернулся к себе домой. В квартире было тихо и сумрачно. Он подошел к шкафу в прихожей, оскалился в зеркало железными зубами, и оттуда – из отраженной тьмы за его спиной – в ответ ему белозубо улыбнулась его молодость.

Надо сказать, что, выбирая место для операции, Иван Михайлович, конечно же, знал, что уйти незаметным всегда очень сложно: по опыту было известно, что куда не сунешься, что ни сделаешь – всюду глаза человеческие. Но знал он и то, что люди не всегда видят предмет, на который смотрят, и все зависит от того, что останется в голове – именно на этом основано большинство фокусов. Поэтому в целом он был спокоен. И оказался прав. В это же самое время на чердаке домика напротив и немного наискосок от усадьбы Мамаева один человек, пытаясь понять, что же ему теперь делать и как жить дальше, решил, как советуют психологи, сформулировать письменно то, о чем нельзя было никому рассказать. Он наблюдал бойню, происходившую прямо перед ним, без всякого интереса и удивления – равнодушно, словно на детскую игру в войну, и писал:

"Жена моя влюбилась. Я понял это только сегодня, а до этого просто чувствовал, что с ней что-то не так. Поведение ее в последнее время очень изменилось. Когда я прихожу в спальню и ложусь рядом, она отворачивается, сворачивается калачиком и делает вид, что спит.

Когда я трогаю ее, она говорит, что сегодня у нее болит голова. У нее горят глаза, она отвечает мне дерзко, тщательно одевается и явно относится к близости со мной с отвращением. А ведь мы когда-то очень любили друг друга. И было-то это всего полгода назад. Когда-то мы были друг с другом откровенны и счастливы, а теперь я даже и не знаю, что будет с нами завтра, чем кончится вся эта история. Я не знаю, что делать, стал раздражителен, и это даже заметили на работе.

Тут как-то вспылил, накричал на парня, а тот ответил с обидой: "Что с тобой? Тебе что, сегодня жена не дала?" У меня все чаще появляется желание напиться, прийти домой и избить ее в кровь. Но я знаю, что это избиение будет для нее сладким, и она наверное его даже где-то хочет, чтобы иметь повод уйти красиво. Кроме того, интересно и то, что она стала подчеркнуто внимательно относиться к нашему ребенку.

Раньше могла и затрещину дать, прикрикнуть, сейчас же – нет. Катюха не знает, что происходит, но чувствует, что в семье что-то не так, начинает по поводу и без повода капризничать. Рушится маленький, казавшийся ей таким надежным и стабильным, мир ребенка.

Я не знаю, кто этот человек, в кого она влюблена. Встречается ли она с ним каждый день или реже – тоже не знаю, может быть, они просто вместе ходят в кафе и целуются, а может, проводят время в его холостяцкой (или какой другой) квартире. Думать об этом просто невыносимо! Говорят, что об измене жены муж узнает самым последним.

Я думаю, любящий человек просто не может и не хочет верить в измену.

Как я, даже сейчас, когда все уже очевидно, иногда вдруг думаю: "А может, это ошибка? Может быть, мне это все кажется?" Кто-то из таких вот, как я, страдальцев как-то рассказал, что парадокс любви состоит в том, что вот он однажды пришел домой, где они с любовником лежали голые в кровати, и казалось бы, что уж все предельно ясно, но потом жена его вдруг стала ему говорить, что "это совсем не то, что ты думаешь, и ничего между нами не было!", и он тут сам стал сомневаться – сознание его просто противилось признать измену.

Получалось, он сам пытался не видеть очевидное. Я сам тогда, слушая его рассказ, в душе потешался над ним с чувством собственного превосходства, считая, что меня-то это уж никогда не коснется.

Действительно, в мужской среде такие истории обычно вызывают только злорадный смех. Наставить рога другому мужику традиционно считается за доблесть. А заделать ребенка чужой жене – это уже высший класс!

Симпатии общества всегда на стороне любовника, и никогда – на стороне рогоносца. И вот теперь почти такая же ситуация произошла со мной. Самые глубинные древние основы этого мира, изначальные принципы человеческого стада, самого мужского естества состоят в том, что ты хоть чего-то значишь в обществе лишь в том случае, когда у тебя есть лично твоя женщина, которая может продолжить твой род и родить от тебя ребенка. Если этого у тебя нет – у тебя нет ничего!

Итак, что же делать? Искать доказательства? А зачем? Чтобы предъявить ей? Первой мыслью было – выследить, узнать кто, поймать на месте встречи, избить его или хотя бы вступить в драку. И тогда ситуация, пожалуй, так или иначе бы разрешилась. Это, скорее, теоретически. Практически же тут можно попасть в смешное положение – а вдруг мужик окажется не тот! Быть обнаруженным во время такой слежки – все равно, что быть застигнутым при подглядывании в женскую баню. Можно, конечно, использовать какую-нибудь технику – интересно, например, было бы записать их разговор по телефону. Интересно было бы знать кто я для нее, как она говорит обо мне ему или своим подругам. Может быть, она никогда и не любила меня? Типа вышла замуж без любви, по симпатии – потому что надо было за кого-то выходить.

Многие так и выходят замуж – ведь любви может и не быть никогда, а так как-нибудь стерпится-слюбится. Опять же появятся дети – а это всегда любовь и основной смысл женской жизни, – куда более важный, чем любовь мужчины. Надо сказать, что при всем своем внешнем романтизме женщины куда более практичны, чем мужчины.

Итак, как добыть доказательства? Рассказывали, один мужик в Н., подозревая жену в неверности, незаметно установил в обувной коробке на шкафу видеокамеру и заснял жену в постели с другим. Хотя он и был любителем эротики и даже легкого порно, смотреть потом на это дело ему было страшно. Получился сильнейший эротический фильм ужасов для одного человека. Потом он беседовал с женой, ничего не сказав о съемке, и она до того складно лгала, что он, как и тот мужик, заставший любовников голыми в кровати, тут же чуть ли ей не поверил, уже и в видеокамере начал сомневаться: а вдруг это какая-то техническая галлюцинация? И страшная мысль потом: а какова ложь-то, ведь даже не покраснела! И как долго это все длиться – неужели всегда? Неужели еще с дозамужества? Оказалось, тот мужик был ее любовником еще с давних времен, но сам состоял в браке и не разводился. А ей нужно было выйти замуж хотя бы для самоуважения и социального статуса, она и вышла за другого, но отношения их продолжались и после этого, и в этот период она родила неизвестно от кого ребенка. Может быть, они действительно любили друг друга. Может быть, именно между ними и была истинная настоящая любовь? А ведь в народе считается, если люди любят друг друга, то значит они и правы во всех ситуациях. Любовь – это как индульгенция. Раз любишь – значит, все можно. Она, кстати, и на суде все отрицала, выставляя мужа как болезненного ревнивца. Даже судья говорила ему, едва сдерживая слезу: "Вы, жалкий ревнивец, не верите этой чистой женщине!" Это так его достало, что он просто положил перед судьей кассету. Та, вероятно, ее посмотрела, впрочем, саму кассету не вернув, и в следующий раз, не глядя на него, сказала только ему:

"Это незаконная съемка и она не является для суда доказательством", но развод оформила. Итак, нужно ли знать правду или лучше пребывать в неведении? Ведь правда далеко не всегда дает счастье.

Третий вариант – откровенно поговорить. Хотя вести такие разговоры – всегда довольно страшно и тяжело, как камни ворочать.

Как это сделать? Как начать? Днем – некогда. Ночью в кровати – трудно будет удержаться от попытки ее задушить. Могут быть и неожиданные встречные обвинения. В таких ситуациях выковыривается самое гадкое и нелепое, типа: "Ты мне цветов не дарил", или: "У тебя член маленький, ты меня не удовлетворяешь, а я женщина – мне нужно", или: "От тебя воняет". Кстати всегда думал: на фига женщинам нужны цветы? Что в них хорошего? Сашка Богданов, впрочем, на это сказал так: "А ты и не думай, а просто запиши себе в ежедневник: "купить жене цветы" – сразу на год вперед – в разные дни, естественно в день рождения, годовщину свадьбы, восьмого марта. Я, например, так и делаю. Смысл цветов тебе все равно не понять, а ведь это в принципе деньги-то небольшие и получается совсем другое отношение. Я считаю, что цветы – вещь формальная, ты просто соблюдаешь ритуал отношений между любящими мужчиной и женщиной, и возможно, в этом-то и есть какой-то смысл". С другой стороны один мужик ответил тогда на

Сашкины слова: "А я вот ее не люблю и не могу себя заставить дарить ей цветы. Даже вид сделать не могу! Ну, разве что восьмого марта – потому что так полагается…" Кстати этим он только подтвердил

Сашкины выводы – эти небольшие ритуальные проявления показывают, что хоть как-то еще любишь женщину, или, по крайней мере, тебе хотя бы не все равно.

Итак, что же должен делать мужчина в этой ситуации? Как пережить измену? Исхода два: или разойтись или остаться вместе, как-то разрешив эту проблему. Возможно, что это любовное чувство у нее скоро пройдет, – случилось просто временное затмение мозгов, – такое бывает, как с мужчинами, так и с женщинами. У одного мужика жена запала на какого-то студента лет двадцати. Причем у них ребенку в тот период было уже двенадцать. Понятно, что это был полный бред.

Страдали все. Кончилось тем, что они развелись, а потом сошлись снова, тут же заделав еще одного ребенка. Таким образом они разрешили эту ситуацию. И теперь их семью, кажется, уже не разорвать, потому что они знают, что чего стоит. Вряд ли кто-нибудь из них еще раз решится на подобные шалости.

Итак, узнавать, кто или нет? Хочу ли я это знать? Начинаешь понимать, какая великая сила – неведение. Человек всегда говорит, что хочет знать правду, а в реальной жизни он нередко не то, что не хочет, но и вовсе не желает ее знать.

Может быть, просто нужно успокоиться и плыть по течению? Что ж, как сказал древний мудрец: "Плох тот посох, который не был увенчан рогом!" Говорят, даже великому полководцу Суворову, покорителю Альп, жена наставляла рога.

Конечно, по Моисееву закону – за такие вещи раньше просто убивали. Кстати, простое и обоснованное решение проблемы, как и многое в древности. Итак, что же все-таки делать?.."

Пописав еще немного, мужчина закрыл тетрадку, спрятал ее там же на чердаке под стопку журналов "За рулем", спустился вниз и вышел в огород. Жена его, симпатичная молодая женщина, о чем-то спросила его. Он ничего не ответил ей, взял тяпку и стал окучивать картошку.

На вопросы пришедших примерно через час милиционеров, проводящих опрос всех возможных свидетелей, он только пожал плечами: "Я ничего не видел и не слышал!"

Глава 13.Любовь нельзя купить

.

Аркадий Шахов зашел к деду в девять часов утра в воскресенье.

Того не оказалось дома, и Аркадий открыл дверь своим ключом. Он любил бывать у деда. Тот жил в тихом переулке на втором этаже деревянного дома, так как считал проживание в деревянном доме значительно более благоприятным для здоровья, чем в каменном. Дома у деда было довольно много немецкого фарфора, впрочем, не слишком ценного, да еще на стенах висели какие-то картины массового производства, но традиционно высокого качества с альпийским сюжетом: про оленей в горах у хижины охотника и про пастушку и пастуха.

Кстати, сам дом строили тоже немцы, точнее – немецкие военнопленные, и на потолке в одной из комнат еще с тех времен сохранились росписи.

Они со временем поблекли и облупились, но обновить их было бы уже невозможно: мастеров тех давно не было, а нынешних найти и нанять – стоило бы слишком дорого. Когда Аркадий в апреле вернулся в Любимов, дед позвал его к себе, снял одну из этих лубочных картинок и достал из нее сзади гравюру, похожую по стилю на Дюрера, к тому же и подписанную характерными буквами AD – очень старую; полез в другую картину – там был уже рисунок на картоне неизвестного художника тоже очень старый и наверняка безумно дорогой. Еще в комнате был письменный стол. Стол был огромный и тяжелый, в двери точно не проходил. Шахов всегда думал: и как это его сюда приперли? Сели за стол, дед внимательно посмотрел на Аркадия.

– Ты спросишь, почему я тебе все это не показал раньше? Да потому что владение этим требует некоторой зрелости, жизненного опыта.

Рисунки никогда не продавай! – сказал он ему. – Они тебе еще пригодятся. Вот этот, я думаю, точно Рембрант. Чем дальше – тем они будут стоить все дороже, но и продать будет легче, потому что богатых людей все больше, а порядка в России все равно никогда не будет!

Шахов тогда прикинул, что деду в конце войны, когда он все это собрал (или, точнее, прибрал), было двадцать пять лет – человек вполне солидный. И звание у него было по тем временам немаленькое – майор.

– Ты ничего такого не думай. Это не краденое. Тогда, в войну, они не стоили ничего! Сколько произведений искусства погибло просто так, ты не поверишь! Это вот все – Дед показал на фарфор. – под ногами хрустело. Этот картон я вынул из камина – им пытались растопить дрова. Взять что-то тогда – означало просто спасти. Помню, видел, как под госпиталь занимали один замок, так все оттуда выбрасывали в окна – рояли, картины, мебель. Все лежало грудами. Потом все сожгли.

Сейчас в это трудно поверить. Рисунки, книги – все жгли, пускали на самокрутки и на подтирку. Считалось, что это все буржуйское и вражеское искусство. Это и теперь не настоящее богатство, поскольку и сейчас продать сходу невозможно. По сути это – это резерв.

Шахов подумал, что этот картон, набросок этот, действительно, вряд ли можно было бы сходу куда-нибудь продать. Он наверняка стоил баснословно дорого, но вполне мог и оказаться предметом и разыскиваемым, подпадающим под какой-нибудь новый закон о реституции, перемещенных ценностях, и нужно самому быть очень богатым, чтобы иметь связи для такой продажи и при необходимости получить юридическую поддержку и защиту. Поэтому Аркадию Шахову, пожалуй, можно было сказать: "Вы – миллионер, но деньги получите, только когда вам будет сорок лет". Конечно, такая фраза для двадцатилетнего пацана – была бы убийственна, но для тридцатитрехлетнего мужика звучала вполне даже ничего.

Показал дед и шкатулочку с печки. С мелкими предметами – золотыми монетами и орденами – было, конечно, много проще. "Железный крест с дубовыми листьями" являлся наградой немецкого генералитета. У Шахова сразу из памяти откуда-то всплыло, что вроде как Вадим хвастался, что за такой вот орден ему предлагали в обмен машину – довольно свежую "Ауди". Сам же он купил крест за пятьсот долларов у черных следопытов и еще считал, что ему очень повезло.

Кроме того, Шахов узнал и другую – самую главную тайну, которая тоже сильно теперь возбуждала его. Как показал дед, кирпич с выдавленной надписью "Смирновъ" в кладовке вынимался и открывал полость, в которой лежала деревянная коробочка.

И вот Аркадий снова достал ее сейчас, когда был в доме уже один.

Когда он поднял крышку, то обнаружил в коробочке маленький замшевый мешочек. Он открыл его и высыпал на ладонь горсточку граненых икрящихся камней, размером с крупный горох. Все это сияло необыкновенным блеском. Он взял один камень и острой вершиной грани провел по стеклу на столе – образовалась заметная царапина. Жизнь его мгновенно изменилась. Было обычное июньское воскресенье 9 часов

21 минута утра. Песня, начавшая звучать по радио еще до того, как он взял в руки мешочек с бриллиантами, еще даже не закончилась, а он будто бы перешел в совсем другое измерение. Он словно в один миг оказался на набережной Французской Ривьеры в кабриолете, мчащемся по шоссе рядом с морем. Картина эта, ранее совершенно фантастическая, внезапно обрела абсолютно реальные очертания. И несмотря ни на что рядом с ним была Марина. Теплый встречный ветер развевал ее волосы.

Они снова были вместе, и тени пальм проносились по ним полосами.

Итак, он держал почти полную горсть искрящихся холодных камней.

Это было уже какое-то новое будущее, или, вернее, обещание будущего.

Внезапно, ему было дадено богатство. Камни были большие и холодные.

Он померил штангенциркулем один из них – самый маленький – оказалось

10,3 миллиметра. По таблице в "Детской энциклопедии", которую он взял с полки, это соответствовало весу в 4 карата. Показалось как-то мало, и никакого указателя цены в книге не стояло. Аркадий даже и приблизительно не представлял, сколько могут стоить такие камни.

Вспомнилось, что у одной женщины, жены знакомого фирмача, было бриллиантовое кольцо с камнем куда как меньшего размера, кажется в два карата, которое, правда, было в золотой оправе, и она хвасталась, что будто бы это кольцо обошлось мужу в 6500 евро. Шахов еще тогда подумал: да за эти деньги можно было машину купить, а тот жене – какую-то безделушку. В той же энциклопедии было сказано, что стоимость камня возрастает пропорционально квадрату его величины в каратах. Таким образом, камень весом в четыре карата должен был стоить в четыре раза больше двухкаратного камня. Так что по самой приблизительной оценке только самый маленький бриллиант из кучки на столе мог стоить примерно тысяч двадцать долларов. Не меньше. Итак, минимум 20-30 тысяч долларов за каждый камень. Всего камней было восемнадцать – целое состояние.

Шахов держал в ладони эти камни, и думал, а вдруг это и есть тот самый шанс вернуть Марину. Он теперь вполне мог бы купить большую квартиру или даже дом, и им не пришлось бы скитаться по чужим углам.

А можно было бы надолго уехать за границу, скажем, снять или купить домик в Финляндии и на какое-то время уединиться от всех. В то же время Аркадий хорошо знал, что деньги и потерять очень просто, и что с камнем в Любимове однозначно ничего не выгорит. Но даже и в Москве и в Питере тоже было бы непросто: покупатель мигнет кому надо – затащат, дадут по башке, сунут в бок нож – вообще исчезнешь без следа. Надо было ехать за границу, да и то раз тридцать подумать, как подойти, заиметь знакомого ювелира, внедриться в элиту, чтобы никто не спросил откуда камни. Это тоже было нереально и абстрактно.

Напряженно думая и просчитывая возможные варианты, Шахов знал, что решение непременно есть, его просто нужно найти. И правильное решение внезапно возникло: следует обратиться к маминому мужу -

Антону Степановичу – тот был теперь человеком очень богатым, влиятельным и наверняка имел необходимые связи. Но парадокс состоял в том, что на настоящий момент банкомат не работал и нужно было бы где-нибудь хотя бы рублей пятьсот наличных денег занять на билеты на поезд до Москвы. А лучше – тысячу или две. Причем немедленно.

Дед как назло пропал невесть куда, когда он появится – было неизвестно, и Аркадий решил, что проще всего тут же съездить к отцу в Казанкино и занять у него. Он отцу деньги давал довольно часто, всегда что-то привозил из инструмента, всяких полезных в хозяйстве мелочей, поэтому можно было теперь и попросить, конечно же в долг, с последующей отдачей. Шахов положил камни на место, а один самый маленький, сунул в нагрудный карман джинсовой рубашки, где лежали права, и вышел из дома деда и пошел к себе. Заходить в квартиру

Шахов не стал. Машина его – белая "семерка" – стояла во дворе. Со второго тычка завелась. Аркадий выехал на улицу, повернул на проспект Ленина и там увидел стоящего на автобусной остановке Сережу

Егорова с подружкой. У ног их стояла сумка. Просигналить Аркадию не удалось – не работал гудок. Он сначала хотел, было, проехать мимо, но все же остановился, сдал задним ходом, вышел и подошел к ним.

– Привет, вам куда?

– В Покровское – к бабке! – ответил ему Егоров. – Она не едет, – кивнул он на подружку, – и меня, вредина, не отпускает!

– Подружка твоя, или жена? – спросил Шахов, с восхищением глядя на совсем еще юную девушку, жавшуюся у Егорова подмышкой.

– Еще пока не жена, у нас свадьба в июле, я может быть, даже еще передумаю, – ответил сияющий Егоров. Девочка счастливо улыбалась, тесно прижавшись к нему. За их спинами и в их глазах стояло звонкое тугое лето.

У Аркадия Шахова никогда в жизни такого, чтобы вот так вот счастливо стоять с девчонкой, никогда не было, и он с горечью подумал, что и вряд ли уже когда-нибудь будет. Никто его никогда так не любил.

– Давай, садись! – сказал он Егорову. – Подвезу. Я еду к отцу в

Казанкино.

Егоров, закинув сумку на заднее сиденье, сел спереди, рядом с

Шаховым. Скрежетнув первой передачей, тронулись. Отъезжая, Шахов бросил взгляд в зеркало заднего вида: девчонка, подпрыгивая на месте, махала им вслед.

Проезжая мимо автовокзала Шахову показалось, что он увидел

Марину. Он потряс головой: ну этого точно не может быть, и девушка, на нее похожая осталась позади.

Управляя автомобилем, Шахов все это время лихорадочно продолжал думать. А ведь действительно: можно ли купить любовь? Может быть, и правда, приехать, предложить много денег, чтобы Марина ушла к нему от человека, которого любит? Но даже если она и уйдет по материальным причинам, она ведь все равно не перестанет любить другого, и не полюбит Шахова только за то, что он богат. Так что все это, скорее всего, бессмысленно. Но, может быть, она все-таки привыкнет, родит детей и полюбит его потом? В силу своей профессии

Шахов представлял себе жизнь как некое подобие невероятно сложной компьютерной игры, которой управляет сам Бог. Но, как нередко бывало при работе в Интернете, когда все внезапно упиралось в возникающую на мониторе красную табличку с надписью "Access denied (В Доступе отказано)", так и тут во всех его планах все они упирались в последние Маринины слова: "Я тебя не люблю", как в бетонную стену. И ничего тут уже поделать было нельзя.

В это самое время Марина прошла пешком от автовокзала, вошла во двор его дома и спросила женщину, которая вешала на веревки белье:

– Извините, Аркадий Шахов здесь живет?

– Здесь, только буквально три минуты назад как уехал. Вы могли видеть.

Действительно вроде была какая-то белая машина, мигнула на повороте стоп-сигналами. Буквально в три минуты разошлись. У Марины дрогнуло сердце.

– А куда уехал, не знаете?

– Ну, это, девушка, мне он не сказал. Может, к отцу в Казанкино, а может, просто на рынок за картошкой. Вы подождите, вдруг приедет.

Хотите, я квартиру открою?

Женщине было лет тридцать, не больше, она поглядела на Марину оценивающе. Среди белья, которое она вещала, были детские вещи, но не было мужских.

Марина села тут же во дворе на скамейку. От предстоящей встречи она испытывала глубокое волнение и радость, ее буквально колотило.

Женщина это заметила:

– Вам плохо? Ночь в дороге, не выспались? Может быть, дать цитрамон?

Шахов с Сережей Егоровым в это время уже выезжали из города.

Шахов, запястьем левой руки периодически ощупывая камень в нагрудном кармане рубашки, лихорадочно думал. Неужели это его последний шанс?

Ведь хотя бы один шанс всегда человеку дается. И если оглянуться и посмотреть на свою жизнь, то такой шанс обязательно был у каждого, просто кто-то им воспользовался, а кто-то и нет – упустил его или просто испугался изменить свою жизнь. Может быть, это нежданное привалившее Шахову богатство и было таким шансом.

Но тут была та редкая ситуация, где деньги практически ничего не решали. Марина бы и не взяла у Шахова ничего. Парадокс заключался в том, что ее вполне мог бы "уболтать" какой-нибудь случайно встреченный состоятельный человек, пригласить в ресторан или в казино, и она бы пошла с ним, и даже, возможно, осталась бы на ночь.

И это было бы сделано не за деньги – просто из симпатии. Но у Шахова она принципиально не взяла бы и копейки, и спать бы с ним не пошла даже за двадцать тысяч долларов. Пусть он мог купить на эти деньги не одну красивую проститутку, но любовь Марины купить не мог. Она ни за что не пошла бы на это. Банальная истина: любовь нельзя купить за деньги.

Какая же была в том причина? И вдруг Шахов понял эту страшную истину: его никто никогда не любил, а ведь он всегда хотел только одного – чтобы его любили! Данное ему богатство, о котором он когда-то мечтал, здесь ничего не значило, потому что любовь нельзя было купить ни за какие деньги. И теперь это было просто и наглядно ему показано: "Вот на тебе деньги и прочь с глаз моих!" Все было кончено! Почему-то он долго считал причиной всего этого разлада с

Мариной если не явную бедность, то постоянный недостаток средств, проблемы с жильем. Но, оказалось, и это не было главной причиной, основная причина же сидела где-то глубоко внутри него самого.

Марина его просто не любила, и все алмазы мира не заставили бы ее полюбить Шахова. Конечно, он бы мог еще попробовать измениться: сделать пластическую операцию, выбелить зубы, накачать на тренажерах мускулатуру, загореть, нанять стилиста, купить модную дорогую одежду, машину – но стал бы он другим? Впрочем, возможно, и стал бы.

А почему бы и нет? Ведь нередко внешние изменения ведут к изменениям и внутренним – в душе и мировосприятии. Но Шахов хотел, чтобы она любила его за него самого, как любила она волосатого байкера со всеми его хламидиями и татуировками, и того развращенного смазливого мальчишку, требуя от них тоже только лишь одного – любви к себе. И ему, Шахову, тоже была нужна только лишь любовь. Ему было мало просто любить самому.

Влюбленные люди – суеверные люди, а надежда – это вера влюбленных. Из мгновенного проблеска надежды они тут же строят воздушные замки счастья, которые рассыпаются от малейшего дуновения реальности. Внутри Шахова все колотилось, пульс колошматил под сто, и он, ощущая этот тремор, с растерянностью подумал: "Ведь все же кончено, куда же ты спешишь, сердце?" Уже проезжали через Покровку.

Из-за деревьев показался купол деревенского храма – словно голова богатыря в шлеме, а рядом с ним – как тощий друг – пустая колокольня.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю