Текст книги "Зачистка территории"

Автор книги: Владимир Митрофанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

В городе мгновенно появились кафе, временные склады и гостиницы.

Многие из местных жителей подрабатывали на подноске, погрузке и охране товара. Жизнь закипела. Кто-то охранял, а кто-то пытался отнять и товар и деньги. Первый таможенник тут же построил себе на берегу реки гигантскую усадьбу, окруженную высоким глухим забором. У него была интересная особенность: имея в собственности практически новый "Мерседес", на работу он ездил на старых раздолбанных

"Жигулях" ну и, естественно, в своей унылой, наводящей на "челноков" тоску форме. Впрочем, тут же, как грибы, появились и другие таможенники, которым тоже надо было строиться и покупать хорошие машины. Самое интересное, что и пограничники по каким-то неустановленным причинам тоже процветали – эти то, казалось бы, с чего? Все шло гладко до тех пор, пока в Москве не решили повысить пошлины на ввозимые "челноками" товары.

Все члены "доильной" команды уже потирали руки, резонно считая, что и сумма взяток тут же возрастет, как вдруг, чисто по экономическим причинам, просто из-за того, что при таких пошлинах ввозить в Россию товары самолетами стало невыгодно, "челноки" начали поставлять ширпотреб через Казахстан: туда самолетами, а оттуда уже поездами в Россию. Реально это выглядело так, что примерно через неделю-две после повышения пошлин самолеты в Любимов просто перестали прилетать. Аэропорт со всем его разросшимся персоналом, пограничный пост и вся бригада таможенников тут же осталась не у дел. Это напоминало внезапно закончившуюся золотую лихорадку, как если бы золото иссякло. Еще примерно с месяц они всматривались в небо, но оно было пустынным. А потом все исчезло чуть ли не в один день – и таможенники, и пограничники, и авиадиспетчеры со всем навигационным оборудованием. Говорят, даже некоторые бетонные плиты со взлетной полосы уперли кому-то на дачу. Усадьба первого таможенника впрочем, так и осталась стоять за своим глухим забором, хотя неизвестно было: сам он там живет, или кому-то продал, поскольку в лицо его никто из местных жителей не знал. Чем он занимался теперь – тоже было неведомо, но начальный капитал он, в отличие от многих других, заработал. Первым нередко везет. Надо только успеть вовремя выйти из игры. Но в экспозиции краеведческого музея ничего по этому периоду, естественно, не было. Это была уже новейшая история Любимова.

Вдоволь полюбовавшись на город с обзорной площадки на самом верху

Красной башни, Павел и Даша вышли из музея в три часа дня оба очень довольные как экскурсией, так и друг другом. Правда, настроение Даше немного подпортил некто Рома Бугаев, бывший ее одногруппник и обожатель. Он, видимо, специально поджидал Дашу у музея, сразу же подошел к ней и выпалил:

– Здравствуй!

– Привет! – ответила Даша, не вполне понимая, что происходит с парнем. Он явно был не в себе.

Рома с искаженным бледным лицом спросил у Даши:

– А это кто такой? – и, не дожидаясь ее ответа, тут же заявил

Павлу: – Я тебя не боюсь!

После таких резких слов Рому начало заметно потряхивать и он никак не мог остановить эту дрожь. Он не знал, что и выбрать: или, зажмурив глаза, обреченно ринуться в драку, или тут же убежать без оглядки. И то и другое казалось ему невозможным.

– А я тебя и не пугаю, – несколько удивленно ответил Павел, с интересом, даже чуть наклонив голову набок, рассматривая Рому, как некое редкое насекомое.

Возникла пауза. Затем Рома, закусив губу, повернулся и, опустив плечи, пошел прочь.

Павел вопросительно посмотрел на Дашу. Та только недоуменно пожала плечами.

– Это твой парень? – спросил все-таки Павел, не глядя Даше в глаза. (Они с Дашей перешли на "ты" чуть не сразу после того, как зашли в музей.)

– Нет, – ответила Даша почти что правду.

Настроение все-таки было немного подпорчено. Молча и медленно они пошли по направлению к Дашиному дому. Вопрос свербил один у обоих:

"Что же дальше?" Обоим показалось, что пришли как-то очень быстро.

Надо было расставаться.

– Большое спасибо за экскурсию! – сказал Павел. – Можно мне тебе позвонить?

– Да, конечно! – сказала Даша, подумав, что до этого звонка она просто не доживет.

Противный Рома, конечно, Даше настроение испортил здорово. Даша сказала Павлу правду: это не был ее парень, но это был не кто иной, как ее воздыхатель. И был у них с Ромой в жизни один довольно щекотливый эпизод. Зимой, во время рождественской студенческой вечеринки он Дашу намеренно подпоил. Девушку разморило, она уснула, осталась у него на квартире, когда все ушли, и Рома, хотя и несколько суетливо, решил этим воспользоваться. Впрочем, во всем этом деле был один неприятный для него момент: стоя на карачках над распростертой в постели обнаженной Дашей, он обернулся и в огромном старинном зеркале, занимавшем в спальне родителей прямо напротив кровати чуть ли не полстены, в свете ночника увидел свое безумное лицо и прямо рядом с ним в отражении – свою же тощую белую задницу и возбужденный сужающийся к концу кривой половой член. Своим видом голый Рома очень напоминал злобного похотливого гамадрила. "Вот черт! Какая мерзость!" – подумал Рома, стремительно трезвея. Нет, это уже была не любовь. Правда, потом он уже сам стал сомневаться, случилось ли это все на самом деле или же ничего не было, поскольку никаких видимых изменений в отношениях между ним и Дашей после данного происшествия не произошло. Они так и остались просто знакомыми: типа "здрасьте" и "до свидания"! Все попытки с его стороны еще раз подкатиться к Даше поближе совершенно не удавались, и таких ситуаций, как тогда сложилась, тоже уже больше не случалось.

Сказать же ей что-нибудь типа: "Даша, мы с тобой тогда переспали, давай еще!" – было просто немыслимым, потому что Даша наверняка посмотрела бы на него с гневом и недоумением: "О чем это ты?" Сам-то

Рома готов был на ней и жениться в любой момент, однако никакого ответного отклика не ощущал, хотя и продолжал надеяться. За Дашей он следил постоянно, но с некоторого расстояния: а вдруг еще раз повезет.

А тогда наутро, очнувшись от дурного сна в чужой постели, Даша что-то такое заподозрила, и дома, отмокая в ванной, долго думала, что же ей с этим делать дальше. И не знала. Пойти к этому сволочу

Роме, устроить скандал, сказать: "Что ты такое наделал?" А вдруг он ответит: "А меня там вовсе и не было"? И тогда она решила просто ничего не делать, и ничего никому не говорить. Но в результате всех этих переживаний она Рому совершенно уже не могла на дух переносить даже просто в поле зрения, а не то, что разговаривать с ним, хотя при случайной встрече едва заметно и кивала в ответ на его приветствие. Но следует отдать должное Роме, парень он был в целом неплохой, все же помнил школьные уроки биологии – там, где про тычинки и пестики, – и поэтому никаких последствий для здоровья Даши после той ночи, к счастью, не случилось.

И вот теперь, стоя на залитой солнцем улице, он из-за угла смотрел ей вслед. В тот давний миг, зимой, они были почти вместе, почти любовники. Она спала, а он лежал с ней рядом, обнимая ее, вдыхая запах ее волос, нежно целуя в висок. В ту ночь она была его.

А сейчас Даша, как комета, стремительно улетала от него с другим мужчиной в другую жизнь – как в дальний космос, и расстояние между ними увеличивалось за каждый удар сердца, и догнать ее было уже невозможно. Она уходила навсегда. А ведь даже просто иметь ее рядом с собой – уже означало, что жизнь удалась. И Рома, совсем молодой человек, вдруг с горечью ощутил эту невосполнимую потерю и заплакал.

Глава4. Даша Морозова

Лишь только Даша пришла домой, как тут же ей позвонила Кристина:

– Дарья, ты где ходишь?

– Мы в музей ходили.

– С ним?

– Да, – ответила Даша, особо не распространяясь, чтобы не услышала мама, которая что-то делала на кухне.

– Ты что, влюбилась?

– Не знаю.

Кристину укололо чувство зависти: почему это Дашке счастье, любовь. Вот появился в кои веки симпатичный мужчина и сразу стал клеиться к Дашке, а не к ней, Кристине. Почему? Кристина решила Дашу позлить:

– Ты, Дашка, вечно витаешь в облаках! Дело, конечно, твое, но ты даже его совсем не знаешь! Он же взрослый мужчина, и уж наверняка у него кто-то есть… – сказала она.

Даша повесила трубку. Легла на кровать у себя в комнате и уставилась в потолок. Она совершенно не представляла себе, как теперь жить дальше.

Павел, однако, отошел недалеко. Он постоял какое-то время, в буквальном смысле колеблясь, потом повернулся и решительно направился обратно к Дашиному дому. Там он снова остановился, еще постоял перед входом и вошел в прохладный и сумрачный подъезд с запахом кошек, прошел через ослепительные квадраты солнца на стене и поднялся на второй этаж – к двери шестой квартиры. Сердце его вдруг заколотилось. Как давно он не испытывал подобного ощущения! -

Наверное, с тех самых пор, когда семнадцатилетним пацаном шел на свидание к своей первой по-настоящему любимой девушке Оле – к ее домику на самой окраине Любимова, где она тогда жила среди цветов и крыжовников. Сентябрь в том году был очень теплый и солнечный, и ветер таскал первые желтые листья по сухой, совсем еще летней дороге. Он всегда очень волновался, когда подходил и открывал ту скрипучую калитку в ее сад. И вот вновь перед этой, обитой дерматином дверью возникло то же самое прекрасное почти забытое чувство. Нажав кнопку, он услышал, как вороньим голосом прокаркал звонок, а потом по коридору послышались быстрые шаги. Открыла она сама – Даша. Из кухни в конце коридора выглянула женщина, наверно ее мама – напротив света Павел не разглядел лица. "Мама, это ко мне! – крикнула Даша, задыхаясь, сдавленным голосом. "Добрый день!" – прошептал Павел. – "Сейчас будет обед!" – тоже крикнула мама с кухни. "Боже мой, я не доживу до конца обеда", – подумала Даша.

Павел с Дашей с минуту топтались в прихожей, почему-то стараясь не смотреть друг на друга. Дашины руки тряслись, когда она закрывала дверь на лестницу. "Проходи", – пригласила она Павла к себе в комнату. Колебалась один миг: закрывать или не закрывать дверь.

Закрыла. Встала перед ним, и вдруг оба без слов кинулись друг другу в объятия – да такие крепкие, что у Даши явственно хрустнули косточки, и она слабо пискнула. Стена, существовавшая между ними – ранее совсем чужими людьми – в один миг рухнула. Ситуация должна была как-то разрешиться и как можно быстрее, иначе сердца их могли бы разорваться. Обоих трясло. Здесь же в комнате нельзя было даже громко говорить. Они никак не могли ждать конца обеда. "Пошли ко мне!" – прошептал Павел Даше прямо в ухо, на миг оторвав свои губы от ее рта. От прикосновения его губ к своему уху Дашу обожгло. Она только кивнула, и уже через минуту они выскочили из квартиры на лестницу, а затем – во двор, окунувшись в жаркое солнце и в прозрачный зеленый мир июньского полдня. Чуть не бегом пронеслись они по улицам, все это время почти не касаясь друг друга, на ходу сказав кому-то: "Здрасьте", – и, наконец, влетели в прохладный подъезд, а потом – в теткину квартиру, полную икон и запаха ладана.

После того как Павел запер дверь, они опять постояли в прихожей, не зная, что говорить, а потом снова крепко обнялись, закрыв глаза и на ощупь отыскивая своими губами губы другого. Полетела в стороны и на пол одежда. Время остановилось.

Горячей воды не было, Даша приняла холодный душ и выбежала из ванной, прикрывая грудь, вся в блестящих капельках воды и в мурашках. Стуча зубами и трясясь всем телом, юркнула под одеяло рядом с Павлом. "Ты-ды-ды-ды…" – стучали у нее зубы. И как только

Павел увидел ее глаза близко-близко, в тот же миг для него началась новая жизнь и новая большая и настоящая любовь. А та прежняя, первая настоящая любовь, которая все еще тянулась и тянулась за ним из его доармейской юности (потому что человек никогда не живет без любви – пусть даже прошлой) тихо и нежно оставила его, и Павел был уже полностью в новом чувстве, и все вокруг теперь казалось ему незнакомым и удивительным.

Вскоре все смущения прошли, одежда уже лежала на стульях аккуратно сложенная, а Даша ходила по квартире совершенно голая – заваривала чай и мыла яблоки, поскольку больше ничего из съестного в квартире не было, а оба вдруг захотели есть. У Павла все это время в голове стучала одна мысль: только бы день не кончался. Долго пили чай. Даше очень нравилось ходить по квартире голой. Она никак не могла заставить себя одеться или хотя бы накинуть рубашку. Это уже потом у себя дома ей стало стыдно, а здесь она так и перемещалась обнаженная туда-сюда – на кухню и обратно. Тело ее светилось в слепящем солнечном свете, падающем в раскрытое окно. Павлу показалось, что все это ему снится, потом увидел близко голубую пульсирующую жилку у нее под кожей и вдруг понял: "Это не сон, она – настоящая!"

Затем они снова лежали в постели и целовались. Даша вдруг рассмеялась – прыснула прямо Павлу в губы:

– Тут как-то слышу, бабуля одна на скамейке говорит так злобно, глядя на целующуюся парочку: "Вот присосались, вот присосались-то!"

А это ведь так приятно…М-м-м…

У Павла на щеках внезапно выросла щетина. Даша вдруг больно укусила его за губу.

– Ты чего?

– Сама не знаю.

Еще час назад рядом с ней лежал чужой голый мужчина, а теперь она уже воспринимала его тело как свою личную собственность и намеревалась ревновать его ко всему: и к прошлому и к настоящему.

Какое-то время они лежали молча, и это молчание не было для них тягостным.

– Я хочу еще! – вдруг сказала Даша.

…Потом они вышли на улицу, щурясь от яркого света и облизывая саднящие истерзанные губы. Со стороны вид у них был совершенно чумной. Обоих мучила жажда.

– У меня теперь точно будет шелушиться, – озабоченно сказала Даша.

Павел не нашелся, что и ответить ей. Даша была в этот миг совершенно счастлива, но любые мысли о будущем, о завтрашнем дне или даже просто о времени часом позже – окунали ее в ужас, словно в прорубь: "Что будет дальше? А мама? А он? Ой! Что делать? А вдруг будет ребенок?" и тут же:"На свадьбу куплю белое платье!". Проходила минута."А вдруг он врет, что не женат?" – внезапно подумала она и снова впала в отчаянье.

Она так и шла с этими неожиданными мыслями до самого своего дома, то на мгновение погружаясь во мрак своих мыслей, то вновь оказываясь среди теплого июньского вечера – рядом с любимым мужчиной и снова была совершенно счастлива и чувствовала себя как никогда спокойной, защищенной от любых невзгод и уверенной в будущем.

Решили пройти через парк. На аллее какие-то дурные крикливые подростки, забравшись на скамейку с ногами, пили пиво. Павел с Дашей прошли совсем близко от них, взявшись за руки, занятые только собой.

Парни хотели курить и до этого уже с полчаса приставали ко всем проходящим мимо мужчинам, однако привязаться к Павлу им, на их счастье, даже не пришло в голову. Павел, впрочем, тут же автоматически их отметил – так же, как водитель подсознательно отмечает знак "Дикие звери на дороге" или "Внимание, крутой поворот", – высчитал главаря, определил число и силу группы (тьфу! – не о чем и говорить) и тут же напрочь о них забыл.

Когда уже подходили к Дашиному дому, Павел посмотрел на часы: было всего полпятого.

– Боже мой, мама моя идет! – Даша вдруг сделала большие глаза и испуганное лицо и почему-то облизнула и протерла рукой губы. – Все, мне пора! – и побежала на другую сторону улицы – к матери. Павел на

Дашину маму теперь смотрел во все глаза – уже как на возможную будущую тещу – с неизбежной симпатией и тревогой. Впрочем, Дашина встреча с мамой продолжалась всего с минуту. Даша вернулась веселая:

– Все нормально! Мама просто велела сходить в магазин.

– Слушай, а давай, пойдем куда-нибудь посидим, поедим. Я страшно хочу есть и пить! – сказал Павел Даше. Меж ними возникла уже и некая несексуальная, духовная близость, какая бывает между родными людьми.

От всего этого нового ощущения расстаться было невозможно и как-то даже дико. Вроде как бы и надо, чтобы хотя бы отдохнуть друг от друга, прийти в себя – но невозможно, и они как могли, оттягивали этот неизбежный момент расставания.

В маленьком – всего на четыре столика – кафе "Родник" они оказались почти одни. Заказ ждали довольно долго, но наслаждались даже этим ожиданием. Наконец, принесли глиняные горшочки с вареным картофелем и мясом, налили в бокалы красного вина. Чокнулись бокалами и выпили за встречу.

– У меня ужасное чувство, что это все мне снится, и я тебя больше никогда не увижу, – сказала Даша, с аппетитом уплетая картошку. – А мама моя до сих пор считает, что я маленькая. Старший брат давно уехал, женился, живет сам по себе. А мама, если мы куда-то с ней ездим, все еще пытается покупать мне детский билет, например, в музеи. И всегда удивляется, когда ей не дают. Как-то в универмаге в

Н. какой-то мужчина попросил меня помочь ему выбрать духи, так моя мама, издали увидев это, пронеслась через весь зал, роняя коробки и плюшевых мишек: "Что вам надо?! Что вы тут ходите?" Тот мужчина просто бежал от нас без оглядки.

Павел тут же непроизвольно подумал, что вот хорошо было бы тому мужчине дать по рогам!

Потом они еще посидели вдвоем за столиком под зонтиком уже другого – уличного кафе, пили: Даша – сок, Павел – пиво, смотрели друг на друга, а все другие люди вокруг них сновали случайными смутными тенями. Кто-то (наверно, какие-то Дашины знакомые) иногда здоровались с ней, но она даже не понимала, кто, рассеянно им отвечая. Итак, на данный момент получался следующий расклад: расстаться было невозможно, но и уехать вместе так сразу – тоже не получалось. Это была реальная жизнь и реальная любовь, поэтому тут же вылезла куча проблем, поначалу казавшихся нерешаемыми. С другой стороны, они с Павлом были уже словно родные, и все другие препятствия воспринимались ими как досадные и странные помехи. С другой стороны, помехи все-таки были достаточно серьезные.

Они, конечно, обсуждали за ужином дальнейшие планы, но так ни к чему и не пришли, поскольку прежде всего с Дашей была полная неопределенность. Павел про себя оценил оба варианта: Даша могла поехать с ним и сразу, но могла и остаться здесь на какое-то время, а он смог бы забрать ее позже, скажем, через неделю или две. Павел подумал и пришел к выводу, что и так и эдак выходило хорошо. Сразу поехать было бы, конечно, вообще счастье, но если бы Даша приехала к нему и чуть позже, тоже было бы неплохо: по крайней мере, появилось бы время хотя бы прибраться дома и урегулировать некоторые частные дела, которые решать при ней было бы не совсем удобным.

Они находились на той стадии отношений, когда, казалось бы, нужно еще долго встречаться, знакомиться дальше, постепенно узнавать друг друга, чтобы все было по правилам, по-серьезному. Но для всего этого не хватало времени, и было непонятно, как это реально сделать и никто из них обоих не представлял, что будет завтра. У них все получилось наоборот. Обычно люди сначала какое-то время встречаются, привыкают друг к другу, а только потом ложатся в постель. У них: в двенадцать впервые встретились, в два часа второй раз, полчетвертого оказались в постели, и лишь потом стали привыкать друг к другу, строить планы, когда всему знакомству было пять часов.

Одним из знакомых Даше людей, которые увидели ее в кафе на улице, был и тот самый местный авторитет Альберт Мамаев. Когда рядом со столиками притормозил его здоровенный черный "Мерседес" – ни Даша, ни даже Павел не обратили на него никакого внимания. Между тем, это была основная разъездная машина Мамаева. Мелькнувшие светлые Дашины волосы привлекли его взгляд, и он тут же приказал водителю остановиться и чуть-чуть приспустил затонированное стекло. С непонятным для себя раздражением он увидел оживленное и веселое

Дашино лицо, хотя человека, с которым она разговаривала, рассмотреть никак не удавалось, но он был явно ему незнаком и возможно даже не из местных.

– Ринат, ты не видишь, кто это рядом с Дашей? – спросил он у здоровенного охранника, сидевшего спереди рядом с водителем.

Тот только пожал плечами.

– Выйди-ка, посмотри, что за это человек, и позвони Денису, скажи ему, чтобы выяснил, кто это к моей Даше, в которую я вложил столько бабок, клеится! Пусть проверит и действует по ситуации! Да и передай ему стошечку зеленых! – сказал он как бы в шутку, но это прозвучало как приказ. Деньги, потраченные на музей, он считал средствами, вложенными конкретно в Дашу и в их гипотетическую будущую совместную жизнь, которую, впрочем, сам себе представлял довольно смутно, но как нечто счастливое и отказываться от этого будущего счастья вовсе не собирался. Даша для него была как бы мечта, пусть неопределенная, но терять которую ему очень не хотелось. Что ж, каких-то женщин можно было купить за "брюлики", шубу, просто за поход в ресторан, кого-то нужно было свозить в Турцию или в Испанию, а кому-то нужно было дать что-то особенное – например, музей. Это было как долгосрочная инвестиция, которая пусть не завтра, но довольно скоро должна была окупиться с лихвой. С того самого момента, как Мамаев впервые увидел Дашу в коридоре местной администрации, в его жизни появился новый смысл, и он вложил деньги в краеведческий музей прежде всего потому, что это давало ему возможность часто общаться с

Дашей, и он всегда наслаждался этим общением. Для него было внове то, что он чувствовал к ней. С ней он впервые в жизни ощущал себя чистым романтичным юношей, и это ощущение ему очень нравилось. После встречи с Дашей он, конечно, мог взять проститутку, или сразу двух и поехать с ними в сауну. Но пригласить туда Дашу – ему даже в не приходило голову и казалось невозможным. (Та бы, впрочем, и не пошла бы.) Для Даши необходима была совсем другая обстановка. И еще ему нравилось, что для Даши он был вовсе не бандит, а бизнесмен нового поколения – меценат, и ему это тоже льстило. Наконец, он подумал, что на ней вполне можно было бы и жениться, хотя он так пока и не придумал, куда девать первую жену. Еще ему пришла в голову такая мысль, что дети их могли бы стать чистыми аристократами. Их можно было бы послать на учебу в Англию или в Швейцарию. Когда он придумал это, ему стало даже легче и осмысленнее жить – он словно увидел свое будущее, и оно вместе с Дашей представлялось ему довольно светлым. С этим он и жил уже почти с полгода.

Впрочем, его тоже, как и несчастного Рому, в какой-то степени можно было отнести к Дашиным тайным воздыхателям, поскольку наивная

Даша о его намерениях даже не предполагала. Женатый, солидный, пожилой человек – какие там могут быть между ними личные отношения?

Впрочем, надо сказать, что таких тайных воздыхателей в городе, было у Даши еще, пожалуй, человека четыре. О некоторых она даже не догадывалась. Во всем виновата была ее искренняя улыбка, увидев которую, мужчины влюблялись мгновенно. К тому же, им казалось, что в этой улыбке уже есть какая-то взаимность и обещание чего-то большего и вовсе не в плане интимных отношений, а в плане всей их дальнейшей судьбы.

Наконец, плотно поужинав, с большим трудом Павел с Дашей все же расстались. На часах было уже полшестого.

– Ты сейчас куда? – спросила Даша, собираясь, наконец, по поручению мамы куда-то там сходить.

– Да в баню с друзьями собирались. В семь часов, – ответил Павел, снова взглянув мельком на часы.

– Ладно, пока. Позвони мне завтра утром, – сказала Даша.

Глаза ее наполнились влагой, и у Павла вдруг царапнуло по сердцу.

Он как будто увидел те будущие мгновения их прощаний на вокзалах перед его отъездами в командировки и счастливые минуты встреч, которые с лихвой искупают все эти прощания, и шепот в ночи в родном доме, на одной подушке, когда они будут лежать, тесно прижавшись другу к другу. "Знаешь, это дорогого стоит! – говорил ему однажды один знакомый офицер. – А может, и всего".

Они расстались в некотором смятении: никто толком не знал, что будет дальше. Когда Даша уходила, оборачиваясь через каждые два шага, Павел смотрел ей вслед и чувствовал буквально удушающее желание догнать ее, снова обнять и поцеловать.

У Даши было теперь две главные проблемы: нужно было перестроить планы на лето, то есть, прежде всего, решить что-то с работой (это было реально) и вторая: договориться с родителями. Тут могли возникнуть некоторые трудности, но к счастью, у нее был старший женатый брат Дима, у которого в ноябре должен быть родиться ребенок, и это событие вполне могло отвлечь родителей – и, прежде всего, конечно маму – от пристального внимания к Дашиной личной жизни. Даша и в этом тоже увидела счастливый знак. Жалко было только оставлять собаку Муху. Собака Муха была очень хорошая.

Даша находилась в таком психологическом раздрае, что когда через десять минут у магазина она встретила Кристину, то сразу и не поняла, кто это такая.

– Ой, Дашка, ты пропала! – сказала ей Кристина, разглядывая Дашу с явной завистью. – Что там у тебя случилось?

Что ей было ответить? Все случилось. Все изменилось.

– Дашка! У тебя даже глаза дикие и косые! Вы что, переспали? Да?

Ведь, сознайся, переспали! – как пиявка, пристала Кристина.

Даша не знала, что и ответить подруге: "При чем тут это?"

– Ты, Дашка, всегда чего-то придумываешь, всякие истории, фантазии. Помнишь, в детстве играли всем двором в королеву? Ты, конечно, была королевой… Потом ты придумала через Интернет знакомиться, а потом…

– А знаешь, Кристя, я всегда чувствовала, что он однажды придет.

Вдруг появится. Так внезапно и так странно, – сказала Даша, глядя себе под ноги.

Вместе они повернули за угол, и пошли по переулку, то выходя из тени деревьев, то входя в нее.

– И что теперь? Ты считаешь, что нашла своего принца? – продолжала язвить Кристина. – Вот он вдруг приехал, и все изменилось? У нас же был план! Мы же вместе хотели уехать навсегда из этой зачуханного городишки и из этой поганой страны, чтобы быть богатыми и любимыми женщинами! Женщина должна быть счастливой, жить с удовольствием – а это гораздо сложнее, чем просто иметь мужика. А здесь это в принципе сделать невозможно! – тараторила Кристина.

– Да, ну тебя на фиг! Мне сейчас кажется, что я ждала его всю жизнь! – Даша счастливо улыбнулась.

Впрочем, за высказываниями Кристины имелись определенные реалии.

У Кристины был виртуальный жених – испанец. Кристина переписывалась со своим испанцем по Интернету уже довольно долго и упоенно, собиралась выйти за него замуж и уехать жить в Испанию навсегда. Был даже вариант для воздействия на потенциального жениха, чтобы это дело ускорить: встретиться (лучше всего, конечно, у него в Испании), переспать с ним и даже постараться использовать будто бы случайную беременность. Перспективы будущей жизни в Испании были очень туманными, но Кристине представлялось, что рядом с их домом обязательно будет синее море и песчаный пляж. Вообще любая заграница казалась Кристине неким раем на земле, хотя сама она за рубежами

России никогда еще не бывала. Всех "новых русских" она считала бандитами, и по своему пусть столь уж большому жизненному опыту, резонно предполагала, что связываться с ними как минимум опасно для здоровья. В такой компании могли запросто оттрахать всей бригадой, заразить какой-нибудь венерической болезнью да еще и в глаз дать.

Причем эти, казалось бы, солидные и приличные в трезвом виде люди, хорошо выпив, неизбежно превращались в похотливых подонков без каких-либо моральных устоев и тормозов. С другой стороны, беззубые пьяные рожи "старых русских" эта продвинутая девушка видеть тоже категорически не могла. Поэтому Кристина твердила одно: "Только

Испания!" Образцом же настоящего испанца ей казался певец

Иглесиас-старший – тот, который Хулио. Младшего Иглесиаса она почему-то не воспринимала ни как певца, ни как испанца, к тому же тот был женат. В то же время ехать к неизвестному мужчине было все-таки боязно, но и оставаться жить в этом бесперспективном умирающем городе – тоже жутко. Она находилась на перепутье – ее пугали все варианты будущего. А тут она к тому же лишилась поддержки лучшей подруги.

С теперешней новой точки зрения Даши все это звучало довольно странно и дико, хотя еще вчера казалось вроде как бы и в порядке вещей. Она и сама за компанию с Кристиной переписывалась через

Интернет по-английски не только с каким-то испанцем из Барселоны, но с неким немцем из Штутгарта по имени Фридрих. Сейчас она уже подзабыла, что сама это дело и придумала – знакомиться и переписываться через Интернет и Кристину втянула. Кристина и тут начала ей в ухо чего-то там такое долбить, но Даша ее не слушала.

Она вся была в счастье и в панике. Кристина же, увидев, что Даша совершенно невменяема и не расположена общаться, обиделась и ушла.

Оставшись одна, Даша начала перебирать в памяти сведения о том, как сложилась судьба знакомых девчонок из Любимова, которые попытались из него вырваться. И оказалось, что совершенно по-разному. Некоторые просто исчезли, и от них не было никаких вестей, о других – обычно через родственников – доходила кое-какая информация, что все, мол, в порядке, типа: "Вышла замуж, родила, сидит дома с ребенком", или "Нашла хорошую работу, парень за ней ухаживает приличный, скоро поженятся", или, напротив: "Работы нет, живет в общаге". Жизнь нередко изобиловала резкими поворотами и неожиданностями. Так школьная Дашина подруга Света Петрова, всегда мечтавшая жить в большом городе поближе к загранице, после окончания школы сразу же уехала искать счастья в Петербург. По приезде она, соблазнившись на рекламу "Стань членом нашей бригады! Мы – одна семья! Гибкий график работы для студентов и учащихся!", решила на время устроиться на работу во всемирно известную сеть ресторанов быстрого питания. Приняли ее там очень дружелюбно, а первый вопрос менеджера был: "Хорошо ли ты умеешь делать минет?" Она даже не нашлась сходу, что ответить – просто сбежала. Впрочем, вскоре ей удалось очень удачно выйти замуж за парня, с которым она познакомилась совершенно случайно на какой-то вечеринке. Муж ее тоже был еще очень молодой парень, всего-то на четыре года ее старше, но уже работал в некой солидной фирме и зарабатывал удивительно много, так что финансовых проблем у них не было никаких. С мужем они прожили года полтора душа в душу, Света не работала, они планировали еще погулять годик-два и потом уже заводить ребенка. Но в один страшный день мужа убили на улице прямо у самого дома. Причем пока его восемь дней искали после исчезновения, все это время он лежал в морге больницы Петра Великого как неопознанный труп, потому что никаких документов и приметной одежды при нем не нашли. Ужас ситуации заключался еще и в том, что в это же самое время какая-то другая женщина, тоже искавшая своего пропавшего супруга, будто бы опознала Светиного мужа как якобы своего и собиралась забрать его хоронить. И если бы не случайность, он мог быть запросто похоронен совершенно под другой фамилией и навечно считался бы пропавшим без вести. Это, несомненно, имело бы самые серьезные последствия: от моральных, поскольку пропавшие иногда возвращаются, до социальных – то есть получения развода только через суд как с пропавшим без вести, да и то после некоего определенного законом срока, что было бы крайне неприятно, так как все это время пришлось бы иметь дело еще и с родственниками мужа. Да и потом все время казалось бы, что вдруг он объявится, вернувшись откуда-нибудь с Кавказа – из рабства.