Текст книги "Зверь"
Автор книги: Владимир Константинов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Константинов Владимир
Зверь
Владимир Константинов
Зверь
роман
"Жене Екатерине посвящаю".
Автор.
Пролог
За четыре года до описываемых в этом романе событий молодой, но уже достаточно известный кинорежиссер Владимир Ильич Туманов только-что закончил работу над очередным фильмом и вместе с актрисой Вероникой Кругловой, исполнительницей главной роли, ехал в родной Новосибирск, где должна была состояться премьера фильма. Именно из этого города тринадцать лет назад после окончания школы семнадцатилетним юношей он уехал в Москву, лелея мечту поступить во ВГИК и стать знаменитым артистом. Однако на актерский факультет он недобрал одного бала и был зачислен на режиссерский, и в последствии ни разу об этом не пожалел, нет. Творческая судьба Владимира Ильича складывалась на редкость удачно. Его дипломный малолитражный художественный фильм о судьбе горного спасателя был по достоинству оценен выпускной комиссией и даже отмечен в журнале "Искусство кино" как новаторский и оригинальный. Третий фильм "Человек не ко времени", принесший Туманову известность, стал победителем Сочинского кинофестиваля, на Канском получил поощрительный приз зрительских симпатий, а Ирина Шахова была признана лучшей актрисой. Рано пришедшая известность конечно же мешала Владимиру Ильичу, в сознании подспудно гнездилась мыслишка: "А вдруг? Вдруг неудача?". В искусстве как взлет, так и падение могут быть одинаково стремительными. Но он гнал прочь эти мысли, веря в свою звезду. Деятельный, энергичный, с прекрасными организаторскими способностями, он снимал фильмы быстро и не только вкладывался в отведенную смету, как бы невелика она не была, но даже экономил. Поэтому бизнесмены охотно давали деньги на его фильмы, будучи уверенными, что вернут их сторицей. Словом, все в творческой жизни Туманова было замечательно. А вот в личной... Н-да. Здесь были проблемы и весьма значительные. Все дело в том, что Владимир Туманов был очень эмоциональным человеком, терпеть не мог уродства и на роль главных героинь своих фильмов подбирал исключительных красавиц. А поскольку он был очень влюбчив, то за время съемок настолько влюблялся в актрису, что уже не мыслил без неё жизни. Поэтому каждый его фильм заканчивался скандальным разводом и очередной пышной свадьбой. И Туманов искренне верил, что на этот-то раз его брак будет окончательным и на всю оставшуюся жизнь. К счастью браки были настолько быстротечны, что не успевали произвести детей. Свадьбу с Вероникой Владимир Ильич решил отметить в родном городе.
Поскольку невеста панически боялась летать самолетами, решили ехать поездом. Было самое время отпусков и мест в "СВ" не оказалось. Пришлось довольствоваться простым купе. От Москвы их попутчиками были двое мужчин примерно одного с Тумановым возраста Анатолий и Сергей. Оба с восхищением смотрели на Веронику и очень комплексовали. Анатолий сошел в Челябинске. Дальше ехали втроем. Проехали Тюмень. Подъезжали к Омску. Был поздний вечер. Туманов ощутил голод и предложил Веронике поужинать в ресторане. Но она, как всегда, отказалась, сказав:
– Ты же знаешь, что я не ем в подобных ресторанах. У меня от их пищи изжога. И потом, я и так за время этой поездки растолстела. Теперь придется устраивать разгрузочные дни.
– А я, пожалуй, схожу. Иначе, вряд ли засну на голодный желудок, несколько смущенно, будто извиняясь перед невестой, проговорил Туманов.
– Ступай. С твоей моторностью тебе полнота не грозит. А я пока почитаю.
В ресторане Владимир Ильич заказал салат, мясное ассорти, курицу с гречкой и сто пятьдесят водочки. Он любил на ночь плотно поесть. В это время поезд остановился в Омске. В ожидании заказа Туманов закурил и наблюдал, как по проходу идет высокая стройная и очень красивая блондинка. Она прошла несколько свободных столиков и остановилась перед столиком Владимира Ильича, спросила, указывая на свободное место напротив:
– Здесь не занято?
У неё был приятный и хорошо поставленный контральто. Ее лицо показалось Туманову знакомым. Где-то он её уже видел. Может быть в Доме кино? Или она пробовалась у него в фильме? Нет, не помнил. Ответил:
– Да-да, пожалуйста.
Она села, легким, небрежным движением поправила прическу, улыбнулась Туманову, обнажая великолепные белые зубы.
– Вы ведь Владимир Ильич Туманов. Верно?
– Да, – кивнул он. Ему было приятно когда его узнавали. – А откуда вы меня знаете?
– Видела вас по телевизору. Мечтала познакомиться. Я по нескольку раз смотрела ваши фильмы. Они замечательны!
– Их не так много.
– И вместе с тем они дают представление о вашем таланте. Мне кажется, что вы единственный, кто продолжает лучшие традиции нашего кино.
– Вы мне льстите... Простите, не знаю вашего имени, отчества.
– Вера Сергеевна.
– Вы мне льстите, Вера Сергеевна. А как же наши метры – Михалков, Рязанов, Меньшов и другие? Именно у них я учился снимать кино.
– На мой взгляд, их испортила коммерциализация кино. Разве можно сравнить Михалковский "Неоконченная пьеса для механического пианино" с его "Сибирским цирюльником"? Если первый исключительно русский фильм, насквозь пронизанный Чеховским духом, то второй типично американский, с плохо прописанным сюжетом, без достаточной мотивировки поступков героев, но зато поражающий зрителей великолепием и красочностью сцен. А сцена на балу лично у меня вызвала лишь чувство неловкости и стыда за режиссера. Вы со мной согласны?
"А ей не откажешь в наблюдательности", – подумал Туманов. Но опасаясь, что Вера Сергеевна может оказаться кинокритиком или журналисткой и так интерпретировать в прессе его слова, что разом поссорит с метрами, уклончиво ответил:
– Я как-то об этом не думал.
В это время официантка принесла заказ, выставила содержимое подноса на столик, вопросительно взглянула на Веру Сергеевну.
– Бокал мартини, пожалуйста, – сказала та.
Официантка окинула её подозрительным хмурым взлядом и, ничего не ответив, ушла. Чтобы сменить опасную для себя тему Туманов спросил:
– Вы очевидно актриса?
– Когда-то мечтала ею стать. Но увы, – Вера Сергеевна развела руками и с сожалением вздохнула, – Бог не дал таланта. Но очень люблю кино и театр.
– И кем же вы работаете если не секрет?
– Профессия у меня сугубо прозаическая. Я – экономист.
– Вот как?! – удивился Туманов. – С вашими внешними данными вы могли бы стать знаменитой фотомоделью или кем-то в этом роде.
– Вы считаете, что торговать своей внешностью более престижно, чем быть экономистом? – умехнулась она.
– Но это бы могло принести вам известность, славу, большие деньги наконец. По-моему, каждая женщина об этом мечтает. Разве не так?
– Я, Владимир Иьич, очень уважаю вас как режиссера, но, извините, вы совсем не знаете женской психологии. Настоящие женщины мечтают о большой любви, о хорошем муже, о семейном счастье. Если это есть, то все остальное неважно.
– Вы замужем?
– Увы, – печально улыбнулась Вера Сергеевна. – Мой первый опыт надолго отбил у меня охоту обзаводиться семьй. Но я не теряю надежды.
Официантка принесла ей мартини. Туманов наполнил свою рюмку. Сказал:
– В таком случае, предлагаю тост за семейное счастье!
– Охотно его поддерживаю! – рассмеялась Вера Сергеевна и сделала глоток из бокала.
Туманов выпил водку и налег на салат. Ему было интересно в компании с этой красивой неординарно мыслящей женщиной. Правда, её представления о жизни несколько старомодны, попахивают нафталином, как вещи из бабушкиного сундука. Но может быть именно поэтому с ней было так интересно разговаривать. Ему до чертиков надоели деловые, хваткие, эмансипированные дамы, которых в кинематографе было хоть пруд пруди. Хорошо, что его Вероника не такая. В чем-то она была похожа на новую знакомую.
Они ещё пили. Она расспрашивала его о новом фильме, о планах на будущее, делилась своими впечатлениями о новых фильмах, спектаклях. В разговорах с интересной собеседницей время летело незаметно. Они давно уже покинули Омск и теперь поезд шел по родной Новосибирской области.
Наконец, Вера Сергеевна посмотрела на ручные часы, смутилась:
– Извините, Владимир Ильич, я кажется отняла у вас уйму времени. Вас наверное уже заждалась ваша жена Вероника Павловна.
И он вновь удивился осведомленности новой знакомой.
– Она пока мне не жена, – ответил.
– Так скоро будет. Ведь все ваши фильмы заканчиваются новыми свадьбами, – улыбнулась она. Встала. – Еще раз прошу меня извинить. До свидания!
– Ну что вы, мне очень приятно было с вами познакомиться, поговорить. Желаю вам скорее найти достойного мужчину.
– Спасибо! – поблагодарила она и быстро пошла по проходу к дальней двери.
Туманов возвращался к себе в купе в приподнятом настроении. Все в его жизни складывалось удачно. Он едет в родной город, где отпразднует свадьбу и пригласит всех своих школьных друзей. Пусть позавидуют его счастью. Вероника!... Вероника! Она необыкновенная! Он верил, что на этот раз он нашел именно ту, какую искал все свои сознательные годы. Прежние жены не в счет. Теперь он влюблен присно и вовеки веков. Он и мысли не допускал, что может в его жизни появиться другая женщина. Нет-нет, ни за что на свете! Только она, она одна – его возлюбленная, ради которой он готов на все. Сейчас он её увидет. Какое счастье – смотреть на нее!
Он осторошно открыл дверь, вошел. В купе горел верхний свет. Вероника лежала на нижней полке лицом к стене, укрытая с головой одеялом. Не дождалась его, уснула. Он подошел, откинул одеяло, тронул её за плечо, тихо позвал:
– Вероника!
От его прикосновения её тело упало на спину и на Туманова глянули широко открытые, но безжизненные её глаза. На шее у Вероники зияла страшная рана.
– Нет!!! – закричал он. Но горло его перехватило и вместо крика раздался лишь хрип. Он упал на колени перед трупом любимой и заплакал. Простынь и матрац были пропитаны теплой ещё кровью. Он откинул одеяло. Платье Вероники было разовано в клочья, обнажая прекрасное тело. Кто?! Кто мог такое сделать? Сосед! Как же он про него забыл? Сергей лежал на месте Туманова – нижней полке справа. Владимир Ильич подскочил к нему и увидел не менее ужасающую картину. Их попутчик был мертв. Он лежал на спине, а его грудь и живот были все буквально исколоты ножом. От увиденного у кинорежессера все поплыло перед глазами, стало трудно дышать, тошнило. И он на какое-то мгновение потерял сознание. Очнулся сидяшим на полке рядом с телом своей невесты. Он погладил её прекрасное лицо, поцеловал, тихо, будто боялся быть кем-то услышанным, проговорил:
– Прости меня, моя любимая!
Он ничего, совершено ничего не понимал в происходящим. Голова раскалывалась от вопросов: кто? зачем? почему? Кому, какому извергу могла помешать эта замечательная девушка? Ведь она не была способна и кошки обидеть. Когда только-только начались съемки фильма и он закричал на помрежа и
крепко выразился, Вероника потеряла сознание. Оказалось, что она не переносила крика и, тем более, ругательств. Тогда-то он в неё и влюбился. И вдруг до сознания дошел страшный смысл слова "была". Это значит, что он никогда не увидит её прекрасного лица, этих аметистовых глаз, не услышит её чудного голоса, не будет ласкать этого стройного тела. Нет, это невозможно! Как, чем он будет жить дальше?!
– Господи. за что ты меня покарал, за какие прогрешения?! – в отчании проговорил он, рыдая. – Господи, ты всемогущ. Верни мне эту женщину, Господи! Прошу тебя! А я сделаю все, что прикажешь, но только не отнимай её у меня. Без неё нет для меня жизни... Нет-нет, это не может быть реальностью. Все это, весь этот кошмар мне просто сниться. Стоит только себя хорошенько ущипнуть и все будет по прежнему.
Мозг Туманова буквально пылал от пережитого, в затылке пульсировала резкая боль. Он не расслышал, как дверь купе открылась и в него кто-то вошел. Вруг услышал за своей спиной резкий неприятный смех и насмешливый голос:
– Ну и как тебе, Володя, мезансцена? Впечатляет?!
Владимир Ильич обернулся и в стоящем перед ним мужчине узнал...
– Ты?! – воскликнул он пораженный.
– Я, Вова, я, – подтвердил мужчина, продолжая смеяться. – Я давно ждал нашей встречи и, как видишь, неплохо к ней подготовился.
– Ты!!... Ты!!... Ты мезантроп! – воскликнул Туманов. И вдруг ощутил, как его сознание пронзила резкая нестерпимая боль. И он перестал вопринимать окружающий мир. Лицо его обмякло, глаза стали тусклыми и бессмыленными. Он по детски захныкал и, глядя на стоявшего перед ним мужчину, пожаловался: – У меня голова болит. Вот здесь. – Он указал на затылок. – Мама сказала, что пройдет, а она все болит и болит. – И понизив голос до шепота, заговорщицки проговорил: – А я дьявола видел! Он такой страшный!
Мужчина наклонился, поднял за подбородок голову Туманова, вгляделся в его глаза, удовлетворенно проговорил:
– О таком я даже мечтать не мог. – Он достал из внутреннего кармана большой складной нож, раскрыл, тщательно вытер носовым платком рукоятку, протянул Туманову.
– Держи, Володя.
– Спасибо! – поблагодарил тот, беря нож.
Мужчина открыл дверь и покинул купе.
Туманова обнаружила проводница Костюкова на станции Новосибирск-Главный, когда стала проверить купе после ухода пассажиров. Увидев страшную картину, она едва не лишилась чувств. Прибывший на место происшествия старший следователь транспортной прокуратуры Николай Сергеевич Ачимов попытался заговорить с Тумановым, но на все его вопросы тот лишь улыбался да твердил о каких-то кровавых мальчиках и о приходе самого сатыны в образе человека.
– Скоро всем будет, конец будет. Всему миру конец будет, – твердил он.
Владимир Ильич был помещен в специальную психиатрическую больницу МВД. Следователь Ачимов пришел к однозначному выводу, что убийство своей невесты актрисы Вероники Кругловой и Сергея Головко совершил Туманов, скорее всего, на почве ревности, после чего сам лишился рассудка.
Туманов до настоящего времени находится в психбольнице. Какого-либо заметного улучшения в его состоянии врачи не отмечают. Из всех посетителей он узнает лишь родителей, жалуется им, что его постоянно беспокоит дьявол. О том, что он когда-то был известным режиссером, он не помнит.
Часть первая: Кровавые сценарии.
Глава первая: Беркутов. Ложный след.
Было это лет восемь назад. Сбежал тогда из "строгача", убив охранника и прихватив пистолет, Семен Зеленский по кличке "Тугрик". На дыбы была поставлена вся милиция, но поиски ни к чему не привели. Тугрик будто сквозь землю провалился. Я очень даже хорошо знал повадки Семена – залег волчара в нору и ждет, пока поутихнут страсти. Дело в том, что мы вместе с Сережей Колесовым за год до этого брали Тугрика на Богданке у его зазнобы Клавки Поливановой по кличке "Мани-мани". Полгода Зеленский совершал дерзкие разбойные нападения, а мы, как борзые, бегали по его следам, пока не надыбали Клавкин адресок. Там его и взяли в постели ещё тепленького под бочком у этой рыжей красотки. Поэтому сразу после побега Зеленского мы с Колесовым ломанулись прямиком к Поливановой. Но там Тугрика не оказалось. Мани-мани клялась и божилась, что ничего о нем знать не знает и слышать не слышала. "Врет, зараза!" – решил тогда я, наблюдая за Поливановой, – уж слишком коза пряла ушами от страха. Стали её "пасти". После нашего визита она побежала к подельнику Тугрика по первой ходке Витьке Свистунову, с естественной для него кличкой "Свистун". Свистун отошел от воровских дел, но стал заядлым картежником и обувал богатеньких мужичков за милую душу. Имел деньги, девочек, фасонил в престижных иномарках. Словом, жил, как кум королю и сват министру. Мы поняли, что рыжая шалава Мани-мани не зря рысцой побежала к Свистунову – тот знает, где скрывается Тугрик. Не откладывая в долгий ящик, решили нанести ему визит вежливости и "поздравить" с процветанием его частного "предприятия".
Свистун открывал дверь долго и неохотно. На квартире мы застали кодлу из пятерых воровских авторитетов с мрачными намерениями на лицах и трех молоденьких, лет по шестнадцать-семнадцать, проституток. Все были крепко под шафе.
– А что ж ты, Свистун "ботал", что завязал с "малиной", когда у тебя вся воровская шобла кантуется? – насмешливо спросил я.
При слове "шобла" лица авторитетов стали совсем угрожающими. Очень оно их обидело, можно даже сказать, унизило.
– Да завязал я, начальник! – сильно занервничал и закосил правым глазом Свистунов. – Бля буду, завязал. Это так... Пришли кореша в буру пошмалять немного.
– Ты что ж, кобелина, лаешься при девушках?! Какой ты пример подаешь подрастающему поколению?
"Подрастающее поколение" встретило мои слова дружным хихаканием. А одна шалава подошла, прижалась титьками пятого размера и игриво проговорила:
– Пойдем, мент, потрахаемся.
– Некогда, детка. – Я решительно отстранил проститутку. – Сначала я "потрахаю" твоих "пастухов". А если останется время и силы, то и до тебя дойдет очередь. Жди.
Авторитеты даже позеленели от злости и сгруппировались в небольшую, но грозную стенку, способную подмять под себя целый наряд милиции. Стенка медленно двинулась вперед. Колесов сообразил, что его забубенный дружок опять дошутился до угрожающей ситуации, выхватил из кобуры пистолет, снял с предохранителя, передернул затвор и взревел так, будто поднимал в атаку батальон омоновцев:
– Стоять, мать вашу! Каждый ваш шаг будет расценен, как нападение на сотрудника милиции. Стреляю без предупреждения!
Авторитеты остановились, переглянулись, и их дружный коллектив сразу же распался на отдельные индивидуумы, уже никакой угрозы не представляющие.
– Все, кроме хозяина, свободны! – скомандовал я.
Воровские авторитеты быстро и незаметно слиняли, прихватив юных путан.
После их ухода я повел носом, нарисовал на лице удивление.
– Да вы тут никак ширялись?! Как же так, Витек?! Ведь эта крупная статья напрочь перечеркнет лет на десять твою "непорочную" биографию. Да ещё этих вот, быстро повзрослевших девочек, вовлекаешь. Нехорошо, Свистун! Никак не ожидал от тебя такого паскудства. Огорчаешь ты родную ментовку. Очень огорчаешь! Что же нам теперь с тобой, голубь ты сизокрылый, шулер сраный, делать прикажешь?
После этого Свистунов струхнул до дрожи в коленках, порочное лицо его стало буро-красным, как у алкоголика со стажем.
– Ты чего, в натуре, офанарел, начальник! – закричал он. – Да мы, "марафета" и не нюхали. Что мы не знаем что ли че – по чем?!
– Опять врешь, скотина! – укоризненно покачал я головой. Повернулся к Колесову. – Сережа, ты веришь этому шулеру, этому бессовестному авантюристу?
– Ни единому слову, – ответил тот с улыбкой, любуясь, как я классно "кручу кино".
– Вот видишь, Свистун, чего ты добился своим отвратным поведением. Потерял ты наше доверие, а вместе с ним и уважение. Жаль! А ведь такие подавал надежды!
– Падлой буду! – взмолился Свистунов. – Нет у меня "марафета"! Нет! Хоть всю квартиру обшмонайте!
– А зачем мы будем шмонать. У нас, Витек, для этого в райуправлении есть барбоска, спаниель называется. Стоит её только вызвать по телефону, она у тебя чего хочешь найдет. Определенно. Даже вот этот вот пакетик с героином в твоем парадно-выходном лепене, висящим в шифоньере. – Я достал из кармана куртки полиэтиленовый пакетик с толченным мелом, имитирующим героин. Этим пакетиком я уже многих "расколол".
– Менты поганые! Суки пархатые! – в отчаянии проговорил Свистунов, опускаясь на диван. – Что вам, в натуре, от меня надо?!
Я ухватил его за ухо, поднял на ноги.
– Если ты, козел, сейчас же не извинишься, то я с тобой порву всякие дипломатические отношения. А разрыв дипломатических отношений может привести к непредсказуемым последствиям. Усек?
– Извини! – жалко промямлил он.
– Нет, так не пойдет! – "возмутился" я, продолжая крепко держать Свистунова за ухо. – Надо четко, громко и с выражением: "Извините, товарищ старший лейтенант! Я больше так делать не буду". Итак, начали.
– Извините, товарищ старший лейтенант! Я больше не буду! – чуть не плача пробормотал вконец униженный шулер.
Я понял, что клиент дозрел окончательно. Пора приступать к главному.
– А теперь, Витек, ответь, где скрывается Тугрик? И мы забудем все твои прегрешения перед родной ментовкой.
– Какой ещё Тугрик?! – завилял Свистунов глазками, будто собака хвостом.
Я неспеша прошелся по комнате, окинул её взглядом, заглянул в соседнюю, проговорил восхищенно:
– Хорошая квартирка! Сколько заплатил?
– Сколько заплатил – все мои, – хмуро отозвался Свистунов, понимая к чему я клоню.
– По-всему, немалые "бабки" ты за неё влупил. Жаль будет терять!
– А почему это я её должен терять?! – Голос у Свистунова вибрировал от перенапряжения.
– Ты что дурак, или только прикидываешься? – "удивился" я. – Статья же предусматривает конфискацию. Понял? Вернешься ты, Витек, через червонец, старый, больной, а здесь, как в пушкинской сказке – одно лишь разбитое корыто.
– Да меня ж за Тугрика "замочат"! – жалобно захныкал шулер.
– А кто узнает, Витек? Если ты сам не растрепишь, никто не узнает. Слово даю.
Свистун долго сидел в глубокой задумчивости. Затем проговорил обреченно:
– В Тогучине он, у своего дальнего родственника Павла Васильчикова.
– Адрес знаешь?
– Нет, адреса не знаю. Знаю только, что живет в центре в одной из пятиэтажек.
Тугрика по наводке Свистунова взяли в ту же ночь.
Вспомнил я эту давнюю историю потому, что в лежавшем на полу трупе узнал никого иного как Витю Свистуна. Допрыгался шулер, довыступался. "За что же Ванечку Морозова?" По всему, кому-то чем-то не угодил. Определенно. Впрочем, в их сволочном мире убить могут и просто так, ради развлекаловки. А то и в карты прошмалял свою жизнь. Всяко бывает. Убийца то ли из скупости (не хотел тратиться на боеприпасы), то ли любил прямой контакт с жертвой, но убил Свистуна что барана, перерезав горло ножом или бритвой. Это говорило о его хладнокровии и жестокости. Убит Свистунов в квартире Людмилы Сергуньковой по кличке Кукарача – красивой молодой шалавы, пробивавшейся в жизни древней как мир профессией. Странная кличка. Была раньше такая песня: "Я – Кукарача. Я – Кукарача..." Но когда это было. Я в то время под стол пешком ходил, а Людмилы даже в проекте не было. О том, для чего и с какой целью Свистун оказался в этой квартире, свидетельствовал его вид – был он голенький, будто Адам ещё до появления Евы и лежал рядом с разобранной шикарной кроватью, этаким альковом неги и сладострастия. Натешился козел напоследок, усладился роскошным телом опытной путаны.
Об убийстве сообщила в милицию сама хозяйка квартиры. Сегодня я дежурил по городу. Звонок прозвучал под утро, когда я уже надеялся, что ничего серьезного не произойдет. В шесть ноль ноль я в составе оперативной группы, куда входили: следователь прокуратуры Виталий Матвеевич Медунов, человек пожилой, серьезный и основательный, судмедэксперт Светлана Львовна Горлица и мой давний приятель технический эксперт капитан Толя Коретников, выехал на место происшествия. Огромный Новосибирск только-только протирал глаза после тяжелого сна. В наше смутное время города, как и люди, спали очень неспокойно. На улицах уже появились первые автомобили, отравлявшие утренный воздух шумом и выхлопными газами. По тротуарам медленно брели редкие прохожие. Квартира Сергуньковой находилась на Юго-Западном жилмассиве. В ней мы и нашли знакомого мне шулера с перерезанным горлом. Сама Людмила сидела на кухне, чашку за чашкой пила кофе и крупно тряслась красивым телом. Отчего убийца или убийцы оставили её в живых? Странно, если не сказать больше. Ведь она прямой свидетель случившегося. Одно из двух: или она соучастница убийства, или... Или фиг знает почему. Ничего, разберемся.
Я пригласил из соседних квартир понятых – двух женщин. Медунов достал из "дипломата" бланк протокола осмотра места происшествия и, сказав мне:
– Дмитрий Константинович, я думаю, вы знаете что делать. Не мне вас учить, – приступил к осмотру. Судмедэксперт села на диван и в ожидании своей очереди, принялась вязать дочке кофточку.
Я решил побеседовать с Сергуньковой и направился на кухню. На Людмиле кроме прозрачной комбинашки, которая лишь подчеркивала её прелести, ничего не была. Продолжая трястись, она урабатывала очередную чашку кофе. Здесь же я застал Толю Коретникова, отчего-то выявлявшего папиллярные узоры на многочисленных кастрюлях, банках, склянках, шкафах и прочем и время от времени бросавшего слишком заинтересованные взгляды на полуобнаженную "натуру". Толя был хорошим ментом, но слишком доверчивым и наивным, и из-за этих качеств часто попадал в дерьмовые ситуации. Вот уже десять лет его мама мечтает женить сына на хорошей девушке, но пока безуспешно. То ли хороших девушек слишком мало осталось, то ли их чем-то не устраивает Коретников, но факт остается фактом – Толя до сих пор пребывает в холостяках.
– Привет, Люда! – поздоровался я.
– Здравствуй, Дима! – обрадовалась она, увидев меня. – А ты что, опять в ментовке работаешь?
С Людмилой мы знакомы давно. Однажды, когда работал частным детективом, я даже пользовался её услугами, и сохранил об этом самые жгучие воспоминания. Определенно.
– Да вот попросили. Не смог отказать, – бросил небрежно. – Слушай, ты б оделась, а то неудобно как-то.
– А что, у меня что-то не в порядке? – с нагловатой улыбкой уверенной в себе путаны проговорила Людмила и облизнула полные губы.
Вот женщины! Ведь только-что сидела, тряслась, будто осина при артобстреле, но стоило лишь только заговорить о её прелестях, сразу все на фиг забыла.
– Да нет, даже слишком в порядке. Но ведь менты тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо.
– Это я, Дима, очень даже хорошо помню, – подмигнула мне Сергунькова.
– А если помнишь, то заканчивай свой стриптиз, не испытывай наше терпение, оно не беспредельно. Наша служба и так "и опасна, и трудна", зачем нам ещё дополнительные стрессы. Оденься. У меня к тебе серьезный разговор.
– Как прикажите, гражданин начальник, – нехотя ответила Людмила вставая и, покачивая соблазнительной "кормой", поплыла к двери.
– Толя, а ты что тут делаешь? – спросил я Коретникова, после ухода хозяйки.
– Не видишь что ли? Работаю. – пробурчал он, сосредоточенно обрабатывая кисточкой очередной шкаф.
– Да что ты говоришь?! – "удивился" я. – А мне показалось, что ты полировал взглядом вымя этой блудницы. Или я в очередной раз ошибаюсь?
– Не говори глупостей! – рассердился Толя. – Больно она мне нужна.
– Толя, я начинаю терять к тебе всякое уважение. Как можно проходить мимо этаких прелестей. Неужто они тебя больше не волнуют? В таком случае, прими мое самое искреннее соболезнование.
– Ну, почему же, – вконец растерялся Коретников. – Что же я не такой, как все.
– А как твой "мавр"? По-прежнему селен и жаждет подвигов, готов сокрушить любую преграду?
– Ну, в общем-то, да, – не совсем уверено ответил Коретников.
– Я рад за тебя. Хочешь сосватую? – кивнул я на дверь.
– Ты что, офонарел?! – Глаза Толяна стали по рублю царской чеканки. У моей мамы точняком будет инфаркт. Она мечтает об учительнице.
– А Людмила и есть учительница младших классов.
– Свистишь?! – не поверил Толя.
– Честно. Даже целый год кантовалась в школе. Но поскольку учителя в наше время не в почете у власти, а кормить такое шикарное тело чем-то надо было, вот она и решила использовать свои природные данные в борьбе за существование. А что, баба она путевая. Говорят, что из таких получаются самые верные жены. Ну так как?
– Нет, спасибо. Ты меня уже однажды "сосватал". Больше не хочу.
Был такой случай. В прошлом году я очень красиво и удачно разыграл Толяна с одной шикарной стервой, соучастницей убийства своего муженька. Так удачно, что Коретников едва мне морбу не набил.
– Ты, Толя, не прав. Откуда мне было тогда знать, что она окажется преступницей, верно?
– А почему ты считаешь, что эта не окажется?
– Плохи твои дела, Толя. Если в каждой женщине видеть потенциальную преступницу, то век тебе оставаться бобылем. Не дождется твоя мама внучка. Жалко женщину.
На кухню вернулась Людмила, прервав тем самым нашу содержательную дискуссию. Теперь на ней было шелковое красивого бирюзового цвета платье. Но даже самый строгий деловой костюм не состоянии был скрыть её профессии. Было в её облике что-то такое, этакое... Словом, мужик, ищущий приключений, пошел бы за ней, нарядись она хоть в одежду монашки. Определенно.
– Я, пожалуй, пойду, – пробормотал Коретников и пулей вылетел из кухни.
– Что это с ним?! – удивилась Людмила, глядя вслед убежавшего мента.
– А то не знаешь? – вопросом ответил я. – Влюбился мужик без памяти.
– В кого?
– Ну не в меня же. Толя – человек традиционных сексуальных ориентиров. В тебя конечно.
– Скажешь тоже! – фыркнула Сергунькова. Похоже, она жила настоящим и уже не лелеяла надежд на будущее.
– Серьезно. Ты думаешь почему он здесь ошивался? Мечтал познакомиться с тобой. Очень ты ему понравилась.
– А чего ж не познакомился?
– Он у нас очень стеснительный.
– Правда что ли?!
– Нет, вру. Дмитрий Беркутов в своей праведной жизни ещё ни разу никому не соврал.
– Первый раз встречаю стеснительного мента. Он женатый?
– Никогда им не был.
– Надо же! – удивилась Людмила и в её глазах вспыхнул неподдельный интерес к происходящему. И глядя куда-то в будушее своими красивыми васильковыми глазами, в задумчивости проговорила: – А он ничего, симпатичный.
А я, грешным делом подумал, что она в общем-то путевая баба, что ей до чертиков надоело подставляться разным там свистунам и прочей швали, и если бы не сволочная жизнь, то она могла быть сейчай хорошей женой и матерью. Чтобы там не лопотали с экранов телевизоров "ночные бабочки", описывая "прелести" своей жизни, все они одиноки и глубоко несчастны, и уверен каждая мечтает о теплоте и уюте семейного очага. Определенно. Ибо делить постель с нелюбимым человеком противоречит самой природе женщины. Ни фига, блин, заявочки! Вот это я выдал! Силен бродяга! Иногда меня заносит на крутых поворотах.
Однако, пора переходить к официальной части нашего разговора. Сделав суконное лицо, сказал:
– Садись, Людмила. Я тебя сейчас буду допрашивать,
– Это как? Если как три года назад, то я согласна, – игриво подмигнула она.
– Ты мне брось эти глупости. Я тут не просто так, а при исполнении, понимаешь.
Сергунькова села и, тяжко вздохнув, покорно сказала:
– Я вас слушаю, товарищ начальник.
Я достал бланк протокола допроса, записал биографичекие данные Людмилы, спросил:
– Каким образом Свистунов оказался в твоей квартире?
– Он был моим постоянным клиентом и часто пользовался моими услугами. Вот и на этот раз пришел.
– Он пришел один?
– Один.
– Трезвый?
– Почти. Чуть-чуть под шафе.
– В котором часу?
– Я точно не помню, но поздно, где-то около двенадцати.