Текст книги "Зверь"

Автор книги: Владимир Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– А ну отвечать, козел! – пуще прежнего заревел Роман.

А я уже и без того знал, каким будет ответ Гундявого. Кто-то умненький пытался соорудить мне фигуру из трех пальцев. И это ему почти удалось. А ещё понял, что это не Тугрик. Он бы до этого не допер. Определенно. За ним стоял кто-то более крутой и сообразительный.

– Да. Тугрику, – чуть слышно пролепетал вконец несчастный Гундявый. Не жить мне теперь. Он меня предупредил – если кому сквозану, он меня замочит.

– Успокойся, Гундявый. Тугрик не успеет этого сдалать, – заверил я его.

– А что вы с ним? – с надеждой спросил он. – Вы его того?

– Нет, нянчится будем. По его милости я лишился таких бабок.

После этих слов Гунтявый заметно приободрился, даже перестал плакать. С уважением взглянул на нас с Шиловым. Подхалимски осклабился.

– Крутые вы кореша!

– Свистуна пришил Тугрик? – спросил я.

– Я точно этого не знаю, – пожал плечами Гундявый. – Но скорее всего.

– За что?

– Тугрик в последний раз чалился на нарах по милости Свистуна. Тот сдал его ментам.

– Откуда ты это знаешь?

– Об этом вся братва говорит.

– Когда ты видел Свистуна в последний раз?

– С неделю назад в пивбаре. Он мне предлагал дело.

– Что за дело?

– Грабануть квартиру какого-то крутого. Свистун утверждал, что дело верное.

– Ты согласился?

– Отказался. Какой же авторитетный вор с ним пойдет на дело. Это надо себя не уважать. Верно?

– Свистун говорил, кто этот крутой?

– Нет, не говорил.

– Он совершил эту кражу?

– Я не знаю.

– Где мне найти Шкилета?

– Понятия не имею. Раньше он постоянно пасься "У дяди Вани", но вот уже около месяца я его не видел.

Похоже, я вытряхнул из Гундявого все, что он знал. Пора с ним заканчивать.

– Малыш, выпусти этого убогого. Да, Гундявый, запомни – если кому сквозанешь о нашем разговоре, мы тебя из-под земли достанем.

– Это конечно. Это я понимаю, – охотно согласился он со мной.

Роман открыл дверцу. Гундявый пулей выскочил из машины и скрылся в ночи.

– Выходит, что Тугрик врал, – после довольно продолжительной паузы задумчиво проговорил Шилов.

Молодец! Он ухватил главное.

– Да. Теперь нам предстоит выяснить – почему он это делал и кто затеял с нами рискованную и непонятную пока игру?

Глава одиннадцатая: Ачимов. Осмотр "Орла".

Сторож водной базы завода Чкалова Виктор Ильич Толкунов оказался довольно шустрым и словоохотливым стариком, все лето жившем на базе в строительном вагончике. Он рассказал, что несколько дней перед исчезновением Вадима Сунжикова и Наташи Субботиной он постоянно видел как судно Ремонтно-эксплуатационной базы Сибирского отделения Академии наук "Орел" сразу после обеда выходило в море и возвращалось где-то около девяти часов вечера. На судне неизменно играла громкая музыка. А девятого июня он не видел, как судно возвращалось. Он увидел "Орел" глубокой ночью десятого. Шло оно медленно на малых оборотах при потушенных огнях, словно не хотело быть кем-то замеченным. Нет, музыки также не было слышно. Толкунов ещё подумал: "Уж не произошло ли чего на судне?"

– Виктор Ильич, вы знакомы с кем-то из команды "Орла"? – спросил я.

– Нет, Бог миловал.

– Почему же – "Бог миловал"?

– А потому, я так полагаю, на "Орле" и убили несчастных детей. Изверги! Креста на них нет! – в сердцах проговорил Толкунов.

– Отчего вы так решили?

– А потому, как видел их два раза на палубе. Один раз, когда "Орел" выходил в море, а другой – когда возвращался.

– Вы уверены, что это были именно они?

– А как же не уверен. Очень даже уверен.

– Вы их знали прежде?

– Нет. Но мне ваш сотрудник их фотографии показывал. Они это. Точно.

– А какое расстояние было до "Орла"?

– Метров сорок или пятьдесят.

– Каким же образом вы с такого расстояния могли рассмотреть их лица?

– А бинокль на что? В бинокль я их и рассмотрел.

– С ними кто-нибудь ещё был?

– Да. Очень красивая дама. Блондинка в белом костюме и белой шляпе. Она их обнимала за плечи и что-то говорила.

– Вы хорошо её запомнили?

– Конечно. Очень хорошо. Такие запоминаются.

И я понял, что словоохотливый да к тому же любознательный Толкунов является очень ценным свидетелем. Мне его сам Бог послал. Не иначе. Записав показания сторожа, я передал его Костину для составления фоторобота, а сам вновь отправился в академгородок на РЭБ флота Сибирского отделения Академии наук. Теперь у меня были веские основания к задержанию членов команды теплохода "Орел" по подозрению в убийстве подростков Сунжикова и Субботиной или в соучастии убийства.

Начальник базы, мужчина лет пятидесяти с лицом отставного боцмана, грубым, до черноты загорелым и обветренным, был заметно встревожен моим появлением, долго и скрупулезно изучал мое служебное удостоверение. Наконец, вернул. И, заюлив взглядом и фальшиво улыбаясь, спросил:

– Чего же мы такого совершили, что стали объектом внимания прокуратуры?

– Простите, ваше имя, отчество?

– Ах, да! – Начальник вскочил, одернул полы пиджака, представился: Ломбард Юрий Семенович.

Увидев удивление на моем лице, заискивающе рассмеялся, развел руками.

– Н-да, вот такой интересной фамилией наградили меня родители. Присаживайтесь, Николай Сергеевич. – Ломбард указал на стул напротив. – И все же, что вас интересует?

– Меня интересует ваш теплоход "Орел" и его команда, Юрий Семенович.

– Я так и знал, что эти негодники что-то натворили! – воскликнул Ломбард и по-бабьи всплеснул руками.

– А в чем дело?

– Утром десятого июня они оставили заявления об отпуске в приемной, а сами исчезли, даже не получив отпускные. Я сразу понял – здесь что-то нечисто. И что же они совершили?

– Вы слышали, что из "Клуба юных моряков" исчезли юноша и девочка?

– Да-да, была такая информация. Но их будто бы нашли. Это ужасно! Такое горе родителям. – И только тут Ломбард понял причину моего появления в его кабинете. – Так вы, Николай Сергеевич, считаете, что это мои?! удивленно спросил. – Нет-нет, это исключено.

– Отчего вы так считаете?

– Потому, что они на это не способны. Они неплохие мужики. Семейные. У Барсукова самого две дочки, которых он безумно любит. Сидоров недавно женился. Жена красавица. Нет, не они это, ручаюсь.

Но я не разделял уверенности начальника базы. Нет. За богатую и долгую следственную практику мне не раз приходилось встречеться с добропорядочными мужьями или сынками из дружных, благополучных семей, совершившими чудовищные преступления. Впрочем, такие семьи, будто гнилой орех, лишь внешне выглядели крепкими и здоровыми, а внутри была одна труха.

– Команда "Орла" состояла всего из двух человек? – спросил я.

– Да. К сожалению, это так. В наше время, чтобы выжить, приходится на всем экономить. Прежде, когда финансирование науки было на должном уровне, команда состояла из пяти человек. А сейчас... – Ломбард сокрушенно махнул рукой. – А-а, что об этом. Как говорится – "не до жиру, быть бы живым".

– Чем занимались Барсуков и Сидоров перед отпуском?

Взгляд начальника базы вновь заюлил, лицо напряглось, руки обеспокоинно зашарили по столу. Будто в чем оправдываясь, он проговорил:

– Видите ли, судно было зафрахтованно одной фирмой. Но все на законном основании. У нас и договор имеется. Одну минутку... – Ломбард стал выдвигать ящики письменного стола, наконец извлек договор, протянул мне. Вот, можете сами убедиться.

Я взял договор, стал читать. По нем значилось, что фирма "Элита", в лице её коммерческого директора Северного Н.Я. заключает с РЭБ флота Сибирского отделения Академии наук, в лице его начальника Ломбарда Ю.С. договор фрахта, по которому РЭБ флота предоставляет фирме "Элита" судно "Орел" для проведения с 6 по 10 июня 2000 года спецрейсов по Обскому водохранилищу. За что фирма "Элита" обязуется выплатить РЭБ флота сумму в размере трех тысяч долларов.

– А что это за "спецрейсы"? – спросил я.

– Понятия не имею, – пожал плечами Ломбард.

– Вы что же, даже не интересовались?

– Нет, не интересовался. Главное – появилась возможность заработать. Зачем же её упускать, верно?

– Фирма полностью выполнила условия договора?

Ломбард вновь сильно занервничал.

– Да, конечно. После подписания договора представитель фирмы тут же внес деньги в нашу бухгалтерию. Можете сами в этом убедиться.

– Он внес наличными?

– Конечно.

– Но ведь это нарушение закона?

– А чем вы говорите, Николай Сергеевич! – фальшиво разулыбался Ломбард. – О каком законе в наше время кто помнит. Главное – выгода.

И мне стали понятны причины нервозности начальника базы. Очень даже понятны. На этом договоре тот погрел руки, имел, так сказать, личную выгоду. И, судя по всему, выгоду весьма и весьма неплохую. Теперь я был более чем уверен, что фирмы "Элита" в природе не существует, а значит сделка от начала до конца – липа.

– А где сейчас находится "Орел"?

– Вон, у второго причала, – указал Ломбард в окно. – Желаете взглянуть?

– Если не возражаете?

– Бога ради! Пойдемте, я вас провожу.

"Орел" представлял собой довольно солидное судно с большой открытой площадкой в носовой части. Площадка заканчивалась высокой стальной мачтой, на которой на толстых капроновых тросах висели крюки, лебедки и прочий такелаж. Далее шла рулевая рубка. Все надстройки располагались в кормовой части судна.

– "Орел" – экспедиционное судно, – пояснил Ломбард. – Прежде оно трудилось всю навигацию – развозило научные экспедиции и грузы. Сейчас в основном стоит на приколе – нет денег на мазут.

– А где здесь общая каюта?

– Это там, – указал начальник базы в направлении кормы. – Пойдемте.

Мы прошли в корму, вошли в одну из надстроек, по трапу спустились вниз и оказались в большом кубрике. Здесь в дальнем углу справа на тумбочке стоял небольшой черно-белый телевизор. Слева находился старенький обшарпанный диван и два точно таких же кресла. Справа стояли два больших обеденных стола с перевернутыми вверх ножками стульями на них. Все это говорило за то, что прежде чем покинуть судно, его команда сделала уборку.

Я принялся тщательно осматривать помещение кубрика. И вскоре под лестницей на стене, или как говорят моряки, на переборке обнаружил красно-бурые брызги. Под тумбочкой нашел пуговицу от платья Наташи. Все сомнения отпали – именно здесь произошло убийство подростков.

– Юрий Семенович, пригласите, пожалуйста, понятых, – сказал я Ломбарду.

– Можно кого-то из наших работников?

– Конечно. Да, где здесь храняться канаты?

– В такелажном ящике на корме.

– Проводите меня к нему.

В ящике я нашел бобину с точно таким же тонким капроновым канатом, каким были связаны потерпевшие.

После чего в присутствии понятых составил протокол осмотра и изъял пуговицу, бобину и на ватный тампон сделал смыв крови с перебоки. Записав домашние адреса Барсукова и Сидорова, я покинул базу.

Как я и предполагал, фирмы под названием "Элита" в городе не существовало. Оперативные работники, поехавшие за Барсуковыи и Сидоровым, дома их не нашли. Их жены пояснили, что 10 июня, вернувшись утром с работы, мужья быстро собрали рюкзаки и уехали на рыбалку. Куда именно? Мужья не сказали.

Глава двенадцатая: Говоров. Бармен из "Центрального".

Сегодня был поистине мой день. Удача не отставала от меня ни на шаг. За стойкой бара стоял именно тот, кто мне был нужен. Не скажу, что мне доставило удовольствия лицерзреть этого рыжего раскормленного на ресторановских деликатесах павиана. Но в нашей профессии клиентов не выбирают. Вот именно. Нацепив на лицо маску утомленного буднями гения, я расхлябанной вальяжной походкой продефилировал к стойке, взобрался на высокий табурет, раскрыл меню, но не найдя там ничего подходящего, отодвинул и наипротивнейшем капризным голосом сказал бармену:

– Дружочек, будь добр, сооруди мне пару унций Шотландского виски и пинту Пльзенского. Я буквально умираю от жажды. Эта провинция... Ужас какой-то! Всюду так нестерильно!

От моих слов поросячьи глазки бармена выразили крайнюю степень удивления, часто-часто заморгали, челюсть отвисла и он стал совсем походить на павиана одетого в желтый клубный пиджак.

– К сожалению, у нас ничего этого, – извиняющимся тоном проговорил он, разводя руками.

– Господи! – вздохнул я. – Когда кончится это издевательство! Вокруг сплошные свиные рыла! А что же у вас есть, милейший?

Бармен вытянул руки по швам и почтительно склонился.

– Смею предложить американское виски. Очень хорошее. И кружку "Сибирской короны".

– О-хо-хо! Хок прэциум об стультициам фэро!

После этих слов глазки бармена стали совсем умильными. Он попытался даже выскочить из своего клубного пиджака, но попытка оказалась неудачной.

– Простите, что вы изволили сказать? – с придыханием спросил он.

– Это сказал не я, а римский комедиограф Публий Теренций: "Это возмездие я несу за глупость"!

– Хи-хи-хи! – подобострастно захихикал бармен, а его наиглупейший вид свидетельствовал, что он из сказанного мной не понял ни слова.

Почуяв во мне денежного клиента, сидевшая в пяти метрах от меня молодая, но, судя по всему, уже достаточно опытная жрица любви заметно взволновалась. Ее табурет, казалось, сам по себе пришел в движение и стал стремительно приближаться ко мне. Достигнув расстояния необходимого контакта, она обольстительно улыбнулась.

– Молодой человек, не разрешите сигаретку? – Голос у неё был низким, но приятным.

Я был в "панике". Смотрел на неё как на отвратительную Медузу и даже выставил вперед руки, будто пытался отгородиться от мощных потоков исходившей от неё энергии.

– Нет-нет, мадмуазель, умоляю – не приближайтесь ко мне. Я не выношу женских запахов! У меня от них инфлюэнца.

Все это я, разумеется, говорил не для этой юной пассии со стройным и гибким, как у пантеры, телом, которая хоть и сотворена с большими отклонениями от классических канонов, но была очень и очень ничего. Факт. Говорил я это для стоящего за прилавком рыжего павиана, у которого моментально выросли ушки на макушке.

Девица сразу стала серьезной и злой. Спросила:

– Ты что, гомик что ли?

– Фу, как грубо! – "обиделся" я. Вновь закапризничал: – Все ужасно, пошло, невоспитанно! Нет, моя тонкая, впечатлительная натура этого не вынесет! Фамулюс (слуга), – обратился я к бармену, – почему вы позволяете этой юной гетере меня оскорблять?!

Тот, будто овчарка, услышавшая команду хозяина – "Фас!", сделал стойку, ринулся вперед и угрожающе зарычал:

– Пошла вон, сучевка!

– Развелось тут всяких козлов! Скоро никакой работы не будет, презрительно фыркнула она, отодвигаясь.

– Айн момент! – проговорил бармен масляным голосом. Быстро наполнил рюмку виски, налил кружку пива, пододвинул их мне и горячо прошептал: – Вот пожалуйте! Это за счет заведения! Исключительно!

– Мерси боку! – небрежно бросил я. – Взял рюмку, выпил виски, почмокал губами. – А вы правы. Это можно пить.

– Я очень рад, что вам понравилось! Вы, как я понял, у нас в гостях?

– Да. Превратности судьбы занесли меня в этот, Богом забытый уголок. "Есть от чего в отчаянье прийти"!

– И где остановились?

– В вашем гранд-отеле на улице имени пролетарского вождя.

– В "Сибири"? Да, это наша лучшая гостиница. И все же лично я не люблю гостиниц. Там все слишком казенно.

– Да-да, я с вами совершенно согласен, – вздохнул я сокрушенно. – И потом эти Армиды пристают со своими услугами. От них так пахнет мускусом и греховной плотью. Это ужасно!

Бармен воровато огляделся по сторонам и, приблизившись почти вплотную к моему уху, прошептал:

– Смею предложить свою квартиру. Очень хорошая квартира и недалеко. Был бы очень рад если вы согласитесь.

Я оглядел его оценивающим взглядом, игриво проговорил:

– А вы шалун, дружочек! Ах, какой вы шалун! – Я потрепал его жирный подбородок. – Но вы мне нравитесь! Положительно нравитесь! Я люблю вот таких вот – смелых, решительных.

– Вы согласны?! – радостно проговорил бармен, ещё не веря своему счастью.

– Вы не оставляете мне выбора, проказник вы этакий!

Только-что пристававшая ко мне гетера что-то сказала своей подруге и обе громко и вызывающе рассмеялись, презрительно глядя на нас. Но они нас уже не интересовали.

– Я освобожусь ровно через час, – сказал бармен.

Я посмотрел на часы.

– Хорошо. Я заеду за вами в двенадцать. – Я отхлебнул пива, скорчил брезгливую мину. – А вот пиво у вас эрзац. Как вы только это пьете. До встречи, дружочек! – Помахав бармену на прощание рукой, легкой походкой направился к выходу.

Я был очень собой доволен. Дело сделано. Теперь этот рыжий павиан, представитель сексуальных меньшинств, большой любитель мальчиков, вот где у меня сидит. Теперь он мне раскажет не только то, что знает о своих гнусностях, но и то, о чем лишь смутно догадывается. Факт.

Двухкомнатная квартира бармена действительно находилась в центре города на улице Крылова рядом с Домом офицеров в доме ещё довоенной постройки. Обставлена она была безвкусно, но помпезно. Дорогая итальянская мягкая мебель яркой и аляповатой расцветки. По стенам развешены картины в громоздких золоченых рамах. Ковры, хрусталь и все прочее, что долженствовало свидетельствовать о приличных доходах хозяина. У этого субъекта наверняка есть какой-то побочный заработок. Но он меня сейчас мало интересовал. Пора было приступать к делу.

– Анри, посмотри пока телевизор, а я что-нибудь приготовлю, проговорил бармен, намереваясь удрать на кухню.

Мы познакомились в машине и он отчего-то сразу стал называть меня на французский манер.

– Успеется, Паша, – насмешливо сказал я своим обычным голосом. Садись. – Я указал на кресло напротив.

Он застыл с таким выражением лица, будто за моей спиной увидел приближающийся конец света или судный день. Глазки округлились, полные щеки затряслись.

– Анри, я чего-то не понимаю, – жалко пролепетал он, часто-часто махая рыжими ресницами, будто намеревался взлететь. Но сила тяжести была столь непомерна, что у него дрожали ноги, с трудом удерживая огромное, рыхлое тело. – А как же...

– Сидеть! – заорал я.

Он поспешно плюхнулся в кресло, трусливо вжав голову в плечи, ожидая неминуемой расправы.

– Слушаюсь! А как же, Анри...

– Молчать! – закричал я пуще прежнего и грохнул кулаком по журнальному столику, отчего круглая хрустальная пепельница подскочила, встала на ребро и скаталась к ногам хозяина. – Какой я тебе ещё Анри?! Для тебя я Андрей Петрович! Понял ты, таракан безмозглый!

– Понял, – тут же охотно согласился он. Скуксился, плаксиво спросил: Вы меня убьете?!

– Там будет видно по обстоятельствам. – Я достал из кармана диктофон, включил. – Каждое твое слово будет зафиксировано на пленку и проверено. И если ты мне соврешь, то... Словом, советую тебе этого не делать.

– Да-да, я понимаю, – закивал он. – Не извольте беспокоиться. Я все как есть, правду и ничего кроме правды.

– Что ж, начало нашего диалога мне положительно нравится. У тебя есть шанс сохранить свою никчемную жизнь. Так держать! Как твоя фамилия?

– Коржавин. Павел Павлович Коржавин.

– Ты, Коржавин, ответь мне – куда ты дел Игоря?

– Какого Игоря?

Его вид свидетельствовал, что он уже вообще ничего не понимал в происходящем. Ничегошеньки. Кто я такой? И зачем мне понадобился Игорь? Из этого я сделал вывод, что к смерти мальчика этот хомо вульгарис не причастен.

– Ты что, кабан, издеваешься?! – зарычал я. – За такие шутки я быстро сделаю из тебя парнокопытного. Все оставшуюся жизнь будешь хрюкать на людей.

– Извините! Вы очевидно имеете в виду Игоря Новосельцева? – Волна страха, парализовавшая волю Коржавина, прошла и у него стали проявлятся иные человеческие чувства. Глаза наполнились слезами. Он развел руками, печально проговорил: – Увы! Я о нем ничего не знаю. Вот уже больше месяца, как он исчез. Я было предпринял попытки его найти, но они оказались безуспешными. А вам что-нибудь о нем известно?

Я достал из кармана рисованный портрет Игоря, показал его Коржавину.

– Это он?

Едва взглянув на портрет мальчика, с ним приключилась истерика.

– Да, это он! – воскликнул. Заплакал, запричитал: – Что вы с ним сделали?! Игорек! Милый мой мальчик! Что они с тобой сделали?!

– Молчать! – вновь грохнул я кулаком. – Всякие тут Иуды Искариоты будут мне истерики, понимаете ли, учинять, вопросы глупые задавать. Не позволю! Придется выписать надежного "лекаря". Он быстро отправит тебя к праотцам в параллельные миры. Вот там ты и расскажешь о всех своих мерзостях.

В доказательство своих слов я достал из наплечной кобуры "макарова" и выложил его на стол, как последний аргумент в споре интеллектов. Коржавин, как кролик на удава, смотрел на его вороненную сталь, не в силах оторвать взгляда. Захныкал, униженно проговорил:

– Извините! Но я так его любил! Я до сих пор весь в расстроенных чувствах.

– Дурак! Любить надо женщин.

– Но вы ведь сами давеча, – робко напомнил мне он.

– "Давеча", – передразнил я его, рассмеявшись. – Давеча я гнал картину, лапшу тебе на уши вешал. Нет, милейший, я ярый поборник естественных сексуальных отношений. Я именно таков, каким меня создал Космос. И можешь мне поверить на слово – тебя, негодника, тоже когда-то родила женщина. Если бы она тогда знала, что именно на тебе прервется связь времен, то, уверен, она бы сделала аборт.

– Как это? – не понял Коржавин.

– А так это. Вместо того, чтобы заниматься глупостями и совращать невинных мальчиков, нужно было больше читать книг хороших и разных. Оставить после себя наследника – главная миссия человека на Земле. Лишь через наследника осуществляется связь человека и всего его рода с Землей. Ты же своей сексуальной ориентацией прерываешь эту связь. Там, – я воздел палец, – тебе этого не простят. Понял ты, дубина? А, да что с тобой говорить! Ты индюк. И философия у тебя индюшачья – вон он Я, а все остальное по фигу.

– Ну зачем же вы так! – обиделся Коржавин, все ещё не в силах оторвать взгляд от пистолета. – Я его не совращал, а совсе даже наоборот. Что хорошего его ждало на панели? А я снял для него квартиру, заботился о нем. Но он оказался неблагодарным и часто мне изменял. – Он вновь захлюпал носом. – Извините!

– Конченный ты человек, Коржавин! – вздохнул я. – Тебе про Фому, а ты все про Ерему. О чем ты говорил с Игорем перед его исчезновением?

– О чем говорил? Мы о многом говорили. Разве все упомнишь.

– И все же постарайся вспомнить. Это очень важно.

– Да, он говорил, что его пригласили сниматься в фильме.

– Кто пригласил?

– Какой-то московский режиссер, женщина. Да-да, он сказал, что она очень красивая женщина. Я было вызвался посмотреть на съемки, но Игорь не разрешил.

– А о чем был фильм?

– Не знаю, Игорь мне не говорил.

– Когда был этот разговор?

– Дня за два до его исчезновения, где-то в конце мая. Да, именно в конце мая.

– Ты знал кого-нибудь из его любовников?

– Нет, никого.

– В таком случае отчего ты решил, что он тебе изменяет?

– Очень просто. У него появлялись свободные деньги, и немалые.

– Понятно. Каких либо странностей в поведении Игоря перед его изчезновением ты не заметил? Может быть он на кого-то жаловался?

– Нет, ничего этого не было.

Я выключил диктофон. Решил не оформлять показания этого рыжего павиана протоколом. Успеется. Потом вызову в прокуратуру и оформлю.

Эту ночь мне так и не удалось уснуть. Не спалось. Сон бежал от меня, как черт – от ладана. Увиденное и услышанное сегодня не давало покоя. В голову лезли неприятные мысли. Кажется мы дошли до последней черты. Как такое могло случиться, что подросток в четырнадцать лет даже не умеет читать? А дети, чтобы не помереть с голоду, вынуждены торговать своим телом? Бред сумасшедшего! А проблема беспризорности, наркомании? Политики говорят о чем угодно, но только не об этом. На это все наложили молчаливое табу. А ведь именно об этом надо не только говорить, кричать на всех углах, но и принимать срочные меры. Это будущее нации. Если все также продолжиться, то у страны не будет будущего. Можно по разному относиться к советской власти, прежним вождям, ругать их до потери пульса, обвинять во всех смертных грехах. Но лишь одно то, что разоренная гражданской войной, нищенская страна все отдала борьбе с беспрезорностью, накормила, одела детей, дала им кров и образование заслуживает глубочайшего уважения. Многие из бывших беспризорников стали видными учеными, выдающимися инженерами, писателями, музыкантами. А сейчас, когда улицы наших городов буквально запружены блестящими иномарками, когда строятся шикарные, похожие на дворцы, особняки, беломраморные офисы, когда на презинтации и юбилеи тратятся миллионы и миллиарды, когда на экранах телевизоров не смолкает вакханалия веселия, огромное число детей вынуждены ночевать по чердакам и подвалам, пухнуть с голоду и торговать своим телом. Куда мы все катимся, господа хорошие? Что это? Амнезия совести? Не иначе. "Человек – это звучит гордо!" Ха-ха-ха! Как же был неправ классик, как наивен. Человек – это звучит пошло, гнусно и страшно. Только лишь змея пожирает свое потомство. Остальные звери, животные, насекомые его защищают, о нем заботятся. И лишь хомо сапиенс, наделенный разумом, венец творения Космоса, бросает своих детей на произвол судьбы. Абсурд! Нонсенс. И как все это терпит Создатель, Космический рузум? А может быть и нет никого? Все это я напридумывал? Нулевой цикл, последующие уровни жизни – все лишь плод моего воображения? Жизнь – есть способ существования мыслящей энергии. Глупость несусветная! Все здесь зачинается, здесь и заканчивается. Да, но отчего так болит в груди, отчего так ноет? Плоть не может так болеть. Так болит лишь душа. Но во всем есть предел. Человечество его достигло. Ему самому уже не выбраться из тупиковой ситуации. И что же дальше? Дальше – мракобесие и неминуемая гибель. Если все это было задумано Космосом, то я не понимаю такой логики. А может быть человеку и не дано это понять? Не знаю. не знаю. Я уже ничего не знаю, ни в чем не уверен. Но как же больно в груди. Как невыносимо больно! И лишь лежащая на груди голова любимой частично гасила эту боль и вселяла надежду, что не все потеряно, что наступят ещё и светлые времена. Если есть в жизни такие девушки, значит и существует смысл земного бытия. Так хочется верить, что разум в конце-концов возобладает.

Утром я отправился в Новосибирскую транспортную прокуратуру. Старший следователь Ачимов оказался пожилым, невысокого роста, с усталым невыразительным лицом и довольно красноречивым синяком под глазом. И говорил он невыразительно, монотонно, но зато обстоятельно, не упуская малейших подробностей. После его рассказа, я понял, что оба преступления совершены одной и той же группой преступников. Дела необходимо было объеденять. И я отправился к шефу.

Сергей Иванович пытливо взглянул на меня и насмешливо проговорил:

– Что это у тебя, Андрей Петрович, с глазами?

– И что у меня с ними?

– Горят, как пасть дракона. По ночам, коллега, нужно спать, а не заниматься проблемами мироздания. Об этом пусть болит голова у "жирафа", а у нас и своих дел по горло. Верно?

Я всегда поражался способности шефа находить порой ту самую болевую точку, которая главная на текущий момент. Удивительно!

– Да что-то не видно особой активности у "жирафа", – ответил.

– А ты, значит, решил его заметить?

– По мере своих скромных способностей, Сергей Иванович.

Иванов ухмыльнулся, многозначительно покачал головой, как бы говоря "с вами, ребята, не соскучишься". Вслух же сказал:

– Ну-ну. Дерзай. У меня нет принципиальных возражений. Ты за этим и пришел?

– Не только. – И я рассказал все, что мне стало известно.

– Выходит, что интуиция меня не подвела, – в задумчивости проговорил Сергей Иванович. – Дела надо объединять – это ясно. Но это надо решать на уровне двух прокуроров: нашего и Западно-Сибирского траспортного. Пойду согласую этот вопрос с шефом. Но чует мое сердце, что этим делом придется заниматься нам.

Глава тринадцатая: Беркутов. Беседа с "Пухнарем".

Итак значит, Тугрик решил посмеяться над бедными ментами? Построить нам козу? Ба-альшой шутник! Определенно. Однако надо отдать им должное, это они здорово придумали – специально подставиться, чтобы сбить нас со следа. Оргинально, если не сказать больше. Кто же у них там такой головастый? Но ничего, ещё не вечер господа "мокрушники". Хорошо шутит тот, кто шутит последним. Моя шутка выйдет этому громиле Тугрику боком. Определят его в казенный дом теперь уже с постоянной пропиской. Это я обещаю и где-то даже гарантирую. А с ножом-то они здорово лопухнулись. Не такие уж видно они крутые и башковитые. Это и есть начало их конца.

А Шкилет бесследно исчез. У отца его не оказалось. Где теперь его искать? Ума не приложу. Скорее всего Тугрик его убрал, как нежелательного свидетеля. Но его труп пока не найден. Во всяком случае среди зарегистрированных убийств его нет. Может быть посмотреть среди неопознанных трупов? Это мысль. Чем черт не шутит. Надо дать задание ребятам.

А пока мне предстояла встреча со старым корешем Свистуна Мишей Кокаревым по кличке "Пухнарь". Я у него уже был, но застал лишь его жену Нину, усталую и рано увядшую женщину лет тридцати с хвостиком. Узнав кто я такой, она стала сердитой, даже агрессивной, прекрасные ореховые глаза гневно засверкали. На её лице они выглядели, будто пятерка в дневнике двоечника.

– Это ещё зачем он вам понадобился? – зашипела она, как кошка при виде собаки.

– Да так, надо потолковать, – ответил уклончиво.

– Нечего с ним толковать. Он у меня теперь никаких делов с вами не имеет. Он у меня – "дальнобойщик"!

И это – "дальнобойщик" было сказано ею с такой гордостью, словно Миша Пухнарь первым высадился на Марсе.

– А что это такое? Он что, теперь тебя колотит издалека что ли? неудачно пошутил я.

Но она шутки не приняла, стала ещё более сердитой.

– Шофер он на дальние рейсы. Понятно?

– С чем я тебя и поздравляю! Я искренне рад, что твой муж покончил с позорным прошлым. И не будь, Нина, букой, не смотри на меня как Чин Кай Ши на Мао Цзедуна. Я твой союзник и где-то даже друг. А с Мишей я хотел поговорить насчет его старого кореша Свистунова.

– А чё этому козлу от него надо?

– Это козлу, Нина, уже ничего не надо. Прошлой ночью его свели на живодерню, – печально вздохнул я.

– Как это? – не поняла она.

– А так это. Убили его прошлой ночью.

– Туда ему и дорога, – без тени сочувствия проговорила она.

– Ну что ж ты так. О покойниках грешно такое говорить.

– А мне плевать. Там за все отвечу. Этот козел кругами вокруг моего ходил, все уговаривал взяться за старое. Это не грешно?

– И все же, где твой муж?

– В рейсе он. Обещал завтра быть.

Я действительно застал Кокарева дома. Он сидел за кухонным столом и наяривал жирный украинский борщ. Был он небольшого роста, но кряжистый с большими руками-лопатами и простоватым обветренным лицом. Жена уже ввела его в курс случившегося с его корешем. При моем появлении он встал и так жиманул мою руку, что я едва не заорал благим матом от боли.