Текст книги "Зверь"

Автор книги: Владимир Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Верочка, выяснив все о местной флоре и фауне, перешла к космосу.

– Пап, а почему солнце такое злючее? – спросила, повиснув на моей руке.

– С чего ты взяла? Вовсе даже не злючее.

– Нет, злючее, – убежденно проговорила дочь. – Глаза кусает.

Светлана рассмеялась словам Верочки, сказала:

– Оно просто очень яркое. А на самом деле оно доброе, старается, чтобы тепла и света хватило не только тебе, но всем людям. Понятно?

– Ага.

– Надо говорить – да.

– А папа говорит.

– У папы это вредная привычка, от которой он никак не может избавиться.

Наконец, мы достигли дома Рокотовых. Дверь нам открыла сама виновница торжества. Поцеловала Светлану, Верочку, на мгновение прильнула к моей груди, проговорила, улыбаясь:

– А ты, Сережа, ничуть не изменился.

– Ты смотри, узнала! – "обрадованно" проговорил я, обращаясь к Светлане. – А я шел и, грешным делом, боялся – узнает или не узнает? За полгода, Дина, вроде бы трудно измениться.

– Неужели прошло всего полгода?! – искренне удивилась она. – А мне показалось, что целая вечность.

Достал из-за спины букет алых роз, преподнес Дине.

– Поздравляю с днем рождения и желаю, чтобы ты всегда оставалась такой же молодой и красивой!

– Спасибо, Сережа!

– Кстати, какие цветы ты любишь?

– Всякие, – уклончиво ответила Дина.

– Но у тебя есть любимые?

– Есть. Ромашки. Но не садовые, а полевые. Они естественнее.

Удивительная она женщина – Дина! Она из тех, кого годы не портят, а делают только краше. Болшеглазая, хрупкая, изящная, будто вырезана из бивня мамонта умелым скульптором. И любимые её цветы ей под стать – неброские, но изящные, лучистые. Я некогда на слышал, чтобы она кричала, возмущалась. Все больше молчит, а если и говорит, то тихо, словно извиняется, что вынуждена нарушить тишину. Сморозишь иногда какую-нибудь глупость. Она ничего не скажет, но так посмотрит, что начинаешь чувствовать себя последним кретином. Ага. И в доме у неё все путем – светло и уютно. Хорошо, наверное, Володе здесь живется. Впрочем, с такой женой и в шалаше будет путево. Она и его преобразит.

– В июле обещаю целую охапку полевых ромашек, – пообещал я и прошел в комнату.

Там я застал великолепный, буквально ломившейся от всевозможных явств стол, чету Красновых и как всегда великолепного Андрея Трайнина с Мариной. Старые испытанные друзья. Сколько мы вместе всякого испытали, сколько нервов попортили мафии, продажным политикам и прочим отморозкам. Иному обывателю даже в кошмарном сне такое не привидится. Кондовые мужики! Их невозможно не купить, не запугать. Они могут погибнуть, как погиб наш общий друг Олег Цветаев. Светлая ему память! Или устать, как устал Миша Краснов. Но никогда не будут плясать под чужую дудку. Ага. Очень правильно сказал вчера Андрюша Говоров: "Гвардия умирает, но не сдается". Очень правильно. Пока есть вот такие вот мужики, остается надежда, что ещё не все кончено, что с Божьей помощью справимся мы и с тем бардаком, творящимся в нашей стране, и со всем остальным. Да и "подрастающее поколение": Дима Беркутов, Сережа Колесов, Андрюша Говоров, Рома Шилов, дает основание так говорить.

– Всем общий и пламенный привет! – сказал я.

– Сережа! Сколько лет, сколько зим! – сразу же полез обниматься Миша Краснов. – Опаздываешь, друг. Мы уже тебя заждались.

Я указал на часы, которые показывали ровно два часа. Сказал назидательно:

– Точность – привилегия королей и генералов от прокуратуры. Это вы любители халявы, прибежали слишком рано.

Ко мне подошел Трайнин, крепко пожал руку.

– Привет, Сережа! А ты ничуть не меняешься.

Я критически осмотрел его ладную, но уже начинающую полнеть фигуру.

– А вот ты, Андрюша, меняешься, и я не совсем уверен, что в лучшую сторону.

– Не говори, – сокрушенно вздохнул Трайнин. – Меня Маринка уже запилила. Вроде бы и ем немного, и зарядку делаю. Откуда что берется?

– Почаще отрывай эту самую от генеральского кресла, – посоветовал я. Вот тогда будет полный порядок.

– Прошу садиться за стол, – на правах хозяина объявил Рокотов.

Возращались мы за полночь. Веру Дина будить не разрешила. Та спала в обнимку со своей младшей подругой Катей. Мы со Светланой, обнявшись, медленно брели по ночным улицам. От выпитого слегка шумела голова. Во всем теле ощущалось расслабленность, было чувство покоя, нерваны, умиротворенности. Над головой дрожали мохнатые звезды. А мы вместе с родной планетой плыли в безбрежном космосе, совершая очередной виток вокруг светила. Земля привычно крутилась с бешенной по земным меркам скоростью, что-то около 1700 километров в час, демонстрируя, что является уникальным вечным двигателем. Затормози она движение или, не дай Бог, остановись, и все снесет с её поверхности могучим ураганом. Но, удивительное дело, мы совсем не ощущали ни движения, ни скорости. Трудно не согласиться с Говоровым. Слишком все гениально, чтобы было случайным. И сама Солнечная система, и Земля, да и мы сами созданы могучим разумом. А если это так, то он не может допустить, чтобы какие-то "козлы" правили людьми. Иначе теряется всякий смысл. Ага.

– Знаешь, Сережа, я такая счастливая, что даже совестно. Честное слово! – тихо проговорила Светлана.

– Ты украла мои мысли, – ответил я.

– И какие хорошие люди – наши друзья. А Дина... Она необыкновенная. Она ведь была лучшей Катиной подругой, да?

– Да.

– Теперь я понимаю, какою была Катя. А ведь я тебя, Сережа, даже к ней не ревновала, безоговорочно признавая её первенство.

А по темному небосклону маленькой светящейся черточкой упала звезда. Это Катя давала знать, что слышит и одобряет нас.

Глава девятая: Ачимов. Официант из "Полянки".

Я с неудовольствием рассматривал себя в зеркало. Да, видок, нечего сказать! Синяк расплылся, стал желто-синим и оттого ещё более ужасным. И так-то "ни Богу – свечка, ни черту – кочерга", а сейчас – сплошное безобразие, а не мужик. Вот чертова баба! Нет, с ней нужно что-то решать. Жизнь становиться невозможной. Более двадцати лет прожили, и неплохо в общем-то прожили, детей вырастили. Но последние годы она стала невозможной, как с цепи сорвалась, замучила своей ревностью. В церковь ходить стала. Вроде, должна быть добрее. Куда там! Все злее и сварливее становится. Как не крути, я придется развестись. Другого выхода я просто не вижу.

В это время зазвонил телефон. Снял трубку.

– Алло, слушаю.

– Николай Сергеевич, здравствуйте! – раздался в трубке голос Костина. – Я нашел Северного.

– Здравствуйте, Валерий Сергеевич! Какого ещё Северного? – не понял я.

– Того, кто подписывал договор фрахта с РЭБ флота.

– Вот как! Молодец! И кто же он такой?

– Работает официантом в ресторане "Полянка". Что с ним делать?

– Ты с ним уже разговаривал?

– Нет пока. Решил с вами посоветоваться.

– И правильно сделал. Где он сейчас?

– На работе.

– В таком случае срочно вези его ко мне.

– Понял. Через полчаса будем, – сказал Костин и положил трубку.

Я позвонил Иванову. Выслушав меня, он сказал:

– Это уже кое-что. Он наверняка знаком с нашими оппонентами.

– Уверен. Вы сами будете его допрашивать.

– А что это ты со мной на "вы"? – насмешливо спросил Иванов.

– Неудобно на "ты". Вы ведь теперь большой начальник, генерал.

– А если генерал, то уже и не совсем человек – так что ли?

– Ну отчего же. Мало ли что. Может быть, тебе это не нравится вот так – за панибрата?

– Прекрати, Коля, эти разговоры. Мы с тобой были коллегами и остаемся ими. Понял?

– Понял.

– Допрашивай этого субчика сам. Потом позвонишь, расскажешь.

– Хорошо, Сергей Иванович.

Через сорок минут в моем кабинете повился Костин с довольно симпатичным молодым мужчиной лет тридцати. Он был явно напуган вызовом в прокуратуру. Видно, было что скрывать. Как же это из него вытянуть? В работе любого следователя: допрос – главное следственное действие. Именно от умения его провести во многом зависели результаты следствия. Поэтому, хороший следователь должен быть ещё и хорошим психологом. Обязательно. Иначе... Иначе трудно надеятся на удачу.

– Вот, Николай Сергеевич, Северный Николай Яковлевич, работает официантом в ресторане "Полянка", – представил мужчину Костин.

– Здравствуйте, Николай Яковлевич! – поздоровался я.

– Да, да, здравствуйте! Извините! – извиняющимся тоном скороговоркой проговорил Северный и почему-то поклонился.

– Так я пошел? – сказал Костин.

– Как хотите, Валерий Сергееевич, – ответил я. – Можете и остаться.

– Нет, у меня ещё дел невпроворот. До свидания!

– До свидания!

Костин вышел.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – сказал я Северному и указал рукой на стул.

– Да, да, спасибо конечно, – вновь поклонился он, садясь.

– Разрешите представиться. Ачимов Николай Сергеевич – старший следователь транспортной прокуратуры, – представился я.

– Да, да, очень приятно! Спасибо конечно! – привстал Северный и вновь поклонился.

Меня это уже начинало раздражать. Черт-те что! Как какой болванчик, честное слово! Холуй! Хочет показать, что готов всячески содействовать следствию и не намерен ничего скрывать. Тот ещё жук! Такие-то как раз и не говорят всей правды.

– Николай Яковлевич, вы догадываетесь почему вызваны в прокуратуру? решил я начать издалека.

– Никак нет. Теряюсь в догадках, извините! Никогда ничего, ни в каких органах. И вдруг... Не понимаю.

– Вы давно работаете в ресторане?

– Почти пять лет. А что? Мой вызов каким-то образом связан с моей работой?

– И больше нигде не работаете?

– Нет, нигде. А что?

– Давайте, Николай Яковлевич, договоримся: вопросы здесь задаю я, А вы, как свидетель, обязаны на них отвечать правду. Понятно?

– Да, да, конечно. Извините! – смутился Северный.

– Вы живете в Академгородке?

– Да, на Терешковой с мамой, – кивнул он.

– Тогда, вероятно, слышали об обнаружении трупов мальчика и девочки в Обском водохранилище?

Вопрос этот явно обеспокоил Северного. Глазки его испуганно забегали. Лицо заметно побледнело.

– Да, да, конечно. Мы с мамой возмущались – что за изверги это сделали? Ужас какой-то, извините!

– Так вот, Николай Яковлевич, скажу без обиняков – у нас есть все основания подозревать вас в пособничестве убийства детей.

Северный вскочил, замахал руками, испуганно истошно завопил:

– Что же вы такое! Как можно такое! Я даже мухи, извините, а вы такое! Как же так?!

Это была самая настоящая истерика. По щекам его потекли обильные слезы.

– Прекратите! – жестко сказал я. – Садитесь.

Северный испуганно вжал голову в плечи, будто боялся, что его ударят. Сел. Униженно пролепетал:

– Извините!

– Вам знакома фирма "Элита"?

– Какая. простите?

– "Элита"?

– Нет, впервые слышу.

– Лжете, Северный!

– Ну зачем же вы со мной так?! – захныкал он. – Я этого не заслужил! Я действительно не знаю такой фирмы.

Я достал договор фрахта "Орла", протянул Северному.

– Вот, ознакомтесь.

Он взял договор, долго читал, беззвучно шевеля губами. Наконец, чуть слышно потеряно проговорил:

– Я чувствовал, что это добром не кончится. Я ведь этот договор даже не читал. Извините!

– И тем не менее это ваша подпись?

– Моя, – кивнул он и вновь заплакал. – Вы меня арестуете?!

– Расскажите – каким образом вы подписали договор?

– Меня об этом попросили. И я не смог отказать.

– А меня интересуют подробности: кто, где, когда попросил, при каких обстоятельствах, сколько вам за это заплатили? Понятно?

– Да, да, конечно. Извините! С месяц назад, или чуть больше, об оказании этой услуги меня попросила красивая блондинка, назвавшаяся Ириной Петровной.

– Где это было и почему она обратилась именно к вам?

– Она с двумя мужчинами сидела у нас в ресторане за столиком, который я обслуживал.

– Как выглядели эти мужчины?

– Очень, знаете ли, неприятно, – длинноволосые, бородатые, в больших темных очках, за которыми не было видно лиц. Один был большой, массивный. Другой – среднего роста, сухощавый.

– Вы слышали о чем они говорили?

– Я специально не прислушивался. Говорила в основном дама, а мужчины слушали. Из этого я сделал вывод, что она у них главная.

– О чем же она говорила?

– О чем говорила? – Северный замолчал, всем своим видом давая мне понять, что силиться вспомнить. – О каком-то фильме. Говорила, что ещё совсем немного и они смогут позволить себе расслабиться. Я понял, что они снимают какой-то фильм.

– Ясно. И что же было дальше?

– Потом блондинка стала меня расспрашивать: кто я такой, много ли получаю и не смогу ли за приличную плату оказать ей пустяковую услугу? Я поинтересовался: что должен делать? Она пояснила, что буду представителем их фирмы при заключении с РЭБ флота Сибирского отделения Академии наук договора фрахта судна. За эту услугу она заплатит три тысячи рублей. Я согласился.

– Вы не интересовались: почему она сама или кто-то из её людей не делают это сами?

– Нет. Я как-то об этом тогда не подумал. Извините!

– И что было дальше?

– Она поинтересовалась – когда я заканчиваю работу. Я ответил, что в двенадцать часов. Тогда она сказала, чтобы я после работы зашел в тридцать седьмой номер гостиницы "Золотая долина", там все и обговорим. Где-то примерно в половине первого ночи я постучал в этот номер и она мне открыла...

– Как же вас пропустили без карты гостя?

– У меня такая карта была. Она дала мне карту гостя одного из мужчин. Я даже взял у портье ключ от тридцать восьмого номера.

– Понятно. Кроме этой женщины в номере ещё кто-то был?

– Нет, только она. Она дала мне удостоверение фирмы, где я значился коммерческим директором, уже заполненный бланк договора фракта и две тысячи рублей аванса, сказала куда и к кому я должен обратиться. На следующий день я пошел на РЭБ флота к начальнику и подписал договор. Вот и все.

– После этого вы ещё виделись с Ириной Петровной?

– Да. Но лишь мельком. Дело в том, что она меня ждала на машине. Я отдал ей один экземпляр договора, она мне – тысячу рублей, и мы расстались.

– Так она вас подвозила до базы?

– Да, да, подвозила. Извините, что не сказал сразу.

По поведению Северного я видел, что он имеет ещё что-то мне сообщить, но не решается. И все же ему очень хочется это сделать. В чем дело? Неужели?!

– Скажите, Николай Яковлевич, вы оставались в номере всю ночь?

– Да, – блудливо ухмыльнулся он. – Я не напрашивался. Она предложила, и я не смог отказаться. Такая женщина!

– Как все происходило?

– Сначала Ирина Петровна предложила выпить. У неё был превосходный коньяк. Выпили по две рюмки. И она предложила остаться. Пока я принимал ванну, она постелила постель в спальне и сказала, чтобы я ложился. Затем она приняла ванну. А потом... Это была незабываемая ночь. Утром мы выпили кофе и поехали на базу.

– Вы договаривались о новой встрече?

– Я было хотел, но она ответила категорическим отказом. Даже рассердилась.

– Больше вы ничего не хотите сказать?

– Нет. А правда говорят, будто ребят на этом корабле убили, а затем сбросили в воду?

– Да.

– Какие звери! – возмутился Северный. – Никак не могу поверить, что к этому причастна Ирина Петровна. Такая славная женщина! Скорее всего, она стала сама жертвой этих мужчин. Они мне сразу не понравились.

После ухода Северного я долго размышлял над его показаниями. Многое я просто отказывался понимать. Зачем этой Ирине Петровне понадобился посредник? Она действовала открыто, сама могла бы заключить договор. Нет, она просит Северного, оставляя в его лице следствию ценного свидетеля, да ещё платит ему за это три тысячи. Не понимаю. Что за всем этим кроется?

А версия Сергея Ивановича о том, что режиссер мог быть мужчина, играющий женскую роль, окончательно развалилась. А я в неё было поверил. Жаль! Красивая была версия. Иванов вообще мастер придумывать красивые версии. Когда он был важняком в Западно-Сибирской транспортной прокуратуре, мне приходилось пару раз с ним работать. Он меня удивил своими прямо-таки фантастическими версиями. Но самое интересное – они подтвердились в ходе расследования. Потому-то я и в эту поверил. Но на этот раз Иванов дал промашку. Бывает. Как говорится, "и на старуху бывает проруха". Да.

Позвонил Сергею Ивановичу, стал рассказывать о показаниях Северного. Не дослушав, Иванов сказал:

– Приезжай, – и положил трубку.

Прочитав протокол допроса Северного, он надолго задумался. затем развел руками.

– Хоть убей, но я ничего во всем этом не понимаю. Ты можешь объяснить?

– Увы, я ещё меньше понимаю, – вздохнул я.

– Похоже, у мадам не все дома. Иначе трудно объяснить её логику поведения. Ко всему прочему, она совершенно неразборчива в связях. То Барсукову предлагала посетить её, то Северного буквально затащила в постель. Ей что, не хватает своих гвардейцев? Или чувствует приближение климакса? Что-то за всем этим кроется. А вот что именно? Вопрос.

– Зачем ей вообще понадобился Северный? – сказал я. – Она и сама бы с большим успехом могла заключить договор.

– Это само-собой, – согласился Иванов. – Вот я и говорю – слишком странная дама, если не сказать больше. Ничего, как-нибудь разберемся.

Глава десятая: Говоров. Кафе "Обструкция".

Типичный представитель сексуальных меньшинств, этот рыжий павиан Павел Павлович Коржавин, не подвел. Через пару дней после нашей встречи утром раздался телефонный звонок.

– Андрей Петрович, я достал то, что вы просили. Два фильма. Извините, но больше не смог.

– Спасибо, Павел Павлович! Я сейчас подъеду. Где вы?

– Собственно, я бы и сам смог подвезти.

– Буду премного обязан. Когда вас ждать?

– Думаю, минут через двадцать буду.

– Я встречу вас у выхода.

Коржавин выглядел, мягко говоря, неважно, похудел, постарел, глаза красные, воспаленные. Он передал мне две видеокассеты. Сказал:

– Интересующие вас фильмы на обоих кассетах последние.

– Еще раз благодарю, Павел Павлович!

– Да, чего там, – вяло махнул он рукой.

– Вы сами-то смотрели?

– Ну, что вы! Это не для моей нервной системы. – Дряблое лицо его напряглось, побледнело. С нескрываемым волнением в голосе спросил: – Об Игоре ничего не известно?

– Но ведь я уже вам говорил?! – очень удивился я этому вопросу.

– Ну, мало ли, – смутился Коржавин. – Вдруг, ошибка. Вдруг, то был лишь похожий мальчик. В жизни ведь всякое бывает. Извините!

– В жизни – возможно, на следствии – крайне редко. И вообще, советую выбросить это из головы. Иначе вы можете плохо кончить.

– Да-да, это конечно, – ещё более смутился он. – До свидания!

На первой кассете было четыре малолитражных обычных порнофильма. Даже поверхностный их просмотр вызвал у меня приступ тошноты. "О, времена! О, нравы!". "О люди! жалкий род, достойный слез и смеха!" Куда мы все катимся, господа? В гиену – там нам место. Зигмунд Фрейд называл это половой неудовлетворенностью, объяснял ею даже возникновение войн и иных общественных катаклизмов. Что-то во всем этом есть. Но только я бы назвал это иначе. На Земле происходит постепенное накопление отрицательной энергии. Человеку становится все труднее с нею справляться. Отсюда депрессии, нервные срывы, злобность, агрессивность, падение нравов, сексуальные излишества и прочее, и прочее. Прежде, когда ситуация становилась критической, возникали войны. В них сжигалась излишняя отрицательная энергия. Потому войны были необходимы. Но сейчас война грозит гибелью всего живого. Но без неё человечество очень скоро захлебнется собственным дерьмом. Есть ли выход из данного тупика? Не знаю. Я его пока не вижу. Если в ситуацию не вмешается Космический разум, который все это создал, человечество обречено. Будем надеяться. Ничего другого нам не остается. Факт, не требующий доказательств.

Сценарий пятого фильма был полностью переписан с Набоковской "Лолиты". Только если там старый развратник совращал и развращал девочку, то здесь он то же самое проделывал с мальчиком. В конце концов тот нашел себе более молодого партнера и бросил старика, который из ревности убил молодых любовников. Причем убил изощренно. Этому посвещена едва ли ни треть фильма.

На второй кассете интересовавший меня фильм был стилизован под средневековье. Но, сделано это было настолько грубо и непрофессионально, что невольно вызывало смех. Все действие сводилось к тому, что рыцари, возвратясь из походов, напивались и устраивали друг с другом сексуальные оргии, вовлекая в это своих детей. В результате возникшего любовного треугольника все заканчиывалось кровавой драмой. И снова море крови, муки и стенания умирающих, проклятья и тэдэ и тэпэ. Весьма и весьма тривиально.

После просмотра фильмов я понял, что ни тот, ни другой к нашей съемочной группе никакого отношения не имеют. Второй был вообще переводной. Первый же снимался где-то на юге. Что ж, нулевой результат – тоже результат. Да, но как выйти на съемочную группу? Вчера капитан "Орла" Барсуков называл кафе "Обструкция". А что если?... Это мысль. Только начальство вряд ли это одобрит. Факт. Поэтому утруждать его просьбами не будем. Нет, не будем. Сделаем это инкогнито под покровом сумерок. Произведем, так сказать, глубокую разведку в тылу предполагаемого противника. Да, но одному идти туда слишком рискованно. Необходима "группа поддержки". И такой "группой" может быть мой лучший друг Рома Шилов. Но Рома, как человек дисциплинированный и исключительно положительный, привык все свои действия согласовывать с начальством. Поэтому, его надо поставить в такую ситуацию, когда отказ будет в принципе невозможен. Набрал его номер телефона и, услышав голос друга, сказал:

– Здравствуй, Рома! Как поживаешь?

– А, это ты. Здравствуй! Ничего. А что?

– Просто интересуюсь. А как твое драгоценное здоровье? Корь, ветрянка, свинка – это у тебя все в прошлом, да?

– Ты что, за этим и звонишь?

– Не только. Скажи, как ты ко мне относишься?

– А причем тут это?... Я что-то не пойму.

– Нет, ты не уходи от прямого ответа. Вот я, к примеру, пошел бы с тобой в разведку не задумываясь. А ты, Рома? Можешь ли ты это сказать с такой же определенностью?

– Что ты опять удумал?

– Зачем ненужные вопросы, Рома? Следует ли их расценивать, как твою нерешительность, что ты ещё до конца не определился – можешь ли пожертвовать собой ради друга? Так?

– Ну, забалаболил! – тяжко вздохнул мой друг. – Что тебе все-таки надо?

– Хорошо, рассмотрим ситуацию в несколько иной плоскости. Допустим, что ты увидел, как я тону. Бросился бы ты меня спасать, или побежал за разрешением это сделать к Рокотову и своей бесподобной Тамаре?

– Ясно. Опять какую-то авантюру... А то мелишь, что попало... Стратег!

– Рома, ты может прямо ответить хоть на один вопрос?

– Кто ж в данной ситуации спрашивает разрешения.

– Значит, можно на тебя рассчитывать?

– Смотря в чем, – нерешительно ответил Шилов. Жизнь его научила, что в общении со мной необходимо проявлять максимум осторожности.

– В данном случае, ситуация очень критическая. Без твоей помощи и поддержки я, боюсь, "не выплыву".

– Да что стряслось?! – встревожился Шилов.

– Нет, ты сначала обещай помочь.

– Хорошо. Обещаю. Говори.

– Ты сегодня вечером должен пойти со мной в одно питейное заведение.

– Только и всего?

– Только и всего.

– Случайно не в бар "У дяди Вани"?

– Нет. Кафе "Обструкция". Кстати, вчера в теленовостях рассказали, как недавно два архаровца буквально разгромили тот самый бар, избив до полусмерти обслуживающий персонал. Подозреваю, что одним из архаровцев был никто иной, как мой лучший друг Рома Шилов. Так?

Историю о своем походе с Шиловым в бар мне ярко и образно повествовал наш непревзойденный ас сыска Дима Беркутов. Мы с Колесовым к концу его рассказа были буквально в лежку от смеха. Но Рома не знал о причине моей осведомленности, поэтому крайне удивился.

– Правда что ли?!

– Что – правда, Рома?

– Что по телевизору?!

– Ну, если и неправда, то очень похоже на правду.

– Трепач!

– Так как насчет кафе? Можно на тебя расчитывать?

– А куда я денусь, – обреченно вздохнул Шилов.

– Спасибо! Ты настоящий друг.

– Да хватит тебе того... Зубоскалить.

– Я очень даже серьезно. У тебя журналистское удостоверение сохранилось?

– Да есть, вроде. А что?

– Прихвати. Будем изображать из себя журналистов. Предупреждаю операция сугубо конфиденциальна. О ней не должен знать не только твой шеф, но и Тамара. Понял?

– Отчего такая секретность?

– Любая утечка информации может привести в нежелательным для меня последствиям. Мой шеф Иванов почему-то убежден, что следователь должен заниматься исключительно своим делом и не отбирать хлеб у оперативников.

– И я с ним совершенно согласен.

– А вас, гражданин, я бы попросил помолчать. Нэ сутор супра крэпидам (пусть сапожник судит не выше сапога).

– Баламут ты, Андрюша! – добродушно сказал Шилов.

– А вот с этим я вынужден согласиться. Вечером в районе восьми быть дома. Я заеду.

– Слушаюсь, товарищ начальник.

Дома мне все пришлось выложить Татьяне. Иначе она бы меня просто не выпустила за пределы квартиры.

– Я тоже поеду, – безапелляционно заявила она.

В хрупком теле моей очаровательной жены была заключена такая энергия, такая сила воли, что моя оболочка порой трещала по всем швам и разваливалась прямо на глазах. И я начинал себя чувствовать крайне некомфортно, казалось, что Космос с нами что-то явно напутал, и то, что по праву предназначалось мне, было отдано ей.

– Но, Таня, там может быть такая публика, что... Словом, я бы тебе не советовал, – сделал я жалкую попытку её отговорить.

Но не тут-то было. Взгляд её стал целеустремленным, с характерсным блеском. Так блестит хладный булат, когда его вынимают из ножн.

– Тем лучше. Люблю нестандартные ситуации. – Это прозвучало, как приговор в последней инстанции. В древности в таких случаях говорили: "Рома лёкута ест, кауза финита эст" (Рим высказался и дело кончено). И я смерился.

Но каково же было мое удивление, когда на квартире Шиловых я застал в парадной форме одежды готовыми к отбытию обоих супругов.

– Рома, что это значит?! – с пафосом воскликнул. – Я требую объяснений либо сатисфакции.

– Да вот, Тома, понимаешь, – в замешательстве проговорил мой друг, пряча глаза. – А что я мог?

– Так-то ты хранишь конфиденциальность нашего разговора? А ведь я, Рома, поверил тебе, как самому себе? Ты хоть объяснил ей всю опасность предстоящей операции?

– Объяснил.

– А она?

– А она ни в какую.

– Значит, плохо объяснил. Скажи ей, что "наша служба и опасна, и трудна", что в любой момент твоя очаровательная царица Тамара сможет помешать нам добросовестно выполнить свой долг.

– Ты сам ей это скажи, – хмуро пробурчал Шилов, кивнув на супругу. Она стояла здесь же и с иронической улыбкой слушала наш затянувшийся диалог. Я сделал удивленные глаза, будто впервые её увидел.

– Тома, я тебя не узнаю! Я всегда ставил тебя в пример Марине, а теперь ставлю Татьяне, как образец здравомыслия и железной логики. Что же случилось? Когда, в какой момент ты растеряла лучшие свои качества?

– Считай, Андрюша, что с этого самого момента я начинаю жить по-новому, – ответила она, смеясь.

– Это как тебя надо понимать?

– Так и понимай. Ваши частые ночные рандеву наводят на определенные мысли.

– Неужто в тебе проснулась ревность?! – "поразился" я. – Не верю! Тобой не могло завладеть это пошлое мелкобуржуазное чувство.

– Какой же ты, Андрюша, болтун! – вздохнула Тамара. – У меня от тебя голова пошла кругом. Канчай балаган. Тебе придется смириться с обстоятельствами. Другого не дано.

– Смиряюсь, – обреченно сказал. – Только один вопрос: как ты его расколола? Пытала?

– У нас, женщин, есть кое-что поэффективнее, – лукаво улыбнулась Тамара. – Правда, Рома?

– Да ну вас, – махнул рукой Шилов, направляясь к двери.

Увидев в машине Таню, мой друг сильно удивился и развеселилися.

– Надо же! А мне тут картину... Вот трепач!

– По какому поводу подобный всплеск эмоций, Рома? – спросил я.

– Ха! По какому! Сам первый колонулся, а туда же – других учить.

– Ну, во-вервых, кто первый – это ещё вопрос. Во-вторых, если ты давно и прочно находишься под железной пятой своей супруги, то почему отказываешь в этом другим? Моя Таня хоть и молода, но у неё все задатки со временем превзойти твою Клеопатру.

– Сам ты Клеопатра! – почему-то обиделся за супругу Шилов.

Вопреки моим ожиданиям увидеть что-нибудь мрачное, полутемное, малопривлекательное, этакий воровской притон, населенный сомнительными типами с вполне определенными намерениями на лицах и третьеразрядными проститутками, кафе "Обструкция" представляло собой недавно выстроенное современное здание, встретившее нас обилием света и неоновой пышнотелой яывкрасоткой на фасаде, постоянно легкомысленно нам подмигивающей. На дверях, как и положено в приличных заведениях, стоял швейцар в расшитой золотом красной ливрее и с совершенно великолепной лопатой седой бородой, всем своим обликом напоминаыший персонаж из пошлого водевиля. Он распахнул пред нами дверь, широко улыбнулся и, на французский манер, приложив два пальца к козырьку форменной с высокой тульей фуражки, пробасил:

– Желаю здравствовать!

– Спасибо, родной! – за всех поблагодарил его я и, приблизившись, ухватил за золотую пуговицу, притянул его. – Политикой интересуешься, папаша?

Узрев во мне начальника, швейцар молодцевато подтянулся.

– А как же. Это само-собой.

– Как там поживает наш друг Билл? Не собирается возобновлять отношения с Моникой? Нет?

Но старик оказался не промах. Поняв, что я никакой не начальник, а всего-навсего один из типичных представителей многочисленного племени юмористов, коих в последнее время развелось, что воронья на необъятных просторах нашей с вами, дорогой читатель, Родины, швейцар хитро сощурился.

– Точных сведений у меня об этом, молодой человек, пока, к сожалению, нет. Но Билл с минуты на минуту обещал позвонить. Так что, подойдите ко мне через полчасика. К тому времени, я думаю, уже буду располагать интересующими вас сведениями.

– Каков Демосфен?! – восхитился я, обращаясь к своим спутникам. – Этот швейцар даст сто очков вперед любому президенту Соединенных Штатов. Факт.

Женщины слушали мой диалог со щвейцаром стоически и понимающе улыбались. Мой друг, сугубо отрицательно относящийся к подобным моим выступлениям, стоял хмурым, насупившимся, будто мышь на крупу.

– Что ты здесь, как дурак какой! – не выдержал наконец Шилов, рассмешив тем самым дам.

– Успокойся, Рома. Говоря о президентах Америки, я вовсе не имел тебя в виду. Хотя, не скрою, определенные задатки у тебя есть. То же полное отсутствие юмора, та же косность мышления, тот же снобизм.

– Смотри, Андрюша, добьешься – намылю шею, – сказал Шилов, аргументируя слова демонстрацией пудового кулака. – Скажи спасибо, Тане, а то давно бы уже схлопотал.

– Дремучий ты, Рома, человек! И принципы у тебя дремучие, – вздохнул я. Похлопал швейцара по плечу. – Будь здоров, старина! Передавай привет Биллу!

– Обязательно передам, – заверил меня швейцар.

Большой зал кафе был заполнен пока лишь наполовину, но, судя по тем, кто здесь уже обретал, публика здесь тоже вполне приличная. Звучало танго Дунаевского "Дымок папиросы", навивая ностальгические воспоминания. Мы сели за столик в самом центре зала, неподалеку от подиума, где совсем скоро современные Армиды будут демонстрировать нам свои прелести. Я огляделся. Быть может здесь и сейчас находятся и члены интересующей нас съемочной группы, отдыхающее, а вернее, отсыхающее от своих страшных трудов. Сидят себе беспечные, уверенные в своей безнаказанности, попивают сладкое вино или горькую водку, предаются розовым мечтам провести остаток лета на берегу южного моря в объятиях мускулистых мулаток да посмеиваются над глупыми ментами. И им совсем невдомек, что эти самые менты сидят сейчас в одном зале с ними. Пройдет совсем немного времени и наши жизненные пути обязательно сойдутся. И тогда от спокойствия и благодушия наших оппонентов не останется и следа. И пусть это произойдет не здесь и не сейчас. Но встреча обязательно состоится. Я, лично, в этом ни сколько не сомневаюсь.