Текст книги "Зверь"

Автор книги: Владимир Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

– Муж мой забубенный? Кто ж еще.

– Почему вы считаете, что он что-то натворил?

– А зачем же вы тогда пришли?

– Ну мало ли... Кстати, как тебя хозяйка зовут?

– Зина.

– Ты почему, Зина, такая негостеприимная? Мы что, так и будем в коридоре торчать?

Попова окинула равнодушным взглядом комнату, разобранный диван с незаправленной постелью, сказала:

– Пойдемте. – И прошла на кухню.

Но и там было не лучше. Раковина сплошь завалена грязной посудой, от которой уже исходил кисловатый запах. На столе хлебные крошки подбирали многочисленные мухи. Я сел за стол, смахнул крошки на пол. Мухи поднялись в воздух и сердито зажужжали.

– Где твой муж, Зина? – напрямую спросил я.

– А я почем знаю, – пожала она плечами. – Я посчитала, что он у вас, коли пришли.

– Где он может быть?

– А я почем знаю. Недели три, как ушел, так я его больше не видела, забулдыгу.

Ее слова теперь уже обеспокоили меня, появилось нехорошее предчувствие. Шкилет был тем самым звеном, ухватившись за которое, я намеревался вытащить на божий свет и всю цепочку. Теперь мои намерения рушились прямо на глазах. А моя интуиция, эта весьма своенравная да, к тому же, беспардонная дама, прямо так и сказала: "Бери шинель, парень. Пошли домой". "Постой, постой! – вконец занервничал я. – Нельзя вот так, сразу, ничего не проверив, делать такие далекоидущие выводы". "Если тебе своего времения не жалко, то проверяй, а мне и так все ясно", – вяло согласилась она.

– Где его можно найти? – спросил я.

– А чё его искать-то. Сам объявится. А то первый раз, что ли. Забулдыга он и есть забулдыга. Добрые люди вон умирают, а этому ни черта не делается.

– Любишь ты его, Зина.

Эти мои слова её здорово развеселили. Она громко с повизгиванием рассмеялась, ощерив щербатый с желтыми прокуренными зубами рот.

– Либишь, говорит! Ха-ха-ха! Вот умора, так умора! Люблю как кошка собаку. Что б он сдох черт мосластый!

– И все же, где он может быть?

– А я почем знаю. Может, к отцу уехал, к такому же, прости Господи, алкашу, а может ещё куда.

– А где живет его отец?

– За Каменкой недалеко от тюрьмы. Улица Черноморская двенадцать.

– Он что-нибудь говорил, когда уходил?

– Нет ничего не говорил. Я его даже не видела. На работе была.

– А где ты работаешь?

– Здесь неподалеку, в магазине уборщицей.

– Слушай, Зина, у мужа был охотничий нож?

– Был, – кивнула она. – Отец подарил. Он по молодости охотником был.

– Как он выглядел?

– Большой такой, красивый.

– А ручка какая?

– Тоже красивая, цветная.

– Наборная?

– Как это? – не поняла Попова.

– Из цветных пластмассовых пластин. Такая?

– Вот-вот, такая и есть.

– Где этот нож сейчас?

– А я почем знаю. Пропил наверное забулдыга. Он ведь уже все, что мог, пропил. Вы не думайте, что мы всегда так вот жили. Было время и у нас все было как у людей. Он в ПАТПа шоферил, я клепальщицей на заводе Чкалова работала. Жили куда с добром. Даже "запорожец" купили. А потом, как он запил, так все и покатилось под гору. Жить не хочется. Если б не боялась греха, то давно бы руки на себя наложила.

– Дети-то у вас есть?

– Дети-то есть, да что толку. Лишили нас родительских прав. – Попова горько заплакала.

Но мне не было жаль эту алкоголичку. Нет. Жалько было их детей, оставшихся сиротами при живых родителях. Вот, блин, люди! Мало того, что себя уродуют, так ещё родных детей не жалеют, ханыги!

Разговор с Поповой меня не только обеспокоил. но и, откровенно говоря, расстроил. Интуиция подсказывала, что отсутствие Шкилета дома вовсе не случайно, что мы его теперь вряд ли когда найдем, во всяком случае, в живых. А это никак не укладывалось в мою версию. Зачем же нужно было убирать такого классного "свидетеля". По моей версии Попов должен был подтвердить, что Тугрик не только был у него дома, но и купил нож. Тогда задача Зеленского оправдаться намного бы осложнялась. Но вместо этого Попова устраняют. Правда, это ещё не факт, а лишь моя догадка. Но провалиться мне на этом самом месте, если это не так. Почему? Испугались, что Попов может расколоться? Возможно. И все же, думаю, что причина в чем-то другом. Кто-то пытается меня крепко одурачить, сделать мне симпатичную фигуру из трех пальцев, а потом посмеяться над глупым "пингвином". Ничего, ещё не вечер, господа "мокрушники". Чтобы Дима Беркутов давал каким-то козлам повод для веселья?! Дохлый номер! Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Я ещё сбацаю "цыганочку с выходом" на ваших поминках. Определенно.

Игоря я направил к отцу Шкилета.

– Если Попов там, то тащи его прямиком в управление. Если его там нет и не было, то возьмешь объяснение с отца в отношении ножа.

– Хорошо, товарищ подполковник. Разрешите выполнять?

– Разрешаю, лейтенант, – усмехнулся я. Горбатого могила исправит. Посмотрел на часы. Об обеде приходилось только мечтать. В управлении меня уже ждал Максим Карнаухов.

Максим ничего интересного не сообщил. Никто из соседей не видел ночных гостей Сергуньковой.

– Одна лишь старушка Видяева слышала ночью, как кричала женщина. Я взял с неё объяснение. – Лейтенант достал из папки объяснение свидетельницы, положил передо мной на стол.

– Хорошо. А теперь, коллега, дуй в свое управление и узнай, действительно ли Попов числился у вас осведомителем. Поговори с оперативником, который с ним работал. Словом, мне нужна полная информация о Попове. Действуй.

После ухода Карнаухова, я решил связаться со своим старым и проверенным "источником" Сережей Беленьким по кличке Чудик, в течении уже многих лет горбатившегося на родную ментовку. Лет семь назад мы с Сережей Колесовым прищучили Беленького на сбыте краденного, популярно объяснили ему что почем и какой срок ему за это корячится. Парнем он оказался понятливым и быстро согласился на сотрудничество. Был он веселого нрава, хохмачем, пользовался доверием среди воровской братии и выдавал довольно ценную информацию. Встречались мы с ним на нейтральной территории – в "Пельменной" на Коммунистической. Однако, когда меня четыре года назад выперли из милиции наши встречи естественно прекратились. Выпал он из моего поля зрения и после моего восстановления. Сейчас же я вспомнил о нем потому, что Чудик также жил на Никитина недалеко от Зеленского и Попова и не мог их не знать.

Нашел в ящике стола свою старую записную книжку, отыскал номер телефона Беленького, позвонил. После неоднократных гудков услышал наконец хриплый, заспанный голос Чудика:

– Алло, слушаю.

– Привет, Сережа! Никак ты с большого бодуна?

– А? Ну. А кто это?

– Дима Беркутов. Еще помнишь такого?

– Какой еще... – недоуменно начал Беленький, но тут же голос его окреп, обрел прежнюю веселость: – Неужто мой любимый мент?!

– Не знаю, как насчет любимый, мы с тобой вроде на брудершафт не пили, но то, что мент – это точно.

– А Клык ботал, будто тебя из ментовки турнули и ты ошиваешься в каком-то частном сыскном бюро.

– Врет твой Клык. Это ему в сладком сне приснилось. Он никак не может забыть, как я его брата на квартирной краже снял. Вот и плетет что попало.

– Может быть, – согласился Беленький. – Он известный трепло. А я думал, что мне вольную дали.

– "Оставь надежду всяк, сюда входящий".

– Но ведь столько уже лет прошло.

– Будем считать, что ты у нас был законсервирован, как особо ценный агент.

– Ну ты даешь! Что я тебе килька что ли? Стало быть, опять понадобился?

– Понадобился, Сережа. Очень понадобился.

– А что такое?

– Это не телефонный разговор. Надо встретиться.

– Надо так надо. В "Пельменной"?

– Да. Через час сможешь?

– Смогу. Только ты бутылек прихвати, иначе кончусь.

– Что, трубы горят?

– Спасу нет. Вчера кореш с зоны пришел. Ну мы и... Сам понимаешь.

– Это надо. Это святое дело. Хорошо, прихвачу.

Когда я через час пришел в "Пельменную", то увидел Беленького за столиком в дальнем углу. Он помахал мне рукой. Я взял две двойных порции пельменей, по овощному салату и стакану компота, составил все на поднос, подошел к столику.

– Привет, Серега!

– Здравствуй, Дима! А ты клево выглядишь.

Зато видок у моего агента был, прямо скажу, неважнецкий, краше в гроб кладут. Определенно, Лицо серое, одутловатое, руки трясутся, глаза красные, шальные, в них мировая скорбь и мечта всех алкашей на свете об опохмелке. Держался он из последних сил исключительно на присущем ему оптимизме.

Я поставил поднос на стол.

– Разгружай.

Чудик быстро составил тарелки и стаканы на стол, а поднос положил на подоконник. Спросил:

– Не женился?

– Есть такая глупость.

– То-то смотрю, что слишком гладкий, – проговорил он. – Где теперь монтулишь?

– В управлении.

– Поздравляю! Я знал, что ты далеко пойдешь. Принес?

Я не решился отказать себе в удовольствии немного приколоть Чудика.

– Ты о чем? – спросил недоуменно.

– Бутылек, говорю, принес? – прохрипел он. От волнения у него перехватило горло. Острый кадык несколько раз дернулся на жилистой шее. Глаза стали совсем нехорошими, непредсказуемыми. Продолжать эксперепент было чревато, мог и убить.

– Ах, ты об этом. О чем разговор, принес конечно. Но давай сначала по компоту.

– Ага. Это мы моментом! – обрадованно проговорил Беленький в предвкушении выпивки. Схватил стакан, но пока нес ко рту расплескал едва ли не половину компота. Смутился: – Вот зараза! Совсем плохой стал. Ты извини, Дима!

– Ничего, бывает. – Я выпил компот. Воровато огляделся – не наблюдает ли кто за нами, достал из внутреннего кармана бутылку водки, открутил пробку, налил по полстакана. – За встречу, Сережа!

Беленький пил водку мучительно долго, даже не пил и натурально цедил сквозь зубы. При этом лицо выражало такое отвращение, такие муки, словно пил не водку, а отраву. Наконец с водкой было покончено. Он медленно поставил стакан на стол, вытер тыльной стороной руки губы, замер, будто прислушивался – что у него творится там, внутри. По мере того, как алкоголь быстро впитывался в кровь, Чудик менялся буквально на глазах. Лицо налилось жизненной силой, глаза заблестели и смотрели теперь на мир ласково и влюбленно.

– Ты закусывай, – посоветовал я ему, за обе щеки уплетая салат.

– А-а, – вяло махнул он рукой на закуску. – Давай ещё по одной?

– Нет, ты извини, но у меня правило – сначала дело, а потом все остальное. Как по пословице: "Кончил дело, гуляй смело".

– Ну, дело, так дело, – неохотно согласился Беленький.

– Ты Свистуна знал?

– Шулера что ли?

– Да.

– Очень хорошо знал. Даже как-то корешили. Он ведь раньше в нашем районе на Ленинградской, жил. Тот ещё жук. А что он тебя заинтересовал?

– Убили его этой ночью.

– Да ну! Дела! – удивился Чудик. – Довыступался, козел.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Свистун ведь шулер так себе. Но дурак возомнил из себя классного игрока. Я его как-то предупреждал, чтобы не связывался с залетными фраерами. Там такие профи есть, не успеешь глазом моргнуть, до нитки разденут. Но этот дурак не захотел слушать дельного совета. Вот и подзалетел. Нарвался на одного такого. Все продул и ещё остался должен приличные бабки. А ты ведь знаешь, что такое карточный долг. Свистун по парням бегал, просил денег занять. Деже ко мне подкатывал.

– Когда это было?

– Да с полгода уже.

– Думаешь, что его за это убили?

– А за что же еще?

Уработав салат, я принялся за пельмени. Беленький ни к чему не притронулся, продолжая с тоской смотреть на пустой стакан.

– А Виталия Попова знаешь? – спросил я.

– Шкилета что ли? Кто ж его не знает. Ханыга! Побирушка сраный! Вечно в кружку заглядывает, канючит: "Оставь чуток". Ненавижу! Я ему за это "оставь чуток" однажды морду набил.

– А где его можно найти?

– В пивбаре "У дяди Вани" на Восходе. Там вся блатата собирается. Шкилет там всеми вечерами ошивается. Ну. Счас мужиков при деньгах много. Кто ему кружку пива купит, кто водки плеснет. За вечер он так насобирается, что здесь же и свалится. А зачем он тебе?

– Ты у него охотничий нож видел?

– Красивый такой с наборной пластмассовой ручкой?

– Да.

– Видел. Недели три назад он в пивбаре пытался этот нож продать.

– Ну и что? Кто-то купил?

– Кому надо? Там ведь почти каждый под вашим надзором ходит. А такой нож – это ж верная тюряга. Правильно?

– Значит, никто не купил?

– Чего не знаю, гражданин начальник, того не знаю. Я скоро ушел. А при мне – никто. А на кой он тебе? Ты хочешь сказать, что Свистуна этим ножом?

– Я этого не говорил.

– Это и ежу ясно. Но только это не Шкилет. Точняк.

– Почему ты так считаешь?

– Этот ханыга муху побоится обидить, не то чтоб... Нет, не он это. Голову на отрез даю – не он. – Беленький хлопнул себя ладонью по лбу, воскликнул: – Вот мля! Совсем с похмелья память отшибло.

– А что такое?

– Я про нож. Неделю назад Тятя ботал, что видел точно такой тесак у Гундявого, – ответил Чудик, продолжая гипнотизировать пустой стакан. И столько в этом взгляде было всякого – от безысходной тоски, до вселенской печали, что я не выдержал, взял его стакан, наполнил наполовину водкой, придвинул к нему. – Пей, алкаш несчастный. Заслужил.

– Ага, – запотирал в возбуждении руками Беленький, а глаза его заблестели будто северное сияние в долгую полярную ночь. Взял стакан, махом опрокинул в себя содержимое, удовлетворенно крякнул, зажевал несколькими пельменями, проговорил повеселевшим голосом: – Вот это другой компот!

– А кто такой Тятя? – спросил я. – Что-то я о нем раньше не слышал.

– Он лет пять как у нас нарисовался. Его мать здесь купила домишко. Вот он и ломанулся после зоны к матери.

– Как он выглядит?

– Кто?

– Тятя этот?

– Здоровый такой бугай, а живот, что пивная бочка. Ну. А глаза черные, дурные.

– Странная кличка. Раньше в Сибири так отцов называли.

Беленький скорчил презрительную мину.

– Да какой он... Дешовка! Шнырь! Велика фигура, да дура.

– Где Гундявый этот нож взял?

– А я знаю? – вопросом ответил Беленький. – Может быть у Шкилета купил, а может ещё где. Об этот Тятя мне ничего не говорил.

– Я слышал, будто Тугрик освободился, – сказал я будто невзначай.

– Пришел волчара. Точно, – подтвердил Беленький. – Колода ему дело предлагал. Отказался. Ботал, будто завязал. Врет козел. Кстати, ты, Дима, знаешь кто его прошлый раз ментам сдал?

– Кто?

– Свистун.

– Да ну! – разыграл я удивление.

– Вот тебе и ну, загну, коралька будет. Точняк!

– Откуда тебе это известно?

– Об этом все блатные знают. Потому-то со Свистуном никто не хотел иметь дел. Вот он и на карты переквалифицировался. Понял?

– Сам Тугрик об этом знал?

– А то – нет. Он-то знал в первую очередь.

Это сообщение Чудика ещё больше все запутывало. Я вспомнил, как Зеленский разыграл удивление, узнав от меня о предательстве Свистуна. Классно разыграл. Странно если не сказать больше. Чего-то этот амбал от меня скрывает. Определенно. Пытается вести свою, пока непонятную мне игру. Ничего, разберемся. В моей голове уже начал созревать кое-какой план.

Глава восьмая: Ачимов. Экспертизы.

Перед обедом позвонил старший оперуполномоченный водного отдела милиции Валерий Костин.

– Николай Сергеевич, я установил свидетеля, который видел, как в ночь с девятого на десятое теплоход "Орел" возращался на базу РЭБ флота Сибирского отделения Академии наук. Это сторож водной базы завода Чкалова Виктор Толкунов. Что мне с ним делать?

– Вези ко мне.

– Хорошо. А что делать с командой этого "Орла"?

– У тебя много там людей?

– Двое. Толковые ребята.

– Пусть пока установят наружное наблюдение за теплоходом. Неплохо было бы побольше выяснить о членах команды, но их самих пока не трогать.

– Сделаем.

Я положил трубку, встал из-за стола, прошелся по кабинету. По всему, это убийство должно быть раскрыто, и очень скоро. Уж слишком в многолюдном месте все происходило.

Подошел к зеркалу. Хорош, нечего сказать! Лицо усталое, поношенное, под левым глазом синяк. Одень соответственно, и точно примут за какого-нибудь алкаша или бомжа. Это меня моя Мария отметила. Старая дура! Стала ревнивой и злой, будто фурия. По молодости ещё ничего терпимой была. Но чем старее, тем дурнее становится. Замучила своей ревностью. А кого тут ревновать-то? Чорт-те что и сбоку бантик. Как говорится: "Не Богу свечка, ни черту кочерга". Но попробуй объяснить это жене? Она ж никаких слов не понимает. В прошлом году пришла к нам на работу молоденькая секретарша Алена. Девица бойкая, из современных, которые напропалую всем глазки строят и со всеми кокетничают. И как-то зашла ко мне на работу жена. И надо же такому случиться, что в этот момент Алена принесла мне уголовное дело, сказала какую-то двусмысленность, что именно я уже не помню, и сделала глазки. С этого момента моя жизнь превратилась в кромешный ад. Эта дура вбила себе в голову, что у меня роман с секретаршей. А уж если она что вобъет в башку, потом палкой не выбьешь. Охо-хо! Что делать? Ума не приложу. Не разводиться же. Что людей и детей смешить, верно? А вчера я допоздна задержался на работе. Пришел где-то часов в десять и, естественно, прямо у порога был встречен грубой руганью моей мигеры. Так ладно бы ещё ругалась, а то ведь так звезданула меня по глазу мокрым полотенцем, что вот, – можете полюбоваться, итог у меня на лице прописан. Вот теперь всем объясняй, как этот синяк у меня появился. Выдумывай. Не скажешь же правды, верно? Засмеют.

В кабинет (легка на помине) зашла секретарша Алена.

– Николай Сергеевич, здесь вам почта.

– Спасибо! Положи на стол.

Она положила на стол конверт и тут заметила мой синяк. Звонко рассмеялась и, указывая на него пальцем, ехидно спросила:

– Ой, а что это у вас?!

Ее бестактность возмутила. Какая же она дура! И смех у неё неприятный, да и вся она. Та ли ещё вырастит стерва!

– Тебе это интересно знать? – проговорил раздраженно.

– Еще как интересно! Вы, как истинный рыцарь, наверное защищали честь дамы. Я угадала?

– Нет, это дама защищала мою честь столь своеобразным образом.

– Не переживайте, Николай Сергеевич. Раны лишь украшают мужчин.

– А с чего ты взяла, что я переживаю?

– Николай Сергеевич, а вот если бы на меня, к примеру, напали хулиганы, вы бы за меня заступились? – сделала она мне глазки.

Со стороны действительно может показаться, что она со мной флиртует. Но только она со всеми такая. Натура у неё такая. Шалава, одним словом!

– Слушай, Алена, шла бы ты, – сказал грубо. – У меня много работы.

– Ухожу, ухожу, – нисколько не обиделась она. А уже у порога "наступила" на мою "больную мозоль": – Передавайте привет жене! Она у вас симпатичная.

Нет, она уже сейчас законченная стерва. Точно!

После её ухода долго не мог успокоиться. Сел за стол, вскрыл конверт. Это были акты судебно-медицинских экспертиз по исследованию трупов Вадима Сунжикова и Наташи Субботиной. Стал читать.

"... В прямой кишке потерпевшего обнаружена сперма, которая изъята на тампон, упакована в пакет и направлена в лабораторию судебно-медицинских экспертиз вещественных доказательств на исследование... В крови потерпевшего обнаружен этиловый алкоголь в объеми 1,2 промилле, что соответствует легкой степени опьянения... Смерть Сунжикова насильственная и наступила в результате множественных (восемнадцати) колото-резаных ран грудной клетки. Каждое из ранений является тяжким, представляющим угрозу для жизни... Смерть наступила почти мгновенно...."

Потерпевшая Субботина была девственницей. Обнаруженная у неё сперма также направлена на биологическую экспертизу. Но здесь многое озадачивало. Если девочка изнасилована, то почему у неё практически не нарушена девственная плева? Если же не было полового акта, то откуда же сперма?

Набрал номер телефона Областного бюро судебно-медицинских экспертиз.

– Алло! Слушаю, – раздался в трубке мелодичный голос секретарши.

Я назвался и попросил пригласить к телефону эксперта Веснина. Минуты через три услышал голос Веснина:

– Здравствуйте, Николай Сергеевич! По всему, вы получили мои акты?

– Здравствуйте, Андрей Васильевич! Да. Но мне не все здесь понятно.

– Вы имеете в виду Субботину?

– Вот именно. Была ли девочка изнасилована?

– Я не могу однозначно ответить на этот вопрос. Судя по тому, что у неё нет телесных повреждений, характерных для изнасилования, не нарушена плева, – у меня нет оснований утверждать, что она была изнасилована.

– А как же тогда объяснить наличие спермы?

– Это-то как раз меня и смущает. Вполне возможно, что эрекция произошла в самом начале полового акта. Такое возможно. Но и у мальчика я не выявил следов, характерных для изнасилования. Нет синяков и ссадин на бедрах, не повреждена слизистая. Я и его изнасилование поставил бы под сомнение. Что-то здесь не то.

– Что вы имеете в виду?

– У меня создалось впечатление, что кто-то специально хочет представить все как изнасилование.

– Об этом стоит подумать. Спасибо, Андрей Васильевич, за разъяснение. До свидания!

– Всего вам хорошего, Николай Сергеевич!

Я сел за машинку и отпечатал постановления о назначении экспертиз вещественных доказательств. Позвонил хорошо мне знакомому эксперту Татьяничевой Алле Викторовне. Поздоровавшись и назвав себя, я сказал:

– Алла Викторовна, к вам из Облбюро должны поступить образцы спермы, обнаруженные у потерпевших Сунжикова и Субботиной.

– Вы имеете в виду это чудовищное убийство подростков?

– Да, именно оно.

– И что же вы хотите, Николай Сергеевич?

– Вы смогли бы провести эту экспертизу вне очереди. Постановления я сегодня подвезу. Пока меня интересует лишь группа крови насильников.

– Сегодня вы смогли бы их сделать?

– Нет, сегодня вряд ли. Возможно завтра. Позвоните мне утречком.

– И ещё просьба – оставьте образцы спермы. При появлении подозреваемых я хочу попытаться провести генетическую экспертизу в Сибирском отделении Академии наук.

– Хорошо, сделаю.

Отправив с курьером постановления, я стал ждать свидетеля Толкунова.

Глава девятая: Говоров. Сквер "Первомайский".

Да, совсем забыл сообщить, что мы с Таней подали заявление в ЗАГС. Красивая дама бальзаковского возраста, принимавшая у нас заявление, выяснив, что я лишь вчера разошелся, удивленно затрепетала наклеенными ресницами и с осуждением проговорила:

– Однако у вас и темпы, молодой человек!

На что я резонно возразил:

– К этой торжественной минуте я шел всю свою сознательную жизнь.

– Все так говорят, – тоном оскорбленной добродетели проговорила дама и поджала полные губы.

– А я никогда не скрывал, что мое жизненное кредо – быть ближе к народу, жить его бедами, нуждами, чаяниями. И потом, разве законом установлен какой-то срок подачи заявления в ЗАГС после развода?

– Нет. Но ведь существуют этические нормы. Неудобно, знаете ли.

– Неудобно надевать тельняшку, стоя на голове. У меня, мадам, складывается впечатление, что вы пытаетесь посеять семена сомнения в голове моей невесты. Так вот, вынужден предупредить, что ничего у вас не получится – слишком долго она этого ждала, чтобы реагировать на подобные инсинуации в мой адрес.

Дама внимательно посмотрела на Таню и улыбнулась. С сочувствием сказала:

– У вас будет веселый муж.

– Это-то меня больше всего вдохновляет, – ответила Таня. – Терпеть не могу постые физиономии да ещё нравоучения.

И я понял, что у меня будет достойная жена.

Потом мы заехали в общежитие, погрузили мои немногочисленные вещи в "Шевроле" и покатили на мое новое местожительво, а если быть более конкретным – на квартиру Таниных родителей. Этот мой шаг был заренее с ними оговорен. На что будущий тесть Александр Иванович Кулешов, своими неожиданными пассажами вводивший в смущение не только своих домочадцев, но и людей с более крепкой нервной системой, к каковым не без основания я отношу себя, со свойственной ему прямолинейностью сказал:

– Ну и правильно. Чего уж там, когда вы уже давно спите. Только не очень усердствуйте по ночам. А то моя Маша приходит в волнение и требует от меня не свойственных моему возрасту подвигов. – Александр Иванович громко рассмеялся, очень довольный своей шуткой.

– Папа, как тебе не стыдно! – возмутилась Таня.

Внутри моей будущей тещи Марии Викторовны что-то застучало, забренчало и вышло наружу лишь каким-то странным нечленораздельным звуком: "Йойк!" На большее она была не способна.

– А почему мне должно быть стыдно?! – очень удивился Александр Иванович. – Ведь это же естественно. А то, что естественно, то не безобразно. Верно, Андрей? – обратился он ко мне за поддержкой.

– В общем и целом, – ответил я уклончиво, чтобы не испортить отношения с Марией Викторовой в самом начале нашего совместного пути. Сколько времени нам предстоит прожить вместе, любя и ненавидя друг друга, знает только Бог. Так стоит ли начинать с осложнений.

Это было вчера. А сегодня на ужин Мария Викторовна приготовила фаршированные блинчики, да такие, что я не фигурально, а совершенно натурально облизал пальцы. До этого, живя в общежитии, я частенько на ужин довольствовался лишь духовной пищей, но как только-что имел возможность убедиться – физическая может быть нисколько не хуже, а по некоторым компонентам даже превосходить. Словом, первый семейный ужин мне очень понравился.

После ужина я посвятил Таню в детали предстоящей операции.

– А это не опасно? – спросила она.

– Кроме некоторых моральных издержек, мне это ничем большим не грозит, – ответил и стал скрупулезно готовиться к рандеву со своими соотечественниками неоределенного пола и непонятного предназначения. Первое, что сделал, тщательно побрился. Затем надел свой парадно-выходной костюм, повязал на шею легкомысленный Танин платок, подвел под глазами тени, слегка подкрасил губы. Придирчиво осмотрел себя в зеркало, обратился к Тане:

– Ну как я тебе?

– Впечатляешь! – рассмеялась она. – У тебя не будет отбоя от поклонников.

– Как это? – не понял я её юмора.

– Но ведь они, насколько я знаю, деляться на активных и пассивных. Так вот ты сейчас типичный пассивный. И потом, ты уверен, что не встретишься на улице с кем-нибудь из знакомых. Что о тебе могут подумать?

Пожалуй, она права. И я пошел в ванную и умылся. Затем повязал на шею традиционный галстук и решительно направился к двери.

– Ни пуха, ни пера! – насмешливо напутствовала меня Таня.

– К черту! – с воодушевлением ответил.

Оставив машину на улице Горького рядом с бывшим кинотеатром "Пионер", я неспешной, вальяжной походкой направился к скверу. Поначалу мне сквер показался пустынным. Может быть я рано пришел? По центральной аллее я прошел к фонтану и здесь на длинной скамейке под раскидистыми кленами увидел группу подростков лет по тринадцать-четырнадцать. Они о чем-то оживленно разговаривали, смеялись, некоторые пили пиво. Мое появление было сразу ими замечено. Смолк смех, разговоры. Они внимательно и заинтересованно следили за мной. Я остановился, достал из кармана пачку сигарет, закурил. От группы отделился высокий хрупкий паренек в джинсовом костюме и направился ко мне.

– Привет, дядя! Возьмешь меня? – равнодушно спросил он, останавливаясь передо мной и переминаясь с ноги на ногу.

– Здравствуй! Как тебя зовут?

– Сашей. А тебя?

– Андреем. А что ты можешь, Саша?

– Я все могу, хоть онально, хоть орально.

– И сколько это будет стоить?

– Если только онально, то триста рублей. Если ещё и орально, то четыреста.

– А что так дешево себя ценишь?

– Нормально. Такса. – Парнишка криво ценично усмехнулся, цыркнул сквозь зубы. – Но если дашь больше – не откажусь.

Лицо Саши было довольно симпатичным, с правильными чертами, но его портила болезненная бледность да нагловатый взгляд прошедшего огни и воды человека.

– Пойдем в машину, Саша, – предложил я.

– Пойдем. – Он оглянулся и помахал своим приятелям рукой.

Кто-то из них что-то сказал, я не разобрал. Остальные громко рассмеялись.

– А почему я тебя раньше здесь ни разу не видел? – спросил Саша по дороге.

– Я приезжий.

– А ты случайно не садист?

– В каком смысле?

– Говорят, что объявился садист. Трахает парней, издевается, а потом убивает.

– Кто говорит?

– Да так... Все, – уклончиво ответил он.

– Нет, я не садист. Успокойся, – ответил я. Его слова меня очень заинтересовали. Парнишка положительно что-то знает. Надо попробовать его разговорить.

Когда сели в машину, Саша заявил:

– В машине я не буду.

– Почему?

– Не люблю. Тесно.

Я достал из кармана заранее приготовленную сотенную купюру, протянул Саше.

– Держи. Будем считать, что это аванс.

– А ты ничего мужик. – проговорил он, беря деньги и проникаясь ко мне доверием. – Другие трахнут и выгонят. А если станешь требовать деньги, ещё и изобьют.

– Да, опасная у тебя профессия.

– Профессия. – хмыкнул он. – Скажешь тоже. В гробу я её видел, такую профессию.

– А что же не бросишь?

– Если бы деньги за так давали, давно бы бросил.

– У тебя родители есть?

– Может быть и есть.

– Что значит – может быть?

– Если ещё от водки не загнулись, то должны быть. Сбежал я от них пять лет назад.

– Почему?

– По качану. Били потому-что. Отец ещё ничего, а мать-сука, как нажрется, давай за волосы таскать. Ну я и смотался. Сначала беспризорничал, а потом стал подставляться.

– Ты в школе учился?

– Не-а.

– Что, вообще не учился?! – поразился я.

– А зачем? Деньги считать я и так умею.

Я достал из кармана рисованный портрет своего потерпевшего.

– Посмотри повнимательней. Ты видел где-нибудь этого паренька?

Он взял портрет, взглянул, вздрогнул, лицо выразило удивление, глаза забегали. По его реакции я понял, что он не только видел потерпевшего, но и хорошо его знал. Неужели же вот так просто я установлю его личность?

– А ты кто такой? – подозрительно посмотрел на меня Саша. – Случайно, не мент?

– Нет, я журналист.

– А зачем он тебе нужен, – он кивнул на портрет.

– Дело в том, что около месяца назад он приходил к нам в редакцию и хотел рассказать какую-то интересную историю из своей жизни. Но я был очень занят – надо было срочно сдать статью. И мы с ним договорились встретиться на следующий день. Но он не пришел. Вот потому-то я и решил его разыскать.

Саша поверил моему рассказу, успокоился, вернул мне портрет, сказал:

– Это Сирена.

– В каком смысле – "сирена"?

– Звали его все так. Кличка такая. Понятно?

– Странная кличка. А имя у него было?

– Игорь. Он из Кемерово. У него даже семья была приличная. А потом отец погиб в автоаварии, а мать пошла по рукам. Вот он и дал деру.

– А ты откуда все это знаешь?

– Так ведь мы дружили. Ну. Он грамотный, книжки мне всякие прикольные читал.

– Ты что, и читать не умеешь?! – вновь удивился я.

– А кто бы меня учил? – вопросом ответил он.

– Когда и где вы познакомились?

– Ты говоришь, что журналист, а распрашиваешь как мент, – вновь заподозрил неладное Саша.

– Наши профессии схожи. Журналисты даже любопытнее ментов. Так где же вы познакомились?

– На вокзале.

– Новосибирск – Главном?

– Ну. Он тогда только начинал, а у меня уже был стаж. Ну я ему и помог. Он был красивым, гладким и быстро обзавелся постоянными клиентами. Постоянные хорошие бабки платят. Сняли ему однокомнатную квартиру. Все чин-чинарем. После этого мы с ним почти не виделись. К тому же, я стал работать в этом сквере.