Текст книги "Зверь"

Автор книги: Владимир Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Вы что-то сказали, Дмитрий Константинович?

– Да нет, это так, заметки на полях, так сказать.

– А-а, ну тогда ладно. А то я думал, что вы имеете в виду ту работу, которая прописана у вас на лице?

– Шрамы только украшают мужчину! – проговорил Беркутов с пафосом.

– Так то шрамы, – усмехнулся я.

– И потом, Сергей Иванович, в народе говорят: "За одного битого, трех небитых дают".

– Да что ты говоришь?! Если учесть, сколько раз ты был бит, ты один роты омоновцев стоишь. Так что, Адрей Петрович, похоже, что тебе там делать нечего.

– И все же я настаяиваю, Сергей Иванович, – напомнил о себе Говоров.

– К сожаления, и хотел бы вам помочь, коллега, но не могу. Этот вопрос не в моей компетенции. Здесь командует Рокотов. Володя, возьмешь этого забияку в свою группу захвата. Парню не терпится спустить пар.

– Но если очень хочется, то можно, – ответил Рокотов, улыбаясь

– Ну вот, все организационные вопросы кажется решены. А теперь позвольте сказать пару слов.

– Ну, это надолго, – подал реплику ехидный Беркутов.

– Я постараюсь покороче, – пообещал. – Итак, завтра расследование этого дела, наделавшего столько шума не только в нашем городе, но и дальше, вступает в решающую стадию. Уверен, что завтра вся банда соберется в одном месте и у нас появится редкая возможность встретиться с каждым из них лицом к лицу. Большинство из них вооружены. Поэтому, при захвате всем быть предельно внимательными и осторожными, строго выполнять указания Владимира Дмитриевича. Словом, поберегите себя, мужики. Каждый из вас стоит сотни таких гаденышей. Я закончил. Дмитрий Константинович, у тебя есть что добавить?

– Нет, на этот раз вы сказали все очень верно, – серьезно ответил Беркутов.

Глава десятая: Шилов. Похищение.

Ровно в десять в ворота базы въехал "Мицубиси" Захарьяна и покатил прямиком к нашему складу. Бригадир Панкратов издали заметил машину, сказал недовольно:

– Этот хрен опять за тобой приперся.

– Ну зачем ты так... Нормальный мужик.

– Мой тебе совет, Рома, – держись подальше от этого мужика. Понял?

– Ну почему?... Он обещал мне калым хороший устроить.

– Знаем, какой это калым. Этот калым тебе потом боком выйдет.

– Да ну... Что я дурак, не понимаю если что?

– Похоже, что ты не далек от истины, – усмехнулся Панкратов.

Тем временем автомобиль Захарьяна остановился напротив нас. Тофик помахал нам рукой в открытое окно.

– Привет, мужики! Как жизнь молодая?

– А что нам сделается. Живем – хлеб жуем, – странно как-то ответил бригадир.

– Ну-ну. – Захарьян позвал меня рукой. – Садись, Рома.

– Можно? – спросил я Панкратова.

– Попробовал бы я запретить, – усмехнулся он. – Меня бы уже завтра отсюда как ветром сдуло. Этот черт водит дружбу с самим хозяином. Иди, Рома, но будь осторожен, помни, что я тебе только-что сказал.

Хороший он в общем-то мужик. Хоть и выпить не дурак. А может потому и пьет, что хороший?

Я сел в машину. Заметил, что Захарьян необычно возбужден. Руки заметно дрожали. "Боиться", – решил я, исподволь наблюдая за ним. У нас в деревне охотники говорили: "Если броишься медведя, не ходи на булку". А этот из-за денег. Сам трясется весь, а идет. Противно.

– Ты что, Рома, невеселый? Трусишь?! – ненатуральным бодрым голосом спросил Захарьян.

– Да нет... А что мне?... Нормально.

– Значит, показалось.

– Значит показалось, – подтвердил я.

Он круто развернул джип и рванул с базы. Через пятнадцать минут мы уже были около небольшого продуктового магазина, стоявшего на отшибе. "Мини-маркет" – значилось на вывеске. Не понимаю я этого. Обычный магазин. Так нет, надо обязательно назвать его "Супер-маркетом", "Мини-маркетом". Как обезьяны, честное слово! Рядом с магазином стояло две детских коляски.

Захарьян остановил машину метрах в двадцати от магазина, но мотор глушить не стал. Сказал нервно:

– Подождем новую "клиентку". А то эти могут в любой момент выйти.

Будто в подтверждение его слов из магазина вышли две молодые женщины, и коляски изчезли. Но ждать пришлось минут пять, не больше. Появилась ещё одна женщина, оставила коляску и зашла в магазин.

– Пойдем! – сказал Захарьян. – Дверцу не захлопывай.

Мы вышли из машины и быстрыми шагами направились к магазину.

– Рома, припрешь дверь магазина, пока я того. На всякий случай, бросил Захарьян на ходу.

Я припер дверь плечем. Он подскочил к коляске, схватил ребенка и побежал к машине. И уже от машины махнул мне рукой. Вскоре мы уже были далеко от магазина. Малыш спокойно лежал на заднем сидении и не издал ни звука.

– Порядок! Бабки будто сами с неба упали! – весело сказал Захарьян. Вот так, Рома, надо уметь кошку еть, чтобы не царапалась. – И громко рассмеялся.

Окрыленный удачей он не заметил, как за нами неотступно катит "Мутант" подполковника Беркутова, а чуть поодаль "Газель" с шефом и ребятами. Тем временем мы уже ехали по коммунальному мосту на левый берег, затем свернули на улицу Ватутина и остановились у пятиэтажного дома постройки пятидесятых годов. Захарьян остановил машину у второго подъезда и сказал мне:

– Жди, Рома. Я скоро. Отметим это дело по полной программе. – Он взял ребенка на руки и скрылся в подъезде.

В это время в конце дома у пятого подъезда остановился "Мутант" и "Газель" и из них вышли наши оперативники. Операция "Захват" начилась.

Глава одиннадцатая: Беркутов. Захват.

Кажется скоро вся эта катавасия закончится. Шеф обещал отпустить нас с Шиловым в отпуск. Заберем мы с Ромой своих родных женщин и закатимся в его родное Легечиво, вросшее домами в могучую сибирскую тайгу, будем топить баньку по белому, хлестаться березовым веником до одури, а потом отсыхать на природе, попивая пиво. Хорошо! Будем ходить в тайгу за грибами, объедаться черникой, а то просто стоять у муравьиной кучи и удивляться таинству бытия. Будем ловить в таежном озере толстых и жирных карасей, а вечером сидеть у костра, есть под водочку наваристую уху, травить анекдоты и, задрав голову, обозревать ночное небо с мохнатыми крупными звездами. Будем пить парное молоко, видеть цветные сны и истово любить своих женщин. Замечательно! И путь на короткое время, но забудем погони, облавы, черные дела каких-то гаденышей, отравляющих жизнь нормальным людям. Этих сволочей нужно давить, будто гнид, чтоб не разносили по Земле заразу. А мы будем няньчиться с ними, разъяснять им права, обеспечивать опытными адвокатами. А что толку? Все равно на суде они будут лить крокодиловы слезы и блеять, будто козлы, что дали признательные показания под физическим воздействием сотрудников милиции. Это такая бл...ая порода людей. Плевали они на мужское достоинство. Для них главное – спасти свою шкуру. А каким образом, неважно.

Зарубежный "длинноногий" франт притащил моего "Мутанта" за собой к дому на Ватутина. Я заехал с другой стороны дома и остановился у пятого подъезда. Вскоре неподалеку остановилась "Газель" с шефом и ребятами. Видел, как Захарьян достал ребенка и скрылся с ним во втором подъезде. Но вот из машины показался мой друг и также вошел в подъезд, но очень скоро вновь появился. На второй "Газели" подъехали омоновцы. По замыслу шефа, они должны держать внешнее охранение.

Влед за Рокотовым мы гуськом, прижиаясь к дому, прошли ко второму подъезду.

– Какая квартира? – спросил шеф Шилова.

– На третьем этаже направо, – ответил тот.

Полковник придирчиво нас оглядел. Спросил:

– Бронежилеты на всех?

Внимательно вслушавшись в тишину, полностью ею удовлетворился. Сказал:

– В таком случае, начнем, пожалуй. – Строго глянул на меня, – Дмитрий Константинович, без импровизаций, пожалуйста!

Я решил немного разрядить гнетущую атмосферу официоза и предстартового напряжения.

– А я чё?! Я не чё! Как награды и премии раздавать так вы обо мне забываете. А как все остальное, так сразу – Беркутов. Обидно! Вкалываешь, вкалываешь, и никакого тебе почета и уважения. Вы посмотрите на мою физиономию. От меня даже собаки презрительно отворачиваются и плюют вслед. А вам все не так.

Парни заухмылялись, пряча лица. Лишь Колесов сердито сунул меня кулаком в бок. Но на этот раз кажется и шефа проняло. Он широко добродушно улыбнулся.

– Хорошо, Дмитрий Константинович, я обязательно учту ваше замечание при очередном распределении премий. Обещаю. А теперь пора приступать к операции. За мной!

Мы поднялись на третий этаж и здесь нас поджидал сюрприз. Дверь квартиры двадцать пять была железная и открывалась наружу. Не о какой внезапности не могло быть и речи. Шеф подозвал рукой Шилова и стал что-то шептать ему на ухо. Тот лишь кивал. Нам Рокотов лишь сказал:

– Сигнальное слово – "милиция". По нему начинаем штурм квартиры.

"Интересно, как это он себе представляет при таких-то дверях?" подумал я.

Между тем, Рома подошел к двери и нажал кнопку звонка. Через какое-то время из-за двери послышался глухой, напряженный голос:

– Кто там?

– Извините! – голосом неудавшегося актера проговорил Рома. – Мне бы Тофика Захарьяна. Скажите, что его Рома спрашивает.

После короткой паузы тот же голос сказал:

– Стропила, тут тебя какой-то Рома спрашивает. – Но сейчас в голосе было больше удивления, чем напряжения.

Еще через какое-то время дверь приоткрылась и ничего не подозревающий Стропила возмутился бестакностью и нахальством Шилова:

– Ты что, Рома, охринел?! Я ж тебе сказал – ждать в машине?

– Ну так здесь это... Здесь милиция.

"Мокрушник" со странной армянской фамилией даже не успел удивиться. Рома распахнул дверь и так отоварил своего "приятеля" кулаком в анфас, что тот натурально влип в противоположную стену, да так в ней и остался без признаков жизни. Мы шумной гурьбой ввалились в квартиру, где застали всех бандитов, кроме их предводителя. "Кинематографисты", явно не ожидавшие нашего появления, пребывали в удивлении и растерянности.

– Всем к стене! Руки за голову! – властно скомандовал Рокотов. Такого голоса я у него отродясь не слышал.

Деморализованный противник беспрекословно выполнил его требование. Нет, один было дернулся выхватить пистолет, но шеф так наладил его ногой в живот, что отбил охоту на всю оставшуюся жизнь своевольничать и не слушать старших. Бандит свалился на пол и принялся дергаться, будто карась на сковородке, пытаясь открытым ртом ухватить хоть сколько-то воздуха. Но у него все никак не получалось.

И тут я вспомнил, что согласно распределению ролей, уже должен быть на кухне, и ринулся туда. Но там застал Вадима Сидельникова. Он во все глаза, будто очарованный странник, смотрел на Запрудную с ребенком на руках. И уже не в силах сдерживать переполнявших его чувств, восхищенно проговорил:

– Вы как... Вы как Секстинская мадонна!

Запрудная действительно являла собой нечто, трудно передаваемое словами. Я подошел, слегка поклонился.

– Здравствуйте, Людмила Викторовна!

– Здравствуйте! – ответила она, озадаченно рассматривая мою помятую физиономию

– Разрешите представится. Беркутов Дмитрий Константинович. Вы не смотрите на мое лицо. В душе я смирный, тихий и где-то по большому счету романтик.

– Я вам верю, – улыбнулась она.

– А это подполковник Вадим Сидельников, один из лучших представителей нашего управления. Настоящий друг не только людям, но и животным.

– Я это сама вижу, – серьезно ответила Запрудная, как-то уж очень пристально и ответственно глядя на Вадима.

– И между прочим холостой.

– Да ладно тебе, – проговорил Сидельников, густо краснея.

– И, как видите, ещё и очень скромный. Не буду перечислять всех его достоинств. Это займет слишком много времени. Лучше вы сами это выясните.

И я их покинул. Кажется намечается ещё одна симпатичная пара. Дай-то Бог! Должно же когда-нибудь и Вадиму с этим делом повезти. Такой парень!

Когда вернулся в зал, то увидел собственными глазами искомую нами "блондинку" во всем своем великолепии. Да, хороша Маша, но не наша. По всему, родители его мечтали о девочке, но что-то не сработало, и вместо прелестной и нежной девчуки, появился на свет вот этот моральный урод, змееныш, возомнивший себя гением и уже в силу этого решивший, что имеет право распоряжаться судьбами людей. Мечта его родителей воплотилась в любви этого козла напяливать на себя женские шмотки.

– Где вы его нашли? – шепотом спросил я у Сережи Колесова.

– Прятался в ванной, – ответил он.

Похоже, что Баркова только-что оттуда вытащили и он ещё пребывал в легком нокдауне от случившегося. Но быстро освоился и погнал картину, стал очень натурально возмущаться:

– Безобразие! По какому праву, господа, вы сюда вломились и мешаете творческому процессу?! Что за методы?! Вы полагаете, что если обличены властью, то вам все позволено?! Ошибаетесь! Я этого так не оставлю и добьюсь того, чтобы вас премерно наказали! – Контральто его было превосходным.

К Баркову подошел пижон Говоров и, проникновенно глядя тому в глаза, представился:

– Следователь по особо важным делам прокуратуры области Говоров Андрей Петрович. С кем имею честь?!

– Я режиссер "Мосфильма" Познанская Ирина Петровна! – с достоинством ответил Барков. Актером он был действительно неплохим. Достал удостоверение, протянул Говорову:

– Вот, ознакомьтесь, пожалуйста.

Тот раскрыл удостоверение, ознакомился, "сконфужено" прогворил:

– Действительно! Извините, Ирина Петровна, накладочка вышла! Дело в том, что вы, как две капли воды, похожи на разыскиваемого нами опасного преступника Баркова Дмитрия Александровича. Ну, очень похожи! Вы. случайно, не родственники? Нет?

Каким бы не был Барков хорошим артистом, но такой сокрушительный удар вынести не смог. Лицо его поначалу выразило удивление, потом растерянность, затем стало мрачным и злым. Голубые глаза потемнели от ненависти и отвращения к нам. Он медленно стянул с головы парик и глухим баритоном равнодушно проговорил:

– Финита ля комедия. Кажется, свою партию я проиграл вчистую, а вместе с нею и жизнь.

И где-то по большому счету он был прав. Определенно.

Глава двенадцатая: Иванов. Аресты. Обыски. Допросы.

Операция проведена более чем успешно. Молодцы, "гвардейцы" Рокотова! Хорошо сработали! Они, можно сказать, сделали свое дело. Теперь придется основательно потрудиться нам с Говоровым и Ачимовым. Работа предстоит адова. Вчера при обыске в коттедже у Баркова изъяли видеокассеты с его фильмом. Это не для слабонервных. Чтобы смотреть его надобно обладать железобетонной иммунной системой и стальными канатами вместо нервов. Ага. Что уж говорить о нормальном человеке с нормальной реакцией. На что уж я всякого поведал на своем веку. Но такого?!... Всю ночь меня мучили кошмары. Да и сейчас все ещё вздрагиваю при одном лишь воспоминании. Куда все катится?! Непонятно. Чистишь, чистишь выгребную яму человеческих отходов, а дерьма не становиться меньше. Наоборот, оно лишь увеличивается.

Захват всей банды с поличным дал свои результаты. Захарьян не стал запираться, а тут же выложил все, что знал. А знал он немало. Сидел передо мной здоровенный бугаина с шеей борца и плечами метателя молота, красными воспаленными и трусливыми глазами преданно заглядывал мне в глаза и почем зря закладывал своего хозяина.

– Где, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с Барковым? – спросил я.

– Не понял, – с кем? – Захарьян вытянул шею и даже привстал – так ему хотелось мне угодить.

– С Завьяловым Вадимом Вадимовичем?

– Ах, с Завьяловым... Два года назад повязали меня за квартирную кражу. А поскольку я уже был судим, мне корячился большой срок. Я следователю: так, мол, и так, как бы прикрыть дело? Он запросил за это пятьдесят тысяч.

– Кто следователь?

– Иванов Александр Андреевич из Октябрьской ментовки.

Оказывается, и такие есть Ивановы. Козел! Такую славную фамилию испоганил!

– Продолжайте.

– Эти пятьдесят тысяч одолжил моей матери Вадим Вадимович.

– А вы что, раньше с ним были знакомы?

– Нет. Моя мать работает у него уборщицей. Рассказала ему обо мне. Вот он и посодействовал.

Кажется, этот кабан совсем успокоился. Даже взгляд черных глаз стал обычным для него – нагловатым. Пора выводить его из состояния покоя и благодушия. Давно пора.

– За что, Захарьян, вы убили Свистунова? – жестко спросил я.

Глазки его заслезились от страха и забегали – туда-сюда, туда-сюда. Лицо исказилось, побледнело, затем пошло красными пятнами и теперь выражало панику, панику и ничего, кроме паники.

– Я не убивал, гражданин следователь!

– А кто убил?

– Тугрик. Это он, бандюга, убил! Он. Клянусь!

– Зеленский?

– А? Да-да, Зеленский. Он самый. А мои руки чисты! – И он показал мне свои руки, как бы предлагая удостовериться в их чистоте.

– За что его убили?

– Я точно не знаю, гражданин следователь. – Заюлил Захарьян взглядом, заелозил на стуле. И чтобы быть более убедительным, даже сложил руки лодочкой на груди, воскликнул: – Клянусь! У них свои разборки. Слышал, будто Свистун сдал Тугрика ментам... То-есть, простите, а хотел сказать милиции. Вот.

– Каким же образом вы оказались вместе с Зеленским на квартире у Сергуньковой?

– Это у той самой бабы, где Тугрик Свистуна?

– Да.

– Очень просто оказался. Тугрик сказал, что надо попроведовать одного кореша. Ну я и пошел без задних мыслей. Откуда ж я мог знать, что он задумал, верно?

– Лжете, Захарьян!

– Зачем же вы меня обижаете, гражданин следователь! – захныкал он. – Я все, как на духу!

– Убийство Свистунова заказал Барков?

– Какой еще?! – пуще прежнего испугался Захарьян. – Зачем вы меня путаете?!

– Вы сами себя путаете, Тофик Иванович. Желаете накрутить себе лишний пяток лет своим запирательством? Я не против. В таких случаях говорят: хозяин – барин.

– А можно мне подумать, гражданин следователь? – заканючил Захарьян. Я так устал, так устал! Голова что-то... Можно я завтра?

– Можно и через месяц, – равнодушно сказал я, пожав плечами. – Я ведь для вас стараюсь. Хотел, чтобы вы своим признанием облегчили душу и немного скостили себе срок. Мне же, честно говоря, ваши показания до лампочки. Я и так знаю, что убийство Свистунова вам заказал Барков потому, что тот у него украл кассету с фильмом и пытался его этим шантажировать. Ведь так?

Все! Мой удар достиг цели. Противник был деморализован. Теперь он пребывал в глубокой прострации и даже не помышлял из неё выбраться. Лицо его обмякло, челюсть отпала. Осоловелым взглядом он тупо смотрел на окно, в которое шумно и требовательно стучалась воля. Там осталась шикарная жизнь, рестораны, квартира, "Мицубиси", красивые и сладкие телки. Не скоро теперь все это ему светит. Не скоро. Впереди его ждет вонючий следственный изолятор, набитый зеками, будто бочка – селедкой, пересыльные тюрьмы, этапы, мат надзирателей да лай свирепых псов. Эх, ма! Суки пархатые! Лучшие свои годы чалиться теперь на казенных нарах! И до того ему стало себя жалко, до того звериная тоска хватанула за сердце, что он не выдержал и заплакал. И уже не в состоянии ответить на мой вопрос, он лишь молча кивнул, громко и совсем несолидно шмыгнув носом.

Я налил в стакан воды, подал ему. Он с жадностью выпил и поросил еще. Опорожнив второй стакан, Захарьян немного успокоился. Пора продолжать допрос.

– Каким образом вы вышли на Свистунова? – спросил я.

– Это было несложно. Свистун чуть не каждому предлагал "грабануть крутого". Когда я о нем сказал Завьялову... Или как там его?

– Барков.

– Ага, – кивнул Захарьян. – Тот и предложил слепить ментам горбатого, то-есть извините, предоставить доказательства виновности Тугрика. Я поначалу ничего не понял, думал, что хозяин хочет сдать Семена. Но когда Вадим Вадимович все объяснил, то я очень удивился его хитрости.

– Каким образом у Зеленского оказался нож Виталия Попова?

– Шкилета что ли?

– Да.

– Совершенно случайно. В мае хозяин мне предложил сняться в фильме, обещав заплать полторы тысячи зелененьких. Но когда я узнал, что должен буду делать, то испугался и пошел в отказ. Тогда он мне сказал, чтобы подыскал для съемок двухметрового громилу с лицом отъявленного бандита. В баре "У дяди Вани" я увидел Тугрика, который недавно слинял с зоны. Побазарили. Я ему предложил за тысячу баксов сделать работу. Он согласился.

– Что он должен был делать?

– Пришить какого-то сопляка. Нужен был приличный финач. И тут в баре подвернулся Гунтявый и предложил купить у него нож за пятьсот рублей. Мы купили.

– Вы знали, что это нож Попова.

– Да. Гундявый рассказал. Вот хозяин и решил это использовать и пустить ментов... извините, милицию по ложному следу. Сказал, что должен говорить Тугрик при допросе.

– Кто убил Попова?

– Дрозд. В смысле Павел Дроздов – правая рука хозяина.

– Как и когда это произошло?

– Десятого июня. Мы на автобусе доехали до "Солдатского пляжа". Хозяин с парнями пошли на базу РЭБ флота, а я остался сторожить автобус. Вернулись они уже под утро. С ними был Шкилет. Глаза по полтиннику, весь дергается, чего-то мычит. Даже меня не узнал. Похоже, марафетом отаварился на полную железку. Ну.

– А он что, наркоман?

– Да, вообще-то, не слышал. Сели в автобус и поехали.

– Барков был с вами?

– Да. Но он доехал дишь до академгородка и вышел. Когда подъехали к карьеру "Борок", Бобер сказал, чтобы свернул и поехал к выработкам. У одной из котловин я остановил автобус. Все вышли. Бобер достал пистолет и выстрелил Шкилету в затылок. Затем сбросили труп в котлован. Бобер сказал мне, чтобы взял лопату. Я взял лопату. Мы с ним спустились и присыпали труп землей. Вот и все.

– Место показать можешь?

– Конечно могу.

При выезде на место был найден труп Попова.

"Кинематографистов" допрашивали Говоров и Ачимов. Но они тоже не были героями, рассказывали много и охотно. В народе о таких говорят: "Пакостливы, как кошка, а трусливы, как заяц". Все они в той или иной степени были обязаны Баркову и полностью от него зависели.

Зеленский сбежал. Судя по количеству продуктов и водки, найденных Беркутовым на квартире у зазнобы Тугрика Клавдии Поливановой, он дал деру уже несколько дней назад. Вероятно обнаружил слежку. А Поливанова для усыпления бтительности оперативников все эти дни исправно таскала из магазина продукты и водку. Зеленского объявили во всероссийский розыск. Ничего, с его-то данными он много не побегает.

Осталось допросить этого доморощенного "гения". Вот сижу, жду когда его доставят. Сотрудники областного УБЭП при обыске на подпольном заводе в Пашино одной готовой продукции изъяли на миллионы рублей. Директор завода арестован. При допросе он подтвердил, что завод фактически принадлежит Завьялову Вадиму Вадимовичу. Словом, доказательственная база по делу полностью обеспечена. Остались формальности.

В кабинет входит Говоров, спрашивает:

– Сергей Иванович, вы ждете Баркова?

– Да, с минуты на минуту должны доставить. А что, есть другие предложения, коллега?

– Можно мне присутствовать при его допросе?

Вижу, что нашему философу, родоначальнику теории о мыслящей энергии, очень хочется встретиться лицом к лицу с нашим "зверем". Как никак, у того тоже есть своя философия о миропорядке и что в нем есть человек. Надо Андрею доставить удовольствие. Он это заслужил.

– А давай, Андрей Петрович, поступим так. Ты будешь его допрашивать, а я, с твоего разрешения, посижу вон там в уголке, послушаю. Идет?

– Вы должно быть пошутили?! – не поверил он в мою искренность.

– Нет, вполне серьезно. Не с моими потрепанными нервами разговаривать с этим козлом. Так что, действуй, коллега. – Я встал и пересел в угол кабинета. Говоров занял место за столом, вставил в машинку бланк протокола допроса подозреваемого и, глядя на меня нахальными глазами, проговорил:

– Вообще-то, я предпочитаю допрашивать без посредников и свидетелей, но из-за моего глубочайшего уважения к любимому начальству делаю для вас исключение из правил.

– Ни фига, блин, заявочки! Вот и делай после этого людям добро. Они потом тебя этим же и по мордам! – "возмутился" я.

В это время в дверь постучали, а ещё через мгновение в кабинет вошел начальник конвоя – молодцеватый прапорщик внутренней службы. Увидев за столом Говорова, удивился и даже несколько растерялся. Но вот его взгляд нашел меня. Он, прищелкнув каблуками, доложил:

– Арестованный доставлен.

– Хорошо. Вводите, – сказал я.

Глава тринадцатая: Говоров. Допрос Баркова.

В безукоризненной "тройке", белой сорочке, галстуке и с наручниками на руках Барков выглядел очень современно. Этакий типичный представитель криминальной России. Он был чертовски красив. Без платья и обильной косметики даже больше приобрел, чем потерял. Бледное с тонкими чертами лицо его было внешне спокойно, а голубые глаза смотрели на меня даже насмешливо. Трудно представить, что вот этот вот господин является организатором столь чудовищных преступлений. Я долго думал над всем этим, Не мог человек с нормальной психикой такое сотворить. Глядя на него, трудно это предположить. И все же в лице его едва уловимо сквозила какая-то обреченность, фатальность, будто он чувствовал приближение скорого конца.

– Здравствуйте, Андрей Петрович! Я верно запомнил ваше имя, отчество? – проговорил Барков.

– Здравствуйте, Дмитрий Александрович! Я действительно тот, кем вы меня только-что назвали. Ваша память на этот раз вас не подвела.

– Она меня никогда не подводила, – пожал плечами Барков, как бы удивляясь неуместности моих слов.

– Что ж, буду только рад, если вы это докажите при нашей беседе, ответил я. – Присаживайтесь, пожалуйста!

– Извините, но в наручниках за спиной мне это будет сделать довольно трудно, – усмехнулся Барков.

– Товарищ прапорщик, снимите с него наручники, – обратился я к начальнику конвоя.

Тот вопросительно взглянул на Иванова. Сергей Иванович кивнул. Прапорщик снял с Баркова наручники и вышел из кабинета.

– А кто этот господин? – кивнул Барков в сторону Иванова, потирая затекшие запястья и садясь.

– Я здесь совершенно случайно, – тут же среагировал Сергей Иванович, опередив меня. – Не обращайте внимания. Я тут тихо посижу, послушаю. Кстати, намедни виделся с нашим общим знакомым Владимиром Ильичем Тумановым. Он много о вас рассказал интересного. Просил кланяться.

Лицо Баркова дрогнуло, выразило растерянность, затем стало злым, подурнело.

– Так вот почему вы на меня вышли. Зря я тогда не прикончил этого... этого режиссеришку, – мстительно сквозь зубы процедил Барков.

– Не обольщайтесь, милейший. – насмешливо ответил Иванов. – На вас мы вышли гораздо раньше встречи с Тумановым. Наши работники разными путями, но пришли именно к вам. Так что у вас не было шансов избежать встречи с нами.

– В таком случае, поздравляю. Честно признаюсь, не ожидал.

– А это все потому, что недооцениваете оппонентов. Считаете, что вы один такой умный и талантливый. Кстати, и к Туманову вы несправедливы. Никакой он не "режиссеришко", а очень талантливый режиссер.

– А-а! – презрительно проговорил Барков, махнув рукой, как бы говоря: "Что вы в этом понимаете!" Правое веко его заметно дергалось. – И все же, кто вы такой? Я не привык разговаривать с незнакомыми людьми.

– Это руководитель следственной группы, начальник следственного управления прокуратуры области Иванов Сергей Иванович, – представил я шефа.

– Вот как?! – удивился Барков. Посмотрел долгим внимательным взглядом на Иванова. – Много наслышан.

– Извините, Андрей Петрович, что невольно вмешался в ваш допрос, сказал шеф. – Продолжайте.

– Итак, Дмитрий Александрович, я могу расчитывать на откровенный разговор? – спросил я Баркова.

– На предельно откровенный, – ответил он. – Мне нечего скрывать. Как я уже говорил – я свою партию безнадежно проиграл. А потому не вижу смысла что-либо скрывать... Вас очевидно интересует: как я решился на столь опасное предприятие?

– "Предприятие"?! Не скромничайте, Дмитрий Александрович. От вашего, как вы выразились, "предприятия" два месяца город на голове стоит. Если верить уголовному кодексу, вы совершили особо опасное преступление, аналогов которому я ранее не встречал. Вы со мной согласны?

– А-а, бросьте вы! – пренебрежительно отмахнулся от моих слов Барков. – Как говорил когда-то поэт: "Большое видится на расстоянии". История нас рассудит. Вполне возможно, что не дав мне закончить фильм, вы совершили гораздо большее преступление, чем я. Лично я в этом уверен.

Я не верил своим ушам. Неужели он говорит все это серьезно?! И главное – ни тени расскаяния! Это уже попахивает патологией. Факт. Неужто мы имеем дело ещё с одним "спасителем человечества" с довольно своеобразными методами? Очень на то похоже.

– Помилуйте, в чем же мы-то виноваты, Дмитрий Александрович?! Уж не в том ли, что не дали вам совершить убийство невинного младенца и женщины?

– Этим я бы спас сотни тысяч, а может быть и миллионы других жизней, убеждено проговорил Барков.

Так и есть – "спаситель". А ведь он уверен, что поступал правильно. С подобным я сталкивался впервые.

– Вы это серьезно?

– Более чем, – кивнул Барков. Достал из кармана пачку "Мальборо", зажигалку. – Вы позволите закурить?

– Курите. – Я придвинул ему пепельницу. – Странные у вас методы спасения. А как же евангельское "не убий"?

Барков закурил. Откинувшись на спинку стула, выпустил к потолку струйку дыма, проговорил снисходительно:

– Бросте вы эти поповские бредни, Андрей Петрович. Неужели вы не видите что происходит в мире? Каждодневно от рук наемных убийц, под колесами автомашин, в необъявленных войнах, от болезней, отравленного воздуха, радиоактивности и всего прочего гибнут тысячи и тысячи людей. Все мы движемся к одному концу. И виноваты в этом в большей степени такие как вы, с вашей христианской добродетелью. Вы никак не можете смириться с тем, что миром давно правит Зверь и человечество живет по его законам.

– Вы имеете в виду дьявола?

Барков погасил в пепельнице окурок, насмешливо глянул на меня, усмехнулся.

– Дьявол – это определение церковников. Я не знаю кто он, ни разу его не видел. Но твердо знаю, что он есть. Я называю его Зверем, так как это ближе к его природной сути. Человечество может спастись лишь признав его безоговорочную власть. Вот об этом я и хотел сказать своим фильмом. Согласен – я поступал жестоко и фильм мне очень не легко давался. Но иначе трудно было достучаться до сознания людей.

От этих слов мне стало не по себе. Этакий современный Ницше, теоретик зла. Однако, это мы уже проходили. Все рассуждения господина Баркова всего-навсего лишь его бредовые галлюцинации.

– Это для меня что-то новенькое, Дмитрий Александрович. До этого я был уверен, что именно по дороге дьявола мир приближается к пропасти.

– Типичное заблуждение, – высокомерно проговорил Барков, вновь закуривая. – За доказательствами далеко ходить не надо. Обратитесь к братьям нашим меньшим. Кто является вожаком стаи? Самые сильные и агрессивные звери, животные, птицы, занимающие доминирующее положение среди сородичей. Биологи называют их доминантами. Есть ещё субдоминанты и так далее вплоть до самых слабых и униженных. Все естественно и просто. И все прекрасно сосуществуют, принимая такое положение вещей, как должное. Ни о какой добродетели здесь нет и не может быть речи. Верно?