Текст книги "Зверь"

Автор книги: Владимир Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

– Да. Сегодня пенсионерам трудно приходится, – согласился я.

Клавдия Павловна села на прежнее место, спросила:

– Так о чем это я говорила?

– О том, что режиссер вам показался странным.

– Вот-вот, я и говорю – странный он какой-то.

– В каком смысле?

– Сам седой, как лунь, лицо сморщенное, а руки молодые.

– Как молодые?

– В так. Как вот у вас, к примеру. Только... Как бы поточней выразиться... Холеные, вот. Красивые такие, холеные.

– О чем он ещё с вами говорил?

– Да о чем он будет говорить со старухой. Извинялся, как я уже говорила, за беспокойство, говорил, что этот..., как вот вы сейчас сказывали.

– Режиссер?

– Вот-вот. Говорил, что снимают фильм. Вот и все.

– А мальчика и девочку лет двенадцати-тринадцати здесь не видели?

– Как же не видела. Видела. Очень красивые. Режиссер этот сказал, что это их основные артисты. Страшный какой-то больно фильм снимали. Бедные дети!

– Почему вы так решили?

– Ночью... Как раз перед тем как старик отдал мне ключи. Ночью мальчик сильно кричал.

– А девочка?

– Девочки слышно не было, врать не буду. А мальчик кричал, точно.

– Слова какие-то слышали?

– Нет, только крик, протяжный такой, страшный.

– Что ещё вы слышали?

– Остальное, как обычно. Шум, гам, тарарам.

Я достал фоторобот старика-режиссера, показал его Клавдии Павловне.

– Клавдия Павловна, посмотрите повнимательнее. Это тот самый режиссер?

Она долго подслеповато рассматривала портрет, затем прогворила с полной уверенностью:

– Он самый. Точно.

А потом мы пили чай с черничным вареньем. Оно действительно было замечательным. Честно признаться, я вообще ел его впервые в жизни.

Не успел я появиться в кабинете, как в него ввалился Дима Беркутов.

– Ты где, Сережа, болтаешься?! – спросил он с возмущением.

– Что значит – болтаюсь?

– А то и значит. Здесь шеф на уши всех поставил, тебя разыскивая.

– Да я вроде говорил, – неуверенно сказал, так как действительно запамятовал – сообщал ли Рокотову о своих планах на сегодня.

– Вроде, да как бы, – смешно передразнил меня Дима. – Что-то с памятью твоей стало. Это очень нехороший симптом, Сережа. Определенно.

– Да ладно тебе. Что случилось?

– Ты почему ему ничего об операции не сказал?

– Говорил я, точно помню.

– Вот я и говорю – во избежание более серьезных последствий, тебе надо срочно к врачу обратиться. Иначе, ты скоро имя любимой жены станешь забывать.

– Да что случилось? Можешь ты толком рассказать?

– Что ж, попробую, – тяжко вздохнул Беркутов. – Утром только сел я за стол, как вошел шеф. Строго посмотрел на меня. "Чем занимаетесь, Дмитрий Константинович?" Ну, я, как положено, вскочил, вытянулся во фрунт. "Готовлюсь к операции, товарищ полковник!" – отвечаю. "Какой ещё операции?" – спрашивает он, а на лице недоумение, какого я отродясь не выдывал. "Под кодовым названием "Мордобой", – бодро отвечаю. Как услышал он это слово, сильно рассвирепел, аж позеленел весь. "Что за дурацкие шутки! – кричит. Где Колесов?!" "Должен быть здесь", – отвечаю. Он и пошел шмалять по кабинетам. Шум и треск на все управление стоял, такого, наверное, и при Ватерлоу не было. Потом заглянул в наш кабинет. "Как Колесов появится, сразу ко мне!" О чем я тебе, Сережа, с великим прискорбием и сообщаю. Иди, клади голову в пасть этого дракона.

– Да пошел, юморист хренов! – сказал я в сердцах, направляясь к двери.

Рокотов сидел за столом и что-то читал. Увидев меня добродушно сказал:

– А, Сергей Петрович, проходи, садись.

Я сел за приставной столик, спросил осторожно:

– Говорят, вы меня искали, товарищ полковник?

– Я?! – очень он удивился. – Кто тебе это сказал?

И я понял, что вновь попался на очередной прикол моего забубенного друга.

– Беркутов, – хмуро ответил.

Рокотов усмехнулся, покачал головой, как бы говоря: "Ну вы, ребята, даете!".

– Ты его побольше слушай. Что-нибудь интересное сказала соседка из сорок пятой квартиры? – спросил шеф.

Оказывается, и об этом я ему говорил. Ну и трепло же это Беркутов. Когда-нибудь он точно дождется. Всякому терпению есть предел.

– Даже очень интересное, – ответил я и рассказал шефу о показаниях Клавдии Павловны Томилиной. Когда дошел до того места, как свидетельница обратила внимание на руки режиссера, Рокотов не выдержал, воскликнул с восхищением, даже гордостью:

– Ай, да Иванов! Каков?! Гений следствия! Не знаю, как там с блондинкой, а с этим инвалидом он попал в самую точку. Кто-то явно актерствует, пытаясь сбить нас с толку.

– Я с вами совершенно согласен, – сказал я.

Полковник схватил телефонную трубку, набрал номер, долго слушал, затем сказал с явным сожалением:

– Нет где-то Иванова. Жаль! Хотел поздравить. Как у вас с операцией?

– Беркутов должен был все подготовить, проинструктировать омоновцев. Все должно получиться, товарищ полковник.

– Дай-то Бог! Значит, сегодня?

– Да. Захарьян сегодня заступает на дежурство.

– Прикрытие обеспечили?

– Да. В прикрытии будем мы с Беркутовым.

– Ни пуха вам не пера! Да, вот ещё что. Когда будешь писать рапорт об операции, не указывай название, а то мне перед генералом будет неудобно.

– Я понимаю, Владимир Дмитриевич.

Заглянул в кабинет Беркутова. Он поспешно схватил ручку и сделал вид, что сосредоточенно пишет.

– Дурак ты, Дима, и не лечишься, – сказал я.

Он оторвался от бумаг, уставился на меня невинными глазками, будто впервые увидел после долгой разлуки, воскликнул:

– А, это ты, Сережа?! Привет! Что такой смурной? Съел что-нибудь?

– Да пошел ты!

– Как, Сережа, настроение нашего уважаемого шефа? Он все также бодр и оптимистичен? Все также верит в незыблемость моральных принципов и торжество закона? Ты ему сказал, что мы с тобой с некоторых пор в этом очень сомневаемся? Сказал? Ты почему, Сережа, молчишь?

– Мели, Емеля, твоя неделя! – махнул я на него рукой. – Ты проиструктировал омоновцев?

– А как же. Все в полном порядке. Вон, в бутылке, даже немного осталось. Будешь?

– Да ты что?! – возмутился я. – Хочешь операцию завалить?!

– Совсем наоборот. Все должно быть придельно приближено к боевой обстановке. Если два хмыря пришли за водкой, то за версту от них всем должно быть ясно кто они такие и что им надо. А водка с пивом дают потрясающий результат.

– Так вы ещё и пиво пили?!

– Я не пил. Они сейчас пьют.

– А где они?

– Отсыхают в комнате отдыха генерала.

– Шутишь?! – не поверил я собственным ушам.

– Сережа, почему такое недоверие лучшему другу?! – вновь погнал картину Беркутов. – Это даже где-то по большому счету обидно, честное слово! Генерал в командировке. Я договорился с его Татьяной, заверил её, что парни ничего там не поломают и побьют, даже не будут пытаться её клеить. Так-что, все на законном основании.

– Ну, ты даешь?! – только и нашелся я что сказать. – Да, Дима, все хочу сказать и забываю. Брось ты это шутовство к такой матери. В твоем возрасте это выглядит слишком несолидно. Ведь будь ты посерьезнее, с твоей головой и твоими способностями ты бы далеко пошел.

– А зачем, Сережа? Мне и здесь хорошо. И потом, судя по тому, что происходит в стране, там, куда ты меня хочешь отправить, все сплошные дебилы. На этот счет есть хорошая русская пословица: "С кем поведешься, от того и наберешься". Хорошенького же ты мне желаешь. Не ожидал я от тебя, Сережа, этого. Никак не ожидал.

Вот и поговори с ним после этого.

Глава третья: Ачимов. Беседа с Тумановым.

В моем производстве есть одно приостановленное уголовное дело. Дело громкое, наделавшее в свое время шума на всю Россию. Четыре года назад известный кинорежиссер Владимир Туманов в купе поезда убил из ревности свою неверную невесту и её случайного любовника, а сам сошел с ума. Сам Туманов по решению суда был принудительно направлен для лечения в психиатрическую больницу, а дело приостановлено производством, так как неясны были многие обстоятельства произошедшего. А их мог рассказать только Туманов. Я несколько раз звонил в больницу, но получал неизменный ответ: "Пока без улучшений". Попросил главврача, как только с Тумановым можно будет общаться, чтобы сразу же сообщил мне. И вот, наконец, раздался этот долгожданный звонок.

– Николай Сергеевич, у Владимира Ильича Туманова неожиданно наступила значительная ремиссия и он сам пожелал вас видеть, – радостно сообщил главный врач.

– Хорошо. Сегодня же буду. Большое спасибо за звонок!

Туманов содержался в специальной больнице для, как принято говорить, опасных для общества больных. Большиство из них совершили серьезные преступления. Не откладывая в долгий ящик, я решил туда отправиться.

Двухметрового роста санитар провел меня по длинному коридору, открыл дверь с табличкой "Комната для свиданий", проговорил:

– Сжда, пожалуйста!

Это была довольно большая комната, разделенная метровой перегородкой. По другую её сторону сидел молодой мужчина. Поначалу я его даже не узнал. Четыре года назад, несмотря на болезнь, это был совсем другой человек, красивый, цветущий, с пышной шевелюрой. Сейчас на меня смотрел худой болезненного вида, уже начинающий лысеть мужчина с бледным анемичным лицом. Взгляд его тусклых глаз не выразил при моем появлении никаких эмоций. Да, транквилизаторы сделали свое дело. Теперь на его профессии можно будет поставить крест.

– А нельзя ли мне к нему? – спросил я санитара.

– Вообще-то не положено, – нерешительно ответил он.

– Но поймите, не могу же я с подследственным разговаривать через перегородку.

Санитар какое-то время переминался с ноги на ногу, затем проговорил:

– Тогда вам надо в другую дверь.

– Спасибо!

Я прошел в указанную дверь, подошел к Туманову, сел на соседний с ним, привинченный к полу табурет.

– Здравствуйте, Владимир Ильич!

– Здравствуйте! – равнодушно ответил он.

– Я старший следователь транспортной прокуратуры Ачимов Николай Сергеевич. Буду заниматься вашим делом.

– Очень приятно, – все так же равнодушно проговорил Туманов, кивнув, и часто-часто заморгал. Теперь он только так мог проявлять свои эмоции. Спросил, отчего-то оглянувшись на дверь: – А правда, что сейчас уже двухтысячный год?

– Правда.

– Надо же. А я думал – обманывают.

– Владимир Ильич, вы помните, что было с вами четыре года назад?

– Да. Знаете, будто все это было лишь вчера. Впрочем, для моего сознания это так и есть. Скажите, вы, вероятно, считаете, что это сделал я?

– Да, это так. Все говорило именно за эту версию.

– Я так и думал. На вашем месте я бы тоже так подумал. Так вот, прежде всего хочу заявить, что это сделал не я.

– А кто же?

– Это страшный человек. Дьявол во плоти. Это он мне отомстил за сказанное мной неосторожное слово. Он пробовался ко мне на фильм "Человек не ко времени" и я назвал его бездарем. Погорячился. Может быть он вовсе неплохой актер, но только совершенно не подходил на эту роль. У нас срывался график съемок, а все не было актера на главную роль. Вот я в запале и... Извините!

– Так он актер?

– Да. Работал в каком-то московском театре, но даже фамилии его не помню. Кажется, зовут Дмитрием. Его хорошо знает моя бывшая жена Ирина Шахова. На момент, когда мы расстались, она работала в театре Ермоловой.

– Они что, знакомы?

– Более чем. Они любили друг друга. В театральном в одной группе учились. Да, ещё о нем вам может сказать мой второй режиссер Хмельницкая Клара Иосифовна. Именно она мне его рекомендовала.

– Хорошо. А теперь подробно расскажите: что все-таки произошло?

– С самого начала?

– Да.

И Туманов стал обстоятельно, неспеша стал рассказывать свою удивительную историю. Когда же дошел до последней сцены в купе, вновь часто-часто заморгал, руки пришли в движение, быстро зашарили по коленям, груди, плечам. Смотреть на это было и больно, и страшно. Я хотел было прекратить допрос во избежание новых страшных для Туманова последствий. Но постепенно он успокоился. Спросил:

– У вас, Николай Сергеевич, сигареты не найдется?

Я достал пачку "Петр 1", протянул ему.

– Вот, пожулуйста.

Он долго с интересом рассматривал пачку.

– Какие-то новые. Впрочем, нет, они уже тогда были. Сам-то я курил гаванские сигары. Да, мог себе позволить. А сейчас видите, что со мной стало? – Он впервые печально улыбнулся. – Моральный и физический урод.

– Ничего, со временем, думаю, у вас все будет хорошо. Еще не один фильм снимете.

– Ну, зачем вы так, Николай Сергеевич, – укоризненно проговорил Туманов. – Что вы меня как ребенка утешаете? Я прекрасно осознаю, что впереди меня ждет унылая и безрадостная жизнь калеки.

Он закурил, глубоко затянулся.

– А сигареты совсем даже неплохие. Знаете о чем я, порой, думаю?

– О чем?

– Что зря оттуда вернулся.

– Откуда? – не понял я.

– Из небытия, где пребывал целых четыре года. Там по крайней мере нет ни вопросов, ни проблем. Удивительно, но я совершенно ничего не помню из этих четырех лет. Абсолютно.

Туманов докурил сигарету, затушил окурок в жестяной формочке для выпечки кекса, приспособленной здесь для пепельницы, проговорил:

– Что ж, продолжим?

– Если готовы. А то можем перенести на потом.

– Вполне готов... Можете представить мое состояние, когда вернувшись из ресторана, я обнаружил в купе два трупа? И вдруг услышал за своей спиной саркастический смех и голос: "Ну как тебе, Володя, мизансцена?! Впечатляет?!" Я даже не заметил, как он вошел. Обернулся и увидел его лицо. Сколько мстительного торжества было в нем. Он буквально наслаждался моим горем. Мозг мой пронзила страшная боль и больше я уже ничего не помню. Вот и все.

Я достал протокол допроса свидетеля и стал записывать показания Туманова. Через какое-то время в комнату вошел высокий мужчина в белом халате.

– Здравствуйте! Я лечащий врач Владимира Ильича Козинцев Петр Сергеевич. Извините, но вы скоро закончите беседовать, товарищ следователь?

– Да. А в чем дело?

– Пришли его родители. Ждут. Волнуются. Можете представить их состояние.

– Тогда пусть войдут.

– А можно?

– Можно. Я все равно записываю показания. А Владимир Ильич, в принципе, свободен.

– Большое спасибо! – поблагодарил врач.

Через пару минут в комнату ворвалась пожилая красивая женщина (Туманов был в мать).

– Володенька!! – воскликнула она, бросилась к сыну, обняла, прижалась к груди. – Господи! Какое счастье, что ты вернулся! Я знала, верила, что это случиться! Милый мой сынок! Родной! Единственный! Как же я счастлива!

– Ну, мама, успокойся! Все хорошо. Все будет хорошо, – говорил Туманов. Лицо его было по-прежнему неподвижно. Лишь часто моргал, да по щекам текли слезы.

Следом за женой вошел Туманов старший. Это был седой мужчина крепкого телосложения с простоватым мужественным лицом. Он подошел к сыну, также обнял его и хриплым от волнения голосом сказал:

– Ты молодец, сын! Молодец, что выбрался. Спасибо тебе!

Глядя на них, я почувствовал, как к горлу подступил твердый ком, стало трудно дышать, защипало глаза. Может ли быть прощен тот, кто причинил этим людям столько горя? Нет, ни в настоящем, ни в будущем ему нет прощения. Говорят, что даже таким церковь отпускает грехи. Черт знает что такое! Это какое-то надругательство над сутью жизни.

Вернувшись в прокуратуру, доложил обо всем прокурору.

– Да, дела! – несколько ошарашено проговорил он. – Кто бы мог предположить? Что думаешь делать?

– Надо срочно лететь в Москву.

– Это ты верно решил, – кивнул прокурор. – Иди, выписывай командировку.

Оформил командировку, позвонил Иванову.

– Сергей Иванович, так складываются обстоятельства, что мне нужно срочно лететь в Москву, – сообщил я.

– А что такое?

– Возобновил производством одно уголовное дело, приостановленное четыре года назад. Заговорил бывший подозреваемый, помещенный в свое время в психиатрическую больницу.

– Что за дело?

– Да ты, наверное, о нем слушал. Известный кинорежиссер Туманов в купе поезда якобы убил свою невесту и её случайного любовника, а сам сошел с ума.

– Конечно слышал. Так оно у тебя?

– Да. Этот Туманов такое порассказал, что до сих пор голова идет кругом.

– И что же, если не секрет?

Я кратко пересказал показания Туманова.

– Очень интересно, – задумчиво проговорил Иванов. – Когда собираешься вылетать?

– Завтра утреннем рейсом.

– А когда вернешься?

– Думаю за день обернуться.

– Потом обязательно свяжись со мной.

– Хорошо.

Я купил билет и на следующий день в шесть утра вылетел в Москву.

Глава четвертая: Шилов. Новый "друг".

Ровно в шесть, когда бригадир сказал:

– Шабаш, мужики, кончай это пыльное дело! – я взял заранее приготовленный пакет, в котором находилась бутылка шампанского, и направился в конец зала.

– Ты куда, Рома?! – удивленно спросил Панкратов.

– Да так. Надо мне, – ответил.

– Он как пить-дать к Люське поперся. – громко проговорил Василий и дурацки рассмеялся.

– Правда, Рома? – спросил бригадир.

Я приостановился.

– А чего? Я что, кому должен что ли?

– Вот шалава! – воскликнул Панкратов и тоже рассмеялся. – Перед этой сучкой не один кобель не устоит. Точняк! Казалось такой парень, и того спонталыку сбила. В таком случае, желаю тебе, Рома, успеха!

– Чего?

– Трахни её, говорю, как следует. Не подкачай! Поддержи честь бригады!

– Да ладно вам.

Сопровождаемый дружным смехом я пошел дальше. Лисьева, к счастью была на месте. Она уже сняла халат, под которым оказалась нарядное платье с глубоким вырезом. Да формы у нее, я извиняюсь. Недаром к ней мужики липнут. Я посмотрел на часы. Десять минут седьмого. По разработанному Беркутовым плану я должен задержаться здесь ещё полчаса.

– Здравствуй, Люда!

– Да виделись вроде, – ответила она, заинтересованно меня разглядывая.

– Ах, да. Я как-то не того. – Достал из пакета шампанское, плитку шоколада, выложил перед Лисьевой. – Вот.

– Что это? Отступная? – насмешливо спросила она.

– Ну почему... Просто... А правду ты прошлый раз говорила?

– О чем?

– Что я тебе нравлюсь?

– Значит ты решил принять мое предложение?

– Не знаю. Как-то не думал об этом. Просто пришел. Ты мне тоже нравишься. Красивая ты.

– Странно. А о чем же ты тогда думаешь?

– Так... Мало ли. О разном.

– Скажи, Рома, у тебя, кроме жены, кто-нибудь был?

– Нет. Я как-то... Думал – баловство это.

– А сейчас так не думаешь? – игриво подмигнула она.

Я сделал вид, что очень смутился и ничего не ответил.

– Так где же будем пить шампанское? У меня? – она облизнула полные губы, повела по крутым бедрами руками, будто приглаживала платье.

– Нет, все-таки она была очень... Очень сооблазнительная. Недаром мужики, как мухи на мед. Уж на что я в свою Тамару... И то неспокойно стало.

– А давай здесь? – предложил я.

– Здесь? – разочарованно проговорила Людмила, озираясь. – На работе?

– А чего? Рабочий-то день кончился. Имеем право... Для храбрости. А то у меня мандраж в коленках.

Ее очень рассмешило мое признание. Она долго смеялась, приговаривая:

– Ой, мамочки, не могу!... Это ж надо – идет к женщине на свидание, а у самого колени дрожат... Сейчас умру от смеха!... Ну, ты, Рома, и герой!

– Ну чего ты смеешься?! – обиделся я. – Чего тут особенного? Всегда трудно начинать.

– Это точно, – согласилась она, все ещё смеясь. – По себе знаю. Помню, первый раз я так переживала, так переживала. Было это в пятом классе.

– Ну ты даешь! – Я осуждающе покачал головой.

– Если у тебя, как ты говоришь, мандраж, то заходи тогда в мою "келью". Милости прошу! – Она сделала приглашающий жест рукой.

Я зашел в её каморку. Здесь было чисто и довольно уютно. На небольшом столе в углу стояла ваза с цветами наподобие мелких ромашек, только желтые. Рядом вдоль стены небольшой диванчик.

Людмила поставила на стол бутылку и два тонких стакана, развернула шоколад.

– Открывай, Рома.

Я открыл бутылку, наполнил стаканы.

– Давай на брудршафт? – неожиданно предложила она.

– А что это такое? – сделал я вид, что не понял.

– Ну ты, Рома, меня просто умиляешь! – рссмеялась Людмила. – Где ты рос? На Северном полюсе что ли?

– Ага. Угадала, – сделал я обиженное лицо.

– Я тебе сейчас покажу, что это такое. Бери стакан.

Я взял стакан. Она подошла ко мне вплотную, прижалась пухлой грудью, просунула свою руку со стаканом в мою, как бы закольцевав её. Приказала:

– Пей!

Она была намного ниже меня ростом. Пить было неудобно. Я согнул колени, выпил шампанское. Людмила также выпила. Проставила пустой стакан на стол, обхватила ладонями мою шею, пригнула голову и буквально впилась в мои губы. Стала такое... Меня даже пот прочиб. Честное слово! Вот оказывается как они это умеют?! Ничего спебе!... Ту и у мертвого... Уф! От долгого поцелуя я чуть не задохнулся.

– Ну как?! – спросила она с предыханием, наконец оторвавшись от меня.

– Я чуть не умер! – признался я.

Она довольно рассмеялась.

– Это, Рома, только цветочки. Ягодки тебя ждут впереди, – проговорила она и неожиданно ухватила... Вот нахалка! Я чуть не закричал он неожиданности и изумления. Поспешно отстранился.

– Зачем ты так?... Грубо так?!

Глаза её сделались какими-то странными, будто пленкой какой подернулись. Дышала с трудом. Грудь вздымалась.

– Рома, ты мне все больше нравишься. – прошептала Людммила, подступая ко мне. – Чувствую, сегодня у нас с тобой будет настоящее сражение! А то давай прямо здесь, на диване? – неожиданно предложила она.

– Как здесь?! – растерялся я. – А вдруг, кто увидит?

– Кто увидит. Никого же нет. – Она напирала грудью, пытаясь опрокинуть меня на диван.

– Но как же на нем? Ведь он же маленький!

– Какой ты, Рома, ещё дурачок! – изумилась Людмила моей наивности. Кто это хорошо умеет, можно и на абажуре.

– Скажешь тоже – на абажуре. Нет, я так не могу.

– Тогда пойдем ко мне.

– Пойдем, – согласился я. Посмотрел на часы. До времени "Ч", как окрестил начало операции Беркутов оставалось ещё семь минут. – Давай только допьем шампанское.

Мы допили шампанское и вышли со склада. Когда мы подходили к проходной, то я увидел омоновцев, избражавших здорово подгулявших парней. Они уже прорвались через проходную, но были остановлены Захарьяном.

– Парни, сюда нельзя! – строго проговорил он. – Поворачивайте назад!

– Как это?! – очень удивился один из омоновцев, более высокий и массивный. – Ты кому это, козел?! Нам водяры надо взять. Понял ты, сучара?!

– Склады уже закрыты, магазины – тоже. Так что, ничего вам здесь не обломится. Давай назад!

– Леня, – обратился высокий к своему приятелю, – этот козел хочет нас обидеть!

– Да я ему, суке, пасть порву! – зарычал тот и с угрожающем видом двинулся на Захарьяна. Тот было схватился за кобуру, но было поздно. Высокий уже направлял на него пистолет, истошно завопил:

– Руки, падла!!

Захарьян послушно поднял руки. Лицо его побелело и тряслось от страха.

– А ну, Леня, посмотри, что у него там на поясе.

Леня подошел к Захарьяну, расстегнул кобуру, достал пистолет "Макарова", весело проговорил:

– Классный пугач! Как раз мне сгодится!

– Вы что, парни, офонарели! За это ж вам срок корячится, – попытался вразумить парней сторож, но сделал только хуже.

– Это кто офонарел! – буквально взвился Коля. – Ты ещё угрожать, скотина! Да я таких дешевых фраеров пачками, понял?! – Правой ногой он сильно ударил Захарьяна в живот.

Тот охнул и согнулся пополам.

– Серега, мочить этого фраера надо. А то сквозанет ментам, на нары ляжем, – сказал Леня.

– Ой, что теперь будет! – прошептала в ужасе Людмила.

– Помочь надо, – проговорил я и направился к проходной.

– Рома, не ходи, убьют! – закричала она, повиснув на моей руке.

Но я легко, будто "божью коровку" стряхнул её с руки и продолжил путь. Подошел и спокойно сказал:

– Как же так, двое на одного, да ещё с оружием? Несправедливо это.

– Слушай ты, поборник справедливости, шел бы своей дорогой, а то быстро приобщим к большинству, – сказал Серега и громко рассмеялся своей шутке. Он был вооружен и это придавало уверенности. – Правда, Леня?

– Без болды! – откликнулся тот. – Это нам, что два пальца обоссать. Враз срежем.

– Это не только несправедливо, но и подло, – проговорил я незаметно приближаясь на необходимое расстояние для атаки. Беркутов, инструктируя нас, сказал: "Хлестаться по настоящему! Чтоб у этого ханурика со странной армянской фамилией не возникло даже намека на подохзрение".

– Ты чё, козел, сказал?! – вновь взревел более импульсивный Леня. – Да я тебя щас...

Но осуществить свою угрозу он уже не успел. Я выбросил вперед свою ударную правую ногу и угодил ему точно в подбородок. Он, как огромный сноп, без звука рухнул на землю. Пистолет отлетел далеко в сторону. В один прыжок я достиг Серегу, перехватил руку с пистолетом, крутанул, подставив бедро. Он растянулся на земле, но все же успел нажать на спусковой крючок. Однако пуля попала, как говорится, в белый свет, как в копеечку. Я наклонился и локтем ударил его в грудь.

– Ты что, ох...л! – жалобно закричал Серега. Это уже кричал не хулиган, а омоновец, но со стороны отличить было невозможно. Я забрал у него пистолет, сунул за брючной ремень.

Захарьян следил за происходящим с открытым ртом, все ещё не веря в свое счастливое спасение.

– Подбери пистолет, – сказал я ему.

– Ага, я сейчас. – Он проворно подобрал пистолет, положил его в кобуру. Лишь после этого проговорил с восхищением: – Ну, ты и молоток! Здорово машешься! Спасибо, корешок! Если б не ты, каюк бы мне был. Я уже с жизнью прощался.

– Да, чего там, – махнул я рукой. – Нормально.

Меж тем, Серега и Леня уже оклемались, поднялись и, хмуро и боязливо озираясь, вышли за территорию склада. Оказавшись на почтительном расстоянии и почувствовав себя в безопасности, они обрели свойстенную им наглость.

– Ты, сучара, об этом ещё здорово пожалеешь! – прокричал Серега. – Ты уже не жилец. Понял? Я тебя, козла, из-под земли достану!

Леня сделал неприличный жест руками и разразился отборным матом. Я достал пистолет и направил в их сторону. Омоновцы дали деру. Все прошло на редкость удачно, именно так, как и задумывалось Беркутовым.

Подбежала Людмила, прильнула ко мне.

– Рома, ты герой! Я тобой горжусь!

Захарьян усмехнулся и, кивнув на нее, сказал:

– Уже успела охмурить?

– Да так, – пожал я плечами.

Он подошел, пожал мне руку.

– Еще раз спасибо, Рома! Я твой должник по гроб жизни. А Тофик всегда платит по долгам.

– Да чего ты... Нормально все. Все путем. Ты бы на моем месте поступил также.

– Ты чего, Рома, малохольный?! – очень удивился Захарьян. – Кто в наше время за здорово живешь будет поставляться под пули? Ты один такой, больше нет.

– Я как-то даже не подумал об этом.

– Ты сейчас куда?

– Да вот. – Кивнул я на Людмилу. – Надо проводить.

– Понятно, – многозначительно подмигнул Захарьян. – В таком случае я тебя завтра найду. Обязательно найду.

– Как хочешь, – пожал я плечами. – До свидания!

– Счастливо тебе, Рома!

Когда мы вышли за ворота, Людмила, дурачась, повисла у меня на руке.

– Никогда не думала, что ты такой крутой!

– Какое там... Скажешь тоже – крутой. До сих пор поджилки трясутся от страха.

– Правда что ли?! – удивилась она.

– А то нет?

– Со стороны этого не было заметно. Совсем наоборот.

– А я это... Тормозной.

– Какой, какой?! – не поверила она своим ушам, вероятно подумала, что ослышалась.

– Тормозной... Так жена говорит. У меня все реакции заторможены. По настоящему я лишь сейчас испугался. Правда.

– Ну, ты даешь! – рассмеялась Людмила. – С тобой не соскучишься!

– Поэтому, извини, но мне не до этого самого сейчас.

– Я понимаю, – сразу погрустнела она.

Когда утром я пришел на склад, то у ворот на стоянке увидел джип "Мицубиси" Захарьяна. Сам Тофик сидел с бригадиром возле склада. Я подошел, поздоровался.

– Привет, Рома! – разулыбался Панкратов. – Здесь Стропила про тебя такое порассказал...

– Кто? Какой еще? – сделал я вид, что не понял, кого он имеет в виду.

– В смысле, Захарьян, – поправился бригадир. – Молодец! Не знал, что ты такой крутой.

Я лишь пожал плечами, ничего не ответив.

– Я у тебя его сегодня забираю, – сказал Захарьян, обращаясь к Панкратову,

– Как так – забираешь? – забеспокоился тот. – А мы что, вчетвером должны монтулить?

– Ты, рыжий, много вопросов стал задавать. Тебе не кажется? – со значением проговорил Захарьян. – Смотри, а то ты у меня быстро из рыжего превратишься в зеленого.

– А я чё? Я ничего, – стушевался бригадир. – Забирай, коль он тебе нужен.

– Пойдем, Рома, – проговорил Тофик, вставая.

– Куда? А как же работа?

– Работа не волк... Считай, что у тебя сегодня выходной. Сегодня твои подельники повкалывают за себя и за того парня.

– Какие ещё подельники? – спросил недоуменно. Непонятно: то ли он меня проверял, то ли ещё чего?

– Не бери в голову, Рома, – ответил Захарьян. – Это я мрачно пошутил. Черный юмор – называется.

Через полчаса я вновь оказался в кафе с этим дурацким названием "Обструкция". Зал был почти пустой. Захарьян уверенно по-хозяйски подошед к столу у окна, сказал:

– Садись, Рома. Сегодня я угощаю.

Не успели мы сесть за стол, как к нам подскочил официант.

– Что будете заказывать, Тофик Иванович?

– Пятьсот водки и... Сам сообрази. Вкусы ты мои знаешь. Да поскорей.

– Все будет исполнено в лучшем виде, – заверил его официант и удалился. По всему, Захарьян здесь был постоянным клеентом.

Вскоре наш стол буквально ломился от всевозможных закусок и всякого.

– Шашлычок, Тофик Иванович, придется немного подождать, – сказал официант. – Готовится.

– Хорошо. Гуляй. – Небрежным жестом Захарьян отправил официанта, налил водку в рюмки, поднял свою. – За тебя, Рома! Хороший ты парень, а со вчерашнего дня ещё и мой друг. Очень скоро ты поймешь, что друг Тофика Захарьяна – это звучит гордо! – Он довольно рассмеялся своим словам.

Я усмехнулся про себя. Очень скоро он узнает, кого выбрал себе в друзья. Не думаю, что это открытие доставит ему удовольствие.

Выпили. Водка неприятно обожгла желудок. Я её так-то очень редко пью, лишь при крайней необходимости, а тут ещё на пустой желудок. Запил бокалом кока-колы, но жжение не прошло. Съел заливную курицу. Немного полегчало. Спросил:

– Слушай, Тофик, неужели сторожам так хорошо платят?

– С чего ты взял?

– Ну как же. У тебя вон машина какая. Здесь можешь себе позволить. Для этого нужны большие деньги.

– У меня есть побочный заработок, – усмехнулся Захарьян.

– Другая работа что ли?

– Ага, другая. Высокооплачиваемая. А ты никак хочешь заработать большие бабки?

– Чего?

– Деньги?

– А то. Кто ж этого не хочет.

– Ничего, Рома, скоро у тебя появится такая возможность, – со значением сказал Захарьян.

Минут через сорок, когда уже все было выпито и съедено, он, уже изрядно захмелевший, вернулся к этому разговору.

– Так ты, Рома, хочешь прилично заработать?

– Ну.

– Поможешь мне в одном деле.

– А что надо делать?

– Плевое дело – взять одного сопливого киндера у одних и отдать другим. Только и всего.

– Украсть что ли? – спросил я, понизив голос до шепота.

– Ну да, украсть. Что, слабо?

– Но я как-то не того... Боязно.

– Зато получишь хорошие бабки. Да тебе и делать ничего не надо будет. Постоишь пару минут на вассаре – вот и все.