Текст книги "Зверь"

Автор книги: Владимир Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

– Что было потом?

– Поужинали и легли в постель.

– Выпивали?

– Конечно. Виктор принес бутылку коньяка. Но я его пить не стала, не было настроения. В холодильнике был недопитый "Мартини" и я выпила бокал вина. А он – рюмки две коньяка.

– О чем говорили?

– Да так, практически не о чем. Он сказал, что кого-то крепко обул, рассказал пару свежих анекдотов. Вот практически и все.

– И что же дальше?

– Дальше – легли. Пару раз покувыркались и уснули. Я проснулась от яркого света. Открыла глаза и увидела двух мужиков рядом с кроватью. У одного в руке был нож, а у другого – пистолет. Я закричала. А этот, с ножом, сказал: "Заткнись, сука! А то я сам заткну тебе хайло".

– Как они выглядели?

– Они были в масках.

– Что за маски?

– Обычные. Их сейчас носят и бандиты и менты. Черные шапочки с прорезями.

– А внешне как эти бандиты выглядели?

– В смысле?

– Большие, маленькие, полные, худые?

– Тот, что с ножом, очень высокий и массивный, а с пистолетом помельче.

– Очень высокий – это какой?

– Где-то под метр девяносто. Второй под метр восемьдесят.

– Ясно. Они что-то ещё говорили.

– Высокий рассмеялся и сказал Свистуну: "Ну что, сучара, считал, что ты самый хитрый, да? Думал всех объе..ть?"

– А что Свистунов?

– Он ничего не ответил. Мне кажется, что он сознание потерял от страха. Высокий скинул его на пол и перерезал горло, сказав: "Собаке, собачья смерть!" Второй, показал на меня пистолетом и спросил: "Что будем с ней делать?" Высокий ответил: "Красивая баба. Пусть живет". А затем сказал мне: "В милицию позвонишь через полчаса. Поняла?" Я кивнула. Он сказал: "Извини, хозяйка, что слегка наследили у тебя, но иначе было нельзя". И после этого они ушли.

– Какой голос у этого высокого?

– Грубый такой, хрипловатый, будто прокуренный.

Слушая её я подумал: "Уж ни Тугрик ли здесь побывал? Внешние данные один к одному. И голос такой же. Освободился волчара, прознал кто на него ментов навел и пришел вернуть долг. Очень даже может быть. Дали ему в прошлый раз двенадцать лет. Охранник сам оказался приличным козлом и спровоцировал Тугрика на убийство. Надо проверить."

– Свистун ни на кого тебе не жаловался?

– Нет. Мы с ним о его делах вообще не говорили.

– Кого-то из его друзей знала?

– Кроме Миши Пухнаря – никого.

– Кто этот Пухнарь?

– Нормальный мужик. Полный такой, добродушный. Виктор говорил, что тот его друг детства. Он как-то даже ко мне с ним приходил.

– Как его фамилия?

– Я считала, что Пухнарь – это и есть фамилия.

– Да нет, это скорее всего, кличка. А чем он занимается?

– Понятия не имею.

– Кстати, а чем занимался Свистунов?

– Так ведь он шулер.

– А больше ничем?

– Я не знаю.

– Скажи, Люда, а эти двое никак друг друга не называли?

– Тот, что поменьше, когда спрашивал, что со мной делать, как-то называл высокого, но я забыла. Как-то интересно.

– Уж не Тугрик ли? – спроосил я на удачу.

– Точно. Тугрик.

Я даже подскочил на стуле.

– Ты ничего не путаешь?!

– Нет-нет. Как сейчас помню, он спросил: "Тугрик, а что с ней будем делать?"

Если все обстоит действительно так, как говорит Людмила, то это убийство можно считать раскрытым. Однако, зная повадки Зеленского, насколько тот был хитер и осторожен, я никак не мог понять: как же после всего, тот оставил в живых такого свидетеля, как Сергунькова? Странно все это, если не сказать больше. Нет, здесь определенно что-то не то. Кто-то будто сознательно выводит нас на Тугрика. Может быть потому и Людмила осталась жива? Может быть. Ничего, разберемся. Из всего этого пока ясно одно – Семен Зеленский на свободе.

– Скажи, Люда, как выглядел нож?

– Обыкновенно. Большой такой.

– Нарисовать сможешь?

– Попробую.

Я дал ей лист бумаги и она нарисовала довольно большое и широкое лезвие. Скорее всего это был охотничий нож.

– А ручка?

– Ручки я не видела.

Я записал показания Сергуньковой. Она прочла их, расписалась. Спросила:

– Долго вы ещё будете?

– Это зависит от следователя. А что, ты куда-то спешишь?

– Нет. Куда мене спешить, – пожала она плечами и неожиданно предложила: – Может, потом покувыркаемся?

Уж на что я в жизни видел перевидел всякого, но и то не мог скрыть своего удивления.

– Ну, ты, блин, даешь! У тебя ещё труп в квартире не остыл, а ты такое предлагаешь!

– А что тут особенного. Подумаешь! Мы-то с тобой пока живые. Ты только, Дима, не думай ничего такого. Я от чистого сердца. Хороший ты мужик. Очень мне нравишься.

– Я и не думаю. Но только, Люда, увы, но у меня все в прошлом. Теперь я человек сугубо семейный и исключительно положительный, без памяти влюбленный в свою жену, как повар в картошку.

– Счастливая она должно быть женщина, – печально проговорила Людмила.

– Ты можешь это ей сказать по телефону?

– Как это? – не поняла Сергунькова.

– А так, сейчас позвоним ей и ты скажешь, что она счастливая женщина. А то мне она не верит.

– Ну ты и хохмач, – покачала она головой. – Кофе хочешь?

– Нет, у меня ещё много дел. А вот капитан Коретников явно хочет. Толя! – громко позвал я.

Через мгновение дверь кухни раскрылась и появился Толян. Такое впечатление, что он стоял под дверью и подслушивал.

Я встал, откашлялся и торжественным тоном произнес:

– Вот, Толя, познакомся с хозяйкой квартиры.

Коретников, опасливо оглядываясь на меня – не придумал ли я какой-нибудь очередной подлянки, подошел к Сергуньковой, протянул ей руку и смущенно пробормотал:

– Будем знакомы. Анатолий. Очень приятно.

Людмила встала, зарделась вся, будто девица на выданье, пожала протянутую руку, с мягкой улыбкой проговорила:

– Мне тоже. Людмила.

И с ней произошла метаморфоза. Сейчас перед нами стояла красивая, ласковая и любящая женщина, жена, мать, но никак не путана со стажем. Теперь её одень хоть в мини-бикини ни у кого даже в мыслях не возникнет ничего такого. Удивительные все же они, женщины! Сколько лет живу, столько им удивляюсь. Враки, что они сотворены из ребра мужчины. Они сделаны из совершенно иного материала, чем мы, гораздо более высокой пробы. А потому, ни постичь, ни понять их мы не в состоянии. Определенно.

– Хотите кофе? – спросила она его.

Коретников вновь оглянулся на меня, все ещё ожидая подвоха. Сказал:

– Да вообще-то можно.

– Вы садитесь, Толя. Я сейчас приготовлю! – чему-то очень обрадовалась Людмила.

И глядя на них, я невольно подумал: "А что, ништяк будет пара. Ведь в принципе совсем неважно какими мы были вчера, главное – какими нам быть завтра".

С этим я их и покинул. А мое сознание навсегда запечатлело их смущенные и красивые лица.

Глава вторая: Страшная находка.

Прогулочное судно с красивым названием "Витязь" погожим воскресным вечером возвращалось на лодочную базу "Наука". Судно принадлежало предпринимателю средней руки Валентинову Петру Эдуардовичу. "Витязь" он купил совсем недавно и по довольно сходной цене. Бывший её владелец срочно отбывал на "обитованную землю" и распродавал свое имущество, особенно не торгуясь. Валентинов радовался покупке как мальчишка, и вот впервые открывал навигацию. В пятницу, собрав всю свою семью: жену Евгению Ильиничну, сына Бориса с женой и двумя дочками, дочь Маргариту с мужем, он отправился вверх по Обскому морю. За Спирино нашли пологий песчаный берег, поставили палатку. За два дня отдохнули отменно. Загорали, рыбачили, купались, а вечером сидели у костра, ели уху из судака и пели задушевные песни. Хорошо! Петр Эдуардович любил вот так вот – с семьей на природе. Нет, не в шумных, грязных, перенаселенных людьми и машинами городах ощущаешь полноту жизни, а именно здесь, в тиши, среди величавых столетних сосен. Мерно потрескивает костер, унося к небу светлячки искр. А над головой мерцают задумчивые мохнатые звезды. И бежит, бежит куда-то лунная дорожка по водной глади. А воздух пахнет смолой, травой и ночною прохладою. Как замечательно! И спадает с сердца скопившаяся усталость. И на душе становится пронзительно легко и прозрачно. И начинаешь понимать, что не просто все это, эта красота и вообще, что во всем этом и сокрыт тайный смысл бытия, сермяжная правда жизни. Вот таким человеком был Петр Эдуардович. Много у нас, на Руси, интересных людей. О каждом из них можно написать роман. Но даже мимолетная встреча с таким человеком оставляет на душе тепло и надежду, что не все ещё у нас потеряно, что все только-только начинается. Но мы, кажется, отвлеклись.

Словом, поездка удалась. "Витязь" уже подходил к базе. У руля стоял Борис, а Валентинов сидел в кресле на палубе и с улыбкой наблюдал, как резвятся внучки Катя и Настя. Вдруг, Катюша, указывая в море, испуганно закричала:

– Ой, деда, там! Ой, там кто-то!

Светланов посмотрел в направлении, куда указывала внучка, и метрах в тридцати увидел на поверхности какого-то человека.

– Боря, – крикнул он сыну, – там человек! Сбрось обороты, подойди. Может быть нужна помощь.

Но Борис уже и сам увидел плавающего на поверхности воды человека, сбавил ход, подошел ближе. И отец с сыном поняли, что помощь здесь не нужна. Это был труп мальчика или юноши. Из-за раздувшегося газами тела было трудно определить возраст. Потерпевший был голым и на его груди были явственно видны множественные ранения, что говорило о его страшной, мученической смерти.

Петр Эдуардович прижал внучек к себе, чтобы они не видели этой жуткой картины, прокричал жене:

– Женя, забери девочек!

Из каюты вышла Евгения Ильинична, увидела за бортом плавающий труп, вскрикнула, перекрестилась, горестно проговорила:

– Господи! Горе-то какое! – Забрала девочек и увела в каюту.

Валентинов достал сотовый телефон, позвонил в милицию и сообщил о своей страшной находке.

Старший следователь Новосибирской транспортной прокуратуры Николай Сергеевич Ачимов недавно вернулся с дачи, принял душ, поужинал и смотрел телевизор, когда раздался телефонный звонок. Звонил прокурор Владимиров.

– Николай Сергеевич, вы сегодня дежурите по прокуратуре? – спросил он.

– Да.

– Собирайтесь. Через двадцать минут я за вами заеду.

– А что случилось, Алексей Алексеевич?

– Потом объясню.

Уже в машине Владимиров рассказал, что неделю назад из Клуба юных моряков пропали транадцатилетние Вадим Сунжиков и Наташа Субботина. На их поиски была поднята вся милиция Советского района, курсанты военного училища, но безрезультатно. А час назад, возвращайвшийся с воскресного отдыха на своем катере предприниматель Валентинов в районе морского пляжа в полукилометре от берега обнаружил труп мальчика с множеством ножевых ранений в области груди.

– Предполагаю, что это и есть Вадим Сунжиков, – сказал прокурор. Водной милицией уже вызваны его родители для опознания.

На морском пляже было безлюдно. Повсюду валялись пакеты, бумага, пластиковые бутылки, стаканчики, всевозможные объедки.

"Как же мы замусорили родную планету, – с неудовольствием подумал Ачимов, выходя из машины и осматривая пляж. – Ведем себя будто временщики. После нас хоть потом".

К ним подошел заместитель начальника водной милиции подполковник Строганов, отдал честь и, обращаясь к прокурору, проговорил:

– Все готово, Алексей Алексеевич. Я попросил свидетелей, обнаруживших труп, оставаться на месте, – он указал на красивое судно, стоявшее в полукилометре от берега. – Будете осматривать труп на месте, или его отбуксировать к берегу?

– Ну и выражения у тебя, – укоризненно покачал головой прокурор. Здесь решает Николай Сергеевич. Его спрашивай.

– Будем осматривать на месте, – сказал Ачимов. – Судмедэксперт прибыл?

– Ждет в машине, – указал Строганов на милицейский микроавтобус, стоявший поодаль.

– А родители юноши?

– Я послал за ними машину. Будут с минуты на минуту.

– В таком случае, приступим, – сказал Ачимов и направился к стоявшему у берега большому катеру, окрашенному в традиционные сине-белые милицейские цвета.

– Судмедэксперта будете брать? – спросил его Строганов.

– Нет. Сам труп мы будем осматривать на берегу.

После того как следователь осмотрел труп и "привязал" его к местности, он был погружен на катер и доставлен к берегу. Руки юноши были связаны за спиной капровой витой веревкой. Завязана веревка была простым узлом, что указывало на на то, что убийцы не были знакомы с морским делом. На груди потерпевшего судебно-медицинский эксперт насчитал восемнадцать ножевых ранений.

Приехали родители Вадима Сунжикова. Они были ещё довольно молоды и красивы. Увидев труп, женщина громко вскрикнула и потеряла сознание.

– Это наш сын, – глухо проговорил мужчина и отвернулся.

Ачимов подошел, тронул его за локоть.

– Вам не следует здесь находиться.

– Да-да, я понимаю, – закивал Сунжиков, с трудом сдерживаясь, чтобы не заплакать. – Это конечно. Извините, но когда и где мы сможем получить тело Вадика?

– Это вам может сказать судмедэксперт. Андрей Васильевич, – обратился следователь к эксперту, приводившему в чувство Сунжикову, – когда вы закончите экспертизу?

– Завтра у меня выходной. Позвоните послезавтра после обеда, – ответил тот.

– Значит, послезавтра после обеда можно будет забрать тело? – спросил Сунжиков эксперта.

– Да, конечно.

– Спасибо! – отчего-то поблагодарил Сунжиков.

Пришла в себя Сунжикова и, увидев перед собой мужа, заплакала.

– Володя, за что нам такое горе?! Чем мы прогневили Бога?!

Он обнял жену за плечи и, увлекая к "Волге", проговорил:

– Надо крепиться, Ира. Что случилось, то случилось. Как говориться, слезами горю не поможешь. А Бог? Нет никакого Бога. Если бы он был, то не допустил бы такого!

– Володя, что ты такое говоришь?! – в страхе проговорила Сунжикова. Может быть он и наказывает нас за твое безверие.

– Лучше бы он наказал тех, что сделал такое! – несколько раздраженно ответил муж.

Сунжиковы сели в машину и уехали. Ачимов вынес постановление о назначении судебно-медицинской экспертизы, передал один экземпляр эксперту. Окликнул стоявшего поодаль Строганова:

– Дмитрий Александрович!

Тот подошел.

– Слушаю, Николай Спергеевич.

– Завтра надо организовать аквалангистов. Пусть обследуют район обнаружения трупа Сунжикова. Полагаю, что и Наташа Субботина должна быть где-то поблизости. По всему, труп Вадима всплыл совсем недавно, отвязавшись от груза. Иначе бы его давно обнаружили.

– Хорошо. Завтра утром я все организую. Вы будете присутствовать?

– Да. Когда все организуете, позвоните мне.

Как и предполагал Ачимов, утром следующего дня примерно в пятидесяти метрах от места обнаружения трупа Сунжикова на четырехметровой глубине был найден труп Наташи. Он был привязан к якорю, которым пользуются суда с небольшой тоннажностью. Руки у девушки были связаны за спиной той же веревкой, а ноги привязаны к якорю. На обратной стороне якоря болтался свободный конец веревки. На груди у девочки был вырезан крест и перерезано горло.

Глава третья: Говоров. Новое дело.

Сво-бо-да-а-а! "Как много в этом звуке..." Я аки пчела впитывал сладостный, бесподобный, божественный, упоительный нектар этого восхитительного слова и все никак не мог им до конца насладиться. Наконец-то наш "самый справедливый и гуманный суд в мире" прекратил мои всяческие отношения с бывшей женой Мариной-Ксантипой. Де-факто они прекратились уже давным-давно. Теперь это произошло и де-юрэ. Марина категорически возражала и на суде закатила очередную истерику, обвиняя меня в себялюбии, бессердечности и тэдэ, и тэпэ. Ее яркое выступление лишний раз убедило судью в невозможности продолжать наши отношения, и я стал свободным. Но свобода – понятие весьма относительное. Еще Федор Михайлович Достоевский говорил: "Свобода не в том, чтоб не сдерживать себя, а в том, чтоб владеть собой". И я вовсе не собирался уподобиться глупому жаворонку и, вознесясь в поднебесье, носиться над полями, над долами, захлебываясь восторженным пением. Нет, я, крепко-накрепко с головы до пят спеленутый любовью, собирался воспользоваться дарованной мне свободой лишь для того, чтобы тут же соединиться навеки вечные с моей несравненной Танюшей. После моей поездки в Москву, мы с ней практически не расставались. Я взял отпуск и мы целый месяц жили в моем родном Спирино. Таня буквально очаровала моих родителей. Особенно – маму. Та мне так и сказала: "Андрюша, ты не должен упускать эту девушку". Словом, все было замечательно. А наши астральные души, взявшись за руки, бродили меж звезд, забирались в самые потаенные уголки Космоса, находя и там подтверждение нашей любви. Мы добрались до двенадцатого уровня жизни (дальше нас пока не пустили), посетили многие жилища людей, побывали даже в доме Мастера и Маргариты, описанном гениальным Булгаковым. Но хозяева нас явно разочаровали. Их благостные, малоподвижные лица, напомнили мне лица восковых фигур, живущих воспоминаниями о том времени, когда они ещё были людьми. И вообще, в этом раю сплошная мертвечина. Факт. Надо очень постараться и заслужить уровень повыше. Все данные у нас с Таней для этого есть.

Вот такие дела были у меня на личном, так сказать, фронте. А на работе... Неожиданно для всех мой первый наставник и протеже Михаил Дмитриевич Краснов ушел на пенсию и меня назначили на его место. Меня очень опечалил его уход. Я любил этого малоразговорчивого, несколько медлительного и добрейшей души человека. Сколько Сергей Иванович его не убеждал, что сорок шесть – это не возраст для пенсии, ничего не помогло. А как-то, оставшись со мной наедине, Михаил Дмитриевич с тоской в голосе сказал:

– Устал я, Андрюша. Очень устал! Никак не могу понять, – что же происходит со страной, со всеми нами? Кто правый? Кто виноватый? Похоже, что нас здорово подставили. Не могу и не хочу во всем этом участвовать.

И трудно было с ним не согласиться. И все же я был уверен, что очень скоро все должно измениться. Иначе... Нет, иначе просто не может быть. Иначе я окажусь круглым идиотом. А прийти к подобному открытию будет, согласитесь, весьма и весьма печально.

Стоило появиться на работе, как был вызван Ивановым. Шеф осмотрел меня с ног до головы насмешливым взглядом, спросил озадаченно:

– Что это с вами, коллега?

– И что же со мной? Надеюсь, что у меня ещё на выросли рога?

– Это тебе лучше знать. Но я, в данном случае, не о том. Ты сияешь так, будто только-что получил известие о смерти сварливой тещи.

– Очень на то похоже. Вчера суд исправил допущенную мной три года назад непростительную ошибку. А как учили нас ещё в институте – "цессантэ кауза, цессат эффэктус" (с прекращением причины прекращается следствие). Вот потому я таков, каким вы меня изволите видеть.

– Это для меня слишком сложно. А попроще как-то нельзя?

– Меня развели и я стал свободным. А потому полон энтузиазма и горю желанием оправдать надежды родного начальства, связанные с моей скромной персоной.

– Поздравляю!

– Спасибо!

– И желание твое мне импонирует. Кстати, как у тебя с делом по "Вестфалике"?

– Расследую. Пока особенно похвастаться нечем.

– Передашь его Истомину. А тебе я хочу поручить вот это дело. – Сергей Иванович придвинул на край стола довольно внушительный том уголовного дела. – Вчера затребовал из Бердска.

– Хорошо, Сергей Иванович. – Я взял уголовное дело. На титульном листе значилось: "По факту убийства неустановленного несовершенолетнего". Спросил:

– Что, даже не удалось установить личность потерпевшего?

– Увы, – развел руками Иванов. – Месяц назад один рыбак на берегу Берди в лесу обнаружил труп мальчика лет двеннадцати с множественными ножевыми ранениями грудной клетки. Кто он такой и как туда попал, установить пока не удалось, хотя работы, сам видишь, проделано немало. Эксперт, производящий вскрытие, выявил, что перед смертью с потерпевшим был совершен акт мужеложства. Я затребовал это дело потому, что в воскресенье в водохранилище напротив морского пляжа были найдены трупы тринадцатилетних Вадима Сунжикова и Наташи Субботиной. У юноши аналогичные ранения.

– Вы полагаете, что все эти убийства совершили одни и те же преступники?

– Очень на то похоже. Это дело находится в производстве старшего следователя Новосибирской транспортной прокуратуры Ачимова Николая Сергеевича.

– Вы хотите его забрать?

– Пока у нас нет к тому достаточных оснований. Ты должен связаться с Ачимовым и работать с ним во взаимодействии. Убежден, раскрыв это преступление, мы раскроем свое.

– Хорошо. Ну, тогда я пошел?

– Иди, Андрюша, иди, – ласково проговорил шеф. – И не просто иди. А иди ты... Искренне верю, что ты оправдаешь мои надежды.

Глава четвертая: Беркутов. Старые знакомые.

В спальне следователь заканчивал осмотр. Я подошел, протянул ему протокол допроса Сергуньковой.

– Я тут, Виталий Матвеевич, проявил инициативу и оформил показания хозяйки протоколом допроса.

– И правильно сделали, – ответил Медунов, беря протокол. – К чему лишние бумажки. Я оформлю поручение о её допросе. Она сказала что-нибудь интересное?

– И даже очень. – Кратко рассказал следователю показания Сергуньковой и свои соображения.

– Похоже, что вы правы, – согласился он со мной. – Кто-то пытается пустить нас по ложному следу. Что собираетесь делать?

– Если моя версия верна, то орудие убийства должно находиться где-то поблизости. Попытаюсь его найти.

– Вы полагаете, что на нем должны быть отпечатки пальцев Зеленского? спросил догадливый Медунов.

– Обязательно и всенепременно. А иначе – зачем весь этот сыр-бор.

– В таком случае, желаю удачи.

Выйдя из подъезда, я прошелся вокруг дома, тщательно осмотрев газоны, но ножа не обнаружил. И все же я был убежден, что он был где-то рядом. Нашел дворничиху и попросил открыть дверь мусоропровода. Когда она это сделала, то... Обана! В ящике сверху мусора лежал охотничий нож с точно таким лезвием, какое рисовала Сергунькова и с красивой наборной ручкой из цветной пластмассы. На лезвии свежие, но уже подсохшие потеки крови. Все как в лучших домах Лондона и Филадельфии. Преступники сами позаботились о доказательственной базе своей виновности. Да? Экие хитрованы! Нет, не уважают они нас, ментов. Очень не уважают, если считают, что мы клюнем на их тухлую наживку. Впрочем, сколько примеров, когда клюют и не на такое. Определенно. Уверен, что на ноже эксперт обязательно обнаружит отпечатки пальцев Тугрика. Скорее всего, это не тот нож, которым совершено убийство, а лишь его копия, – иначе трудно, если вообще возможно, сохранить отпечатки.

В присутствии понятых составил протокол обнаружения, осмотра и изъятия ножа, осторожно двумя пальцами взял его за усики ограничителя и положил в полиэтиленовый пакет. Вернувшись в квартиру Сергуньковой передал протокол и находку Медунову.

– Поздравляю! – сказал он. – Вы и на этот раз оказались правы. А это, – следователь кивнул на двух крепких, ладных парней, стоящих неподалеку и с интересом меня рассматривающих, – товарищи из райуправления. Присланы нам в помощь. Это ваши кадры. Вы ими и командуйте.

Парни вразвалочку, слегка поводя плечами, подошли, представились.

– Оперуполномоченный Кировского райуправления лейтенант Неупокоев Игорь.

– Лейтенант Карнаухов Максим.

Оба под метр девяносто, широкоплечие, коротко стиженные, с могучими шеями они походили друг на друга, как щенки одного помета. Экие гренадеры! Любо, дорого смотреть. В их несколько вальяжных, медлительных движениях чувствовался особый шик. "Спортсмены или десантники", – решил я.

– Подполковник Бекутов Дмитрий Константинович. – Я пожал парням руки. – Значит, прибыли помогать?

– Так точно! – одновременно ответили они.

– Что ж, это хорошо. От помощи отказываются лишь дураки. Верно?

– Так точно! – выдохнули они.

– Давно из армии?

– Три месяца всего. А аттестовали нас на должности лишь вчера, ответил более общительный Игорь. У него было широкоскулое простодушное лицо, а голубые глаза смотрели на мир восторженно и наивно. Из двоих он мне особенно нравился. Я ощущал в нем родство душ. Максим, жгучий брюнет, писанный красавец был сдержан и смотрел на окружающую действительность иронично и чуть свысока, будто сделал всем большое одолжение, появившись на свет. Тот ещё жук. Но это ничего, если парень не гнилой внутри, то годика через три-четыре работы в милиции вся его спесь слетит с него будто шелуха. Определенно.

– Поздравляю! – сказал я.

– Спасибо! – ответили оба.

– Где служили?

– В Воздушно-десантных войсках, – с гордостью ответил Игорь.

– Вы что, вместе служили?

– Ага, – кивнул он. – Мы закончили Техникум физической культуры, а потом попросились в десантные войска.

– Воевали?

– Пришлось. Максим даже награжден орденом "За мужество".

– А ты что молчишь? – спросил я Максима.

– А что говорить, – пожал тот плечами. – Игорь это делает с большей охотой – и за себя, и за меня.

– Ну-ну. А теперь давайте определимся, орлы. Мы с Игорем наведуемся по одному адресочку, очень мне хочется побалакать со старым знакомым, недавно вернувшемся из зоны "отдыха", а ты, Максим, обойди здесь все квартиры, поспрашивай – не видел ли кто случайно ночных "друзей" Сергуньковой. Понятно?

– Понятно, – ответил Карнаухов.

– Вот и лады. Встречаемся в два ноль ноль у меня в кабинете.

Подошел к телефону, снял трубку, набрал номер своего домашнего телефона и через мгновение услышал родной и до боли знакомый голос:

– Алло, слушаю.

– Козяйка, это ви заказывал ремонт крана на кухня?

– Нет, только собиралась, – рассмеялась Светлана.

– У тэбе муж есть, да?

– Есть.

– Он больной, да? Или у нэго как это... рука из задница растут, да?

– Похоже на то, – продолжала смеяться Светлана. – Здравствуй, Дима!

– Светочка, радость моя ненаглядная, здравствуй! Узнала своего забубенного мужинька?

– Еще бы мне тебя не узнать. Другого такого трудно найти. Ты где пропадаешь? У меня уже завтрак простыл, тебя ожидаючи. Ты ведь обещал после дежурства непременно зайти домой?

– Сколько раз я тебе говорил – никогда не верь обещаниям мента, – из всех многочисленных представителей сильного пола, он самый ненадежный.

– А что случилось?

– Ни за что не поверишь. Один чудик в экстазе задушил в объятиях свою любовницу. Просто кошмар какой-то! Титан страсти! Так что ты имей это в виду и не очень меня заводи.

– Учту. Тебя ждать сегодня?

– Обязательно. Постараюсь на обед вырваться. Как маленькая?

– Нормально. Спит.

– Но у неё вроде бы была температура?

– Нет, это у неё зуб резался.

– А как Анастасия?

– Сидит, читает. Прямо библиофилка какая-то! Не успеет ещё глаза протереть, как за книгу садится.

– Молодец! Вся в меня.

– А ты-то здесь при чем?

– Запомни, женщина, о светочь грез моих, и передай всем своим соплеменницам, – Дмитрий Беркутов из тех мужиков, кто всегда при чем.

– Хорошо, запомню. Ты будь там поосторожней.

– Буду, – твердо пообещал я и положил трубку.

Нет, кто бы что не говорил, а все же я чертовски счастливый человек. Определенно. Мне очень крупно повезло с женой. Умная, красивая, хозяйственная. Встречал кто-нибудь все эти качества в одной женщине? Дохлый номер. Она у меня одна такая. А после моего вынужденного визита в Москву стала ещё на редкость предупредительной. Взять хотя бы тот же кухонный кран. Он уже вторую неделю течет. И вы думаете она хоть раз сказала мне, что его нужно починить? Ни разу. Вот такая у меня жена, такая необыкновенная женщина!

– Вы на машине? – спросил я Игоря.

– Так точно, товарищ подполковник!

– Я её на время конфискую. Да вот ещё что. Кончай ты свои армейские так точно, никак нет. Это в милиции не очень поощряется.

Неупокоев густо покраснел, будто был уличен в каком-то противозаконном занятии. Извиняющимся тоном проговорил:

– Хорошо, товарищ подполковник.

Он мне все больше нравился. Хороший будет мент. Определенно.

– Вот и ладушки. За мной, товарищ лейтенант! Родина-Мать ждет от нас подвигов. И мы с тобой должны оправдать её ожидания. Если не мы, то кто? Больше – некому! – с пафосом проговорил и стремительно направился к выходу.

У подъезда нас ждал ярко-желтый "жигуль" с мигалкой наверху и с четкой и суровой надписью на боках: "Милиция". Да, для предстоящей операции больше подошел бы мой "Мутант", но он после долгой разлуки со мной что-то совсем расклеился. Нервы должно быть. В его возрасте это бывает. Пришлось снова обращаться в своему соседу Толяну. Тот обещал его к пятнице подшаманить. Золотые руки у мужика. Полтора года назад он из моего "Мутанта" такого монстра сотворил, прямо автомобильного Казанову. От него даже красавицы "Вольво" балдели, а остальные "дамы" вообще были в лежку. Честно. Кстати, какой сегодня день недели? Среда или четверг? С этим дежурством все в голове перемешалось.

– Игорек, какой сегодня день недели?

– Пятница, товарищ подполковник.

Вот те раз! Как это я так быстро и, главное – незаметно умудрился добежать до пятницы?! Чудеса! "Что-то с памятью моей стало. Все что было не со мной – помню". Вот именно. Старею что ли? Вроде ещё рано. Тридцать пять – самый расцвет мужчины.

Мы с Игорем сели в "Жигули" на заднее сидение.

– Как тебя зовут, шеф? – спросил я шофера.

– Юрий.

– Рули, Юра, на Никитина.

– На Никитина, так на Никитина, – лениво проговорил сержант-шофер и машина резко взяла с места.

Игорь долго елозил на сидении – хотел о чем-то спросить, но никак не мог решиться.

– Что у тебя, Игорек? – не выдержал я.

– Товарищ подполковник, а вы тот самый Беркутов?

– Тот самый, юноша, тот самый, – небрежно ответил я. – В нашем департаменте других Беркутовых нет и быть не может. Такие менты делаются лишь в штучном исполнении. Будут ещё вопросы?

– А правду говорят ребята, что вы однажды один взяли банду вооруженных преступников?

– Ну, во-первых, не один, а вдвоем с моим лучшим корешем Сережей Колесовым, который сейчас является моим непосредственным начальником. А, во-вторых, ты, Игорек, не очень доверяй слухам. Для нашего брата нет ничего вреднее слухов. С первых шагов своей оперативной службы возьми за правило все подвергать сомнению, пока не докажешь это практикой. Понял?

– Ага, понял.

А я подумал: "Как же быстро летит безвозвратное время. Давно ли я сам, как Игорь, разинув рот внимал своему наставнику майору Твердохлебу. "Чого должон иметь хороший сыскарь? – спрашивал тот, и тут же сам отвечал, переосмыслив и дополнив знаменитое высказывание Дзержинского: – Правильно. Горячее сердце, хорошую сообразиловку, быстрые ноги и крепкие кулаки". И вот уже сам выступаю в роли наставника. Не успеешь оглянуться, как потянет на мемуары. Впрочем, до этого ещё надо дожить."

– В милицию пошел по призванию или как? – спросил.

– Я не знаю, – пожал плечами Игорь. – Максим предложил. Я согласился. А вообще-то мне здесь нравится. Нормально.

Тем временем по старому коммунальному мосту мы выехали на улицу Восход. Вот и Никитина.

– Юра, швартуйся вон к тому дому, – указал я шоферу на панельную пятиэтажку. – Остановишь у первого подъезда.

– Понял.

Мы с Игорем вышли из машины. Прошли к четвертому подъезду. Подобные меры предосторожности были оправданы. Хотя я и был уверен, что кто-то пытается пустить нас по ложному следу, но полностью исключить версию о том, что убийцей является Семен Зеленский, не имел права. В нашем деле всякое бывает. А если это так, то, увидев милицейскую машину, осторожный Тугрик сразу сообразит что к чему. После этого ищи ветра в поле.