Текст книги "Охота на Золушку (СИ)"

Автор книги: Владимир Барт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

– Значит, вы не хотите назвать имя заказчика?

– Покушений? Так вы и сами знаете.

– Я хочу знать, кто убил Петра, – твердо проговорила Бачурина.

– Я не советовал бы вам копать слишком глубоко, – очень серьезно ответил Гуковский. – Кредиты и заказы при всем их размахе – только видимая часть айсберга. Подлинной причиной гибели Великого стал совсем незначительный, на первый взгляд, проект, за которым скрыты очень большие интересы.

– Что за проект?

– Я сказал уже достаточно. И еще раз повторяю: вы должны остановится. Когда я сам разобрался что к чему – самому стало страшно.

– Что ж, спасибо и за то, что решились рассказать. Позвоните на вахту и попросите пропустить машины. Я уезжаю. Снимки и негативы оставляю вам. Ваше досье, как и видеокассеты, на своем месте. Не забудьте, что я говорила вам об охране.

Бачурина встала с кресла и направилась к двери.

– Татьяна Николаевна, – остановил ее Гуковский. – Не ищите заказчика. Это ни к чему.

* * *

Когда они вышли из комнаты Гуковского, мужчина в маске поинтересовался у Бачуриной:

– Почему вы не попытались выяснить имя врага?

– Как? Он не боится ни смерти, ни боли. Это не бравада. Гуковский болен раком. Гниет заживо. Правда, о его болезни практически никто не знает. Я сама выяснила это буквально на днях. Приступив к более интенсивному допросу, мы его убили бы, но ничего не узнали.

– Рак... Если он не боится смерти, почему не застрелится?

– Кажется, он выбрал более приятный способ самоубийства: женщины и водка.

– Что это были за снимки? Мне показалось, что поначалу он не слишком испугался шантажа.

– На фотографиях был не Модест, а его зять. Негативы мы нашли в досье у самого Гуковского. Попади снимки к дочери Модеста, это разрушило бы ее семью. Старик этого не хотел. Знает, что скоро умрет и о дочери, кроме мужа, некому будет заботиться. Поэтому он ограничился тем, что приструнил зятя, сохранив все в тайне от дочери.

– У каждого есть своя фишка.

– Что?

– Слабое место.

– Вы поедете со мной? – поинтересовалась Татьяна Николаевна.

– Нет. Я покину дом, так же, как и добрался сюда. Не стоит, чтобы ваши люди знали о моем существовании.

Бачурина хотела сказать, что Тормис уже знает об Авакуме-Шанхае, но ограничилась замечанием:

– Они догадываются.

– Догадываться – не знать наверняка.

На прощание мужчина пожелал:

– Будьте осторожны. Вы разворошили большое осиное гнездо.

* * *

Оказавшись в машине, Бачурина откинулась на сидении:

– Быстрей бы оказаться дома. Так хочется принять душ и смыть всю эту грязь.

Макс устроился рядом с Татьяной Николаевной. Что означает этот визит на загородную дачу, обставленный с неимоверными предосторожностями? И зачем хозяйке понадобилось встречаться с Гуковским с глазу на глаз?

Машина тронулась с места. Проехала по заснеженной аллее, обсаженной вековыми тополями. За воротами усадьбы "Мерседес" дожидались джипы сопровождения. Замыкала колонну с большим отрывом "Мазда", в которой Бачурина приехала на дачу Гуковского. Сейчас за рулем находился один из телохранителей, Саша, пользовавшийся полным доверием Макса и Тормиса. Доверием в отношении не только надежности, но и профессионализма.

"Мерседес" мчал по направлению к Москве. Татьяна Николаевна прикрыла глаза и, казалось, дремала.

– За нами хвост, – сообщил телохранитель на переднем сидении. В его обязанность входило, среди прочего, поддержание радиосвязи с другими машинами.

– Давно заметили? – поинтересовался Макс.

– Минут пять. Нагло прет. Или на нервы действует, или не слишком опытный попался. Жмется к нам.

– Один?

– Да. Старенький "Опель". Но радиофицированный. Водитель ведет интенсивные переговоры.

– Значит, при въезде в город нас будут ожидать.

– Может, попробовать оторваться?

Бачурина, побеспокоенная разговором, приоткрыла глаза:

– Сохраняйте прежнюю скорость, – и вновь задремала.

– Действительно, какой смысл? – согласился с хозяйкой Макс. – Впереди ни перекрестков, ни развязок. Трасса прямая, как стрела.

И все же Кузнецова обеспокоило появление "хвоста".

Наглость не соответствовала манере поведения людей Гуковского. В отличие от личной охраны, в разведке у него работали профессионалы. Они так топорно действовать не стали бы. Тогда кто? Неужели Паша? На него похоже. Но уж слишком быстро отреагировал.

Телохранитель получил предупреждение, что навстречу движется несколько подозрительных машин. Он развернулся к Максу, чтобы доложить об осложнении обстановки. Однако ничего сказать не успел.

Идущий навстречу "КрАЗ", на который передовая машина не обратила внимания, пересек разделительную полосу и, ослепив фарами, перерезал дорогу "Мерседесу". Водитель машины Бачуриной, заметил лишь надвигающуюся на него громаду, но успел притормозить и, вывернув руль до предела, съехать в кювет. Таранный удар, нацеленный в середину салона, с той стороны, где сидела Татьяна Николаевна, обрушился на переднюю дверь. "Мерседес" опрокинулся. Если бы, как это советовал телохранитель, кавалькада попыталась оторваться от преследователей, столкновение стало бы роковым для всех пассажиров лимузина. При большей скорости на зимней дороге шофер не успел бы отреагировать на опасность.

Из "КрАЗа" и двух следовавших в отдалении за ним легковушек выскочили мужчины в черных масках, с помповыми ружьями и пистолетами в руках. Один из нападавших имел "Калашников" с подствольным гранатометом. Акция оказалась бы успешной и нападавшие добили бы пассажиров покореженной машины. Но на их беду, кроме двух автомобилей сопровождения, впереди и позади шли машины, осуществляющие радиоконтроль и контрнаблюдение. Рассыпавшись вдоль придорожной канавы, группа сопровождения открыла по нападавшим беглый огонь из автоматического оружия, заставив налетчиков частью залечь прямо на асфальте, частью откатиться к противоположной стороне дороги. Двое из бандитов, выпрыгнувших из "КрАЗа", были убиты на месте, одному удалось сбежать. Передовая машина охраны развернулась и, набрав скорость, промчалась по трассе, поливая из окон огнем двух автоматов и сбив двух или трех бандитов, оказавшихся на дороге. Это походило на настоящую бойню.

Еще раньше Саша на своей "Мазде" протаранил и сбросил в кювет "Опель" преследователей.

Нападение было отбито.

Несколько человек из охраны бросились к опрокинутому "Мерседесу". Помогли выбраться Максу, вытащили Бачурину. Лицо Татьяны Николаевны было залито кровью. Она не подавала признаков жизни.

* * *

Размышления Модеста Семеновича прервал телефонный звонок. Гуковский поднял голову. Аппарат вновь требовательно зазвонил.

Старик тяжело поднялся и поковылял к столику, на котором стоял телефон.

– Слушаю.

– Обстреляли машину Бачуриной.

– Кто стрелял?

Осведомитель не располагал точными данными, но предполагал, что нападавшие принадлежали к одной из криминальных группировок. Скорее всего – боевики Паши.

Модест, по непонятной для себя причине, все тянул время, не решаясь задать главный вопрос.

– Пока нет сведений – ранена Бачурина, убита или осталась невредимой. Имеются жертвы, но Татьяны Николаевны среди убитых нет. Одна машина охраны еще до нашего появления проследовала в Москву. Возможно, в ней и находится Бачурина. По мере поступления информации будем сообщать вам.

– Постарайтесь. Это очень важно.

Гуковский прошел к бару, взялся за початую бутылку... и отставил ее в сторону. Сейчас требовалась ясная голова.

Как ни странно, но при мысли о возможной гибели Бачуриной Модест Семенович ощутил не облегчение, как следовало бы, а некоторое сожаление.

30

Бачурина очнулась в спальне своего московского дома. Открыв глаза, увидела сидящего у постели Тормиса.

– Что случилось? – с трудом разжав губы, прошептала Татьяна. Она ничего не помнила.

– Все в порядке. Как вы себя чувствуете?

– Неважно. Почему у меня перевязана голова?

– Ничего страшного. Всего лишь несколько порезов.

Бачурина прикрыла глаза и с минуту лежала без движения. Затем вновь повторила:

– Что все-таки произошло?

– Нападение. К счастью, ваш водитель успел притормозить и принял удар на себя.

– Я вспомнила. Яркий свет... И мир перевернулся. Он жив?

– Кто, водитель? Жив. Но в тяжелом состоянии. Удар пришелся как раз по тому месту, где он сидел.

– А Макс?

– Отделался ушибами.

– Что-нибудь известно о нападавших? Это люди Гуковского?

– Татьяна Николаевна, – мягко ответил Ян. – Давайте оставим дела на более позднее время. Когда вы будете себя лучше чувствовать.

– Вы не правы, – она с трудом выговаривала слова. – Действовать следуют немедленно. Пока они не ожидают ответного удара.

– Это была специально нанятая бригада уголовников, – с неохотой уступая хозяйке, ответил Тормис. – А руководил ими другой ваш старый знакомый. Не Гуковский.

– Кто?

– Джафаров.

– Откуда это известно?

– Его тело нашли на месте преступления, – пояснил Тормис и добавил: – Кстати о Гуковском. Он звонил, справлялся о вашем здоровье.

– Даже так? Но оставим эту тему. Как убили Джафарова?

– Была перестрелка.

– Много убитых?

– С нашей стороны, как не удивительно, ни одного. Хотя есть раненые. Бандиты потеряли двоих, еще один умер по дороге в госпиталь. Несколько человек получили серьезные увечья и ранения. Все они в руках милиции. Прессе, по согласованию с милицией, объявлено о серьезной автомобильной аварии.

Бачурина долго обдумывала услышанное, затем спросила:

– А не могли труп Джафарова попросту подбросить?

– Исключено. Арестованные, так же, как и убитые боевики, оказались земляками Юсупа.

– Значит – Паша, – после новой паузы заключила Татьяна Николаевна.

– Мы поговорим об этом позже. А пока отдыхайте. Через несколько минут прибудет врач.

– Разве меня еще не осматривали?

– Осматривали. Травматологи. А сейчас приедет акушер. Рейн, когда мы сообщили о полученных вами травмах, настоял на этом. И рекомендовал отличного специалиста.

* * *

Врач явился в сопровождении целого штата ассистентов и с целой машиной аппаратуры. Это был уже немолодой человек в очках, с улыбчивым лицом и огромными усами. Но, несмотря на мягкую улыбку и наивные глаза, он оказался с характером и выставил за порог всех посторонних включая Тормиса. Лишь секретарю Ире разрешили тихонько сидеть в уголке. Осмотр длился больше часа. И с первых же минут улыбка слетела с лица профессора. Он выгнал и ассистентов, и Ирину, оставшись с больной наедине.

– Вот что, голубонька. Не хочу вас ни пугать, ни приободрять. Ничего непоправимого для вашего здоровья не произошло. Но мне сказали, что вы недавно потеряли мужа.

– Да. Но какое отношение это имеет к моему здоровью?

– Не буду ходить вокруг да около. Скажу прямо: если вы хотите сохранить плод, следует поберечь себя. У вас едва не случился выкидыш и угроза срыва беременности не миновала. Придется во всем отказать себе: никаких волнений, никаких переживаний, никаких резких движений и сильных эмоций. Не говоря уже о спиртных напитках, кофе или стимуляторах. Лекарства только те, которые назначу я. Приписываю вам строгий постельный режим, который придется выдержать, если вы желаете доносить ребенка.

Врач удалился, запретив кому-либо входить в спальню, чтобы дать Бачуриной возможность отдохнуть. Но Татьяна не сумела уснуть. В голову лезли тысячи мыслей. Грудь разрывали сотни желаний. А в сердце поселился ад.

Они отняли у нее мужа. И они хотели убить еще не родившегося ребенка. Бачурина не сможет простить этого.

А телефон, как назло, лежит совсем рядом. Не надо даже идти за ним в другой конец комнаты. Просто протяни руку и позвони. И все проблемы будут решены.

Таня взяла черную, как смертный грех, трубку и набрала номер.

– Паша. Воспользуйтесь браслетом, который я вам передала. И я хочу быть последним человеком, с которым он будет говорить.

Невидимый собеседник, тот самый, что посетил вместе с ней Гуковского, все понял. Подготовив акцию, он перезвонит и доложит Бачуриной. Эти несколько фраз стали приговором Паше. Приговором, не подлежащим ни апелляции, ни пересмотру.

Закончив разговор, Татьяна несколько мгновений продолжала держать трубку, прислушиваясь к гудкам. Затем приподнялась с постели, прошла к горящему камину и бросила в пламя телефон. Будто хотела, спалив этого бездушного свидетеля разговора, уничтожить само воспоминание о содеянном. Скрестив руки на груди, Таня смотрела, как плавится пластмасса. С громким, как выстрел, треском лопнул корпус...убрать абзацПламя колыхнулось, едва не коснувшись подола ночной рубашки Бачуриной... Распахнулись двери и в комнату ворвались два телохранителя, дежуривших по-соседству. Заметив, что с хозяйкой ничего не произошло, они остановились и, продолжая держать в руках оружие, принялись осматривать помещение в поисках источника звука.

– Все в порядке, – не оборачиваясь, произнесла Таня. – Попросите Яна Эдуардовича подняться ко мне.

Она слышала, как за телохранителями закрылась дверь.

"Все в порядке", – сказала она охранникам. Если бы это было так. Все далеко не в порядке. Раньше Бачурина думала, что ее судьба – это история Золушки. А обернулось так, что она превратилась в современное подобие Екатерины Медичи. Но такова жизнь.

Начальник службы безопасности не заставил себя ждать.

– Ян, если отдали приказ об установлении слежки за Пашой, – сейчас же отмените.

Тормис молча ожидал объяснений, но Бачурина только добавила:

– Не люблю людей, которые не понимают намеков.

Ян все понял.

Последний долг

Константин Никовани умер на исходе зимы. Печальная весть застала Бачурину в Москве, где она продолжала оставаться после покушения. Отсюда, из своего московского особняка, практически не вставая с постели, она управляла огромной корпорацией.

Самочувствие Татьяны Николаевны оставляло желать лучшего, но она посчитала себя обязанной присутствовать на похоронах дяди.

Позвонил Царедворцев, долгие годы бывший другом умершего:

– Собираешься на Мальорку? А здоровье позволит?

– Я не могу не лететь, – ответила Татьяна.

– Я взял билеты на завтра. А у тебя как с билетами?

– Уже зафрахтовала самолет. Если желаете, можете лететь со мной.

– Не знаю... Может, и вправду воспользоваться твоим приглашением?

– Только скажите, сколько с вами будет сопровождающих.

– Двое или трое. Когда вылетаешь, завтра?

– Послезавтра утром.

– Хорошо. Еще созвонимся.

* * *

Лайнер разогнался по бетону взлетной полосы и нырнул белесый кисель облаков.

– Ира, подай мне кофту, – попросила Бачурина спутницу-секретаря, едва на табло загорелась надпись, разрешающая вставать с мест.

– В салоне ведь тепло, – заметил Царедворцев, усаживаясь в соседнее с Татьяной кресло.

Когда Бачурина привстала, чтобы надеть длиннополую вязаную кофту, Иван Осипович скользнул взглядом по ее фигуре, пытаясь найти признаки беременности. Вроде появился небольшой живот. Или просто поправилась от малоподвижного образа жизни? Академик не был специалистом в этих вопросах. Он взял книжку, лежащую на столике.

– Вадим Охотников, "Исповедь палача". Я слышал об этом романе. Бестселлер года.

– Взяла полистать в дорогу. Газеты утверждают, что автор был одним из самых квалифицированных киллеров, на счету которого несколько громких убийств.

– Помню, как в новостях сообщалось о гибели этого Охотникова в перестрелке, когда его пытались арестовать. Но я не знал, что он еще и писатель. И как вам роман – понравился?

– Любопытно было узнать психологию палача. Правда в "Исповеди" особых откровений я не обнаружила. Возможно, Охотников лучше владел пистолетом, чем пером. Впрочем, я небольшой специалист в этих вопросах.

Над Италией сплошной облачный покров, укрывающий Европу, наконец, остался позади самолета. Внизу засверкало Средиземное море.

– Я боюсь завтрашнего дня, – призналась Татьяна.

Иван Осипович повернулся к Бачуриной, взял узкую женскую ладонь в свои большие руки, похлопал ободряюще, не находя нужных слов.

– Будто вместе с дядей Константином похоронят последнее воспоминание о той беззаботной жизни, которую я вела до смерти Великого.

– А для меня похороны друзей, – вздохнул Царедворцев, – как верстовые столбы. Чем ближе к концу пути, тем они чаще. Значит скоро и мой черед. Ты слышала, что умер Гуковский? Кажется, вы встречались?

– Всего два раза, – машинально ответила Бачурина, погрузившись в какие-то свои мысли. И в свою очередь спросила: – Вы были знакомы?

– Встретились, где обычно встречаются старики. У врача. Потом были в одном санатории, иногда перезванивались.

На изумрудной глади моря появились светлые пятна, среди которых вздымались острова.

– Балеары, – сообщила стюардесса.

Мальорка, как всегда, была оранжево-синей. Синее море, синее небо. И в них утонули оранжевые острова и оранжевое солнце. А среди оранжевого и синего – белая россыпь: яхты и дома. А еще пятна зелени среди скал, тоже украшенные оранжевыми шарами апельсинов. Недаром флаг Испании горяч даже на вид – желто-красный. Это цвета Испании. Куда не поверни взгляд, наткнешься на них.

– Я давно хотела спросить, как вы познакомились с дядей? – перед самой посадкой вновь заговорила Бачурина.

– В Египте, где я работал с экспедицией. Это было так давно, что я уж и забыл подробности.

Белый лайнер прочертил след в небе, совершая посадку в столице Мальорки Пальме. И вот уже знакомая громада желто-коричневого готического собора над лесом мачт в заливе. По настоянию сопровождающего врача Бачурина сделала остановку в Старом городе, чтобы отдохнуть перед поездкой на северо-западную оконечность острова.

* * *

На другой день после похорон Царедворцев навестил Бачурину в доме, который она снимала на берегу бухты Пальенса.

– Давайте прогуляемся вдоль берега. Хочется насладиться южным солнцем перед возвращением в российский холод. К тому же в Москве я не смогу позволить себе подобную роскошь: охрана и врачи скоро меня доконают.

Дом стоял на округлой вершине небольшой горы, обрывающейся прямо в море. Царедворцев и Бачурина медленно стали спускаться по каменистой тропинке, затем зашагали вдоль обрыва. Татьяна молчала, да и Иван Осипович после вчерашних похорон был неразговорчив.

Из кармана блузы, которую одела Бачурина, послышалась телефонная трель. Татьяна достала миниатюрный аппаратик.

– Слушаю.

Звонивший был краток, и через полминуты она сама набрала номер:

– Узнал меня? Я звоню, чтобы сказать "прощай"!

В наушнике послышался какой-то неясный хлопок, связь оборвалась. Бачурина подошла к самому краю обрыва, посмотрела, как у подножия скалы плещется море. Протянув над пропастью руку, Татьяна разжала пальцы, сжимающие телефон. Черная продолговатая коробочка, кувыркаясь, полетела вниз.

– Уп-с!

Царедворцев, с удивлением следивший за действиями женщины, не удержался от вопроса:

– С кем ты говорила?

– С одним покойником.

– Покойником?

– Да. Не смогла отказать себе в удовольствии попрощаться.

Иван Осипович продолжал с недоумением смотреть на Бачурину, но та зашагала дальше. Лишь пройдя с полсотни метров, она повернулась к Царедворцеву и спросила:

– Вам когда-нибудь приходилось сожалеть о человеке, виновником смерти которого вы стали?

– Это вы о покойнике, с которым только что говорили?

– О Паше? Нет. Это мерзкий никчемный человечишко, о смерти которого никто не станет жалеть.

– Паша? Слышал о таком. Но почему вы называете его покойником? Разве он умер?

– Да. Совсем недавно. Несколько минут назад, – беззаботно ответила Татьяна.

абзац Старик внимательно посмотрел на Бачурину и понял, что та не шутит.

– Когда я говорила о вине, вспомнила об одном своем приятеле, Серже Ларисе.

– И что с ним случилось?

– Погиб в результате несчастного случая. И когда я узнала об этом, почувствовала, что в его смерти есть и моя вина.

Бачурина вновь двинулась по тропинке.

– Почему? – в спину ей спросил Царедворцев.

– Это был талантливый молодой модельер с большим будущим, – заговорила Татьяна, и ветер уносил ее слова в море. – У нас с ним были грандиозные планы, от которых пришлось отказаться ради спасения "Цесаря". Когда дела пошли совсем плохо, среди распроданных объектов оказался и Дом моды. Коллекцию Лариса попросту выбросили на улицу. Я в этот момент находилась в Москве, отлеживалась после автомобильной катастрофы, и ничего не знала.

– И что произошло?

– В тот день, когда его выкинули на улицу, Серж напился, и попал под колеса машины. Был гололед, и водитель не сумел остановиться, когда прямо перед машиной на проезжую часть вышел пьяный.

– Вы думаете, это было самоубийство?

– Какая разница? Он погиб, – Татьяна остановилась и повернулась к Царедворцеву.

– К чему вы мне это рассказываете? – спросил старик.

– Я знаю, какую роль вы сыграли в гибели Петра Алексеевича.

Иван Осипович молчал. Не было слов, чтобы ответить.

– Одного не знаю: почему вы на это пошли? – Бачурина, хоть и ниже ростом, стояла выше по склону, и поэтому смотрела на Царедворцева в упор.

Рука старика потянулась к внутреннему карману...

* * *

С башни, стилизованной под маяк, за Царедворцевым и Бачуриной следил мужчина со снайперской винтовкой. Когда старик сунул руку под пиджак, палец снайпера стал медленно и плавно опускаться на спусковой крючок. Для выстрела оставалось сделать последнее усилие, когда движение пальца остановилось. Стрелок увидел, что Иван Осипович извлек из кармана пузырек с пилюлями.

* * *

Высыпав несколько таблеток на ладонь, Царедворцев забросил их в рот.

– Пасхоев действительно мертв? Как это произошло?

– Вы слышали наш разговор.

– Ну и что?

– Для ликвидации этого мерзавца мы использовали устройство, с помощью которого Паша собирался убить меня. Только несколько перепрограммировали. Устройство поместили в радиотелефон и подменили им "Ериксон", которым пользовался Пасхоев. Когда это было исполнено, мне позвонили, подгадав момент, когда Паша оказался один.

– Что это за устройство, о котором вы говорите?

– Миниатюрная радиомина, подсоединенная к крошечному контейнеру с ядом. После сигнала микровзрыв освобождает отравляющее вещество, выбросив его в сторону жертвы. Паша думал, что, покинув Москву, сумеет спрятаться от меня. Но ошибся.

– Но почему вы убили Пасхоева и оставили в живых Оганесова?

– Паша не понимал намеков. Что касается Архитектора, то я отвечу вам словами Наполеона. Не знаю только, произносил ли он их в действительности. Я услышала их в фильме "Орел в клетке".

– Что это за слова?

– "Использовать друзей умеет каждый, использовать врагов – вот в чем секрет".

– Смерть Вадима Охотникова – тоже ваша работа?

– Мы только вывели на его след ФСБ. Но чекисты не смогли арестовать мерзавца.

– И все?

Бачурина пристально посмотрела в глаза старика:

– Мы помогли "Исповеди палача" стать бестселлером. Просто сообщили в издательство, кем на самом деле был их автор. В издательстве оказались умные люди, воспользовались намеком.

– Зачем вам это понадобилось?

– Некоторое время спустя журналисты раскопают историю охоты, которую вел на меня этот "писатель". Так что популярность "Исповеди" послужит рекламой "Цесарю". Возможно, в будущем мы опубликуем художественную версию этой схватки. Впрочем, без упоминания имен. Достаточно намека, слуха...

– Желаете использовать с пользой для себя и Охотника?

– Мертвого Охотника. И вам ведь известно, кто убил его. Но о Седом поговорим позже. Сперва я хочу узнать причину, по которой погиб Петр. Кое-что мне известно, но я хочу знать все.

– Вам лучше сразу убить меня.

– Значит, не хотите отвечать?

– Я взял грех на душу, – опустил голову Царедворцев. – И если расскажу вам о причине, получится – все зря.

– Я знаю, что не вы отдавали приказ о ликвидации Великого. Иначе Седой был бы сейчас жив.

Старик посмотрел на Татьяну. На его лице появилось изумление. Он хотел что-то сказать, передумал, резко развернулся, зашагал вдоль обрыва. Остановился. Постоял, опустив голову, и вернулся к Бачуриной:

– Что вам известно?

– Не слишком много, но вполне достаточно, чтобы разразился жуткий скандал, если я передам имеющиеся материалы в средства массовой информации.

Царедворцев долго молчал, затем с видом безгранично усталого человека кивнул головой.

– От вас этого можно ожидать. Но вы недооцениваете тех, с кем имеете дело. И тем повторяете ошибку своего мужа, – речь старика была медленной, как движения сапера на минном поле. – Скорей всего, из вашей попытки обратиться к средствам массовой информации ничего не вышло бы. Но есть некоторая вероятность, хоть и небольшая, что вы сможете преуспеть в своем замысле. Как видите, я откровенен. Насколько позволяют обстоятельства... Но даже ваша угроза, должен признать – вполне реальная, не заставит меня раскрыть все детали. Хотя бы потому, что они мне самому не известны. И, кроме того, это поставит под угрозу вашу жизнь.

– Меня теперь нелегко запугать, – усмехнулась Таня.

– Знаю. Но я знаю и то, что вы здравомыслящий человек. И, обращаясь к вашему здравомыслию, опишу некую гипотетическую ситуацию. Допустим, некоторое время назад хакеры проникли в компьютер одной из зарубежных исследовательских фирм и похитили секретные материалы. Просто так, для развлечения. Затем один из электронных хулиганов передал дискеты своему приятелю, занимающемуся авиационной тематикой. Тот, в свою очередь, оказался башковитым и предприимчивым малым и продал материалы своему бывшему научному руководителю. Когда ученый понял, какое сокровище попало к нему в руки, то в свою очередь обратился к некоему бизнесмену и был привлечен к одному очень перспективному проекту, скажем, авианесущего крейсера. Похищенные материалы подсказали нашим разработчикам несколько свежих идей, легших в основу проекта уникальной системы автопосадки на авианосец. В частности они усовершенствовали программное обеспечение бортового компьютера, позволяющее самолету сохранять устойчивость в воздухе при сверхмалых скоростях, на грани сваливания.

– Программы? Компьютеры? Не понимаю, что здесь плохого. Кроме факта воровства.

– Предположим, начало строительства крейсера, – продолжил Царедворцев, не обратив внимания на реплику Бачуриной, – намечается не раньше, чем через три-четыре года. А то и позже. А закончится еще через пять лет. В лучшем случае. Вы представляете, как далеко шагнет за это время вычислительная техника? Программы, выполненные для нынешних самолетов, давно устареют. Так что воровство, по сути, не принесло никакой пользы. А потом бизнесмен оказался на грани банкротства и обратился за помощью к иностранцам. И по иронии судьбы, к тем, у кого был похищен исходный материал.

– Что тут такого, что может обречь человека на смерть?! – не удержалась Бачурина от крика.

– Моя история не имеет отношения к Великому. Хотя ситуация сходная. Необдуманный поступок бизнесмена поставил под угрозу жизнь нескольких хороших людей и, кроме того, помешал проведению важной программы.

– Значит, это шпионская история? И никаких хакеров не было?

– Я вас сразу предупредил – история вымышленная. Я ее привел лишь для того, чтобы показать: участие в оборонных программах приносит прибыль, дает определенное влияние, но и накладывает определенную ответственность. А главное – таит в себе немалую опасность.

– Почему вы просто не запретили Великому проведение исследований?

– Разве можно было запретить что-то Петру Алексеевичу? Когда "Цесарь" оказался в сложном положении, правительство предложило кредит. Но с некоторыми условиями. Согласно одному из них Петр Алексеевич должен был передать под контроль государства исследовательский центр одного из своих предприятий. Кредитом, между прочим, занимался наш общий знакомый Гуковский. К сожалению, Великий нашел более выгодных кредиторов – американцев. Янки были готовы выложить кругленькую сумму за возможность закрепиться в этом секторе "оборонки". А это открывало им прямой доступ к материалам, о которых им не следовало знать и даже догадываться.

– Это угрожало безопасности страны?

– Самым непосредственным образом, – заверил Царедворцев.

– И Седой посчитал, что это оправдывает убийство нескольких людей?

– А разве вы сами не отдали приказ на убийство, по крайней мере, одного человека?

– Я защищала себя.

– А он... Впрочем, не буду прикрываться подчиненным. Я защищал интересы страны, миллионов ее граждан.

– Государственные интересы, большая политика... Издали это выглядит так респектабельно. Впрочем, я сама не лучше, – Татьяна вздохнула. – Почему все же Седой принял решение о ликвидации моего мужа?

– Когда Охотник в очередной раз упустил Великого, Седой понял, что ему следует вмешаться. Боялся, что Петр Алексеевич успеет подписать с американцами контракт. Это не остановило бы Пашу и Охотника, но смерть Петра уже не имела бы для нас значения. Потому Седой решил не упустить последней возможности сорвать подписание договора.

– И он передал специальную добавку Охотнику, – закончила Бачурина. – А потом избавился от киллера.

Царедворцев некоторое время помолчал, а затем признался:

– Седой не имел контактов с Охотником. До перехода в разведку он служил в подразделении "Б" КГБ СССР и получил подготовку, позволившую самостоятельно произвести акцию. При этом он был уверен, что даже в случае выявления причины аварии, подозрение падет на Охотника.

– Значит – Седой? – Бачурина впервые за все время разговора не скрыла своего удивления. – Да. Понимаю... А Охотника он убрал потому, что у того имелось алиби или объяснение на случай с "Гольфстримом". И это могло навести на след Седого.

– А как вам удалось выйти на него? – в свою очередь поинтересовался Царедворцев.

– Подразделение "Б" КГБ СССР, – ответила Татьяна Николаевна. – Англичане произвели анализ остатков вещества в обломках двигателя. Его практически невозможно было обнаружить... во времена Второй мировой войны, когда изобрели это средство. Сейчас возможности лабораторий значительно увеличились. Кроме того, "Роллс-Ройс" горел желанием оправдать свою репутацию. Обнаружив постороннее химическое вещество и определив его, англичане подсказали нам возможный источник его появления. Так мы вышли на группу "Б".

– Дальше дело техники, – кивнул старик.

– А когда вы заподозрили Седого в причастности к катастрофе? – спросила Бачурина.

– Он всегда питал склонность к силовым методам. И как-то странно себя повел, когда я попросил подготовить материалы по Охотнику и Паше для передачи Авакуму.

– Седой знаком с Шанхаем?

– Вы и это знаете?! Нет, с Лешей они не знакомы. И уже вряд ли познакомятся... Но вы напрасно намекаете, что к смерти Седого приложил руку я. Это действительно было самоубийство, а не инсценировка.

Некоторое время стояли молча. Затем Царедворцев спросил:

– Но вы понимаете, что и ваша жизнь окажется в опасности, если кто-то узнает, о чем мы с вами здесь разговаривали?

– Насчет меня не беспокойтесь. Я позаботилась о гарантиях. И если что... Вы понимаете.

– Что вы решили в отношении меня?