Текст книги "Охота на Золушку (СИ)"

Автор книги: Владимир Барт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

20

Возвращаясь после очередной вылазки в город в свое пристанище, Кумов увидел неподалеку от дома, в скверике, Шаховского, выгуливающего Бакса. Алексей, посигналил и Барин, помахав приветственно рукой, принялся тащить упирающуюся скотинку к «семерке».

– Гуляете? – поинтересовался Кумов.

– Вышли с Баксом подышать свежим воздухом и решили заглянуть к тебе, – Шаховской поправил выглядывающую из кармана дубленки бутылку "Абсолюта".

С мороза водочка пошла легко и приятно, согрела душу, разогнала тоску, не туманя мысли, не сковывая движений и языка.

Вскоре бутылка опустела. А душа требовала еще. Шанхай предложил заказать выпивку по телефону, а Ленчик все порывался сбегать в коммерческий ларек. Тут неподалеку. Кумов однако убедил Барина, что бизнесмену его масштаба не пристало бегать за бутылкой. Даже если очень хочется, а нечего. Вспомнив о своей крутизне, Шаховской согласился, что ради поддержания престижа можно немного и потерпеть. Усевшись в уголок и устроив у себя на коленях телефонный аппарат, Ленчик принялся накручивать диск, да все не мог попасть куда следует. Шанхай тем временем пошел на кухню заваривать кофе. Вслед за ним увязался и Бакс.

– Что, скотинка, жрать охота? Сейчас что-нибудь смастерим и на твою долю, – Кумов потрепал бультерьера по загривку и заглянул в холодильник.

Предвкушая угощение, Бакс облизнулся, но когда Шанхай протянул ему кусок кровяной колбасы, бультерьер разочаровано фыркнул: стоило ради этого идти на кухню. Пес осуждающе посмотрел на человека, да так, что тому стало стыдно и он тут же отрезал попрошайке кусок вареной говядины. Который сразу же был съеден.

Из зала донесся голос Барина:

– Ты этого проглота не балуй! Знаю, что сейчас он разыгрывает перед тобой комедию о несчастной голодной собаке.

Не будучи уверен, что Шанхай прислушается к его совету, Шаховской прошел на кухню и остановился в дверях.

– Ты посмотри на эту раскормленную свинью, – с ним же стыдно во двор выйти. Скоро по ступенькам не сможет спускаться.

Барин ухватил пса за уши и принялся тягать его из стороны в сторону. Бакс зарычал и сделал вид, что хочет укусить хозяина.

– Ах ты моя крысятина любимая!

Шаховской и бультерьер затеяли возню, кончившуюся тем, что Барин собственноручно отдал псу всю остававшуюся ветчину.

– Все одно нам сейчас свежей колбаски привезут, – оправдываясь проговорил он, заметив насмешливый взгляд приятеля. – Люблю я этого барбоса. Наверное, больше Витки. А почему бы нет? Тряпок он не просит, скандалов не закатывает. Жрет, правда, много. Но и я люблю покушать. Тоже грешен.

В прихожей мелодично заиграла музыка. Шанхай с удивлением узнал мелодию гимна Советского Союза.

– Это я звонок перепрограммировал, – пояснил Барин. – Класс, правда?! Узнаешь? "Союз нерушимый республик свободных схватила навеки Великая Русь..."

– Дверь открой, – напомнил Кумов. – Ты кого-то ждал?

– Доставка, должно быть, подъехала.

– Так быстро?

– А че тут особого? У нас все быстро.

Шаховской подошел к двери, спросил:

– Кто там?

– Доставка: выпивка, закуска и десерт, – последовал ответ.

Барин защелкал запорами, ногой отталкивая в сторону любопытствующего Бакса. В прихожую, потрясая бутылкой водки в одной руке и сумкой с продуктами в другой, ввалился Дима Генералов по прозвищу "Генерал" – любитель женщин и прожигатель жизни, никогда не унывающий, морально неустойчивый весельчак и пьяница, занимающийся в свободное от разгула время журналистикой вперемешку с фарцой. Как и Шаховской, Дима был старым знакомым Кумова.

– Привет, дружище, – Генералов облобызал не успевшего отстраниться Шанхая. – Чертов Барин только час назад сказал мне о твоем приезде. И видишь – я тут же примчался. И не с пустыми руками. Шнапс унд шпиц!

Дима вновь потряс сумкой, высоко подняв ее над головой. Затем указал себе за спину, на хихикающих у двери троих девиц:

– А это на сладкое.

Шаховской, заперев за вошедшими дверь, помог гостьям снять шубы, затем подтолкнул их к Кумову:

– Знакомьтесь, девочки, – это Леша, мой старый кореш. Он парень скромный, но при этом не последний человек в столице.

Улыбчивая блондинка в облегающем черном платье подскочила к Шанхаю, схватила его за локоть:

– Все, бабоньки, это мой кавалер!

– Не наглей, Танька, – осадила ее подруга, – дай человеку самому выбрать.

Барин на правах хозяина прервал обсуждение щекотливого вопроса и предложил всем пройти в столовую.

– А, может, лучше – сразу в спальню?! – хохотнул Генералов. – А впрочем, правильно – первым делом рюмка водки, а уж девушки потом. И не ссорьтесь, Лешка у нас такой парень, что его на всех хватит и еще останется.

– А мы что – хуже? – обиделся Барин.

– Да уж мы то знаем, какой ты, – вставила блондинка, продолжая тесно прижиматься к Кумову. – В прошлый раз показал себя во всей красе!

– А что – "в прошлый раз"? – поинтересовался Дима.

– Ой-ой-ой! Выпил немного лишнего – а разговоров теперь будет! – хоть Шаховской и постарался сделать вид, что слова женщины его не затронули, но, тем не менее, было заметно, как он смутился.

– Этот Казанова, – не унималась блондинка, – на той недели ввалился ко мне среди ночи на квартиру. Часа полтора бахвалился, какой он неутомимый любовник. Потом вылакал остатки принесенной с собой водки, облевал всю ванную и отрубился, даже не раздеваясь. Ни тебе любви, ни ласки!

– Вы сюда водку пришли пить или языками чесать? – поспешил Барин сменить тему разговора. – А ты, Танька, оставь Алексея в покое – никуда он не денется. И давай сваргань какой-нибудь закусон.

Гулянка быстро стала набирать обороты. На столик выставили бутылки со спиртным, закуски. А потом рюмка за рюмкой собравшиеся принялись "набирать норму".

– Тебя, Леша, и не узнать, – говорил Генералов, – набрался лоска по заграницам. Смотрю на тебя и даже сомнение берет – и ты, и не ты. На улице встретил бы – не узнал. Богатым будешь.

– Куда ему дальше. Ты бы лучше меня когда не признал, – вмешался Шаховской.

– Попробуй тебя не узнать! Один раз увидишь, всю жизнь потом морда будет сниться в кошмарных снах, – отвечал Генералов и, наклонившись к Шанхаю, прошептал:

– А ты сюда приехал по делу?

– Хочу немного развеяться.

– Да ладно... Чего бы ты еще в Ровск приперся. Совсем нас за фраеров считаешь? Сейчас у нас крутой передел идет. Великий скопытнулся, Ходосеев под себя бановский рынок тянет, Боксер тоже куски рвет. Даже Барину кой-какая мелочишка перепадает.

– Меня это не интересует.

– Конечно, свои миллионы ты заработал честным путем.

– Не в этом дело.

– А, понял: ты уже завершил стадию накопления первичного капитала. Поздравляю. Теперь респектабельным становишься? Фамилию сменил. Может, еще найдешь себе какого-нибудь знатного предка? Сейчас модно иметь родословную. Или вот – посватайся к Бачуриной. Графиня и богачка покруче западных миллионеров.

– Что за Бачурина?

– Вдова Петра Великого. Во, фамилии у людей, а?

– Вдовушка далеко, а я рядом, – блондинка обвила руками шею Шанхая. – И между прочим, мы с ней почти полные тезки.

– Только фамилии разные и репутации, – хохотнул Генералов.

– Мы все здесь со звучными фамилиями, – опять вмешался Барин. – Хотя я и не претендую на родство с аристократами. С таким же успехом я мог бы носить и фамилию Айвазовский. Леня Айвазовский – звучит?!

– Я Генералов не потому, что мои пращуры генералы. А потому, что они были крепостными или денщиками у какого-то генерала. И я унаследовал их гены. Бар и не люблю, и завидую, и ненавижу... И жить без них не могу. Как мои прадеды. Потому, что не хочу и не умею быть свободным. Хочу лишь насолить барам.

– Ты не обращай на него внимания. Его с телевидения и из газетенки выкинули. Что-то он там одобрительное о нац-социалах ляпнул.

– Это о каких нац-социалах?

– Появились у нас умники, решившие построить коммунизм для одного отдельно взятого города. А для начала стали обкладывать данью банки и фирмы.

– Рэкетиры, что ли?

Барин, вспомнив свое прошлое, скривился, размышляя: не обидеться ли на подобное сравнение. Но затем согласился:

– Своего рода. Они звонили и требовали перевести средства на счета детских домов, больниц и тому подобное. В случае отказа обещали неприятности. Пару раз побили стекла и кинули в офис одной фирмы бутылку с коктейлем Молотова. Придурков, конечно, поймали.

– Я сказал, что это был заговор рабов. Сравнил "нац-социалов" с пугачевцами и разинцами, – вставил Генералов.

– Тогда понятно, за что турнули, – улыбнулся Шанхай. – Пугачева и Разина вспоминать не стоило.

– Прав был классик: все рабы, сверху донизу. – Генералов ударил кулаком по столу. – А мы ничем не лучше наших предков. И бунт наш против существующего порядка – рабский бунт, как наших прадедов, что жгли поместья бар, а потом сидели на пепелище и думали: а дальше как? Кто укажет, когда сеять, когда пахать. Не привыкли жить свободными. Да и хлопотно это, самому отвечать за себя и последствия своих поступков. И приходили новые господа. Устраивали новые порядки. И начинались на мужицких кухоньках разговоры: а старые бары не такие уж и плохие были. И хлеб тогда дешев был, и жить было куда легче. И снова бунт, русский бунт! Черт с ним, что кровавый, обидно – что бессмысленный! Потому, что бунт рабов. Пугачевщина или махновщина – все равно. И то, и другое – восстания холопов. И "нац-социалы" от них не далеко ушли.

– Эх, русская душа – не понятна ни шиша, – заржал Барин. – Русскими жили, русскими и помрем.

– Это ты-то русский? Смесь еврея с татарином. – Генералов обиделся на то, что его перебили.

– Щас как дам по сопатке, увидишь – русский у меня кулак или нет, – потянулся через стол Шаховской.

Шанхай перехватил его руку, вложил в ладонь рюмку с коньяком и подтолкнул обратно в кресло.

– Как мне надоели эти политические разговоры, – громко заявила Татьяна, стараясь разрядить обстановку.

Бакс привстал в кресле и коротко гавкнул. Похоже, он был согласен с гостей.

– Политика для мужиков, все одно что хоккей. Столько эмоций и времени отнимает, а толку, как от козла молока, – поддержала блондинку подруга. А чтобы Генералов не вздумал протестовать, бросилась ему на шею и залепила рот жарким поцелуем.

Татьяна, тезка Бачуриной, уже разливала по рюмкам коньяк.

* * *

Домофон в прихожей призывно загудел:

– Любовь Андреевна, вам бандероль, – сообщил вахтер. Люба набросила на халат плащ и спустилась вниз. Вахтер вытащил из-под конторки пакет и протянул Ходосеевой.

– Только что принес посыльный. Я расписался за вас.

Люба разорвала оберточную бумагу и увидела под ней роскошный художественный альбом, посвященный творчеству итальянских художников эпохи Возрождения. Ни открытки, ни записки в бандероли не оказалось. В качестве отправителя указан магазин, в котором Ходосеева недавно приобрела книгу по антиквариату.

– Это я заказала книгу, и ее, наконец, прислали, – почему-то стала оправдываться женщина.

Поднявшись в квартиру, Ходосеева еще раз пролистала страницы книги, но и в этот раз не обнаружила того, что искала. И все-таки она была уверена, что подарок послан Борей.

После увлекательной экскурсии по запасникам художественного музея она часто вспоминала этого обходительного и образованного мужчину. Оказывается, и он помнил о ней. И ведь сумел узнать адрес! Женщина почувствовала непонятное беспокойство. Требовалось немедленно что-то предпринять, оставаться в четырех стенах опостылевшей квартиры было просто невыносимо.

– Пойду, прогуляюсь, – неизвестно кому сообщила Люба.

Но вместо того чтобы одеваться, отправилась в душ. Влажная, с тюрбаном из полотенца на голове она уселась перед трюмо наводить красоту. Из зеркала смотрела похожая на подростка худенькая женщина с испуганными глазами. В уголках рта и под глазами лежали тоненькие морщинки, предательские свидетели прожитых лет. Люба принялась замазывать морщинки тональным кремом. Она не слишком часто пользовалась косметикой и мазки получались неаккуратными, совсем не такими, как того желала женщина. И страшно мешало внутреннее, до дрожи в руках, напряжение. Будто после крепчайшего кофе.

Ходосеева посмотрела на полученный результат. Нет, косметика ей положительно не идет. Сейчас она выглядит как уличная потаскуха. Люба принялась стирать помаду и тени. Взглянув на разноцветные полосы на лице, почувствовала, как на глаза навернулись слезы.

* * *

Боксер размышлял. И чтобы мыслительный процесс протекал быстрее, достал из холодильника бутылку водки. А с водкой известно, как дело обстоит: раз уж открыл – надо допивать. Иначе выветрится.

В комнату вошел здоровый бугай из "торпед", охранявших авторитета.

– Там гость.

– Кто?

Молодчик назвал пришедшего. Боксер чертыхнулся, махнул шестерке, чтобы провел гостя, а сам поспешно убрал со стола бутылку.

– Что расскажешь? – в дверь шагнул уже знакомый кавказец. Снял и передал сопровождавшему его бугаю пальто, шарф и шапку.

– Ты и сам, наверное, все знаешь.

– Я знаю, что Бачурина жива.

– Это еще полбеды.

– Не понял...

– Моего стрелка сбросили с крыши высотки.

– Как сбросили? – удивился вошедший.

– Как, как... Молча!

– Может он сам... того. Оступился?

– Все может быть. Только, куда он тогда спрятал ружьецо? На чердаке его не обнаружили, вниз тоже не упало. Да и какого черта ему понадобилось на крыше?!

Гость задумался. Слишком много вопросов. Если Бекасу помогли упасть, то кто? И что произошло со снайпером? Но об этом лучше поразмышлять позже. Боксер ничего не знал о втором стрелке. И не должен был узнать.

– Слышь? А Гришин точно разбился на том самолете, с Романовым? – внезапно произнес Боксер.

– Почему спрашиваешь?

– Это вполне в его стиле: несчастный случай – и ни у кого никаких вопросов.

– Гришин не остановился бы на твоем стрелке. Добрался бы и до тебя. Да и меня не пропустил.

– Бр-р, – затряс головой Боксер, отгоняя дурные мысли. – Выпить хочешь?

– Не время.

– А по мне – самая пора, – Боксер полез за водкой.

– У тебя есть соображения по поводу того, что произошло?

Остановленный вопросом гостя, Боксер замер, держась за ручку дверцы холодильника. Внимательно посмотрел на собеседника. Медленно и с некоторой угрозой процедил:

– Появилась тут одна мыслишка.

– Не будь шизофреником, – правильно истолковал посетитель взгляд хозяина. – Мне нужна Бачурина. И если бы я решил убрать твоего урку, то сделал это после того, как он выстрелил по мишени.

– А я вовсе и не о тебе говорил, – дал попятную Боксер.

– Тогда кого?

– Не хочу зря языком трепать. Надо сперва проверить.

– Ладно, – заторопился гость. – Мне еще надо сделать несколько звонков.

– Можешь воспользоваться моим телефоном.

– Чтобы завтра с утра милиция читала распечатку моих разговоров?

– Ты нас за лохов не держи. Шифраторы, дешифраторы – у нас с этим все в порядке.

– Не сомневаюсь. И все равно должен откланяться.

– Тогда наше вам с кисточкой. Жердь, проводи.

* * *

Продолжение вечера Шанхай помнил урывками. Он жадно припал ко рту Татьяны, ощущая губами прикосновения ее языка, при этом они медленно кружили посреди зала под музыку... А может, все было несколько иначе: вначале танцевали, а затем принялись целоваться. Потом Кумов и женщина оказались в темной комнате. Она извивалась под ним, требуя чтобы партнер не останавливался. Еще, еще! Мало любви, мало наслаждения! Больше! Еще больше! Шанхай полностью отдался сексу. Все в мире стало неважным, кроме женщины под ним, ее грудей, бедер, ее лона. Он мял ее тело, входил в него все глубже и глубже, изливая накопившееся напряжение. Волна оргазма бросила его в вязкий колодец изнеможения. Женщина оплела его руками и ногами, не желая отпускать, стремясь продлить сладкий миг. Впилась ногтями в спину мужчины, оставляя на ней кровавые полосы.

Не давая себе расслабиться, Шанхай перевернул женщину на живот и вновь вошел в нее. У Татьяны к этому моменту уже не оставалось никаких сил, она могла лишь слабо стонать от получаемого удовольствия, полностью поглотившего и растворившего в себе ее личность, ее волю. Не осталось ничего, кроме ощущения самки, находящейся в полной власти самца, и покорной истомы.

В какой-то момент к ним присоединилась брюнетка, имени которой Кумов никак не мог вспомнить. Татьяна не стала разыгрывать ревность – появление в постели еще одной партнерши позволило ей несколько прийти в себя и перевести дух.

Даже вдвоем женщинам пришлось потратить немало сил и проявить изрядную изобретательность, чтобы утихомирить бушующие гормоны Шанхая.

Под утро, лишившись последних сил, они успокоились.

– Когда у тебя в последний раз была женщина? Сколько же ты это копил? – прежде чем уснуть, пробормотала Таня.

* * *

Несмотря на бурно проведенную ночь, Кумов проснулся затемно. Стараясь не разбудить спящих рядом женщин, сполз с постели, оделся, не включая свет. Выскользнул из комнаты.

В прихожей достал из своей сумки теплую спортивную куртку и вязаную шапочку. Где-то скрипнула дверь, застучали когти, и в коридор из-за угла вышел Бакс. Хрюкнул, желая доброго утра, и строго уставился маленькими глазками на человека, недоумевая, куда тот собрался в столь ранний час. Поразмыслив, бультерьер подошел к стоящей у двери тумбочке и стащил зубами поводок.

– Предлагаешь взять тебя с собой? – догадался Шанхай. – Что ж, пойдем, если только обещаешь вести себя прилично и не гоняться за кошками.

Улица встретила освежающим морозом и тишиной. Шанхай вздохнул полной грудью, постоял несколько минут, прислушиваясь к ощущениям внутри себя и чувствуя, как улетучивается туманивший до сих пор голову алкоголь. Затем слегка дернул Бакса за поводок:

– Ну что, пробежимся?

Темные улицы, освещаемые редкими фонарями, были пустынны. Мужчина и собака пробежали несколько кварталов вдоль проспекта Лермонтова, свернули в одну из подворотен и дворами выбежали к Ботаническому парку, раскинувшемуся на склонах огромной балки.

Если кто-то и следил за квартирой Шаховского, то преследовать Кумова по выбранному им маршруту было бы затруднительно. Шанхай прикинул, сколько "топтунов" потребовалось в этом случае для скрытного наблюдения. По грубым оценкам выходило больше десятка. Плюс конспиративные квартиры, автомобили, специальная аппаратура. Одним словом, операция по наружному наблюдению вылилась бы ее организаторам в кругленькую сумму. Трудно предположить, чтобы местное управление внутренних дел или госбезопасности были в состоянии выбросить на ветер бюджетные денежки, ради неопределенного результата. Кумов – не та фигура. Ну, а если вдруг его все же посадили на "короткий поводок", будет полезным узнать это как можно раньше. Но нет... Пробегая мимо одиноко стоящей в парке скамейки, Шанхай заметил рядом с ней пустую банку из-под пепси. Это был знак, что слежка за ним не ведется.

Кумов остановился рядом со скамейкой, достал из кармана шоколад. Откусил большой кусок, дал несколько долек бультерьеру, тот мигом слизнул их с ладони и принялся из всех сил вилять хвостом, выпрашивая лакомство. Вдвоем они быстро расправились с плиткой "Наполеона". Бросив в сугроб смятую обертку, Шанхай и Бакс потрусили обратно.

В смятой бумажке была завернута зашифрованная записка, предназначавшаяся одному из помощников Шанхая. В конце концов, в Ровск он прибыл не ради отдыха.

21

Андрей Дмитриевич прошел через боковой вход мимо скучающих охранников, поднялся на второй этаж.

– Где сейчас Татьяна Николаевна? – спросил Гайнанов у худенькой девицы, вышедшей ему навстречу.

– В спальне. Она ожидает вас, – ответила Ира, освоившаяся с ролью секретаря.

Андрей удивился. Для послеобеденного отдыха – слишком поздно. Для того чтобы укладываться на ночь – рано. Что-то случилось?

Бачурина лежала в постели. Вид у нее был неважный: бледная, похудевшая, с темными кругами под глазами. Два дня назад, когда Гайнанов видел Татьяну в последний раз, она все еще себя плохо чувствовала. Вчера они разговаривали по телефону, и графиня заверяла Андрея, что совершенно выздоровела. Да и сегодня днем в телефонной беседе Бачурина не упомянула о недомогании. Но внешний вид ее свидетельствовал об обратном. Особенно почему-то поразили Гайнанова руки, лежащие поверх одеяла, – белые, с бледно-голубыми жилками под тонкой кожей.

– Печальное зрелище? – произнесла Бачурина, перехватив его взгляд.

Усевшись в кресло у постели, Гайнанов принялся нести утешительную чепуху, понимая, что его оптимизм не слишком убедителен.

– Андрей, у тебя были какие-то важные вопросы ко мне, – напомнила Татьяна Николаевна.

– Дела могут подождать.

– Я так не думаю. Вряд ли мне станет лучше через день или два. Поэтому давай не откладывать дела в долгий ящик.

Гайнанов откашлялся и, поставив на колени портфель, достал документы.

– Ситуация сложилась крайне серьезная. Для завершения ряда крупномасштабных программ, начатых Петром Алексеевичем, необходимы кредиты, но с этим возникли проблемы. Ряд проектов мы заморозили. Это означает неизбежные убытки, но иного выхода нет. Но мы не можем остановить выполнение всех программ, это равносильно объявлению банкротства. Кроме того, остаются срочные платежи, выплаты процентов. Кредиторы уже сейчас намекают на судебное разбирательство и наложение ареста на имущество корпорации.

– Все настолько серьезно?

– Честно говоря – даже хуже, – признался Гайнанов.

– Что ты предлагаешь?

– Мы сократили расходы, провели мероприятия по экономии средств, чтобы высвободившиеся активы направить на первоочередные задачи. В этой связи у нас возник ряд вопросов.

– Я слушаю.

– Дом моды "Контес" получил от "Цесаря" кредиты на общую сумму семьсот тысяч долларов. К сожалению, надежд на возвращение этого долга нет. Если учесть деньги, вложенные в рекламные компании, и – иные косвенные расходы, прошедшие через счета корпорации, сумма потерь вырастает до полутора миллионов.

Татьяна знала, что "Контес" обходился ее мужу недешево. Но не думала, что настолько. Названная Гайнановым цифра ее поразила.

– У нас была договоренность с Савоном об открытии совместного предприятия. Эксперты давали высокую оценку этому проекту и считали, что каждый вложенный рубль окупится.

– Это так. Но у нас сейчас нет средств на модернизацию швейной фабрики. Мы вынуждены отказать Савону.

Женщина ничего не ответила и лишь смотрела на противоположную стену, где висела картина с мрачным пейзажем.

– К нам поступило предложение продать "Контес". Вместе со зданием, в котором он находится.

– От кого поступило предложение? – едва слышно произнесла Бачурина.

Андрей назвал имя известного модельера. Сумма, которую тот предлагал, приблизительно равнялась долгу "Контес". Но выплачиваться должна была в течении полугода.

– К тому же мы избавимся от ежемесячных издержек на содержание этой убыточной фирмы, – добавил Гайнанов.

– Другого выхода нет? – с надеждой спросила Татьяна.

– Увы. Даже задержка с принятием этого решения грозит банкротством "Цесаря". Вопрос стоит таким образом: или "Контес", или "Цесарь".

– Что ж, избавимся от предприятия титулом пониже. Дом моды слишком дорогая игрушка. Но у меня к вам просьба: попробуйте договориться не о продаже здания "Контес", а о долгосрочной аренде. Дом Бачуриных должен хотя бы формально оставаться собственностью нашего рода.

– Но это значительно уменьшит сумму контракта.

– Продайте подмосковный особняк. Мне вполне достаточно городских домов. Пробежитесь по списку собственности и избавьтесь от всего, что возможно.

– Это ваше личное имущество. Не знаю, стоит ли, – с сомнением произнес Андрей.

– Я должна попытаться сделать все возможное для "Цесаря". Поэтому полученные от продаж деньги передайте через одну из моих компаний корпорации в виде кредита.

– Раз уж зашел об этом разговор... Я слышал, ты хочешь подарить часть картин городу?

– Правильней сказать – оставить себе часть картин.

– А нельзя ли с этим повременить?

– Почему?

– Хотя бы потому, что это выглядит как уступка Ходосееву, проявление слабости. Во всяком случае, многими это будет расценено именно так, что негативно отразится на репутации корпорации.

– Но есть еще какая-то причина...

– Правление рассматривало возможность использования коллекции в качестве залога для получения кредита.

– И кто же это предложил?

– Лебединский. У него и клиент имеется.

– Но ты против? – высказала догадку Бачурина.

– Я предложил Лебединскому в таком случае также внести посильный вклад в дело спасения корпорации и заложить свои дом и авто.

– Валентин Валентинович, как я понимаю, не согласился с подобным предложением.

– Тем не менее, меня обязали передать предложение Лебединского. Я против этого залога, но мы не можем позволить себе показать слабость. Тем более, перед таким типом как Ходосеев.

– Я учту твои соображения. Попробую устроить все так, чтобы мой дар укрепил позиции корпорации, а не наоборот.

– Тебе решать.

– Что еще? Может, есть иные пути выхода из кризиса, кроме продажи коллекции?

– Все тот же Лебединский постоянно твердит о продаже акций "Химволокна" и "алюминиевого" пакета акций. Ко мне тоже подваливали сомнительные личности, намекая, что я должен повлиять на вас и ускорить эту продажу.

– Сильно давят? – Бачурина не скрывала тревоги. Андрею показалась, что она в первую очередь беспокоится не за бизнес, а за него, Гайнанова.

– Наседают. Но это не слишком интересная тема для разговора.

– Может, тебе требуется помощь Кузнецова?

– В телохранителях пока не нуждаюсь. Но все равно, спасибо за предложение. Что касается пакета акций, о котором мы говорили, то появилась возможность не продать, а передать его в залог. Это позволило бы корпорации получить некоторую передышку.

– Дайте и мне передышку, – внезапно взмолилась Бачурина и откинулась на подушку.

Гайнанов посмотрел на женщину. Она лежала с закрытыми глазами, почему-то закусив губу. В его душе поднималась волна жалости. Он помнил Бачурину, еще недавно щедро обласканную Фортуной, имевшую все, о чем только может мечтать женщина: красоту, молодость, богатство, всеобщее преклонение. Теперь она вдова, оказавшаяся перед угрозой разорения. Что же касается красоты,.. Смерть мужа и болезнь будто состарили ее на десяток лет. Это была уже не та принцесса, которую помнил Гайнанов.

– Когда я должна дать ответ?

Вопрос застал его врасплох.

– О залоге? – переспросил он. – Если вы решились на продажу части личного имущества, то с решением можно повременить. Но не слишком долго.

– Месяц?

– Месяц, пожалуй продержимся, – согласился Гайнанов.

– Андрей, а почему Зотов послал именно тебя с этим разговором? Ведь подобные вопросы в его компетенции? – Таня повернула голову и смотрела на посетителя в упор, вызывая его на откровенность.

– Наверно потому, что считает наши отношения товарищескими.

– И ты по-прежнему мой друг, – это прозвучало не то как утверждение, не то как вопрос.

– Разве есть какие-то сомнения? – удивился Андрей.

– Никаких.

Последнее слово Бачурина произнесла как-то глухо, с непонятной интонацией. Он еще более внимательно посмотрел на нее:

– Что-то случилось?

Бачурина слабым движение указала на тумбочку, где лежала тоненькая папка:

– Полюбопытствуй, что доброжелатели прислали по факсу.

В папке оказалась копия газетной статьи, по всей видимости, на французском. Гайнанов, с его знанием языка, не мог прочитать текст, но он сразу узнал фотографию, где они с Бачуриной были сняты на веранде парижского кафе. Андрей сразу почувствовал недоброе.

– Что пишут? – осипшим голосом спросил он.

– Что ты мой любовник и наша связь началась еще до смерти Великого. Что мы устраивали свидания в Париже. В убийстве Петра нас прямо не обвиняют, но намекают.

– И что теперь? – Гайнанов живо представил, как его изгоняют из "Цесаря" ради доброй репутации Бачуриной.

– Наши противники допустили ошибку, поторопившись прислать копию статьи из парижской бульварной газетки. Теперь мы можем подготовиться.

– К чему? – удивился Андрей Дмитриевич.

– К появлению перепечаток в нашей прессе. Не скажу о московских изданиях, но ровские, которые держат еще сторону Ходосеева, не сегодня-завтра преподнесут своим читателям "сенсацию".

– И как я должен встретить ее появление? – спросил Гайнанов. Кажется, вновь возродилась надежда остаться на высокооплачиваемой должности.

– С достоинством. Подготовь жену, продумай свою линию поведения. Посоветуйся с Зотовым. А чтобы показать тебе, что и после появления пасквиля мое отношение не изменилось, я решила отдать в твое подчинение информационную службу корпорации.

– Информационную службу? – переспросил Гайнанов.

– Я решила расчленить детективное агентство. Макс Кузнецов с охранным подразделением останутся при мне, а Сирота перейдет под твое начало. Мне все равно ни к чему промышленная разведка, она и так практически работает на тебя и Зотова. Кроме того, руководство такой структурой усилит твое влияние в корпорации и в дальнейшем ты сможешь предупреждать провокации, подобные сегодняшней.

– Постараюсь оправдать доверие.

– Я знаю, что могу положиться на тебя. И у меня к тебе просьба.

– Какая?

– Пользуйся служебным автомобилем...

– Приходится. Ведь моя машина до сих пор в ремонте.

– Но тебе еще нужен телохранитель. Ведь Зотова сопровождает телохранитель.

– Ему положено, он член Правления и директор. А я всего лишь зам.

– Но ведь с этого момента и твой статус в корпорации повысился, – напомнила Бачурина. – Если не против, я сама распоряжусь о необходимых формальностях.

– Не стоит, отдыхай и набирайся сил. Я скажу, чтобы тебе пока перестали привозить документы на ознакомление.

– Право не стоит. Это ведь совсем небольшой объем информации. Основной поток поступает ко мне через корпоративную компьютерную сеть. Сейчас я просто приказала ее не распечатывать. Все равно это никак не влияет на ход дел в компании. А вот если ко мне перестанут привозить копии решений Правления и Директората, это сразу будет расценено как ухудшение моего здоровья.

– Если не секрет, что тебя беспокоит? Я имею в виду здоровье.

– Пустяки.

– Ну все же?

– Кое-что по женской части... Одним словом, не тема для разговора с джентльменом. Поэтому давай поговорим о чем-то другом.

Выйдя из особняка на уличный холод, Гайнанов зябко поежился. Он пожалел, что отпустил машину. Что ж, придется прогуляться до дома пешком.

В кармане пальто приглушено пискнул сотовый телефон. Андрей приложил к уху аппарат и шагнул с тротуара за рекламный щит, пытаясь укрыться от пронзительного ветра.

– Какое она приняла решение? – послышался из микрофона знакомый голос.

Гайнанов повел глазами по окнам домов с противоположной стороны улицы. Откуда-то оттуда за ним наблюдали, иначе, как бы узнали, что он вышел из дома Бачуриной?

– Попросила месяц на размышления, – не без злорадства сообщил Андрей трубке.

– Понял, – буркнул невидимый собеседник.

А вы думали, сволочи, что плод созрел и готов сам упасть к вам в руки? Ждите! Гайнанов чувствовал удовлетворение, будто это он проявил твердость и готовность к борьбе, по сути, отвергая предложение о передаче акций "Химпрома". А разве не так? Теперь он не тот, что был еще час назад. Он становится фигурой. А с этими... Гайнанов вновь посмотрел на окна. С этими надо будет пересмотреть соглашение.