Текст книги "Охота на Золушку (СИ)"

Автор книги: Владимир Барт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

* * *

Тормис смотрел из окна особняка на разговаривающих у подъезда Зотова и Гайнанова, когда к нему подошел Рейн. По суетливым движениям врача и его озабоченному виду Ян понял, что Рейн получил результаты анализов и, похоже, обнаружил в них нечто необычное.

– Присаживайтесь, доктор, – предложил Ян Эдуардович и сам уселся напротив.

– Следует произвести повторные, более тщательные анализы, – поблескивая линзами очков, проговорил врач. – Но и на основании полученных общих анализов я могу сделать предварительный вывод...

Несмотря на свою хваленую невозмутимость, Тормис даже подскочил в кресле:

– Вы уверены, что правильно... э, поставили диагноз?

То, что сообщил доктор, оказалось куда более важным, чем крах надежд сторонников Бачуриной в "Цесаре".

Рейн достал из внутреннего кармана специальный чехольчик с бархоткой и принялся протирать очки. Выждав продолжительную паузу, достаточную, чтобы собеседник осознал глупость своего вопроса, доктор наконец ответил:

– Я, конечно, не специалист в данной области. Но моих скромных знаний вполне достаточно, чтобы поставить, как вы выразились, диагноз. Подождите результатов повторных анализов и убедитесь в верности моего предположения.

Ян Эдуардович успел оправиться от поразившей его информации и принять решение. Его голос прозвучал необычайно жестко:

– Вне зависимости от того, правилен ваш диагноз или нет, никаких разговоров на эту тему вести не следует. Кандидатуры врачей, которых собираетесь пригласить для консультаций, согласуете со мной. Все, что касается обследования Бачуриной, должно быть засекречено.

– В этом есть надобность? – Рейн удивленно моргал за стекляшками очков.

– Это не только медицинская проблема, – грустно улыбнулся Тормис. – С Бачуриной я переговорю сам.

* * *

– Андрей Дмитриевич! – из темноты перед Гайнановым неожиданно вырос парень в кожаной куртке.

Гайнанов удивился: кому он мог понадобиться? Кроме того, он никак не мог припомнить этого человека. Но разве упомнишь всех в корпорации...

– С вами хочет поговорить старый знакомый, – сообщил незнакомец, загораживая путь.

– Какой знакомый? У меня сейчас нет времени на разговоры.

– Вам придется найти это время.

Гайнанов обратил внимание на руку, которую тот держал в кармане, и правильно истолковал сказанное. Тем более, что к ним подъехала машина, в которой, несомненно, сидели сообщники настырного молодца.

Цена короны

17

Едва проснувшись, несмотря на плохое самочувствие и еще более плохое настроение, Бачурина потребовала утренние газеты. Ее интересовало, как пресса осветила вчерашнее собрание акционеров «Цесаря». Увиденное в газетах не способствовало улучшению настроения. Тон большинства публикаций был пренебрежителен и одновременно агрессивен. Крах еще одной «пирамиды» – общее резюме статей. Пролистав очередную газету, Татьяна уже хотела отложить ее в сторону, как вдруг наткнулась на заметку, помещенную рядом со статьей о «Цесаре». В ней живо описывалась бытовая сценка из жизни «новых русских». Молодящаяся красотка, успевшая с утра перебрать коньяку, старательно извергает на свет Божий содержимое своего желудка. И происходит это все посреди одной из центральных улиц города, где остановился огромный «Линкольн» богатенькой пьянчужки. А чтобы никто не мешал, ее окружили дюжие молодцы с выпирающими из-под пиджаков пистолетами. Чуть ниже – обзор корреспонденции газеты, посвященный задержке выплат зарплат медикам, педагогам и прочим слоям трудящегося населения.

Героиня заметки не была названа по имени, но в Ровске лимузин "Линкольн" имелся лишь у Бачуриной. Кроме того, материал располагался следом за статьей о "Цесаре", в которой прямо говорилось, что Татьяна Николаевна отсутствовала на заседании "по невыясненным причинам". Так что догадаться, о какой "пьянчужке" идет речь, пытливому читателю не составляло труда. Особенно уязвило Татьяну слово "молодящаяся".

Она в сердцах швырнула газету на пол:

– Макс, вы можете узнать, кто автор этого пасквиля? – спросила она у телохранителя, заглянувшего на шум.

– Я сейчас приглашу Тормиса, поговорите с ним, – отвел глаза парень.

Ян Эдуардович не заставил себя ждать. Он поднял с пола газету и, аккуратно сложив ее, прошел к креслу:

– Вижу, успели ознакомиться. Сами виноваты. Кузнецову я уже сделал замечание.

– Замечание? Максу? За что?

– Непродуманными действиями вы не только подвергли свою жизнь опасности, но и наиглупейшим образом подставились.

– Вы считаете, нарочно?!

– Вы допустили ошибку, Макс не сумел предостеречь от нее. А я указываю на допущенную вами оплошность. Вот и все.

– Ну ладно, я хочу знать имя автора этого произведения.

– Вы имеете в виду всю подборку публикаций или какую-то определенную статью?

Бачурина удивленно посмотрела на собеседника. Она как-то упустила из виду, что все публикации, несмотря на разных авторов, но могут исходить из одной инстанции.

– Вы знаете, кто за этим стоит? – поинтересовалась Татьяна.

– Ходосеев. – коротко ответил Ян.

Бачурина задумалась. Она была осведомлена о застарелой вражде между Великим и ровским мэром, но не могла допустить, что в неприязни можно опуститься до заведомой клеветы. Впрочем, в войне все методы дозволены. Ослабление "Цесаря" означало усиление позиций ровского мэра. Поэтому, как знала Татьяна, Ходосеев и проводил среди акционеров корпорации "разъяснительную" работу.

– Мне стало плохо, – оправдываясь, проговорила Таня. – Что же, умирать надо было в этой машине?

– Умереть вы могли, покинув машину. И это несмотря на предупреждение, которое я сделал вчера вечером.

– В тот момент я совершенно забыла и о Боксере, и о заговоре...

– Это не оправдание. Следовало вызвать врача, едва заметив признаки недомогания. Возможно, тогда вы не потеряли бы сознание прямо на улице, а мы – сумели найти безопасный способ доставить вас в "Цесарь".

Упреки Тормиса были справедливы. Но какая женщина допустит, чтобы последнее слово осталось не за ней?

– Насколько я понимаю, в настоящий момент Ходосеев является нашим основным противником. Уверена, что у вас есть на него досье. Я хотела бы ознакомиться с материалами на мэра. Будьте добры, принесите их мне и, пожалуйста, в полном виде. Без купюр.

Тормис ушел, оставив приказание Бачуриной без комментариев. Но не успела за ним закрыться дверь, как в комнату заглянул Кузнецов.

– Татьяна Николаевна, Ян и вам высказал свое "фэ"? Знали бы вы, как мне досталось!

– Ты тоже считаешь меня виноватой во вчерашнем? – поинтересовалась Бачурина.

– Как вам сказать... В основном это моя вина. Останавливаться на улице – действительно большая глупость. – Кузнецов помолчал и добавил: – Там, где идет большая игра, нет места обычным человеческим слабостям.

– Это твои слова? – удивилась Бачурина.

– Нет, – признался Макс. – Наждак вчера распекал.

– На него похоже, – согласилась Татьяна.

Когда Тормис вернулся в спальню, он застал Бачурину уже одетой.

– Ян Эдуардович, – примирительно проговорила она, – давайте не трепать друг другу нервы. Предстоит еще долгая совместная работа и поэтому я предлагаю вам заняться моим образованием. Я должна знать хотя бы азы этого вашего оперативного искусства. Чтобы в дальнейшем не допускать ляпсусов.

Тормис, ожидавший, что женщина станет капризничать и донимать его колкостями и придирками, сумел лишь выдавить из себя нечто, означающее согласие. Но затем вновь нахмурился и пробурчал:

– Разве Рейн уже разрешил вам покидать постель?

– Я чувствую себя почти в норме. Между прочим, мне так никто и не сказал, в чем причина недомогания.

– А куда подевался Гайнанов? – спросил Тормис, пытаясь перевести разговор на другую тему.

– Андрей с Аркадием Константиновичем вылетели в Москву. Зотов попытается вдохнуть уверенность в наших московских союзников, а Гайнанов – выйти на Гуковского. Великий с помощью этого чиновника выбивал у правительства кредиты. Может, и нам повезет. Но вы не ответили на мой вопрос.

– Увольте, Татьяна Николаевна, я не привык сообщать людям подобные известия. Пожалуй, вам лучше поговорить с Рейном.

– А он отсылает меня к вам. Итак, Ян Эдуардович, я жду.

* * *

После знакомства со Свиридовой, у которой она стала часто бывать, Люба вновь вспомнила о своем увлечении живописью. Она даже достала давно заброшенные рисовальные принадлежности и набросала несколько рисунков. Однако прежних навыков вернуть не удалось. Рисунки были неплохими для дилетанта, но совсем не передавали настроение, которое хотела вложить в них Ходосеева. Да, шанс проявить себя художницей она давно утратила. Не начинать же в сорок пять с самого начала. Пришлось ограничить свое увлечение приобретением художественных альбомов. Она стала завсегдатаем художественных салонов и книжных магазинов. А с покупками шла к Свиридовой, где часами листала книги, пока художница работала над очередным полотном.

Однажды, рассматривая полки книжного магазина, Ходосеева услышала за спиной:

– Любочка! Какая встреча!

Оглянувшись, она заметила свою сокурсницу Катю, которую не видела уже двадцать лет и, честно говоря, готова была не видеть еще столько же.

– Я слышала, твой Женя карьеру сделал? – защебетала однокашница.

Люба напряглась: не хватало еще, чтобы эта дура произнесла на весь магазин должность мужа. Но та не стала развивать тему мужниной карьеры, перескочила на себя, потом на общих знакомых, затем на книжные новинки.

– Прекрасную книгу ты купила, – похвалила Катя, рассматривая том, который Ходосеева держала в руках. Это была "Иллюстрированная энциклопедия антиквариата".

Ходосеева думала, что сейчас последует фраза типа "у богатых свои причуды" или "конечно, ты себе можешь это позволить". Но обманулась. Катя произнесла совсем иное:

– Если действительно интересуешься антиквариатом и вообще искусством, тебе обязательно нужно познакомиться с Борей.

Люба не успела даже поинтересоваться, кто этот Боря, а сокурсница уже призывно махала рукой:

– Подойди сюда.

Боря оказался весьма импозантным мужчиной приблизительно одних лет с Ходосеевым. Он подошел, продолжая листать только что приобретенную книгу по искусству средневековой Европы. Люба обратила внимание, что книга написана на английском языке.

– Уткнется в книгу и света Божьего не видит, – сварливо, но в тоже время не без гордости произнесла Катя. – Боря, я хочу тебя познакомить со своей институтской подругой. Это мой кузен, между прочим, профессор Стокгольмского университета. Большой умница.

– Оставь – сглазишь, – отмахнулся Борис. – А вы, как вижу, тоже интересуетесь красивыми вещами. Или купили кому-то в подарок? Занимательная книжица.

В его словах сквозила дружелюбная снисходительность, с которой профессионалы обычно беседуют с любителями.

– Вот он всегда такой – все внимание на книги. Боря, разреши тебе напомнить, что перед тобой привлекательная женщина.

– Вы действительно профессор Стокгольмского университета? – поинтересовалась Ходосеева не без некоторого удивления.

– Да, читаю лекции по истории российского искусства. Всего несколько в год. Это дает небольшой приработок и право козырять профессорской должностью.

– Вы больше похожи на киноактера, – невольно признала Люба.

– Это, как говорят мои студенты, благодаря прикиду.

Таких привлекательных мужчин, как Борис, Ходосеева действительно встречала не часто. Среднего роста, не красавец, но в тоже время с какой-то изюминкой. Чем-то похож на Клинта Иствуда, только значительно моложе. Прическа ухоженная, видно, что потрудился настоящий мастер. Одежда модная и в то же время вполне консервативная – несомненно из дорогого магазина: из-под распахнутого длиннополого осеннего пальто выглядывал отлично скроенный костюм. Обувь сияла, будто мужчина прилетел в магазин по воздуху, а не пришел, как все, по слякоти. Но главное – глаза, светящиеся умом и волей, и в тоже время удивительно мягкие.

– Вы, как вижу, сомневаетесь в том, что я искусствовед, – усмехнулся Борис. – Что ж, сегодня я договорился со своими друзьями из музея художеств, что покажу сестре некоторые картины из запасников. Если хотите, можете пойти с нами.

Ходосеева хотела отказаться, но неожиданно для себя согласилась. Это было второе замечательное знакомство за последние десять дней. Но Свиридовой она о нем не рассказала.

* * *

Развалясь на заднем сидении «Мерседеса», Гуковский назидательно втолковывал Гайнанову, расположившемуся у противоположной дверцы машины:

– Поверь мне, женолюбие не является грехом. Примеры тому – мудрый царь Соломон и наш равноапостольный Святой Владимир.

Андрей Дмитриевич, еще помнивший кое-что из школьного курса истории, возразил:

– Владимир с принятием христианства отказался от многоженства.

– Что не мешало ему каждую ночь укладывать в постель свеженькую девку. Наши предки знали, что делали. И ты поступил совершенно правильно, взяв молодую жену. Но если желаешь стать долгожителем, надо окружить себя целым гаремом нимфочек.

Гайнанов взглянул на собеседника. Многочисленные любовные связи, если это действительно правда, а не слухи, престарелому ловеласу явно не пошли на пользу. За последний год Гуковский сильно сдал. Да и пьет он больше, чем следует... Но вместо этого Андрей произнес очередную банальность:

– Я так и поступаю. "Cвою маю, i чужих не минаю".

– Не-е, это не совсем то. Вы, молодые, копите любовниц, занося их в список побед и растрачивая на девок миллионы. Не содержать их надо, а держать рядом с собой, тогда веселые и свеженькие девочки отдадут тебе часть своей энергии.

– Ваши слова пристали бы какому-нибудь вампиру, – усмехнулся Гайнанов. – Кровь пить еще не пробовали?

Гуковский пронзительно рассмеялся:

– Это мысль. Но есть одна закавыка: наибольшей энергией обладает чистая кровь девственниц и младенцев. Это знал еще Жиль де Ре.

– Время Синей Бороды, слава Богу, прошло.

– Ты так думаешь? Хочешь, назову настоящих упырей? Это твои холодные светские красавицы, звезды эстрады и кино. Вот они подлинные вампиры. Все соки из тебя высосут. И обходятся дорого. От таких надо бежать, как черт от ладана. И дело тут не в возрасте. Старость не означает ограничений на секс. Просто изменяется подход.

– Старый конь борозды не портит?

– Вот-вот. Не помню, где я вычитал фразу: "Я буду ощущать себя мужчиной, пока у меня есть хоть один палец". – Гуковский засмеялся старческим дребезжащим смехом. – Кажется, сказал Илья Эренбург. Оценить это я сумел лишь недавно. Когда на смену юношеской пылкости пришел опыт.

Машина въехала на территорию загородного дома Гуковского. Раньше эта дача принадлежала какому-то государственному ведомству. Десять гектаров леса оградили высоким глухим забором, за которым построили комплекс зданий. Задумано было великолепно, а получилось по-русски: с размахом, но до жути неуютно. А может, это сделали намеренно. Ведь строился объект в сталинские времена, а Вождь любил зловещие намеки. Недаром большинство госдач высших сталинских сановников несут в своей архитектуре что-то от учреждения или тюрьмы. Словом, не дача, а казенный дом. Это впечатление складывается из множества малозаметных деталей: оттенков краски, раз и навсегда утвержденных хозупром, стандартным набором казенной мебели, инвентарной бирочкой на пальме. Все было основательным, крепким, но каким-то ненастоящим, как реквизит в театре. Множество мелочей постоянно напоминало временщикам, что они целиком и полностью зависят от Хозяина. Стоит тому сменить милость на гнев, как интерьер мгновенно изменится. И чиновник, даже не выезжая с дачи, окажется в своеобразной тюрьме, рассчитанной на одного узника. Тюрьме пока еще комфортабельной, но со всеми присущими пенитенциарному заведению атрибутами: высокими заборами, овчарками, охранниками у ворот. Потому и стулья здесь жесткие, чтобы не только головой, но и задницей чувствовали, чем на самом деле являются их наркомовские посты.

С крушением империи значительную часть госдач растащили в приватную собственность чиновники разных рангов. Нынешние и бывшие.

Отхватил свой кусок пирога и Модест Семенович. И начал обустраивать новое владение. Не ограничившись заменой мебели и частичным залатыванием дыр, он подверг здание капитальной реконструкции. Только на черепицу из Германии потратил столько, сколько обычный инженер не зарабатывает за всю жизнь. Зато домик получился – игрушечка. С английским парком, с аккуратно подстриженными лужайками, по которым бродили павлины, с зеркальным прудом. В его водах отражалась белоснежная беседка с подпирающими купол дорическими колоннами – единственное, что осталось от некогда стоявшего здесь барского имения.

Сейчас на даче опять воцарилось запустение. В былые времена порядок здесь поддерживали четыре десятка постоянных работников – охранников, поваров, садовников, плотников. Осталась лишь экономка, приезжающая через день, да дюжина охранников, дежуривших попарно у ворот. Два года назад, после смерти жены, Гуковский потерял интерес к имению, которое мечтал превратить в родовое гнездо, и целый год оно простояло пустым. Теперь Модест Семенович наезжал сюда едва ли не ежевечерне, чтобы провести ночь с очередной "очаровательницей" или устроить настоящую оргию. Все условия для этого имелись: закрытый бассейн, сауна, множество просторных спален. И главное, удаленность от посторонних глаз.

Вот и сейчас Гуковский ехал отдохнуть и расслабиться. А заодно прихватил и Гайнанова, подкараулившего старика в приемной министра.

Едва Андрей Дмитриевич и Модест вышли из "Мерседеса", как тот развернулся и уехал. Мужчины прошли в огромный парадный зал, наполненный золотым солнечным светом. И здесь на них налетела стайка красоток, одетых в нечто прозрачное и неосязаемое. Две девицы повисли на Гайнанове, а три принялись увиваться вокруг хозяина дома.

– Ну, ну, баловницы, – посмеиваясь и похлопывая девушек по мягким местам, приговаривал Модест. – Дайте хотя бы выпить с дороги. Я уж не жду, чтобы нас накормили.

Прелестницы тотчас повлекли мужчин в столовую.

– А это, девочки, Андрей Дмитриевич Гайнанов, прошу любить и жаловать, – по пути представил гостя Гуковский. – Мужчина он молодой и крепкий. Может, кому из вас понравится, так уж постарайтесь ему приглянуться... Он человек не жадный.

– Ну каковы красавицы? – Гуковский теперь принялся расхваливать и обратил глаза на девиц. – Обрати внимание на груди. Попробуй ягодицы – как литые.

– Действительно хороши, – согласился гость, убирая руку одной из девиц со своей ширинки. Не потому, что это было неприятно, а просто мешало движению.

* * *

Давненько он так не парился! И уж было не без греха. Разморенный паром и любовью, Гайнанов раскинулся на дубовой полке. Чуть в стороне в живописных позах, расположились трое девушек. Четвертая красотка улеглась в ногах банкира, пытаясь ласками пробудить в нем любовный огонь.

Из белых клубов вышел в наброшенной мокрой простыне Гуковский. Он парился в соседнем отделении со своей пассией.

– Что притихли? – Гуковский пошлепал по плоскому животу одну из девушек и, не дожидаясь ответа, направился к полке, на которой лежал гость.

Гайнанов пошевельнулся, делая попытку встать, но красотка удержала его рукой. Да и не было у Петра Алексеевича большого желания подниматься.

Модест подошел совсем близко. Принялся рассматривать, как девка старается раззадорить гостя.

– А ну, помогите подруге, – кликнул остальных.

Отдыхавшие нимфы вспорхнули со своих мест и поспешили на зов. Они окружили Гайнанова, принялись целовать и вылизывать, как похотливые кошки.

– Поглубже, поглубже, – Модест, взяв за волосы, несколько раз качнул голову девушки, задавая амплитуду движения. – Покажи, на что способна. Только не проглоти.

После сауны был обед. Не то чтобы пиршество, но вполне приемлемо. По принципу "Лукулл обедает у Лукулла". О чем Гайнанов тут же и заявил, стремясь продемонстрировать начитанность и сделать приятное хозяину.

– Спасибо за сравнение. Но я не собираюсь уходить на покой. И, кроме того, надеюсь, что умру в здравом уме и меня не опоят отравой слуги, – засмеялся в ответ Гуковский.

Гайнанов смешался. О Лукулле он знал лишь, что этот римлянин прославился своим чревоугодием.

Кроме обильной выпивки, обед сопровождался также и "культурной частью". Сперва одна из нимфочек показала "танец живота". А когда перешли к десерту, Гайнанов смог наблюдать профессионально исполненный стриптиз. Греховное застолье затянулось до глубокой ночи. Андрей Дмитриевич пытался время от времени завести разговор о кредите, но Модест подмигивал какой-нибудь из девочек и та уж старалась сделать так, чтобы мужчина забыл о делах.

– Пусть приезжает Танюша, тогда и поговорим. Попаримся! – куражился хозяин дома. – Давно мечтал с ней познакомиться.

Окончательно пресытившийся любовью и вином, Гайнанов к концу ужина уже ничего не помнил и не соображал.

Проснулся он в том же зале. Столы таинственным образом исчезли, лишь на полу валялись пустые бутылки. Завернувшись в простыню, в которой вышел вчера из сауны, Андрей отправился искать Модеста. Но ни Гуковского, ни его нимфочек не обнаружил. Будто привиделось ему вчера. Дом был пуст.

Свою одежду Андрей Дмитриевич обнаружил в предбаннике, где ее вчера и бросил. Одеваясь, Гайнанов заметил, что трусы измазаны губной помадой -шуточки Модеста.

У ворот особняка Андрея ожидал автомобиль, довезший его до Москвы. Гайнанов пытался дозвониться Гуковскому, но безрезультатно. Ничего не дали и поездки в министерство и домой к чиновнику. От поездки в столицу у Андрея Дмитриевича остались лишь похмелье и чувство опустошенности.

18

После своего неудачного выезда на собрание акционеров Бачурина не покидала дома на Богоявленской. Говорили, что большую часть времени она проводит в постели из-за возникших проблем со здоровьем. По крайней мере, на Богоявленскую в какой-то момент зачастили медицинские светила, обнаружившие у молодой вдовы целый букет болезней: что-то там с почками, желудком и по женской части. Хотя известно: были бы у пациента деньги, а уж от чего лечить, врачи всегда найдут.

Что касается попыток руководить "Цесарем", то Татьяна Николаевна перестала вмешиваться в дела корпорации. Управление деньгами и пакетом акций она доверила своим конфидентам Зотову и Гайнанову. И правильно: бабам нечего делать в большом бизнесе.

* * *

Тормис застал Бачурину перебирающей на своем столе многочисленные папки.

– Я могу вам чем-то помочь?

– Вряд ли, Ян Эдуардович. Я удивляюсь, как Петру Алексеевичу удавалось управляться с такой прорвой дел.

– Может, потому, что на его столе никогда не скапливалось столько бумаг?

– Но я не успеваю даже просто прочитать поступающие документы. Не то, чтобы вникнуть в содержание каждого. На это уходит очень много времени.

– Разрешите взглянуть, что вам прислали на ознакомление?

– Думаю, что от начальника службы безопасности у меня не может быть секретов.

Заглянув в десяток папок, Ян сложил их аккуратной стопочкой и отодвинул в сторону:

– Татьяна Николаевна, как давно вам довелось принимать гостей?

Вопрос застал Бачурину врасплох.

– Ну, месяца полтора назад. Но какое это имеет отношение к нашей проблеме?

– Самое непосредственное. Просто я хочу привести в качестве примера праздничный ужин.

– Действительно, какие еще примеры могут убедить женщину? – не удержалась от шпильки Татьяна.

Тормис не обратил на выпад внимания и, сделав небольшую паузу, начал читать очередное поучение – занятие, которому в последние дни он посвящал немало времени.

– Все проблемы делятся на три категории: стратегические, тактические и оперативные. При встрече гостей ваша стратегическая задача – произвести на них благоприятное впечатление.

– Пожалуй, – согласилась Бачурина.

– В свою очередь, стратегическая проблема состоит из нескольких тактических. Какие блюда подавать, как сервировать стол и так далее. Допустим, у вас отличный повар и вам нет нужды вмешиваться в его работу. Он сам все сделает на высшем уровне. А вот с официантами проблема. Они поставили не тот сервиз, и стол застелили неподходящей скатертью. В этом случае приходится самой решать тактическую проблему и приказать заменить сервиз и скатерть.

– А оперативные проблемы? Что это такое?

– Оперативные? Это проблемы еще более низкого уровня: в какой прачечной была выстирана скатерть, сколько за это заплатили и каким порошком пользовались. Как правило подобные проблемы встают перед обычными домохозяйками. Но даже ваш дворецкий не часто сталкивается с подобными пустяками. Для этого есть кастелянша. Да и вам совсем ни к чему забивать голову мелочами. Приказали сменить скатерть – и довольно. Можно переходить к более важным делам.

– Но если мы отбросим в сторону пустяки, а нерешенных проблем все равно осталось слишком много?

– Стратегических проблем никогда не бывает много. А у хорошего руководителя никогда не возникнут трудности с тактическими проблемами. Официантов можно простить, если они допустили одну ошибку. Но если они повторяют ее раз за разом, значит, вам следует подумать о смене метрдотеля, дворецкого или кто там еще заведует подобным хозяйством.

– Кажется, я поняла. Я никогда не успею подготовиться к встрече гостей, если сама буду наблюдать: не пригорел ли соус, вытерта ли пыль на серванте и начищено ли столовое серебро.

– Вы уловили самую суть.

– Замечательно, когда можно положиться на слуг. А если нет?

– Надо уметь подбирать помощников. Если вы справитесь с этой задачей, то помощники помогут подобрать остальной штат.

– Но что же делать со всем этим? – Бачурина указала на горы документов на столе. – Похоже, мои помощники хотят, чтобы я совсем запуталась в мелочах.

– Для начала давайте попросим вашего секретаря разобрать папки.

– А дальше?

– Посмотрим, чем именно заваливает вас каждый из помощников.

Разговор прервал телефонный звонок.

– На ловца и зверь бежит. Это Зотов, – прикрыв трубку, сообщила Бачурина. – Аркадий Константинович, хорошо, что позвонили. Я совсем запуталась в этих бумагах. Да, я понимаю, что искусство управления – сложная наука. Мне кажется, я никогда ее не освою. Спасибо, что верите в мои способности. Здоровье? Терпимо. До свидания.

Пока Татьяна Николаевна разговаривала с адвокатом, секретарь рассортировала папки по стопкам.

– Давайте взглянем, что получилось, – предложила Бачурина.

Документы были разложены в пять стопок. Две наиболее высокие составляли папки, поступившие от руководителей корпорации, Казарина и Лебединского. Еще две, тоже внушительные – от Зотова и Гайнанова. И самая маленькая – из других источников.

– И как вы это объясните? – поинтересовалась Татьяна Николаевна.

– Все очень просто. Чем больше документов пришлют вам Гайнанов или Казарин, тем большее впечатление они пытаются произвести на вас выполняемым объемом работ. И кроме того: оказавшись погребенной под этим ворохом бумаг, вы вскоре окажетесь в зависимости от этих людей, так как не сможете обойтись без их пояснений.

– А пятая стопка?

– Это отделы и фирмы, чьи руководители не участвуют в борьбе за власть. Им незачем привлекать к себе внимание и заваливать вас бумажными Монбланами.

– Мне понятно, что движет Казариным и Лебединским. Но Зотов и Гайнанов?

– Они тоже люди. И понимают, что их теперешнее положение зависит от того, насколько вы нуждаетесь в них. Вот и стараются по мере сил укрепить свои позиции. Это вовсе не означает, что им не следует доверять. Просто не нужно передоверять им свои полномочия. Без особой на то необходимости.

– Как раз сейчас такая необходимость налицо. Но давайте посмотрим, что поступает от вас. А то все Казарин и Лебединский. С какими проблемами вы, Ян Эдуардович, пришли ко мне?

– Что ж, ознакомьтесь.

Прочитав материалы, Бачурина посмотрела на Тормиса:

– Только что вы критиковали других. А сами хотите, чтобы я занималась вашими проблемами на уровне тонкостей. Или как вы говорите – на оперативном уровне. Какой пример из хозяйственной практики вы можете привести в свое оправдание?

– Пример? Сейчас подумаю. Вот, пожалуйста... Представьте себе, что среди ваших гостей попался привередливый гурман. Но при этом – язвенник и страдает массой различных аллергий. А вам очень важно произвести хорошее впечатление именно на этого гостя.

– Представила. И что же?

– Не разумно ли будет в таком случае выяснить: какие блюда любит гурман? Какую диету ему рекомендуют врачи? И после этого обсудить меню с шеф-поваром.

– Вы и есть этот шеф-повар?

– Шеф-повар – это ваш управляющий. А я – тот, кто добывает информацию о пристрастиях важных гостей. Распорядиться же полученным знанием вы должны сами. Можете принять решение сами, а можете передать информацию, без раскрытия источника, подчиненным. Чтобы они более верно ориентировались в обстановке.

– А почему бы вашей службе на основе полученной информации не вырабатывать решения?

– Соблазн велик, но тогда получится, что хвост вертит собакой.

– Но наш век называют веком информации. Из-за огромного ее потока, обрушивающегося на людей каждый день.

– И тем не менее, заметьте, я принес вам одну единственную папочку.

– Верно, от вас поступает не слишком много бумаг. Можно подумать, вы целыми днями бездельничаете.

– А может, это свидетельствует о хорошей работе службы?

– Ну хорошо.С вами мы разобрались. А что делать со всем этим? – Бачурина указала на высящиеся на столе стопки.

– Вам уже пора формировать собственную команду. Увеличьте для начала штат секретарей. Только без лишней огласки. Пусть ваши рекруты обрабатывают весь поступающий массив данных. Таким образом будете учиться не только вы, но и они. И в "Цесарь" придете с собственным аппаратом.

– Вы еще в это верите?

– Иначе не стал бы тратить время.

– Вы оптимист, Ян Эдуардович. И если закончили лекцию, – не смею задерживать. В десять мне предстоит еще выслушивать нотации Рейна.

* * *

Проезжая мимо здания областного суда, Кумов заметил у дверей усиленный наряд автоматчиков. Неподалеку стояло несколько милицейских машин, расхаживали вооруженные патрули. Сегодня начинался суд над молодчиками, «наезжавшими» на одно из предприятий корпорации «Цесарь». Однако суд не являлся свидетельством того, что корпорация вернула себе былую мощь, – скорее наоборот. Подсудимые были неопытными «бакланами», в прежние времена не смевшими косо взглянуть даже на киоск с эмблемой «Цесаря». Но после смерти Великого эти сявки решили, что смогут поживиться наследством вдовушки и взять «шефство» над сетью обменных пунктов. Но – сразу же попались, моментально раскололись, и дело на удивление быстро передали в суд. Даже в СИЗО толком не попарились. Судебное заседание тоже не затянется. И пойдут ребятишки по этапу. Вот только сроки у них будут не детские. Налицо преступная группа, и прокурор будет только рад отчитаться о победе над ровской организованной преступностью. Получат «мафиози» под самую завязочку. Ну да такая уж доля бакланья.