Текст книги "Вариации на тему"

Автор книги: Витауте Жилинскайте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

ПАМЯТКА

Эта памятка предназначена для собаковладельцев. Предлагая ее, мы отнюдь не собираемся обижать любителей собак. Напротив, для их же собственного блага хотим попросить, чтобы они перестали бесконечно повторять то, что мы, не имеющие собак, столько раз от них слышали и уже знаем наизусть. Не возвращаясь вновь и вновь к своим извечным темам, владельцы собак сэкономили бы немало времени, которое смогли бы уделить своим же собакам.

Поэтому настоятельно просим больше не рассказывать нам следующего:

…что до тех пор, пока вы не завели собаку, вас одолевали всяческие хвори, что вы не могли заставить себя выйти из дому, а теперь волей-неволей должны выводить пса на свежий воздух, и он так вас гоняет, так тянет, что на ваше бледное лицо вернулся румянец здоровья, а из кровеносных сосудов бесследно исчез холестерин и что врач, осматривавший вас недавно, до тех пор не мог прийти в себя, пока сам не завел собаку…

…что прежде, когда в вашей семье еще не было собаки, дети росли без любви к животным и всей окружающей среде, а теперь, благодаря постоянному общению с собакой, они приобщились к деревьям, птицам, небу, звездам и даже к людям…

…что в свое время ваша жена (муж) и слушать не желали о собаке и даже ультимативно заявляли: «Или я, или она!», однако стоило им увидеть шустрый и теплый пушистый комочек, как суровость растаяла и сердце так привязалось к беспомощному щенку, что теперь они охотнее расстались бы с мужем (женой), чем с Бобиком (Жучкой, Джимом, Бимом)…

…что вам не доводилось видеть более непритязательное в пище существо… ваша собака лопает все подряд…

…что собака прекрасно понимает каждое ваше слово, и когда вы однажды бранили сына (дочь) за двойку в дневнике, собака затявкала с таким педагогическим тактом, что сын (дочь) устыдились и на следующий день принесли пятерку…

…что ваш четвероногий друг не только понимает вас с полуслова, но и читает ваши мысли не хуже самого Мессинга. Однажды вы только подумали: «Куда это задевалась вторая тапочка?», а собака уже вылезла из-под кровати, держа в пасти – как бы вы думали что? – вторую тапочку! При виде этого вас даже по́том прошибло, и с тех пор, когда собака рядом, вы, прежде чем о чем-то подумать, всегда думаете, о чем именно следует думать…

…что по ночам нарушают тишину и гадят на лестнице ваши соседи, преследуя единственную цель – скомпрометировать вашего деликатнейшего и чистоплотнейшего джентльмена…

…что раньше вас нисколько не тянуло домой, а теперь вы мчитесь к своему семейному очагу сломя голову, ибо знаете, что там, за дверью, изнывает от тоски единственное в мире существо, которое живет, дышит и гавкает исключительно ради вас…

…что чем дольше не являетесь вы домой, тем сильнее гневается и злее встречает вас жена (муж) и тем радостнее и нежнее – собака…

…и как вам жаль, что вы не современный писатель, а то создали бы роман в форме внутреннего монолога собаки…

…что намордник оскорбляет достоинство настоящего пса и что вообще намордники куда более необходимы некоторым двуногим…

…что только бесчувственные олухи стараются улизнуть от вашей собаки, когда она собирается нежно лизнуть их в лицо…

…что собака насквозь видит, чего стоит любой человек, и если она поворачивается к пришедшему в ваш дом посетителю задом или лает на него, значит, такого гостя можно смело выбрасывать с балкона десятого этажа…

…что из многих ваших званых вечеров вышел бы пшик, если бы не собака: пока она вертится вокруг стола, разговор вертится вокруг нее, и гости разбегаются по домам, повизгивая от счастья, что имели случай пообщаться с таким мудрым созданием…

…что раньше вас постоянно угнетали неприятности по работе, а теперь собака, грызя кость, напрочь сгрызает и ваши неприятности…

…что если другие собаки умеют, скажем, вытаскивать из реки брошенную туда палку, то ваша способна сама туда ее забрасывать…

…что псов такой редкостной масти и такой чистой породы, как ваш, во всем мире раз-два – и обчелся…

…что раньше, поссорившись с женой (мужем), вы не разговаривали по целым неделям, а теперь легко поддерживаете контакт через собаку…

…что прежде было очень неспокойно оставлять детей дома одних, а нынче, при собаке, их можно со спокойной совестью покинуть хоть навсегда…

…что вы не испытываете никаких затруднений от того, что собака будит вас в пять утра, даже рады этому: если бы не ее собачьи дела, вы, чего доброго, так до конца своих дней и не узнали бы, как величественны и неповторимы утренние зори…

П р и м е ч а н и е. Если вы не нарушите ни одного из пунктов этой памятки, мы в свою очередь обещаем не расспрашивать вас, куда и при каких обстоятельствах пропала ваша собака.

2
ПРЕД ЛИКОМ ТЕХНИКИ

НОЖНИЦЫ

С минуты на минуту должно было состояться открытие нового, с иголочки, еще пахнущего краской Дворца культуры. На торжество собрались все жители городка во главе с районными властями. Прибыл также почетный гость – аж из самой столицы. Местное руководство удовлетворенно перемигивалось: все шло как по маслу – девушки в национальных костюмах дарили улыбки и цветы, самодеятельный оркестр лез вон из кожи, на льняном расшитом полотенце приплыл и вновь уплыл пышный каравай с солонкой на аппетитной коричневой корочке, промежутки между торжественными речами осмысленно заполняло журчание новенького фонтана… Не был забыт и основной атрибут праздника – от колонны к колонне, преграждая вход во Дворец, тянулась голубая атласная лента.

Речи кончились. Грянул туш. Барабанная дробь возвестила о наступлении самого торжественного мгновения – глава района взял столичного гостя под руку и повел его к поблескивающей на солнышке ленте.

– Просим оказать нам честь, – не без хозяйской гордости произнес он. – Разрежьте ленточку! – и сунул руку в карман. Пошарил, полез в другой, и улыбка застыла на лице. Быстро ощупал внутренние карманы, похлопал по заднему, глаза его тревожно забегали.

Высокий гость доверчиво протянул руку, чтобы принять ножницы. Довольно долго простояв с открытой ладонью, удивленно заморгал и с достоинством скрестил руки на груди.

Обшарив карманы, районное руководство обернулось к своему помощнику.

– Есть у тебя ножницы? – прошипело оно.

Помощник растерянно оглянулся на толпившуюся за спиной начальства свиту.

– У кого ножницы?

Ответственные работники для порядка тоже пошарили по карманам, менее ответственные лишь ощупали их, безответственные равнодушно пожали плечами.

– Может, у кого-нибудь есть ножницы? – громко обратился помощник к собравшимся горожанам.

Не дождавшись ответа, он ухватил за плечо стоявшего поблизости мальчишку:

– На́ рубль, дуй в соседний дом, попроси ножницы!

Мальчишка умчался; шла минута, вторая, третья… Наконец посланец воротился.

– Не дали, – еле переводя дыхание, выпалил он.

– Как – не дали?! – не поверил своим ушам помощник.

– А так… Начнут, говорят, пировать, отдать забудут и прости-прощай наши ножницы, а их в магазине который год нету.

Гость кисло усмехнулся и отошел в сторонку, всем своим видом показывая, что не имеет к этому переполох; ровно никакого отношения.

– Есть! – просиял вдруг один из топтавшихся в группе начальства безответственных. – Ножичек у меня есть. Во какой, острый! – И он гордо протянул гостю невзрачный перочинный ножик. Тот брезгливо посмотрел на ломаную ручку и засаленное лезвие, кинул взгляд на невинную голубую ленту, оглядел ехидно улыбающуюся толпу и строго сказал:

– Я приехал сюда перерезать ленту как положено, ножницами. В конце концов, это дело принципа.

Городские руководители почувствовали себя как на горячей сковородке. За ножницами было послано уже четверо мальчишек, мало того – один шофер помчался на машине в парикмахерскую, другой – в ателье индпошива.

Снова потянулись тягостные минуты ожидания. Столичному гостю надоело стоять столбом на глазах у перешептывающихся и хихикающих горожан. Он двинулся вдоль фасада Дворца культуры. Свита поплелась следом.

– Что это за крючья из стены торчат? – заинтересовался гость, указывая на ржавые огрызки железа.

– Это… э-э… арматура… Строители обрубить не успели, торопились, – забормотал один из сопровождающих. – Но, позвольте вас заверить… завтра-послезавтра…

– А что там наверху болтается? – вопрошающий с опаской отошел от стены.

– Желобок… э-э… водоотводный желобок оторвался… Мы его завтра-послезавтра… тоже…

Процессия завернула за угол.

– А это еще что такое? – шарахнулся в сторону гость.

– Панель это… немного из стены выпала… Мы ее… э-э… завтра-послезавтра…

Гость обошел бетонную плиту и продолжил осмотр. Но на пути возникло новое препятствие. Они шли уже по задам нового Дворца.

– Это зачем?

– Ну, это поправимо… Оконная рама. Петли слабоваты. Мы ее…

Остановившись у зияющего оконного проема, гость прислушался:

– ?

– Водичка того… сочится… Трубу, понимаете, плохо сварили, вот она и… того… Но…

В самом деле – по стене растекалось темное пятно.

Когда огибали третью стену, дорогу преградила куча березовых веток. Пытаясь пробиться через них, гость внезапно ухнул вниз и провалился по пояс. Его подхватили под мышки, кое-как выволокли. С брюк стекал известковый раствор.

– Уборщица, будь она неладна, замаскировала. Ямка тут, с раствором. В честь вашего посещения мы ее завтра же ликвидируем! Не уборщицу, конечно, ямку, – бормотали бледные провожатые.

В ярости кусая губы, гость направился к фонтану, чтобы отмыть туфли от извести, однако иссякающая струйка доживала последние секунды своей недолгой праздничной жизни.

Не задавая больше никаких вопросов, столичный представитель энергично повернул к машине, и вскоре о его пребывании свидетельствовало лишь облако пыли над дорогой…

Как раз в это время начали поступать ножницы: набралось их не меньше дюжины – от крохотных маникюрных до огромных садовых.

А ветер как ни в чем не бывало покачивал и трепал ленту, отливающую на солнышке невинным голубым цветом.

ВО ИМЯ ЦВЕТОЧКА

Ничто другое так не любят и так не холят в нашем учреждении, как простенький комнатный цветочек в глиняном горшке, плотно набитом черноземом. Может, это звучит смешно, но именно вокруг этого горшка и стал сплачиваться наш коллектив – да так плотно сплотился, что не осталось в нем ни малейшей трещинки, то бишь никаких разногласий, споров, взаимных подсиживаний и тому подобного…

А началось все со ставшего нам известным скромного научного сообщения: опыт доказал, что там, где ругань, споры, где нет согласия, – там цветы сохнут и вянут на глазах, и наоборот – там, где царят мир и единодушие, они цветут и нацвестись не могут.

Эти любопытные данные как бы между прочим довел до нашего сведения новый руководитель учреждения. Сообщил, огляделся по сторонам, и его глаза, опять как бы между прочим, зацепились за вазон с цветком. Это всеми забытое чахлое растеньице влачило жалкое существование на подоконнике. Начальник молча перенес цветок с подоконника на стол, за которым мы заседали, и взгляд его словно говорил:

«Посмотрим, что из этого получится!»

«Зеленый друг» пожелтел, листики поникли, единственный бутон преждевременно увял, и его беспомощно висящая головка была нам живым укором: «Полюбуйтесь, до чего вы меня довели, крикуны и спорщики».

А когда вскоре расположились мы вокруг стола, чтобы провести первое совещание, слово взял новый начальник. Говорил он спокойно, уверенно, внушительно, но одновременно давал нам понять, что такие интонации не нанесут ни малейшего ущерба цветку. Время от времени оратор отрывался от бумаг и внимательно поглядывал на растеньице: вдруг бутону уже возвращается румянец здоровья? Закончив, он отпил воды из стакана, а остаток выплеснул в вазон. Однако этого было достаточно, чтобы убедиться, какого чуткого, какого теоретически-практического руководителя нам удалось заполучить!

Наступила наша очередь сказать свое слово. При старом начальнике вскочили бы сразу несколько сотрудников и, перебивая друг друга, стали бы выдвигать возражения, контрпредложения, спорить и даже ругаться. А теперь? Поднялся лишь один Мицкус (не он ли больше всех и навредил цветку при прежнем руководстве?) и по обыкновению выложил: дескать, планы нового директора оторваны от реальных возможностей учреждения, звону в них – как от пустого горшка, но принесут они больше вреда, чем пользы.

– Неужели? – нисколько не рассердился директор и, глядя на цветок, своим спокойным и внушительным голосом добавил: – Не забывайтесь, товарищ Мицкус! Придется вам привыкать к новым порядкам или… – И он многозначительно повел глазами на дверь.

Мицкус растерялся, взгляд его забегал по нашим лицам в поисках поддержки. Однако мы, все как один, сидели, уставившись на вазон: а что, если выходка Мицкуса повредила бедному цветку, свела на нет старания нового начальника?.. В гнетущей тишине послышалось неразборчивое бормотание выскочки, и он плюхнулся на стул, зло поглядывая на цветок: вот-вот, казалось, схватит и вышвырнет за окно! Однако поступить подобным образом не решился: видать, почувствовал силу сплотившегося коллектива!

В это время на телефонном столике зазвонил один из аппаратов – тот самый, который связывал нашего директора с самыми высокими сферами. Директор осторожно снял трубку и, сосредоточенно слушая, изредка вставлял: «Обсудили… согласовали… единогласно… будем… будем… будем…» При этом он отеческим взглядом ласкал наше хрупкое подопечное, а мы все непроизвольно кивали в такт его словам и шестым чувством воспринимали, как постепенно увеличивается процент хлорофилла в желтых листочках растения.

– Может быть, у вас есть еще какие-нибудь замечания? – спросил директор, возвращаясь к столу заседаний.

Однако больше выскочек не нашлось: все уже успели усвоить, что полезно, а что вредно нашему цветку.

Так начал сплачиваться наш коллектив и превратился в единый, слаженный и целеустремленный организм, имеющий перед собой конкретную задачу и ясную перспективу. Стоит ли после этого дивиться, что нашим усилиям сопутствовал успех? Ко дню юбилея учреждения цветок был сплошь усыпан бутонами! Нас охватил такой энтузиазм, такая радость, что мы бросились обниматься, кричать «ура», славить начальника и водить вокруг цветка хоровод. Бутоны раскрылись и словно пылали от радости. Это было так прекрасно, так символично, что даже угрюмый Мицкус робко протянул руку и потрогал цветок, как бы желая убедиться, что перед ним не призрак, не оптический обман… Правда, вскоре наш критикан процедил сквозь зубы, дескать, нам втирают очки, мол, перед нами не тот, прежний, а другой цветок, но восторженные клики коллектива заглушили ворчание Фомы неверующего; никто даже, не слышал его, а если и слышал, то не вслушивался…

На следующий день, явившись на работу, мы увидели, что цветок наш снова поник и пожелтел. В чем дело? В недоумении и печали обступили мы его и вскоре все поняли. Поняли, что буйно зацвел он лишь, как говорится, по случаю юбилея, но только по этому случаю! Ведь если бы он продолжал цвести и благоухать, цель уже была бы достигнута и мы лишились бы перспективы!

А ныне? Наблюдая на каждом совещании за чахлым растеньицем, мы снова обретаем стимул, понимаем, ради чего нам необходимо сплачиваться, к чему стремиться, во имя чего сдерживать свои эмоции, соглашаясь с руководителем. А начальник, в свою очередь, знает, куда ему лить воду во время своих выступлений…

ПРЕД ЛИКОМ ТЕХНИКИ

Наверно, не у всех еще изгладились из памяти жаркие споры о том, способствует ли развитие науки и техники духовному совершенствованию человека, становится ли он лучше по мере того, как возрастает техническая оснащенность бытия. Споры кипели и перекипели, и ныне возобладало мнение, что духовный и технический прогресс идут параллельно, а значит, им никогда не суждено ни пересечься, ни даже соприкоснуться.

А теперь я расскажу вам о том, как эти параллельные линии не только пересеклись, но даже переплелись, подобно двум веревочкам, и та из них, которую мы называем техникой, вырвалась вперед и потянула за собой вторую, так называемый духовный мир человека.

Случилось это на одном из собраний нашего коллектива. Уж и не припомню, что мы там обсуждали, да и не имеет это ровно никакого значения для моего рассказа о переплетении параллельных. Так или иначе, собрание было не из увлекательных, поэтому присутствующие не столько слушали ораторов, сколько глазели в открытые окна, за которыми подремывали на солнышке два каменщика, удобно расположившись на стене недостроенного корпуса нашего учреждения.

И вот, в то время как мы дремали, двери зала вдруг распахнулись и пропустили двух незнакомых бородачей. У одного была пристроена к плечу кинокамера, другой тащил треножник с юпитером. И вскоре на собравшихся обрушился ослепительный свет. Объектив кинокамеры, скользивший некоторое время по рядам, нацелился на левый фланг, где сидел наш кладовщик. О нем скажу лишь, что если он и обладал какой-либо духовной ценностью, то держал ее не при себе, а хранил на складе, сунув на полку, чтобы при первой же возможности выменять на что-то более существенное. Попав в поле зрения съемочной техники, наш кладовщик претерпел невероятную метаморфозу: его голова гордо откинулась, хитрые и злые глазки пойманного хорька перестали шарить по сторонам, взгляд устремился в неведомую даль и озарился таким блаженством, таким внутренним светом, словно человек узрел волшебное видение, которое предстает лишь взору отшельника, долго изводившего себя постом и покаянием; кто знает, может, это была освещенная солнцем горная вершина с гнездом одинокого орла, или скачущий по таинственным лесным тропам вольнолюбивый олень, или серебряный звездный дождь в тихом сентябрьском небе…

Как же прекрасен был теперь властелин склада! И стал бы еще прекраснее, не перескочи объектив кинокамеры на правый фланг, где восседал заместитель начальника нашего отдела, тот самый, который первую половину рабочего дня обычно дрожал от страха, как бы кто не покусился на его стул, а вторую – от желания пересесть в чье-то более высокое кресло. А сейчас? Сейчас перед нами возвышался скрестивший на груди руки индийский йог с лицом стоика, и только злополучный стул – чтоб его! – мешал ему скрестить и ноги, тогда поза, выражающая полнейшее равнодушие и даже презрение к ярмарке тщеславия этого мира, стала бы абсолютно совершенной…

Выполнив свою благородную миссию по отношению к новоявленному будде, съемочная аппаратура поймала в фокус человека, на лице которого застыла снисходительно-робкая улыбка. Он внимательно прислушивался к чему-то, словно старался уловить жалобу мельчайшего, ничтожнейшего муравьишки с самого низа. Наверно, вы уже догадались, что это был директор нашего учреждения, а по его новым чертам вы безошибочно можете судить о прежних, которые… но ша! Камера уже устремилась к очередному выступающему и нашла его в полной готовности к встрече с техникой: застегнутым на все пуговицы, стройным, подбирающим самые интеллигентные выражения и высказывающим самые принципиальные мысли, а также прячущим нечищеные башмаки, потому что, как выяснилось, за столь короткое время навести внутренний лоск легче, нежели внешний…

А камера продолжала делать свое дело, и там, где скользил ее стеклянный глаз, выше становились лбы, осмысленнее взгляды, благороднее позы, скрипели крышки распахиваемых сундуков с духовными богатствами. Каждый торопился распуститься в лучах юпитера, как яблоневый цвет при замедленной съемке. И когда камера (наконец-то!) нашла меня, я уже успела воплотиться в такую гармоническую личность, в которой, надеюсь, не разочаровался бы даже сам великий мечтатель Чехов. А если бы техника сообразила пообщаться со мной еще минутку, то, поверьте, вы имели бы впредь дело с идеальным человеком будущего, который… Но, ах, тубус объектива вылез в открытое окно. И что же? Мы не поверили своим глазам: вместо двух лежебок на кладке стены уже трудилась добрая дюжина улыбающихся солнцу (свет юпитера не достигал их) ударников труда в касках и при галстуках. Они укладывали кирпичи в таком темпе, что за несколько мгновений несчастный корпус подрос больше, чем за несколько недель! А когда до нашего слуха донеслось обращение бригадира: «Будьте любезны принести цемент!» – признаюсь, кое-кого чуть кондрашка не хватил…

И только два человека остались вне катарсиса всеобщего совершенствования: сами бородачи. Они делали свое дело хладнокровно и конструктивно, как и техника в их руках. Видимо, досыта насмотревшись на подобные метаморфозы, они относились к нам, как пекарь к перекисшему тесту, из которого надо испечь свежую булку. Закончив работу, бородачи исчезли столь же внезапно, как и появились, и лишь раскаленное лучами юпитера облачко пыли свидетельствовало, что их явление – не плод нашей раскаленной фантазии.

Вот что я хотела рассказать вам о пресловутых параллельных. А недавно прочла сообщение, что где-то в горах смонтирован телескоп невиданной мощи для наблюдения и фотографирования особо отдаленных галактик: он имеет шесть метров в диаметре! А что, если этот огромный стеклянный глаз направить не на какие-то далекие небесные тела, а на нас самих? Направить – и пусть смотрит…