Текст книги "Контра (СИ)"

Автор книги: Виталий Гавряев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 48 страниц)

– Всё может быть. Кстати, если ты ещё не знаешь, этих шарлатанов осудили и приговорили к пожизненной каторге. Нашлись некие видаки, которые утверждали, что видели как они – иноземные лекари, ночью, самолично выносили чьи-то завёрнутые в ткань тела. Конечно же, это полный бред. Но. Как мне стало известно, от их знахарства, пострадала родственница одного влиятельного сановника. Вот суд и учёл сомнительные показания как весомый аргумент обвинения.

Однако во взгляде графа Мусин-Елецкого, промелькнули оттенки снисходительной жалости, с какой обычно смотрят на калек. Что сразу насторожило Александра. И он вспылил, не удержавшись, решил "расставить точки над i". Еле сдержавшись, чтоб не добавить в свой голос "металлические" нотки возмущения, он спросил:

– Что ты временами смотришь на меня как на умалишённого? Я что, совершаю неадекватные поступки, и постоянно лепечу какой-то бред?

– Нет. Но…

– Что, та пострадавшая родственница сановника, после электротерапии стала блаженной? И ты думаешь, что отныне и я такой?

– Нет. У неё пострадала только речь, она, видишь ли, онемела. И все наши медикусы, осмотревшие пострадавшую, единодушно связывают это с воздействием электричества на её голову. Вот поэтому, этих выходцев из туманного Альбиона, и наказали так строго.

– Да бог с ними. Я живой, и главное не лишился разума, как думают некоторые, а это самое главное. Извини что сорвался, и накричал на тебя. Но ты сам виноват. И в самом деле, временами смотришь на меня, как на какого-то недоумка. Всё, закрываем эту тему. Ты мне вот что ответь. Как обстоят дела относительно моего поиска мастерового люда? Специалистов по слесарному делу.

– С этим заказом, как раз всё в полном порядке. Как ты помнишь, мой папа́, давнишний друг твоего родителя, заодно, он покровительствует одному купчине. Точнее не одному ему, но, он как раз занимается изготовлением наших, российских пистолей, правда устаревших, колесковых. Да и когда я говорил со своим отцом, он как раз ожидал его, с отчётом. Ну, мы и привлекли Данилу к выполнению твоих заказов. А он, узнав обо всех твоих проблемах, и говорит нам. Что в последнее время спрос на его оружие упал, и он вынужден сократить число работников в своей артели. Вот он и подумал что сможет уговорить переехать к тебе как минимум двух своих мастеровых, вместе с их семьями. Только они люди вольные, и должны будут не только иметь жильё но, и получать достойное жалование. Как он выразился: "И вашему знакомцу выгода, и мне на душу не брать греха. Ведь люди не псы, чтоб их со спокойной совестью на улицу выкидывать". – Если согласен с этими условиями, то жди их зимою – как зимние дороги укатают.

– Конечно же, согласен. Даже больше, рад такому повороту дела. Как там они, эти купцы говорят, когда хотят закрепить со своим коллегой сделку? Кажется так: "По рукам".

– Что-то вреди этого. Тогда жди их приезда и готовь классы для своих школяров и рабочие места будущим мастеровым.

А вот следующая новость сильно огорошила Александра. Оказывается выделенных им денег, на все покупки не хватило (включая подъёмные для переезда мастеров). Поэтому отец Михаила, одолжил другу своего сына, на два года, пятьсот рублей облигациями. Хоть возвращать их необходимо без процентов, но вексель по этому поводу должен был быть подписан. Как говориться, необходимо сказать спасибо и за такую помощь. Хотя, в душе молодого человека мелькнула мысль, что, таким образом, влезая в долги, ещё не зная, когда начнёт поступать прибыль, он может "докатиться" и до "долговой ямы". Однако она, та самая депрессивная думка, была моментально "задушена".

И вновь потянулось бремя заточения, которое усугубляли зарядившие осенние дожди, с их промозглой сыростью. Несмотря на загруженность хлопотами, связанными с подготовкой к запуску артели, казалось, что жизнь всё равно текла слишком медленно, можно сказать вязко и казалось, она не собиралась ускоряться ни на йоту. Так что, первый выпавший снег, для молодого графа был долгожданным подарком хоть как-то скрасившим его серые будни. Правда он, пролежал совсем недолго и быстро растаял. Зато, в следующий раз, через несколько дней, поддержанный "ударившими" морозами, он укрыл землю и все строения, белой, волшебно сверкающей в солнечных лучах шубой. И люди, не пожалели сил, чтоб внести свою лепту в оформление этой природной перины – расчистив дворы, тропинки и дороги, окаймляя их сугробами внеся свой рукотворный орнамент в зимнее украшение земли. И получалось из этого занятия что-то вроде соревнования, кто кого пересилит. Снегопад, завораживающе вальсируя своими невесомыми снежинками, заделывал сделанные неразумными человечками прорехи зимнего одеяла, а люди, поутру, упорно разгребали образующиеся за ночь сугробы.

Снег, как это ни странно, помимо Сизифова труда по его уборке и услады для уставшего от заточения барского глаза, принёс последнему долгожданную свободу. Но обо всём по порядку. Десятого декабря (разделение старый и новый стиль летоисчисления, здесь не существовало), где-то около двенадцати часов дня, неспешно обновляя припорошённую за ночь дорогу, в усадьбу въехал незнакомый возок. Двигался он, в сопровождении двух одетых в раздутые от тёплых поддёвок долгополые шинели всадников. На его козлах, сидел нахохлившийся как замёрзший воробей возница. Из-под огромного, поднятого воротника его тяжеленого тулупа и нахлобученного на голову треуха, не было видно даже носа кучера. О том, что в этом ворохе одежды находится кто-то живой, говорили чахлые облачка пара, временами вырывающиеся из глубин этого нелепого вороха тёплой одежды, да лёгкое подёргивание поводьев. Пар от дыхания, вырывался на свободу, но тут же оседал на меховом ворсе шапки и воротника в виде белого инея и небольших сосулек. А вот пассажиру этого допотопного, зимнего средства передвижения, было комфортней всех. Из утеплённой "будки" торчала металлическая труба, выпускающая в небо белёсый дымок, что говорило о том, что внутри этой кабины, должно быть относительно тепло и уютно.

Пока эта мини кавалькада въезжала, пока кружила по двору, Александр, предупреждённый о прибытии гостей, спустился на первый этаж, где позволил прислуге надеть на себя шапку, обуть на ноги валенки, и накинуть на плечи увесистый зимний кафтан. После чего, он, как радушный хозяин, вышел встречать нечаянного гостя. И был сильно разочарован. Настроение молодого человека почти сразу испортилось. Это произошло от того, что в вылезшем из "теплушки" мужчине, граф узнал "доблестного" полицмейстера, Архилова. Его невысокое тельце, облачённое в шубу из тёмно-бурого меха, в развалку семенило к парадной лестнице, напоминало неуклюжего, учёного циркового медвежонка, на потеху зрителям несущего портфель. Образ этой меховой иллюзии, разрушало вполне человеческое лицо, и нацепленная на него слащавая улыбка, которая вызывала только одно чувство – брезгливости.

"И чего этот "неподкупный Цербер" самодержавия так лыбится? – старательно контролируя мимику, думал Александр. – Видимо снова привёз очередное условие моего "чудесного спасения". И в какую сумму, он на этот раз оценивает мою свободу? Думает мне о его роли в расследовании ничего не известно? Сам, сволочь такая, дал команду на арест моих людей, и моё домашнее заточение. А сейчас желает, чтоб я, с благодарностью, совал в его поганые ручонки денежку. Не дождётся."

– О, Александр Юрьевич, рад-с вас видеть в полном здравии-с. – залепетал чиновник ступая на первую ступеньку, и буквально сверля графа своими надменными глазками. – А я, представьте себе, прибыл к вам с весьма хорошими вестями.

– И я рад вас видеть уважаемый Георг Андреевич. Видать замёрзли в пути? Проходите в дом, там, в тепле домашнего очага, обо всём и поговорим.

– Всенепременно-с, всенепременно-с…

Сочтя, что все правила приличия соблюдены, и больше не желая стоять на морозе, слушая обманчиво льстивый лепет полицмейстера, Саша, слегка повернув голову, в сторону стоявшего рядом с ним управляющего, сказал: "Аким, распорядись, пусть слуги принесут в малый кабинет сбитень, горячий чай, и свежих пирогов. Надо достойно встретить "дорогого" гостя. Да, ещё, распорядись принять и обиходить лошадей, а сам, проводи спутников господина Архилова, и его кучера в людскую. Там накорми их горячим, пусть люди отдохнут с дороги, отогреются". – Но вспомнив, о стоящих за спиною охранниках, усмехнулся. Они, оба, сегодня, как обычно отдыхали в своей комнате. Однако, услышав крик о приближающихся к поместью гостях, быстро выглянули в распахнутое ими на несколько секунд окно. Там они увидели въезжающий в ворота возок, узнали его, и как-то резко вспомнили о своих служебных обязанностях, снова изобразили из себя прилежные "тени". Так что, в данный момент, они оба, стояли позади охраняемого ими господина. Поэтому он, чуть громче, но, уже не оборачиваясь, проговорил: "Господин околоточный надзиратель, простите за созданное мною неловкое положение, но я, сейчас, говорил только со своим человеком. Я не виновен в том, что вы с ним тёзки". – В ответ не прозвучало ни звука.

Оказавшись в кабинете, предназначенном для приёма десятников, Александр, чинно занял своё место. И якобы недоумевая, что гость не проходит в помещение, удивлённо посмотрел на чиновника. А тот, растерянно стоял в двери, ища, где ему присесть. Да, возле стены стояла лавка, но сидя на ней, нельзя было отведать обещанное хозяином угощение. Так как тяжёлая скамья, располагалась на приличном удалении от единственного в комнате стола, с которого, в данный момент, хозяин собственноручно убирал несколько папок с какими то бумагами.

"Э-э-э"… – недоумённо разводя руками, Архилов издал невнятный звук.

"О, прошу прощения. – вяло имитируя смущение, извинился граф, – Я столько времени нахожусь в незаслуженном заточении. И представьте себе, одичал – отвык принимать гостей. Один момент, господин полицмейстер, потерпите, сейчас всё исправят".

С этими словами, молодой человек неспешно взял колокольчик, позвонил в него. В двери, почти сразу, оттеснив стоявших за спиной своего начальника околоточных, появился один из прислуживающих по дому подростков.

– Что прикажите барин? – вышколено поинтересовался мальчишка, с любопытством косясь на гостя.

– Василий, принеси нашему гостю стул, с мягкой обивкой. Да поскорее.

– Будет сделано, Александр Юрьевич.

Мальчишка как будто испарился, имитируя усердие и проворность. Но Саша знал, что Василий, видя отношение барина к гостю, не будет сильно спешить. Указанный хозяином стул был слишком тяжёл для подростка. Поэтому, для начала, его ученик, найдёт себе напарника для переноса этой тяжести, и только после этого её потащит. Как раз то, что надо. Нужно дать понять этому хапуге, что в этом доме ему не очень рады.

"Прошу вас, Георг Андреевич, на время, присядьте на скамью и немного подождите, сейчас всё принесут. Затем вы немного утолите голод и только после этого, поговорим о наших делах".

"Как скажите". – ответил полицмейстер, чувствуя, как от еле сдерживаемого негодования, к его щекам прилила горячая волна и, присел на скамью.

В кабинете "повисла" давящая на нервы пауза, во время которой, Александр встал из-за стола, подошёл к окну, и стал рассматривать покрывающий стекло морозный узор. Отчего чиновнику стало ещё менее комфортно. Первой, эту "гробовую" тишину нарушила прислуга. Смазливая девка вплыла в кабинет, ну прямо как лебёдушка, она величаво прошлась по кабинету, шелестя подолом своего ярко расшитого сарафана. Миловидная служанка, оказавшись около стола, аккуратно поставила на него большое блюдо с выпечкой. Следом за ней вошёл молодой, плечистый холоп в красной атласной рубахе, нёсший на вытянутых руках самовар, не сильно то и большой. Ну и завершила эту процессию ещё одна девица (одна из подаренных матерью девок, поставленных Александром обучать дворовых подростков грамоте), она шла с небольшим подносом, на котором находилась большая фаянсовая кружка, заполненная тёмной жидкостью, приятно благоухающей пряностями.

"Извольте господин полицейский испить нашего сбитня, горячего. – проговорила она с горделивым поклоном протягивая напиток гостю. – С дороги будет самое то".

Архилов встал, не спуская с девицы своих вмиг ставших похотливыми гла́зок, отвесил ответный поклон, и принял их рук девушки согревающий напиток. После чего, церемонно неспешно, сделал первый глоток, живительного напитка. Но и здесь, его ожидания были обмануты. Так как через несколько мгновений, он был изрядно разочарован, обе красавицы, не дожидаясь пока сосуд, будет осушён, повинуясь жесту хозяина, грациозно выполнив неглубокий книксен, удалились. И снова в кабинете повисло безмолвие, впрочем, ненадолго. В скором времени был принесён долгожданный стул, и "дорогой" гость, играя желваками, присел к столу, где начал дегустировать свежеиспечённую выпечку, запивая её чаем. И снова незадача, он вкушал пироги в полном одиночестве, в том смысле, что граф наглядно показательно, демонстрировал дистанцию, разделяющую его и гостя, продолжая увлечённо изучать заледеневшие стёкла.

– Ну что, поели? – не оборачиваясь поинтересовался Александр, когда услышал как скрипнула спинка стула, удерживая откинувшегося на неё гостя.

– Да, благодарю. Всё было очень вкусно.

– Вот и отлично. Так что вы говорите? Какую такую хорошую весть вы мне сегодня привезли?

– Так-с это… Как это? – удивлённо и немного обиженно проговорил чиновник. – Известно-с какую. Вас и ваших людей полностью-с оправдали.

– Да неужели? Кто бы мог подумать? Просто так взяли и оправдали.

– Да-да, именно так-с. Можете хоть завтра-с забрать из околотка ваших холопов. Вот документ-с, о вашем полном оправдании. Заодно, примите мои личные извинения за причинённое вам…

Глава 21. Короткая

В возке приятно пахло недавно наколотыми дровами и немного древесным дымом, царил расслабляющий полумрак, и только слегка тянуло холодным сквозняком, упрямо пробивающимся сквозь щели в двери. Однако, всё это, оказывало на пассажира отрицательный эффект и сильно раздражало его. Георг Андреевич сжимал кулаки, скрипел зубами, вспоминая те унижения, которым он был подвергнут в доме графа Мосальского-Вельяминова младшего. Всё началось у порога, с «холодной» встречи. Казалось, во взгляде этого молодого аристократа, присутствовало столько льда и презрительного холода, что утренняя стужа, по сравнению с этим, ощущалась как комфортное тепло. А эта надменная маска безразличия, она была без тени намёка даже на мизерную толику радушия. Затем последовало самое унизительное действо, этот «спектакль», под названием: «Угощение не званого гостя в малом кабинете». Да-да, «угощали» как самого последнего смерда, за рабочим столом кабинета, в котором обычно хозяин общался со своей дворней, а не там, где положено по протоколу гостеприимства – в столовой. Всем этим безобразием, явно дали понять, что ему, как гостю, в этом доме абсолютно не рады.

"Ох уж эта сословная элита. – мысленно негодовал Георг Андреевич, смотря невидящим взглядом куда-то перед собою. – Они только и умеют, нет, не так, любят причинять боль тем, кто стоит ниже их по социальной лестнице, невзирая на чин, который, тот добился своим усердием и талантом. А они. Они бездушные куклы, получившие все блага жизни только по праву рождения. Они имеют всё, кроме элементарного чувства уважения к старшим и должного чинопочитания!"

Зная, что сейчас его никто не видит, Архилов немного расслабился и дал волю своим эмоциям, со всей силы ударил кулаком боковую стенку утеплённого возка. Что вмиг заставило его собраться и прислушаться, вдруг возница воспримет это как сигнал к остановке: "Что тогда ему говорить? Как после этого скрыть от окружающих мой эмоциональный срыв?" – Однако всё обошлось, возница ничего не услышал, по-прежнему шуршали по снегу полозья саней; еле уловимо покачивался возок и почти не слышно, мерно постукивали лошадиные копыта. Георг облегчённо вздохнул. Он так устал. Какая это мука постоянно сдерживать свои эмоции, чтоб ни дай бог не сорваться и не сказать, или сделать на людях то, что может быть использовано его тайными недоброжелателями.

"А ведь эти псы, так и вьются вокруг него, пряча свой злобный оскал под маской заискивающей улыбки. – зло ощерив рот, подумал чиновник. – Стоит обронить хоть одну неосторожную фразу, как они вцепятся в неё своими безжалостными, "остренькими" клыками, прямо как голодные собаки в брошенную им кость, и донесут туда, куда надо. Что самое поганое, дополнят это своими "грязными" комментариями, отчего у сказанного появится совсем иной смысл. Боже, какая мерзость. Но, "С волками жить, по-волчьи выть". И мне приходится этим заниматься, иначе невозможно отчистить следующую ступень на карьерной лестнице, или хоть как-то сократить число опасных конкурентов завистников. А для этого, необходимо чтоб повсюду были свои "уши". И немалые деньги, для регулярного "подмасливания" своего благодетеля".

Здесь, мысли Георга Андреевича, снова перескочили на новую, не менее болезненную тему. Да. Ведь его благодетель, надворный советник Карбышев Пьер Александрович, весьма уважаемый в обществе человек. Много чего сделал для Георга. Но при этом, жаден на взятки и патологически ненавидит любое проявление лести. И ещё, негодует когда вокруг его протеже начинается ненужная шумиха. Вот и на этот раз, он вызвал Архилова в свой кабинет и потребовал: "Что хотите делайте голубчик, но, конфликт с семейством Мосальских-Вельяминовых, возникший кстати по вашей вине, должен быть улажен быстро и тихо". – "Как-с так, но я просто уверен-с, что к ограблению почтовой кареты-с, с убийством сопровождавших её фельдъегерей, причастны именно гайдуки Александра Юрьевича". – "Георг Андреевич, прекращайте своё плебейское с-сыкание, вы не убогий лакей а имперский чиновник. Вы давно должен это перерасти. Не разочаровывайте меня. А сейчас, позвольте мне возразить вам по делу. Я знаю все ваши доводы. Но вчера, ко мне пришёл один знаменитый стряпчий, господин Копенштейн. Поверьте мне, он, к кому попало, не нанимается, подумайте над этим. О чём это я? Ах да. Так вот, он, в отличие от ваших сыщиков, работал и надо сказать, результативно работал. Он нашёл кое-какие факты, разбивающие ваши, слабо обоснованные обвинения, в пух и прах". – "Как это?" – "Да так. Но он, предлагает не доводить дело до суда. Чтоб ему не терять своё время на наше, как он выразился: "Шитое белыми нитками дело". Я вынужден со всеми его доводами согласиться. И извиняться перед молодым графом, поедите именно вы, лично".

От последовавших за этим воспоминаний приёма в графском доме, Георга нервно передёрнуло и на левой щеке задёргался нервный живчик. И снова его мысли потекли в новом направлении: "Я этот приём запомню. Я умею ждать и память у меня отличная. Пусть этот лощёный молокосос думает, что он меня победил, но от моего возмездия он не уйдёт. Я-то прекрасно знаю, кто на самом деле ограбил почтовую карету. И то, что люди господина Шимина, ищут того, кто увёл их добычу. К моим людям уже подходили его представители и договорились об обоюдовыгодном взаимодействии. Вот я, раз не могу достать сам, то "поработаю" на этого, весьма щедрого иноземца. Даже если Александр Юрьевич, к этому делу не причастен, то всё равно, его можно и нужно наказать, желательно чужими руками".

Вот так, строя планы и постепенно успокаиваясь, полицмейстер, подъехал к своему дому. Время было позднее, давно наступили сумерки, ворота во двор, как и полагалось, были заперты и, пришлось немного подождать, пока их отопрут. А далее, въехав во двор, Георг привычно пожурил дворника за нерасторопность. Пообещав хромому Кондрату, что если тот не исправится и будет впредь заставлять себя долго ждать, то непременно выпорет того на конюшне. Полюбовавшись на то, как крепкий мужик испуганно заморгал глазами, Георг, мурлыча себе под нос лёгкий незатейливый, опереточный мотивчик, прошествовал к открывшейся на шум двери дома, при этом, небрежно оттолкнув не успевшую посторониться молодую горничную.

Глава 22

На следующий день, после «амнистии» – так Саша обозначил для себя снятие с него и его людей всех обвинений, прибыли освобождённые из-под стражи десятники. Точнее, их привезли на телеге, той самой на которой вчера были отправлены в Павловск оба бывших Сашкины надсмотрщика. Все три освобождённых узника, прибыли поближе к обеду и были осунувшимися и угрюмыми. Заточение никого не красит, поэтому, Александр это списал на длительность сидения в непроветриваемой камере и решил зря не тревожить их излишними расспросами. Поэтому, по его распоряжению, бывших узников накормили и отправили в натопленную баню, где выдали им новую, чистую одежду. А вот после бани, был устроен своеобразный пир, на котором гуляли все гайдуки. Граф решил не смущать бойцов своим присутствием, поэтому, довольствовался доносившимся до его ушей шумом пиршества, устроенного в столовой служивых.

Отзвучали здравицы, тосты, люди нагулялись и разошлись по домам. Прошла ночь, наступило утро следующего дня. Как было уговорено, Александр, сидел в малом кабинете и продолжал вести расчёты необходимые для создания новых станков, с учётом отсутствия привычных для него подшипников. Заодно, это позволяло скоротать время ожидания троицы освобождённых узников. Впрочем, они не заставили себя долго ждать.

"Да, да, войдите. – отвлёкся Александр от бумаг, когда в дверь осторожно постучали и подымаясь, поприветствовал входящих в помещение десятников. – Ну, здравствуйте орлы. Проходите, присаживайтесь, что робеете, как будто не у себя дома находитесь?"

Старшины вошли в кабинет, дружно но без привычного "огонька" поприветствовали графа: "Здравия желаем, Александр Юрьевич". – После чего, неспешно присели на скамью и молча устремили свои взгляды в пол, каждый перед собою. И в помещении "повисла" напряжённая тишина.

– Ну что братцы, рассказывайте, каково вам было в неволе. – заговорил Александр как можно радушнее, решив первым нарушить молчание. – Получали ли вы, от меня, гуманитарную помощь?

– Какую, такую помощь, Барин? – удивлённо переспросил Пётр.

– Ну, я, в тот же день, как вас арестовали, послал в стольный град пару мужиков с запиской. Ведь все знают, что у моей семьи в Павловске есть фамильный дом. Вот в том послании я просил тамошнего управляющего, чтоб тот, о вас как следует позаботился.

– А-а-а. Вот вы о чём. Так благодарствуем. Надзиратели, нам каждый день передавали корзину с едой. А сидели мы все в одной камере. Так что, все было хорошо, слава богу.

– Выходит не голодали?

– Нет, барин. Спаси тебя Христос. Ещё и других арестантов угощали. О ком некому было позаботиться.

– Ну и, слава богу. И я рад, что хоть так, смог вас поддерживать.

– Благодарствуем.

И снова повисла "гробовая" тишина. Саша чувствовал, что меж ним и этими людьми возникла какая-то стена отчуждения. А что послужило тому причиной, было непонятно. Тем более, во взглядах, которые его подчинённые временами его "одаривали", мерещилась то ли обида, то ли ненависть. Поэтому, молодой человек решил как можно скорее расставить все точки над i, не откладывая решение назревающей проблемы в "долгий ящик".

– Так братцы, вижу, что между нами пробежала какая-то чёрная кошка. Так что, давайте, признавайтесь: "Чем я вас обидел? В чём был к вам несправедлив?"

– А что тут говорить, барин? Всё равно ты нас не поймёшь.

– Это ты сам Пётр решил, что я такой непонятливый, или кто надоумил?

– Дык, нашёлся добрый человек. Обо всём нам порассказал, всё по полочкам разложил.

– Интересно девки пляшут, по четыре штуки вряд.

Вся троица недоумевающе посмотрела на графа, который после этих слов, повёл себя совершенно неожиданно. Александр вышел из-за стола, обошёл его, и бесцеремонно, уселся прямо на него. И криво улыбаясь, начал рассматривать десятников, как будто впервые их увидел.

– Какие девки?… Почему сразу пляшут?… Вы о чём, барин?… – растерявшись, вразнобой поинтересовались десятники.

– Да вот, удивляюсь изворотам судьбы. Понимаешь ли, пока меня держали здесь, там, в столице, появился какой-то умный человек, который учит чему-то тех, кого я считаю своими ближниками. Причём, науськивает их против меня, яки аспид своим ядом брызжет. А я ни сном, не духом, об этом не знаю.

– Так это. Александр Юрьевич, мы это. Поймите нас… Мы не хотим больше быть холопами, желаем получить вольную. И не только себе. А вы, как этот… э-э, ну как его, экспулы-ы-тант.

– Петя, может это слово звучит как эксплуататор?

– Во-во. Оно самое. Так вы, нас, никуда от себя не отпустите. Иначе вы жить не сможете. Вот.

– Да братцы. Задали вы мне задачку. Выходит я для вас эксплуататор, душитель свободы, сатрап, кровосос, и прочая нечисть. Так что ли?

– Нет.

– Так почему тогда, от меня бежите как испуганная лань от охотника?

– Так мы это. Волю хотим. Мы ведь тоже люди, созданные господом по его подобию, а не скот домашний, которому всё равно, в каком загоне стоять.

– Значит, по-твоему, Пётр, все, что в последнее время делается для вас, это загоны для скота, и не более того. И кухня, и столовая, и казарма для вас, и дома для вашей родни, это всё не что иное, как примитивные загоны для скота?

– Нет, барин. Я этого не говорил. Просто, ну как это…, ну это? Вот то самое, о. А так разумею. Маленькой птичке всё равно, в какой клетке сидеть, золотая ли она, или сплетена из ивовых прутьев. Вот. Главное она в неволе, лишили её дарованного господом нашим небесного простора. Не летать ей вдосталь, по небу.

"Да. – думал Александр, понуро смотря на сидящих перед ним людей. – Поработали с ними на совесть. Вон как, разглагольствуют. Повторяют чужие слова, как будто это и есть их личные убеждения. Так что же? Выходит этот господин Архилов их специально в кутузку забрал, чтоб им там "мозги промыли" да вернули как бомбу замедленного действия? Нет. Это полный бред. Во всех этих действиях должна быть выгода для её инициатора, а здесь она полностью отсутствует. Скорее всего, просто так звёзды сошлись. А что мне делать дальше? Так думай башка, картуз куплю. Нужно объяснить этим олухам, что я и без этого собирался давать им вольную, позднее, и при этом не выглядеть человеком вынужденным оправдываться и идти на уступки. Дела".

– От так то, барин. Об энтом всём нам и говорил Герасим Пантелеевич. – окончил о чём-то втолковывать Пётр, пока Александр витал в тяжких раздумьях.

– А это ещё кто такой?

– Дык сидел с нами в околотке, какое-то время, один штудент. Отрок ещё, молоко на губах не обсохло. Зато умны-ы-ый энтонт школяр, яки старец седой. Обо всём знает, всё разъяснит. Да так сладко и складно обо всём бает.

– Так это он вам про волю наговорил? Это его словами вы мне сейчас говорите?

– Нет, не совсем так. О воле мы и без него мечтаем. Да тока он нам пояснил, что просто так, нам её никто не даст. Невыгодно это всяким там баярам.

"Никто не даст нам избавленья: Ни бог, ни царь и не герой. Добьёмся мы освобожденья, своею собственной рукой…". – Неожиданно даже для самого себя, процитировал Саша вспомнившуюся ему строку пролетарского гимна. Сидящая перед ним троица людей её расслышала и удивлённо воззрилась на молодого графа. А тот, горестно улыбнувшись, покачал головой. Затем, спокойно поинтересовался:

– Вы тоже так думаете?

– Да думаем. Да и Герасим Пантелеевич именно енто и говорил. Только по-другому, не так красиво как вы только что сказали, иными словами.

– Э-хе-хе. И вы думали, что я этакий злостный угнетатель, не собираюсь вас отпускать на волю?

– Ну да. – тихо проговорил Степан, удивлённо смотря на Александра своими серыми глазами, его товарищи только синхронно кивнули, в знак согласия с этим утверждением.

– Тогда други́ мои, для начала, давайте поговорим с вами о воле и о путях её достижения. Точнее как её лучше добиться и что с нею после этого делать. Согласны?

– Ага. Давайте, барин.

– Чтоб птичка в первый раз взлетела на небо, она, ещё будучи птенцом, должна научиться летать, Так?

– Да. Но при чём тут это?

– О том, что воля, для всех нас, это как для птахи полёт. Не научишься, не полетишь, а то и совсем сгинешь. Так что. Как вы думаете, чем я занимаюсь всё последнее время?

– Строите эти…, как их там?

– Мастерские.

– Во, во.

– А зачем я это делаю?

– Ну, чтоб эти, холопы, которых вы сейчас учите, в них работали.

– Да, почти прав. Я, сейчас, учу этих отроков ремеслу, но они, в скором времени, все получат вольную.

– Это…, как это? – недоумевающе замотал головою Дормидонт. – Они получат вольную и будут вольны идти куда хотят?

– Почти так. Вольную они получат только тогда, когда станут мастерами. Образно говоря: "Когда эти птенцы научатся летать". – Тогда, когда они будут работать на меня, и я за этот труд, буду им платить и они жить на эти деньги, самостоятельно.

– Но тогда они будут вольны уйти куда хотят. Как же вы их заставите на вас работать?

– Пусть уходят, но только после того, как расплатятся со мною за своё обучение.

– А это? С каких барышей они будут с вами расплачиваться?

– Опять мочало, сначала. Эти ученики, помогут мне построить артель. Затем, я буду продавать то, что они произведут; начну платить им за это деньги, вот с них, они и будут со мною рассчитываться. А если у меня ничего не получится, могут идти куда хотят. Ведь они вольны искать лучшей доли.

– А мы?

– В моих планах есть место и для вас. А для начала нашего сотрудничества, я попрошу и вас мне помочь. Мне понадобится охрана артели, как и самой усадьбы. Причём, ваш взнос за вольную всем гайдукам давно уплачен, сами помните какими это деньгами сделано. Одна беда, пока что, платить мне вам нечем, для осуществления моих планов понадобится ещё много денег, помимо имеющихся. Так что, братцы, придётся немного потерпеть.

– А вольную нам, когда напишите?

– Будет вам такой документ. Вот только в руки его вам не дам. Полежит пока, в каком-нибудь тайнике.

– Это ещё почему?

– А вы сами посудите. Вас то, из околотка освободили, хоть следствие не окончили, да и бандитскую казну не нашли. Наверное, в том околотке, следователи вас о ней часто выспрашивали?

– Было дело. Да так настойчиво выпытывали о ней.

– Вот и приставьте себе, что подумают дознаватели, когда до них дойдёт весть, мол, по вашему выходу из тюрьмы, все гайдуки, неизвестно почему, получили вольную. Да вас же, в свете этих открывшихся обстоятельств, вновь арестуют…

Дальнейший разговор был долгим, но его конечным результатом остались довольны все. Было решено, что о том, что все без исключения гайдуки получили свободу, будет знать только четыре человека. В число посвящённых во все тайны, войдут: Александр Юрьевич, Дормидонт Увельский, Степан Гончар и Пётр Увельский. Вольные на служивых в ближайшее время будут написаны, и надёжно спрятаны от посторонних глаз. В чём десятники смогут убедиться. Лично.