Текст книги "Интерполицейский (СИ)"

Автор книги: Виталий Донцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

– Ничего, все в порядке… Задумался просто, – сдерживая ярость, направленную на самого себя, произнес я.

– А… – неопределенно протянула она. В ее глазах блеснула колючая искорка – и я понял, что девушка сделала какие-то свои выводы. Которые, похоже, не столь уж и ошибочны – наверное, пару минут назад, имея некоторый навык, в моих глазах можно было прочитать все мои мысли. Я сделал каменное лицо, и повернул его к двери. Тем более повод был подходящий, из-за ее толщи доносились звуки, нарушавшие тишину камеры.

– Сюда кто-то идет, – тихо сообщил я Алессандре. Она повернула голову к двери. А я пошевелил кистями рук в охватывающих запястья петлях. Освободиться невозможно, и до ножа не добраться. Хозяева поместья связали нам руки за спиной, в отличие от Чеко. Тук как нет выгибайся, не достать подошв ботинок. Можно было бы, наверное, с помощью Алессандры, но момент я уже упустил. Да и что бы мы делали, даже если бы смогли разрезать веревки. Один я, может, и ушел бы, но не вдвоем с девушкой. Придется ждать более подходящего времени.

Тонкий скрип дверных петель ознаменовал собой факт, что о нас вспомнили. Из полумрака коридора выступило несколько теней, обретающих человеческий облик на свету. Кто-то остался за порогом, двое вошли в комнату. Оба были облачены в тропический камуфляж. Наверное, опять куда-нибудь поведут. Например, знакомиться с любезными хозяевами усадьбы "Дель Лока".

– Доброго дня, голубки, – в этих словах я услышал легкую незлобивую иронию. Странно, но тембр этого уверенного голоса показался мне знакомым.

Еще более странной мне показалась реакция Алессандры. В то время, пока я пытался разглядеть посетителей, она уже, очевидно, все увидела, Брошенного на нее взгляда хватило понять, что журналистка кого-то узнала.

– Э… Джек? Я не… что ты тут делаешь? – девушка недоуменно и смешно захлопала длинными ресницами. Я попытался рассмотреть какого-то возникшего на горизонте и так удивившего ее Джека. Похоже, назревали любопытные события.

– Сандра, ты как всегда, божественно очаровательна. Тебя даже не портят эти грубые веревки, – несколько необычным комплиментом прозвучал ответ ей. – Тихо, тихо! – остановил он готовую вывалить на него груду закономерных вопросов девушку – Все, что вас интересует, ты… вы узнаете в ближайшее же время, обещаю.

После этот Джек, оказавшийся вполне обычным на вид, я бы даже сказал, невзрачным, мужчиной, лет под пятьдесят, повернулся ко мне. В его глазах застыло некое ожидание – так ждут от встреченного в толпе полузабытого знакомого узнавания. Но если голос еще вызывал у меня какие-то смутные ассоциации, то лицо этого не очень приятного человека – нет. Впрочем, интересно… уж не его ли спину я созерцал, когда нас вели по веранде?

– Майор… нет, простите, подполковник, все время забываю… неужели вы меня не узнаете?

Теперь де Ла-Санио уставилась на меня с неподдельным интересом. Оказывается, у нас с ней обнаруживаются общие знакомые…

– Н-нет… а что, должен? – с сомнением в голосе ответил я.

– Пожалуй, что так. Да, коротка ваша память. Вы ведь спасли мне жизнь, и даже больше, чем жизнь, хоть и не подозревали об этом. И не так давно это было, менее года назад, и вы еще спрашиваете, должны ли вы меня помнить! У вас поразительно плохая память, Беркутов!

Я лихорадочно принялся перебирать в памяти все события указанного срока давности. Мы тогда еще базировались в Бенгальском заливе. Мы спасли кучу народа, среди которых было столько невзрачных пятидесятилетних европейцев… Джек… Джек. Мозг зацепился за имя, оказавшееся знакомым, нашел нужную ячейку в памяти. От этого имени словно пошла цепная реакция – Джек, которому я спас когда-то жизнь… темная ночь, джунгли Мьянмы, армейская колонна. Спутанный с ног до головы европеец среди узкоглазых конвоиров. Загадочная реакция моего зама, и спонтанная акция освобождения, которая вполне могла стать тогда нашей последней выходкой, если бы не удача… И короткий, неконструктивный диалог с бывшим пленным, оказавшимся настоящим американским шпионом, вдобавок лучше нашего ориентировавшимся в положении дел вокруг целей операции "Сезон дождей", но еще больше нас запутавший на тот момент…

– Лайон… – полушепотом, на выдохе, сказал я, поднимая сузившиеся глаза и вглядываясь в узнаваемые змеиные черты лица североамериканца. – Какая неожиданная встреча, шпион!

Глаза Лайона тоже сузились, лицо вдруг резко очертилось напрягшимися мускулами, теперь уже казавшегося не невзрачным, а жестким, даже жестоким, четко прорисованным, и мне не совсем к месту подумалось – а не мог ли я видеть это хищное лицо еще когда-то? Но где и когда? Наши дороги не могли пересекаться, кроме того случая в Мьянме…

– Знаешь, американец, я не стану тебя ни о чем спрашивать, – сказал я уже громче. – По твоим глазам вижу – сам расскажешь. Но не скрою – твоя роль здесь меня

оч-чень волнует.

Джек вдруг расслабился – внешне. Взмахом руки отослал за дверь своих прихвостней. Едва обшитая деревянными планками стальная плита со стуком закрылась, вновь вперил в меня свои холодные, почти бесцветные глаза. Сандра со смешанными чувствами на точеном лице сидела мышкой, придавленная нарастающей между мной и ее "другом" напряженностью. Краем глаза я видел, что она не сводит с нас жадного взора. Честно говоря, на месте агента я вывел бы ее за дверь. Но у Джека были, очевидно, какие-то свои соображения. Интересно, откуда Сандра-то знает шпиона. Впрочем, если и знает, то не как агента разведки, я уверен.

– Я почти не сомневался, что ты узнаешь меня, подполковник. И ты прав, у меня есть желание поделиться с тобой нынешними реалиями, о которых ни ты, ни твои люди не имеют представления. Вы опять угодили в чужую игру, Беркутов. Только, боюсь, на этот раз тебе может так не повезти, как Мьянме. Позволь, пользуясь удобным случаем, поблагодарить тебя за то, что ты рискнул спасти меня в ту злосчастную ночь. Если бы ты знал, что сделал и для меня, и для всей Америки. Жаль, судьба порой выкидывает необычайные шутки – сказав тебе спасибо, я, к своему сожалению, не могу отплатить тебе тем же. Слишком многое стоит на карте.

– Интригуешь… – пробормотал я. – Значит, ты стоишь за всем этим? И за моим похищением?

– Господь с тобой, русский. Это вовсе не моя затея! – воскликнул Лайон. – Мы бы, конечно, рано или поздно столкнулись, но тебе даже не удалось бы обо мне узнать! Ты будешь прав, если решишь, что мы по разные стороны фронта. Мы были формальными, потенциальными противниками еще там, в джунглях Мьянмы. Но это не значит, что я не испытываю к тебе или твоим людям симпатий. Алягер ком алягер, как выражаются французы. Вы просто пешки моих настоящих соперников в этой партии, и как бы мне ни было вас жаль, можете при неустранении доставить кучу ненужных хлопот. Но прошу учесть, я могу еще предложить вам выбор между жизнью и заданием. Ведь вам нужен шейх?

– Так ты это его покой здесь оберегаешь? После того, как он украл ваше оружие, и вас же хотел им убивать? Ты весьма великодушен, шпион! – на самом деле я еще не раскусил, для чего Джек возник на нашем пути, но старался придерживаться хорошей мины при плохой до неприличия игре.

– Ты почти угадал. Шейх, не смотря на некоторые скверные стороны своего характера нужен мне. Но поверь, подполковник, я не делаю ничего, что шло бы против интересов США и чего бы не хотела моя великая страна.

– Не сомневаюсь. Ты забыл добавить – самая демократическая страна в мире, – поддел я его. – Слова-то какие, умереть не встать. Да что же вы, все из себя такие демократические и великие, лезете защищать свои интересы куда угодно, лишь бы подальше от дома? Меня всегда умиляла ваша твердолобая уверенность в том, что без вас в мире не обойтись. И Вторую мировую войну вы выиграли. И Югославию без ее спроса защитили, кидая бомбы по военным объектам, на поверку оказывавшимся жилыми кварталами. И Ираку покоя не даете. Ощущение, что Хуссейн объявил вам ядерную войну, тогда как он сидел и трясся в своем дворце, запуская в страну всех, кого посылало ООН, раз за разом не находившая даже следов оружия массового уничтожения. И я сомневаюсь, что вы что-то найдете, но полноценный кризис власти рано или поздно заработаете, это точно. Вы подобны своему невежественному президенту, такие же глупые и зажравшиеся, пытающиеся утверждать свои права на то, что вам никто и никогда не отдаст. На чужую свободу. Ну объясни мне, шпион, куда еще могли затеряться ваши личные мировые интересы?

– Зря иронизируешь, русский, и пытаешься доказать мне, что я не прав. – Лайон опустился на стул между мной и журналисткой, отодвинув его к двери. – Даже ты не сможешь не признать, что в мире всегда правит сильнейший, пусть даже из-за того, что мир несовершенен. Главное, суметь доказать свое право на власть, суметь ее удержать. И люди, в сущности своей представляющие из себя не более, чем стадо безропотных овец, всегда жаждут подчинения. Они жаждут, чтобы кто-то решал за них, указывал путь, иначе начинают чувствовать себя неуютно, и тут как раз и начинаются конфликты, иногда просто потому, что кто-то кому-то не понравился…

– А вам невозможно что-либо доказать из-за вашей тупости, Лайон. – перебил я его. – Вы не умеете или, скорее, не желаете видеть интересов других. Вам нужна была маленькая победоносная война, и вы ее сделали. Получается, Саддам вам тоже не понравился? Или наоборот, понравились нефть и деньги? Вы хотите создать марионеточное государство, и получив прецедент, продолжить свою экспансию. Не уверен, что вы остановитесь на создании одного "демократического" режима. Ведь по всему Ближнему Востоку столько еще привлекательных кандидатур, так? Вот только не хочу тебя разочаровывать, но вы захлебнетесь в Ираке, как когда-то захлебнулись во Вьетнаме, и как мы в Афгане…

– Ты мне положительно нравишься, Беркутов, – американец с видимым удовольствием общался со мной, своим противником. Похоже, обладание обширными полномочиями – а Лайон очевидно не рядовой агент, рядовые обычно не столь осведомлены о целях и заданиях противной стороны, и не склонны к пространным рассуждениям – наложило четкий отпечаток на его сознание. Он представился мне чем-то странным, этакой химерой – еще не политик с его страстью к разглагольствованиям, но уже и не разведчик в чистом виде, те не имеют привычки запросто болтать с захваченными противниками. Лайону требовалось для доказательства своей силы, чтобы его жертвы осознали ее и оцепенели от страха или от ненависти. Тогда он мог почувствовать свою власть над их жизнями.

– Если хочешь быть сильным, нужно показывать, что ты силен, и подтверждать свое право на силу. Если же имеется и экономическая выгода… ты не возгордись, подполковник, я тебе военных тайн не открываю, даже в твоем положении в многознании многие беды. Обо всем этом говорят и будут еще говорить… какое-то время. Пусть себе. Пусть будут эти демонстрации протеста. Они бессильны и этим подчеркивают нашу силу. Мы же демократы, и признаем право на собственную точку зрения. Только право действия и первого слова всегда у США, и его никто не сможет отнять. Вполне объективно с любой стороны. Была одна держава, десяток с небольшим лет назад, способная оспорить это право, но гонку она – вы – проиграли. Дух спорта, можно сказать.

– Кажется, мы немного увлеклись, шпион. Кто кому проиграл, это еще большой вопрос. Ведь смотря, какая цель кому выставлена. СССР лопнул под собственным напряжением, но кто гарантирует вас от такого исхода? Цели ставите не вы, не я, и даже не ваш президент, Лайон. Не сочтите меня, Джек, набожным, но уж я скорее соглашусь поверить в высшую силу, чем в ваше право быть единственно правыми. Вы обречены сломать зубы при попытке захвата мировой власти, это к Нострадамусу не ходить. Вам не хватает души, Джек, иначе вам и не понадобилось бы доказывать свои смешные права, – боже правый, откуда что у меня берется? На меня накатило какое-то немыслимое вдохновение, и я всерьез сцепился с американцем на поприще вселенских проблем, тогда как не решил даже еще своих личных. Сказывались часы муторного молчания в компании с полупсихом Легаро, и то, что Лайон наступил на мою больную мозоль – при том, что я испытываю к отдельным представителям американской нации неподдельную приязнь и симпатию, я нешуточно ненавидел США, как систему политическую и морально-этическую. Как слишком совершенную систему подавления личности, укрытую под показной демократичностью. В конце концов, простые американские граждане – несчастные люди, которых и превращают в тех самых овец, как выразился Джек. Их лишают права самостоятельного выбора, оставляя лишь иллюзию его, их заставляют пережевывать мелкие дерьмовые куски личной жизни тех, с кого вынуждают брать пример. Я видел как-то художественный фильм о том, как проводятся выборы президента в США. Там в открытой телестудии оценивали не реальные управленческие и личностные черты того или иного кандидата, а собирали всю грязь с изнанки их жизни, смея судить их, невзирая на то, что сами судящие вылеплены из того же теста, и что даже кандидату можно оставаться всего лишь человеком.

Но все-таки необходимо раскрутить штатовца на более насущную информацию.

– Вся наша полемика не для данных обстоятельств, ты не находишь, Джек? Ты же не для того сюда заявился, чтобы заводить бесплодные споры?

– Почему бы и не поговорить с умным человеком, Александр? – пожал плечами Лайон. – Знаешь, мне ведь от тебя, в сущности, теперь ничего не нужно. Я опять знаю о происходящем на несколько порядков больше, чем ты и твои покровители, а имеющий знание – заведомо сильнее неосведомленного. А ты мне действительно нравишься, как личность, и захотелось познакомиться чуть ближе, – тут его словно осенила гениальная идея. – Возможно, я даже захочу сделать тебе выгодное предложение… но чуть позже, позже.

Ого, он желает сделать мне предложение! Замуж за него, что ли, выйти, раз я ему так нравлюсь?

Черти собачьи, как же мне выбраться отсюда?! Друзья, там, в сельве – я боюсь себя даже представить на их месте, после нашего исчезновения. Они и не подозревают, что ситуация осложняется многократно. Американцы включились в игру без посредников. Я почти знал цели Лайона – он хотел не дать нам доказать жизнеспособность "Тени". Именно поэтому он будет охранять Акбарса, именно поэтому он хочет сорвать нашу операцию, а значит, штатовцы уверены в победе! Мы не учитывали, что они рискнут на это! Внутренне храбрясь, я прекрасно осознавал – ход операции уже почти у черты, за которой проигрыш по всем пунктам. Мой ничего не подозревающий отряд идет в пасть не шакалу – тигру-людоеду!

Но надежда всегда, особенно у нас, у русских, умирала последней…

– Лайон, ты слишком рано сводишь нас со счетов. Будь уверен, мои люди скоро будут здесь…

– Не сомневаюсь, – отрезал он. – Я не боюсь. Я даже не собираюсь тратить силы на их поиски – они придут сами. А здесь их ожидает множество неприятных сюрпризов, – он вдруг поднял указательный палец. – Да… Беркутов, ты можешь даже не рассчитывать на помощь с Большой земли. Ее больше нет.

Что?!

– Полковник… Что ты с ними сделал? – ярость горячими волнами захлестывала мой разум.

– Их просто больше нет, подполковник. Эту партию вы проиграли еще до ее начала.

– Сука, – прорычал я. – Ты мразь, шпион. Если я смогу добраться до твоего горла, не надейся на пощаду…

– Не надейся, этого не произойдет, – со своей тонкой мерзкой улыбочкой кивнул Джек. И встал.

– Приятно было побеседовать, подполковник. Сандра, – он изобразил полупоклон девушке. – Прости за небольшие неудобства, но придется потерпеть. Чуть позже я придумаю, что мне делать с тобой.

– Подонок, – ледяным тоном ответила де Ла-Санио. – Я считала тебя порядочным человеком.

– Еще Эйнштейн высказал здравую мысль, что все в мире относительно. Не я виновен, что ты влипла в дерьмо, а мои недалекие союзники, хотя не скрою своей определенной причастности к твоим нынешним делам.

– Мне другое очень интересно, Джек – с какой целью ты навел меня на шейха? – резко спросила она.

– Ты умеешь задавать каверзные вопросы, – вновь улыбнулся Лайон. – Здесь кроется большая интрига, Сандра! Ты же всегда была умницей, девочка моя, так неужели не поймешь? Делаю одну подсказку – все происходящее всего лишь звенья одной грандиозной цепи. Подумай… для собственного удовольствия.

Последней фразой агент словно подчеркнул, что и девушке ничего особенно хорошего не светит.

Он отшагнул к двери. Лайону очень везло, что у меня связаны руки – меня сжигало желание свернуть его тощую шею. Он словно почувствовал это, и перед тем, как коснуться ладонью дверной ручки, обернулся, вонзив пронзительный взгляд мне в глаза.

– Волчье Ущелье, две сотни километров от Кабула на юго-запад, восемьдесят восьмой год, подполковник. Вспомни, – и больше не издав ни звука, вышел.

…Тугой, свистящий и очень холодный ветер, совсем не такой, как в предгорьях – там он сухой и жаркий. Камень вокруг, один ледяной серый камень. Труп у моих ног, автомат с полупустым рожком, и два пустых валяются на полу пещеры. Двадцать преследователей там, тремя сотнями метров ниже, прячущихся среди однообразных, колючих, крошащихся камней.

Страх, дикий страх загнанного в угол. Но бояться нельзя, ведь на плечах погоны небесного цвета, и в кулаке смят голубой берет, которым я вытираю леденящий лоб пот, льющийся с меня, не смотря на зверский холод.

Гэбэшник был прав – нас так просто не пропустят к заставе. Нужно было идти всей разведгруппой. Но капитан у нас тот еще служака. Есть приказ выйти в тыл укрепрайонов духов на глубокую разведку, в Ущелье, значит он должен быть выполнен. И майор КГБ ему тут не указ. Дал одного человека в сопровождение – будь доволен, иначе выбирайся вообще в одиночку.

И вот теперь майора срезал буквально у порога этой небольшой пещерки снайпер моджахедов. А у меня патронов осталось меньше двадцати, да еще восемь в ПМ… и эти дикие, в ватных халатах, в грязных хэбэ, снятых с наших солдат, в рваных тюрбанах вот-вот ринутся в атаку, и я сдохну здесь, как другие подыхали раньше, и опять кто-то найдет труп советского солдата со вспоротым брюхом и отрезанной головой в нем! Не хочу!

Паника охватила меня, но я уткнул лицо в свой берет, и вцепился зубами в жесткий пропотевший воротник "зеленки".

– С-суки… – выдавилось между сведенными судорогой зубами. – СУКИ!! – эхо понесло мой вопль между скал, многократно отражаясь от них.

Интересно, эти документы, что тащил на себе от границы с Пакистаном гэбэшник, как его там – майор Риязов? – стоят нашей с ним смерти? Блин, и не прочтешь – сумка-то у него кевларовая, с цифровым замком. Пулей не возьмешь, не то что ножом. Так и сдохну, не зная за что…

Снизу раздался шум сорвавшихся камней и шорох небольшого оползня. Уже началось, что ли? Дернул затвор, затем достал из кармана разгрузки монокуляр – наши умельцы делали их из биноклей, чтобы целиком из-за углов не высовываться с риском получить пулю в лоб.

Подполз к выходу из пещеры. Осторожно выдвинулся, приставив оптику к глазу. Так, точно, человек двадцать, одеты как попало, вооружены соответственно… кто же из них снайпер? Его бы снять в первую очередь, чтобы счет зарубкам на прикладе прекратить.

Перекрестие скользило по чумазым рожам, и вдруг я остановил его. Это еще что за?.. Опрятно, я бы даже сказал, цивильно одетый, невысокий и худощавый человек, по виду не местный, но в руках держит винтовку незнакомой марки, с крутой оптикой. Уж не про этого ли типа, умирая, прохрипел мне майор Риязов? Самый опасный из всех, американский разведчик, и уйти похищенным бумагам он не даст даже ценой своей смерти. Выходит, слухи о поддержке духов Штатами – чистая правда? Нет, мы конечно верили нашим политрукам, но когда сталкиваешься с этим вот так, чуть ли не глаза в глаза, понимаешь, насколько здесь все на самом деле страшно. И уже безо всякой идеологии начинаешь их ненавидеть люто. Это они, суки, готовят духов словно спецназ, вооружают их, и натравливают на нас. Без американцев моджахеды не продержались бы против нас и месяца. Ушли бы в горы, может быть, но спуститься бы им не дали.

Господи, будь проклят тот день, когда пришел приказ на нашу дивизию, в Афганистан. Это же не наша война. Тот, кто сегодня дает тебе кусок хлеба, завтра идет, берет автомат, и стреляет в тебя. Так в чем мой интернациональный долг, если он тут никому не нужен? Если мне кричат в спину – русский, уходи? Я бы ушел… но не теперь, когда потерял стольких!

Черт, да я сейчас сам потеряюсь! Погибну на чужой войне, и меня, если найдут, тоже уложат в "цинк", и потрепанный "черный тюльпан" потащит то, что было мной, в Новосибирск, а там отец, мама, сестра, Жаннка… Мне захотелось взвыть от безысходности.

Откинувшись на жесткую стенку пещеры, я несколько раз приложился стриженым затылком об нее, чтобы болью отрезвить себя. Ты, сука, "голубой берет", ты небо видел, ты через огонь можешь пройти, так чего скулишь, сволочь?! Я резко сдвинулся в сторону, и выпустил три одиночных туда, где прятались эти шакалы. Осточертевшее эхо разнесло выстрелы по горам, и визг пуль по скалам дополнил звуковую гамму. Ну хоть бы одного урода зацепить!

Спрятавшись за выступ стены, я вновь приставил монокуляр к глазу. И тут же нашел взглядом американца, словно белая ворона выделявшегося среди смуглых и бородатых афганистанцев. И меня будто ушатом ледяной воды облило, словно током шарахнуло – первое, что я увидел, было радужно-синим, отливающим порой багровым, стеклом объектива прицела, и глядящее прямо мне в лицо жерло винтовки. Я физически ощутил, как прицельная рамка отпечатывается на моем грязном, запорошенном скальной пылью лбу. Безразличный глаз прицела словно загипнотизировал меня, лишь долгий миг спустя я понял – сейчас он нажмет на курок, и меня не станет. Тело стало ватным, и подумал, что оно больше никогда меня не будет слушаться… я посмотрел чуть дальше, где приникло к окуляру узкое лицо снайпера. Оно излучало полную уверенность, что мишень уже не выскользнет из прицела, что мишени уже больше нет.

Зная всю безнадежность своего поступка, я рванулся в сторону. В голове бухнул набат пульса, потом еще раз, казалось, что время вообще застыло, я попал в его сеть… и мне не шевельнуться…

Пуля с противным визгом вскрошила камень в десяти сантиметрах от моего виска, и я с опозданием осознал, что сижу под надежным укрытием скал, навалившись спиной на уже остывший труп майора. И только ставший липким пот стекал по спине…

…Моджахеды, под командованием Лайона, чье лицо над оптическим прицелом я видел, но не сумел запомнить, не успели добраться до меня. Капитан Игонин помимо своей исполнительности обладал еще одним замечательным свойством – чуял опасность за километры, потому все ходившие в его подчинении группы доживали до конца срока службы. Он развернул разведотряд, и пошел по нашим следам, заметив, что у нас с Риязовым появились "попутчики". Не успел совсем немного, но меня отбить смог, когда я уже и не чаял выбраться живым. С той поры у меня осталась одна особенность – я даже спиной чувствую, если на меня смотрит прицел снайперской винтовки.

– Алекс? Эй, приятель, очнись! Да что с тобой?

– А? – я еще не отошел от дурмана воспоминаний, и поднял слепые глаза, перед которыми встали смутные тени прошлого, на Алессандру. Голова слегка кружилась, в ушах еще гремели выстрелы короткой и страшной схватки. Лайон… какой большой сюрприз… у меня появился к тебе еще один неоплаченный счет…

– Да приди в себя, полицейский! – чуть не кричала девушка. – Что он тебе тут наплел? При чем тут восемьдесят восьмой год? Вы что, уже встречались с Джеком? – в ней боролись сочувствие и деликатность с жадным репортерским любопытством. Что ж, если будет время, почему бы не рассказать ей все?

– Умгу… – я сам еще мало что понимал. – Было… пару раз.

– Если не хочешь, можешь не рассказывать… – отвернулась она. Похоже, Сандру не очень-то волновало, что это может оказаться ее последний в жизни репортаж. Я усмехнулся.

– Расскажу… но как-нибудь в другой раз, хорошо? Когда мы отсюда выберемся, – неопределенно пообещал я.

– Ну-у! – обиженно протянула Алессандра.

– Меня сейчас больше занимает не то, что было, а что будет, – отрезал я.

Действительно, Лайон оказался чересчур богат на неожиданности. Мне предстояло обдумать все это, и в первую очередь сообразить, какую же все-таки роль играет сам Джек в окружении шейха. Знает ли Акбарс, что рядом с ним – агент разведки США? Может, сыграть на этом – разделяй и властвуй? Уже поссорить их было бы неплохим козырем в моей партии.

Впрочем, общего положения дел этим не исправить. Даже полковник не смог предугадать прямого вмешательства штатовцев в операцию. Но видно, велико оказалось желание развалить влиятельную международную антитеррористическую структуру, чтобы сохранить за собой монополию на защиту мира.

Полковника нет, группа наверняка несколько деморализована моей пропажей, хоть и вряд ли остановится на полпути. Но только эти семь, нет, девять человек, не считая Кайла, стоят на пути Джека, только они остались последней надеждой "Тени". Призрачной надеждой, но иной было не дано. Игра идет не по нашим правилам. Девять-десять человек, идущие во взведенную Лайоном ловушку, против неизвестного количества подручных Ларинчи, личной гвардии Акбарса, и, словно этого мало, плюсуем энное количество профессиональных бойцов шпиона.

Тупик, они обречены! Как бы я ни храбрился и ни верил в них! Лайон знает все наши стратегические ходы, и попытка нашего спецназа выполнить задание лишь затянет агонию. Волосы на голове вздыбились. Выхода я не видел.

Злой бессильный стон сорвался с моих губ. Я злорадно вдавил изгвазданные в жирной грязи десантные ботинки в чистые простыни. И тоскливо подумал о недоступных и бесполезных ножах. Черт, ну почему мне так не везет?

Девушка, может, понимая мое состояние, а может, из боязни жучков, больше не пыталась заводить разговоров. Кстати, если комната и на прослушке, то заняты ею наверняка люди Лайона. Он должен опасаться, чтобы его союзники – Акбарс и Ларинча, не смогли из наших разговоров узнать истинное лицо американца, а ведь он безбоязненно со мной беседовал. Можно сделать вывод, что и правом решений скорее всего обладает он один.

Я сумел собраться и начать мыслить трезво. Что же на самом деле так обеспокоило американцев на нашей акции, что они не погнушались влезть в нее, мешая наши планы? Похоже, что чего-то в Интерполе и МАК не знают. Даже для того, чтобы сорвать наши планы по развертыванию "Тени" под крылом Совбеза, достаточно было бы косвенного влияния, не засвечиваясь напрямую, потому что это может быть чревато международным скандалом, с которым не справятся даже самые изворотливые политиканы. Это слишком круто – поручать контроперацию агенту высшего класса, каковым, безусловно, является Лайон. Проще задействовать "шестерок", предупредить Акбарса и Ларинчу. Нет, у этого айсберга есть еще и подводная часть. Но имея предельный минимум информации, мне не увидеть того, из-за чего американцы готовы без зазрения совести уничтожить группу международного полицейского спецназа, в состав которой, между прочим, входит и гражданин США.

Черт побери, ну что же заставляет Штаты идти на такое?! Что? У меня разболелась голова от не имеющих ответа вопросов, и я зажмурил глаза, отгоняя их, режущих мозг, словно скальпель. Потом расслабился, признавая, что я сейчас бессилен, с ободряющей улыбкой посмотрел на слабо улыбнувшуюся мне в ответ Алессандру, и постарался уснуть, посоветовав ей следовать моему примеру. А то в последнее время то сон не шел, то поспать не удавалось.

Сколько проспал, не знаю. Часы у меня отобрали еще на пристани. Но пожалуй, не меньше десяти часов, а может, и больше. Слегка повернув голову, наткнулся взглядом на спящую в неудобной позе журналистку. Хоть бы ей руки впереди связали, а не за спиной, изверги!

На столике заметил тарелки с едой. Забавно, как они себе это представляют? Мне что, рожей в них лезть? Руки-то связаны. Однако, и крепко ж я дрыхнул, что не услышал, как их вносили.

Жрать хотелось очень. Но в конце концов, я не свинья, поэтому стойко отвернулся, и уставился на стену, в которую была врезана входная дверь. Глухо, как в бронепоезде. Но через секунду услышал легкие шаги за дверью. Я приготовился на всякий случай ко всему – может, сюда сейчас кого из наших втолкнут, или меня на расстрел поведут, а может, войдет Лайон, рухнет на колени, и со слезой в голосе станет выклянчивать прощения, и вернет нам свободу… но в последнем я сомневался.

Вошел не Лайон, а кто-то из его команды. И за порогом двое с автоматами. Напрашивался вывод о верности версии номер два.

– Здрассте, родимые! – радостно поприветствовал я их. – Как же я по вам заскучал, все думал, ну когда ж они придут! – после молчаливых минут и пораженческих мыслей на меня напало неудержимое ерничество. Наверное, сознание так защищалось, чтобы не дать мне сойти с ума.

– Встаньте, – приказал вошедший. Алессандра на соседней кровати наконец распахнула глаза, и туманно посмотрела на солдата, пытаясь сообразить, чего он тут делает.

– Вот только тапочки надену, а то по полу сквозняк… – отозвался я. Но американцу мои дурацкие шуточки были абсолютно по барабану. Движущийся с грацией опытного бойца, он сделал шаг в мою сторону, и я поднялся против своей воли. Ох, были бы у меня свободны руки…

– Вы тоже, – обратился он к Алессандре.

– Эй, убери лапы, скотина! – возмутилась девушка. – В чем вообще дело?

– Вы хотя бы ее развязали… – вступился я за журналистку. Американец проигнорировал мои слова:

– Вас желает видеть босс.

– А самому спуститься ножки не ходят? – спросил я. Мне так хотелось вывести из себя эту самоуверенную морду, что я готов был из кожи вон вылезти. Но американец безразличными глазами смерил меня. И коротко, без замаха ткнул меня кулаком в сплетение. Я задохнулся, и чуть не упал ему под ноги. Алессандра попыталась вцепиться солдату в руку, но тот отмахнул ее назад на кровать.

– Ты б такой крутой был, если бы мне руки развязал, – прохрипел я палачу.

– Вас хочет видеть босс. Его терпение не безгранично.

– Пусть хоть лопнет. Пока пожрать не дадите, я никуда не пойду.

– У вас есть еда…

– А ты не пробовал кушать без рук? Вот и мы не стали.

Конвоир заколебался. Потом достал из кармана брусок рации, и спросил разрешения развязать нам руки. Выслушав ответ, вздохнул, и приказал тем двоим войти, закрыть за собой дверь и держать нас под прицелом, пока мы будем есть. И уж затем распутал веревки.