Текст книги "Сын рыбака"
Автор книги: Вилис Лацис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 37 страниц)
Чтобы не гноить зря дорогое сетное полотно, Оскар во время знойного штиля выставил мережу на дюны. С весны довольно хорошо шли камбала и судак, позже появились и лососи, но с наступлением жары они снова пропали, в то время как, по словам Фреда, в открытом море их было до черта.
– Прыгают, как мальки, – рассказывал он. – Я уже хотел ловить ярусами, да не захватил подходящих крючков.
Наконец в исходе июля задули свежие ветры, направляя к берегам залива более прохладные течения. Появилась и рыба – лещ, окунь, сырть, – изредка стали попадаться лососи.
Для чешуян, работавших на строительстве мола, началась страдная пора. Сартапутн не раз удивлялся мужеству и выносливости этих людей. Еще далеко до рассвета, а они уже в море, подле сетей или ловушек. Вернувшись на берег и сдав улов приемщикам из рыбокоптильни или женам, которые отвозят его на рынок в Ригу, они развешивают для просушки сети и наскоро завтракают тут же на берегу – пора уже становиться на работу. Проработав целый день на строительстве, вечером они снова забирают сухие сети и – опять в море, иной раз уходя вдоль побережья к устью Зальупе. Домой возвращаются уже глубокой ночью. Когда находили они время для сна, когда отдыхали – для инженера оставалось загадкой.
Поистине двужильным казался этот неутомимый народ, и нельзя было сказать, чтобы после такой работы он слишком мрачно смотрел на вещи. Молодежь была весела и жизнерадостна, как и полагается в ее возрасте, старикам тоже хватало бодрости.
Участки для мереж еще с весны распределялись по жеребьевке на все время путины. В прошлом году Оскару достался самый северный, самый дальний участок, который оставался в стороне от течения, и лосось ловился там неважно. Зато в этом году ему посчастливилось: он вытащил самый лучший номер, получил самое выгодное место; здесь в его ловушку попадались и самые первые и самые последние лососи. Поэтому, как только кончился период знойного штиля, Оскар, не теряя времени, установил на якоре мережу.
Всю весну Оскар работал как лошадь и даже в лице изменился. Глаза у него воспалились от бессонных ночей, к полудню его уже одолевала дремота. Но бросать работу у инженера Оскару не хотелось – на дополнительный заработок он надеялся обзавестись осенью новыми сетями для салаки и кильки; у него каждый лат был на счету. Анита уже второй год ждала летнего пальто, и ему хотелось доставить наконец жене эту маленькую радость. Никуда не годился старый неводник – громоздкий, весь в заплатах и все-таки протекавший, как сито. Пора было перекрасить железную крышу дома, тогда бы она прослужила вдвое дольше. Со всех сторон обступили его мелкие нужды, где уж тут было думать об отдыхе!.. И когда разбушевался западный ветер, прервав на некоторое время работы по возведению мола, Оскар даже рассердился на море – сиди теперь по его милости сложа руки! Правда, после бури могли появиться лососи, буря была подходящая. За свою ловушку Оскар не тревожился – еще сравнительно новая, крепкая и он ее основательно заякорил – на этот раз выдержит. Осис и то не беспокоился за свою развалину.
Четыре дня нельзя было выйти в море ни на веслах, ни с мотором. Волны докатывались до подножия дюн. Каждое утро Оскар спешил проверить, как держится моторка на якоре, как ведет себя ловушка.
Во вторую ночь выбросило на берег мережу Осиса. Через день была прорвана мережа гнилушанина Крауклиса. Но обе ловушки были старые и порядком подгнившие во время знойного штиля; удивительно, как они до сих пор-то держались. В последнюю ночь ветер, достигнув предельной силы, сносил крыши домов, выворачивал с корнем сосны. У Бангера сломало радиомачту. А утром на берегу можно было видеть останки двух выброшенных волнами ловушек – одна из них принадлежала Оскару. Сначала он не хотел верить своим глазам… Впервые за все годы его мережа не выдержала бури. Якоря хорошо закреплены в нужных местах, тросы новые, крылья сделаны только в этом году, при установке никакой оплошности допущено не было. И вот – на тебе!..
Стиснув зубы, принял Оскар этот удар. Мечты о новых сетях и других необходимых вещах пришлось выбросить из головы. Он аккуратно подобрал все отрепья, поплавки и отвез останки мережи в поселок. Починить ее не было никакой возможности. На крыльях было содрано с подбор все сетное полотно, – теперь разыскивай его где-нибудь в песке на банках! – обручи были изломаны, камеры словно ножом располосованы, у нескольких якорей оборвало наплава – их и вовсе не найти.
– Опять тебе придется подождать нового пальто, – сказал он Аните. – Нам надо обязательно построить новую мережу.
– Ну конечно, Оскар. Я ведь могу и без него обойтись.
Оскар пошел сказать инженеру, что ему надо с неделю побыть дома, построить новую ловушку.
– Пусть на эти дни Бангер даст вам моторку… Хорошо, если бы вы могли уплатить мне, что причитается.
– Много вам на это понадобится? – спросил Сартапутн, с участием отнесшийся к его горю.
– Ну, как-нибудь наберется… Кое-что ведь и нарыбачили за это время. Такое несчастье случается не впервые и не со мной одним. Если бы мы каждый раз вешали головы, то и жить не стоило бы.
– Все-таки тяжело вам пришлось.
– Хуже всего то, что теперь появится лосось. А пока я новую мережу построю – весь косяк пройдет, жди тогда нового.
– А там вдруг опять буря… – Сартапутн не решился высказать до конца свою мысль.
– Конечно… может и опять выкинуть на берег. Только незачем вперед загадывать.
– Я вам искренне сочувствую, – мягко сказал инженер. – Вы день и ночь трудитесь, как каторжный, и вот… До чего все-таки несправедлива природа. Даже досаду какую-то испытываешь против ее законов, особенно когда она так безжалостно уничтожает разумный труд человека. Мне так жаль вас… – Он так и не закончил фразы, как бы устыдившись своего непрошенного сочувствия.
– Жаль? – странно усмехнулся Оскар. Больше он ничего не сказал.
Теперь Сартапутн стал внимательно присматриваться к этому человеку, который столько времени оставался незамеченным, как любой другой поденный рабочий. Спокойный фатализм и громадная выносливость рыбаков, помогавшая им выдерживать все невзгоды, его не удивляли. Здесь скрывалась суровая трудовая закалка. Но в Оскаре было нечто большее – не просто спокойствие или чисто физическое здоровье; это был характер, незаурядная личность. Да, он достойный соперник! Инженер начал понимать, почему Анита так привязалась в свое время к Оскару. Понял он и другое: слишком бесчестно было бы врываться в эту тихую жизнь, разбивая счастье такого сильного, сурового человека. Если бы не одинокая жизнь в заброшенном поселке, не однообразная работа, не столь длинные, томительные вечера, когда всем существом рвешься к людям! Плохо, конечно, что они с Анитой больше не встречаются открыто. Ясные дружеские отношения сменились совсем иными чувствами, и теперь им многое приходилось скрывать от людей. На какой-то момент в инженере во весь голос заговорила совесть. Несколько дней он избегал встреч с Анитой, не посылал ей записок, а по вечерам бродил где-нибудь подальше от поселка. Но поведение инженера было истолковано Анитой совсем в другом смысле.
– Прекратим это, – сказал он при первой же встрече, когда Анита пришла к матери. – Пусть все останется по-прежнему, так будет лучше…
Широко открытыми глазами, в которых таилась и оскорбленная гордость женщины и грусть заброшенного ребенка, она взглянула на Сартапутна.
– Ну, раз тебе это надоело, лучше нам больше не встречаться.
Рассказать ей о своих новых мыслях, о том, что они оба виноваты перед Оскаром? Но когда один человек далеко завел другого по неверному пути, он уже не может сказать тому, что этот путь неправилен. Ведь оба они знали об этом, оба знали, куда идут. И Сартапутн отказался от своего намерения. Они продолжали идти дальше.
Летом среди рабочих неводной артели Лиепниека появился очень странный человек, высокого роста, глуховатый, с широким шрамом во всю правую щеку, к которой когда-то приложился бутылкой с отбитым дном пьяный приятель. Казалось, природа обделила его разумом, и он всегда старался держаться в стороне, неохотно отвечал на вопросы. Но ему нравилось издали наблюдать за другими, незаметно подкрасться к разговаривающим между собой рыбакам или даже к мальчишкам, собравшимся в кучку, чтобы придумать какую-нибудь новую каверзу. Ко всему он прислушивался, все замечал, но дальше не распространял – может быть, потому, что тут же все забывал. В сумерки Симан имел обыкновение шататься по чужим дворам. Со всеми собаками он был в дружбе, ни одна на него не лаяла. Неслышно, как тень, шнырял долговязый Симан у чужих окон, заглядывал в освещенные комнаты, а где были ставни, тихо приподнимал крючки и, никем не замеченный, наблюдал семейную жизнь поселян.
Однажды его застала в своем дворе Клявиене. После говорили, что застигнутый за подглядыванием Симан бросился с ножом на старуху, испугав ее до полусмерти, но ударить не ударил.
Симан умел искусно подражать мяуканью дерущихся котов и иногда ночью, подкравшись к какой-нибудь уединившейся парочке, пугал молодых людей. Кристап Лиепниек испытал это на себе и грозился при случае поколотить его.
Вскоре о странностях Симана стало известно поселковым подросткам, у которых все помыслы были направлены на озорство. Мальчишки стали подлизываться к Симану, носили ему папиросы, давали хлебнуть водки из отцовских фляжек, а за это он должен был брать их с собой в ночные походы.
Мальчишки показывали ему, в какой двор идти, у кого не запираются ставни, в каких клетях спят девушки. Сняв сапоги, верзила ловко взбирался на крышу, мяукал, шумел и царапал стены до тех пор, пока спящие больше не выдерживали. Когда они убегали в дом, накинув на плечи одеяла, Симан из темноты провожал их кошачьим концертом.
Однажды вечером в поселок прибыл Питерис. По старой памяти «друг рыбаков» остановился у Бангеров. Дождавшись темноты, мальчишки привели Симана к дому лавочника. Окна были закрыты ставнями, только из щелей снизу пробивался свет. Симан откинул крючки и неслышно открыл ставни, но за ними оказалась пустая комната, через которую изредка проходила мадам, вынося в кухню посуду. Симан двинулся дальше, приоткрыл другие ставни, но и там Питериса не было. За столом сидели два человека – инженер Сартапутн и Анита. Инженер, улыбаясь, что-то рассказывал ей, держа обеими руками руку Аниты и по временам поглаживая ее голый локоть. Для Симана это зрелище не представляло интереса, он хотел пойти дальше, но мальчишки уговорили его остаться:
– Подожди немного, посмотрим, что будет дальше.
Заглядывая друг другу через плечо, они с каким-то непонятным любопытством глазели в окно.
– Пойдем, – тянул их Симан.
– Да подожди ты, – останавливали его мальчишки. – Времени у нас хватит, пусть лучше Питерис ляжет, тогда мы его попугаем.
Некоторое время они наблюдали, как разговаривали молодые люди, как инженер гладил руку Аниты, а она улыбалась словам Сартапутна. Вдруг Анита запустила пальцы в густые волосы инженера и растрепала их, а Сартапутн взял и поцеловал ее руку. Потом он придвинул стул ближе к Аните; теперь они сидели плечом к плечу. Анита, задумавшись, смотрела куда-то в угол комнаты, ее голова слегка склонилась на плечо инженера. Сартапутн нагнул голову ниже, их лбы соприкоснулись, но больше ничего нельзя было разглядеть, так как они отвернулись от окна.
– Наверно, целуются, – шепнул кто-то. Подождав немного, не случится ли еще чего-нибудь, разочарованные в своих ожиданиях мальчишки двинулись дальше. Симан снова запер ставни на крючки.
Обогнув дом, кучка мальчишек остановилась у последнего окна, из которого просачивался свет сквозь щели в ставнях. Симан немедленно приступил к делу, и скоро взорам искателей приключений предстал Питерис, сидевший у стола в одной жилетке. Он наклонился над каким-то чертежом, который раскрыл перед ним Фред Менгелис. Американец что-то энергично объяснял, водя пальцем от одного края чертежа к другому. Депутат почесывал бородку и подымал иногда глаза на собеседника, одобрительно кивая головой.
Это был проект новой гостиницы, с которым Фред знакомил «друга рыбаков». Недавно он присмотрел для нее подходящий участок возле шоссе, рядом с курортным местечком. Но участок это принадлежал государству. Вот если бы Питерис как депутат пришел на помощь, участок удалось бы приобрести за умеренную сумму.
– Можно бы заполучить его под видом надела для ремесленника, – объяснил Фред. – Я ведь рыбак.
– Это мы устроим. Вот гостиницу вам придется записать на собственное имя, на мое неудобно как-то. Если узнают, что у меня такая крупная недвижимость, сейчас же начнут подозревать, завидовать. Нам, государственным людям, в этом отношении надо быть весьма осторожными.
– Ну что же, пусть будет на мое имя. Я лишней собственности не боюсь. Пусть завидуют, кому нравится.
После этого мальчишки увидели, как Фред открыл саквояж и стал выкладывать на стол одну за другой цинковые фляги самых удивительных фасонов: плоские, длинные, со странными вдавленными боками. Смеясь, он прикладывал их то к бедрам, то к животу. Питерис тоже с видом знатока осматривал странные предметы, даже приложил одну флягу к своему животу и покачал головой.
В этот самый миг Симан вдруг вывел кошачью руладу. Он еще никогда не орал так ужасно, – казалось, стая котов дралась не на жизнь, а на смерть. Фляга вывалилась из рук перепуганного Питериса, он нервно хватался руками то за бороду, то за брюки. Фред мигом забросил под кровать все фляги. Оба так растерялись, что мальчишки за окном разразились неудержимым смехом и бросились врассыпную, только Симан хладнокровно прикрыл ставни, накинул крючки и тихо проскользнул вдоль темной улички домой. Хватит на сегодня безобразничать, достаточно всего насмотрелись.
Через несколько дней по поселку поползли слухи о дружбе инженера с Анитой. Женщины подталкивали друг дружку локтем, когда кто-нибудь из них проходил по улице. «Ну, это они умеют… Да ведь иного и ожидать нельзя было. И где только у Оскара глаза, неужели он все еще не догадывается?»
Став депутатом, Питерис не забыл прежнего ремесла подпольного адвоката, наоборот, теперь-то он и развернулся. Его высокое положение как магнит притягивало клиентов, к нему стали обращаться даже такие люди, которые раньше доверяли свои дела только ученым юристам. Не имея больше возможности справиться с клиентурой, Питерис нанял в секретари какого-то делопроизводителя, уволенного за пьянство из волостного правления. В Риге, недалеко от центра, он открыл контору, куда и обращались все ищущие справедливости и верящие в талант «друга рыбаков». Споры по делам аренды и наследования считались специальностью Питериса, в них ему больше всего везло. С непонятным для заурядного человека удовольствием он годами копался в каком-нибудь деле, которое имело чрезвычайно мало шансов на успех. Вообще раньше чем через год Питерис не заканчивал ни одной тяжбы: надо было долго подготавливать различную документацию, на каждом шагу требовались гербовые марки. А беготня по разным учреждениям, а собирание справок и выписок из старых контрактов!.. Словом, все это стоило времени, труда и, главное, расходов. Пожалуйте аванс! И подобно тому как суеверные люди больше доверяют знахарке, чем врачу, так и легковерные клиенты Питериса без колебаний полагались на его таланты.
– Он лучше любого адвоката разберется.
Правда, выигрывал он далеко не все процессы. Но разве можно выигрывать подряд, иногда и проигрываешь: это в порядке вещей.
Объезжая прибрежные поселки, Питерис мимоходом брался и за те дела, которые уже находились в судах. Защищать свои интересы в Риге его уполномочивали и частные лица, и кооперативы, и даже некоторые местные учреждения. Всюду он брал авансы на расходы и время от времени требовал новых подкреплений.
– Не могу же я каждый раз выкладывать из собственного кармана!
В Чешуях Питерис стал сущим опекуном рыбачьего кооператива. С тех пор как он добился постройки гавани, правление было готово доверить ему все до последнего сантима. Он поручился за Фреда, когда тот брал ссуду на постройку «Титании», – и американец вернул ее. Тут уж пришлось замолчать самым отъявленным скептикам.
В тот вечер, когда Симан с мальчишками заглядывали в окна к Бангерам, Питерис прибыл в Чешуи с определенным намерением. Возвращенную Фредом сумму не успели еще израсходовать, а ему как раз понадобились деньги. Он жаждал деятельности и не только принял участие в постройке гостиницы, но еще купил в Риге землю под дом.
На следующее утро депутат, захватив с собой Бангера, Осиса и других хозяев, вышел на берег осмотреть строящуюся гавань. Питерис дал почувствовать, что он облечен полномочиями свыше, что его посещение является чем-то вроде неофициальной инспекции. Поэтому он и пригласил с собой самых пожилых и почтенных людей. Это уже походило на комиссию. Придя на пляж, Питерис задрал вверх козлиную бородку, повел в воздухе носом и окинул презрительным взглядом весь участок.
– Значит, вот как они здесь орудуют. Ну, посмотрим, посмотрим… – и, обратившись к одному из рабочих, спросил, не предвещающим ничего доброго голосом:
– Кто здесь производитель работ?
– Инженер… Господин Сартапутн.
– Где он? Позовите мне его сюда.
Этот тон должен был немедленно возыметь действие. Каждому матросу с землечерпалки следовало понять, что прибыло высокое начальство и неизвестно, как еще обернется дело для инженера… Ниже согнулись спины рабочих, каждый старался усерднее делать свое дело.
– Я спрашиваю, где инженер? – повторил Питерис. – Мне надо с ним поговорить.
– Инженер еще не пришел, – сказал подоспевший десятник. – Позвать его?
– Да, скажите, что я его жду.
Пока ходили за инженером, «комиссия» прогуливалась по участку. Питерис хранил молчание, но что-то угрожающее было в его жестах, в его бесстрастном лице. «Посмотрим, посмотрим…» – словно говорил взгляд его глубоко сидящих глаз.
Наконец пришел инженер. Посыльный сообщил ему о появлении незнакомого важного господина, чуть ли не самого министра, и это несколько встревожило его. Вдруг государственный контроль или представитель департамента!.. Сартапутн быстрыми шагами приблизился к группе посетителей.
– Вы желали меня видеть? – спросил он Питериса.
– Ах, так вы и есть инженер? – Питерис смерил его взглядом с ног до головы.
– Да, это я. С кем имею честь?..
– Вы всегда так наблюдаете за порядком? – продолжал депутат, не ответив на вопрос инженера.
– Извините, но я хотел бы знать, с кем имею честь разговаривать… – упрямо повторил Сартапутн.
– Депутат Питерис. Я инициатор этой постройки. Мне кажется, что вы свое дело находите скучноватым.
Сартапутна разозлил этот повышенный тон.
– Я не десятник, – сказал он резко.
– Вот оно что? Ну хорошо, хорошо…
Питерис вынул записную книжку и черкнул несколько слов.
– Вы настолько доверяете рабочим, что не считаете нужным смотреть за ними? – спросил он.
– Они свои обязанности знают, а мои помощники работают не первый год.
– Тогда вы, может быть, здесь совсем не нужны?
– Информацию об этом можете получить в департаменте. Там знают, для чего я здесь нахожусь.
– Ладно, ладно, – и Питерис опять что-то отметил в своей книжке.
– Будьте любезны показать нам дамбу.
– Прошу.
«Комиссия» прошлась по молу. Сартапутн от подробных объяснений воздержался и только вежливо отвечал на вопросы. За инженером и Питерисом гордо шагали Бангер и Осис – теперь все могли убедиться, какие они важные шишки! Как только Питерис проходил мимо, рабочие расправляли спины и принимались обсуждать виденное. Но когда Питерис остановился на дюне и еще раз оглянулся назад, все с преувеличенным усердием бросились таскать и разбивать камни. Депутат заметил это.
«Меня побаиваются!..» Сладкое чувство наполнило все его существо.
Вечером созвали внеочередное собрание членов кооператива, на которое были приглашены все рыбаки. Питерис говорил о фонде взаимопомощи рыбаков, который он задумал основать.
– Благодаря фонду мы сможем оказывать помощь семьям рыбаков, потерпевших бедствие, платить за страхование жизни и рыболовных снастей, расширять кооператив и рыбный завод… Словом, этот фонд будет выручать вас во всех нуждах.
– Откуда мы возьмем средства для фонда? – спросил Оскар.
– Средства? Сначала каждый рыбак внесет скромную сумму – скажем, пятьдесят латов, а потом надо будет платить небольшие ежегодные взносы. Нам и правительство не откажет в ссуде. Можно будет устраивать базары и разные благотворительные спектакли; чистая прибыль с них пойдет на увеличение фонда. И, кроме того, – я все это уже хорошо обдумал – на первых порах мы устроим большую лотерею, которая даст нам не менее двадцати тысяч латов.
Рыбакам эта затея сразу понравилась, и они стали обсуждать ее.
– Что-то здесь пахнет лавочкой, – сказал Оскар старому Дунису. – Слушать все это очень приятно, но когда Питерис берет дело в свои руки, оно сразу начинает внушать подозрения.
– И как у тебя только язык поворачивается! – удивился Дунис. – Разве мы мало видели от него добра? Одно то, что человек Добился гавани…
– И новых заповедных участков, – язвительно усмехнулся Оскар. – Сейчас для него главное – собрать с вас денежные взносы, а что выйдет из этой помощи – еще неизвестно.
С проектом Питериса все согласились. Устав фонда был им уже заранее разработан, и собрание без долгих разговоров его приняло. Кассиром выбрали Питериса, ему же поручили организацию лотереи и продажу билетов, – больше никто не хотел брать на себя эту хлопотливую обязанность. Питерису в конце концов пришлось согласиться на просьбу рыбаков.
В тот же вечер он уехал из Чешуй.
