Текст книги "Сын рыбака"
Автор книги: Вилис Лацис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц)
Молодые люди танцевали. По очереди то один, то другой заводил пружину и менял пластинки, пока остальные кружились и шагали по просторной комнате. Время от времени танцующие отдыхали, вытирали пот и охлаждали разгоряченные лица у открытого окна.
Во время одного такого перерыва и пришел Оскар. Анита чуть вздрогнула, но тут же отвернулась с безразличным видом и что-то спросила у Рихарда. Они начали оживленный разговор; Анита часто смеялась; но в ее смехе не было веселости.
Оскар даже и не заметил ее. Ни на кого не глядя, он подошел к Роберту и положил руку ему на плечо.
– Выйдем на минутку, – сказал он тихо. – Мне надо с тобой поговорить.
Роберт стряхнул его руку, продолжая рассказывать Вильме о частной жизни какого-то поэта:
– Вот так живет современный свободный человек, не признающий предрассудков и прогнивших традиций!
– Выйдем, – сказал еще раз Оскар и потянул брата за плечо.
– Перестань! – нетерпеливо проворчал в ответ Роберт. – Ты же видишь, что я занят разговором. Мадемуазель Вильма, а вы какого мнения на этот счет?
– Не знаю даже, это так странно, – пролепетала девушка, покраснев и от поразившего ее воображение рассказа, и от оказанного ей внимания. – Конечно, им так можно, потому что это они, но если бы кто из нас позволил себе…
Вдруг все затихли, удивленно уставившись на братьев. Оскар взял брата за локоть, коротким железным рывком поднял его на ноги и, как мальчишку, повел к двери. Побледнев, хотя все еще продолжая улыбаться, Роберт пытался высвободить свой локоть, но пальцы Оскара вцепились в него, как клещи.
– Смотрите, я, кажется, стал жертвой какого-то фокуса! – пробормотал все с той же вымученной улыбкой Роберт. – Интересно, куда он меня ведет?
Но никто не засмеялся в ответ – слишком мало походило это на шутку.
Не отпуская Роберта, Оскар тщательно прикрыл за собой дверь, потом без всяких объяснений схватил брата за грудь и начал трясти. Молча, не спуская взгляда с Роберта, он бросал его из стороны в сторону, как собака схваченную зубами змею.
– Пусти, пусти, костюм разорвешь! – задыхаясь, шептал Роберт. – Что ты, взбесился?
Оскар не отвечал. Когда у него уставала одна рука, он брал его за грудь другой и в конце концов прижал Роберта в угол к печке.
– Ты рехнулся! – шипел Роберт. – Как тебе не стыдно? Отпусти меня!.. Ты с ума сошел!..
– Закрой пасть, пес! – приказал ему Оскар. – Что ты сделал с Зентой, негодяй?
Роберт, пытаясь освободиться, снова, как щенок, забарахтался в руках Оскара.
– С Зентой? О какой Зенте ты говоришь?
Еще плотнее прижал его Оскар к печке. Он уже еле дышал.
– Здесь была только одна Зента, ты знаешь, о ком я говорю.
– Говори же тише, Оскар. Кричит как сумасшедший. Что подумают гости?.. И отпусти меня…
Оскар бросил его на пол.
– Что ты сделал с Зентой?
– Ты помешался… Я позову на помощь!..
– Зови. Пусть все узнают, что ты за человек.
– Ума не приложу, с чего ты это вообразил… Я и не знал толком никакой Зенты. Если ты ревнуешь, то привязывайся к кому-нибудь другому.
– Молчать! Ты обманул ее!
– Ничего подобного! Я не имею обыкновения сходиться с невестами рыбаков… Кто это видел?
– Что ты говорил ей летом у старого карбаса?
– У карбаса? Какой карбас, что ты фантазируешь? Тебе кто-то наплел черт знает чего…
– Я сам слышал своими ушами. Ты обещал жениться на ней.
Теперь наступило молчание. Из соседней комнаты тоже не доносилось ни звука – там, наверное, прислушивались. Роберт оправил измятую теннисную рубашку. Крупные капли пота скатывались с его лба и носа. Вдруг он с презрительным видом повернулся к Оскару.
– Значит, ты шпионил? Нечего сказать – достойное занятие!
– Никогда не мешает присмотреть за негодяем…
– А какое тебе дело до этого? Ты ведь не запретишь мне сходиться, с кем я захочу?
– Да знаешь ли ты, что произошло? Из-за твоей подлости она нашла свой конец на дне Зальупе. Ты виноват в ее смерти, ты – убийца!
Безумная ярость снова овладела Оскаром. Он снова встряхнул брата и изо всей силы швырнул через всю кухню к двери. Она открывалась внутрь и поэтому не распахнулась, но тяжелый удар заставил затрястись стены; на полках зазвенела посуда, а кот испуганно юркнул на печку.
Встревоженные шумом, в кухню выскочил старый Клява, мать и Лидия. Женщины сразу подняли крик:
– Уймись, уймись, сумасшедший! Что ты делаешь!
– Отпусти его, Оскар! – крикнул отец. – Сию же минуту отпусти, я приказываю.
По лицу Роберта текла кровь.
Дверь в комнату так и осталась открытой, и гости очутились в неловком положении, им пришлось стать свидетелями семейного скандала. Рихард пытался занять остальных каким-то анекдотом, но никто его не слушал, да и сам он больше следил за происходящим, чем за нитью рассказа.
Анита, повернувшись спиной к остальным гостям, смотрела в окно. Но и она чутко прислушивалась к каждому слову, ни одного не пропустила.
– Ты окончательно потерял рассудок! – кричал отец. – Отпусти же мальчишку, ты его задушишь! Не видишь, как он посинел?
– Беды большой не было бы, – выпалил Оскар и оттолкнул брата.
– С чего это ты разбушевался! – продолжал кричать отец. – Ну, чего ты на него напал? Думаешь, я это тебе так оставлю?
Оскар стоял со сжатыми кулаками, подавшись вперед всем телом; казалось, он вот-вот бросится на отца. Вдруг он нервно засмеялся:
– Не оставишь? Ха-ха-ха! Как будто это в твоих силах!
– Да что здесь такое творится? – спросил Клява. – Если у тебя нет больше уважения к родителям, изволь объяснить хоть, с чего ты так неистовствуешь?
– С чего? Просто я проучил негодяя, ядовитую гадину, замызганную грязную тряпку, которая брызжет на всех помоями… И еще вот что я скажу. Пусть этот человечишка, называемый моим братом, сейчас же убирается вон отсюда! Чтобы до утра он был как можно дальше от этого дома… И на мою помощь пусть он больше не рассчитывает!
– Да образумься же наконец, чего ты кричишь? – вмешалась мать. – Ну, повздорили между собой, – разве это впервые случается… Нельзя же сразу так… Если Роберт и сделал что плохое, можно еще исправить…
– А может он вернуть человеку жизнь? – выкрикнул Оскар, глядя в упор на мать.
– Ты уж начинаешь шутки шутить, – растерянно пробормотал старый Клява.
– Спросите Роберта, он не хуже меня знает, в чем дело…
Все замолчали.
– Я еще раз говорю: пусть Роберт собирает пожитки и отправляется в путь. И чем скорей, тем лучше…
– Мало ли что ты скажешь, – выпрямившись во весь рост, перебил его отец. – А я говорю, что Роберт останется здесь до последнего дня каникул.
– И этот господинчик… – продолжал Оскар, кивнув на дверь комнаты, – он здесь достаточно болтался, а теперь пусть собирает вещи и отправляется домой. Это ему не пансион для бездельников, здесь живут работяги. Здесь все должны работать.
Старый Клява от ярости чуть не потерял дар речи.
– Ну, это уж… Это уж чересчур! – побагровев, выкрикнул он. – Он говорит так, как будто всем домом заправляет! Так этому не бывать! Не бывать, пока я здесь хозяин! Господин Линде – наш гость, он может здесь жить, сколько ему заблагорассудится.
Оскар спокойно посмотрел на отца.
– Ты напрасно думаешь, отец, что и впредь будешь распоряжаться мною. Теперь начнутся другие времена! Я буду жить по-своему, своим умом. Кем я был для вас всю жизнь? Сыном? Нет, не сыном, а рабочей скотиной, даровым батраком! Больше этого не будет!
– Ты бы получил в наследство дом, – сказала мать.
Оскар засмеялся.
– Дом? Со всеми долгами в придачу? Нет уж, не надо мне никакого наследства. Я хочу жить, как другие люди. Мне двадцать шесть лет, а что я видел за свою молодость? Э, да что там, говорить только не хочется!
– Роберт останется здесь, – изрек отец, не обращая внимания на слова Оскара.
– Тогда, может быть, мне уйти? – спросил Оскар.
– Да будет так! – выкрикнул, задыхаясь от гнева, отец. – Если тебе здесь не нравится, можешь искать себе дом в другом месте! Но Роберт останется, раз я так сказал.
Наступила тишина. Мать и Лидия суетились возле Роберта, успокаивая и оглаживая его. Выпрямившись во весь рост, посреди кухни стоял отец, крепкий, складный старик, такой величавый и – ленивый. Оскар на мгновение словно окаменел. Потом что-то дрогнуло в его побледневшем лице, точно по нему пробежал отблеск какой-то решительной мысли. Он поднял голову и твердо посмотрел в глаза отцу.
– Хорошо, тогда я ухожу, – сказал он и медленными шагами прошел в свою комнату.
Пока он одевался и собирал документы, гости Роберта один за другим незаметно выскользнули из дому.
Не взглянув ни на кого и не попрощавшись, Оскар открыл дверь и исчез в ночной тьме. И вдруг словно что-то оборвалось – мать с Лидией заплакали, а отец подошел к двери и крикнул вслед:
– Если ты уходишь, навсегда забудь, что у тебя был отчий дом!
– Постараюсь! – донеслось в ответ.
Роберт угрюмо молчал, Рихард с оскробленным видом укладывал чемодан, женщины плакали, только старый Клява не сдавался. Раз он – глава семьи, патриарх, пусть никто не вздумает восставать против его власти, мятежникам здесь нет места!..
– Чего воете! – прикрикнул он на женщин. – Никуда он не денется, некуда ему бежать! Прогуляется по свежему воздуху, пока голова не остынет, и опять станет искать дорогу к дому.
Неизвестно, верил ли он своим словам…
Темнота свежей сентябрьской ночи обступила Оскара. Редкие дождевые капли падали на его разгоряченное лицо. Он снял фуражку. Еще не освободившись от власти пережитого волнения, он уже думал гордую думу о дальнейшей борьбе.
– Ладно, я сейчас уйду, но это не окончательно. Мы еще посчитаемся! – обернувшись лицом к темному поселку, он погрозил ему. – Тогда вы не будете смеяться надо мной.
Он вздрогнул. В темноте послышались торопливые шаги. Чей-то голос, чей-то бесконечно милый голос звал его:
– Оскар, это ты?
– Да, – откликнулся он и остановился.
Анита нагнала его. Тяжело дыша от быстрого бега, она схватила Оскара за руку:
– Оскар, куда ты хочешь уйти?
– Куда глаза глядят, куда угодно, только бы не оставаться здесь!
– Ты ведь не надолго? Не на целые годы? – спросила Анита охрипшим вдруг голосом.
– Нет, не очень надолго.
– С чего же ты хочешь начать?
– С борьбы. Словами здесь ничего не достигнешь. Когда я говорил, они смеялись, но теперь я начну действовать.
Анита все время держала руку Оскара. Когда-то, давно, он сам так же вот задержал ее руку. Он чувствовал, как дрожала девушка.
– Да, тут ничего не поделаешь. Мне надо уйти отсюда.
Очень тихим голосом, отвернувшись в сторону, Анита спросила:
– А если бы кто-нибудь пошел с тобой? Тогда тебе стало бы легче?
Он задрожал. Какое это счастье, уйти рука об руку с любимым человеком, никому ничего не сказав, и начать жизнь где-нибудь далеко отсюда! Неужели это ее слова?
Оскар ждал, что Анита скажет еще что-нибудь, но она молчала.
– Я еще не знаю… – начал он тогда. – Это будет трудное время. Может случиться, что меня совсем заклюют. Меня ведь никто жалеть не будет.
– Да; да… – согласилась она. – Я только так сказала… может, ты что-нибудь особенное подумал?
Она отпустила руку Оскара и туже стянула на груди платок.
– Что-то я хотела сказать, – начала она опять. – Да, так куда же ты сейчас пойдешь?
– Пока недалеко, только в Гнилуши. На первых порах, может, примет зять. Позже… Ну, тогда будет видно.
– Значит, тебя можно будет иногда встретить и на нашем берегу?
– Возможно. Но если меня там примут не очень охотно, то…
Анита круто повернулась к нему.
– Что тогда?
– Мне не раз приходило на ум поискать работы на пароходах. У меня есть несколько знакомых штурманов. Можно бы на несколько лет уйти в море.
– Конечно… Ты бы мог… – прошептала Анита, у нее снова перехватило голос. – Но что тогда будет с твоими проектами? У тебя столько задумано.
– Да, придется немного подождать, пока я не вернусь.
Они замолчали.
– Я не понимаю, почему ты до сих пор не поговорил с отцом, – снова заговорила Анита. – Он бы тебе помог, я в этом уверена.
Оскар закусил губу.
– Возможно…
– Ты что-нибудь имеешь против него?
– Нет, что мне против него иметь?
– Тогда кто же мешает тебе обратиться к нему? Я знаю, тебе понадобятся средства, без денег ведь в наше время ничего нельзя начать. Может быть, тебе стыдно просить?
– Я не стыжусь, но… это неудобно. – Оскар пристально взглянул на девушку. – Если бы это был кто другой, я бы давно поговорил. Но это – твой отец. Тогда обо мне всякое могут подумать.
Анита взволнованно засмеялась:
– Он еще выдает себя за борца, а сам боится, что его станут подозревать, – и уже потише добавила: – А тебя разве пугают эти подозрения? Ты боишься?.. Меня?..
Оскар становился все сумрачнее.
– Боюсь, как бы меня не испугались…
Внезапно, будто рассердившись, он шагнул к девушке – она очутилась у него в объятиях. Крепко обхватив ее плечи своими лапами, он сердито глядел на нее.
– Какого черта ты меня морочишь, Анита?
– Я вовсе не морочу, – спокойно ответила она.
– Смотри, я ведь могу что угодно подумать!
– Кто тебе не велит? Я вижу, ты не особенно высокого о себе мнения. Иначе бы ты не сомневался и не умничал столько времени. Нагнись-ка немного, у тебя там что-то на виске.
Он наклонил голову. В следующий миг что-то обожгло его лоб. Торопливый поцелуй – и Аниты уже не было возле него. В темноте прозвучал ее голос.
– Не ходи за мной! – крикнула она. – Теперь ты мой должник, должником и уйдешь отсюда. Теперь я спокойна – ты скоро вернешься!
– Подожди немного! – звал он ее. – Нам надо рассчитаться сейчас.
– Ничего, подождешь до следующего раза.
– Тогда я уйду на пароходе в море!
– Никуда ты не уйдешь! Теперь ты никуда не уйдешь, я знаю!
Она была права. Теперь Оскар не пошел бы туда, где ее не было. Он знал, чем она для него стала…
Залаяли встревоженные собаки. За дюнами ревело море, моросил мелкий дождик, кругом было темно. Но уходящему из родного поселка Оскару эта темень совсем не казалась мрачной. В груди он нес факел нового счастья.
Глава седьмая ДОМ РАСКАЯВШИХСЯ ГРЕШНИКОВОльга, старшая сестра Оскара, была женой зажиточного гнилушанина Петера Менгелиса. Ему принадлежал в поселке самый лучший полутораэтажный дом; он состоял пайщиком в нескольких рыбачьих артелях, и клеть у него была полным-полна рыболовных снастей. В Гнилушах Петер Менгелис первым из рыбаков приобрел моторную лодку и начал строить дачу в ближнем курортном поселке.
Поздним вечером усталый Оскар подошел к дому зятя и постучался. Менгелисы еще не ложились: в окнах горел свет, доносился хор голосов, певших что-то церковное. Немного подождав, Оскар постучался сильнее и выразительно кашлянул, но никто не откликнулся. Пение продолжалось.
Оскар вошел в кухню. Там никого не было. Керосиновая лампа горела слабым красноватым пламенем, не освещая темных углов.
За стеной пели хорал. Теперь Оскар сообразил, что там собрались для богослужения сектанты со всего поселка. Петер Менгелис считался у них за главного.
Оскар присел к большому кухонному столу и стал прислушиваться. Среди мужских и женских голосов можно было различить и детское щебетание. Послушать проповедь пришли целыми семьями, так как из Риги прибыл один из лучших сектантских проповедников – брат Теодор.
Сейчас же после хорала брат Теодор произнес проповедь. У него был мягкий, юношеский голос. Собравшиеся не спускали глаз с круглого, в красных прожилках, лица проповедника. Это был довольно приятный мужчина лет тридцати пяти, с полным ртом золотых зубов, несколько пухловатый, но очень подвижной.
Брат Теодор прочел вслух текст из евангелия от Луки, закончив следующими словами: «Смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объядением, и пьянством, и заботами житейскими и чтобы день тот не постиг вас внезапно; ибо он, как сеть, найдет на всех живущих по всему лицу земному…»
После этого началось толкование. Собравшиеся узнали, что согласно пророчествам и совершившимся знамениям Судный день уже не за горами. Пусть каждый будет наготове… И если у кого есть прегрешения, тот может их искупить – вернувшиеся на путь праведный не будут отвержены.
Долго и пространно говорил брат Теодор. После проповеди последовало пение, а затем гнилушане начали громко каяться в грехах. Сначала Оскар услышал голос зятя. Дрожащим голосом, почти со слезами, Петер Менгелис рассказывал:
– Дорогие братья и сестры! Все вы знаете, каким я был раньше последним лодырем и пьяницей. Я не пропускал ни одной корчмы, чтобы не зайти в нее, я спустил все, что у меня было, и часто проводил ночь под забором. Люди, проходя мимо, насмехались надо мной. Я сокрушался лишь о мирских благах, никогда я не был доволен тем, что имел. Но вот с глаз моих спала пелена, я прозрел и постиг, сколь неразумна была такая жизнь. Я переборол свои вожделения, и победил их, я стал обращенным. Сейчас я не пью, всего мне хватает, и труд мой всегда осенен благословением господним. До конца дней моих я буду хвалить господа!
За Петером последовали другие. Некоторые каялись публично в первый раз, эти рассказывали со смущенным видом: о своих грехах они предпочли бы промолчать. Но вот вышла старая Аболтиене; задыхаясь от рыданий, осуждала она свою прошлую жизнь. Ее смирение всех растрогало, примеру ее последовали другие женщины. Одна за другой выходили они вперед, говорили все громче, каялись все откровеннее. Экстаз самобичевания овладел людьми. Комната наполнилась истерическими всхлипываниями, дети плакали, взрослые вздыхали.
Оскару стало невтерпеж слушать их.
Затем опять все утихло. Голос проповедника журчал спокойно и ласково. Он призывал жертвовать на миссионерскую работу. В далеких южных странах живут народы, которые никогда еще не слышали слова божия. Несчастные чернокожие! Пребывая в греховном неведении, они поклоняются животным, силам природы и солнцу; деревянные идолы окружают их жилища, они почитают обезьян и змей. Бедные чернокожие!
Петер Менгелис обходил собравшихся с подносом и собирал пожертвования. После этого брат Теодор стал рассказывать, как трудно приходится миссионерам и в своей стране: на все нужны деньги, большие деньги, без денег ничего нельзя начать. И еще раз Петер Менгелис обошел собравшихся с подносом. Но брат Теодор дал понять, что это еще не все. Только на днях вышло несколько новых книг, где ясно и понятно рассказано, что произойдет в Судный день и по каким знамениям можно будет вычислить срок его наступления. Это «Ключи тысячелетнего царства мира», хороший перевод сборника проповедей Сперджена и другие полезные издания…
Развернулась бойкая торговля. Казалось, что за стеной разложил товары коробейник.
Оскар больше не слушал. Усталый и безразличный ко всему, он ждал, когда появится кто-нибудь из хозяев, хотя трудно было рассчитывать, что собрание кончится скоро. Снова раздалось песнопение. Тогда в кухню вошел шестилетний первенец хозяев – Янит. Он хотел пить и искал ведро. Напившись, он заметил Оскара и, немного дичась, подошел к нему.
– Дядя Оскар, ты тоже пришел петь? – спросил мальчик. – А мы скоро кончим, тебе надо было прийти пораньше.
– А мама тоже поет? – поинтересовался Оскар.
– Да, мама и меня научила, я знаю уже два стишка. Я тоже сейчас пел.
– Какой ты молодчина. Жалко, что у меня нет с собой конфет.
Янит с любопытством разглядывал дядю.
– Ты не можешь позвать сюда маму? – спросил Оскар. – Скажи ей, что дядя Оскар пришел. Только тихо скажи, чтобы другие не слышали.
– И папа чтобы не слышал?
– Папу тоже позови.
Мальчик выскользнул за дверь. Не прошло и минуты, как в кухню торопливо вошла Ольга.
– В чем дело, Оскар? – спросила она, не поздоровавшись. – Не случилось ли какого несчастья?
Появление брата в такой поздний час ее сильно встревожило.
– Нет, ничего особенного не случилось.
Сестра успокоилась, но теперь в ней заговорило любопытство.
– Ты ведь неспроста пришел?
– Я пришел, чтобы остаться здесь. Конечно, если только вы меня примете.
Ольга удивленно посмотрела на брата.
– Переночевать?
– Нет, думаю побыть подольше. Несколько месяцев, а может статься и всю зиму.
– Как же так? А кто же будет управляться дома, если ты перейдешь к нам?
– Мне неизвестно, кто теперь там возьмется за хозяйство. Меня это не интересует.
– У вас там размолвка какая-нибудь вышла?
– Нет, другое. Мы с Робертом не могли там остаться оба. Одному из нас надо было уйти. Отец выбрал Роберта. Мне больше ничего не остается, как искать себе другое пристанище.
– Что-то непонятно. Наверно, натворил чего-нибудь?
Оскар тяжело вздохнул. Рассказать ей или лучше пусть обо всем узнает от людей? Все равно в их глазах виноватым окажется он, раз некому свидетельствовать в его пользу.
Оскар посмотрел на сестру долгим, пристальным взглядом.
– Если я тебя стесняю или твоему мужу это не по вкусу… В таком случае прошу прощения, что побеспокоил. Может, у Крауклисов мне не откажут.
Сестра замахала на него руками.
– Чего ты губы надуваешь, как маленький? Ни о чем и спросить его нельзя… Разве тебя кто гонит? Подумай сам, каково это слышать: брат ушел из дому! Ведь ни с того ни с сего не могло же это случиться… Ну, раз тебе не хочется, не рассказывай.
Пение прекратилось, и в кухню торопливыми шагами вошел Петер Менгелис.
– Скажи, какой гость, и в такой поздний час! – приветствовал он Оскара. – Что-нибудь стряслось, заболел кто-нибудь?
«До чего они на все смотрят одинаковыми глазами…» – подумал Оскар. Ольга и Петер увидели в нем прежде всего вестника несчастья. Не вдаваясь в объяснения, Оскар напрямик спросил зятя:
– Согласишься принять меня к себе до весны?
Менгелис опешил.
– Разве в своем доме для тебя нет места?
– У меня больше нет дома. Я дал слово забыть о нем.
Опять начались те же расспросы, которыми донимала его Ольга. Оскар понял, что они не успокоятся до тех пор, пока не выведают что-нибудь о случившемся. В нескольких словах он объяснил им, как обстояли дела, не упомянув о своих планах на будущее и совсем умолчав о Зенте.
Менгелис не мог долго задерживаться, так как ему надо было еще раз обойти с кружкой собравшихся.
– Обсудим это позже, когда разойдется народ, – сказал он и ушел к молящимся.
Ольге тоже надо было находиться там, но она боялась, как бы Оскар из-за своей гордости не натворил глупостей: еще убежит, пожалуй, к Крауклисам, а потом про Менгелисов пойдет дурная слава.
Она осталась с братом и попыталась уговорить его.
– Разве кто так делает? – сказала она. – Как же раньше-то мы могли ужиться? Чего нам недоставало в родительском доме? Каждый знал свое дело, всего нам хватало. Кошелек был у матери, а она лучше всех видела, кому что требуется.
– Да, раньше действительно было так. Кошелек был у матери – один на всю семью. А сейчас их два – один у матери, другой у отца, и каждый старается друг перед другом побольше урвать себе. Когда общий заработок шел на общие нужды, я и не прекословил, ну, а что ты скажешь, если на всех работает один человек и про его-то нужды как раз всегда забывают? Больше я не желаю у них выпрашивать, мне такая жизнь надоела!
– Ну, допустим, они тебя и обижали. Все равно ты должен простить им. Главная христианская добродетель…
– Ладно, Ольга, я прощаю им прошлое, и на этом хватит, но пусть никто не думает, что я опять стану бессловесной тварью, какой был все эти годы.
С ним, конечно, не стоило и заводить спор. Впрочем, Менгелис тоже попытался умиротворить его. Он сыпал цитатами из евангелия, но все его красноречие пропало даром, как семя, брошенное на каменистую почву. Оскар терпеливо выслушал все изречения и притчи о прощении врагам, о мире, который приносит благодать, о губительном духе вражды и о блудном сыне, который обошел все земли, ел вместе со свиньями и, претерпев всяческие унижения, снова попал в объятия отца, – но в конце концов прервал зятя решительным вопросом.
– Скажи прямо, могу ли я пожить у вас некоторое время?
И в знак того, что он готов принять немедленный отказ, Оскар поднялся и взял шапку. Он и сам почувствовал, что перехватил через край, но в этот момент действительно готов был уйти, не подумав о том, как это отозвалось бы на его будущем.
Менгелис вздохнул:
– Ну что же, пусть будет по-твоему… Для нас ты всегда желанный гость, живи сколько хочешь.
При этих словах Ольга заплакала.
Оскару отвели место наверху. Там было несколько комнаток и плита; с балкона открывался вид на море. Весь этот этаж предназначался для дачников.
В доме все замолкло, молельщики разошлись, только брат Теодор остался – он согласился погостить несколько дней у Менгелисов. За окнами моросил дождик, осень вступила в свои права.
