Текст книги "Сын рыбака"
Автор книги: Вилис Лацис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 37 страниц)
Поселок Гнилуши стоял немного севернее Чешуй, но место здесь было оживленнее: рядом проходило шоссе, а в прекрасном сосновом бору, который начинался тут же за поселком, настроили много новых дач. Рыбаки извлекали из этого кое-какие выгоды. У кого была корова, тот мог не заботиться о сбыте молока, свежую рыбу дачники тоже брали с удовольствием.
Уже третий год какая-то секта устраивала в Гнилушах собрания, дабы спасти грешные души. Из Риги приезжали то в одиночку, то целыми толпами, женщины и мужчины, которые оказывались ясновидящими, проповедниками и даже певцами и музыкантами, ибо улавливание душ начиналось обычно с устройства концертов. Прежде всех на эти собрания пошли жены и дочери рыбаков, а Ольга первая открыто приняла новую веру. В то время ее муж сильно запил, к стыду и огорчению всей семьи, у него уже начались припадки белой горячки. В надежде излечить Петера с помощью новой веры от этого недуга Ольга уговорила его посещать собрания секты. Позже он сам предоставил дом для душеспасительных собраний и вслед за Ольгой обратился в новую веру. И действительно, Менгелис круто изменил нрав: он больше не сквернословил и совсем перестал пить. Жены рыбаков начали ставить его в пример другим; теперь и они старались обратить мужей в сектантов. Из-за их пьянства женщинам приходилось терпеть много горя, и некоторые усматривали в новой вере единственное спасение.
Петер Менгелис и до того, как запил, не знал, что такое лень, а после своего обращения стал на редкость работящим. Чтобы везде поспеть, он трудился день и ночь. Начатая постройка дачи требовала средств, моторная лодка не была еще выкуплена, кроме того, содержание многочисленных рижских гостей, остававшихся у него по целым неделям, тоже чего-нибудь стоило. Значительная часть его заработка уходила на угощение разных проповедников, певцов, музыкантов, сестер и братьев по секте. Тут ведь нельзя было отделаться нечищенной картошкой и соленой салакой, эти гости не отказывались ни от тайменя, ни от жареного петуха, ни от варенья. Это был самый гостеприимный дом, зато Менгелисов высоко ценили в сектантском центре.
Во время своих миссионерских поездок брат Теодор уже второй год аккуратно навещал Гнилуши, где его цитаделью был дом Менгелисов. В нижнем этаже для него была отведена отдельная комната. Здесь он постоянно останавливался, отсюда совершал наезды на ближние и дальние волости. Собеседования он заканчивал поздно вечером и часто возвращался усталым. В таких случаях брат Теодор спал до девяти утра и его сон охранялся всей семьей, как святыня: взрослые унимали расшумевшихся детей и сами ходили на цыпочках, собака не смела лаять.
Первые дни Оскара поразило то благоговейное внимание, которое сестра и зять оказывали проповеднику. Сами они вставали с петухами, целыми днями трудились, как муравьи. Но как только просыпался гость, Ольга бросалась со всех ног из кухни или из хлева прислуживать брату Теодору. То она несла ему теплую воду, то подавала чистое полотенце, то спешила напечь оладьев. Благословенный дом!
Расчесав реденькие волосы, чтобы прикрыть плешь, брат Теодор садился за трапезу. После завтрака он обходил поселок и беседовал с каждым, кто готов был внимать его словам. Ведь, как и всякий человек, он был убежден, что занимается нужным и полезным делом. Он же знал наизусть апокалипсис, а там были открыты все тайны будущего – сроки прихода антихриста и наступления Судного дня. И разве не благоразумно поступал тот, кто заблаговременно старался застраховаться?
Оскар на первых порах обходил его, не желая вмешиваться в чужие дела. Он только не мог смотреть без раздражения на руки брата Теодора. Это были не знавшие работы белые женские ручки, с нежной мягкой кожей.
Уже с первой недели Оскар стал испольщиком в рыбачьей лодке зятя. В ожидании бури они выходили со ставными сетями; если бы юго-западный ветер за несколько дней основательно продрал море, то появились бы и сырть и таймень. Пока же не попадалось ни того, ни другого.
Однажды вечером Оскар завел с зятем разговор о своих делах.
– Если бы у меня были деньги, я бы стал мастерить себе снасти, – сказал он.
– Да ты можешь пока рыбачить с моими снастями! – ответил Менгелис. – Когда разживешься – сочтемся!
– Ну, а если я порву их или пропадут? Ведь ты знаешь, какие осенью бури. Нет, Петер, из этого ничего не выйдет. Вот если бы ты поручился за меня перед торговцами… Я все-таки хочу обзавестись собственной снастью.
Менгелис не особенно обрадовался просьбе Оскара.
– Разве тебе к спеху? У меня в клети полно сетей – рыбачь, с какими только пожелаешь. Мы ведь не чужие.
Кроме того он не был уверен в силе своего поручительства. Самому еще надо и за моторку выплачивать, и погашать заем, сделанный перед постройкой дачи, и выкупить несколько векселей у Гарозы. Но Оскар продолжал настаивать на своем, и, лишь когда он намекнул, что готов обратиться к другим поручителям, зять согласился поговорить с торговцами.
Однажды Оскар, приводя на берегу в порядок сети, хватился двух якорей. Пришлось возвращаться домой. Клеть, в которой хранились снасти, была под замком, и Оскар пошел искать Ольгу.
На дворе ее нигде не оказалось. Оскар пошел к дому. Одно окно было приоткрыто, и ветер трепал гардины, концы которых вытянуло наружу. Кисточка бахромы зацепилась за пуговицу куртки Оскара. Он остановился, чтобы высвободить пуговицу, и его взгляд невольно скользнул в окно и дальше, в открытую дверь. Посреди комнаты стоял проповедник, держа в объятиях хозяйку дома, – ничего не подозревая, они безмятежно целовались.
Оскар отвернулся.
«Ну, погодите, голубчики!» – подумал он.
Оскар с грохотом раскрыл и захлопнул за собой дверь и постарался произвести как можно больше шума своими сапогами. К тому же на него напал кашель, долгий, ужасающий кашель, – черт знает, где он его схватил.
В кухню вошла раскрасневшаяся Ольга. Оскар сказал, что ему нужно, и, получив ключи, тотчас же повернулся к двери.
Ольге он ничего не сказал, зять тоже ни о чем не узнал, но в тот же вечер Оскар улучил минуту, когда проповедник остался один, и пригласил его выйти с ним во двор.
– Какую добродетель велит почитать христианская вера? – спросил он проповедника.
Брат Теодор даже опешил.
– Существует много добродетелей, в которых следует преуспевать каждому христианину, – пробормотал он наконец. – Если вы хотите, чтобы я их перечислил, пойдемте лучше ко мне в комнату, у меня там есть кое-какие книги по этому вопросу.
– Нет, меня интересует только одно: нужно ли уважать гостеприимство, оказанное нам хозяином дома, или это только устарелый обычай?
Тут уж и вовсе подозрительно взглянул брат Теодор в глаза Оскару.
– Гостеприимство, вы говорите? Да, это прекрасный обычай. Благословен тот дом…
– …где поганят эти прекрасные чувства, где лодырь находит любезный прием и разбивает семейную жизнь честных людей. Понял наконец, бродяга? Теперь выслушай, что я скажу. Если ты к утру не уберешься отсюда, тогда я поговорю с тобой по-другому.
– Вы, наверно, шутите… – бледнея, промямлил брат Теодор. – Сами-то вы кто такой в этом доме? Насколько мне известно, здесь распоряжаются другие…
Оскар схватил брата Теодора за шиворот и пригнул его почти к самой земле, словно напакостившего щенка. Проповедник как-то сразу съежился и ослаб.
– Ты тут еще разглагольствовать собираешься? – прикрикнул Оскар. – Ну смотри, делай как знаешь, но если завтра утром я еще увижу тебя здесь, то заранее молись богу за свою грешную душу!
Хорошенько встряхнув его еще разок, Оскар отшвырнул в сторону оторопевшего брата Теодора, а сам вошел в дом.
Спустя некоторое время вошел Теодор, с самым задумчивым видом. Оказалось, что его ожидали в другом месте, и он должен немедленно ехать.
– Я бы еще поспел, если бы брат Петер был настолько любезен и отвез меня в местечко, – сказал он.
– Ты сегодня устал, – сказал Оскар зятю, который и в самом деле только что вернулся из Риги. – Давай лучше я отвезу, а ты за это время отдохнешь.
Менгелис действительно выглядел нездоровым.
Такой оборот дела не особенно понравился брату Теодору.
– Мне надо еще дать тебе кое-какие наставления относительно будущих собраний, – сказал он Менгелису. – Мы бы дорогой поговорили… В эту минуту Оскар кашлянул и выразительно посмотрел в глаза проповеднику. – Но раз ты так устал, не надо. Я напишу тебе.
Полчаса спустя он уехал, не успев ничего сказать ни Менгелису, ни Ольге, потому что Оскар все время ходил за ним по пятам.
– Вы получите от меня письмо, – обернулся уже в дверях Теодор.
Что произошло между ними дорогой и как они расстались, про это Оскар ничего не сказал.
Через неделю Оскар съездил с зятем в Ригу и приобрел в рассрочку несколько сетей для кильки, пряжу, бечеву, тросы, пробки и балберы. Он целыми ночами просиживал в своей комнатке, занимаясь посадкой сетей и вырезая поплавки. Время летело быстро, надо было торопиться, потому что на отмелях уже заметили кильку.
В это время Менгелис получил из Америки письмо от младшего брата Фреда. Двенадцать лет тому назад тот уехал из дому. В мировую войну он был матросом на английском пароходе, а потом перебрался за океан. Фред писал, что собирается домой, ему надоело скитаться по чужим краям, хочется заняться чем-нибудь на родине.
Вечером в семье Менгелисов занялись обсуждением этой новости.
– Фред, наверно, приедет не с пустыми руками, – сказал Петер. – Прожить столько времени в Америке да чтобы не нагрести долларов!..
– Скажи, а он пьющий? – спросила Ольга.
– Так, немного. Да это неважно, там ведь сухой закон, спиртные напитки запрещены. Фред всегда был парень дельный и умница, уж он сумеет придержать денежку.
– Да, тогда он обязательно должен был разбогатеть… – вздохнула Ольга.
Оскар не принимал участия в семейном разговоре.
– Любопытно знать, чем он здесь займется, – снова заговорила Ольга. – Если он такой богач, то, конечно, на простую работу ему не захочется пойти. Думаешь, станет он себе отмораживать руки возле сетей?
– От такой работы, наверно, давно отвык.
– Или, скажем, браться за тяжелые весла…
– Об этом и думать не приходится!
– Еще вопрос, где он будет жить, – продолжала Ольга. – У нас, конечно, места найдется достаточно, можно уступить ему заднюю комнату или устроить наверху. Только не покажутся ли ему очень тихими наши края?
– Куда же ему еще деваться? – беспокойно заерзал на стуле Менгелис.
– Разве в Риге работы не хватит?
– Сомневаюсь, чтобы он пошел к кому-нибудь служить. Так или иначе, а Фред останется у нас. Мы с ним всегда жили в ладу.
После этого они оба пришли к выводу, что Фред нажил не менее двух миллионов, и стали прикидывать, куда бы повыгоднее пристроить его капиталы.
– Он, пожалуй, заведет себе большой моторный бот с каютой и трюмом, – предположил Петер. – Можно будет на нем отвозить в Ригу рыбу, а оттуда доставлять товары для лавки.
– А вдруг он и сам откроет лавку?
– Определенно. Даже лучше, большой магазин с отделениями – торговля снастями и мануфактурой. Там будет все, что требуется рыбаку: сапоги, смола, ворвань, непромокаемая одежда, пробки, сахар, керосин…
– А бакалейное отделение?
– Я ведь сказал про сахар…
– Если у него будет лавка и мотобот, придется нанять человека – надо же кому-то стоять за прилавком. Тут ему одному не управиться.
– Людей, что ли, здесь не найдется?
– Лучше бы ему жениться. Сам в разъездах, а жена в это время в лавке хозяйничает.
– Года-то у него сейчас самые подходящие… Не нарваться бы только на какую-нибудь попрыгунью. Когда у человека столько денег, от невест отбою не будет.
– Тогда пусть женится на Алисе Крауклис, – сказала Ольга таким тоном, как будто вопрос этот был уже окончательно решен. – Чем Алиса плоха? Девица скромная, на танцы не бегает, в хоре у нас поет. Правда, она не очень красива, да что в этой красоте, когда нет добродетели?.. Видали уж мы на примере Зен…
Встретив угрюмый взгляд брата, Ольга прикусила язык.
Оскар все время с чувством отвращения наблюдал за супругами, которые без всякого стеснения выставляли напоказ свою личность. Казалось, речь шла о малом ребенке, которому досталась куча денег, и он не знает, что с ними делать.
– Ну и рассуждаете вы… Как будто у самого Фреда нет головы, – вмешался он наконец. – Фред сделает то-то и то-то, Фред женится на Алисе Крауклис, потому что она некрасива и поет в хоре. Фред откроет лавку! А что, если Фред совсем не такой дурачок, каким вы его считаете, и сам найдет, куда деть деньги? А вдруг у него и никаких денег нет – что тогда?
Менгелисы сконфуженно умолкли.
– Да мы же не думаем, что Фреду обязательно надо все делать по-нашему, – ответил наконец Петер. – Но если у него есть деньги, не позволять же парню транжирить их на что попало.
Оскар только пожал плечами и усмехнулся.
Суета, поднятая известием о скором прибытии американца, не улеглась. При Оскаре будущность Фреда больше не обсуждали, зато, когда его не было дома или он уходил в свою комнату, Менгелисы снова принимались за подробнейшие расчеты. Иногда Петер брал в руки карандаш и бумагу и высчитывал, во что обойдется моторный бот и оборудование магазина и сколько после этого останется наличными. Чаще стала заходить и Алиса Крауклис. Это была подруга Ольги, субтильная, малокровная девица, с желтой, словно воск, кожей, уже в годах.
Для рыбаков год выдался голодноватый. Вялая весенняя путина, затянувшийся знойный штиль и безрыбная осень многих вогнали в долги. Судебный исполнитель обходил поселок за поселком, описывая небогатый скарб рыбаков; то здесь, то там стучал молоток аукциониста.
Но вот грянула буря, и два дня напролет море кипело, как в котле. Тогда показались предвестники конца путины – последние отнерестившиеся лососи, неказистые, с плешинами на боках, в гнойных опухолях. У изголодавшихся, набегавшихся самцов были громадные головы, пустое обвисшее брюхо, а мясо тощее и бледное. Самки – «мачки» – были темные, тонкие, длинные и вполовину легче весенних.
Скупщики сразу же сбили цену с лата до сорока сантимов за фунт. Закупив по дешевке тысячи фунтов рыбы, они клали ее на лед в холодильники, чтобы через несколько недель получить пятьсот и более процентов чистого барыша. Дело было самое выгодное, и люди с деньгами хорошо на нем наживались, в то время как основным создателям ценностей, рыбакам, приходилось довольствоваться жалкими грошами.
Это неприкрытое надувательство не давало покоя Оскару. Он часто заговаривал об этом с новыми соседями:
– Почему бы вам самим не складывать рыбу на лед, чтобы потом выручить за нее настоящую цену? Холодильники для всех открыты, и плата за хранение не такая уж высокая.
– А на что будешь жить? – обыкновенно отвечали рыбаки.
Кусок хлеба требовался каждый день, брюхо не хотело ждать, пока лососина подымется в цене. И это повторялось из года в год – вечные нехватки и нужда не давали рыбакам вздохнуть.
– Ну, подумайте сами, – говорил Оскар. – Вы продаете двадцатифунтовую мачку по сорок сантимов за фунт – это значит за восемь латов. А ведь от той же самой мачки вы можете получить три фунта икры. Если считать по три лата за фунт – это за одну только икру девять латов. Выходит, что вам даже за икру не уплачивают полностью, а уж лососину вы отдаете совсем даром. Почему вы сами не отцеживаете икру? Большого искусства ведь тут не требуется, это всякий может делать.
– Скажи-ка ты об этом Гарозе, – ответил Оскару его дядя Крауклис. – Тогда увидишь, что он на это ответит.
– Пусть что угодно отвечает – я ему ничего не должен.
– Вот, говоришь, отцеживать икру… А как ты полагаешь, какой это скупщик возьмет после этого мачку? Куда ты ее денешь, если не найдется покупателя?
– Мы бы сами могли продавать ее с рук. Кто нам мешает держать свой стол на рыбном рынке?
– Разве такие расходы окупятся? Там нужно держать постоянно продавца, а кто же тебе будет даром работать?
– Как еще окупятся, подсчитайте только!..
Но они не хотели подсчитывать. Нет уж, пусть их не втягивают в такие непривычные дела! Да где это видано – самим отцеживать икру! Правда, рыбаки возмущались наглостью скупщиков, но стоило Гарозе угостить их водкой и копчеными лососевыми плавниками, и все снова успокаивались.
У Оскара все еще не были готовы сети, и он помогал Менгелису. Стояли теплые, солнечные дни, полные осенней тишины и прелести. Зимы, казалось, совсем не будет. Стаи перелетных птиц спускались на отдых в окрестностях, с болот доносилось гоготание диких гусей, а местами еще замечали скворцов.
Случилось как-то раз, что Менгелис не выбрался с утра проверить сети, и они с Оскаром вышли в море только после обеда. Два леща составили весь их улов. Зато сосед их Румбайнис отправил в тот день три калы прекрасной сырти. Об этом говорил весь поселок.
– Разное бывает счастье, – рассуждали рыбаки. – Ведь вот и сети рядом поставили, а у одного – три калы, у другого – ничего. Этому Румбайнису всегда прямо как с неба валится.
– Возможно, что мы слишком далеко выставили свои порядки, – сказал Оскар, – а сырть прошла ближе к берегу.
– Могло быть и так, – согласился Менгелис.
На следующий вечер они выставили сети ближе к берегу, но утром начала жеребиться кобыла, и им нельзя было отлучиться из дому. К обеду кобыла ожеребилась, и вскоре после этого Менгелис с Оскаром вышли в море. На этот раз сети оказались вовсе пустыми. И опять рыбаки сказали, что Румбайнис отправил на рынок целую бадью рыбы. Везет человеку – и ничего тут не скажешь!
Менгелис даже плюнул с досады:
– Видно, мы разучились ловить сырть. Никак не пойму, что за причина. Не к чему больше и сети ставить, попусту не стоит трудиться.
– Попытаемся еще раз, – сказал Оскар, – только пораньше надо будет проверить.
Они поставили мокрые сети на прежнее место и направились домой.
Было два часа ночи, когда Оскар разбудил зятя.
– Могли бы еще часика два соснуть, – ворчал, выходя на двор, Менгелис. – Разве в такой темноте разберешь, какие на поплавках знаки?
Оскар ничего не ответил, взял весла и пошел к берегу. Поселок еще спал.
– Вздремни пока, если тебя клонит ко сну, – сказал он зятю. – Мы еще подождем выходить в море.
– Тогда и не стоило так рано вылезать из дому, – ворчал Менгелис.
Оскар улыбнулся:
– Стоило или не стоило – это мы увидим позже.
Менгелис свернулся на корме лодки, прикрывшись непромокаемой курткой. Оскар присел на сосновый пень, выброшенный на берег недавней бурей.
Прошло полчаса или немного больше. На берегу, в нескольких сотнях шагов от их лодки, засветился фонарь, и несколько минут спустя послышался плеск весел.
Оскар тотчас разбудил Менгелиса и столкнул лодку в воду.
– Тише только, не разговаривай, – прошептал он.
При свете звезд они с трудом различали впереди черный движущийся предмет, вслед за которым неслышно скользила их лодка. Оскар, не сказав об этом зятю, обмотал весла тряпками, и они бесшумно опускались в воду. Через некоторое время передняя лодка остановилась, перестал грести и Оскар. Они подождали, когда ранние рыбаки, отыскав поплавки, начали выбирать полотно. Тогда Оскар, усмехнувшись, спросил зятя:
– Понял теперь?
– Перебирают наши сети! – прошептал пораженный Менгелис.
Они начали потихоньку подгребать к чужой лодке, владельцы которой были увлечены своей работой. Оскар подходил к ним со спины, к тому же ветер дул с моря, и ему удалось незаметно приблизиться к лодке почти вплотную. Опустившись на колени, два человека выпутывали рыбу из ячей сети. Несколько серебристых сыртей подпрыгивали уже на сланях. Бесшумно вскочив на ноги, Оскар взмахнул веслом и плашмя ударил ближайшего браконьера по мягкому месту.
– Бог помочь! – крикнул он громко.
Охотники до чужих уловов подпрыгнули на месте, как подброшенные взрывом. Румбайнис с сыном Отто! Удачливые рыбаки, которым каждый раз выпадал самый крупный улов!
От неожиданности оба они чуть не лишились языка.
– Не заблудились ли вы, соседи? – спросил Оскар.
Старый Румбайнис мало-помалу стал приходить в себя.
– Я – я никак что-то не пойму, что здесь творится… – заикаясь бормотал он.
– Вот как? – засмеялся Оскар. – В конце концов окажется, что вы просто ошиблись, соседушка! Сети-то ведь совсем не ваши, а больше на наши смахивают. Поглядите-ка на поплавки, какие на них выжжены знаки?
Старый Румбайнис с готовностью нагнулся к сетям и сделал вид, что рассматривает поплавки. Вдруг он сплюнул и схватился за голову:
– Ну, скажи, пожалуйста!.. Отто, да мы никак прицепились к сетям Менгелиса? Скажи, какая незадача!
– А я все думаю, что это наш береговой порядок, – отплевываясь, вслед за отцом вторил Отто.
– Раз вы приняли чужие сети за свои, почему же вы не стали выбирать их? – спросил Оскар, еле удерживаясь от смеха.
Вопрос был ехидный, и Румбайнис не сразу нашелся, что ответить.
– Видишь, – сказал он, – мы только хотели поглядеть, как идет рыба у берега. Может, думаем, мористее и больше будет, тогда придется эти сети тоже туда перебросить.
– А заодно уж решили очистить их от рыбы! Как же вы это кругом по всем статьям ошиблись? Что за черт! Не хватили ли с вечера лишку очищенной! – издевался Оскар.
– Насмехаться тут не над чем, – проворчал Румбайнис. – В такую темень с каждым может случиться.
– Как ты на это смотришь, Петер? – обратился Оскар к зятю, который все время молча, с угрюмым видом сидел на корме. – Скажи и ты что-нибудь, сети-то ведь твои, твое слово здесь самое веское. Может, позвать кого, чтобы составить протокол? Три ночи подряд ошибаться – это уж чудеса какие-то!
– Неладно получилось… – пробурчал Менгелис. – С этим делом придется обратиться в суд; посмотрим, что там скажут.
Румбайнис пристально посмотрел на Менгелиса и медленно, с нажимом выговаривая некоторые слова, начал:
– Вот и у меня в прошлом году пропал полный садок рыбы. И как вы думаете, где я его нашел?.. Этой весной тоже несколько ночей подряд кто-то спутывал у меня окуневые сети… Если из-за всего подавать в суд, можно было бы много чего услышать.
Менгелис молчал, приняв сосредоточенный вид.
– Что же мы здесь так долго болтаем, – сказал он наконец, поднимаясь на ноги. – Пора выбирать сети, уж близко утро.
– Опять же пропала у меня салаковая сеть, – не унимался Румбайнис. – А немного спустя кто-то посадил полотно на свои подборы.
Но тут уже вышел из себя Менгелис.
– Позапрошлым летом, во время знойного штиля, у меня пропал полный садок угрей! – злобно крикнул он. – А в поселке найдутся люди, которые своими глазами видели, кто его взял!..
Теперь и он заткнул рот Румбайнису. Оба соседа повернулись спинами друг к другу.
– Пойдем! – сказал Румбайнис сыну. – Наши сети тоже где-нибудь поблизости.
– Погоди, сосед, – Оскар ухватился за борт его лодки. – Ты хоть рыбу-то верни, которую по ошибке вынул.
– Ох, верно, чуть не забыли; хорошо, что напомнил. – Румбайнис сплюнул еще раз и перебросил в лодку Менгелиса три рыбины. – Все тут.
Но Оскар захотел проверить, не бьется ли что под сланью. Там оказались еще три рыбины.
– Можете отваливать! – И он отпихнул лодку.
В ту ночь у них был богатый улов. Они наполнили целый садок сыртью и лещами.
– Вот видишь, Петер, теперь совсем другое дело. Надо только вставать пораньше, – сказал Оскар. – Не ожеребись вчера кобыла, у нас и прошлой ночью было бы полным-полно рыбы.
Менгелис не ответил.
– Расскажи-ка, в чем там дело с этим садком? – спросил Оскар.
Но зять, по всей вероятности, не расслышал вопроса. Сегодняшний случай привел его в раздраженное состояние, и он все время о чем-то думал, сердито наморщив лоб.
Оскар все примечал. То, что он понял из взаимных попреков Менгелиса и Румбайниса, открыло ему глаза на многое. Он убедился, что при случае оба не прочь запустить руки в чужое добро. На людях они читали молитвы и с умильным смирением ожидали Страшного суда, а втихомолку готовы были хоть в огонь лезть ради презренных мирских благ. Вранье у них уже вошло в привычку; когда у Петера лов шел удачно, когда попадался богатый рыбой участок, он не спешил сообщить об этом соседям: а вдруг еще поставят сети на том же месте!
– Какое там попалось, – говорил он, – так, парочка окуней! Не стоило сетей мочить.
Остальные точно так же скрывали уловы и, когда надо было, лгали друг другу. В этом ни один не уступал остальным.
