Текст книги "Сын рыбака"
Автор книги: Вилис Лацис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц)
Наконец у Оскара были готовы собственные сети, и он стал уходить с зятем на лов кильки далеко в открытое море.
Как-то утром, еще до рассвета, они вышли на большом неводнике Менгелиса. У моторной лодки испортился мотор, и механик из местечка должен был отремонтировать его.
Погода стояла совершенно тихая, но в заливе чувствовалось сильное течение: все сети были натянуты, и некоторые якоря соскользнули. Пока оба рыбака выбирали сети, воздух все сгущался, прохладные волны тумана поползли по воде, таяла темная линия берега. Потухли ранние огоньки в прибрежных поселках, исчезло звездное небо. Море дымилось, вокруг все заволокло белым паром.
Выбрав сети, Оскар с Менгелисом сели на весла.
– Хоть бы ветер поднялся, скорее бы прояснилось, – сказал Менгелис. – Такой туман может весь день продержаться.
Монотонно стучали в уключинах весла о борта лодки, вода журчала у носа, но вокруг становилось все тише и пустыннее. Изредка подымались с воды вспугнутые чайки и с криком исчезали в тумане. Где-то вдали завыла пароходная сирена.
– Надо бы измерить глубину, – сказал Оскар.
Менгелис нашел лот и спустил его за борт. Бечева лота размоталась на всю свою двадцатипятиметровую длину, так и не достав до дна.
– Значит, идем в открытое море, – сказал Менгелис. – А должны быть уже на третьей банке. Кто его знает, в какую сторону теперь повернуть.
Тщетно пытались они что-нибудь разглядеть в обступившем их тумане. Лодку наобум повернули влево и шли так некоторое время. Когда Менгелис второй раз измерил глубину, лот показал пятнадцать метров. Это их приободрило, и они сильнее налегли на весла. Лодка, подпрыгивая, скользила вперед, а вокруг стояла все та же безжизненная тишь.
Оскар несколько раз принимался кричать; никто не отзывался. Глубина опять увеличилась до двадцати трех метров. Рыбаки глубоко вздохнули и положили весла.
– Не стоит надрываться, – сказал Оскар. – Подождем часок-другой, может, на солнце туман рассеется.
Обоим уже захотелось есть, но у них ничего не было с собой. В сетях поблескивали килька и салака, и, будь здесь соль, можно было бы попробовать сырой рыбы. Но и соли они не захватили.
Туман не рассеивался целый день. Снова стемнело, а лодка все продолжала плутать по неведомым просторам. Вероятно, где-то близко проходила пароходная линия, потому что всю ночь из тумана доносились завывание сирен и звон колоколов. Один раз они даже услышали мерный шум винта и стук работающих машин, лодка закачалась на волнах, высоко над головами рыбаки увидели очертания громадного черного корпуса, – и он, как призрак, проскользнул мимо. Они закричали, но шипение воды под винтом и стук машин заглушили их голоса. Пароход исчез в темноте. Весь второй день они неподвижно просидели на своих местах, все чаще посматривая на дохлую рыбешку. Вечером они уже были не в силах сопротивляться чувству голода и, подавляя отвращение, начали есть мягкую, завядшую кильку и салаку.
– Нам бы теперь заплесневелую краюху черного хлеба, – сказал Менгелис.
– И кружку воды, – добавил Оскар.
После сырой рыбы их стала мучить жажда. Кругом лежало неизмеримое водное пространство, а у них не было ни глотка воды, чтобы утолить иссушающий внутренности жар.
Уже третий день туман держал море в своих прохладных объятиях. Заблудившиеся рыбаки больше не гребли, не измеряли глубину, даже не разговаривали. Привалившись к кучам сырых сетей, они думали мрачные думы и предавались сказочно прекрасным голодным мечтам, временами впадая в полузабытье. Следующей ночью Оскар вдруг очнулся от лихорадочной, тревожной дремы. В бреду он видел какое-то пиршество, ел сочные фрукты, пил холодные, освежающие напитки. И Анита была рядом. Тихо застонав, Оскар сбросил с себя полушубок, которым был прикрыт, и схватился за пересохшее горло. Бесконечно трудно давалось возвращение к действительности.
Легкое дуновение коснулось его лица. Он осмотрелся вокруг. Туман рассеялся. Лунный свет разливался по темным волнам. Над головой Оскар увидел полуночное небо, редкие, быстро проносящиеся облака и звезды. Словно зарница, блеснули огни далекого маяка.
Оскар поднялся на ноги, шатаясь дошел до носовой части и разбудил Менгелиса. Они стали грести в сторону маяка.
Под утро они пристали к незнакомому берегу и тогда только поняли, что их занесло далеко на север.
За узкой полосой прибрежного леса начинался бедный рыбачий поселок, жители которого проявили странное недоверие к пришельцам. Во многих домах им не открыли двери или выпускали во двор собак, а уходя, они видели в окнах угрюмые, встревоженные лица. Наконец в самом конце поселка нашелся какой-то храбрец, который впустил заблудившихся в тумане рыбаков, выслушал их рассказ, накормил и разрешил переночевать. Измучившийся Менгелис сразу свалился и уснул, а Оскар вышел из дому, чтобы познакомиться с поселком. В соседнем дворе он увидел несколько рыбаков, окруживших какой-то странный предмет. Подойдя ближе, Оскар чуть не окаменел от удивления и неожиданности: он увидел большую морскую мережу – точно такую, какую и сам придумал, только готовую, во всей красе. Несколько раз он хватался рукой за лоб, чтобы удостовериться, не снится ли ему это? Но мережа стояла на месте, совсем не собираясь исчезать.
Оскар вошел во двор, сказал «бог помочь» и начал расспрашивать о странной снасти. Он узнал, что такими ловушками местные рыбаки пользуются уже многие годы, что они оказались удобными, потому что дно здесь, возле берегов, каменистое и ловить неводами трудно. Оскар набросал в записную книжку план мережи, измерил основные части ее и хорошенько рассмотрел, как они соединены между собой. Теперь морская мережа перестала быть мечтой, еще немного – он удивит родной поселок. Только узнав, какова ее стоимость, он несколько поостыл. Если устройство мережи обходится больше чем в тысячу латов, где же ему достать такие деньги?
– Ну, как-нибудь раздобуду, – храбрился он, вспомнив, что говорила Анита в последнюю встречу.
Отдохнув денек, Оскар с зятем отправились в обратный путь. К счастью, парус был в лодке, и они могли воспользоваться попутным ветром. Менгелис все время скорбел то о потерянном времени, то о домашних – им, наверно, пришлось изрядно поволноваться. Оскар, напротив, казался очень довольным злополучным приключением, но зятю про морскую мережу ничего не сказал.
К концу пятого дня своей отлучки они подходили к Гнилушам. Когда показались крыши поселка, Менгелис вдруг хлопнул себя ладонью по лбу:
– Ну какими же мы оказались ослами! О господи, вот остолопы, вот дурни!
– Что с тобой? – равнодушно спросил Оскар.
– Нет, ты подумай только… Почему мы не стали на якорь, как только заметили, что заблудились? Дождаться бы на месте, пока рассеется туман, тогда бы нас никуда не унесло и мы давно были бы дома.
– Да, действительно странно, что это никому из нас не пришло в голову, – сказал задумчиво Оскар. – А вдруг это и к лучшему.
И странная улыбка мелькнула на его лице.
Хотя в этот раз и не они одни заблудились в тумане, но другие рыбаки вернулись уже на второй или на третий день. Прошел даже слух, что на лодку Менгелиса наскочил пароход и пустил ее ко дну. Можно вообразить, какая тревога царила в обоих поселках! Но теперь все снова успокоилось, слухи замолкли, и вернувшиеся опять приступили к прерванному лову.
Как-то ночью рядом с сетями Менгелиса и Оскара поставили сети чешуяне. Это были Эдгар Бангер, старый Дунис и Кристап Лиепниек.
– Смотрите, куда он, негодник, удрал! – смеялся старый Дунис, тряся руку Оскара. – Пришлось нам с Эдгаром искать нового товарища.
Оскар улыбнулся.
– Знаешь что, – перегнувшись через борт, вполголоса начал Эдгар. – Ты бы пришел к нам как-нибудь вечерком.
– А что мне у вас делать? – сильно сморщив лоб, так же тихо спросил Оскар.
– Мой старик хочет с тобой поговорить. Ты ведь знаешь насчет чего. Он тебя уже давно ждет.
Сам Бангер хотел говорить с ним! Значит, Анита все рассказала… Экая сорванец-девчонка!
– Ладно, можно будет зайти, – сказал Оскар. – Что там у вас нового?
– Все по-старому, живем понемножку. У Осиса на прошлой неделе была распродажа. Продали лодку и несколько кусков невода. Если дела и дальше так пойдут, то и другим не миновать этого… Старая Залитиене сошла с ума после похорон Зенты. Ее, наверно, увезут в Ригу, в дом умалишенных.
Оскар больше ни о чем не стал его расспрашивать. Лодки оттолкнулись и ушли в разные стороны.
В субботу вечером Оскар собрался уходить, не сказав куда. Ольга попробовала выведать это обиняком.
– Передай привет нашим, – сказала она, – разузнай, как здоровье отца.
– Я туда не пойду, – ответил Оскар. – Там мне нечего делать.
– Ты поздно вернешься? – продолжала выпытывать Ольга. – Запирать на ночь дверь?
– Как хочешь, – буркнул Оскар и вышел.
Из-за темноты Ольга не заметила, в какую сторону он направился. Два часа спустя он подходил к Чешуям.
«Застану ли я ее дома?» – подумал Оскар, еще издали заметив в окнах у Бангеров свет, и сердце у него забилось. Он замедлил шаги, а у самых ворот остановился. Ему казалось, что, начиная с этого момента, каждому его движению, каждому слову будет придаваться особое значение; он краснел и бледнел от одной этой мысли и заранее чувствовал себя скованным.
А если кто-нибудь увидит его здесь!.. Он даже вздрогнул, как будто замыслил какое-то преступление. Но лавка была уже закрыта, а на улице не показывался ни один человек. Рыбаки парились или отдыхали после бани; молодежь, наверно, ушла в волостное правление на танцы. Может, и Анита?..
В этот момент он услышал голос Аниты. Она подзывала собаку. Оскар, не мешкая, вошел во двор и очутился перед застигнутой врасплох девушкой. Собаки не оказалось поблизости, и его появление не вызвало шума.
– Добрый вечер! – сказал он полушепотом.
– Наконец-то пришел, – также тихо ответила Анита. Она поставила на землю миску с костями, вытерла руку о передник и протянула ее Оскару. – Входи.
– Подождем немного, – попросил он, – нам тут еще надо уладить кое-какие старые счеты.
– После, – засмеялась Анита, ловко увернувшись от него. – Не к спеху… Отец сейчас один, ты прямо к нему и заходи. Побудешь пока там, а мне еще надо кое-что сделать по хозяйству.
Анита повела Оскара через кухню и открыла дверь в комнату. Ему и раньше не раз случалось заходить сюда к Эдгару. Но это было давно, когда дом только что отстроили и все в нем пахло краской и смолистым деревом. Теперь стены были оклеены хорошими обоями, на окнах висели гардины, пол устилали дорожки.
– Папа, к тебе гость! – крикнула в дверь Анита.
– Пусть входит, – ответил Бангер.
Оскар почувствовал легкий толчок в спину, дверь за ним закрылась, и он очутился один на один с лавочником. Комната служила одновременно и столовой и залом. В одном углу стояло трюмо, рядом с ним диван, а у противоположной Стены – буфет черного дерева. Бангер сидел за обеденным столом, освещенным висячей лампой, проверял счета и делал какие-то записи в узкой конторской книге.
– Ну, подходи, упрямец! – Он подал Оскару руку. – Долго же тебя пришлось ждать.
Он усадил Оскара за стол, отложил в сторону счета и сразу же приступил к Делу. Два часа они обсуждали планы Оскара, которые он выкладывал один за другим. Ни тот, ни другой не заметили, как Анита закрыла ставни, чтобы случайные прохожие не увидели Оскара, ни тот, ни другой не услышали тихого скрипа двери, когда девушка, все прибрав и принарядившись, вошла узнать, скоро ли они кончат.
– Главное, не подымать шума, – сказал Бангер. – Пусть лучше пока никто не знает, что мы задумали. Нам придется быть готовыми к сопротивлению.
Бангер был настоящий делец – он уже чуял, что здесь пахнет новыми оборотами и прибылями; кроме того, и Гароза его сильно разозлил в прошлый раз.
Бангер достал из буфета водку и закуску, и они выпили по нескольку рюмок за успех нового предприятия.
– Это дело у нас пойдет! – сказал лавочник. – Только поменьше шума, пусть никто не знает, что я в нем участвую. А если тебе что понадобится, сейчас же обращайся ко мне – здесь ведь не так далеко.
Он снова взялся за счета и конторскую книгу, сославшись на занятость. Тут еще уйма работы, он просто не в состоянии проводить гостя.
– Пусть уж тебя провожают женщины, – сказал он, склоняясь над столбцами цифр. Оскар заметил тонкую улыбку на лице Бангера.
«Вот старый лис, он уже о чем-то догадывается».
В кухне Оскара ждала Анита.
– А где же остальные? – спросил он, оглянувшись.
– У мамы болит голова, она сегодня и с постели не вставала. А Эдгар, наверно, куда-нибудь вышел – разве его вечером застанешь дома? Ты что, уже уходишь?
– Да, мы об всем переговорили.
– Подожди, я надену пальто.
Она оделась потеплее и вышла вслед за Оскаром.
– Ну, расскажи, на чем вы там порешили? – спросила она, взяв его под руку.
– Теперь все в порядке, остается только действовать.
Анита искоса взглянула на него:
– Теперь ты больше не думаешь уйти на пароход?
Он притворно вздохнул:
– Нет, теперь из этого ничего не выйдет. Раз ты захотела…
– А кто тебе сказал? – перебила она его с таким же притворным изумлением. – Что это тебе взбрело в голову?
– Мне так показалось. И потому… Потому я и решил.
Одним движением он обхватил девушку и приподнял. Пытаясь высвободиться, она легонько колотила кулачками по его груди, но он не уклонялся от этих ударов. Все ближе склонялось лицо девушки к его лицу, их дыхание уже сливалось, они широко открытыми глазами глядели друг на друга, и вдруг руки Аниты сомкнулись вокруг шеи Оскара.
Ветер шумит в верхушках сосен; внизу, у подножия дюн, море накатывается на берег темными волнами; глухо гудит земля; по небу скользят облака, заслоняя луну. Далеко в открытом море светятся сигнальные огоньки на мачтах судов. Но эти двое ничего не видят, не думают о том, что происходит вокруг. Они – как одинокий остров блаженных в безбрежном океане горя и страданий… Незаметно летит время, ширится бледная полоса над горизонтом – утро уже недалеко. Наговорившись обо всем, они умолкают – и это молчание еще прекраснее. Но когда наступает мгновение разлуки, их внезапно охватывает непреодолимая грусть. Расходясь, они еще оглядываются, не в силах оторвать глаз друг от друга. Они уходят недалеко и ненадолго; завтра, послезавтра, через неделю снова встретятся; и все-таки им бесконечно грустно, чудится, что темные силы угрожают молодому счастью.
Когда Оскар подходил к дому, поселок начал просыпаться – кто шел к скотине, кто за водой. Менгелисы тоже встали. Когда Петер открыл дверь, взгляд Оскара встретил вопросительный взгляд сестры, стоявшей посреди кухни. Он пожелал обоим доброго утра и прошел в свою комнату.
– Где это ты провел всю ночь? – остановила его на лестнице Ольга.
– Ходил по делам.
– Какие еще по ночам дела?
– Такие, о которых не всем можно знать.
– Да, уж такая теперь молодежь пошла, – вздохнула Ольга. – Куда ни глянешь, везде только распущенность и пороки. Сущее болото!
– По-твоему, я тоже забрел в него?
– Уж когда так скрытничают…
– Знаешь что, сестрица… – Оскар спустился на одну ступеньку. – Если бы всем приходилось скрывать, как мне, ты бы могла бога благодарить. Мне, к примеру, известен некий знаменитый проповедник, который проповедует по свету слово божие, а сам не прочь погрешить с сестрами во Христе. Больше я не собираюсь распространяться, но, если тебе захочется, могу кое о чем и порассказать.
В это время из плиты выпала головешка, и Ольга поспешила в кухню.
Днем, когда Петер вышел из дому, она еще раз сказала брату:
– А все-таки ты очень скрытный. Раньше ты был не такой.
– Поневоле научишься, – ответил Оскар. – Но из-за этого не стоит расстраиваться – не всякая тайна скрывает зло.
– Ну, а как поживает отец? – равнодушно спросила Ольга, сметая со стола хлебные крошки.
Оскар пожал плечами:
– Откуда мне об этом знать? Я ведь не встречал его.
– Да, ты ведь не желаешь рассказывать.
Ольга осталась при одних предположениях, а Оскару было приятно, что никто не подозревает о цели его вчерашней прогулки.
В начале ноября гнилушан постигла беда: трое отважных парней утонули на глазах у товарищей и родных. В их числе был Мартынь Крауклис – двоюродный брат Оскара. Они уже возвращались с сетями к берегу, когда их лодка черпнула на третьей банке воды. На берегу в это время было много народу, и рыбаки, столкнув в воду одну из больших лодок, попробовали подойти к месту аварии. Но на банках бушевали белоснежные буруны, и море металось, как разъяренный зверь. На второй банке сломалась уключина, лодка повернулась бортом к волне, и ее с ужасающей силой отбросило обратно в приглубину. Рыбаки сделали еще несколько попыток, но было уже поздно. Через несколько дней море вернуло двоих – их тела прибило к берегу километров на шесть севернее Гнилуш. Только Мартын Крауклис остался на вечные времена в морской пучине.
Это было большое горе для поселка. Здесь, как и в Чешуях, все состояли между собой в родстве и теряли в каждом погибшем кто сына или брата, кто двоюродного брата или зятя. Алиса Крауклис ходила с красными заплаканными глазами и пожелтела еще больше. Бессмысленная гибель молодых людей вызывала гнетущий страх среди рыбаков, и без того склонных к фатализму. Море казалось живым, безжалостным существом, одушевленным злою волей.
– Уж если тебе что определено судьбой, от нее не уйдешь, – говорили они. – Раз море захотело взять, от него не убежишь, в свой час каждый окажется на месте.
Не успели похоронить погибших, как новые печальные события взбудоражили поселок. Была объявлена продажа с торгов имущества Крауклисов. Общая сумма долга составляла двести латов, но их негде было собрать. С Гарозой и другими скупщиками Крауклис был на ножах, а иных состоятельных знакомых у него не было.
Вслед за этим поселок облетел странный слух: будто бы Оскар Клява купил у Крауклисов часть их земли – голый, ни на что не годный песчаный пустырь. Сам Оскар ничего об этом не говорил, но его таинственная деятельность до такой степени занимала умы гнилушан, что все забыли о недавнем несчастье.
Оскар обошел хозяев, у которых были лошади, и сговорился с ними о перевозке кирпича и других строительных материалов из ближнего местечка.
– Наверно, Оскар думает дом строить? – спрашивали у Менгелиса соседи. Но тот ничего не знал, хотя и сам возил для него кирпич.
Трое нанятых Оскаром землекопов начали рыть обширный и глубокий котлован в дальнем углу его участка. Под фундамент он был, пожалуй, слишком глубок. Потом из местечка прибыли четыре каменщика с подручными. Они работали от зари до зари, чтобы поспеть с кладкой до наступления заморозков.
– Значит погреб, – решили гнилушане, когда уже были выведены стены и стали укладывать потолочные балки. – На что ему погреб, да еще такой большой?
Такого большого погреба ни у кого не было, это что-нибудь да значило.
– Буду квасить капусту и солить огурцы на продажу, – объяснял Оскар любопытным, которые целыми днями толпились возле постройки. – А может, и еще кое-что… – добавлял он.
Каменные работы закончили вовремя. Насыпь тоже была готова. До первого снега на стройке остался только один плотник, который занялся окончательной отделкой. Он навесил массивную дверь, устроил отдушину и разгородил погреб на несколько отделений.
Все это стоило денег. Гнилушане решили, что у Оскара были сбережения, иначе бы ему одному не осилить таких расходов.
Когда строительные работы подходили к концу, в поселке снова показался брат Теодор. На этот раз он остановился у Румбайнисов. Супруги Менгелисы было обиделись и даже не пошли на первое собрание, но брат Теодор их успокоил: он ведь только временно, на один раз приютился у Румбайниса, потому что тот не давал ему покоя всю осень – чем-де его дом хуже нового дома Менгелисов. В этот приезд брат Теодор подготовил несколько новообращенных сектантов к обряду крещения, который предполагалось совершить в Риге.
В воскресенье многие гнилушане, пожелавшие присутствовать при совершении обряда, с утра уехали в Ригу. Менгелис и Ольга тоже приняли участие в поездке, оставив дом на попечение Оскара. После этого в поселке на две недели хватило разговоров. Новообращенных крестил какой-то миссионер, только что вернувшийся из Африки. Оттуда он привез негра, которого всюду таскал за собой как живое доказательство и образчик тех людей, несметное число которых он обратил в истинную веру.
Глава восьмая АМЕРИКАНЕЦНовый погреб Оскара был уже покрыт дерном, рабочие разъехались, и снова однообразно и скучно потекла повседневная жизнь поселка. Неудачный или счастливый лов, буря и затишье, свадьба у одних соседей, крестины у других – вот и все события, отмечавшие ее течение, но их было недостаточно для того, чтобы заполнить существование. Людам хотелось чего-то необычного, яркого, а на сектантских собраниях проповедник повторял одно и то же.
В серенькие дни, когда над поселком появились первые снежные тучи и у ревматиков заныли кости, единственным спасением от скуки были сплетни. Женщины ходили с рукоделием от соседки к соседке, штопали чулки и перемывали косточки ближним. Котел сплетен и пересудов кипел причудливыми, радужными пузырями. Одно время на повестку дня было поставлено поведение Эльзы, сестры Екаба Звайгзнита, – у этой девчонки не было ни малейшего понятия о благопристойности. Только что похоронили ее брата, а она уже наряжается в пестрые платья и светлые туфли и бегает с одной танцульки на другую. Затем дошла очередь до Оскара. Но не успели еще верховные судьи как следует ознакомиться с материалами обвинения и вынести приговор, как необыкновенное событие заставило позабыть обо всех пустяках: приехал брат Петера Менгелиса – американец Фред.
Двенадцать лет он пробыл на чужбине. Нелегко было узнать в плечистом мужчине прежнего паренька. Он не отрастил бороды, усов не носил, и поэтому сильнее бросались в глаза резкие черты лица, глубокие складки у углов рта и раздвоенный подбородок, которого раньше как-то никто не замечал.
Фред приехал в будний день. До местечка он добрался на автобусе, затем нанял возницу и, не встретив никого по дороге, в сумерки неожиданно появился во дворе у брата.
Первую ночь никто в доме не спал. Фред рассказывал, как ему жилось в мировую войну, во время подводной блокады, как их пароход торпедировали посреди Северного моря и они почти четыре дня носились по его бурным просторам. Их было двенадцать матросов на небольшой судовой шлюпке.
– А страховую премию получил? Много? – спросил Петер.
Фред точно не помнил, но сумма была приличная.
Оскар поспешил пораньше уйти к себе. Ему не хотелось мешать семейному торжеству, а Петер самым откровенным образом выказывал свою ревность: это его брат, богатый брат из Америки, и чужим тут делать нечего.
– Вот уж, наверно, нажил ты деньжат! – как бы вскользь обронил Менгелис за беседой.
Но Фред как ни в чем не бывало ускользнул от ответа.
«Какой скромник; видно, не привык хвастаться богатством», – подумала Ольга.
В первый вечер хозяева ни о чем особенно не допытывались, они больше старались блеснуть гостеприимством.
– Здесь твой дом, твои близкие, здесь царит всеобщая радость! Живи, отдыхай и помни, что тебя все любят! Мы постоянно о тебе думали, пока ты отсутствовал, дорогой наш брат.
Вряд ли Фреду за годы скитаний пришлось где-нибудь встретить такое внимание. Все за ним ухаживали, все старались угодить ему на каждом шагу. Понадобится ему что-нибудь – и двое-трое бросаются исполнять его желание. Статный тридцатилетний парень, одетый как иностранец, стал центром внимания всей округи. Он побывал в разных частях света, повидал много всяких людей и даже знал несколько языков. В разговоре он то и дело вставлял иностранные словечки, зато родной язык изрядно забыл.
– Какой интересный! – говорили о нем девушки на выданье.
– И, говорят, богатый, – добавляли их матери.
В первую неделю у Фреда не оставалось свободной минуты. Родные и знакомые шли к нему, как на паломничество; не успевал уйти один, а в дверь уже стучались двое новых. У Петера с каждым днем все больше иссякало терпение – капиталы брата не давали ему покоя.
– Ты, по всей вероятности, не захочешь больше рыбачить? – воспользовавшись случаем, как-то спросил он.
– Почему ты так думаешь? – удивился Фред.
– Разве это занятие для такого важного господина? – шутливым тоном продолжал Петер. – У нас все считают, что ты займешься торговлей.
– Это еще неизвестно! – пожав плечами, усмехнулся Фред. – Не забыл я еще старого ремесла. Если понадобиться – свяжу и сеть. Что, не веришь? А ну-ка, дай игличку!
– Никто не говорит, что забыл… Да какая тебе корысть заниматься такими пустяками?
– А разве ты мне предложишь что-нибудь повыгоднее?
– Я уже сказал – лавка.
– Торговля меня никогда не прельщала.
– Да тебе и не придется торговать самому. Наймешь приказчика…
Фред снова усмехнулся и перевел разговор на другое. Так и не удалось ничего из него выжать.
– Если тебе так хочется порыбачить, давай составим компанию, – опять возобновил разговор Менгелис. – У меня уже есть большой карбас и моторная лодка. Свяжем или приобретем побольше сетей и выйдем в открытое море. Взять вон вентспилсцев. Мы тут зимой бьемся, а они в это время деньги загребают.
Фред задумался.
– Или, может, начнешь строить дом? – не умолкал Петер. – Я бы тебе уступил участок близ дороги к дачному поселку.
– У вас тут и дачи есть?
– Полным-полно! Ты разве еще не видел? Пойдем как-нибудь посмотрим.
– Кто там живет?
– Горожане, конечно. Летом приезжают важные господа, покупают у нас рыбу и молоко и хорошо платят. Правда, не построить ли тебе дачу?
Нет, Фред думал сначала хорошенько осмотреться и познакомиться с местными условиями; ему ничуть не хотелось обжечься на первых же порах. Он вежливо отклонял настойчивые заботы брата и невестки о его будущности.
Тогда на сцене появилась Алиса Крауклис. Она стала исправно, каждый день, приходить к Менгелисам.
– Как тебе понравилась эта девица? – спросила Ольга. – Бедняжка, все грустит и грустит по брату. Поистине любящее сердце…
Но Фред интересовался только девушками не старше двадцати лет, и уж здесь-то он проявлял неиссякаемый пыл! Ни о чем он не говорил так охотно, как о женщинах. Приходилось только удивляться легкости, с какой американец заводил повсюду знакомства. Казалось, он и на родину-то вернулся в поисках любовных похождений. За две недели он уже счет потерял дамам сердца, каждой он делал предложение в первый же вечер, и ему ничего не стоило одновременно называть себя женихом пяти-шести девушек. Встречали его везде ласково. Слухи о его иностранном обличье, богатой приключениями жизни и предполагаемых капиталах действовали как дурман, заранее приводя в смятение женские сердца. Самому Фреду больше всего нравились совсем молоденькие девушки, которые еще с детской жадностью уничтожали принесенные им конфеты и шоколад. В голове у них были одни куклы и шалости, они со смехом выслушивали рассуждения американца о любви и супружестве.
Узнав, что на сектантских собраниях можно встретить и девушек, Фред стал ходить туда с братом и невесткой. В такие вечера Оскар оставался дома один. Запершись на ключ в своей комнатке, он брался за работу, которую затеял тайком от других; он строил уменьшенную раз в десять модель морской мережи. Распорные шесты уже были закреплены, сетное полотно натянуто на обручи, оставалось только прикинуть длину крыльев и определить места крепления якорей.
Однажды вечером, когда Оскар, оставшись один во всем доме, сидел за работой, его вывели из задумчивости быстрые шаги на лестнице, и кто-то с силой постучал в дверь. Не было никакой возможности быстро убрать модель мережи со всеми ее узлами и петлями; через всю комнату крест-накрест протянулись концы бечевок.
– Кто там? – спросил Оскар.
– Ты один, Оскар? – ответил голос Фреда.
Оскар облегченно вздохнул. Его-то можно впустить без опаски. Он открыл дверь.
– Смотрите, чем он здесь занимается! – закричал Фред, окинув взглядом комнату: – А я-то думал, заперся, чтобы его не застигли с какой-нибудь… гм-гм. Сюда ведь можно приводить девчонок, никто не услышит.
Оскара покоробил циничный тон Фреда, который продолжал распространяться об удобствах расположения его комнаты. На каждом шагу ему мерещились только женщины, больше Фред ни о чем не мог думать.
– Что, надоело сидеть на их концерте? – спросил Оскар, чтобы перевести разговор на другое.
– Да там, оказывается, нечего делать, ни одной девушки не было. А что это за ловушку ты мастеришь?
– Значит, не понравилось? – спросил Оскар, пропустив мимо ушей его вопрос.
– Нет ничего нового, этих вещей я достаточно насмотрелся за океаном. У нас в Нью-Йорке больше шестисот церквей, а разных там проповедников – тысячи, какой только веры ни пожелай. Они могут в два счета сделать из тебя святого.
– Да, каждый выбирает занятие повыгоднее. Дураков на свете достаточно, а предприимчивые люди пользуются их легковерием и живут припеваючи, не утруждая себя тяжелой работой.
– Все-таки что же это за штука? – спросил Фред, осмотрев со всех сторон модель. – Раньше здесь таких мереж не строили.
Оскар решил, что изворачиваться не имеет смысла.
– Да, таких еще здесь не знают, – сказал он. – Но дальше, на севере, они в ходу, ими сплошь и рядом пользуются в море. Я пока делаю только модель.
Фред свистнул.
– Вот ты какой, оказывается! Не расскажешь ли подробнее, в чем тут дело? Конечно, если не секрет изобретателя.
– Это не мое изобретение. Правда, раньше и я так думал, а потом убедился, что меня давно опередили. Присаживайся… Если ты обещаешь никому не говорить…
Начался обстоятельный рассказ, во время которого пришлось обратиться к помощи карандаша и бумаги. Оскар набросал план, на котором были обозначены и место затонувшего на банке парусника, и участки неводного лова. Не были забыты ни господствующие ветры, ни течения, отмечалась и глубина моря, а линия, обозначавшая путь косяков лососей, была проведена красным карандашом.
– Теперь тебе понятно, почему такая мережа выгоднее и лучше невода? – закончил пояснения Оскар.
– Во-первых, не надо столько рабочих рук, – не задумываясь, подхватил Фред. – Во-вторых, больше шансов на улов, а в-третьих, она обойдется дешевле невода.
– Ну, а все же построить такую мережу не шутка, – заметил Оскар. – Двоим, даже троим, и то тяжело будет собрать необходимые средства.
– Сколько это будет, стоить по твоим расчетам?
– Полторы тысячи латов.
– Почти триста долларов!
Оскар усмехнулся.
– Ты, пожалуйста, не смейся, – сказал Фред. – Я не привык к вашим латам, и если мне надо получить ясное представление о стоимости, я всегда перевожу на доллары. Третья часть – это, значит, сто долларов.
