Текст книги "Сын рыбака"
Автор книги: Вилис Лацис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)
Когда болезнь достигает в своем течении момента кризиса, состояние больного меняется: он или начинает выздоравливать, или погибает. Всякий нарыв прорывается, и всякому мраку приходит конец – таков закон природы.
Рыбаки недоверчиво встретили нововведения Оскара. Его выдумка казалась им рискованной, сумасбродной и даже глупой; долго они ждали какой-нибудь беды, которая бы положила ей конец. Суеверные, сбитые с толку сектантскими бреднями, ослепленные завистью, они первое время даже не пытались обсудить и оценить деятельность Оскара. Но проходили месяцы. Видя, что морская мережа Оскара продолжает давать невиданно богатые уловы и что он благодаря леднику перестал зависеть от скупщиков, молодые и самые свободомыслящие рыбаки стали убеждаться в его правоте. Наступил перелом.
В начале августа, когда неводный лов стал давать порядочную добычу, Крауклис пришел к Оскару.
– Нельзя ли поставить к тебе на лед с полкалы лососей? – попросил он.
Это была первая ласточка. После этого к Оскару зачастили кормщики других артелей, и в иные дни удачного лова ледник напоминал настоящий рыбный склад. Оскар никому не отказывал. Лучшего способа агитации в пользу своего дела он и желать не мог – те латы, которые рыбаки зарабатывали благодаря леднику, заставляли каждого признать истину.
Однажды утром Кристап Лиепниек и Индрик Осис разыскали на берегу Оскара, когда тот был занят починкой старой мережи.
– Ну, ты, кажется, уже достаточно заработал, – начал Кристап.
– Ничего, жаловаться не приходится.
– Скажи, а тебе не будет досадно, если и другие заработают? – спросил Индрик.
– Никогда я не завидовал чужой удаче.
– Видишь, Оскар, мы тоже вот решили построить мережу…
– Ну, наконец-то взялись за ум! Нелегко было убедить вас.
– Как ты насчет того, чтобы помочь нам советом? Мы ведь не знаем устройства твоей мережи. Если ты нам поможешь, мы будем платить тебе поденно, а кроме того, дадим на это время человека, чтобы работал вместо тебя.
– Когда думаете начать? – спросил Оскар.
– Хоть с нынешнего дня. У нас уже все заготовлено.
Для Оскара начались дни кочевки от одного двора к другому. Не успевал он закончить как следует работу в одном месте, как его приглашали сразу в три-четыре новых. Его возили по рыбачьим поселкам, как важного господина, в честь него резали петухов, варили пиво. Вся его работа заключалась в том, что он стоял около строящейся мережи, давал указания и советы, а потом помогал установить ее в море на якорях. Рыбакам этого было достаточно, они с одного раза усваивали новую премудрость.
Во многих поселках одна за другой появлялись новые ловушки, и чуть ли не каждый рыбак стремился стать совладельцем «цеппелина». Времена насмешек канули в прошлое, и рыбакам хотелось поспеть с мережей к богатствам осенней путины. Даже Петер Менгелис привез из Риги все нужное для постройки ловушки – наконец-то и он сдался. Жизнь шла своим путем, и тех, кто добровольно не шел по течению, оно тащило насильно.
Всюду, где только появлялся Оскар, он заводил речь о рыбопромышленном кооперативе и о постройке консервной фабрики. Летом опять пришлось зарыть в песок несколько уловов салаки: Рига сулила так мало, что не покрылись бы даже расходы на доставку.
Мысль о кооперативе все больше и больше занимала рыбаков.
– Если хотите получать мало-мальски справедливое вознаграждение за труд, тогда надо избавиться от посредников, – повторял им Оскар. – Какая нам польза от этих скупщиков? Никакой! У рыбака они отнимают долю его заработка, да и с покупателя дерут. Игра на ценах – вот их главный трюк. А мы вовсе не желаем этого, нам не нужно брать по четыре лата за фунт лососины, но отдавать ее по сорок сантимов мы тоже не хотим. В обоих случаях получается грабеж: грабят или покупателя, или нас с вами. А если у нас есть кооператив – мы сами и ловим рыбу, сами ее и продаем. Мы тогда сможем закупать оптом сети прямо с фабрик, выписывать их из-за границы – получится гораздо дешевле. Если у нас будут большие обороты, кое-что можно будет сбывать за границу…
Часто он так забегал вперед, что другие не поспевали за полетом его фантазии. Но сейчас рыбаки верили даже тому, чего еще не могли понять, только бы это исходило от Оскара. Он не боялся выкорчевывать предрассудки, он был смелым пионером, готовым в любое время пуститься в неизведанные дали. За что он ни принимался, все ему удавалось… Только собственной судьбы он не мог устроить.
Каждый год в начале августа общество рыбаков устраивало бал в саду волостного правления. И в этом году о нем уже за неделю известили зеленые афиши.
Раньше Оскар никогда не пропускал этого бала, но тут решил не идти. В субботу Ольга ушла в Чешуи и, вернувшись оттуда, отозвала в сторону Оскара.
– Ты завтра идешь на бал?
– Сама ведь знаешь, что нет, – резко ответил Оскар.
– Надо бы пойти…
– Зачем это?
– Я сегодня была у Аниты… Рассказала ей все. Ну, а теперь… пора вам помириться.
Оскар засмеялся.
– Ну, а дальше?
– Не самой же ей прийти к тебе, на что это будет похоже? На балу совсем другое дело. Пойдешь?
Не ответив сестре, Оскар вышел из комнаты. Весь следующий день он ходил угрюмый и неразговорчивый, но вечером приоделся и ушел.
«Слава богу! – облегченно вздохнула Ольга. За последнее время отчаяние брата ложилось на ее совесть тяжелым бременем. – Теперь опять все будет хорошо».
Когда Оскар пришел в сад волостного правления, бал уже начался, и самые нетерпеливые любители танцев кружились под звуки вальсов и фокстротов. Аниты среди них не было.
Войдя в буфет, Оскар увидел за одним из столиков Фреда, Индрика Осиса и его брата Рудольфа – штурмана дальнего плавания, приехавшего домой погостить на несколько недель. Рудольф дружил с Оскаром еще с тех пор, когда они ходили в школу, и Оскару волей-неволей пришлось присесть за один столик с Фредом.
– Ну, как живется, старина? – спросил его Рудольф.
Оскар усмехнулся и пожал плечами:
– Сам знаешь, как мне живется. Все какая-то неразбериха получается.
– Да, бывает и такое. Тебе не вредно было бы на время уехать отсюда. Сидение на одном месте в конце концов порядком надоедает.
– Может быть, и так, – задумчиво ответил Оскар.
– Нам на пароходе в следующий рейс понадобятся два матроса. Если хочешь – поедем. – Рудольф наполнил стаканчики. – Пей, Оскар, ты подошел последним, тебе полагается штрафной.
Сегодня Оскару меньше чем когда-либо хотелось водки: предстояло объяснение с Анитой. Ради приличия он выпил один стаканчик, предупредив, что это последний.
– Ты, видно, в баптисты записался, – смеялся Рудольф. – Нет, это не пройдет, дружок, ты сейчас опрокинешь другой.
– Лучше попозже, не сейчас, – ответил Оскар.
И действительно, ни угрозы, ни насмешки на него не подействовали, он настоял на своем.
Фред время от времени подходил к окну взглянуть на танцевальную площадку и наконец незаметно исчез. Оскар тоже встал и, извинившись перед товарищами, вышел, когда оркестр заиграл бостон. В саду он сразу заметил Аниту; на ней было белое платье с синей кокеткой, похожее на матроску. Двигаясь в медленном танце, она весело шутила с партнером. И то, что Фред так близко прижимал к себе ее стан, и то, что она смеялась и смотрела в глаза этому человеку и чувствовала себя довольной, а может быть, и счастливой, причиняло Оскару невыразимую боль. Он уже до того измучился за последнее время, что мгновенно забыл о надеждах, которые сулил ему этот вечер. Его просто обманывали, успокаивали, как маленького ребенка, но на самом деле ничего не изменилось: Анита по-прежнему оставалась с Фредом, она даже не поглядела в сторону Оскара, а его, дурака, пригласили сюда посмотреть на счастливую парочку… Вероятно, это было подстроено нарочно, чтобы потом посмеяться над ним: туда же еще, надеется!
Круто повернувшись, он ушел обратно в буфет и присел к Рудольфу Осису.
– Теперь давай выпивать! – сказал Оскар, пробуя улыбнуться. – Покажи-ка, Рудольф, на что ты годишься.
Не дожидаясь ответа, он взял бутылку и налил два пивных стакана водки.
– Ну, чего же глядишь, не понимаешь разве? – вызывающе спросил он, кивнув Рудольфу головой.
Моряк удивленно пожал плечами.
Словно наперегонки, осушали они один стакан за другим. После каждого выпитого стакана Оскар проверял свое самочувствие: не опьянел ли он, не стало ли ему легче. Но опьянение не приходило. Он пил и пил, опустошая бутылку за бутылкой, а сознание безжалостно напоминало ему: Анита танцует с Фредом, она не желает тебя видеть, и напрасно ты пришел сюда! Он сам чувствовал, как противно глядеть на него со стороны, каким несусветным пьяницей он кажется людям; он замечал в глазах знакомых рыбаков выражение изумления. Так вот он каков, этот молодой Клява! Хлещет водку, как воду! Да, такая уж нынче молодежь!
Музыка перестала играть. Запыхавшийся и потный, в буфет влетел Фред, быстро обежал взглядом столики и, заметив один не занятый, крикнул буфетчику:
– Два лимонада и десяток пирожных на этот столик!
Он торопливо вытащил из бумажника деньги, уплатил за заказ и бросился обратно, но, заметив Оскара, остановился возле него:
– Что я вижу, ты, оказывается, заливаешь за галстук? – удивленно спросил он. – Судя по твоему лицу, тебя оставили с носом… О себе я этого не сказал бы.
Он немного подождал ответа Оскара, но тот отвернулся и молчал.
– Я хотел подойти к вам со своей дамой, но когда Анита узнала, что и ты здесь, она отказалась. Не соглашается…
И снова подождал, какое впечатление окажут его слова на Оскара. Он был на седьмом небе от счастья; голова у него окончательно закружилась, чувство собственного превосходства выпирало из него, и он не мог удержаться, чтобы не поддразнить неудачливого соперника.
– Что с ней поделаешь… – продолжал он равнодушным тоном. – У женщины вечно какие-нибудь капризы… А почему бы ей не подойти к вам? Люди знакомые, можно сказать – старые друзья… Так вот нет и нет! «Если Оскар там – ни за что». Черт знает что за предубеждение! Ты, Оскар, танцуешь бостон? Изумительный танец! Вообрази только: идешь медленным шагом, рука обнимает талию женщины. Она прижимается к тебе все ближе и ближе… Смотрит на тебя карими глазами и так поощрительно улыбается, что можно с ума сойти. И вдруг чувствуешь, что ее грудь коснулась твоей, а ножки – ты даже представить не можешь, какие у нее ножки! – почти обвиваются вокруг твоих ног. В такие моменты хочется поцеловать ее в губы, но я не знаю, как у вас принято действовать в подобных случаях. Мне…
Закончить он не успел. Оскар мгновенно вскочил на ноги и ударил Фреда.
– Вот как мы действуем в подобных случаях! – крикнул он.
От страшного удара американец отлетел в конец комнаты, упал на столик, с которого еще не успели убрать бутылки и стаканы, опрокинул его и свалился на пол.
Через несколько мгновений помещение наполнилось народом. Танцевавшие прибежали с площадки, все спешили узнать, что случилось. Более деятельные хлопотали вокруг Фреда, усадили его, поднесли воды. Лицо американца было в крови, и долго еще он не мог прийти в себя от полученного удара.
В толпе показался полицейский, спросил, что случилось и кто виновник происшествия.
– Это я ударил его, – сказал Оскар.
– И правильно сделал! Этого хама следовало проучить! – вмешался Рудольф Осис. – Оскар еще ударил ладонью, жалеючи, и всего один раз. Я бы его угостил кулаком! Экий мерзавец! Он, видишь ли, в Америке побывал.
Полицейский стал составлять протокол.
Узнав о случившемся, Анита поспешила к месту происшествия, но толчея была такая, что дальше дверей буфета она не смогла пробраться. Она не расслышала ни одного слова из ответов Оскара, только видела его угрюмое лицо, глаза, рассеянно смотревшие куда-то вдаль. Чувство беспредельной нежности охватило девушку, она не спускала влажных глаз с Оскара, все ее существо стремилось к нему, но их разделяла толпа.
Вдруг Анита заметила рядом Акментыня.
– Что здесь произошло? – обратилась она к нему.
– Маленький инцидент без серьезных последствий, – ответил Акментынь. – Кровь можно отмыть, но ему придется с недельку подождать, пока исчезнет отпечаток пяти пальцев.
– Но зачем они… так?
– Я сидел за соседним столиком и все слышал. Менгелис довольно откровенно рассказывал, как девушка, с которой он только что танцевал бостон, чувственно глядела на него, как прижималась к нему, и так далее. Тогда Клява ударил его. Вот и все. Как видите – пустяки.
Для Аниты это значило много, страшно много!..
Она отошла в сторону и прислонилась к подоконнику. Она ждала, когда толпа вокруг Оскара рассеется, чтобы подойти к нему. Скорее бы очутиться рядом с ним, загладить причиненную ему обиду! Она никак не могла дождаться и через минуту снова попыталась пробиться к Оскару.
Но он уже ушел.
Никому ничего не сказав, сгорая от стыда за необдуманный поступок, он быстро шагал по дороге. Была темная ночь.
«Теперь все кончено! – повторял он. – Как я дошел до этого, как я дошел! Что она подумает обо мне!»
Ему хотелось, чтобы разразился ливень и промочил его до костей. Продрогнуть бы хорошенько, по крайней мере голова не горела бы так ужасно…
Несколькими минутами позже Анита тоже покинула бал. Ей там больше нечего было делать.
В понедельник утром Оскара снова навестила Лидия. Отец хочет строить мережу, надо бы ему помочь.
Он согласился. Оставаться у Менгелисов не стоило: Фред ходил с распухшей щекой, Петер был не особенно любезен, а Ольга, – та прямо посоветовала брату поскорее вернуться к родителям.
Острота давнишней обиды со временем притупилась, и то, что заставило Оскара уйти из отчего дома, казалось ничтожной занозой по сравнению с ужасной раной, которую нанесли ему, отняв надежду на будущее. Пустыми казались все прежние стремления; хозяйственные планы, которые теперь осуществлялись, больше его не интересовали. Не все ли равно, где жить дальше: у Менгелисов, у старого Клявы или в другом каком месте.
В тот же день Оскар вернулся в Чешуи. Несмотря на полное безразличие к окружающему, странное и приятное волнение охватило его в полутемных комнатах отцовского дома. Все чего-то стеснялись и были непривычно внимательны друг к другу.
Для Оскара убрали прежнюю комнатку Роберта. Он мог приходить и уходить когда вздумается, никто не требовал с него отчета. Но Оскар всю неделю напролет занимался мережей и только два раза встретился с Рудольфом Осисом – у них было о чем поговорить.
Дело с кооперативом настолько подвинулось, что в ближайшее воскресенье у Бангеров должно было состояться учредительное собрание, на которое пригласили рыбаков из четырех поселков. Оскара заранее прочили в председатели правления.
В субботу мережа была готова, Оскар установил ее в море и, не заходя домой, направился к Рудольфу Осису.
– Мое обязательство выполнено, и на будущей неделе я могу уйти с тобой в море.
– Ладно, – Рудольф пожал ему руку. – Ну, а что ты скажешь завтра на собрании? Все так надеются на тебя.
Оскара это уже не беспокоило. Он свое дело сделал, сдвинул тяжелый камень с вершины горы, и теперь тот покатится сам собой… Но рядом с Анитой и Фредом для него нет места. Завтрашний день мог стать для него днем величайшего торжества, а теперь он ему ничего не обещает. Оскар даже не печалился из-за этого, он стал ко всему безразличен; машинально шагал он вперед, не оглядываясь по сторонам. Так было легче… Но это было невыносимо тяжело…
В воскресенье утром на берегу можно было наблюдать необычное оживление. Со всех сторон собирались в Чешуи рыбаки – всюду виднелись лодки, всюду белели на солнце паруса. Бангер послал в Ригу моторку за специалистами, которые участвовали в организации кооператива.
Оскар встречал на пляже рижских гостей. Стрелой неслась по морю зеленая моторка и, повинуясь умелому рулевому, дошла до приглубины и стала у берега. Вместе с незнакомыми господами из нее вышел человек, которого Оскар меньше всего ждал, – его брат Роберт.
Роберт поздоровался со встречавшими и вздрогнул, увидев среди них Оскара. Они пристально посмотрели друг на друга. В этот миг вихрь мыслей пронесся в голове Оскара. Он вспомнил прошедшее, и что-то его вдруг ужалило. И тут он увидел, как изменился за это время брат. Один год сурового труда сделал его совсем другим человеком. В лице Роберта не осталось больше прежней самоуверенности, резко обозначившиеся морщины легли возле губ, глаза смотрели устало. Да, видно, и он кое-что узнал о жизни!
На собрании Оскар отказался от председательствования и сел в самый дальний угол комнаты. Он как будто и не прислушивался к докладу кооператора, к выступлениям рыбаков и только один раз взял слово.
– Начинаются новые времена в жизни рыбаков, – сказал он. – Почему мы не видим на этом собрании ни одного фабриканта, ни одного скупщика? Даже Гарозы, который постоянно вмешивается в наши дела, – даже и того нет! Его песенка спета. Теперь вам не придется отдавать весь будущий улов за полученную от него зимой небольшую ссуду!
Он снова забежал вперед. Наивными и гордыми словами рисовал сын рыбака взорам собравшихся картину будущего. Кончив, Оскар снова уселся в угол и углубился в себя. Когда дошли до выборов правления, он снял свою кандидатуру. На несколько минут среди собравшихся наступило полное замешательство.
– Перестань шутить, Оскар, – строго сказал Бангер. – На тебя у нас была главная надежда, а сейчас ты заартачился!
– Я снимаю свою кандидатуру, – спокойно повторил Оскар, – потому что долго здесь не пробуду и могу уехать в любой из ближайших дней.
Оскар уезжает! Оставить родной поселок в тот момент, когда борьба окончилась и остается только пожинать ее плоды! Нет, здесь что-то неладно!
Старый Клява тревожно наблюдал за сыном. «Что опять на него нашло? Все было уладилось, и вдруг на тебе, ни с того ни с сего уезжает! Разве только из-за Роберта опять? Скажу мальчишке, чтобы уезжал обратно, если уж они никак не поладят…»
После собрания Оскар ушел далеко за поселок, поднялся на вершину Большой дюны и присел на песок.
Долго созерцал он широкую, открывающуюся до самого горизонта перспективу. Это был прекрасный и пустынный край. Голые песчаные холмы, причудливо скривленные сосенки, полузанесенные песком лодки, развешенные сети, старые, покосившиеся строения рыбацких поселков и бесконечная, необозримая водная гладь, на которой кое-где белели надутые ветром паруса. Его внутреннему взору представлялась картина будущего: все здесь цветет, окрепла новая жизнь, рождению которой он дал первый толчок, в поселках дымят трубы рыбообрабатывающих заводов, в бухте стоит множество моторок, на месте убогих лачуг выросли красивые и удобные дома. Со временем рыбаки пророют через дюны канал и соединят обмелевшую бухту с морем – тогда у них будет лучшая рыбачья гавань на всем побережье. И много чего еще здесь появится… Только его самого не будет… Он уедет далеко-далеко, бродяжничать по свету, одинокий и никому не нужный. При этой мысли Оскар почувствовал в сердце страшную горечь. И все же это должно свершиться. Этого требует его человеческое достоинство.
Он не услышал тихих шагов по песку и пришел в себя только тогда, когда рядом с ним, на самой вершине Большой дюны, остановилась девушка в белом платье с синей кокеткой, похожей на матроску. От неожиданности он забыл даже встать и подать ей руку.
Смущенная молчанием Оскара, Анита тоже не знала как ей быть, потом присела рядом, и теперь они оба безмолвно смотрели на море, на разбросанные по берегу рыбачьи поселки.
Наконец Анита кашлянула и обернулась к Оскару:
– Правда, что ты хочешь отсюда уехать? Я сегодня только услышала.
– Да.
– Куда ты едешь?
– Я нанимаюсь на пароход.
– Так, значит, это правда?
И Анита сразу как-то поникла.
– А я как, Оскар? – почти беззвучно шептала она. – Как же я останусь, раз тебя больше здесь не будет? Ты ведь уходишь и от меня…
Оскар не верил ушам.
– Ты? У тебя ведь останется Фред…
Анита вздохнула:
– Неужели ты поверил, что я хоть на минутку могла принимать его всерьез? Мне только хотелось, чтобы ты открыто показал свои чувства и все увидели, что ты ко мне неравнодушен.
– А ты не могла обойтись без этой игры? – укоризненно спросил Оскар.
– Как бы тебе это объяснить? Я хотела, чтобы ты немного побесился из-за меня.
– И ты на меня не сердишься за то, что я ударил тогда Фреда? – недоверчиво спросил он.
– Нет, – улыбнулась Анита.
– Выходит… Выходит, мне надо отказать Рудольфу! Пускай ищет другого матроса!
– Мне тоже так кажется. Тогда мы с тобой будем квиты. Из-за тебя я прошлую осень осталась дома…
– А теперь я сделаю то же самое!
Оскар снова чувствовал вокруг живительное дыхание земли. Шумел лес, море пело свою тысячелетнюю песню, и казалось, что Большая дюна дрожит от дробящихся у ее подножия седых волн.
Когда они шли домой, мрачная пустыня заалела в зареве заката. На пляже, там, где начиналась дорога к поселку, Анита остановилась и сказала:
– Как странно устроен мир! Налетают бури, подымают на море волны, проносятся над ними и рассеиваются вдали. А море остается. И ни одной капли не теряет оно из своих глубин…
