Текст книги "Размышления перед казнью "

Автор книги: Вильгельм Кейтель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 42 страниц)

С января [19]42 г. мои стремления и усилия были направлены на то, чтобы в той мере, в какой это не касалось руководства вооруженных сил и персональных вопросов (их фюрер прочно закрепил за собой), своим влиянием на принятие решений добиться назначения [вместо Гитлера] главнокомандующего сухопутными войсками – разумеется, насколько это вообще допускали мои достаточно широкие полномочия. Тут я натолкнулся на сильнейшее противодействие со стороны начальника генерального штаба сухопутных войск, который был и хотел оставаться и впредь первым советником и представителем главнокомандующего этими войсками, хотя при своей загружешюсти и не мог полностью осуществлять это.

Наиболее ощутимо это своеобразие казалось мне проявлявшимся в области боевой подготовки на фронте и в тылу^472.

К сожалению, настойчиво отстаивавшееся мною предложение учредить должность генерального инспектора сухопутных войск (ибо начальнику генерального штаба этих войск требуется поддержка) так и осталось неосуществленным.

После этой неудачи я видел только один путь решительно уменьшить перегрузку фюрера функциями Верховного главнокомандующего вермахтом и одновременно главнокомандующего сухопутными войсками – следовало осуществить подразделение всех театров войны на отдельные, со своими главнокомандующими, вполне естественно облеченными расширенными полномочиями в отношении всех видов вооружен-пых сил. Это и явилось бы тем самым новым путем, начало⁴⁷³ которому ОКВ, имевшее уже хороший опыт, положило на Западе, в Италии и на Балканах.

Практически это означало:

1. Учреждение поста главнокомандующего фронтом «Восток» (с полномочиями главнокомандующего вооруженными силами).

2. Расширение полномочий всех главнокомандующих фронтами.

3. Ограничите компетенций генерального штаба сухопутных войск исключительно его центральными задачами на всех фронтах.

4. Ограничение компетенций ОКВ (штаба оперативного руководства) ведением войны на всех военных театрах под общим руководством и командованием фюрера.

Это предложение неоднократно и самым настоятельным образом отстаивалось мною, а также и другой стороной^{474, но натолкнулось на бескомпромиссное отклонение его фюрером. Впрочем, думаю, это было вопросом его доверия ко}

МНС^{475. <...> своих воспоминаниях «Утерянные победы» упоминает, что он трижды пытался изложить Пгглеру свой план реформы структуры высших органов: неотложное введение поста начальника генерального штаба вооружс1шых сил и назначение «главнокомандующего Восток», под его, фюрера, верховным руководством.}

⁴⁷⁷ Гитлер, но словам Кейтеля в заключительной части его рукописи, после увольнения фон Бломберга уклонился от назначения нового имперского восшюго министра. Хотя начальник ОКВ и получил ранг министра – это был лишь титул без соответствующих полномочий. По своему рашу Кейтель соответствовал главнокомандующему одного из видов вооружешшх сил. Но, кроме единственного случая 4.2.1938 г., он ни разу нс присутствовал на заседаниях кабинета, которые, кстати, и не проводились. Зато в обязашюсти начальника ОКВ входило ведете переговоров с управлениями различных министерств. В заседаниях вновь созданного имперского совета обороны Кейтель участвовал всего два-три раза. В дальнейшем распоряжения ОКВ отдавались в обычной письменной форме.

Часть рукописи, судя по пометкам Кейтеля на полях (за исключением разделов о проблемах руководства), была передана Международному военному трибуналу в Нюрнберге. Рукопись являлась основой для показаний при предъявлении защитой своих доказательств (IMT-Prozcb, Bd. XI, S. 355 flf). Документ «Кейтель-8» содержит его сдслашюс под присягой 8.3.1946 г. заявление о взаимоотношениях руководящих органов государства и вермахта. Кейтель показывает, что ОКВ имело в отношении вермахта функцию, аналогичную той, какую осуществляла Имперская канцелярия в отношении государственного аппарата. Во время войны ОКВ все более и более превращалось в посреднический орган. И здесь Кейтель тоже ссылается на вечно не исчезавшее недоверие Пгглера: тот, мол, никогда не прислушивался к военным, у него к ним сердце нс лежало...

Документ «Ксйтсль-9» содержит сделанное им совместно с Йодлем 29.3.1946 г. под присягой заявление об отношениях ОКВ с генеральным штабом сухопутных войск. Оба они заявили: на их взгляд, «принцип фюрера» нс есть национал-социалистическое изобретение, а является требованием совремсшюго военного руководства, существование же генерального штаба было оправдано только в монархическую эру. Оба заявили нс только о своей принадлежности к «генералитету старой школы», воспитанному на идеях Клаузевица и Молъткс-старшсго, но и о своей приверженности нынешнему принципу руководства, присущему войне нового времени. Они не отрица-

Письма к жене в военные годы^{475 476}

Ставка фюрера 3.8.[ 19]43 г.

<...> Телефон непригоден, чтобы говорить о нашем положении и о той опасности, которой воздушная война грозит нашим городам. Гамбург^{477 – уже сейчас полная катастрофа, а в последние дни совершен новый крупный налет авиации. Того же самого следует ожидать и Берлину, как только ночи станут длиннее и благодаря этому дальность полета вражеской авиации увеличится. Поэтому я хочу, чтобы ввиду угрозы пожаров, которые куда опаснее фугасных бомб, ты как можно скорее уехала из Берлина. <...>}

Я боюсь огромных пожаров, охватывающих целые районы, пылающих потоков нефти, врывающихся через окна и в подвалы, фосфора и т.п. Тогда выбраться из бомбоубежища будет трудно, к тому же жара станет нестерпимой. Это вовсе никакая не трусость, а просто осознание собственного бессилия против тех последствий, с которыми в городском массиве поделать ничего нельзя. <...>

Больше мне особенно сообщать не о чем, все в движении, да надо еще поглядеть, как пойдут дела в Италии в новой ситуации. Бадольо^{478 заверил: он будет воевать и дальше и согласился занять свой нынешний пост только на определенных условиях. Ifre Муссолини, никто не знает479.}

Ставка фюрера

29 августа 1943 г.

Когда именно в нашей жизни снова наступит блаженный покой, сказать не может никто. Пока же мы имеем войну – вот уже целых четыре года!! Никто не знает и того, когда же большевики станут на колени, а до тех пор ни о каком мире и речи быть не может!!

У тебя-то свободного времени порассуждать обо всем вполне хватает, а на меня отупляюще действует груз работы и куда большие заботы и неприятности. При всем при том мы идем еще и навстречу зиме; в такой холодный дождливый день это ясно каждому. В настоящее время на фронте творится черт знает что! ^{480 Остается рассчитывать только на передышку, когда наступит [осенняя] распутица (а это случится никак не раньше, чем через 4—6 недель, т.е. в середине октября). Я предполагаю тогда снова сменить свою [штаб] квартиру и податься куда-нибудь на юг481. <...> В середине недели состоится траурный акт в Софии482; я буду представлять там вермахт; вероятно, придется лететь...}

Ставка фюрера

25.9. [19]43 г.

<...> В письмах и пожеланиях^{483, несмотря ни на что, 22-го недостатка не было, а нюансы не очень-то интересны. Однако заметно, как некоторые (а, пожалуй, могу сказать, многие) хотят сейчас показать себя дружелюбными и милыми; причем их гораздо больше, чем тех, кто довольствуется только вежливой формой поздравления. <...>}

Рано утром – праздничный завтрак с адъютантами и комендантом [специального] поезда; подали яйца, жареную утку (холодную) – прямо-таки настоящее пиршество! В 11.00 я явился к фюреру принять его поздравление. Вечером, после возвращения с охоты^{484, был приглашен к фюреру на ужин. <...>}

26.9. [19]43г.

Столь загруженного работой периода, как последние недели и дни, у меня не было еще никогда. Мои адъютанты^{485 считают такую загрузку работой просто неописуемой и удивляются, как это я все успеваю «переварить»486.}

Поэтому приходится заниматься делами не только целый день, но и засиживаться вечерами допоздна, а то и до самого утра. Пока немного удается поспать, терпеть еще можно... Феликс Бюркнер^{487 прислал мне очень подробное письмо.}

Он встретил какое-то непонятное сопротивление со стороны Шмундта, который ни за что не хочет дать ему должность. Но заявлять по этому поводу протест фюреру для меня – дело невозможное. <...>

Ставка фюрера

24.Х.[19]44г.

Удастся ли мне дописать это письмо, сказать трудно, но начать все-таки нужно! Особенно сообщить не о чем, кроме того, что я вполне в добром здравии. Майор медицинской службы д-р Либерле измерил мне артериальное давление и остался доволен. Но с моим немного перевозбужденным, неврозным сердцем он ничего поделать не может. Однако органических изменений нет. <...> И всё-таки кое-что случилось! Во время автомобильной поездки на фронт погиб от смертельной травмы черепа Роммель^{488. Какая большая утрата, мы лишились полководца с искрой Божией!}

А вчера в результате автомобильной катастрофы получил тяжкие телесные повреждения и Кессельринг. Подробностей пока не знаю: во всяком случае, он будет отсутствовать на фронте несколько месяцев, если вообще выживет. В темноте и на большой скорости он напоролся на орудие, получил рану головы и потерял сознание. Будем надеяться, что все обойдется! <...>

Теперь нам приходится вести бои на восточно-прусской земле, где русские прорвались с обеих сторон в Роминтерскую пустошь^{489. Думаю, нам и на сей раз удастся все уладить, но сначала надо подкинуть туда побольше войск, что сейчас и делается.}

Наше присутствие здесь действует на население весьма успокоительно. Русские просто не поверят, что мы – всё еще здесь, и это придает нам уверенности. Войск для защиты вполне достаточно! <...>

Ставка фюрера

1.11. [19]44г.

<...> Этой ночью выезжаю в Торгау, в имперский военный суд, где должен ввести в должность нового председателя^{490, да к тому же поговорить с этими господами, как их начальник. С Берлином соприкоснусь только на его дальней периферии при поездке назад. Вызову туда этих господ, они обязаны доложить мне о ходе своих дел, а потом в Фюрсгенвальде отпущу их восвояси.}

После всех тягот особенно последних лет будем же и впредь надеяться на более счастливые дни! Ведь, собственно говоря, мы пережили когда-то и Тридцатилетнюю войну (1618—1648 гг. – Прим, пер.), только с 1914 г., с некоторыми перерывами, у нас были времена беззаботные. Наше поколение и наши дети заслужили пожить и во времена с трудом добытого мира. <...>

Встреча в Ткрвизе⁴⁹¹

Запись беседы имперского министра иностранных дел с итальянским министром иностранных дел Гуариглья в присутствии генерал-фельдмаршала Кейтеля и генерал-полковника Амброзио 6 августа 1943 г.

В беседе участвовали Иоахим фон Риббентроп, генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, министр иностранных дел Рафаэле Гуариглья (бывший посол в Турции) и генерал-полковник Витторио Амброзио (с 31.1.1943 г. начальник Верховного командования итальянских вооруженных сил). (См. об этом в указ, воспом. Бадольо. Согласно им, уже тогда были предприняты первые шаги к установлению контакта с западными державами.)

<...> Имперский министр иностранных дел фон Риббентроп открыл обсуждение констатацией: изменения, произошедшие в Италии, и «уход» дуче от власти возымели в Германии и произвели на фюрера «большое воздействие психологического и прочего рода». Он просил бы разъяснить положение и намерения нового правительства. Гуариглья подчеркнул: речь идет об исключительно «внутриитальянских» событиях. Поэтому король решил создать военное правительство во главе со старым солдатом маршалом Бадольо. Сам Бадольо первым делом заявил: Италия будет продолжать войну и «сдержит данное ею слово». Любое сомнение в верности этому слову глубоко бы ранило честь итальянцев.

Риббентроп ответил: у него нет желания сомневаться в заверениях Гуаригльи. Однако многие события, произошедшие в Италии при смене правительства, вызывают опасения. Гуариглья еще раз попытался внести успокоение. Риббентроп подчеркнул опасности, которые возникли бы в результате возрождения ста-

рых партий, особенно коммунистической. Итальянский министр иностранных дел заверил: положение нормализовано и никакого зондажа в отношении вражеских держав не ведется.

[Далее цитируется текстуальная запись обсуждения.] <...> По настоянию имперского министра иностранных дел генерал-полковник Амброзио сообщил о военных планах правительства Бадольо. Он, прежде всего, подчеркнул: война [на стороне Германии] продолжается. Он подчеркнул далее и то, что в результате данных событий в Италии в военном отношении ничего не изменилось, поскольку военные круги как по своим склонностям, так и в смысле своего влияния полностью остались вне хода политического развития. Поэтому сотрудничество в военной области будет и дальше идти в точности так, как это согласовано. Однако итальянское Верховное командование весьма обескуражено тем, что многочисленные германские дивизии переброшены в Италию без предварительного уведомления, имевшего место прежде. Кроме того, оно удивлено и распределением этих дивизий на итальянской территории.

Амброзио пожаловался на то, что итальянцы зачастую перестают быть хозяевами в собственной стране. Он утверждал, что фюрер в своем двухчасовом выступлении в Фёльтре^{492 обрисовал директивы об обороне Италии с юга до севера и с севера до юга, которые больше не соблюдаются. Теперь [германские] дивизии направляются в Италию без предварительного уведомления, а частично даже продвигаются вперед с применением силы. Сосредоточение германских войск больше не отвечает интересам Италии, а проводится только в интересах Германии. В данной связи Амброзио упомянул также и о стягивании германских войск к Риму.}

Фельдмаршал Кейтель ответил: он лично присутствовал в Фёльтре, когда фюрер заявил там, что Италия получит от Германии и в дальнейшем любую возможную помощь за счет отсрочки определенных военных действий на других театрах войны. Чрезвычайно обострившееся положение на Сицилии^{493 потребовало срочно привести в движение все еще имеющиеся в нашем распоряжении войска, чтобы (после того как итальянские соединения показали себя несостоятельными) оказать соответствующую поддержку германским дивизиям на Сицилии. Ведь германские войска и так вынуждены нести на себе все бремя войны. Таким образом, сюда были переброшены германские соединения со всех театров войны – с Востока, Севера и Запада. Он, Кейтель, в беседе с Амброзио (во время обратной поездки из Фёльтре на аэродром) лично дал согласие предоставить четыре дивизии – наверняка, а еще две дивизии – предположительно. А посему он крайне удивлен тем, будто многие дивизии прибыли в Италию без предварительного уведомления. Предварительные уведомления во всех случаях производятся на границе через местные итальянские органы, и, таким образом, всегда имеется возможность получить недостающие сведения о передвижении германских войск. [Далее слова неразборчивы.]}

Ему, Кейтелю, странно слышать, что широко осуществляемая переброска соединений с Восточного фронта и вновь сформированных частей из Франции представлена Амброзио так, будто «Италия больше не является хозяином в собственном доме». Он [фельдмаршал] сожалеет, что дальнейшие усилия ОКВ вновь упорядочить обострившееся в результате внутриполитических событий положение изображается таким образом, словно это делается против воли итальянского народа. Здесь – явное недоразумение, вызванное плохим состоянием итальянских железных дорог. Жалобы на поведение германских войск он готов рассматривать только в тех случаях, когда эти войска имели поводы для аналогичных жалоб на недопустимое отношение к ним самим.

Генерал-фельдмаршал Кейтель подробно остановился на вступлении германских соединений в Южную Италию и группы армий «Центральная Италия», а также на переброске как можно более крупных сил в Северную Италию. Все эти передислокации германских войск постоянно служат предметом обсуждения; к генералу Роатге^{494 трижды обращались с просьбой о согласии на это с итальянской стороны. Железнодорожные эшелоны с перебрасываемыми дивизиями в данный момент растянулись от Бреннерского перевала до Калабрии. Это особенно относится к частям 20-й и 29-й танковых дивизий и части дивизий «Герман Геринг». Дальнейшие подкрепления могут быть переброшены на юг только после того, как будет обеспечено снабжение этих дивизий.}

Когда генерал-полковник Амброзио стал слишком вдаваться в подробности, имперский министр иностранных дел предложил ему высказаться о дальнейшем ведении войны вообще. Он [Риббентроп] хотел бы заметить по этому пункту следующее...^{495 <...>}

Кейтель о заговоре 20 июля 1944 г.

Вопросы господину генерал-фельдмаршалу в отставке

В. Кейтелю от 20 июля 1944 г.⁴⁹⁶

Вопрос: Каковы были, по вашему мнению, более глубокие причины путча 20 июля 1944 г.?

Ответ: Недовольство Гитлером, а также политической системой и ведением войны. Поскольку добровольный отказ Гитлера от власти казался исключенным, заговорщики решили устранить его. Тем самым они хотели одновременно освободить солдат и чиновников вермахта от присяги [фюреру]. Имелась ли и какая именно политическая система, считавшаяся ими приемлемой, мне неизвестно. В военной области, насколько я знаю, намерения закончить войну путем капитуляции не было. Имелся приказ Вицлебена^{497 как «Верховного главнокомандующего вооруженными силами», который был отвергнут всеми получившими его498.}

Далее, аналогичные приказы были направлены командованиям отдельных военных округов, но также выполнены не были^499.

Вопрос: Были ли заметны заранее какие-либо признаки или имелись ли какие-либо сообщения, позволявшие предположить существование этого движения с целью государственного переворота?

Ответ: Для ОКВ и для меня – нет. Гитлер никаких сообщений или предупреждений на сей счет не получал. Со мной он об этом не говорил ни до, ни после покушения. В ходе следствия было установлено, что некоторые офицеры ОКХ и абвера (в Берлине) о намеченном покушении знали, но не донесли^500.

Вопрос: Я не хотел бы расспрашивать вас о подробностях путча, ибо для вашей защиты это несущественно. Скажите только: участвовал ли в путче хотя бы один командующий фронтом?

Ответ: Нет. Участвовал ли вообще какой-либо из командующих фронтами в планировании путча, остается невыясненным. Насколько мне известно, никто^{501. Попытка генерала Бека установить связь с ними не удалась502.}

Вопрос: Какую роль играли в этом деле вы сами?

Ответ: Я присутствовал при взрыве бомбы в (картографическом) деревянном бараке ставки Гитлера «Волчье логово» при обсуждении обстановки (когда полковник Штауффенберг, подложив бомбу с часовым механизмом под бетонную плиту стола, быстро удалился и, преодолев несколько зон охраны, благополучно улетел в Берлин. – Прим, пер.) и по приказу фюрера, который продолжал без помех осуществлять свою правительственную и командную власть, отдал требовавшиеся распоряжения всем составным частям вермахта и командующим военными округами^503.

Вопрос: Я спрашиваю вас о 20 июля 1944 г. только потому, что на предварительном следствии вы обвинялись в том, что виновны в смерти фельдмаршала Роммеля или были причастны к ней^504.

Ответ: Роммель был сильно скомпрометирован показаниями одного подполковника из штаба командующего войсками во Франции. Фюрер показал мне протокол допроса и велел вызвать к себе Роммеля через начальника управления личного состава^{505. Роммель явиться отказался, ибо был нетранспортабелен. Тогда фюрер приказал послать к Роммелю своего шеф-адъютанта с протоколом и письмом, которое я написал под диктовку Гитлера. В этом письме Роммелю предлагалось на выбор: если он чувствует себя невиновным, явиться к фюреру, в противном случае арест его неминуем, и ему, естественно, придется держать ответ перед судом. Пусть оценит ситуацию сам и сам же, надо полагать, сделает надлежащий вывод. После ознакомления с протоколом и письмом Роммель спросил, известен ли фюреру этот протокол, а затем попросил генерала Бургдорфа дать ему время на размышление. Бургдорф получил личное приказание не допустить самоубийства из пистолета и предложить Роммелю яд – это даст возможность связать официальную причину смерти фельдмаршала с черепной травмой при автокатастрофе и позволит устроить ему, ради сохранения престижа в народе, пышные похороны. Совместная поездка [Роммеля и Бургдорфа] к врачу в Ульме привела затем к смерти от отравления ядом. По категорическому желанию Гитлера, истинную причину смерти Роммеля следовало сохранить в тайне, и фельдмаршалу были устроены государственные похороны со всеми полагающимися почестями.}

Кейтель: «Суд чести»

Судебный процесс над изменниками из радов вермахта

в связи с заговором 20 июля 1944 г.⁵⁰⁶

В день путча 20.7. [19]44 г. в ставке фюрера первоначально возникло впечатление, что покушение [на Гитлера] и сам заговор связаны только с сухопутными войсками, а военно-морской флот и люфтваффе к ним непричастны. Поэтому первым распоряжением фюрера явился прилагаемый декрет^{507, которым все полномочия в отношении армии резерва и всех военных органов на территории Германии, включая ОКВ (кроме полномочий главнокомандующих военно-морского флота и люфтваффе), передавались рейхсфюреру СС Гиммлеру. С этими полномочиями Гиммлер во второй половине дня 20 июля вылетел в Берлин.}

Фюрер как Верховный главнокомандующий и глава государства решительно стоял за то, чтобы в этом угрожающем положении, в возникновении которого участвовали и гражданские круги, Гиммлер использовал полицию. Тем самым ему как командующему армией резерва было отныне разрешено использовать полицию в качестве вспомогательной карательной организации.

На следующий день (когда стало известно, что главнокомандующий военно-морского флота распорядился арестовать как участников заговора или подозреваемых двух офицеров, а главнокомандующий люфтваффе – одного офицера) мною был получен приказ фюрера^508:

«Гестапо (СД) назвало главнокомандующим составными частями и вермахта фамилии военнослужащих, участие которых очевидно, т.е. почти доказано. Доложить мне, как фюреру и Верховному главнокомандующему, фамилии этих офицеров для бессрочного увольнения из Вооруженных сил и отправки их в гестапо».

Что касается сухопутных войск, фюрер, кроме того, распорядился создать для уже арестованных командующим армией резерва и находящихся в гестаповской следственной тюрьме офицеров специальный «суд чести» из генералов, которому вменялось в обязанность определить, каких именно подозреваемых лиц следует с позором изгнать из вермахта.

В состав «суда чести» вошли: генерал-фельдмаршал фон Рундиггедт, генерал-фельдмаршал Кейтель, генерал-полковник Гудериан (начальник генерального штаба сухопутных войск), генерал-лейтенант Шпехт (начальник пехотного училища

в Потсдаме) [в 1953 г. покончил жизнь самоубийством в советском плену].

На основе данных предварительного полицейского расследования «суду чести» надлежало представить фюреру предложение, которое могло содержать следующие альтернативы:

а) Изгнание из вермахта

Для осуждения Народным трибуналом

б) Временное увольнение

с намерением в дальнейшем использовать вновь

в) Дисциплинарное расследование

г) Немедленное освобождение

В тех случаях, когда действия или упущения по службе были незначительны

Протоколы заседаний «суда чести» вел начальник управления кадров или его постоянный представитель генерал-майор Майзель.

Каждое отдельное дело тщательно изучалось. Принятое голосованием членов суда (почти всегда единогласно или же большинством) предложение передавалось фюреру на окончательное решение. Во всех случаях он использовал предложение суда в качестве основы своего решения, одобрял его и придавал ему законную силу.

Сначала фюрер согласился с моим предложением предать виновных Имперскому военному суду. Только после доклада имперского министра юстиции Тирака^{509, который, ввиду уже произведенного осуждения многих арестованных гражданских лиц, считал это пригодным методом и подчеркивал, что такие дела подлежат рассмотрению именно трибуналом (типа военно-полевого суда); фюрер, несмотря на мое возражение, все-таки решил оставить вынесение приговоров за Народным трибуналом.}

Судопроизводство в отношении военнослужащих вермахта осуществлялось таким образом, что «суд чести» сухопутных войск представлял фюреру и главнокомандующему этими войсками лишь свои предложения. Таким образом, армия сама принимала решение об изгнании.

Для периода после 20.7.[19]44 г. было совершенно правильно и закономерно, что на основе предоставления Гиммлеру полномочий командующего армией резерва офицеры сухопутных войск подвергались аресту гестапо, а само предварительное следствие велось органами СД без привлечения к нему судейских чиновников вермахта.

Правильно далее и то, что «суд чести» сухопутных войск подходил к каждому отдельному случаю с точки зрения необходимости его судебного рассмотрения на основании полицейского расследования (если только офицеры-фронтовики не были уже арестованы на месте своими офицерами и военными судьями). Но судьбу офицеров и генералов решал отнюдь не «суд чести»: он только большинством голосов предлагал фюреру, как поступить в том или ином индивидуальном случае. Изучение дел проводилось с величайшей доброжелательностью, ошибок (как показал дальнейший ход событий) допущено не было. Итак, затем фюрер принимал свое решение об изгнании из вермахта и переадресовывал дело гестапо для передачи в Народный трибунал.

Насколько память мне не изменяет, Народным трибуналом было вынесено три или четыре оправдательных приговора. 32 человека приговорены к смертной казни. «Судом чести» было рекомендовано применить дисциплинарные наказания и увольнение из армии примерно в 20 случаях. Но даже и после 20.7.[19]44 г. право гестапо применять насильственные меры в отношении военнослужащих вермахта по подозрению в государственной измене оставалось ограниченным. В остальном же продолжали действовать общие для вооруженных сил преимущественные права вермахта в сравнении с полицией; права эти сохранялись и уважались, как и прежде^510.

⁵¹² Генерал-полковник Гейнц Гудериан (генеральный инспектор танковых войск, с 20.7.1944 г. исполнявший обязанности начальника генерального штаба сухопутных войск) в своих «Воспоминаниях сол-37б

Кейтель об отдельных заговорщиках^{510 511}

<...>

а) Генерал-полковник Бек. Вопрос о его замене на посту начальника генерального штаба сухопутных войск Бломбергом был решен Гитлером еще 4.2. [19]38 г. предварительно, а не позже осени того же года – необратимо.

Поэтому разработка плана «Гельб» (Чехословакия) с самого начала была передана фон Браухичу и Гальдеру. Бек был сильно оскорблен своим отстранением от этой разработки и сделал отсюда вывод о неминуемой и скорой отставке, ибо при данных обстоятельствах считал себя «не в состоянии возглавить подготовку офицеров генштаба» к предстоящей операции. Фон Брау-хич обсуждал этот инцидент с Пгглером, который соглашается с таким обоснованием замены Бека и отклоняет сначала предусматривавшееся назначение последнего командующим одной из групп армии^512.

б) Генерал Фридрих Ольбрихт еще со времени службы под началом Бека в Дрездене был близок с ним и признавал его авторитет^513.

в) Фельдмаршал фон Вицлебен поздней осенью 1941 г. по состоянию здоровья был по собственной просьбе отправлен в бессрочный отпуск. После его прощального визита Пгглер сказал о нем: такого столь обремененного болезнями человека вряд ли он когда-нибудь сможет использовать снова. Позже весьма обеспокоенный фон Вицлебен написал мне письмо^{514. <...>}

г) Генерал Ольбрихт —■ жертва графа Штауффенберга, являвшегося начальником штаба [армии резерва]. Ольбрихт был ревностным офицером-фронтовиком. Во время Польской кампании в числе немногих командиров дивизий был награжден Рыцарским крестом [Железного креста]. В результате своего озлобления, вызванного несправедливым выговором фюрера, дал Штауффенбергу воспользоваться этой обидой. Никаким революционером он не был, а был просто мягкотелым человеком (типичный саксонец!).

д) Полковник граф фон Штауффенберг был крепко связан догматами католической веры и наряду с религиозным ему был свойствен также и политический фанатизм. Он – действительный и активный заговорщик из всех этих нытиков-пессимистов, важную роль среди которых играл лишь весьма страдавший от своей отставки тяжело больной и тщеславный Бек, мнивший, будто он в качестве преемника Мольтке на посту начальника генштаба понимает и знает все лучше всех и обладает даром предвидения^{515. <...>}

Часть IV

КОНЕЦ

ВОСПОМИНАНИЯ ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛА ВИЛЬГЕЛЬМА КЕЙТЕЛЯ 1945

Последние дни при Адольфе Гитлере

Как один из немногих, кто пережил эту драму внутри и вне Имперской канцелярии в апреле 1945 г. и остался в живых, я хочу изложить здесь некоторые воспоминания об этом, начиная с 20 апреля – последнего дня рождения Гитлера⁵¹⁸.

³¹⁸ Публикуемые ниже записи о последних неделях войны Кейтель сделал в период между вынесением ему смертного приговора 1 октября и приведением его в исполнение 16 октября 1946 г. – Здесь и далее, как и прежде, все неоговоренные примечания принадлежат немецкому издателю Вальтеру Горлицу. См. об этом также: Nazi-Conspiracy and Agression. Office of United States Chief of Counsel of Axis Criminality. Washington, 1940. Suppl. B.; Franz KoUer. Der letzte Monat: Die Tagebuchaufzeichnungen des ehemaligen Chefs des Generalstabes der deutschen Luftwaffe von 14. April bis 27. Mai 1945. Munchen, 1949: Joachim Schultz, Die letzten 30 Tage. Aus dem Kriegstagebuch des OKW. Stuttgart. 1951; Walter Ludde-Neurath. Regierung Donitz. Die letzten Tage des Dritten Reiches. Gottingen. 1958; Walter Baum. Der Zusammenbruch der obersten deutschen militarischen Fuhrung 1945. – In: Wfehrwissenschaftliche Rundschau (Mai 1960, H. 5).

Зво

Берлин и восточные кварталы города уже находились под одиночным огнем русских дальнобойных орудий. Над восточной окраиной кружили отдельные вражеские бомбардировщики и разведчики, и число их с наступлением темноты и в ночное время увеличивалось. Однако наши зенитные батареи на башенных установках удерживали их на почтительном расстоянии. Наряду с уничтожением воздушных целей, они корректируемым огнем вели борьбу с русскими дальнобойными батареями и заставляли их быстро замолкать. В этих окраинных городских районах восточного Берлина уже начались бои, после того как позиции 9-й армии под командованием генерала Буссе были прорваны у Франкфурта-на-Одере и Кюстрина, а оборона по Одеру пала.

Начальник ОКВ и начальник штаба оперативного руководства вермахта [Йодль] вместе с небольшим числом сотрудников штаба все еще работали на построенном уже в 1936 г. военным министром фон Бломбергом командном пункте в Далеме [улица Фюренвег]. Сам же штаб оперативного руководства размещался в бункерном лагере ОКХ в Вюнсдорфе [Цоссен], будучи теперь объединен [с генеральным штабом сухопутных войск]. Йодль и я имели там и запасные квартиры в доме бывшего боксера Шмелинга^{516 на улице Фюренвег, 16.}