355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктория Холт » Богиня зеленой комнаты » Текст книги (страница 19)
Богиня зеленой комнаты
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 22:31

Текст книги "Богиня зеленой комнаты"


Автор книги: Виктория Холт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

В тот вечер театр был полон. Люди могли смеяться над фермером Георгом, над пуговичником, но он оставался королем, и это придавало случившемуся с ним определенную значительность. И то, что утром он чудом избежал покушения, заставляло людей вечером с еще большим интересом рассматривать его. Шеридан потирал руки, улыбался и повторял, что это, «так называемое покушение», как нельзя более соответствует его попыткам улучшить положение театра.

Дороти играла в пьесе Ипполита, и это была одна из тех вещей, которые благодаря ее исполнению стали очень популярны. Она все еще очень привлекательно выглядела в мужском костюме, несмотря на то, что за последнее время заметно пополнела; во время спектакля она не могла не сожалеть, что король не видел ее в этой роли тогда, когда она только начинала ее играть.

Появившаяся полнота ничуть не беспокоила Дороти, она успокаивала себя тем, что если и не выглядит безупречно в мужском костюме, как раньше, то это с лихвой окупается блеском исполнения роли.

Король, королева и четыре принцессы появились в фойе. Шеридан приветствовал их, кланялся, улыбался и бормотал что-то о том, что всей труппе оказана большая честь. Король пристально смотрел на Шеридана, лицо его при этом было краснее, чем обычно, глаза, казалось, были готовы выскочить из орбит. Королева принимала приветствия Шеридана очень сдержанно, без улыбки. Она не любила его не потому, что он дурно влиял на Георга и привел его к падению: она не сомневалась, что для того, чтобы испортить Георга, не потребовалось очень сильное влияние. Георг сам мог выбрать этот путь, и если бы рядом не было Шеридана, непременно нашелся бы другой учитель. Она не любила Шеридана, этого умного джентльмена, потому, что за ним утвердилась слава самого знаменитого острослова Лондона. Четыре принцессы не сводили с него глаз. Остроумный автор «Школы злословия», человек, постоянно создающий собственные скандалы, неверный муж и сверх всего – друг и наперсник их брата Георга, несравненного принца Уэльского, – кто заслуживал большего восхищения, чем сам мистер Шеридан?

– Если Ваши Величества позволят мне проводить Вас в королевскую ложу...

– Идите вперед, – ответил король.

Когда Шеридан открыл дверь ложи, поклонился и отошел в сторону, пропуская семейство вперед, в театре поднялся шум. Король, которого всегда трогали проявления людской симпатии, подошел к барьеру ложи и, стоя около него, приветствовал зрителей поклонами и улыбками.

В этот момент какой-то мужчина поднялся со своего места и направил пистолет прямо на короля. Раздались крики «Остановите его!», и в тот же момент прозвучал выстрел. Принцессы закричали, публика в зале повскакала со своих мест, стрелявшего схватили несколько человек – кто-то из зрителей и оркестра. Все столпились вокруг него. Король стоял в своей ложе.

– Я невредим, – сказал он.

Но публика успокоилась только после того, как стрелявшего увели, и на сцене появилась миссис Джордан.

– Ваши Величества, – сказала она, подняв руку и прося тишины. – Леди и джентльмены, человек, который стрелял, пойман, и его уже увели. Больше нечего бояться.

Королева сказала мужу:

– Может быть, нам лучше уехать?

– Глупости, – ответил король. – Мы приехали посмотреть спектакль, и мы останемся его смотреть.

Миссис Джордан, стоя у рампы и глядя на королевскую ложу, ждала, что ей сделают знак начать спектакль. Король поклонился в ответ на ее улыбку. Она ответила поклоном и крикнула:

– Ваши Величества, Ваши Королевские Высочества, леди и джентльмены, сейчас для вашего удовольствия мы сыграем пьесу «Будет – не будет?».

Это был один из тех вечеров, которые не забываются. Все были восхищены хладнокровием и выдержкой короля, после этого происшествия он даже выглядел моложе и бодрее. В подобных ситуациях он сохранял полное самообладание, ибо знал, как действовать. Ему никогда нельзя было отказать в храбрости, он боялся только государственных дел.

Дороти играла так хорошо, как только могла. Она полностью овладела зрительным залом, что было нелегко после случившегося, ибо всем хотелось поговорить о стрелявшем – кто он, близко ли успел подойти к королю, почему стрелял. Все это казалось более интересным, чем интрига и герои пьесы.

Герцог Кларенс уже ждал Дороти за кулисами, когда она появилась там во время антракта.

– Его зовут Джон Хадфилд, – сказал он. – Похоже, это один из тех сумасшедших, которые время от времени решают, что пора убить короля.

– Его Величество великолепен, – ответила Дороти взволнованно. – Сегодня я ни на минуту не забывала, что действительно играю перед королем.

Шеридан решил, что подобное событие в театре не может и не должно пройти незамеченным. После окончания спектакля, когда занавес опустился, он вышел на сцену и сказал, как все счастливы, что король не пострадал во время этого ужасного покушения. Никто не должен волноваться. Стрелявший задержан. Театру повезло, что его посетила королевская чета, и то, что должно было закончиться трагически, благополучно закончилось к общей радости. Храбрость Его Величества – пример для всех, и чтобы выразить свой восторг, он предлагает всем присутствующим подняться и исполнить национальный гимн, к которому он только что написал дополнительный куплет. Чтобы все могли петь, текст будет передан по рядам.

Все встали и запели гимн. Король стоял в своей ложе, по его лицу текли слезы, а в это время его подданные выражали свой восторг исполнением гимна со стихами Шеридана. Люди не стеснялись слез, плакали, обнимались и улыбались королю, который впервые за много лет чувствовал себя счастливым. Народ любил его. Какой-то сумасшедший хотел его убить, но это ему не удалось, и народ ликовал. Прелестная маленькая миссис Джордан – возлюбленная его сына Уильяма – пела, стоя на сцене, и ее прекрасный голос выделялся из хора, и другие голоса не могли его заглушить. Даже королева была тронута.

Вечер был прекрасный, и он не позволит им проявить жестокость к человеку, который стрелял в него. Говорили, что он ненормальный, и король не хотел быть слишком суровым с больным человеком.

Когда они вернулись в Сент-Джеймс, оказалось, что принцесса Амелия, узнав о покушении на короля, упала в обморок к до сих пор не может успокоиться, она сама должна убедиться в том, что ее дорогой отец жив и невредим. Он сразу же пошел к дочери и обнял ее – его дорогую, самую любимую из всех детей.

– Со мной ничего не случилось, – сказал он, – Не волнуйся. Я вернулся. Все прошло прекрасно. Миссис Джордан – очаровательная женщина. Прелестная – полненькая и хорошенькая. Играет прекрасно, поет еще лучше. Идаже этот хитрый Шеридан написал очень славное добавление к гимну, и все вместе – зрители и артисты – его пели. Не о чем волноваться, а, что?

Словом, вместо того, чтобы завершиться трагически, вечер, когда король видел Дороти в «Будет – не будет?», оказался очень удачным для всех, кроме бедняги Джона Хадфилда.

После этого происшествия отношения между королем и его сыновьями немного улучшились. Они все приехали на следующее утро в Букингемский дворец и завтракали вместе с родителями, поздравив их с тем, что им удалось избежать большой беды.

– Мы очень редко видим тебя, Уильям, – сказала королева. – Надеюсь, ты не забыл о своем положении.

Уильям поблагодарил мать за доброту и сказал, что ему трудно приезжать часто, поскольку леди, которую он считает своей женой, не принята при дворе. Королева проявила полное понимание его трудностей и сказала, что не станет возражать, если он будет приезжать один.

Принц Уэльский проявил весьма нежные чувства к отцу, как, впрочем, и отец к нему, однако королева не могла не думать об истинных намерениях сына. Она не могла отделаться от мысли, что его руки тянутся к короне. Иумственные способности короля не улучшатся после таких переживаний, которые выпали на его долю накануне, как бы храбро он ни держался.

Когда Уильям покинул Букингемский дворец, на него нахлынули равные мысли. Ему придется исполнять какие-то обязанности, связанные с его происхождением. Если это не помешает его жизни в Буши, он готов. Георг был вполне счастлив после возвращения к миссис Фицгерберт и, переживая один из тех медовых месяцев, в течение которых неоднократно давал себе слово сохранять верность и впредь. В такие периоды своей жизни он бывал не лучшей компанией.

Уильям распрощался с братьями и направился в Палату Лордов, где предстояло обсуждение Билля о разводе, предложенного лордом Оклендом. Он произнес одну из своих длинных речей, полную нравоучений ицитат, которые давали ему повод считать себя государственным деятелем. Он высказывался против разводов, и все слушали его с недоумением, ибо знали, что, закончив выступление, он отправится Буши, где живет вполне семейной жизнью с одной из тех женщин, которых называл в своей речи «падшими».

Пресса, разумеется, не смогла пройти мимо этого выступления и поспешила напомнить и о том, что Уильям живет с актрисой, и о похождениях других братьев, так что популярность королевской семьи, завоеванная инцидентами в Гайд-парке и Друри-Лейн, была вскоре забыта, и она вновь стала объектом критики и неодобрения.

НА ПУТИ В КЕНТЕРБЕРИ

Дороти была очень обеспокоена поведением Фанни, и Уильям проявлял заметное раздражение в связи с этим.

– Мне кажется, – сказал он обиженно, – что для вас мадам Фанни важнее нас всех.

Она уверяла, что это, конечно, не так, однако он часто сердился из-за Фанни.

Ей надо было подумать о приданом для старшей дочери, и когда ему были нужны деньги, она превращалась, по его выражению, в ростовщика, требуя от него гарантий, что как только понадобится приданое, деньги будут ей возвращены.

– Я просто считаю, что должна сделать все, что в моих силах, для бедной Фанни, – говорила Дороти.

– Бедная Фанни! – издевался Уильям. – Я скорее назвал бы ее «богатая Фанни»!

Как ей заставить его увидеть и понять, что Фанни всегда была обделена? Ричард Форд любил своих дочерей, пусть не достаточно сильно, чтобы жениться на их матери, но все же он о них заботился. Что ж до маленьких Фицкларенсов, то их пестовали и любили все: отец старался не оставлять их ни на минуту, дядья приезжали навестить и поиграть с ними, не говоря уж о том, что принц Уэльский души не чаял в своем тезке, маленьком Георге. Беда была в том, что Фанни никогда не получала столько внимания, сколько остальные дети, и Дороти никак не удавалось объяснить это герцогу.

– Я всегда чувствую себя в долгу перед бедной Фанни.

Фанни очень заинтересовалась Джиффорд-лодж, домом на Твикингем Коммон, окруженным красивым садом с высокой оградой. Ранее он принадлежал маркизе Твидэйл, и, сейчас, после ее смерти, стоял пустой и сдавался внаем. Рента была не очень велика – пятьдесят фунтов в год. А как приятно было бы Фанни иметь дом, который она могла бы считать своим! Она смогла бы постепенно обставить его по собственному вкусу, чувствовать себя в нем хозяйкой. Она могла бы жить со слугой или двумя, и время от времени у нее станут гостить сестры, но приглашения будут исходить от нее, хозяйки.

Фанни пришла в восторг от этой идеи, и вскоре она уже блаженствовала в своем новом доме. Однако Уильям этого не одобрил.

– Проклятье! Выброшенные деньги! – сказал он, и между ними началась ссора прежде, чем Дороти сообразила, что это может случиться.

– Мне кажется, что это мои деньги.

Уильям был рассержен, поскольку ему самому никак не удавалось расплатиться по собственным счетам. «Она разговаривает с ним, как последняя грубиянка, – сказал он. – Будь он проклят, если попросит у нее еще раз хоть пенни, хотя все свои долги ей он возвращает. Задумывалась ли она когда-нибудь, сколько он на нее потратил? Чем он пожертвовал ради нее? Почему он порвал отношения с собственной семьей? Он мог бы бывать при дворе или продолжать морскую службу. Догадывается ли она, почему он лишен этой возможности? Потому что отец перестал поддерживать его. Почему? Потому что вся семья в ужасе от его связи с актрисой, которая выступает на сцене в мужском платье, и каждый, у кого есть деньги на билет, может глазеть на нее».

Этого Дороти стерпеть не смогла.

– Разве я хотела продолжать работать? Я была бы счастлива бросить театр. Почему я вынуждена работать? Потому что иначе мы были бы в долгах больше, чем... сейчас. Может быть, вы и королевский сын, но вы нуждаетесь в деньгах... моих деньгах.

Это было уже слишком. Герцог выскочил из дома, вскочил на лошадь и в ярости умчался. Дороти сидела и плакала. У нее разболелась голова, в глазах застыл гнев. Увидев в зеркале свое отражение, она сказала:

– Я становлюсь старой и толстой. Я больше не нужна ему.

Она легла на постель и проплакала до самого его возвращения. Каждый из них без труда увидел следы слез в глазах другого. Уильям так же, как и его братья, легко плакал, особенно в минуты раздражения или гнева, хотя и не так легко и красиво, как принц Уэльский. Она встала с постели и подошла к нему, он обнял ее.

– Мы не должны ссориться, Дора, – сказал он.

– Это все мой ирландский характер, – ответила она.

– Нет, это моя гордыня.

– Любовь моя, чего стоит моя жизнь без вас и детей?

– А моя? Без вас она потеряет всякий смысл.

– Вы – сын короля. Ваше место при дворе, и у вас большое будущее.

– Мое будущее здесь. Вы – знаменитая актриса. Без нас вы были бы богаты и ваша, жизнь была бы гораздо легче, вам не пришлось бы так много работать.

– Я отказалась бы и от успеха, и от славы, если бы могла прожить здесь спокойно до конца своих дней.

Они рассмеялись и прижались друг к другу.

– Я не могу поверить, что мы действительно ссорились. Мне казалось, что жизнь кончается.

– Моя жизнь кончилась бы, если бы не кончилась наша ссора.

– Из-за чего она началась? Какая-то глупость... не имеющая значения.

– Все позади.

– Да, все позади.

Потом она думала: «Деньги. Всегда деньги... деньги и Фанни».

Она вернулась к привычным обязанностям: работа в Друри-Лейн, выкраивание времена для поездок в Буши, гастроли по провинции, ибо они хорошо оплачивались, а им всегда нужны были деньги. Вскоре она снова забеременела.

– Наверное, я самая плодовитая женщина в мире! – сказала она герцогу.

– Я знаю еще одну, которая вам не уступит, – королеву!

– Кажется, у нее было пятнадцать? – Элизабет – шестая.

– Вы забыли девочек. С ними девять.

«Он слишком часто забывает этих троих, – думала она с неприятным чувством. – Это естественно. Он помнит только своих маленьких Фицкларенсов».

– И тот, который родится, будет десятым. Неплохое число!

– Пора мне перестать рожать и пора бросить театр.

– Осталось не так долго. Я тоже думаю об этом. Как било быхорошо, если бы вам не приходилось постоянно от нас уезжать!

– Я очень хочу проводить как можно больше времени дома. Подумайте только, маленькому Георгу уже восемь, мне кажется, что они вырастают без меня.

По мере того, как приближались роды, приближалось и время вынужденного перерыва в работе, и она с радостью думала о том, что у нее будет возможность провести несколько месяцев в Буши с семьей. И она действительно приехала в январе, и хмурым февральским днем родила седьмого – маленького Фицкларенса, к огромной радости его отца. Мальчику дали имя Адольфус, и в заботах о нем и о других детях, с частыми визитами дочек Дороти вновь почувствовала себя счастливой.

Однако она не могла себе позволить долго наслаждаться покоем: у нее было много контрактов, которые надо было отрабатывать, но произошли два события, которые заставили ее задуматься о том, что им следовало бы сократить свои расходы, чтобы она могла меньше работать.

Она знала, что у него очень много долгов. Он стал чаще ездить в Виндзор и появляться при дворе, как хотела его мать. Он навещал принца Уэльского в Брайтоне, и будучи его братом, вынужден был одеваться так же модно, как и другие гости. ВКарлтоне устраивались праздники. На эти праздники Дороти всегда тоже приглашали, поскольку принц Уэльский относился к ней, как кгерцогине Кларенс.

Дороти постоянно возвращалась к мыслям о деньгах. «Я должна проработать еще год, – говорила она себе. – Я выполню эти контракты. Кроме того, мы должны сократить расходы. Фанни уже двадцать, самый возраст, чтобы подумать о замужестве, Доди – семнадцать, Люси– шестнадцать, и их замужество тоже не за горами, а если у них будет приданое, это избавит ее от многих тревог и волнений. После замужества дочерей ее жизнь изменится».

Один из самых выгодных контрактов был у нее с театром Маргейта – небольшого морского курорта, который становился очень популярным. Как и большинство подобных мест, Маргейт пытался подражать Брайтону, но без самого принца Уэльского это было невозможно. И все-таки популярность Маргейта росла, там строили много домов и быстро их продавали, поскольку они стоили значительно дешевле, чем в модном Брайтоне. В Маргейте был хороший театр, и Дороти несколько раз выступала там с большим успехом.

Уильям всегда беспокоился, когда она уезжала в «свои круизы», как она сама называла свои гастрольные поездки, и уговорил ее взять с собой в качестве компаньона преподобного Томаса Ллойда, капеллана, которого он пригласил к себе на службу, когда они переехали в Буши. Дороти платила преподобному Томасу четыреста фунтов в год за то, что он учил детей, однако теперь, когда девочки стали взрослыми, она поняла, что их вполне можно доверить гувернанткам и наставникам. Так преподобный Томас стал ее компаньоном. Капеллан был интересным и веселым человеком, и Дороти всегда была рада его обществу.

Так обстояли дела, когда на нее обрушился первый удар.

Перед началом гастролей в Маргейте ей предстояли в течение нескольких вечеров выступления в Кентербери. В Ситтингборне они сменили лошадей и уже были в нескольких милях от Кентербери, когда Ллойд, выглянув в окно, сказал:

– Мне кажется, за нами погоня.

Грабежи и разбой были обычным делом на безлюдных дорогах, и преследование в темноте могло плохо кончиться. Она выглянула в окно и увидела две фигуры, одетые в черное, постепенно приближающиеся к карете; на дороге не было ни одного экипажа, кроме их кареты, в которой вместе с ней и капелланом были еще два форейтора и слуга Тернер.

– Гоните быстрее, – сказала она.

– Мне кажется, я вижу впереди огни, наверное, это Кентербери, – сказал Ллойд.

В это время один из преследователей, обогнав своего напарника, поравнялся с каретой и заглянул внутрь. «Это – конец, – подумала Дороти и задрожала. – Было ли ему известно, кто она? Думал ли он, что у нее с собою много денег? Если бы они настигли ее на обратном пути, у нее действительно была бы немалая сумма».

Мужчина в черном поравнялся с Тернером и ударил его. Лошадь, которой управлял Тернер, рванулась вперед, и Тернер упал. Карета остановилась и так сильно накренилась, что Дороти и Ллойд упали со своих мест.

– Вы ударились, миссис Джордан? – спросил капеллан. Мужчина в черном разглядывал Дороти через окно. В течение нескольких секунд ей казалось, что она смотрит в лицо собственной смерти, ибо у него в руке было оружие.

Странно, но в эти мгновения она думала только о Буши, представляя себе детскую, спящего в кроватке младенца, Георга, который отказывается идти спать и подговаривает Генри и Софи делать то же самое. Она представляла себе, как они узнают новость... и девочки... будет ли у них приданое? Все эти мысли пронеслись у нее в голове в эти ужасные мгновения. Она закрыла глаза, а, открыв, увидела, что мужчина в черном все еще в упор рассматривает ее. Его последующие действия выглядели очень странно: он поклонился ей и сказал: «Я – джентльмен». Потом, повернувшись к напарнику, который уже поравнялся с ним, что-то прошептал ему, после чего они развернули лошадей и поскакали в ту сторону, откуда появились.

Тернер поднялся с земли, потирая голову.

– Вы ушиблись, Тернер?

– Нет, мадам, только синяки, наверное. Он набросился на меня прежде, чем я его увидел.

– Тогда поехали. И чем быстрее, тем лучше.

Она сидела в карете, откинувшись назад, и Ллойд с тревогой смотрел на нее.

– Скверное дело. Счастье, что он узнал вас.

– Вы действительно думаете, что он меня узнал?

– Мне не приходит в голову другое объяснение. Они собирались грабить, может быть, даже и убить. Как вы себя чувствуете?

– Очень неуютно. А вы?

– Казалось, у нас нет никакой надежды.

– Мы не должны больше ездить в темноте.

– Согласен, что это очень неразумно.

Они приехали в Кентербери, и когда она приводила себя в порядок, прежде, чем спуститься к ужину, – она уже чувствовала запах приготовленных в честь миссис Джордан блюд, как сказал хозяин, – ей в голову пришла мысль, что Тернер и форейторы наверняка могут рассказать кому-нибудь об их приключении, и слух о нем наверняка дойдет до Лондона в сильно преувеличенном виде, как обычно бывает в подобных случаях. Не исключено, что пойдут разговоры о том, что она убита или так покалечена, что не сможет двигаться. Прежде всего, она должна написать Уильяму, сообщить, что она жива я здорова и только напугана происшедшим.

«Кентербери, половина одиннадцатого.

...Мы приехали примерно полчаса назад невредимыми, хотя во дороге... нас чуть не ограбили...» Она старалась описать все: безлюдную дорогу, сгущающиеся сумерки, тот момент, когда преподобный Томас заметил погоню. «Сейчас я испытываю больший страх, чем в тот момент. Рука моя дрожит и с трудом держит перо. Я решила провести здесь ночь и больше никогда не путешествовать в темноте. Ллойд иТернер были на высоте. Да благословит вас всех Бог. Поцелуйте за меня дорогих моих: детей. Я не стада бы упоминать об этом происшествии, если бы не боялась, что вы услышите о нем с большими добавлениями. Пожалуйста, будьте добры, сообщить и девочкам по той же причине. Чтобы они не волновались. Я боюсь, что Вы не сможете прочитать это письмо, я действительно очень взволнована, но надеюсь, что к утру все будет в порядке.

Завтра утром, в семь часов, я выезжаю в Маргейт. Еще раз – да хранит всех вас Бог».

Она дважды играла в Маргейте, и заслужила очень хороший прием, но стояла такая жара, в театре было так душно, что она вздохнула с облегчением, когда грянула гроза. Из Маргейта она ненадолго выезжала в Кентербери – сыграть в «Проделках красавицы» – и на следующий же день вернулась, чтобы продолжить выступления.

Эти поездки очень утомляли ее, но они были весьма выгодны, и она должна была работать, когда в Лондоне закрывался сезон.

В Кентербери она играла перед переполненным залом и звала, что эти выступления принесут ей даже больше денег, чем обычно. Она радовалась, что сможет сообщить Уильяму, насколько удачным оказался этот ее «круиз», – половина дохода от продажи билетов предназначалась ей, а в театре, после небольшой реконструкции, увеличилось количество лож, билеты в которые стоили дороже, чем в партер.

Не было сомнения в том, что кентерберийские театралы были очень довольны выступлениями миссис Джордан. Играть перед такой публикой, чувствовать ее восхищение и реакцию на все, что происходит на сцене, было большим удовольствием для Дороти. Чувство контакта со зрителями, связь с ними всегда волновали ее, это было одно из самых прекрасных чувств, которые она переживала в своей жизни, и она всегда была благодарна публике за него.

Однако она не переставала думать о доме, она хотела знать, как дети, не могла отделаться от мыслей о разных неприятностях, которые могли с ними случиться – Георг и Генри были большими искателями приключений, а Адольфус слишком мал, чтобы оставаться без мамы. Но она знала, что пока ей платят так щедро, она будет продолжать работать. Слишком много у нее разных обязательств, для выполнения которых требовались деньги.

Перед отъездом из Кентербери она провела прекрасное утро, покупая подарки детям: пенал – Георгу, волшебный фонарь – Генри и прелестную коробочку для рукодельных принадлежностей – Софи; она все время говорила себе, что скоро увидит их всех.

Но кажется, смерть решила настичь ее. Во всяком случае, впечатление было именно такое.

Она играла Пегги в «Деревенской девушке» в маргейтском театре, когда из-за сквозняка шлейф ее платья попал на одну из ламп. Материя тотчас же воспламенилась, и через мгновение половина ее платья была охвачена огнем. В зале началась паника, и несколько человек бросились к сцене. В считанные секунды огонь был погашен. Она очень испугалась, ибо понимала, что могла заживо сгореть. Но поскольку все обошлось, ей оставалось только одно – продолжить играть спектакль. Когда он закончился, ее наградили такими аплодисментами, которых она раньше никогда не слышала. Однако она никак не могла успокоиться и после того, как занавес окончательно опустился, была едва жива.

Ночью, лежа в своей комнате, она думала об этом случае: прошло всего лишь около двух недель после того ночного нападения на безлюдной дороге. Дважды за такое короткое время она была на волосок от гибели. Это казалось каким-то напоминанием: радуйся жизни, пока ты жива, время уходит.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю