Текст книги "Богиня зеленой комнаты"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)
Свадьба была отмечена вечеринкой, устроенной за сценой, и Дороти присутствовала на ней вместе со всей труппой. Миссис Дэйли была очень горда своим важным косоглазым мужем и, как казалось Дороти, во всем его одобряла. Между Дороти и женихом состоялся короткий разговор.
– Вы разочаровали меня, – сказал он, – я думал, что ваше сердце разбито.
– Я очень сочувствую невесте, но это еще не повод для того, чтобы позволить разбить свое сердце.
– А ради жениха?
– Не сомневаюсь, что этот человек может сам о себе позаботиться.
– Вы правы, мисс Фрэнсис, такая умная женщина, как вы, не могла не увидеть в нем человека, который всегда добивается того, чего хочет.
– Я уверена, что миссис Дэйли сумеет прекрасно помочь ему в этом.
И Дороти отвернулась. Несмотря на свое самообладание и насмешливый тон, она была взволнована.
Вскоре после свадьбы Дэйли Райдер поделился с ней, что вынужден уступить кому-нибудь свой пай в театре Смок-Али.
– Что это значит? – спросила Дороти. – Тот, кто купит его, станет конкурентом Кроу-Стрит?
– Именно так. Но мне нечем платить ренту, чтобы помешать этому.
– А где взять зрителей на два театра? Вы сами знаете, как нелегко заполнить и один.
– Именно этого я и боюсь. У меня долгов на тысячи фунтов, и кредиторы согласны подождать с уплатой, если я продам свой пай. У меня нет другого выхода. Может быть, там в здании будет не театр, а что-нибудь другое. Поверьте мне, если я освобожусь от Смок-Али, это здорово облегчит мне душу и... карман.
Сделка состоялась, и Райдер вздохнул с облегчением – впервые за долгое время. Ричард Дэйли прогуливался по театру с видом премьера и владельца труппы. Было совершенно очевидно, что он в восторге от своей женитьбы. Дороти узнала новость от Райдера:
– Как вы думаете, кто купил мой пай в Смок-Али? Ричард Дэйли! И он собирается открыть там театр.
Каждый вечер в партере Кроу-Стрит сидел молодой военный. В Дублине было много военных, регулярно посещавших театр, но в этом было какое-то определенное упорство, и труппа вскоре окрестила его поклонником мисс Фрэнсис. Он был очень юн, привлекателен, но невероятно серьезен – было совершенно очевидно, что он влюблен. За кулисы Дороти приносили цветы и подарки, и, наконец, она согласилась принять его. Она была тронута его наивностью, в первый же вечер он предложил ей стать его женой.
Вскоре Дороти пригласила его домой, где Грейс принялась внимательно его изучать. Дороти забавлялась этим, потому что мамина заветная мечта – видеть ее замужем – постепенно превращалась в навязчивую идею.
– Сейчас у тебя все в порядке, – повторяла она, – но никогда не забывай, что жизнь артистки полна превратностей. Публика может так же быстро низвергнуть тебя, как и вознесла. Посмотри, что значат для миссис Листер собственные деньги.
– Она купила на них Ричарда Дэйли, – пошутила Дороти.
– Я вовсе так не думаю. Без сомнения, он промотает ее состояние.
– Нет. Для этого они оба слишком деловые люди.
– Дороти, и ты должна научиться быть деловой женщиной.
– Прекрасно. Я непременно начну брать уроки.
– Лучше всего богатый муж, который будет заботиться о тебе, – твердо сказала Грейс. – Мы должны узнать побольше об этом Шарле Доуэне.
Бедный Шарль! Он был так молод и так влюблен! Она была уверена, что брак с ним будет вполне счастливым. Он никогда не станет вмешиваться в ее карьеру, и будет очень приятно иметь постоянного поклонника. Она вынуждена была признать, что не слишком влюблена в юношу, хоть я не вполне равнодушна к нему, и чем больше она сравнивала его с Ричардом Дэйли, тем больше любила. Хотя было не вполне понятно, почему она сравнивает Шарля именно с этим человеком. Важным было то, что он станет послушным мужем и у них будут дети. Она неожиданно открыла в себе огромное желание иметь детей. Нельзя сказать, что она любила детей вообще, просто она очень хотела иметь своих собственных. И один из самых сильных страхов, владевших Грейс, заключался в том, чтобы Дороти не повторила ее собственной участи, – не завела детей прежде, чем выйдет замуж.
Грейс навела справки. Корнет второго кавалерийского полка. Корнет! Знает ли Дороти, сколько им платят? Молодой человек принадлежит к хорошей семье, его отец – настоятель собора в Лейгли, но Грейс знала, как такие семьи смотрят на браки сыновей с актрисами. Требовалась большая осторожность. Именно Грейс разузнала, что доход семьи и жалование молодого человека мизерны; семья, хоть и принадлежит к аристократии, совсем не богата, и молодая пара не может рассчитывать на ее поддержку.
– Я буду продолжать выступать, – сказала Дороти, – и мы будем жить не хуже, чем сейчас.
– У тебя уже есть семья, которую ты вынуждена содержать. Что же будет, когда появится и своя собственная? Нет, моя дорогая, я не вижу ничего впереди, кроме тяжелого труда. Подумай об этом хорошенько. К счастью, ты не очень влюблена в молодого человека.
Нет, согласилась Дороти, что верно, то верно. И не должна молодая актриса, делающая карьеру, выходить замуж за безденежного юношу только потому, что она хочет иметь собственных законных детей. Эстер поддержала Грейс, а так как Шарль был слишком робок, чтобы настаивать, а Дороти практична, она мягко сказала ему, что не может принять его предложение.
Юный Шарль был в отчаянии, и, когда труппа отправилась на гастроли в Уотерфорд, он воспользовался разрешением сопровождать их в надежде, что Дороти изменит свое решение. Но она была тверда, и ее непреклонность была поддержана и тем обстоятельством, что Райдер, дела которого в связи с открытием Смок-Али пошли гораздо хуже, был вынужден урезать жалование.
– Плохи дела, – сказал он мрачно. – Мы играем перед пустым залом. Большинство наших зрителей ходит в Смок-Али.
Райдер с завистью воспринял то, что Дэйли оказался удачливым дельцом и – с деньгами жены за спиной – опасным конкурентом.
Совершенно ясно, что это было не подходящее время для бедной актрисы с семьей на руках для того, чтобы согласиться выйти замуж за молодого человека, ничего не имеющего за душой, кроме мизерного жалования корнета кавалерийского полка. Дороти была непреклонна, и смирившийся с отказом Шарль начал смотреть по сторонам в поисках другой невесты.
Снова уменьшилось жалование. Дороти заволновалась. Грейс сказала:
– Не представляю себе, что мы будем делать. Публика каждый вечер предпочитает Смок-Али. Нечто подобное случалось и раньше: публике нужно что-то новенькое. Говорят, Дэйли пригласил Джона Кембла.
– Неужели он сможет платить ему? – удивилась Эстер.
– Дэйли поступил мудро, – ответила Грейс. – Он женился на женщине, которая может не только привлечь публику на свои собственные выступления, но и оплатить выступления других артистов. Он очень умный джентльмен. Он пойдет в гору, и чем выше будет подниматься он, тем ниже будет падать Том Райдер.
– Очень мрачная перспектива, – согласилась с ней Дороти. Она ненавидела игру перед полупустым залом так же, как и маленькое жалование, но не было никакого смысла жаловаться Тому Райдеру, поскольку он ничем не мог помочь.
Во время этого разговора появился посыльный с письмом для мисс Дороти Фрэнсис. Грейс, узнав откуда появился гонец, едва сдерживала свое волнение. Дороти открыла письмо и прочла, что Ричард Дэйли имеет честь пригласить мисс Дороти Фрэнсис к себе в театр сегодня, во второй половине дня, поскольку он намерен сделать ей интересное предложение.
Грейс и Эстер не могли скрыть своего восторга, в котором была изрядная доля облегчения: появился выход из их затруднительного финансового положения, ибо они не сомневались, что означало это письмо: в Кроу-Стрит оставалась последняя приманка – Дороти Фрэнсис – и Дэйли хотел увести ее в свой театр. Дороти колебалась, а мать и сестра смотрели на нее с удивлением.
– Ты не знаешь, что это значит? – спросила Эстер.
– Конечно, знаю.
– Так чего же ты ждешь?
– Я стала актрисой благодаря Тому Райдеру.
– Он первый велел бы тебе идти. Кроме того, мы не можем прожить на то, что он тебе платит.
– И потом...
– Ради Бога, что значит «потом»?
– Какие роли я получу, ведь в труппе играет миссис Дэйли?
– Глупости, они заняты бизнесом. Они готовы отдать ее роли актрисам, которых хочет видеть публика. Ты должна пойти и поговорить с ним.
– Сначала я увижусь с Томом.
Грейс закатила глаза, выражая полное недоумение. Иногда она думала, что Дороти живет больше сердцем, чем головой, но Эстер не сомневалась, что сестра сделает правильный выбор, потому что она превыше всего ставит интересы семьи.
Том Райдер грустно смотрел на Дороти.
– Вам надо идти, Дороти, – сказал он. – Если и дальше дела пойдут так же, Кроу-Стрит придется закрыть. Я ведь говорил вам, что в Дублине нет места для двух театров, правда?
– Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали.
– Все это бизнес, моя дорогая. И вы должны помнить об этом. Если вы не примете сейчас этого предложения, другого может не последовать. Настоящая профессия никогда не бывает легкой.
Итак, она поняла, что должна идти, все это время она надеялась, что они будут отговаривать ее. Дэйли! Перед ее глазами все время стояло его лицо, лицо хитрого развратника. Кроме того, в Кроу-Стрит она всегда получала удовольствие от общения с труппой, в Смок-Али все будет иначе, там, конечно, она будет всецело в его власти. От него будут зависеть и ее роли, и ее жалование. Это был вызов, к тому же – очень тревожный, но решение принимала не она, выбор сделала ее семья.
ТРАГЕДИЯ В СМОК-АЛИ
Дэйли встретил ее смесью неумеренных комплиментов и издевки. Итак, она хочет поступить в Смок-Али. Он так и думал. Он будет платить ей три фунта в неделю, поскольку Кембл получает только пять. Что она об этом думает?
– Именно этого я и ждала, – ответила она.
– В таком случае, я в восторге от того, что оправдал ваши ожидания. Я надеюсь, что вы оправдаете мои.
– Я не совсем уверена, что решила принять ваше предложение.
– Даже при возможности играть рядом с Кемблом за три фунта в неделю?
– Благодаря Райдеру я стала актрисой.
– Не будьте идиоткой, мисс. Театр – это серьезный бизнес, и здесь нет места излишней чувствительности.
– Я не уверена в том, что согласна с вами.
– Вот именно за это я и люблю вас, Дороти, – мне всегда приходится вас убеждать!
– Вам еще ни в чем не удалось убедить меня.
– Все впереди, – пообещал он. Вошла миссис Дэйли. Он сказал:
– Дорогая, мисс Фрэнсис хочет поступить в Смок-Али.
– Конечно, – ответила она. – Кроу-Стрит долго не протянет.
Присутствие миссис Дэйли успокаивало. Дэйли благоговел не столько перед ней, сколько перед ее деньгами, а у нее хватало ума крепко держать в руках кошелек, поскольку это был единственный способ удержать и мужа. Все будет в порядке, уверяла себя Дороти. Ведь рядом есть миссис Дэйли.
Грейс была в восторге. Смок-Али – прекрасный поворот в карьере. Дороти получила возможность играть, и ее репутация заметно упрочилась. Дэйли сдержал свое слово и дал ей несколько хороших ролей. Пользовавшаяся успехом готическая новелла Уолпола «Замок Отранто» была поставлена под названием «Граф Нарбоннский», Кембл исполнял заглавную роль, а Дороти играла Аделаиду. Дублинские театралы ломились на спектакль, и все в один голос говорили о великолепной игре юной мисс Фрэнсис.
Однажды после спектакля, не успела она уйти со сцены, окрыленная успехом, Дэйли послал за ней, попросив прийти к нему в кабинет. Кроме него в кабинете никого не было.
– Да, – начал он, – Райдер не знал, как надо обращаться со своими актрисами. Не то, что Дэйли. Благодарны?
– Действительно благодарна. За хорошую роль.
Он положил руку ей на плечо, у него была привычка непременно дотрагиваться до своих актрис, когда они оказывались рядом с ним. Дороти попыталась незаметно сбросить руку, но он улыбнулся, прекрасно понимая ее намерения.
– Вы не проявляете своей благодарности, – посетовал он.
– Я уже поблагодарила вас, чего же еще вы ждете?
– Большей благодарности.
– Чем еще может отблагодарить артистка, как не хорошей игрой?
– Есть много разных ролей, Дороти, дорогая, и
если вы хотите добиться успеха, вам придется научиться искусно играть их все.
– Я надеюсь, что вы предложите мне еще не одну хорошую роль, – ответила она непринужденно.
– Великолепные роли, моя прелесть. И поскольку вы не только чертовски привлекательны, но и умны, вы сыграете их с блеском.
– Я сделаю все, что смогу, а теперь я хотела бы пожелать вам спокойной ночи.
Она повернулась, чтобы уйти, но он загородил дверь.
– Я посылал за вами не для того, чтобы услышать вежливое: «Спасибо за хорошие роли, сэр».
– Тогда зачем же?
Он схватил ее за плечи, его сила испугала Дороти.
– Для начала поцелуй меня, – сказал он. Она отвернулась.
– Я не в восторге от такого предложения.
Он запрокинул ей голову таким резким движением, что она вскрикнула от боли. Он рассмеялся и насильно поцеловал ее в губы. Она сопротивлялась, старалась вцепиться ему в волосы, но была бессильна против него. Она прошептала:
– Я слышу шаги. Кажется, это миссис Дэйли.
Он держал ее, прислушиваясь. Действительно, были слышны шаги. Никто из них не был уверен, что это миссис Дэйли, но он не мог себе позволить ошибиться. Она воспользовалась его замешательством, оттолкнула его, мгновенно открыла дверь и убежала.
Она была потрясена. Это не было неожиданностью. Если бы не присутствие в театре миссис Дэйли, ей грозила бы реальная опасность. Она получила прекрасную возможность показать свой актерский талант, она может это сделать только в Смок-Али. Если она уйдет из театра, куда ей деваться? Некуда. Ехать в Англию? Сможет ли актриса – никому не известная там – надеяться на успех? Впереди она видела только нужду и беспросветное существование всей семьи.
Она хотела поговорить об этом с Грейс и Эстер, но что здесь обсуждать? Грейс была бы в ужасе, это именно та ситуация, которой она всегда больше всего боялась, и что она сможет посоветовать? Оставалось только либо уехать в надежде найти работу, но куда? – либо продолжать работать в Смок-Али и бороться с Дэйли. Нечего обсуждать, дело ясное. Надежду на успех вселяло только присутствие миссис Дэйли, именно с ней Дороти связывала свои надежды.
В кабинете Дэйли супруги выясняли отношения.
– Я не позволю вам волочиться за каждой юбкой в театре, – сказала миссис Дэйли.
– Но, дорогая, это же преувеличение.
– Пусть будет так. Я не позволю вам волочиться за одной из наших актрис.
– Глупости. Я должен поддерживать дружеские отношения с актрисами. Вам ведь известно, какие они чувствительные. Они нуждаются в постоянном внимании.
– Оставьте это лучше для меня.
– Дорогая, вы – умнейшая женщина на свете, но на этот раз вы ошибаетесь. Я никогда не думаю ни об одной женщине, кроме вас.
– Продолжайте в том же духе.
Без миссис Дэйли он мог бы наслаждаться жизнью. Дела шли весьма неплохо; зрители охотно ходили на спектакли, в которых играли Дороти и Кембл. У него было на примете несколько хороших женских ролей, а будучи деловой женщиной, миссис Дэйли не всегда возражала против того, чтобы они доставались Дороти, утешаясь тем, что сама играет лучшую или, может быть, не менее стоящую роль. Она не для того вложила свои деньги в это предприятие, чтобы оставить их без присмотра. Театр Смок-Али должен принести деньги им обоим и славу – ей. Она не считала это требование чрезмерным, ибо даже ее злейшие враги вынуждены были признать, что она хорошая актриса.
Она была вынуждена постоянно не спускать с Ричарда глаз: он не старался пропустить ни одной юбки. И на следующий же день она услышала, как мать одной молоденькой еврейки из Италии умоляла его прекратить преследовать ее дочь.
– Что вам нужно от моей дочери, – кричала она, – если у вас самого жена – красавица?
Это было одновременно и унизительно, и обременительно, однако в ее собственных глазах Ричард был столь привлекателен, что, по ее мнению, большинство актрис должны были считать его неотразимым. Его реальная власть над их судьбами была очень велика, и в Зеленой Комнате шептались о том, что едва ли найдется в труппе хоть одна женщина, не соблазненная им.
Между тем была в труппе одна особа, которая не принимала его ухаживаний, чем приводила Дэйли в бешенство. Неужели она считает себя такой неотразимой, что позволяет себе смеяться над ним? Он твердо решил показать ей, что не намерен быть предметом насмешек; время шло, и он не мог думать ни о чем, кроме Дороти, уверенный в том, что рано или поздно сделает ее своей любовницей.
Он изменил тактику и, смеясь, сделал вид, что примирился с ее отказом принять его ухаживание. Между ними установились отношения, соответствующие их положению – владельца театра и актрисы, и он надеялся, что это были дружеские отношения. Он хвалил ее талант и отдавал лучшие роли, если не рисковал рассердить миссис Дэйли.
Кембл был одним из величайших актеров, и совместные выступления были для Дороти прекрасной школой. И вовсе не потому, что она смотрела на свои роли, как на возможность учиться, просто Кембл был хорошим учителем. В спектакле «Ричард III» он играл Ричарда, а она – леди Анну; в «Школе злословия» она получила роль Марии – не столь заметную, как роль леди Тизл, но все равно интересную; она играла Катарину в «Укрощении строптивой», Кембл был прекрасным Петруччо. И она чувствовала себя счастливой впервые за много месяцев, ибо верила, что Дэйли смирился в конце концов с ее отказом. Она постоянно слышала о соблазненных им молоденьких актрисах и о ревности миссис Дэйли. Бог с ними, думала она, это меня не касается. Я становлюсь знаменитой актрисой, и наступит время, когда я буду играть только в комедиях и смогу убедить антрепренеров в том, что песни и танцы – единственное, чего публика ждет от меня. Она была уверена, что поступила правильно, перейдя в Смок-Али.
В один день все рухнуло. Это случилось после спектакля, когда она уже уходила домой. Войдя в один из коридоров лабиринта, каким был Смок-Али, она неожиданно услышала, как кто-то позвал ее слабым голосом. Она остановилась. Она не узнала голос, но ей показалось, что это одна из молоденьких артисток.
– Мисс Фрэнсис... О! Идите быстрее... на чердак! Она помчалась наверх по узкой лестнице.
– Мисс Фрэнсис...
Она открыла дверь на чердак, внутри было темно.
– Кто здесь? – крикнула она, – где вы? Подождите... Я возьму свечу...
Она услышала, как в замке повернулся ключ, сзади послышалось довольное хихиканье, и она оказалась в крепких объятиях.
В то же мгновение она все поняла. Идиотка, подумала она, конечно, ему ничего не стоит подражать женскому голосу, для этого у него достаточно актерского таланта.
– Дороти, идиотка, – сказал Дэйли, – как долго вы собираетесь говорить мне «нет»?
– Позвольте мне сейчас же уйти...
– Все в свое время.
– Миссис Дэйли...
– Сегодня ее нет в театре.
– Вы настоящий дьявол.
– Я не отрицаю этого.
Он смеялся над ее попытками высвободиться из его объятий. Она кричала, визжала, но он смеялся.
– Никто не услышит.
– Я... Я убью вас...
– Можете попробовать. Большинство таких хочет задушить меня в своих объятиях.
– Я никогда, никогда не сделаю этого.
– Со временем и вы захотите. Продолжайте в том же духе. Удар... Визг... Мне это нравится. Что-то новенькое... и все это... бессмысленно.
Она сопротивлялась до полного изнеможения, но он был сильнее. Сознавая, что ее надеждам не суждено сбыться, плача от ярости и стыда, она вынуждена была подчиниться насилию...
Дома она тихо прошмыгнула в свою спальню. Слава Богу, она не посвящала Эстер и Грейс в свои дела, иначе как бы ей удалось сохранить свою ужасную тайну? Одежда на ней была разорвана, тело болело, и она чувствовала себя бесконечно униженной.
Она должна была предвидеть это заранее. Быть такой осторожной в самом начале, принять все меры предосторожности, а потом так непростительно позволить себе расслабиться в мнимой безопасности! Она никогда этого не забудет. Теперь ей суждено до конца дней помнить каждое из этих отвратительных мгновений. И этот победный смех! Все это время он знал, что добьется своего.
Что ей оставалось делать? Первым движением ее было собрать вещи и уехать. Как объяснить причину матери? Она представила себе ужас Грейс. Больше всего она боялась, что с ее дочерьми произойдет подобное несчастье, но даже ей не приходила в голову мысль об изнасиловании.
Я ненавижу его, думала она, он дьявол. Она хотела бы перестать думать об этом: темный чердак, битва, которую добродетель и порядочность ведут против грубой силы, и оказываются побежденными. Был ли у нее хоть один шанс? Она продолжала думать о нем, вспоминать, ненавидеть его, и... было что-то еще... она не допускала мысли об этом, ведь она не была одной из тех глупышек, готовых бежать к нему по первому зову.
– Я ненавижу его, – сказала она вслух.
Что ей теперь делать? Она стянула платье и завернулась в халат. Она может сейчас войти в мамину комнату и сказать: «Утром мы уезжаем. Я больше не переступлю порога театра Дэйли». Она думала о ролях, которые он ей дал, о возможности играть вместе с Кемблом. И все это бросить? Во имя чего? Начинать с нуля в Англии? Где? И кто ждет ее там? Ей нужно время. Время, чтобы обдумать правильную линию поведения. Я не могу решать только за себя, напомнила она себе.
Она встретила его на следующий день и отвернулась с презрением.
– Не падайте духом, моя дорогая, – сказал он, – очень, очень скоро я снова устрою вам маленькое приключение.
– Вы отвратительны, – крикнула она.
– Я знаю.
– Я хотела бы никогда не встречаться с вами.
– Моя дорогая Дороти ненавидит меня так страстно, что это уже почти любовь, – ответил он.
Она отвернулась, с трудом подавив сильное желание разрыдаться.
Дороти тщательно следила за тем, чтобы не оказаться с ним наедине, но постоянно о нем думала. Так и должно быть, сказала она себе, ей всегда надо быть готовой дать ему отпор. Один или два раза, случайно застав ее одну, он пригласил ее снова на чердак.
– Никогда, – ответила она, – я собираюсь рассказать миссис Дэйли о том, что произошло.
– Она поверит, что вы этого очень добивались. Конечно, раз вам удалось заманить меня туда. Как и все женщины в театре, включая и мисс Фрэнсис, она весьма высокого мнения обо мне, как о любовнике.
Дороти отвернулась. Рассказать миссис Дэйли о том, что произошло, значило наверняка быть уволенной.
Втайне он забавлялся тем, что она никому не рассказала о случившемся. Это придавало ему уверенность в том, что можно двигаться дальше. Он перестал преследовать ее. Он сказал ей, что сожалеет о том, что произошло, о своем поведении и надеется, что это не разрушит их дружбу.
– То, что никогда не существовало, не может быть разрушено, – ответила она.
С этого дня она перестала получать лучшие роли. Она не была столь знаменита, чтобы требовать их, она была целиком в его власти; поскольку она не выступала в главных ролях, ее жалование было уменьшено до двух гиней, и было сказано, что ее роли не стоят и этого.
Грейс была в смятении. Что случилось? Дела у Дороти шли так хорошо. И почему вдруг решили давать ей эти маленькие глупые роли? Она начала волноваться. Чем были недовольны супруги Дэйли? Семья снова оказалась без денег, от волнений и переживаний она заболела, и пришлось оплачивать докторские счета. Появились долги.
– Вы не похожи на себя, моя дорогая, – сказал Дэйли, оказавшись как-то с ней наедине. – Вы меня беспокоите, вам не следует терять цвет лица. Публике это не понравится.
Она попыталась уйти, но он задержал ее и сказал мягко:
– Я слышал, что ваша матушка была больна. Дело в расходах на лечение?
– Да, мама больна, – подтвердила она.
– Долги?
– Это моя забота.
– Вот тут вы ошибаетесь, моя дорогая. Привлекательная внешность моих актрис – это моя забота. И я чувствую себя виноватым. Вы очень изменились после
нашего маленького приключения. Вы слишком взволнованы. Я сожалею. Мне казалось, что это именно то, чего вы хотели. Я не понял, что вы действительно хотели того, о чем говорили. Дороти, могу я предложить вам в долг?
Она колебалась. Ей нужны деньги. И почему, в конце концов, он не должен помочь?
– Я предпочла бы получить обратно мои прежние роли и жалование.
– Прежде возьмите деньги в долг, уладьте свои дела... потом вы сможете сосредоточиться на работе.
– Вы должны мне деньги в любом случае, – сказала она.
– Это другое дело. Больше похоже на прежнюю Дороти. Я дам вам в долг сто фунтов, вернете, когда заработаете. Приходите завтра утром в мой кабинет, я приготовлю чек.
Она пришла, получила деньги, заплатила по счетам и рассказала Грейс, как добр мистер Дэйли. Грейс развеселилась.
– Он, должно быть, неравнодушен к тебе, Долли, – сказала она. – Сдается мне, что его жена ревнует
– Ревнует? – бросила Дороти. – Зачем ей ревновать?
– Конечно, она ревнует к твоим успехам. Дороти вздохнула. Мама никогда не узнает о той
отвратительной сцене на чердаке.
Прошло несколько недель. Дэйли сдержал слово и дал ей лучшую роль; ее настроение улучшилось. Потребуется много времени, чтобы рассчитаться с долгом, но и это время наступит.
Куда бы Дороти ни шла, всюду она чувствовала на себе взгляд Дэйли. Она начала испытывать беспокойство, ибо знала, что он не потерял интереса к ней. Поэтому его ультиматум не застал ее врасплох. Добренький мистер Дэйли исчез, и перед ней стоял негодяй, доверившись которому она получила трагический урок. На сей раз у него было новое предложение: он
хочет, чтобы она принадлежала ему по своей доброй воле, у него нет ни малейшего желания применять силу.
– Все будет иначе, – сказал он ей. – Первый раз... это было развлечение. Но мы не хотим повторения спектакля. Я снял для нас квартиру, мы будем ходить туда, когда я этого захочу, и вы будете довольны, моя дорогая, я вам обещаю.
– А я вам обещаю, что вы можете сохранить это гнездышко для других.
– Я сыт по горло другими, но не Дороти.
– Вы невыносимы.
– Я знаю это. А вы восхитительны. Поэтому я вынужден идти на все, чтобы добиться вас. Вы слишком холодны, дитя мое. А я никогда не мог терпеть холодных женщин. Вам следует измениться, и думаю, что нам это удастся. Я подозреваю, что наш первый опыт не столь неприятен вам, как вы хотите внушить мне и себе.
Она отвернулась, но он поймал ее руку.
– Не забывайте, вы должны мне деньги. Я могу упрятать вас в долговую тюрьму.
Долговая тюрьма! Тень ее всегда висела над бедняками. Полный крах отчаявшегося человека, которого так часто не удавалось избежать!
Он рассмеялся, увидев, как она побледнела.
– Не нужно бояться, моя дорогая. Лучше будьте ласковой. Это все, о чем я прошу.
– Вы обещали мне, что я смогу выплачивать долг по частям.
– Я передумал.
– Но...
– Я хочу, чтобы вы вернули долг сейчас. Не будьте дурой, Дороти, вам не понадобятся деньги, чтобы расплатиться со мной.
– О... Вы...
– «Невыносимы!» Это вы уже говорили. Не повторяйтесь, моя дорогая. Можем мы увидеться сразу после спектакля? Я дам вам адрес. Это недалеко. Перестаньте ломаться, это вам не к лицу. Вы созданы, чтобы наслаждаться жизнью, и, Бог даст, будете. Сегодня вечером вы станете нежной и любящей, и я обещаю вам, что вы забудете все свои неприятности с долговой тюрьмой и маленькими ролями. Все это для вас кончится. Дороти, дорогая, единственное, что вы должны помнить, – нельзя платить хозяину насмешками.
Он слегка подтолкнул ее, он не сомневался в успехе.
Дороти уходила, не разбирая дороги, как слепая. Что ей делать? Сбежать вместе с семьей? Куда? Грейс еще не вполне здорова. Это убьет ее. Если же она согласится, Грейс ничего не узнает... Она вернет свои большие роли... Что мне делать, спрашивала она себя.
С того дня она стала любовницей Дэйли.
На сцене Смок-Али Дороти пела песню о девушке, продавщице устриц, пришедшей в город с корзиной, которую она непринужденно и изящно несла на голове. Дни и ночи ходила она по городу, предлагая всем устрицы. А потом... потом, после того, как ее бросил возлюбленный, она стала развлекаться с разными людьми на маскарадах, и больше не продавала устриц... Дороти пела под гром аплодисментов. Зрителей не трогали ни банальные слова песни, ни ее простая мелодия. Их волновала сама Дороти Фрэнсис, маленькая, изящная, искренняя, смотрящая на мир так, словно это она сама раньше бродила по городу с корзиной устриц, а теперь превратилась в гулящую девицу и веселится, где придется.
Теперь, когда к ней вернулись лучшие роли, слава ее росла, и на спектаклях, в которых она была занята, театр всегда был полон; когда она исполняла свои песни, публика не отпускала ее и заставляла бисировать.
Популярность Дороти не вызывала сомнений. Миссис Дэйли слегка ворчала.
– Неужели эта молодая особа должна получать все лучшие роли?
– Нет, дорогая, только те, которые не годятся для вас. Дороти – комедийная актриса. У нее нет вашего величия. Пусть себе играет легковесные роли. Вам нужна настоящая драма, – отвечал ей Дэйли.
И миссис Дэйли соглашалась с этим. Она перестала ревновать Ричарда. Было прекрасно известно, что у него в любовницах побывали все заметные молодые женщины в труппе, и она устала бороться с этим. Единственное, о чем она беспокоилась, были роли, лучшие роли должны были принадлежать ей. И если она их получала, а театр приносил доход, она не мешала мужу развлекаться.
Зима и весна были трудными для Дороти. Она презирала себя и положение, в котором находилась; ее ненависть к Дэйли, виновнику ее унижений, росла с такой силой, что оставаться в театре она больше не могла.
Лежа в своей комнате, по соседству с комнатами матери и сестры, она думала о возможном отъезде. У нее есть некоторая известность, но достаточно ли этого? Слышал ли кто-нибудь про нее на том берегу Ирландского пролива? Кажется, нищета ей не грозила. Дэйли отказался взять небольшие проценты за деньги, которые она была ему должна, и она знала, что этим он намерен еще больше привязать ее. В нем не было благородства, он любил ощущать свою власть над женщиной, особенно если она была хорошей актрисой и физически привлекательна для него.
До сих пор ей удавалось скрывать свою связь, но есть ли у нее надежда, что эта возможность сохранится? Из беззаботного сорванца она превратилась в женщину, имеющую обязательства. Если бы она должна была заботиться только о себе, все было бы иначе. Она вспоминала с тоской о былых днях в Кроу-Стрит и чем больше она думала, тем сильнее ненавидела Дэйли. Она всегда была уверена, что надо что-то делать. Вопрос был один – что? Она уже твердо знала, что ей предстоят перемены, когда сделала ошеломляющее открытие – у нее будет ребенок.
Это не могло больше оставаться тайной, и Грейс, всегда наблюдательная, поняла все; она не могла в это поверить, хотя именно этого больше всего боялась, думая о своих дочерях. Никогда еще Дороти не ненавидела Дэйли так сильно, как сейчас, глядя в полные страдания глаза матери.