Текст книги "Богиня зеленой комнаты"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
– Георг, ты сказал, что если бы ты был на моем месте...
– Если бы я был на твоем месте, я бы спросил себя, в чем ее слабость. В ее детях. Только ради их благополучия она держится за этого Форда. Это его дети, он считает их всех своими. Может быть, причина кроется именно в этом. Предположим, ты согласишься взять на себя финансовые проблемы, связанные с детьми. Может быть, должен существовать какой-то договор... составленный... юристом... например, что ты обязуешься содержать детей.
– Могу ли я это сделать?
– Почему бы и нет?
– Но мне понадобятся деньги.
– Деньги! – воскликнул принц Уэльский, поморщив нос. Привычка принца Уэльского морщить свой хорошенький носик была всем известна. – Мой дорогой Уильям, принцы не заботятся о деньгах.
– Вы оба – ты и Фред – имеете тысячные долги, я это знаю. Но я этого не хочу.
– И не должен! Чтобы содержать этих детей? Мой дорогой Уильям, ты – сын короля, мой брат. Мне кажется, что ты порой об этом забываешь.
– Может быть, и забываю. Столько лет со мной обращались, как с простым матросом!
– Как трогательно это звучит! – отреагировал принц Уэльский, снова поморщившись. – Я не думаю о деньгах, не беспокоюсь. Они всегда откуда-то появляются. Вернемся к ней. Пусть она узнает, что ты добр, любишь детей, что тебя волнует судьба ее дочерей. Добейся ее расположения, и пусть она увидит, что ты можешь дать ей все, что дает Ричард Форд, тем более, кажется, он и не думает на ней жениться.
– Думаю, что ты прав, Георг. Я знал, что ты что-нибудь придумаешь. Как я тебе благодарен!
Глаза Георга наполнились слезами, которые, как всегда, были у него наготове. Он преданно смотрел на брата.
– У тебя есть только один способ отблагодарить меня – добиться прекрасной леди и быть с ней счастливым.
Дороти и Эстер уложили детей спать. Для Дороти это был один из свободных вечеров.
– Что ты играешь завтра? – спросила Эстер.
– Беатрису в «Панели».
– Думаю, что он снова будет в театре.
– Ты имеешь в виду герцога Кларенса?
– А кого же еще?
– Он всегда в театре, когда я играю.
– Тебе, кажется, это не нравится?
– Поверь мне, это не повод для радости, когда сын короля приходит в театр каждый раз, когда ты играешь.
– Когда же будет конец?
– Ему скоро надоест.
Дороти сидела в кресле, Эстер пристроилась на скамеечке подле ее ног. Именно так они любили сидеть в те давние времена в Лидсе, когда Дороти приходилось пробивать себе дорогу на сцену и содержать всю их большую семью. В те далекие дни ее талант еще нужно было доказывать, сейчас уже – нет; все, что можно, она уже доказала своим зрителям.
– Ты пожалеешь, когда это произойдет. Дороти колебалась, но Эстер быстро добавила:
– Ты сама влюбляешься в него.
– Он очень вежлив и никогда не сердится, хотя я смеюсь над ним. Он всегда хочет доставить мне удовольствие... гораздо больше, чем Ричард хотел когда-нибудь.
– Ричард что-нибудь говорил?
– О женитьбе? – Дороти скривила губы. – Он не изменил своего решения, если ты это имела в виду.
– Герцог не имеет права на тебе жениться. Дороти громко рассмеялась.
– Вот я и оказалась между ними двумя. Один, который клялся, что женится, как только сможет, и сейчас может, но не хочет, и второй, который не клянется, но хочет... да не может! Хороши дела, Эстер! Я думаю о девочках. Что будет, когда наступит пора им выходить замуж? О... Ричард жесток. В конце концов, это его дети.
– Все, кроме Фан.
– А Фан... что будет с нею? Я беспокоюсь о них, Эстер. Я знаю, как мама страдала за нас. Она мечтала о замужестве, и оно не состоялось. Как печально, что я оказалась в таком же положении! Она так хотела, чтобы я вышла замуж, и я хочу того же для девочек. Для них будет большим ударом, если они не смогут носить отцовское имя. Посмотри на меня: миссис Джордан. Имя, которое мне дал Уилкинсон! Имя, на которое у меня нет никакого законного права! Я не хочу того же для девочек. Неужели Ричард не может понять этого?
– Он понимает. И я уверена, что он женился бы на тебе, если бы...
– Если бы не боялся своего отца? Что он за человек?
– Дороти, что Ричард говорит о внимании герцога?
– Ничего. Ровным счетом – ничего.
– Может быть, это подтолкнет его к каким-нибудь поступкам?
– Мое положение кажется мне унизительным. Я должна была бы...
Эстер насторожилась, но Дороти замолчала. Эстер не могла не думать о том, какие перемены возможны в их доме.
Брат Дороти, Георг, появился на Сомерсет-стрит вместе с Марией Романзини. Георг очень неплохо проявил себя в театре и уже исполнял две большие роли, он стал заметным актером, но не страдал манией величия; Мария прелестно пела, что составляло ее главное богатство и делало менее заметным недостатки – приземистую фигуру и немодный смуглый цвет лица.
Как только Дороти увидела их, она поняла, что привело молодых людей к ней в дом. Она с трудом подавила зависть, хотя была очень рада за Георга.
– Дороти, – сказал Георг торжественно, – мы хотим кое-что сказать тебе.
Эстер рассмеялась и сказала:
– Мне кажется, вы можете ничего не говорить.
– Вы догадались? – закричала Мария, широко раскрыв огромные черные глаза, которые вместе с роскошными, темными, вьющимися волосами были ее главным украшением.
– Все написано на ваших лицах, – сказала им Дороти. – Итак, вы наконец решили пожениться.
– Наконец! – воскликнул Георг. – Не так уж долго мы собирались!
Дороти поцеловала жениха и невесту, пожелала им счастья, а Эстер принесла бутылку вина, и они выпили за благополучие молодой пары.
– Мы оба достаточно прочно стоим на ногах, – сказала Мария, словно извиняясь, – и мы решили, что нет никакого смысла откладывать свадьбу.
– Мы хотим, чтобы у нас была семья, – добавил Георг.
– Конечно, – согласилась Дороти. – Это вполне естественно, и пусть Бог благословит вас обоих.
Они пили вино и оживленно обсуждали будущее. Георгу больше не придется играть маленьких ролей, а у Марии есть возможность поступить в оперу. Она считала, что популярность оперы растет, и была уверена в своем будущем. Они беседовали о театре и о разных ролях и о том, что положение Друри-Лейн гораздо лучше, чем в прежние годы.
– Это все твой Пикль, Дороти, зрители рвутся на него, – сказал Георг. – Наверное, Долл, это прекрасно, играть на сцене и знать, что вся эта огромная толпа пришла специально, чтобы увидеть тебя.
Дороти улыбнулась. Да, думала она, есть куда более прекрасные вещи. Если бы Ричард женился на ней, как Георг женится на Марии, это принесло бы ей больше радости, чем все театры мира, заполненные до отказа. Несмотря на такие мысли, она больше не испытывала к Ричарду любви. Он ее разочаровал. В начале их романа ее чувства были такими же, как чувства Георга и Марии, но он их разрушил, хоть и давал разные обещания. Утверждение, что отец будет возражать, звучало абсурдно. Он не ребенок. Они могут обойтись без одобрения его отца и без его денег.
Мария смотрела на Дороти с завистью. Мария, считавшаяся хорошей актрисой и талантливой певицей, прекрасно знала, что ей очень далеко до Дороти, которая была, по мнению многих, не просто очень талантлива, но гениальна. Дороти на вершине славы, в нее влюблен сын короля, у нее трое детей. И лишь в одном ее желании – выйти замуж, быть уверенной в будущем своих дочерей – ей было отказано, отказано мужчиной, который, казалось, любил ее и так легко мог сделать счастливой.
Свадьба брата произвела на Дороти сильнейшее впечатление. Она окончательно поняла, что ей нечего ждать от Ричарда Форда.
Герцог сидел в ее гардеробной, скромный, обожающий, как всегда.
– Вы слишком добры, – сказала она.
– Я хочу, чтобы вы знали: единственное, что мне нужно в жизни, – быть добрым к вам.
– Я очень благодарна вам. Как бы я хотела дать вам то, о чем вы просите.
– Вы действительно этого хотели бы? Он явно был взволнован.
– Я не могла остаться равнодушной к такой преданности.
– Я по-прежнему буду ждать и надеяться. Но я боюсь быть надоедливым.
Ему казалось, что он уловил какую-то тревогу в ее глазах. Подумала ли она о том, что он намекает на свою усталость? Если это так, значит, она не хочет, чтобы он прекратил посещения, хотя сама еще ничего не решила. В этом уже была какая-то надежда.
– Когда я ухожу по вечерам из театра, то думаю о том, как вы возвращаетесь домой к своим детям. Как бы мне хотелось тоже там оказаться! Я так люблю детей! У вас маленькие дочки, я знаю. Маленькие девочки особенно прелестны, хотя, признаюсь, я хотел бы сына.
Она рассказывала ему о детях, о своих волнениях, связанных с Фанни, которая растет капризным ребенком, она меньше тревожилась о Доди и Люси.
– Доди названа в вашу честь?
Она рассмеялась.
– Не могли же мы иметь двух Дороти в семье!
– Я буду звать вас Дора, – сказал он. – Это будет ваше имя для меня. Вы – Дороти для тысяч ваших поклонников, но для меня вы будете Дорой.
Он рассказал ей о Питерсгем-лодж, где к тому времени поселился. Он очень хотел показать ей свой дом.
– Сад великолепен. Вы любите сады? Я был бы рад получить ваши советы, как лучше разбить клумбы. Сад большой, но не слишком... и прекрасен как место для детских игр.
На что он надеялся? Что ему удастся зазвать ее и детей?
– В один прекрасный день я надеюсь их увидеть. Я надеюсь, что они меня полюбят.
– Так вы действительно любите детей?
– Очень. Я хотел бы иметь много детей и сделать их счастливыми. Я многого был лишен в детстве. Вы не поверите, но нас воспитывали в большой строгости. Наш отец – педант и сторонник суровой дисциплины и порядка, и нам пришлось перенести не одну порку, особенно доставалось Георгу, моему старшему брату. Он рос гордецом и не любил никому подчиняться. Вы полюбите его так же, как люблю его я, он – лучший брат в мире!
– Я сомневаюсь, – сказала она, – что принц Уэльский сгорает от желания... принять меня.
– Моя дорогая Дора, вы ошибаетесь. Я говорил ему о вас. Он считает вас восхитительной. Он очень хочет с вами познакомиться. Он просил передать, что вас с радостью примут в его семье. Он тоже очень интересовался вашими детьми. Он считает, что я должен сделать все, чтобы вы были за них спокойны...
– Принц Уэльский так сказал?
– Клянусь вам, именно так. Разве я не говорил, что он – лучший брат в мире? О, моя дорогая Дора, вы начитались этих отвратительных сплетен о нем. Не верьте им.
– Меня не следует предупреждать о том, чего стоят все эти сплетники. Я достаточно настрадалась от них сама. Но вы говорите, что принц Уэльский...
– Мы все обсудили вместе, и я совершенно искренне говорил ему о самом важном для меня. Он сказал, что я не должен сдаваться, что мне следует убедить вас в том, что ваши дети ничего не потеряют. Он сказал, что поскольку вы очень преданная и заботливая мать, это обстоятельство для вас может оказаться решающим. Он прав, не так ли, любовь моя?
Она была тронута, он подумал: «Георг прав. Ему можно доверять. Это путь к победе».
– Я очень тронута участием принца Уэльского. Я не думала... Я не знала...
Он обнял ее, и впервые она не отстранилась.
О, благословенный Георг, разбирающийся в женщинах так же хорошо, как в фасонах одежды и галстуков!
Она выскользнула из его объятий и сказала:
– Но сейчас я должна идти домой.
Он не стал ее удерживать. Первое сражение выиграно – спасибо Георгу, принцу Уэльскому!
– Георг женится на Марии Романзини, – сказала Дороти, сидя в спальне у туалетного столика и расчесывая свои прекрасные длинные волосы.
– Я так и думал, – ответил Ричард, зевая. Он уже лежал в постели.
– Он не хотел, чтобы в театре сплетничали по поводу их отношений.
– Кто стал бы сплетничать про них?
– Конечно, не так увлеченно, как сплетничают обо мне.
– Я устал, – сказал Ричард. – Ложись в постель. Она встала и швырнула щетку, которой причесывалась, на туалетный столик.
– Я тоже устала, – сказала она, – устала, ожидая, когда ты исполнишь свои обещания.
– Пожалуйста, Дороти, не сейчас.
– Почему не сейчас? Сегодняшний вечер ничем не хуже любого другого. Я жду честного ответа. Мы поженимся или нет?
– Я женюсь на тебе, когда мне это будет удобно.
– А что дети? Двое из них внебрачные только потому, что ты не сдержал своего слова.
– С детьми все будет в порядке. Я позабочусь об этом.
– Это обещание. Такое же твердое, я полагаю, как и обещание жениться на мне.
– Мне кажется, что это Их Высочество внушил тебе все эти идеи. С тобой стало гораздо труднее жить после того, как ты завела эту королевскую дружбу.
– Герцог Кларенс влюблен в меня.
– И обещал на тебе жениться?
– Не говори абсурдных вещей. Ведь ты прекрасно знаешь, что это невозможно.
– И ты это принимаешь?
– Я ничего не принимаю от него, потому что считаю себя замужней женщиной, твоей женой во всем, кроме подписи под брачным контрактом.
– И зачем она нужна? Мы с тобой вместе и останемся вместе до конца жизни. Несмотря на твое стремление к женитьбе и твой гнев по этому поводу, я все еще хочу жить вместе, как раньше.
– А я не хочу. Я хочу оформить наш брак – ради моих детей. И если ты отказываешься...
– ...Ты уйдешь к Его Высочеству?
– Я этого не сказала. Я еще не знаю, что я буду делать. Но я не стану продолжать жить с тобой по-прежнему. Я хочу получить определенный ответ. Ты женишься на мне, Ричард Форд? Ты женишься на матери двух своих маленьких дочерей или нет?
– Я устал, – сказал он. – Поговорим позже.
Она лежала на одном краю постели, он – на другом. Вскоре он уснул, но она спать не могла.
Она знала, что наступил решающий момент, и думала о преимуществах жизни с герцогом. Если он обеспечит детям будущее, если ей не придется постоянно думать о деньгах... какой спокойной станет ее жизнь. Конечно, он не сможет жениться, но уж если за Ричардом она не была замужем... и она начала сомневаться в том, что ей вообще суждено когда-нибудь выйти замуж.
Уильям чувствовал себя увереннее, чем после отказа Дороти поужинать с ним. Принц Уэльский был прав. Настойчивость – вот что необходимо. Он должен был показать ей, что принял решение, что безраздельно любит ее, что даст ей все, что угодно, кроме замужества, и даже был бы рад жениться на ней, если бы это было в его власти. Принц Уэльский был на его стороне, а ведь он в один прекрасный день станет королем...
Если она станет жить с ним, ей не придется больше ни о чем беспокоиться, ведь она хотела тихой, спокойной жизни и уверенности в будущем своих детей. Он даст ей это. Он сможет дать ей гораздо больше, чем Ричард Форд, и когда он видел этого ничтожного парня, он испытывал ярость от одной только мысли, что это ничтожество принято, а он, королевский сын, нет.
Однажды Уильям встретил его за кулисами и наградил взглядом, исполненным презрения. Казалось, Форд не обратил на это ни малейшего внимания. Конечно, нет. Дороти ли жила в его доме, он ли в ее – скорее все-таки он жил в доме Дороти, ибо она оплачивала этот дом, – и, кроме того, она считала его своим мужем.
Герцог ревновал к слишком ничтожному сопернику. Он отправился искать Шеридана.
– Послушайте, Шери, – сказал он, – мне не нравится этот парень, прогуливающийся за кулисами.
– Кто осмелился оскорбить Ваше Высочество? – поинтересовался Шеридан.
– Этот Форд.
Шеридан опустил голову.
– У него были некоторые права на театр. В свое время у его отца был большой пакет акций.
– У его отца?
– Да, старый черт. Скряга. Ушел в отставку и живет в деревне.
– И в один прекрасный день этот парень станет наследником, осмелюсь предположить.
– Я тоже осмелюсь это предположить, если он будет себя хорошо вести и подражать папе.
– Ладно. Не разрешайте ему ходить за кулисы, хорошо, Шери?
– Я прошу Ваше Высочество извинить меня, но у меня нет права запретить ему.
– Вы – главный человек в этом театре.
– В театре существуют правила, сэр, с которыми принято считаться. Это называется «традиция». Мистер Форд имеет такое же право бывать за кулисами, как и Ваше Высочество. Видите ли, он... симпатизирует одной из наших ведущих актрис. Могу вам сказать, – тихо добавил Шеридан, – что он приходит из-за миссис Джордан. Может быть, если леди не слишком его любит...
Уильям повернулся и ушел, выведенный из своего привычно хорошего настроения. Нет, так дело не пойдет. Его не устраивает, чтобы осуществлению его желаний мешал какой-то второсортный соперник.
Дороти была уверена, что в ее жизни должны произойти серьезные перемены. Очень многое зависело от Ричарда. Если он только предложит ей пожениться, она примет его предложение даже сейчас... при их нынешних отношениях. Он унижал ее постоянными отказами, но она больше всего беспокоилась о детях. Больше всего на свете она хотела их узаконить, и если ей это удастся... А если нет – она должна обеспечить их будущее.
Она постоянно обсуждала это с Эстер и знала, что сестра в глубине души уверена – ей следует оставит Ричарда и принять предложение герцога. Без сомнения, Ричард уже доказал, что он совершенно безвольный человек. Было правдой и то, что любовные связи принцев не отличались постоянством, однако в Уильяме чувствовалась какая-то чистота. Нельзя было сомневаться в искренности его чувств, во всяком случае пока он абсолютно искренен с ней. Он не сомневался в том, что полюбил ее на всю жизнь, и, благодаря его сердечности, она поверила в это.
Она не была влюблена в него. Иногда она сомневалась в том, что ей вообще суждено влюбиться. Дэйли отвратил ее от мужчин, до встречи с Ричардом она без содрогания не могла думать о них. Что же касается Ричарда, то он лишил ее многих иллюзий. Между грубой силой Дэйли и безвольной нерешительностью Ричарда она, как ей казалось, утратила способность любить страстно и безрассудно. Жизнь превратила ее в женщину, которая не могла позволить себе отдаваться чувствам и не думать о выгоде, но, по крайней мере, она не искала выгоды для себя. Она всегда думала о детях.
В это самое время ей стало известно о предстоящих гастролях в Ричмонде. Она поселится в маленьком домике с детьми и Эстер, Ричард останется в Лондоне. Она надеялась, что это даст ей возможность принять решение.
Уильям был в полном восторге от того, что она будет играть в Ричмондском театре. Он немедленно отправился в Питерсгем-лодж, прелестную виллу, которую незадолго до этого купил у лорда Кэмелфорда.
Отец помог ему совершить эту покупку, выделив для этой цели двенадцать тысяч гиней.
– Должен иметь хороший дом, – сказал король. – Хороший воздух, а, что? Приятный. Недалеко от Кью.
Живя в Питерсгем-лодж, он посещал театр на Ричмонд-Грин каждый вечер, когда играла Дороти. Театр бывал полон, но не потому, что зрители интересовались драматическим искусством, а потому что стремились увидеть миссис Джордан и герцога Кларенса, поскольку всем было известно о его увлечении.
Ежедневно в газетах появлялись сообщения об успехах герцога на пути к сердцу актрисы. Покорена она или еще нет? Это был самый волнующий вопрос сезона, и все были уверены, что это дело времени. «Маленького Пикля осаждает в Ричмонде некий экзальтированный юноша, которого, однако, пока держат на расстоянии», – так было написано в одной газете.
«Герцог Кларенс живет в Ричмонде. Он посещает театр, чтобы выразить восхищение миссис Джордан. Его Высочество на какое-то время очарован шаловливостью и проказами маленького Пикля», – писала другая.
Дороти читала газеты и обсуждала прочитанное с Эстер.
– По крайней мере, – утешала Эстер, – Ричард может задуматься.
– Я не думаю, что это его волнует, Эстер. Он слишком ленив, чтобы волноваться. Уверяю тебя, если завтра утром я уйду к герцогу, он не выразит ни малейшего сожаления.
– Он такой... робкий, – согласилась Эстер.
Между тем Уильям становился все более решительным, понимая, что успех почти достигнут. Принц Уэльский предложил ему устроить праздник для ричмондской знати и пригласить миссис Джордан, намекнув ей при этом, что она будет почетным гостем.
– Грандиозная идея! – воскликнул Уильям и принялся за приготовления.
Вскоре в одной из газет появилась очередная заметка: «Герцог Кларенс намерен устроить праздник для знати. Маленький Пикль получил приглашение». Дороти встревожилась: открытое появление на празднике означало едва ли не саморазоблачение. Она все больше и больше привязывалась к настойчивому юноше, однако самым сильным ее желанием было, как и прежде, выйти замуж за Ричарда, чтобы у дочерей был собственный родной отец.
Выход из ее затруднительного положения неожиданно нашелся в виде приглашения принять участие в двух бенефисах в Хаймаркет.
Шеридан давно понял, что его театр нуждается в реконструкции, поскольку, располагаясь в старинном здании, он совершенно не годился для многих современных постановок. В то лето обновление здания было начато, и Друри-Лейн арендовал на короткий срок театр Хаймаркет. Именно там Дороти и предстояло играть.
Когда герцог, придя в театр, сообщил ей о намечающемся празднике, она ответила:
– Я уверена в том, что он пройдет прекрасно.
– Если вы там будете, то для меня – да, – ответил он с жаром.
Она широко раскрыла глаза и изобразила удивление, поскольку он формально ее еще не пригласил, а просто считал присутствие Дороти само собой разумеющимся.
– Я не поняла, что приглашена.
– Моя дорогая Дора, зачем тогда весь этот праздник?
– Но... меня здесь не будет. Я играю в Хаймаркет.
Его разочарование было столь велико, что она почувствовала себя почти обязанной отменить бенефисы. Она все больше привязывалась к герцогу.
– Но это праздник в вашу честь, для вас!
– Как вы добры ко мне! Но вы должны понять, что у меня есть работа, театр.
– Вам не придется работать, когда...
– Я должна содержать семью. Мне всегда придется работать.
– Я буду заботиться о вашей семье.
Она прикрыла глаза. В тот момент она была близка к тому, чтобы сдаться. Однако следует быть осмотрительной. Мужчины обходились с вей ужасно, она не может позволить себе еще одной ошибки.
Она открыла глаза и улыбнулась ему.
– О, жизнь научила меня надеяться только на себя.
– С детьми все будет в порядке, – сказал он. – Все будет сделано. Они ни в чем не будут нуждаться. Когда они выйдут замуж, они получат приданое.
Она отвернулась. Наверное, он ждет ответа, подумала она. Нет, еще не сейчас. Она должна выждать. Ей надо все обсудить с Эстер. Она должна дать Ричарду еще один шанс: может быть, узнав, что она намерена оставить его, он наконец примет решение.
– Вы ведь понимаете, что я не могу быть на вашем празднике, – сказала она.
– Праздника не будет, – ответил он. – Все отменяется.
– Потому, что я должна играть в Хаймаркет?
– И потому, что я тоже буду там.
– Вы? Но...
– Где вы, – ответил он, – там должен быть и я. Теперь будет так. С этого момента и навсегда.
В Ричмонд приехал Ричард. Увидев его, она закричала от радости, ибо боялась, что он читает в газетах о постоянных визитах герцога, но ошиблась. Ричард приехал сообщить ей, что пришло письмо от Уилкинсона, который приглашает ее выступить в Лидсе и Йорке.
– Уилкинсон должен тебе хорошо заплатить, – сказал Ричард. – Я бы не согласился на меньшее, чем он платил Саре Сиддонс, когда она там играла, и Элизабет Фаррен он платил столько же, я слышал.
Ричард мог прекрасно устраивать ее дела, когда речь шла о деньгах, он готов был заставить ее разорвать контракты, если была возможность в другом месте заработать больше. О, да, Ричард становился очень активным, когда хотел заставить ее заработать как можно больше, чтобы все могли жить в комфорте.
Она чувствовала себя несчастной. Она понимала, что плохо обошлась с Уильямом, которому из-за нее приходится отменять праздник, но она думала и о том, что если ей удастся ненадолго от него уехать, то, возможно, она и реализует свои планы в отношении Ричарда.
Дороти прочитала письмо Уилкинсона.
– Да, – сказала она, – это хорошее предложение. Сто пятьдесят фунтов за неделю работы.
Глаза Ричарда заблестели, и Дороти посмотрела на него с презрением. Однако она обрадовалась возможности уехать. «Когда я вернусь, думала она, я буду точно знать, что мне делать».
Гастроли на Севере оказались самыми неудачными из всех, какие у нее когда-либо были: спектакли в Ричмонде и постоянные размышления о будущем измучили ее настолько, что она была не в силах работать. Более того, прошло семь лет после ее последних выступлений в Йорке, и публика была настроена весьма критически по отношению к ней, прославленной лондонской актрисе. Они не собирались аплодировать ей только за то, что она популярна в Лондоне. По этой причине их настороженность оказалась даже чрезмерной.
В день открытия гастролей ей предстояло играть Пегги в «Деревенской девушке» и Нелл в «Затруднительном положении», но у нее явно не было сил для двух пьес.
– Я не могу играть в обеих, – сказала Дороти
Уилкинсону. – Я совсем больна. Им придется довольствоваться Пегги.
– Публике это не понравится. Ведь им обещали Нелл, и вы знаете, что это не лондонская публика. «Деревенскую девушку» здесь никогда хорошо не принимали, они считают ее слишком фривольной.
Дороти рассмеялась.
– Вы забыли, какие они, – сказал Уилкинсон. – А вот Нелл им понравится.
Однако ей удалось настоять на своем, и в итоге зал был полупустым, а публика – равнодушной. Она была совершенно уверена, что провинциальные актрисы шепотом говорили друг другу: «Интересно, что она о себе думает? Ей просто повезло, что она там, где она есть. Сначала она обвела вокруг пальца Ричарда Дэйли, потом Ричарда Форда, отец которого практически хозяин Друри-Лейн, а теперь и до герцога Кларенса добралась. Знаем мы, какие у нее таланты».
Ничего нет хуже, чем играть перед притихшим залом, Дороти предпочла бы, чтобы зрители были открыто недоброжелательны. После «Деревенской девушки» были довольно жидкие аплодисменты, и она в ярости убежала за кулисы. Там ее уже ждал Уилкинсон.
– Если вы споете для них, – сказал он, – все может обернуться по-другому.
– Почему я должна петь? Я устала. Да и не заслуживают они этого.
Уилкинсон взял ее руку и сказал:
– Вы помните, как вы все приехали ко мне в Лидс, вы и ваша семья, и я дал вам шанс, о котором вы просили?
– Я никогда этого не забуду.
– Тогда сделайте это для меня, идите на сцену и спойте.
Конечно, она не смогла ему отказать, вернулась на сцену и спела несколько своих песенок. Реакция, как и предполагал Уилкинсон, была мгновенной. Может быть, они остались равнодушны к ее Пегги, но песни им нравились. Уилкинсон стоял в кулисе и, улыбаясь, слушал громоподобные аплодисменты и крики «бис». Ситуация была спасена.
Однако Йорк был равнодушен к ее игре, она была этим уязвлена и обрадовалась, когда неделя подошла к концу. После нее в Йорке предполагал выступать Джон Кембл, и в это же самое время Дороти предстояло занять его место в труппе брата Джона, Стефана, которая направлялась в Ньюкасл.
Дороти уехала туда в подавленном настроении, но в Ньюкасле ее ожидали еще большие испытания: труппы Стефана Кембла там не оказалось.
Ричард немедленно начал наводить справки и получил от Стефана Кембла холодную отписку, в которой тот сообщал, что брат не советовал ему принимать вместо себя Дороти, он послушался совета и составил другой план для труппы, которую никак не может привезти в Ньюкасл сейчас.
Дороти пришла в ярость от подобного оскорбления. Чего они добивались? Показать, что, несмотря на весь ее лондонский успех, для них миссис Джордан пустое место?
– Немедленно возвращаемся в Лондон, – сказала она Ричарду. – Ничего другого не остается. Никогда за всю мою жизнь меня еще так не унижали. Я уверена, что так и было задумано. Джон Кембл наверняка знал, что должно было произойти, когда просил меня его заменить.
– Они ревнуют, – сказал Ричард. – Это очевидно.
Она вернулась в Лондон, ни на шаг не продвинувшись в решении своих проблем.
Приехав домой, она поняла, что должна предоставить Ричарду последний шанс.
– Ричард, – сказала она, – ответь мне честно, ты собираешься на мне жениться?
– Ты совершенно измучена этими гастролями, – ответил он.
Она рассмеялась.
– Ты сказал мне все, что я хотела услышать.
– Я не понимаю тебя.
– Скоро поймешь, – ответила она. – Я иду спать. Я слишком устала, чтобы спорить с тобой.
Лежа в постели, она сказала себе: «Я должна дать герцогу Кларенсу понять, что, если он обеспечит детей, я стану его любовницей».
