Текст книги "Богиня зеленой комнаты"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

ЛЮБОВНИЦА ПРИНЦА

Уильям не терял времени, претворяя в жизнь свои намерения. Дороти переехала к нему, и у них появилась возможность строить планы на будущее.

Он писал принцу Уэльскому: «Позволь мне сердечно поблагодарить тебя за твою дружбу и доброту, проявленные по этому случаю, и поверь, что я всегда буду тебе благодарен за твой совет. Можешь поздравить меня с успехом. Они никогда не поженятся. У меня есть все необходимые доказательства этого. Я так хорошо осведомлен обо всем, что происходит на Сомерсет-стрит, словно жил там в течение десяти лет. В письме невозможно привести все подробности, придется подождать встречи. По дороге в Виндзор приезжай сюда в воскресенье... Уверен, что слишком хорошо знаю, мой дорогой брат, твою дружбу ко мне, чтобы хоть на мгновение усомниться в твоем добром отношении к женщине, которая полностью владеет моими мыслями и сердцем...»

Он был так счастлив! Он привез ее в Питерсгем-лодж. Никто другой не станет никогда так заботиться о ней, обещал он. Обо всем – да, именно это он имеет в виду, он будет заботиться обо всем.

Он был прекрасным любовником. Ни с кем ей не было так хорошо. Он мог быть и страстным, и нежным, и всегда старался вести себя, как муж, словно им предстоят бесконечные отношения на долгие годы. Он не стремится к развлечениям, говорил он Дороти. А чего хотела бы она? Его идеалом счастья была семейная жизнь в красивом, уютном доме.

Дороти уверяла его, что их взгляды совпадают. Прошло всего несколько дней, как она стала его любовницей, а она уже любила его, было невозможно его не полюбить, говорила она Эстер. Он был очарователен и скромен, но в нем ощущалось чувство собственного достоинства, которым он был обязан своему происхождению, и этим сильно отличался от всех людей, с которыми Дороти приходилось встречаться раньше.

Она продолжала выступать, он всегда бывал в театре, и после спектакля они уезжали домой вместе в его карете. Но, говорил он, им следует уладить все формальности, касающиеся детей, чтобы она могла чувствовать себя совершенно спокойно.

Он познакомился с детьми. Фанни, будучи в хорошем настроении, старалась ему понравиться. Малышки Доди и Люси, конечно же, были прелестны, и, устроившись на полу, он играл с ними: маленькие модели кораблей дети пускали в лохань, наполненную водой, при этом он громко отдавал разные команды, а дети визжали от восторга.

Позднее в маленьком ричмондском домике Дороти и Эстер говорили о будущем.

– Ну, что ты скажешь? – спросила Дороти.

– Он очень мил, – ответила Эстер. – Мне и в голову не приходило, что нас принимает собственный сын короля.

– Он заставил тебя забыть об этом, да?

– Господи, Дороти, какие события с тобой происходят! Все только об этом и говорят.

– Пусть. Им ведь нужно о чем-то разговаривать.

– А что насчет детей? Ты не хочешь их взять к себе?

– Нет, я хотела бы, чтобы они были со мной.

– Но ведь ты не можешь начинать свою жизнь с герцогом с того, что навяжешь ему свою семью?

– Почему не могу?

– Ему это не понравится. И потом, Долл, ты уверена, что это надолго? Будет ужасно, если ты оставишь Ричарда ради приключения, которое продлится несколько месяцев!

– Эстер, неужели ты думаешь, что так может быть?

– Нет, если ты будешь вести себя разумно. Он так не считает. И ты не должна. Ему понадобится все твое внимание, а у тебя уже есть театр. Ты что, хочешь еще и детей взвалить на себя? Нет. У меня есть предложение: я останусь с детьми здесь. Ты поедешь с ним в Питерсгем-лодж или куда-нибудь в другое место, куда он захочет тебя повезти, а мы останемся здесь. Осмотрись спокойно. Это лучше всего. А потом, если у тебя будут дети... его дети, они, конечно, будут с вами. Но нельзя требовать от него, чтобы он еще заботился о твоих дочках. Это слишком большой груз. Поверь мне, Дороти.

– Ричард может забрать их.

– Ричард? Никогда, он будет только рад избавиться от забот и ответственности.

– О, да, – быстро отозвалась Дороти, – Ричард всегда рад избавиться от забот и ответственности.

– Подумай об этом. Оставь детей со мной.

– Я знаю, ты и раньше с ними много возилась, но все-таки иногда у тебя была работа в театре.

– Я никогда не была настоящей актрисой. Я могу бросить театр и ухаживать за детьми. Ты будешь мне платить. Я надеюсь, что тебе будет с ним хорошо...

– Я поговорю об этом с... ним. Я уверена, он сделает так, как я захочу.

– Да, он совсем не то, что Ричард, – сказала Эстер, улыбаясь.

Губы Дороти слегка дрогнули, потом она тоже улыбнулась.

– Совсем не то, – сказала она. – Мне кажется, что я уже здорово влюблена в него.

Уильям согласился с тем, что это прекрасная идея, – оставить детей с Эстер в Ричмонде.

– И я уверена, что вы не станете возражать против моих поездок к ним.

– Мы будем их навещать вместе.

– Вы так добры ко мне, – сказала она совершенно искренне.

Ганноверские глаза наполнились ганноверскими слезами, всегда готовыми пролиться. Она и раньше слышала, что все принцы очень сентиментальны. Пока они были влюблены в женщину, они любили ее всем сердцем, когда же любовь кончалась – боялись в этом признаться. Их очарование оставалось нераскрытой тайной, и их любили за это так же сильно, как и за истинно королевское отношение к женщинам.

Он предложил ей содержание – тысячу фунтов в год.

– Это слишком много! – твердо сказала она.

– Мой Бог! – воскликнул он. – Мне следовало бы предложить вам больше!

Шестьсот фунтов она будет отдавать на расходы Эстер и каждую свободную копейку постарается сберечь на будущее.

– Будет так, как вы захотите. Я попрошу моего адвоката Уильяма Адамса заняться этим. Все будет оформлено, как следует, и вам не о чем будет волноваться.

– Я надеюсь, – сказала Дороти, – что смогу быть достойной вас.

Он был так счастлив, и все его счастье заключалось в ней, говорил он Дороти.

Для него это было счастьем, а для нее? Никогда прежде она не чувствовала себя так уверенно. С ней никогда не обращались так великодушно и благородно, ее никогда так не любили. Любовь принца была щедрой, восторженной и доставляла ей радость. Впервые в жизни она могла не думать о деньгах, она чувствовала себя свободной, беззаботной, и на душе было легко, как никогда раньше. Как бы там ни было, пусть это все скоро кончится, но она узнала романтическую любовь, именно так называл герцог чувство, которое к ней испытывал.

– Я счастлива, – говорила она Эстер, – в самом деле, счастлива... впервые в жизни.

Восторгу прессы не было границ. Королевские сыновья постоянно давали ей поводы для этого. Не успевал затихнуть один скандал, как уже назревал следующий. Связь принца Уэльского с миссис Фицгерберт в течение длительного времени оставалась самой волнующей темой, ибо важный вопрос – женится он на ней или нет – так и не получил окончательного ответа. Но это вовсе не означало, что у прессы не оставалось сил для пристального внимания к герцогу Кларенсу и его актрисе.

«Комическая звезда Олд-Друри оставила своего бывшего сожителя ради прелестей Ройал-лодж, куда маленького Пикля приглашали очень долго», – гласила одна заметка, в другой можно было прочесть следующее: «Популярная комическая актриса, если верить слухам, приняла решение вверить себя заботам известного моряка, бросившего якорь перед ней в Ричмонде прошлым летом».

Пусть пишут. Какое это имеет значение? Они всегда либо аплодируют ей, либо поносят. Актриса вынуждена с этим смириться. Как только она покидает поле брани – сцену, она становится мишенью для выстрелов. Она давно это поняла.

Принц Уэльский принял приглашение брата и заехал в Питерсгем-лодж по дороге в Виндзор. Дороти очень волновалась: играть перед этим королевским отпрыском на сцене – это одно дело, совсем другое – принимать его в качестве гостя в доме, где она сама недавно стала хозяйкой. Однако очень быстро она успокоилась.

– Георг, позволь мне представить тебе мою дорогую Дору.

Он поклонился – знаменитый поклон, про который говорили, что он самый изысканный в мире, взгляд полон восхищения.

– Вы еще прекраснее, чем можно было представить со слов Уильяма, – сказал он.

– Ваше Высочество...

– Пожалуйста, не надо. Теперь мы брат и сестра. Уильям хотел бы этого. Не так ли, брат?

Уильям, преисполненный любви и доброты, сказал, что чувствует себя счастливейшим человеком, видя, что два самых дорогих ему существа понравились друг другу.

– Нет, – сказал он, – я не думаю, что может быть по-другому.

Два таких прекрасных, очаровательных человека!

– Вы знаете, Дора, это именно Георг научил меня, как следует себя вести. Без него я никогда бы не смог завоевать вас.

– Тогда нам обоим следует благодарить Его Высочество.

– Вы льстите мне... оба, – весело сказал принц Уэльский. – Но я вас прощаю, потому что мне очень приятно видеть двух таких счастливых людей, влюбленных друг в друга. Так же, как и мы с моей дорогой Марией, с которой вы скоро познакомитесь.

Глаза принца наполнились сентиментальными слезами.

Дороти была очень удивлена, так как до нее доходили слухи о его связи с миссис Круш, которая была артисткой и одно время играла в Друри-Лейн. Она хвасталась, что принц Уэльский подарил ей дом на Беркли-сквер и драгоценностей на пять тысяч фунтов. Ходили также и разговоры о том, что миссис Фицгерберт вне себя от всего этого и пригрозила принцу оставить его, если он не одумается, и интрига прекратилась. Даже теперь сплетничали о его связи с леди Джерси, которая, поговаривали, завлекла его очень необычным способом. Она то приближала принца, то отталкивала, используя оба своих оружия – чувственность и злобность. Между нею и Марией Фицгерберт не было решительно ничего общего, напротив, они отличались друг от друга так, как только могут отличаться две женщины.

Помня обо всем этом и видя, как относится Уильям к своему старшему брату, Дороти испытывала неловкость и страх, как бы он не решил брать с Георга пример.

Однако сейчас принц Уэльский решил быть неотразимым, он чувствовал себя вполне непринужденно и беседовал с Дороти о театре, пьесах и драматургах, демонстрируя немалые познания в этой области. Он говорил о том, как ему нравится ее голос, и попросил спеть для него, и она доставила удовольствие им обоим исполнением песни, которую часто пела после «Испорченного ребенка», песни, в которой были слова о девушке, мечтающей только о любви моряка.

Принц пел вместе с ней. У него был хороший, сильный и очень приятный голос, которым он очень гордился, и сказал, что в ответ на ее пение исполнит свою любимую сентиментальную балладу «Прелестная девушка с Ричмондского холма» – посвящение отсутствующей Марии.

Потом они пели вместе, и Дороти совершенно забыла о высоком титуле своего гостя, ибо он действительно вел себя, как любящий брат.

Собравшись уезжать, принц Уэльский выразил сожаление, что вынужден их покинуть.

– Я должен ехать в Виндзор, – объяснил он Дороти. – На свете нет ничего более скучного.

Он разговаривал с ней так, словно она действительно была членом семьи. Когда он ушел, Уильям сжал ее руки и воскликнул:

– Он понравился вам?!

– Он очень мил... даже милее, чем я предполагала.

– Он – лучший брат в мире. И он уже очень к вам привязан. Я сказал ему, что он должен вас любить, иначе я его никогда не прощу.

– Как приятно видеть такую нежную любовь между братьями! – сказала она и подумала: «Он нежный по своей природе, мне повезло, я очень счастливая женщина».

Однако карикатуристы и авторы фельетонов не намерены были оставить Дороти в покое ипозволить ей наслаждаться своим счастьем. Не проходило и дня, чтобы какая-нибудь газета не вспомнила про нее. Актеры за спиной называли ее не иначе, как «герцогиня». Она заслужила злую критику по поводу того, что оставила детей. Одна из утренних газет утверждала: «Чтобы стать любовницей королевского сына, Маленький Пикль забросил своих детей».

Эти слова взволновали Дороти гораздо больше всего, что было уже сказано и написано о ее жизни с герцогом.

Когда она приехала повидать детей, то показала газету Эстер. Эстер уже успела это прочитать раньше.

– Что, если мне их все-таки забрать? Я понимаю, Доди и Люси еще слишком малы, но Фанни... Что, если я увезу Фанни?

– Фан сейчас плохо себя ведет, – ответила Эстер. – Она постоянно говорит про тебя и герцога и обижается, что не живет с вами. Ты ведь знаешь, какой у нее характер.

– Именно этого я и боюсь – она услышит все эти высказывания... Одному Богу известно... ведь эти люди повсюду.

– Что Ричард?

– Я его не видела.

– Он отнесся ко всему очень спокойно.

– Я не ждала ничего другого. Он, наверное, счастлив, что отделался от меня.

– Мне кажется, что ему было грустно с тобой расставаться, Долл, но он рад, что кто-то другой заботится о его детях.

– Я очень рада, что избавилась от него. Не могу себе представить, что хотела выйти за него замуж.

– Тебе нужен был не Ричард, Долл. Тебе нужно было замужество.

– Мама внушила эхо нам, правда? А сейчас мне кажется, что этого у меня никогда не будет, – она вздохнула. – Но я не позволю, чтобы писали такое. Ричарду придется побеспокоиться. Ему придется сделать публичное заявление о том, что я не бросила наших детей, что я продолжаю их содержать, а он полностью освободил себя от заботы о них.

– Как ты сможешь это сделать?

– Уверена, что Уильям сможет.

Уильям смог. Он отправился к своему адвокату мистеру Уильяму Адамсу и показал ему, как газеты клевещут на миссис Джордан. Он просил Адамса следить за прессой и не оставлять без внимания подобные выпады. Адамс посоветовал, чтобы мистер Форд письмом на имя миссис Джордан выразил одобрение всех ее действии, касающихся детей. Он немедленно посетит мистера Форда и постарается убедить его безотлагательно выполнить свой моральный долг.

Форд согласился, и Дороти получила от него письмо. Оно гласило:

«Октябрь четырнадцатое 1791

Миссис Джордан

Поскольку распространяются, всевозможные слухи относительно миссис Джордан о ее якобы неблагородном, поведении в отношении, детей в части их материального обеспечения, нижеследующим подтверждаю, что она ведет себя по отношению к детям, как любящая мать, благородно и похвально, как это возможно в ее нынешнем положении. Она отдает детям практически все деньги, которые зарабатывает в театре. Она обязалась выплачивать на содержание детей пятьсот пятьдесят фунтов в год и пятьдесят фунтов в год платить своей сестре, которая ухаживает за детьми. Подтверждаю это как отец этих детей.

Ричард Форд».

Она показала письмо Уильяму, который передал его мистеру Адамсу; через того оно попало в «Морнинг Пост», где и было опубликовано. Когда Ричард Форд увидел свое письмо, напечатанное в газете, он был потрясен: он писал, полагая, что, кроме Дороти, никто не прочтет этого письма, однако теперь все желающие могут узнать, что все заботы об их детях взяла на себя именно она. Однако с того момента уже ни у кого не могло быть никаких сомнений в том, что, став любовницей герцога Кларенса, Дороти не бросила своих дочерей. Говорили также, что если бы Ричард Форд женился на ней – а после стольких лет совместной жизни он должен был это сделать – она никогда не оставила бы его.

Сплетни и слухи между тем не утихали. Объектом внимания неожиданно стал Ричард Форд. Он мгновенно отреагировал на обстановку и уехал за границу, во Францию, которая к тому времени была не самым лучшим местом для отдыха: монархия была под угрозой и вне опасности были только люди в рваных брюках и красных головных платках. После отъезда Ричарда газеты о нем тотчас же забыли и вновь принялись за Дороти: знаменитая актриса и королевский сын давали гораздо больше поводов для развлечений, чем Ричард Форд.

Карикатуристы не пропускали ничего, каждый день приносил им какой-нибудь повод для вдохновения. Появилась карикатура – Дороти и миссис Фицгерберт вместе, подпись гласила: «Уж чья бы корова мычала, а твоя бы молчала». Большой популярностью пользовался анекдот, суть которого заключалась в следующем. Король приглашает к себе в Виндзор Уильяма и спрашивает его: «Это правда, что ты живешь с актрисой?» – «Да, сэр», – отвечает Уильям. «И сколько ты ей платишь, а, что?» – «Тысячу фунтов в год, сэр». «Тысячу в год, а, что? Очень много... Пятьсот фунтов вполне хватит, вполне хватит». И герцог пишет миссис Джордан о том, что сказал его отец. В ответ получает кусок афиши, на котором напечатано: «После поднятия занавеса деньги не возвращаются». Многие настаивали на том, что этот факт якобы имел место. Это был один из примеров злословия в адрес любовников.

СЕМЕЙНОЕ СЧАСТЬЕ

Это было самое счастливое время в ее жизни. Она часто задумывалась над тем, что сказала бы ее мать, будь она жива. Была бы она довольна? Быть может. Герцог во всем вел себя как муж. Он хотел семейного счастья, и самое большое удовольствие ему доставляло ее общество, больше всего он любил проводить с ней вечера, рассказывая о своих морских походах.

– Я скучаю без моря, Дора, – говорил он ей. – Я умолял отца позволить мне вернуться на корабль, но теперь, когда у меня есть вы, все изменилось. «Лучше на берегу с моей Дорой, чем в море», – сказал я себе. Конечно, я мог бы взять вас с собой. Впрочем, нет, ни за что. Слишком много опасностей. Во время сильного шторма можно упасть за борт... Убейте меня, но я не позволю моей Доре оказаться в такой ситуации. Я умру от страха.

Ему нравилось слушать, как она рассказывает о театре.

– Мне всегда было интересно в театре, – говорил он. – Если бы я не был сыном своего отца, наверное, я стал бы актером. Прожектора... занавес поднимается... тот момент, когда зал замирает, ждет. Это всегда меня волнует. И я никогда не забуду тот миг, когда вы вышли на сцену, так важно, в мужском платье... Сэр Гарри Уилдер. С того момента я – ваш. Никто в мире не смог бы меня остановить. Я был упорен, вы знаете. Я не собирался останавливаться до полной победы.

И он нежно улыбался ей – любовник, муж, защитник.

«Боже, – думала она, – я счастлива. Пусть это счастье никогда не кончается».

– На сцене никто не может сравниться с вами, Дора. Так говорит Георг. А Георг знаток драмы... литературы... всего. Он говорит, что ходят на Сиддонс, потому что это принято, а на ваши спектакли ходят потому, что хотят вас видеть. Можете поверить Георгу, он не ошибается.

– Мне кажется, что Их Величества предпочитают миссис Сиддонс, – напомнила она ему.

Он рассмеялся.

– Теперь, когда вы член нашей семьи, мне не нужно скрывать от вас правду о них. Мой отец совсем не похож на короля. Когда придет время Георга, он будет королем с ног до головы. А мой отец... Если бы вы знали, как мы жили в Кью... Маленькая ферма... все его развлечение состояло в том, чтобы каждый день ходить туда и смотреть, как делают масло. Боже мой, да он просто заурядный фермер! Его волнуют такие пустяки: где кресло, сколько мяса ты съел, сколько сделал упражнений, он невероятный педант.

– Что же в таком случае он думает о нас?

– Даже он считает брак не обязательным. Он говорит о вас с нежностью. Он считает, что если уж нам нельзя пожениться, такая жизнь – лучший вариант. Если бы Георг не был наследным принцем, он считал бы, что ничего нет плохого в его жизни с миссис Фиц. Но ведь вы знаете, что Георгу предстоит стать королем... Что ж до остальных... нас так много, что мы можем не жениться.

– А если вам все-таки придется...

Он был рядом с ней, держал ее руки, целовал их.

– Есть только одна женщина, на которой я хотел бы жениться, и я считаю себя уже женатым на ней. Дора, моя прекрасная Дора, если бы это имело хоть какое-то значение, мы обменялись был клятвами у алтаря. Но это не примут во внимание. Пример моего брата подтверждает это. В глазах государства это все равно не брак, и поэтому у нас не будет церковной брачной церемонии.

Дороти произнесла:

– Я понимаю все, но не знаю, как я смогу заслужить вашу любовь и преданность.

– Очень просто, – ответил он, – продолжайте любить меня. Это все, о чем я прошу вас. Это все, чего я требую.

Ей казалось, что это прекрасный союз, по крайней мере, настолько, насколько вообще возможно для актрисы и принца. Да, даже ее мама была бы довольна.

В труппе Друри-Лейн словно чего-то ждали. Все честолюбивые молодые актрисы, считавшие для себя возможным сравнение с Дороти и полагавшие, что для достижения успеха им не хватает только везения, нетерпеливо учили ее роли, и во многих маленьких комнатках, в домах, расположенных по соседству с театром, репетировались и сэр Уилдер, и маленький Пикль. Любовнице королевского сына, по их мнению, следовало бы закончить театральную карьеру. О ней говорили с иронией – «ее светлость».

«Ее светлость были сегодня в театре?» – «Да, они приходили с его светлостью. Они были в кабинете мистера Шеридана. Если вам посчастливится ее встретить, не забудьте поклониться до земли, вы ведь знаете, что выскочки всегда требуют большего уважения, чем настоящие аристократы». – «Вчера я видела карету ее светлости!» – «Портной ее светлости в театре. Он хочет снять с нее мерку брюк для маленького Пикля».

Они завидовали ее счастью с герцогом и одновременно были рады, что появилась возможность занять ее место. Шеридан только качал головой. У них нет никакой надежды получить роль маленького Пикля: в мире был только один маленький Пикль – Дороти Джордан. Он совсем не был уверен в том, что ему предстоит расстаться с ней, он всей душой надеялся, что этого не случится.

В отсутствии герцога он посетил ее в Питерсгем-лодж. Поцеловав Дороти руку и сказав, что она прекрасно выглядит, он добавил:

– Эта жизнь вам к лицу.

Она пригласила его сесть и попросила принести освежающие напитки. Он рассматривал ее неподражаемым образом, так, как мог это делать только он один, и она с сожалением думала, что вряд ли смогла бы ответить ему комплиментом на комплимент, он выглядел очень плохо: под глазами лежали темные тени, несмотря на оживленное поведение, он был явно чем-то озабочен. Он постоянно балансировал на грани банкротства, и реконструкция Друри-Лейн стоила ему многих бессонных ночей.

– Мне хотелось бы узнать о ваших планах... театральных, конечно.

– Я еще не обсуждала их с герцогом.

– Такая актриса, как вы, Дороти, имеет обязательства перед публикой.

– Вы считаете, что сейчас я их не выполняю, Шери?

Он был Шери для Уильяма и принца Уэльского, и вот теперь он стал Шери для нее. Ее манера общения с ним изменилась. Это удивило его, и он вспомнил историю ее восхождения. Теперь он был для Дороти не только хозяином, владельцем театра, но и другом. Все к лучшему, решил он.

– Перед публикой – да, а перед собой, перед девочками?

– С этим все в порядке.

– Существует еще и будущее.

– Что вы имеете в виду? Именно о будущем я и говорю.

– Как можно говорить и думать о будущем? Кто знает, что может произойти. Но я знаю вас, Дороти. Расточительный и непредусмотрительный человек, каким себя считаю, я все-таки хорошо знаю вас, и это к лучшему, что вы так сильно отличаетесь от меня. Вы смогли потребовать в театре высокого жалования... выше, чем у нашей Сары. Вы намерены все это бросить? Почему вы не хотите продолжать играть? Если вам самой не нужны деньги, подумайте о семье. У вас три маленькие дочери.

Она размышляла.

– Я то же самое говорил в свое время другой молодой актрисе, миссис Робинсон. Я сказал ей тогда: «Сейчас публика хочет вас видеть. Она будет платить, чтобы видеть вас... и будет платить, независимо от того, что случится. Но если вы бросите сцену хотя бы на один год... может быть, на пять лет... может быть, на десять, возврата уже не будет». Вернуться на сцену после перерыва – это дано немногим. Публика сохраняет верность артисту, пока он верен публике. Вы понимаете меня.

Конечно, Шери был циником. Он не верил, что ее роман с герцогом продлится долго. Конечно, нет. Каким романтичным юношей он был в пору увлечения прелестной мисс Линли и, без сомнения, был искренне к ней привязан! Они были уверены, что его ждет слава величайшего драматурга. К тому времени уже были написаны «Соперники», «Школа злословия», другие пьесы... потом он стал совладельцем театра и другом принцев, увлекся политикой. Он забросил все ради веселой компании, стал слишком много пить, слишком много тратить, часто менять женщин. Он разрушил свою семью, утратил талант и жил в постоянном страхе перед полным банкротством. Ничего удивительного, что он стал циником.

И все же... она задумалась, задумалась о деньгах, которые зарабатывала в театре, о бенефисах. Герцог был добрейшим и самым деликатным человеком, но, как и все принцы, он мало понимал значение денег. Он готов был отдать ей все, что имеет, но он слишком щедр и полностью лишен деловых качеств. Она сама должна заботиться о будущем дочерей. Она хочет, чтобы девочки удачно вышли замуж, и ей придется компенсировать большим приданым то, что они – внебрачные дети.

– Я думаю, что вы правы, – сказала она. – Я поговорю об этом с герцогом.

В душе Шеридан смеялся. Он почему-то был уверен, что всем этим молоденьким артисткам, которые учат роли Джордан, предстоит пережить горькое разочарование, ибо он не намерен терять свое главное сокровище.

Герцог не скрывал своих чувств. Когда в театре Хаймаркет давали «Деревенскую девушку», и роль, которую на сцене Друри-Лейн исполняла Дороти, играла другая актриса, любовники, сидя в ложе, обменивались во время представления нежными взглядами, которые не остались не замеченными, ибо большинство зрителей неотрывно смотрели на ложу, обращая мало внимания на сцену. Из театра они вышли вместе, рука об руку, как многие пары.

Пресса называла герцога «потерявшим голову любовником Пикля». Он заказал Ромни ее портрет. Художник уже один раз рисовал ее в роли из «Деревенской девушки», но герцогу нужен был другой – именно портрет Дороти.

Радость и счастье тех нескольких месяцев омрачались только завистью ее товарок по труппе и частыми выпадами прессы. Но Дороти не обращала на них внимания, и им не удавалось причинить ей боль.

Она поделилась с Уильямом своими сомнениями относительно театра, чем вызвала его замешательство.

– А чего бы вам хотелось, любовь моя?

– Я хотела бы продолжать играть. Не исключено, что я не смогу вернуться в театр потом, даже если захочу. А мне было бы гораздо спокойнее, если бы я смогла обеспечить всех девочек приданым.

– Вы знаете, что можете доверить мне эти заботы.

– Вы – самый щедрый человек на свете, но вы – принц, и вам надо жить так, как подобает принцу. Я слышала, что у принца Уэльского много долгов.

– Бог мой! – воскликнул Уильям, который во время своей морской службы приобрел довольно громкий голос и теперь старался сдерживаться в присутствии Дороти. – У принца Уэльского астрономические долги! Именно их поставили принцу в вину тогда, в Палате, когда Фокс воспротивился его браку с миссис Фиц, и возник скандал. Миссис Фиц тогда чуть не ушла от брата. Да, Георг в долгах... по уши.

– И вы тоже?

– Сказать вам по правде, любовь моя, меня это мало интересует.

Этот ответ заставил ее улыбнуться.

– Вот вы мне и ответили. Я не брошу театр, если вы не возражаете.

– Я хочу, чтобы вы поступали так, как вам нравится.

– Значит ли это, что вы оставляете последнее слово за мной?

Он взял ее руку и поднес к губам – галантный, вежливый жест. Разве можно сравнить его с грубияном Дэйли или с равнодушным Фордом!

– Тогда я хотела бы не бросать театр, – ответила она. – Я постараюсь скопить немного денег на тот случай, если вам почему-либо будет трудно обеспечить девочек приданым.

– Вы необыкновенная женщина! – воскликнул Уильям.

Так, к полному восторгу Шеридана, Дороти согласилась вновь выйти на сцену. Театр Хаймаркет был забит до отказа желающими ее видеть после перерыва, в течение которого пресса не жалела сил, расписывая ее роман с герцогом. Толпа была столь велика, что не обошлось без жертв: какой-то мужчина был задавлен насмерть, а одна женщина получила увечья.

Герцог не пропускал ни одного ее спектакля, после окончания он встречал Дороти в ее гардеробной. Когда она была на сцене, он не сводил с нее глаз и бывал очень зол, если замечал какой-нибудь пристальный мужской взгляд, направленный на нее. Публика ликовала.

Он получал огромное удовольствие от ее выступлений. Может быть, причина заключалась в том, что он не был безразличен к тому, как оплачивается ее работа в театре? Всем было известно, что братья постоянно в долгах. И в одной из газет появилось четверостишие, язвительно намекавшее на то, что Дороти Джордан содержит герцога Кларенса и он в восторге от того, что она вновь вышла на сцену.

Ни Дороти, ни Уильям не обращали на это внимания, они говорили себе, что должны были предвидеть и злословие, и сплетни. Люди им завидовали, ибо у них было то, к чему все стремятся, – счастье.

Приехав навестить детей, Дороти нашла Эстер в большом волнении.

– Приезжал Ричард, – сказала она. – Он не понимает, почему ему нельзя навещать детей.

– Значит, он вернулся из Франции, – ответила Дороти. – Ничего не сделав для детей, он вдруг решает, что хочет их видеть.

– По крайней мере, Доди. Люси забыла его, а Доди – нет.

– И ты думаешь, что я разрешу эти встречи?

– Он их отец, – ответила Эстер, в ее голосе звучало напоминание.

– Я уверена, что герцог даже слышать об этом не захочет.

– Но он им не отец.

Дороти рассердилась.

– Послушай, Эстер. У Ричарда была возможность дать имя моим девочкам. Он отказался это сделать, несмотря на все обещания. Я никогда не согласилась бы жить с ним, если бы он не обещал на мне жениться. Он меня предал. Он лгал мне и предал меня, я с ним рассталась. Теперь я счастлива и намерена быть счастливой и впредь. Я не позволю ему отравлять мою жизнь, используя для этого детей.

– Он не станет тебе мешать, Долл. Он хорошо к тебе относится, несмотря на то, что ты его бросила.

– Ты словно упрекаешь меня.

– О, нет. У меня и в мыслях не было – упрекать тебя. Но ты действительно относилась к нему, как к мужу, и бросила его ради герцога.

– Не хватало только, чтобы ты так заговорила! Мало мне всех этих газет! Они мои дети. Я их содержу. Я не желаю больше ничего, что связано с Ричардом Фордом.

– Мне кажется, ты немного жестока.

– Жестока? Ты даже не понимаешь, о чем ты говоришь!

– Я понимаю. Я занимаюсь детьми.

– Хорошо, Эстер, если тебе так не нравится все, что делаем я и герцог, может быть, мне лучше найти кого-то другого, кто будет ими заниматься?

Эстер, пораженная, смотрела на Дороти, не понимая, почему она внезапно так разозлилась.

– Нет, Эстер, я не хотела тебя обидеть. Ради бога, не будем ссориться. Будущее Люси и Доди... и Фан слишком много для меня значит. Я должна их обеспечить. Я хочу, чтобы у них было все то, чего мы были лишены.

– Мы были очень бедны, но мама всегда была с нами.