Текст книги "Владимир Высоцкий без мифов и легенд"

Автор книги: Виктор Бакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

–  Представьте себе, – говорил он актерам, – что два человека сходятся не на жизнь, а на смерть в кровавом поединке. Вы бы в этом случае пошли на врага с какими-то высокими словами? Нет. Вот и солдаты кричали не «Да здравствует!», а нечто такое, что разрывало душу. И они не воевали уже, а дрались – кто как мог: рвали, резали, кусали... Превращались, скорее, в дикого зверя. Чтобы выжить, чтобы победить. Иначе победит враг. Третьего не дано: не ты, так тебя...

Все слушали как завороженные, и во многом эта беседа способствовала удачной съемке этого эпизода. Может быть, что-то из рассказанного Симоновым, из впечатлений на съемках отложилось в памяти Высоцкого для будущих военных песен. Фильм вышел на экраны 22 февраля 1964 года.

В двадцатых числах ноября 62-го пришло время рожать Люсе.

«Я хорошо помню, – рассказывала Нина Максимовна, – как волновался Володя в ожидании своего первенца. Каждые 20—30 минут он звонил в родильный дом, бегал по нашей большой квартире на проспекте Мира, 76, и своим беспокойным состоянием будоражил и меня, и соседей – Мишу и Гисю Моисеевну Яковлевых. Отойдя в очередной раз от телефона, еле переводя дыхание, воскликнул: «Ма-альчик!.. Сын у меня! Мамочка, тетя Гися... Сын!» Он стал отцом в 24 года, а я в 50 стала бабушкой».

Это случилось 29 ноября 1962 года. Мальчика назвали Аркадием.

«Когда родился Аркадий, помню, мы всей компанией ездили к Люсе в родильный дом. Притаскивали из «Арагви» какую-то еду: апельсины, различные деликатесы; умудрялись какими-то невероятными способами это все передавать. Компания у нас в то время была такая, что преград для нее не существовало буквально никаких», – вспоминал М.Туманишвили.

Из родильного дома на Миуссах маленького Аркашу привезли на Беговую. У Абрамовых было тесно: за стеной бабушка и дед Людмилы, на кухне на сундуке тетя Алла – бабушкина сестра, а во второй комнате, посредине поделенной занавеской, – Людмила с Володей и ее родители. Маленький Аркадий рос беспокойно: если болел, то всегда тяжело, а если здоров – удержу нет. Спал мальчик мало, а кричал громко, поднимая всю семью. Носили по очереди на руках.

Все было непросто: и никакого опыта у молодой матери, и многолюдье и теснота в доме, и безденежье... Людмила потихоньку от родителей таскала книги в букинистический магазин. Было очень жалко – хорошие были книги. Владимир страдал от этого еще сильнее. Скрипел зубами, молчал, писал песни, запивал... Позже, вспоминая этот период, Людмила говорила, что неудачи в Володиной актерской жизни тогда в большей степени становились стимулом для создания песен. Потребность в реализации была огромная, но она не находила выхода ни на сцене театра, ни в кино. В песнях же он выкладывался и как автор, и как актер.

Уже сложилась семья, родился первый ребенок, но юридически брак еще не был оформлен. Оформлению официальных отношений обоим – и Владимиру, и Людмиле – мешали штампы в паспортах. Первый шаг в этом направлении сделала Людмила: в этом году она развелась со своим первым мужем – начинающим поэтом с редкой фамилией Дуэль. Еще десятиклассницей она проявила строптивую самостоятельность: ушла из дома, стала учиться в вечерней школе, в восемнадцать лет вышла замуж за сына хозяйки квартиры, у которой снимала комнату. Однако вместе прожили они совсем мало... Владимир же оформит развод с Изой лишь через три года.

После работы в картине «Живые и мертвые» нужно было как-то зарабатывать деньги для семьи, и Высоцкий стал принимать участие во «встречах со зрителями». Приходило много приглашений от различных организаций, НИИ, а чаще – от войсковых частей с просьбой выступить у них. Обычно он выступал вместе с И.Пушкаревым, с которым снимался в фильме «Живые и мертвые». На этих встречах Владимир рассказывал о своем участии в фильмах «Увольнение на берег», «Карьера Димы Горина», «713-й просит посадку». Роликов у него не было, зато была гитара. И он пел 3-4 песни. Чаще всего «Мечется стрелка спидометра» (слова Д.Маркиша), «Где твои 17 лет?», «Бабье лето» (слова И.Кохановского). Эти песни хорошо принимались, особенно в солдатских аудиториях.

«ШТРАФНОЙ УДАР»

С конца ноября и до начала лета 63-го Высоцкий снимался в комедии В. Дормана «Штрафной удар» по сценарию В. Бахнова.

Согласно сценарию некто Кукушкин, которого играл М.Пуговкин, – предприимчивый руководитель районной спортивной организации – за немалые деньги нанимает в столице крупных мастеров различных видов спорта (В.Высоцкий, В.Трещалов, И.Пушкарев, В.Янковскис и др.), привозит их на областную спартакиаду и едва не добивается первенства в соревнованиях. Но... бдительная журналистка из областной газеты своевременно все разоблачает.

Актеры, занятые в фильме, за время съемок здорово прибавили в своем физическом развитии. Тренировались в зале МГУ на Ленинских горах, на ипподроме...

«Специальностью» Высоцкого были конь и перекладина, т. е. он должен был выступать как гимнаст. Но по сценарию «крупный специалист и организатор» в области спорта Кукушкин все перепутал и в интервью корреспонденту сказал: «А он, понимаете, так насобачился, что через перекладину на коне сигает!» Об этом напечатали в газете, и пришлось Высоцкому-гимнасту сесть, по фильму, на натурального коня. У Высоцкого были довольно сложные трюки – когда лошадь шла на препятствие, он должен был выпрыгнуть назад, сделать сальто и попасть в седло другой лошади. Что-то удалось сделать благодаря монтажу, а что-то пришлось выполнить и самому актеру. В одном из дублей, выполняя это самое сальто, он сильно повредил ногу и заработал на долгий срок перемежающуюся хромоту. По этой причине он так и не прошел срочную службу во флоте, куда должен был отправляться по окончании съемок. Несмотря на травму, Высоцкий полюбил этот вид спорта и позднее с удовольствием снимался в фильмах с лошадьми.

В январе – феврале 63-го года съемки проходили на Медео и на Чимбулаке. В Казахстан добирались на поезде...

Вспоминает И.Пушкарев: «Еще когда мы ехали в Алма-Ату, у меня украли чемодан. Ехать трое суток, а выпить не на что. Что делать? Володя скомандовал: берем гитару и идем по вагонам – с песней «Я родственник Левы Толстого». Выучил я слова, взяли шапку, сняли свои красные свитера и надели чего похуже – одолжили у костюмерши. Я кепочку поглубже надвинул на глаза, чтобы не узнали. А Володю еще просто не знал никто. Обошли с ним два вагона, на бутылку набрали. Кое-где нас еще и за стол приглашали сесть, по рюмашке выпить».

В марте «горе-спортсмены» вернулись в Москву на павильонные съемки.

В январе 63-го во время съемок «Штрафного удара» в Алма-Ате сценарист Анатолий Галиев и режиссер Наум Трахтенберг предложили Высоцкому сниматься в их фильме «По газонам не ходить». По сценарию фильм должен был раскрывать конфликт поколений – фанатичной молодежи, стремящейся скорее построить коммунизм, и заскорузлой бюрократии, мешающей пламенным порывам молодых. Под «газонами» подразумевалась эта самая молодежь.

На роль главного героя – бригадира молодежной бригады строителей – выбрали Льва Прыгунова. А в «бригаду» без предварительных проб пригласили четырех участников киногруппы «Штрафного удара», в том числе и Высоцкого, который должен был играть «правую руку» главного героя.

На съемки в Алма-Ату Высоцкий прилетел 24 апреля. Его письма к жене со съемок были полны любви, беспокойства за маленького Аркашу, обещаний «блюсти себя»... и о деньгах, которых «совсем нет».

Однако участие Высоцкого в фильме закончилось на начальных съемках. В один из съемочных дней во время ожидания «входа в кадр» он внезапно потерял сознание... Очевидно, сказались страшная жара, высокогорье, недоедание, «выход из режима»... Еще не приехала «скорая», а Владимир уже пришел в себя. Он сидел с помутневшими глазами, озирался и совершенно ничего не помнил – спрашивал у всех: « Что такое? Что случилось?» Его увезли в больницу в Алма-Ату. Там дали каких-то капель, и к вечеру того же дня он вернулся в гостиницу. Из больницы пришла сопроводительная: «...на фоне нервного истощения          рекомендуется длительный отдых...» Случившееся, скорее всего, было очередным сигналом серьезной болезни сердца, который он пока игнорировал... Поскольку по сценарию съемки предполагалось проводить на высоте, дирекция киностудии решила не рисковать: Высоцкого от съемок отстранили, выплатив месячный гонорар за май.

Да и фильму не повезло. Идеологи от культуры обнаружили в сценарии ассоциации с событиями 1958 года, когда на строительстве металлургического комбината в Темиртау вспыхнула забастовка. Фильм с производства сняли...

РАННИЕ ПЕСНИ

Главным в эти трудные годы была не работа в театре, не съемки в фильмах, а то, что артист театра и кино Высоцкий стал ВЛАДИМИРОМ ВЫСОЦКИМ – драматургом и исполнителем собственных песен. Песен, которые в течение двух-трех лет сделали его одним из самых популярных людей страны и которые положат начало целой «энциклопедии советской жизни», создаваемой им в течение двух десятков лет.

Иза Высоцкая: «Абсолютно точную дату его первых песен, мне кажется, определить невозможно. Этого просто никто не вспомнит.

Потому что я, например, не могу себе представить, чтобы Володя где-нибудь вдруг сказал: «Вот, я написал песню». Он мог прийти к товарищам и сразу, без всяких предварительных сообщений, что вот, мол, моя музыка, начать что-то петь. А это самая «моя музыка» появилась гораздо позже. А тогда никто не принимал это за музыку... Ведь все, что мы делали – все творчество в любой области, – было просто органикой нашей жизни».

БУЛАТ ОКУДЖАВА

Когда Высоцкий только-только начинал писать свои первые песни, имя Булата Окуджавы было уже известно всей стране. Основоположник жанра авторской песни родился 9 мая 1924 года. В 42-м ушел добровольцем на фронт. Был дважды ранен. В 50-м окончил филологический факультет Тбилисского университета, стал работать учителем в глухом селе под Калугой, потом перебрался в город, работал в прессе. Начал в калужской областной газете «Молодой ленинец» заведующим отделом пропаганды. Первый сборник его стихов «Лирика» издан в 1956 году в Калуге. В 59-м году вышла его вторая книга стихов, а 24 октября 1961 года Б.Окуджаву приняли в Союз писателей.

«Хотя у меня и до этого были песни, началом своей работы под гитару я считаю осень 1956 года. Именно тогда у меня возникла потребность обнародовать себя. Я мечтал вечером приходить на Тверской бульвар и петь свои песни», – рассказывал Окуджава. Мне сказали: «Ты что, с ума сошел – заберут!» И я забыл про эту идею. Но потребность осталась. И тут появились магнитофоны – такое счастливое стечение обстоятельств. Благодаря им поэзия распространялась с огромной скоростью...»

С первых же песен 1957 года Окуджаву запела сначала Москва, а вскоре и вся страна. Хотя выступил он в одном ряду с «громкой» поэзией «шестидесятников» (Е.Евтушенко, А.Вознесенского, Р.Рождественского), его обособленность – несомненна.

Вроде бы поначалу все шло гладко. В конце 60-го года песни Окуджавы впервые прозвучали по радио. В журнале «Пионер» (1961 г., № 2) были напечатаны ноты «Песенки о веселом барабанщике», и песню стали исполнять пионерские хоры по всей стране. В апреле 61-го на «Мелодии» Окуджава записал семь песен для пластинки, но... Первый миньон с песнями Окуджавы вышел в исполнении других исполнителей – В.Трошина, М.Кристалинской, О.Анофриева.

«Сначала, конечно, я ни о чем таком не думал, – вспоминал Окуджава через много лет, – я писал песенки для себя и моих друзей. Потом я с удивлением узнал, что они распространяются на магнитофонах. Потом меня начали поносить. Я это воспринимал с удивлением, потому что писал для себя. И вдруг кому-то это доставляет неудовольствие. Потом узнал о том, что стал опасен и вреден. Гитаристы обвиняли меня в бездарности, композиторы – в отсутствии профессионализма, певцы – в безголосье, а все вместе – в наглости, нахальстве, пошлости. А официальные лица – в пессимизме, в антипатриотизме, в пацифизме...»

14 ноября 1961 года Окуджава выступил в Ленинграде, во Дворце работников искусств им. Станиславского на Невском, 86. В интервью 1992 года он вспоминал: «Позвонил директор Дворца искусств Михаил Сергеевич Янковский и попросил выступить у них. Для меня это была большая честь. Приехал. Ажиотаж страшный, а я этого всегда боюсь, у входа – столпотворение, милиция, в зале – Товстоногов, Акимов, Райкин и еще много других, перед чьим авторитетом трепетал... Но прошло все хорошо».

Через две недели после концерта, 29 ноября, в ленинградской «Смене» появилась статья Игоря Лисочкина «О цене "шумного успеха"». Ее почти сразу (5 декабря) перепечатала «Комсомольская правда». В частности, И.Лисочкин писал: «...Двери Дворца были в этот день уже, чем ворота рая. Здесь рвали пуговицы, мяли ребра и метался чей-то задавленный крик: «Ой, мамочка!»

Булат Окуджава – московский поэт... О какой-либо требовательности поэта к самому себе говорить не представляется возможным. Былинный повтор, звон стиха «крепких» символистов, сюсюканье салонных поэтов, рубленый ритм раннего футуризма, тоска кабацкая, приемы фольклора – здесь перемешалось все подряд. Добавьте к этому добрую толику любви, портянок и пшенной каши, диковинных «нутряных» ассоциаций, метания туда и обратно, «правды-матки» – и рецепт стихов готов. Как в своеобразной поэтической лавочке: товар есть на любой вкус, бери что нравится, может, прихватишь и что с боку висит.

...Дело тут не в одной пестроте, царящей в творческой лаборатории Окуджавы. Есть беда более злая. Это его стремление и, пожалуй, умение бередить раны и ранки человеческой души, выискивать в ней крупицы ущербного, слабого, неудовлетворенного... Позволительно ли Окуджаве сегодня спекулировать на этом? Думается, нет! И куда он зовет? Никуда...»

Пройдет всего семь лет, и будут писать подобные заказные статьи о песнях Высоцкого... «Нелояльность» Окуджавы станет приемлемой, терпимой, и идеологический огонь направят на новую «аморальную, блатную, безыдейную и попросту вредную личность» – Владимира Высоцкого. Пройдут еще годы, и критики уйдут в небытие, а имена поэтов Окуджавы и Высоцкого будут помнить и их песни – слушать. Да, история все-таки все ставит на свои места.

Через пару лет власти сменили гнев на милость. Сам Окуджава объяснял это так: «После многих лет всяческих гонений на меня, всяческих «придерживаний» появились люди типа Солженицына и других диссидентов, на которых обрушился гнев государства, и на их фоне я показался уже своим. Меня стали пускать за границу, широко печатать».

Высоцкий познакомился с песнями Окуджавы в начале 60-х годов: «Вскоре после окончания студии Художественного театра – молодым еще человеком – я услышал пение Окуджавы, по-моему, это было в Ленинграде во время съемок. Его песни произвели на меня удивительное впечатление не только своим содержанием, которое прекрасно, но и тем, что, оказывается, можно в такой вот манере излагать стихи.

И действительно, я считаю его своим крестным отцом, он меня подтолкнул. Я к тому времени много написал стихов и вдруг увидел, что возможно, взяв инструмент, написав ритмическую основу к этим стихам, еще больше усилить воздействие этих стихов на зал. Вот так я взял некоторые вещи под рояль, под аккордеон, потом все как-то выкристаллизировалось и упростилось до гитары».

Возродившийся в стране в конце 50-х годов интерес к гитаре и появление в это же время первых магнитофонов способствовали моментальному распространению авторской песни. «Магнитиздат» стал явлением советской действительности, явлением, уследить за которым и контролировать которое было невозможно. Внушаемые ложные ценности «стакнулась» с ценностями истинными, с истинной гуманной сутью вместо показухи неграмотно прочитанных по бумажке речей. Именно на магнитофоне услышал впервые пение Высоцкого и Окуджава. Много лет спустя в интервью он рассказал: «Это было в доме кинорежиссера Швейцера, я услышал его на магнитофонной ленте, такой крутой голос пел с хрипотцой под гитару песню. По-моему, это была песня Львовского «На Тихорецкую». Мне очень понравилось, я стал спрашивать:

–  Кто это, кто это?

–  Это Высоцкий, артист.

–  Не знаю такого. Что он поет?

–  Песню из спектакля.

–  Как замечательно!

И так она на меня подействовала, эта манера исполнения, что я под ее впечатлением написал «Мастер Гриша»... А потом мы в скором времени познакомились. У меня есть фото, снятое за кулисами, в антракте, на моем вечере, – Володя тогда пришел ко мне. Он уже сочинял и пел песни, уже года два как писал, – это был примерно 1962 год...»

Действительно, в то время Высоцкий часто исполнял ставшую популярной песню поэта и драматурга Михаила Львовского, написаннуюя для его же пьесы «Друг детства».

Выступая в Ленинграде 18 ноября 1967 года, Высоцкий вспоминал: «Я первую свою песню написал в Ленинграде пять лет тому назад. Ехал однажды в автобусе и увидел – это летом было – впереди себя человека. У него была распахнута рубаха и на груди – татуировка: нарисована была красивая женщина. И внизу было написано: «Люба! Я тебя не забуду!» Потом я написал песню, которая называется «Татуировка», но, правда, вместо Любы для рифмы поставил – Валя. Это была первая песня. А потом я постепенно начал. Так как я учился тогда играть на гитаре, а чужие песни труднее разучивать, – я стал писать свои».

Формально «Татуировка» не была первой песней Высоцкого. Но она стала «первой» в целом цикле его ранних песен, где проявился индивидуальный стиль автора: появляется ролевой герой с острыми жизненными проблемами. Текстологи сочинений Высоцкого считают, что первой песней была «Сорок девять». Эта поэма была написана в 1960 году в шутливо-пародийной форме. Поводом для ее написания послужили многочисленные печатные отклики на подвиг четырех наших солдат, оказавшихся на барже в открытом океане без связи с землей, мужественно продержавшихся в течение сорока девяти дней и чудом спасшихся.

Может быть, пародийность поэмы определилась слишком назойливым и красочным описанием в печати подвига, на который способны «только советские» солдаты. Позже – в период «гласности» – с «великолепной четверки» был снят пафос героизма. Оказалось, что четверо солдат после получки в поисках укромного места для выпивки оказались на барже. Пока разливали и закусывали, баржу отнесло от берега в океан. Их, конечно, искали наши, но случайно нашли американцы... подобрал вертолет, базировавшийся на американском авианосце.

Поначалу это была не песня, а разрозненные куплеты. Потом количество их росло. Чтобы усилить пародийность текста, автор придумал второе название — «Пособие для начинающих законченных халтурщиков» и закончил комментарием: «Таким же образом могут быть написаны поэмы о покорителях Арктики, об экспедиции в Антарктиде, о жилищном строительстве и о борьбе против колониализма. Надо только взять фамилии и иногда читать газеты».

Второй песней, написанной на фактическом материале, можно считать «Пока вы здесь в ванночке...»: в ночь с 30 апреля на 1 мая 1961 года врач Леонид Рогозов на станции Новолазаревской в Антарктиде сделал сам себе операцию аппендицита.

Герой он! Теперь же смекайте-ка:

Нигде не умеют так больше!

Чего нам Антарктика с Арктикой,

Чего нам Албания с Польшей!

«ГЛАВНОЕ, ЧТО Я ХОЧУ ДЕЛАТЬ В СВОИХ ПЕСНЯХ...»

На протяжении всей своей жизни Высоцкий своими песнями откликался на события, происходящие вокруг него, – будь то «культурная революция» в Китае или выступление Н.Хрущева в ООН, присвоение президенту Египта звания Героя Советского Союза или первый полет человека в космос и т. д. Выросший и на улице, и в демократической, яркой компании друзей на Большом Каретном, в своих песнях он воспроизводил «мгновенный отклик улицы на случившееся», причем в стремительной, ритмически жесткой и богатой интонациями форме. Он писал свои песни таким же языком, как люди разговаривают, – очень простым, очень ясным, очень чистым, очень легким. Его песни написаны почти по любому поводу – это был его способ освоения действительности. Он был гражданином и социальным поэтом и чутко – а порой и болезненно – реагировал на все происходящее. Так же как в экстремальных ситуациях ценится поступок, так в социальной поэзии прежде всего дорожат своевременным откликом на проблему. Все понимали, все думали, а он сказал об этом. Впоследствии творчество Высоцкого назовут «энциклопедией советской жизни 60 – 70-х годов».

«В стихах всякого поэта 9/10, может быть, принадлежит не ему, а среде, эпохе, ветру, но 1/10 – все-таки от личности...» – эти слова А.Блока полностью относятся и к поэзии Высоцкого.

«Нельзя сказать «иду в ногу со временем» – это слишком высоко, – пробовал пояснить свое состояние Высоцкий. — Просто беспокойство времени, его парадоксы постоянно живут во мне, требуют выражения».

В своей поэзии Высоцкий не был ни чистым сатириком, ни бичевателем. Его поэзия балансировала на грани с юмором, с любовью, потому что он, как немногие, умел любить людей и ненавидеть их пороки. Чутко отзываясь на чужую боль, Высоцкий находил такие слова и интонации, что даже в его стилизациях на блатные песни, в песнях юмористических, посвященных Серегам и Нинкам, в песнях о волках или о «несчастных лесных жителях» просматривается сочувствие к персонажу, часто вовсе не симпатичному, а то и просто нелепому, боль за его серую или до предела исковерканную жизнь. Видимо, это искреннее сопереживание и оказывается тем общим знаменателем, который объединяет многочисленных приверженцев творчества Высоцкого, независимо от социального положения, рода занятий, национальности и страны проживания. А поэтическое дарование, актерское мастерство, неповторимое исполнение усиливают эффект...

Во время съемок фильма «Увольнение на берег» была написана песня «Красное, зеленое...». Потом «Я вырос в Ленинградскую блокаду...», «Я в деле, и со мною нож...», «Что же ты, зараза...» и другие...

К концу 61-го года Высоцкий имел уже вполне солидный собственный репертуар, достаточно свободно владел гитарой.

И.Кохановский рассказывает об одной из встреч на Большом Каретном в ноябре 1961 года: «Я смотрел на него, наверное, квадратными глазами, в которых, судя по всему, были и восторг, и удивление, и, наконец, вырвавшийся вопрос:

–   Это – твои?

–  А ты, Васечек, разве не слышал? Ну, как же так!.. – ответил он, чтобы скрыть радость от моей реакции на услышанное.

Пять-шесть очень интересных песен, и Володя был в центре внимания...»

Эти песни отвечали духу времени, духу компании на Большом Каретном. О том, что их будут называть «блатными», никто из поющих или слушающих не знал. Они воспринимались как великолепные стилизации, как шутливое дурачество, как причудливое сочетание «одесского» песенного фольклора, городского романса и еще каких-то наслоений.

Новые песни рождались от новых впечатлений, новых знаний. Все вспоминающие о Высоцком отмечают его необыкновенное умение слушать и впитывать все интересное. Осенью 64-го на квартире Кочаряна появился Олег Халимонов, который окончил Высшее мореходное училище в Одессе и плавал на теплоходе «Морис Торез» старшим механиком. Владимиру нравились разные морские истории. Его вопросы казались Олегу наивными. Но в жизни Высоцкого это был первый моряк, и он напитывался этой стихией, чтобы создать потом целый цикл морских песен.

Новый 1962 год всей компанией встречали на Неглинной, дома у Кохановского. Тогда, подстегиваемый успехами своего друга, Кохановский впервые спел «Бабье лето»... Артур Макаров – он тогда был для всех главным авторитетом – сказал: «Давай по второй». И через некоторое время песня «Бабье лето» наряду с песней Высоцкого «На Большом Каретном» стала гимном компании.

Уже тогда Высоцкий исполнял свои, да и чужие, сочинения со свойственным ему артистизмом. В его блестящем исполнении известен ряд блатных песен – «Таганка», «Течет речечка да по песочечку...», «На Колыме, где север и тайга кругом...», «Летит паровоз по долинам, по взгорьям», – эти и другие песни исполнялись им проникновенно и чутко, артистически точно и если не всегда всерьез, то с любовью и сочувствием. Его привлекала сюжетная значимость этих композиций, они оказывались созвучными его авторскому восприятию мира.

Высоцкий: «Я никогда не пишу в расчете на то, что это кому-нибудь понравится или нет. Я пробую песню, как говорится, «и на ощупь, и на вкус, и по весу». В каждой из них должна быть поэзия, интересный человеческий характер. Себя я певцом не считаю. Никаких особенных вокальных данных у меня нет. Некоторые композиторы усматривают в моих песнях однообразность строя, манеры исполнения. Другие называют его четким выражением индивидуального стиля. Что бы ни говорили, в конечном счете, главное для меня – текст. А музыкальный фон должен быть простым и ненавязчивым».

Несколько раз Высоцкий попадал в одну компанию с Евгением Урбанским: бывал в тесной шестиметровой комнатенке общежития Театра им. Станиславского, где жили молодожены – Евгений Урбанский и Дзидра Ритенберг. Высоцкому очень нравилось, как пел Евгений, и он даже перенимал у него и что-то из репертуара, и манеры исполнения. Среди первых песен в его репертуаре долго была «коронка» Урбанского: «Эх, кабы знала бы, да не гуляла бы темным вечером да на бану. Эх, кабы знала бы, да не давала бы чернобровому да уркану...»

Об этих встречах вспоминает Д. Ритенберг: «Владимир Высоцкий, когда меня с ним познакомили, был просто парнем с гитарой и часто приходил к нам в гости. Невысокий, щупленький, вечно с насморком, потому что в любые холода ходил с голой головой. Он мог петь где угодно, хоть на улице, перебирая струны замерзшими пальцами.

Я очень долго не могла понять, почему все им так восхищаются и так с ним носятся. Меня раздражал его хриплый голос, а слов я просто не разбирала. И вот однажды кто-то из наших кинул клич: «Пошли к Юлиану!» Юлиан Семенов тогда был начинающим писателем. Ну и пошли всей компанией. Высоцкий был с нами. Пришли, с какой-то койки нам навстречу поднялся толстый-толстый обросший мужик. Вся обстановка – стол, пара стульев, под потолком лампочка с газетой вместо абажура. Вытащили закуску, водочку, начались очередные споры об искусстве, от которых у меня уже голова шла кругом. А в угол на скамеечку сел Высоцкий, и зазвучала гитара. Я вдруг услышала его как в первый раз. И забыла про все, а когда песня закончилась, попросила: «Еще раз, пожалуйста!» Он молча посмотрел на меня и снова запел. С тех пор, если он появлялся в нашей компании, я старалась присесть рядом. И он, найдя во мне благодарного слушателя, иногда пел, обращаясь именно ко мне».

Вначале песням Высоцкого не придавали особого значения. Его сочинения воспринимались вровень с теми, что пели другие. Но по мере того как креп репертуар, как шлифовалось исполнение, интерес к его песням увеличивался.

У Левона Кочаряна был средний по качеству магнитофон «Днепр-10», и однажды перед очередной песней он сказал: «Подожди одну минуту!» – и нажал клавишу. Потом пришла кому-то мысль оформить разрозненные записи на одну пленку. И ночью, и днем очень серьезно они записывали. Потом слушали, выяснялось, что что-то где-то заскрипело, значит надо еще раз переписать. Высоцкий тут же, на ходу, перерабатывал текст. Бывало и так, что он приходил и говорил Кочаряну: «Левушка, ты знаешь, давай еще раз», потому что он уже что-то переосмыслил. Это была «проба пера», проба себя, своих возможностей, способностей, поиск тем, сюжетов, интонаций...

В марте – мае 1962 года во время съемок фильма «Простая история» в доме Кочарянов стала появляться Нонна Мордюкова. Тогда была записана пленка совместного концерта, на которой поют В.Высоцкий, О.Стриженов, А.Утевский, Л.Кочарян и Н.Мордюкова – с песнями «Обронила колечко» и «Мело, мело по всей Земле...» на стихи Б.Пастернака...

Первым, кто по достоинству оценил ранние песни Высоцкого и дал им путевку в жизнь, был его дядя – Алексей Высоцкий. Поначалу племянник приносил дяде довольно скверно записанные на Большом Каретном катушки с первыми своими песнями. Некоторые из песен были явно записаны в пьяной компании и исполнены под сильным хмельком. Алексей Владимирович пытался собрать все воедино, но качество оставалось прежним. И тогда они решили все записать сами.

Алексей Высоцкий как раз в то время работал заведующим ведомственной кинолабораторией Дома техники Министерства речного флота РСФСР. Лаборатория эта (или, как он любил называть ее, киностудия) располагалась на Новослободской улице рядом со станцией метро и была оснащена почти профессиональной по тому времени записывающей аппаратурой. Сначала – в декабре 62-го – записи были сделаны на профессиональный портативный магнитофон «Репортер» на квартире Алексея Владимировича. Это был солидный массив – более тридцати «блатных» песен, но собственно авторских было только десять. Через некоторое время они сделали несколько повторов записи, расширив немного репертуар, разместившийся на трех катушках. Авторство некоторых «чужих» песен Высоцкий узнает позже, а часть песен так и останутся народными. Но в то время эти все песни были песнями ВЫСОЦКОГО!

В конце весны 63-го года Алексей Владимирович принес катушки в кинолабораторию и переписал их на профессиональном магнитофоне «МЭЗ», позволяющем получить довольно качественное воспроизведение. Так был записан первый «мастер» (оригинал для размножения), и лето 63-го года стало началом триумфального шествия песен Высоцкого по стране. Этот процесс не был постепенным, это не было медленным завоеванием доверия народа – Высоцкий появился сразу и навсегда. Люди стали собирать и переписывать друг у друга, ловить на концертах новые песни, которые немедленно тиражировались на всю страну.

«Магнитиздат» набрал силу и тираж, несравнимый ни с каким государственным тиражом. Официальный справочник «Народное хозяйство СССР» приводит такие цифры: в 1960 году было выпущено 128.000 магнитофонов, в 65-м – 453.000, в 69-м – 1.064.000. В 1970 году количество выпущенных аппаратов составляло 1.192.000.

«Магнитиздат» обладал и еще одним достоинством – песни не писались с оглядкой на цензуру. В магазинах вдруг стали случаться перебои с магнитофонными пленками – в стране начиналась магнитофонная эпоха.

Во время съемок «Штрафного удара» на встречах со спортсменами Высоцкий исполнял свои и чужие песни и неизменно пользовался успехом. На официальном банкете по поводу сдачи фильма участники съемочной группы собрались в гримерной студии им. Горького и там Высоцкий пел. «Концерт» продолжался около часа. В.Трещалов уговорил звукооператоров студии записать его. Эта запись распространилась по Москве со скоростью пожара.