Текст книги "Владимир Высоцкий без мифов и легенд"

Автор книги: Виктор Бакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

На показе присутствовал В.Войнович, который запомнил приход Высоцкого на «Таганку» несколько по-другому. После показа отрывка из «Ведьмы» Войнович обратился к Любимову: «Вы спросите его, не тот ли он Высоцкий, который пишет песни. Если это тот самый, то берите его не глядя».

Любимов внял совету Войновича и ограничился только этим вопросом. Никаких песен в тот раз Высоцкий не пел...

Для полноты картины воспоминания директора «Таганки» Н.Дупака: «На последующем обсуждении Любимов жестко высказался: "Парень талантливый, но зачем брать еще одного алкаша – у нас своих хватает!" Я возразил: "Давайте возьмем его на договор на три месяца! Что мы теряем?"»

9 сентября 1964 года Высоцкого приняли на договор на два месяца во вспомогательный состав, зарплата – 75 рублей в месяц.

Первое упоминание о Высоцком отмечено в табеле учета занятости актеров за 18 сентября в репетиции спектакля «Герой нашего времени», а на следующий день он впервые вышел на сцену в роли Второго бога в спектакле «Добрый человек из Сезуана». Это был срочный ввод: актер В.Климентьев заболел, и Владимир с двух репетиций срочно был введен в роль. В ноябре он получил роль Мужа в этом спектакле.

Высоцкий с большой ответственностью подходил к этим своим первым вводам. Он сразу почувствовал, что это – его театр.

К 150-летию со дня рождения М. Лермонтова театр готовит спектакль «Герой нашего времени» по инсценировке Н. Эрдмана. Занятый формированием труппы и прочими организационными работами Любимов допустил к режиссуре спектакля Марлена Хуциева, но потом перерешил и взялся за постановку сам. Он предложил Высоцкому роль драгунского капитана. Н.Губенко был Печориным, княжна Мери – Е.Корнилова, Вера – А.Демидова, мать Мери – И.Ульянова, Максима Максимовича играл А.Эйбоженко, а комментарии от Автора исполнял С.Любшин.

Высоцкому репетиции давались легко. Роль Драгунского капитана эпизодическая, но емкая. Его герой – игрок, крикун, забияка – циничен и коварен. Именно он провоцирует дуэль между Печориным и Грушницким. Когда в сцене дуэли Грушницкий-Золотухин малодушничает и не стреляет в Печорина-Губенко, Высоцкий притягивает приятеля к себе и, раскатывая любимую согласную, бросает ему в ухо: «Ну и ду-р-р-рак же ты, братец!» Вел он себя на сцене раскованно, свободно...

Играл Высоцкий здесь и роль Отца Бэлы.

Работу сделали за полтора месяца. Премьера состоялась 14 октября. Однако спектакль в театре не прижился – его быстро убрали из репертуара. Постановка резко выбивалась из взятого Любимовым направления. Здесь было все – и попытка создать многоемкие лермонтовские характеры, достоверные, реалистические грим, костюмы, оформление. Однако образы получились бледными, невыразительными, лишенными глубины и исторической достоверности.

Спектакль не получился, а вот музыка к нему получила положительный отзыв: «Ритм спектакля очень тонко подчеркнут и усилен музыкой композитора М.Таривердиева, не навязчивой, возникающей лишь там, где это необходимо, не стилизованной, но органически проникнутой духом лермонтовской кавказской романтики».

Высоцкий исполнил романс Таривердиева на слова Лермонтова «Есть у меня твой силуэт...». Именно в работе над этим спектаклем состоялось знакомство Таривердиева и Высоцкого. Уже в следующем году они будут работать вместе в другом проекте.

Впервые в этом спектакле появился придуманный художником постановки В.Дорером «фирменный Таганский» световой занавес – «косые лучи туманного света».

В декабре 64-го года председателю городской тарификационной комиссии было отправлено письмо за подписью директора театра и главного режиссера: «Дирекция и общественные организации Театра драмы и комедии ходатайствуют об установлении оклада 85 рублей в месяц артисту театра Высоцкому.

В.С.Высоцкий обладает хорошими сценическими данными, профессионализмом, музыкальностью. Образы, созданные им, отличаются психологической достоверностью, художественной выразительностью. В новых работах театра В.Высоцкий репетирует центральные роли».

Можно сказать, что этим документом Высоцкий окончательно утвердился в театре. Театр и актер нашли друг друга. Закончились пятилетние мытарства, закончилась неопределенность. Впереди будет много и удач, и разочарований, как в жизни, так и в творчестве...

15 ноября Юлию Даниэлю исполнилось 39 лет. А.Синявскому захотелось сделать подарок другу, и Высоцкий со своими песнями оказался в старом доме в Армянском переулке на дне рождения Даниэля.

М. Розанова: "Как-то пришел к нам в гости Высоцкий, было это 15 ноября, мы как раз собирались на день рождения к нашему другу Юлику Даниэлю. И вдруг я понимаю, что лучшего подарка Юлику мы и придумать не можем. Я сказала: «Высоцкий, сейчас мы перевяжем вас голубой ленточкой и принесем в гости». Мы схватили гитару, на которой в нашем доме играл только Высоцкий, и помчались на такси к Юлику. Высоцкий запел уже в машине: «Эй, шофер, гони – Бутырский хутор». Водитель недоверчиво обернулся и растерянно произнес: «Вы же сказали Ленинский проспект?» Весь день рождения Володя пел – это был вечер Высоцкого, красивый и очень любимый нами вечер".

Вспоминает А.Синявский: «Приехали мы к Даниэлю вместе с Володей Высоцким, а там было очень много народу. Даниэль человек очень радушный, компанейский, в отличие от меня. И даже были какие-то незнакомые мне люди, я немножко опасался за Высоцкого. Мы с ним так перешептались или как-то перемигнулись. Весь вечер Володя держал в руках всех, потому что он пел, но через каждую песню он пел одну песню – песню о стукаче – «В наш тесный круг не каждый попадал» Пел он это буквально через каждую песню, давая понять, что если кто-то здесь настучит, его «убьют». Это было очень здорово».

В конце года Высоцкий принимает участие в работе еще над двумя фильмами. Правда в одном из них дело не пошло дальше проб.

Это был фильм Леонида Гайдая «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». Гайдай пробовал Высоцкого в первую новеллу картины «Напарник» на роль прораба в сцене, где главный герой приходит на стройку. Пробы проходили на натуре: группа выезжала на строительную площадку и там разыгрывала этюды. Происходило это в районе Медведково, где шло тогда большое строительство. Высоцкий показался Гайдаю для этой роли слишком молодым. Его персонаж, несмотря на эпизодичность, – достаточно сложен. Необходимо было сыграть демагога, закостенелого дурака. Михаил Пуговкин – актер опытный – в дальнейшем сумел это сделать, а у Высоцкого не получилось так, как это требовалось по замыслу Л.Гайдая: «Он пытался играть сатирически, а нужно было в этой сцене больше реализма, отчего выходило все гораздо смешнее».

Сниматься в фильме «Наш дом» (режиссер В.Пронин) вынудило безденежье. Нужда заставила сняться там, где можно было обойтись статистами. Попал он на съемки по приглашению И.Мансуровой – второго режиссера, которая заметила Высоцкого и Пушкарева еще во время съемок фильма «Живые и мертвые».

Высоцкому достался здесь лишь маленький эпизод – герой влез на крышу автобуса телевизионщиков, снимающих встречу москвичей с экипажем космического корабля «Восход-1», и, сдвинув ладони рупором, выкрикивает имя своей девушки, а из автобуса выскакивают двое, и один из них, в наушниках, окорачивает «залетевшего» героя: «А ну, слазь оттудова!» И голосом тем самым – голосом Высоцкого.

ТЕАТР ПОЭТИЧЕСКИЙ И ПОЛИТИЧЕСКИЙ 1965 г.

Даже ставя прозу, я все равно старался делать спектакль поэтичным.

И искал метафоры какие-то, гармонию в спектакле, пространственную,

световую, мизансценическую гармонию.

А в поэзии это особенно как-то сжато, сконцентрировано...

Юрий Любимов

Сначала «Таганка» была известна не как политический театр, а как поэтический. Политическим театром «Таганку» сделали журналисты. Поначалу сам Любимов всегда настойчиво от этого эпитета открещивался: «Мне пришили ярлык, что Театр на Таганке – политический театр, но это неправда». Позднее статус политического театра Любимову понравился, и он любил это подчеркивать.

Поэтическим театр сделал тоже не Любимов – пришло время, когда поэзия просилась на сцену. Студенты и молодая интеллигенция конца 50-х – начала 60-х, возраст которых предопределял их тягу к лирике и общественной активности, хотели слышать о себе, поделиться личным, а поэты – реализоваться в глазах и своих, и читателя. Как результат – литература, и, особенно, поэзия, вобравшая в себя и «злобу дня», и лирику, естественным образом вышла из кухонь и квартир в залы, на площади, на стадионы, на театральные площадки. В стране поэтический «бум». Миллионные тиражи стихотворных сборников, Лужники, Политехнический музей... Поэты держали верх над всеми жанрами литературы. Появились новые имена: Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский... Чуткий к настроениям в обществе главный режиссер «Таганки» уловил дух времени.

Из воспоминаний А.Вознесенского о В.Высоцком: «Он часто бывал и певал у нас в доме, особенно когда мы жили рядом с «Таганкой»... Там, на Котельнической, мы встречали Новый 1965 год под его гитару».

Своими впечатлениями о Высоцком на этом новогодии делится театральный журналист Майя Туровская: «Это было при нас, это с нами...

Еще сравнительно негромкая, окуджавоголосая Москва. Еще не так давно обновленная «Таганка», куда ходят не на актеров, а если на актеров, то на Губенко – блестящего выпускника ВГИКа, сыгравшего на выпуске Артуро Уи. Еще магнитофоны не с кассетами, а с бобинами – старая громоздкая «Яуза», у отдельных счастливцев сумасшедшая роскошь – UHER.

Ивот с чужим, со страхом и упованием доверенным UHERomотправляюсь на Котельники, к Андрею Вознесенскому и Зое, где будет петь объявившийся и, говорят, неканонический «бард», молодой артист «Таганки» Высоцкий.

У каждого свое воспоминание о первом столкновении с феноменом Высоцкого. Для меня это ощущение неожиданной, накатившейся почти физически силы звука. Трудно было представить, что этот парнишка, сложения почти тщедушного, с лицом обыкновенным и ширпотребной гитарой, начав непритязательно с чужого «Течет речечка да-а по песочечку...», сможет голосом приподнять нас со стульев, а потом приплюснуть к ним, а магнитофон, непредусмотрительно настроенный на средний регистр, сразу и безнадежно зашкалит.

Это было начало, и в юношеском его голосе еще не было бешеной, задыхающейся хрипоты последнего дыханья. Зато из удачи звука, из незатейливой блатной экзотики вылуплялись – наисовременнейшая, грубая и изнаночная, но чистейшая лирика «Нинки» и будоражила неожиданная громкость исповеди. Блатарь был всего-навсего первым из множества его внесценических образов, но мы еще не знали этого, а артистизм создателя был такой высокой пробы, что образ готовы были посчитать за автопортрет. Это сразу создало вокруг Высоцкого то электрическое облако популярности и опаски, которое искрило и давало разряды до самой его смерти».

Таких «домашних» концертов будет очень много. 14 января Высоцкого пригласил на день рождения товарищ по Большому Каретному Олег Савосин. Уговорили петь. И он, вместо того чтобы есть и пить, – пел. Присутствующий за столом отец Олега – ветеран, прошедший войну, – повторял:

– Что он там на гитаре бренчит – это ерунда. Вы слова, слова слушайте!

В январе этого года после прослушивания кассеты с песнями Высоцкого космонавт «номер один» Юрий Гагарин захотел познакомиться с артистом поближе. Вспоминает организатор встречи А.Утыльев: «Встреча двух кумиров произошла в квартире 25 дома 5/20 на Смоленской набережной. Гагарин приехал из Звездного с друзьями на своей черной «Волге», а Высоцкий с гитарой на метро. Они крепко, по-мужски обнялись и, по-моему, сразу понравились друг другу. Юра сказал, что Володины песни производят на него сильное впечатление. Оживленный разговор продолжался за столом. Произносили, конечно, и тосты, но Высоцкий пил только сок – он был в «завязке». Зато песен спел множество. Володя в тот день был в ударе. Засиделись допоздна. Договорились почаще встречаться...»

А.ВОЗНЕСЕНСКИЙ – «АНТИМИРЫ»

Первым и очень успешным поэтическим спектаклем «Таганки» было представление «Антимиры» по стихам Андрея Вознесенского.

Выпускник архитектурного института (1957), Вознесенский всегда считал себя учеником Б.Пастернака. В четырнадцать лет, будучи учеником 6-го класса, он послал свои стихи Борису Пастернаку и получил от него приглашение в гости. Это событие определило жизнь Вознесенского. Позже, после успеха поэмы «Мастера» (1959) и первых сборников «Парабола» и «Мозаика» (1960) Пастернак писал ему: «Ваше вступление в литературу – стремительное, бурное, я рад, что до него дожил». С этого момента поэзия несостоявшегося архитектора стремительно ворвалась в поэтическое пространство современности. В то время поэтические вечера в Политехническом стали собирать полные залы, поэты привлекали многотысячные аудитории на стадионы. И одним из первых в этой плеяде был Андрей Вознесенский. Его сборники выходили небольшими тиражами и моментально исчезали с прилавков, каждое новое стихотворение становилось событием. Молодого поэта привлекали эксперименты со словом, отсюда – необычный ритм, дерзкие метафоры, почти физическая образность, смелость и раскрепощенность метрики и рифм ломали устоявшиеся каноны «благополучной» советской поэзии. Но этими формальными новациями и изобретениями, пожалуй, дело и ограничивалось. Не было в его стихах тепла, страсти, огня, который не только светит, но и греет, не говоря уж «обжигает» читательскую душу и воображение.

Вознесенский входил в художественный совет Театра на Таганке с самого его основания и однажды предложил поставить спектакль по своим стихам. В конце декабря 64-го вывесили объявление: «Планируется экспериментальный спектакль под названием «Поэт и театр» по стихам Вознесенского. Все желающие могут прийти на репетиции». Потом появилось условное название «Героические выборы», а окончательный вариант – «Антимиры» – по названию поэтического сборника, вышедшего в 1964 году. Спектакль подготовили в рекордно короткий срок – за месяц ночных читок, спевок и соединения поэзии с гитарой, танцем, актерством, пантомимой сложилось стройное представление. Это было именно представление, в котором стихи игрались, а не просто декламировались актерами. Театр помогал поэту завоевывать новую публику, расширял круг его поклонников...

Первый раз поэтическое представление «Поэт и театр» сыграли в «Фонд Мира» 20 января 1965 года. Спектакль был сделан просто, но красиво. На сцене был оформлен помост в виде груши – рисунок с обложки книги Вознесенского «Треугольная груша». В первом отделении свои стихи читал автор. Второе отделение – несколько укороченный вариант того, что стало потом «Антимирами». А.Васильев, Б.Хмельницкий написали музыку к некоторым стихам, но все это не походило на концерт, на декламацию стихов модного поэта, а вылилось в настоящий спектакль, в «поэтическое представление», так как было связано одной темой. Одетые в черное трико актеры сливались в общей массе, и поначалу трудно было выделить роль кого-либо из его участников. Действие строилось по принципу – «кто чего умеет делать». Один – пантомиму, другой – пение, третий – музыку.

Высоцкому сначала дали читать «Оду сплетникам». Он спросил у Любимова:

–  А можно с гитарой?

–  Да, конечно, – с гитарой...

Это было первым появлением Высоцкого на сцене с гитарой. Тут возмутились «композиторы» спектакля – они считали себя классными музыкантами, и «три аккорда» Высоцкого, по их мнению, только мешали. Однако и Вознесенский, и Любимов были в восторге. А в афишах последующих спектаклей появилась надпись: «Музыкальное оформление спектакля: А.Васильев, Б.Хмельницкий, В.Высоцкий».

Высоцкий умел учиться у других, и скоро его аккорды и гармонии стали не хуже «композиторских».

Несколько позже между Высоцким и Виталием Шаповаловым, с которым они многие годы сидели спиной к спине в одной гримерной и который профессионально владел гитарой, состоится такой разговор:

–  Тебя упрекают в примитивизме – одни и те же аккорды...

– А мне больше и не надо, – ответил Владимир, который и так был не в духе, — я знаю шесть аккордов, и народ меня понимает...

«Походил-походил, – вспоминает Шаповалов. – К его чести, жажда узнать у него была сильнее гордыни, походил и говорит: «Шапен, покажи ля-минор». Я ему показал, и он везде его стал использовать».

В «Антимирах» Высоцкий участвовал в пяти номерах. Вначале это были отрывки из «Лонжюмо», «Ода сплетникам», «Оза». Форма спектакля позволяла вносить новые стихи, и Высоцкий читал «Монолог актера» («Провала прошу, провала...») и «Песню акына» («Не славы и не коровы...»). Последние стихи стали его песней, которую он часто исполнял на своих концертах. В этом спектакле у Высоцкого уже складывалась особая манера чтения стихов – на одном дыхании, выделяя неожиданно глухие согласные звуки, но не теряя музыкальной стихии и ритма. Уже чувствовалось, что читает эти стихи тоже поэт. Кроме конкретных сцен, Высоцкий выступал и во всех общих музыкальных номерах спектакля.

В.Смехов: «В театре моей памяти «Антимиры» возникли из-за Высоцкого. Мы были все равны, но кому-то больше повезло с хорошими сольными выходами, а у Высоцкого получалась самая важная роль.

Большой успех у публики имел отрывок из «Озы». Некий гражданин беседует с Вороном – птицей, как известно, мудрой... С пьяным оптимизмом и восторгом гражданин пробует втолковать этому мудрецу, что хорошо быть человеком, творцом всего сущего, жить во имя труда и так далее. Ворон на все высказывания пьяного то укоризненно, то гневно, а то философски нежно замечает: «А на фига?» Ворон трезв, к тому же он скептик. И он последовательно разбивает все высокие сентенции пьяного. Ворон делает это достаточно убедительно. Но неожиданно от автора следует заключение, что Ворон – подонок и циник, которого бесполезно убеждать в прелестях земной жизни. Игралось это так здорово, что после каждого «А на фига?!» зал хохотал до слез. Один раз Ворон сделал хитрую паузу перед шедшим рефреном своим «фига», поскольку рифма подсказывала другое, еще более лихое и простонародное словцо – «А на-а... фига?», и зал чуть не падал со стульев».

«Он до стона заводил публику ненормативной лексикой в монологе Ворона», – вспоминал А.Вознесенский.

Спектакль прожил до конца 79-го года и был сыгран более 700 раз, и еще в два раза больше было неучтенных выступлений. Высоцкий читал, играл и пел из 700 не менее 500 раз. С «Антимиров» начался чрезвычайно важный для театра и его актеров цикл поэтических представлений, которые определили лицо «Таганки» на ближайшее время. За поэзией А.Вознесенского последовали постановки по В.Маяковскому, С.Есенину, А.Пушкину.

С января 1965 года Высоцкий становится актером основного состава.

Растет популярность Высоцкого как автора-исполнителя. Его приглашают на сборные концерты, тематические вечера, лекции... На одном из таких мероприятий произошла встреча Высоцкого с Александром Городницким.

А.Городницкий: «Впервые я встретился с Высоцким в январе 1965 года за сценой Центрального лектория в Политехническом музее в Москве, где мы вместе выступали в каком-то альманахе. Когда я подошел к нему, он, как мне показалось, хмуро взглянул на меня и неожиданно спросил: «Вы что, еврей, что ли?» – «Да, ну и что?» – ощетинился я, неприятно пораженный таким приемом. Тут он вдруг улыбнулся и, протянув мне руку, произнес: " Очень приятно. Я имею прямое отношение к этой нации"».

Высоцкий не скрывал, что в нем течет еврейская кровь, и презирал антисемитизм. К себе же в этом плане он относился с юмором. «Сегодня впервые посмотрел на себя в зеркало, – зрелище удручающее – веснушки, краснота, волосы выгорели и глаза тоже, но стал похож на русского вахлака, от еврейства не осталось и следа», – писал он жене в июле 64-го со съемок фильма «На завтрашней улице».

Среди его друзей были белорус В.Туров, евреи И.Кохановский и В.Абдулов, иранец Б.Серуш, украинец А.Гарагуля, русский В.Туманов, болгарин Л.Георгиев, поляк Д.Ольбрыхский... В его песнях звучал юмор, отражающий национальную характерность и колорит, но никогда не было пренебрежения к другим обычаям и культуре, деления людей по национальному признаку.

Коллега Высоцкого по сцене Вениамин Смехов с восхищением вспоминает: «А какое владение речью, акцентами, говорками! Сколько типов отовсюду: узбеки, волжане, украинцы, одесситы, американцы, немцы и, конечно, любимые кавказцы – все выходили из его рук живыми, яркими и гомерически смешными...»

В своих стихах и эпиграммах Высоцкий вывел в свет, обозначил своих друзей, знакомых, коллег разных национальностей. И все это с огромной симпатией ко всем персонажам. У него « Мишка Шифман» пьет не меньше того, у которого «только русские в родне», а немецкие бомбы падали одинаково и на «Евдоким Кириллыча и Гисю Моисеевну». И сегодня в России злободневна его песня «Антисемиты».

Зачем мне считаться шпаной и бандитом —

Не лучше ль податься мне в антисемиты:

На их стороне хоть и нету законов —

Поддержка и энтузиазм миллионов.

Решил я – и, значит, кому-то быть битым,

Но надо ж узнать, кто такие семиты...