Текст книги "Записки рецидивиста"

Автор книги: Виктор Пономарев

Соавторы: Евгений Гончаревский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 42 страниц)

Глава 5
ОСВОБОЖДЕНИЕ

1

Утром нас, большую партию зеков, погрузили на пароход и отправили во Владивосток. Везли нас в трюмах и на палубе сухогруза «Лиза Чайкина». Что творилось на пароходе, не приведи Господь, кошмар какой-то. День и ночь игра под интерес. Сидят на палубе парами, два ножа воткнуты в палубу, посередине – банк. Некоторые проигрывались до нитки, снимали с себя барахло и прыгали за борт. Капитан сухогруза только успевал давать команды:

– Стоп, машина! Человек за бортом!

Матросы спускают шлюпку на воду и начинают ловить зека. А некоторых специально выкидывали за борт, только уже мертвых. Сначала зарежут, потом выкинут. Этих уже не находили.

Пришли во Владивосток. Зеков – море, сюда прибывали еще из Магадана и других зон. Грузили партиями в эшелоны и отправляли. За зековскими эшелонами шли военные с демобилизованными по сокращению штатов вооруженных сил. Что творилось – уму непостижимо. Будто ехали не люди, а стадо дикарей. Стоило нашему эшелону остановиться, все высыпали на перрон и начинался погром и грабеж. Грабили все подряд: ларьки, базарчики, рестораны; если было закрыто – разбивали двери. Забирали водку, вино, продукты, барахло. Взывание людей к разуму было бесполезно. Ехали одни головорезы.

Солдаты и офицеры, ехавшие следующим эшелоном, от нас мало чем отличались. Переодевались в гражданское шмотье, подстраиваясь под нашу марку, и тоже грабили.

В вагоны пачками затаскивали девиц, потом на какой-нибудь станции выпускали. А некоторые бляди ели, пили и ехали с нами до конца.

2

Приехали в Хабаровск. Нос говорит:

– Поеду к бабке в Комсомольск; если хочешь, поехали со мной.

– Нет, Володя, я останусь здесь, – ответил я.

Пошли на речной вокзал, купили билет, и я посадил Носа на пассажирский пароход «Михаил Иванович Калинин». А сам поехал в центр Хабаровска, гулял по городу, сходил в кинотеатр «Гигант», посмотрел фильм «Папа, мама, служанка и я». Мне фильм очень понравился, я шел потом по улице в хорошем настроении и от фильма, и от ощущения свободы. Подошел к другому кинотеатру «Уссури», зашел в фойе. Красота. Играет оркестр, а люди перед киносеансом сидят на скамейках, слушают.

Зашел в буфет, купил лимонад, бутерброды, сел за столик. Подошли четверо парней, тоже сели. Мы разговорились, познакомились. Ребята спросили, откуда я. Сказал, что приехал из Ванино в Хабаровск первый раз, хочу устроиться на работу. Правда, про Ванинскую зону не стал говорить, а сказал только, что сидел на малолетке.

Один из парней, Леша, говорит:

– Поехали с нами в Артзатон, мы работаем матросами на речных пароходах, ходим в Комсомольск, Николаевск, это вниз по Амуру, а вверх ходим в Благовещенск. Все лето плаваем, а на зиму заходим в затон на ремонт. Есть у нас судоремонтный завод. На завод можешь устроиться. Два общежития у нас: мужское и женское. Мест навалом, будешь пока у нас жить.

Прозвенел звонок, и мы пошли в зал смотреть «Ханку» – тоже бесподобный фильм.

Из кинотеатра на трамвае поехали за город, потом шли по широкой улице Юнгов. Она упирается прямо в завод, здесь на углу большой гастроном, левее, дальше, – парашютная вышка. Рядом два общежития.

Ребята привели меня в свою комнату, показали на кровать и сказали:

– Свободная, будешь на ней спать и, вообще, располагайся как дома.

В комнате был еще один жилец – Саня Татарин. Он раньше сидел три раза, а сейчас работал на заводе слесарем.

В женском общежитии жили поварихи, официантки, буфетчицы с пароходов. Жизнь в затоне шла веселая. Саня вообще не просыхал. Уходил на работу пьяный и приходил пьяный.

Открылась навигация, и ушел в плавание Николай, на его место поселился Володя, мужчина лет сорока пяти. Сидел в Магадане, имел двадцать пять лет сроку, тоже освободился по амнистии и приехал устраиваться на работу.

Были как-то мы с Володей в комнате одни. Он спросил:

– Откуда ты?

Я рассказал ему про детдом, крейсер, малолетку, про взрослую зону в Ванино, сказал еще:

– Знаю воров, сам вор.

– Вором тебе еще рано быть, – сказал Володя. – Но постарайся пока никуда не лазить. Хаты и магазины не «бомби». Живи спокойно, на прожитие нам пока хватит. А я постараюсь подыскать что-нибудь покрупнее.

– А что за человек Татарин, что из себя представляет? – поинтересовался я.

– Я его еще не понял. Но ты пока держи язык за зубами.

Володя вечерами много читал. Я как-то стал собираться в клуб на танцы. Ребята дали мне флотские брюки, вельветку, тельняшку и мичманку с большой кокардой. Глянул на себя в зеркало – класс, вылитый Марк Бернес.

Клуб был деревянный, длинный и Т-образный, состоял из двух залов. Во втором зале танцы под духовой оркестр, а в первом – под радиолу. Из первого зала вход в буфет.

Первым делом я зашел в буфет, обратил внимание на буфетчицу, симпатичная татарочка. Заказал пять бокалов пива и килограмм шоколадных конфет «Ласточка». Когда буфетчица взвесила конфеты, я взял кулек и снова протянул ей.

– Это тебе от меня.

– За что?

– За то, что ты такая красивая.

Буфетчица ответила:

– Спасибо. Но что-то раньше я тебя здесь не видела.

– Я недавно сюда приехал. Да вот незадача, в тебя влюбился. Хочу познакомиться.

– Познакомиться можно, только я замужем. А звать меня Аня.

– Жаль, очень жаль. Дим Димыч. Будем просто друзьями, – ответил я.

Тут пачками повалила молодежь. Кто в буфет, кто в залы; заиграла музыка, танцы начались. Я зашел в зал, стал присматриваться. Возле заводской Доски почета стояла девушка приятной наружности. Пригласил на танго. Разговорились, познакомились, звать Света. Она из женского общежития, работает официанткой на пароходе. Но тоже занята, три года встречается с парнем, зовут Гошей, сейчас в плавании, при случае обещала познакомить. «Вот радость великая с твоим Гошей знакомиться», – подумал я.

«Что такое, облом какой-то, весь общепит расхватали», – размышлял я, когда после танцев возвращался в общежитие. Зашел в комнату, а там пьянка вовсю идет. Саня пьяней всех и выступал больше всех:

– О, капитан! Покоритель женских сердец приплыл. Расскажи, расскажи, в какую лужу свой якорь бросил.

– Саня, отстань от парня, – урезонил его Володя.

– Пусть капитан выпьет с нами, – сказал Саня и налил стакан водки.

Я выпил, покушал, разделся, лег в кровать и стал читать «Тихий Дон». Леша и двое других ребят легли тоже, они с утра уходили в плавание. Володя и Саня остались за столом играть в карты в рамс.

Я лежал и думал. На работу решил пока не устраиваться. Начиналось лето. Думаю: погуляю лето, а там видно будет. Милиция в общежитие не ходит. Никто никакой прописки не требует. Живи себе.

3

В клубе в буфете познакомился как-то с местным парнем Юркой Бахаревым. Жил он в затоне около завода вместе с отцом, старший брат сел в тюрьму на восемь лет. Еще раньше я заметил: Юрка – хулиган отъявленный, подраться ему было запросто. Танго он танцевал не как все, а как-то особенно, девушку всю прямо выкручивал.

Мы сидели в буфете, пили пиво, и я спросил Юру:

– У тебя есть знакомые девушки? Познакомь меня.

– Это сейчас, мигом, айн момент. Да вот и они. На ловца и зверь бежит.

Мы допили пиво, подошли к девушкам, Юра сказал:

– Мой друг, познакомьтесь, не пожалеете, покоритель морей и океанов. Колумб двадцатого века.

Я познакомился с девушками: одну звали Таня, другую – Нина. Таня была высокая, слишком худая, и лицо все в веснушках. А вот Нина мне понравилась. Маленькая, толстенькая, с большущими грудями и красивая. Лицо у нее было курносое, а глаза голубые-голубые. Я обратился к Нине:

– Нина, разрешите этот вечер посвятить вам. Вы перевернули мое сердце килем вверх.

Заиграл вальс, и я пригласил ее танцевать. Уроки нашей Веры Григорьевны, завуча детдома, не прошли даром. Нина рассказала, что живет здесь недалеко, на Волочаевке, одна остановка на трамвае в сторону города. Живет вдвоем с отцом, мама умерла.

В соседнем зале баян заиграл цыганочку, все устремились туда, мы с Ниной тоже. Там Ваня, парень из нашего общежития, лихо отплясывал. Во мне заиграла жиганская кровь.

– Нина, хочешь, я тоже спляшу для тебя? – спросил я.

– А ты можешь?

– Как получится.

Когда Ваня кончил плясать, я подошел к баянисту и попросил:

– Повтори цыганочку, только играй три выхода и на третьем прибавь обороты. Лады?

Баянист заиграл, крикнул: «Давай, Вася!» Я выскочил в круг. Плясал я так, как если бы от этого зависела моя жизнь, показал все, на что способен. Когда закончил танцевать, услышал бурные аплодисменты и возгласы: «Браво! Вот это танец. Так еще в этом клубе никто не танцевал».

Подошел Юра Бахарев, сказал:

– Вот это класс, Дима. Здорово. Где только ты научился?

– В детдоме, на флоте, в общем, долго рассказывать. Пошли лучше танцевать с девчатами.

Я пригласил Нину на танго. После танцев пошел ее провожать, а Юру попросил:

– Проводи Таню.

– Знаешь, Дима, она не в моем вкусе, но если надо пожертвовать собой ради друга, я готов.

Мы с Ниной пошли по улице, трамвай уже не ходил. Я рассказывал ей про море, про штормы, про рыб, каких встречал на своем пути. Не заметил, как подошли к двухэтажному дому.

– Вот здесь я живу на втором этаже, тридцать вторая квартира, – сказала Нина.

Мы зашли в подъезд, я обнял ее и слегка поцеловал. Она ответила поцелуем. Я прижал ее сильнее и крепко поцеловал. В этот момент что-то хрустнуло, потом треснуло. Нина отпрянула со словами:

– Обнимаешься, как медведь, все косточки затрещали, и лифчик лопнул.

– Прости, Нина. Это я от любви к тебе и страсти. А лифчик я завтра тебе новый куплю, самый красивый, с кружевами, какой найду в городе, скажи только размер. Хотя не надо, и так ясно, самый большой буду искать. Давай завтра встретимся в обед возле магазина. А может, я тебя чем-то обидел? Прости.

– Нет. Ты что, Дима.

Договорились встретиться завтра днем.

В назначенное время подошел к магазину. Нина задержалась, я даже немного разволновался. Постепенно успокоился, увидев ее в другом конце улицы, она шла ко мне. Мы поздоровались, и я пригласил ее к себе, сказал:

– Пойдем ко мне пообедаем, а то я еще не завтракал.

Нина не возражала. Пришли в общежитие, поднялись в комнату, дверь я закрыл на ключ. Сели за стол, я налил в стаканы вино.

– Давай, Нина, выпьем за наше знакомство и за нашу настоящую дружбу. Ты не против?

– Нет, – сказала Нина.

Мы выпили, закусили, я еще налил по стакану, тоже выпили. Я видел, как ее голубые глаза покрываются туманом, налил еще по стакану.

– А теперь выпьем за любовь. За нее-то мы еще не пили.

– Ой, Дима, я совсем уже пьяная.

– Ну ладно, выпей хоть полстакана.

– Ладно, только полстакана и больше ни-ни.

– Хорошо, ты только закусывай получше, – сказал я, и мы выпили.

Я видел, как она «поплыла», помог ей снять свитер, помог прилечь на кровать, сам сел рядом. Она взяла меня за руку, притянула к себе, и мы стали целоваться. Я почувствовал, как меня начинает бить озноб, сказал:

– Нина, давай согрешим.

– Давай, – последовал ответ.

Я быстро разделся, помог ей. Потом она вскрикнула: «Мама!» – и мы забылись на некоторое время. Забывались еще несколько раз. Уже под вечер я поднялся с кровати, подошел к столу, налил два стакана, один протянул Нине в кровать.

– А теперь, Нина, я хочу выпить за твою честность, которую ты отдала мне. Ты не жалеешь об этом?

– Нет.

– Кстати, совсем забыл, я же приготовил тебе подарок взамен сломанного вчера, – сказал я. Достал из тумбочки полдюжины больших, ярких, цветастых бюстгальтеров и протянул Нине. – Примерь.

По-быстрому мы оделись, прибрали в комнате, скоро с работы должны были прийти Володя с Сашей. Мы немного погуляли по улице, и я проводил Нину домой. Возле дома поцеловал ее, спросил, когда встретимся.

– Я сама приду, – ответила Нина и ушла домой.

Было еще рано. Настроение было хорошее. Решил съездить в город на вокзал, может, что «вертану», а то бабки у меня были уже на исходе, а у Володи просить неудобняк. Сел на трамвай и покатил в город. Походил по вокзалу, подошел к кассам. Народу полно, каждый ждал своего поезда. Приметил пьяненького мужичонку, он поставил свой «угол» (чемодан) к стенке и полез в толпу к кассе. Я огляделся, подошел, взял чемодан и направился к выходу, сел на трамвай, проехал четыре остановки и вышел. В чемодане оказалось восемьсот рублей денег, бутылка водки, крупные женские бусы из янтаря и мужское нижнее белье.

Деньги, бусы и водку я забрал, а чемодан с бельем поставил под кусты. Сел на трамвай и поехал в затон. В магазине купил еще две бутылки водки, круг сыра голландского, колбасы, хлеба. Все сложил в авоську и пошел в общежитие.

В комнате еще никого не было.

Первым пришел Саня, уже в подпитии.

– О, капитан, привет! Как жизнь?

– Нормально, – ответил я.

– Да тут стол богатый дыбом стоит. По какому случаю праздник, капитан?

– Свадьбу справляю, Санек.

– А где же невеста?

– Я без нее, она у себя дома справляет.

– Шутишь, артист?

Тут и Володя зашел в комнату. Я пригласил Володю и Саню сесть к столу и рассказал, что было в их отсутствие. Что зовут девушку Нина, живет здесь на Волочаевке вместе с отцом. Девушка очень хорошая, и не то чтобы жениться, а встречаться с ней буду.

Санька перебил меня:

– Ты знаешь, Володя, девчонка ему честная попалась. Димка сегодня самый счастливый человек в мире. Выпьем по такому поводу за его счастье.

Мы выпили и еще раз.

С Ниной мы встретились еще два раза. Она мне сказала, что уезжает в Николаевск-на-Амуре к тетке с дядькой. На другой день я пошел провожать Нину на речной вокзал. Народу было много. Нина стояла у трапа и разговаривала с отцом, он ее напутствовал на дорогу. Увидев меня, Нина махнула рукой, крикнула:

– Дима, иди сюда.

Когда я подошел, она сказала:

– Папа, познакомься. Это Дима.

– Леонид Павлович, – представился отец. – Ладно, вы тут побеседуйте, а я побежал, на работу успеть надо. Будешь, Нина, ехать назад, дай телеграмму, я встречу.

Мы остались вдвоем. Постояли на трапе, и я предложил:

– Пойдем посмотрим каюту, где будешь ехать.

По трапу мы поднялись на палубу, матросу я сказал, что провожаю, сейчас вернусь. Нашли каюту, вошли. Я обнял Нину, поцеловал.

– Нина, вот тебе мой подарок, чтобы не забывала меня. – И я протянул ей флакон духов «Красная Москва», а на шею надел ворованные бусы.

Она подошла к зеркалу, посмотрела и воскликнула:

– Какая прелесть!

Я сидел на диване и любовался ею. Она повернулась, прыгнула мне на колени и стала целовать.

– Димочка, я люблю тебя.

– Я тебя тоже, только не мучь меня, я могу задохнуться, – ответил я, поднялся с дивана, подошел к двери и повернул ключ. – Быстро раздевайся, – а сам стал сбрасывать с себя рубашку и брюки.

Легли на диван, и я стал быстро-быстро получать удовольствие. Опомнились, когда пароход дал первый гудок к отходу. Встали, быстро оделись и пошли на палубу.

– Дима, ты будешь меня ждать? Я через месяц вернусь.

– Да, Нина. Дай телеграмму, я встречу.

Я спрыгнул с трапа на дебаркадер. Трап убрали, и пароход отчалил. Долго я еще стоял на причале и махал Нине рукой, пока лица людей на палубе стали неразличимы. И тогда только вспомнил: «Дай телеграмму». Она же фамилии моей не знает. Кому давать телеграмму? На общежитие? Диме? Да и не Дима я по ксиве вовсе.

Глава 6
ЗДРАВСТВУЙ, ОДЕССА-МАМА!

1

Я приехал на рынок. Человека моей профессии подспудно тянет или на вокзалы, или на базары, где большое скопление народа. Это самые удобные места для бродяг и воров. Пройдя по рынку пару раз, я заметил паренька, который ловко украл у одной раззявы сумку и стал уходить, петляя между рядами. Я сел ему на хвост, уже в городе догнал и сказал:

– Привет, бродяга, не боись меня, я такой же. Есть смысл дыбануть, что там в сумке.

Мы зашли в темный угол, открыли сумку, там были новые мужские туфли и барахло разное.

– Сумку с барахлом выбрось, а туфли я сейчас толкну какой-нибудь торговке, – сказал я.

Вернулись на рынок, я подошел к одной бабке и предложил:

– Купил туфли, а они большие. Возьми, дорого не прошу, четвертной всего.

Старуха без разговора вытащила деньги и забрала туфли. Пацан поджидал меня поодаль. Только теперь мы с ним познакомились. Зовут его Павлик, сам коренной одессит, родителей нет, убежал из детдома, шел ему шестнадцатый год.

Павлик предложил поехать в Одессу: на родину тянет, надоело скитаться. Подумав, я сказал:

– А что, Павлик, махнули. Никогда не был в Одессе-маме, но наслышан от воров про нее много в зонах. Можно съездить, так сказать, по обмену опытом. Только сейчас заедем в общежитие, я предупрежу ребят, что еду в Одессу отдыхать на Черном море, сезон только начался. Мне после Ванинской зоны ой как не повредит Черное море.

Приехали в общежитие. Дома никого не оказалось. Я взял маленький чемоданчик-балетку, бросил туда мыло, полотенце, смену белья. Спустились вниз, и я сказал бабке Анисье:

– Придут ребята, скажите, что я уехал в Одессу отдыхать на море.

Приехали на вокзал, взяли билеты на Одессу, сели в поезд и покатили. До Одессы доехали без приключений, деньги у меня были.

2

На перроне в Одессе я осмотрелся. Это действительно был прекрасный город, недаром воспетый поэтами.

Павлик говорит:

– Пойдем на «Привоз», увидишь, что там делается.

– А что такое «Привоз»?

– Придем, Дима, увидишь. Одесса – единственный город в мире, где нет базара, а есть один большой «Привоз», он возле вокзала.

Зашли на «Привоз», народу – ни пройти ни проехать. Какая-то всемирная барахолка, где можно купить все на свете. Мы шастали по «Привозу», и я даже очумел от такого скопления народа и барахла.

Произошел забавный случай. Навстречу нам шла молодая цыганка и кричала:

– Липучки. Липучки кому от мух.

Когда поравнялась со мной, нагнулась и спросила:

– Автомат русский, немецкий не надо?

– Может, чавела, у тебя под юбками пулемет болтается или противотанковая пушка спрятана, я не знаю. Но такую дуру мне ни к чему. Пистолет нужен, пистолет возьму, – ответил я цыганке.

– Иди, парень, за мной, только близко не подходи.

Мы с Павликом потащились за цыганкой, а она все кричала:

– Липучки. Липучки от мух кому?

Подошли к тиру, полуподвальное помещение. Цыганка сказала:

– Зайдешь за мной через пару минут.

Я велел Павлику подождать меня снаружи, а сам спустился в подвал. За стойкой стоял цыган под два метра ростом с кучерявой квадратной головой размером с приличный чемодан. Цыган сказал мне:

– Поверни доску на двери.

Я повернул дощечку, на которой с одной стороны было написано «Открыто», а с другой – «Закрыто».

– Проходи сюда, – позвал цыган.

Я прошел за стойку, остановился возле длинного стола, цыган выдвинул ящик. У меня слегка помутилось в голове, и глаза разбежались, как бешеные голодные тараканы, от такого изобилия пистолетов. Каких тут только не было: «вальтеры» и парабеллумы, кольты и даже японский «намбу». Я стал перебирать пистолеты, щупая каждый за рукоять, пробуя, как она прилегает к ладони руки. Сначала хотел взять кольт калибра одиннадцать сорок три, но передумал, очень уж большая дура, таскать будет неудобно.

– Этот подойдет, – сказал я, держа в руке советский «ТТ».

Цыган дал мне запасную обойму, я заплатил двести рублей и пошел к выходу.

– Парень, я тебя запомнил, из-под земли достану, если будешь лишнего «ля-ля» языком делать. Понял? – сказал напоследок цыган.

– Понял, все ништяк, – ответил я.

Павлика на улице не было. Я обошел весь «Привоз», но и там его не нашел. «Сявка, видно, перемохал, как дело до ствола дошло, и сбежал, – подумал я, – ну да ладно, черт с ним».

В конце «Привоза» я увидел много цыган, они сидели отдельными группами и пили кофе. Подошел к одной группе, где пели песни под гитару, и сел рядом.

Вечерело, было тихо и тепло, солнце садилось за горизонт. Цыганская песня разносилась далеко за «Привоз». Цыгане так хорошо пели, даже сердце у меня стало щемить и что-то подкатило к горлу. Когда цыгане кончили петь, то обратили внимание на меня, стали спрашивать, откуда я, кто такой. Я сказал, что я из России, с востока и в Одессе первый раз. Попросил гитару, взял несколько аккордов и запел:

 
Ночь, тишина слегка туманит свет.
Любимая, прости меня, бродягу.
Ложусь я спать, а сна все нет и нет,
Я до утра, наверно, спать не буду…
 

Когда я кончил петь, цыгане стали меня хвалить, просить еще спеть, налили кофе, кто-то сказал:

– Водки принесите.

Я вытащил сотню, кинул на круг со словами:

– И закусить чего-нибудь.

Цыгане наперебой стали кричать:

– Возьми деньги, ничего не надо, мы тебя угощаем.

Ко мне подошла старая цыганка, все называли ее «мать Мария», присела рядом, сказала:

– Сынок, я смотрю, ты хоть и молод, но хлебнул, видимо, изрядно. Кто ты, откуда?

Рассказал я про детдом, про крейсер, про «малолетку», про Ванинскую зону, откуда недавно освободился, а сейчас гуляю.

– Правильно, сынок, работать ты всегда успеешь. Сначала погулять надо как следует.

Мы пили, ели; подошли другие цыгане с гитарами. Три гитары заиграли цыганочку, а я выскочил в круг и стал плясать, вошел, в раж, а цыгане кричали, подбадривали меня. После моего танца по табору пошел слух: «Вот молодец парень, как танцует здорово». Потом выходили молодые цыганки, пели, плясали. Уснули все глубокой ночью, мне кто-то принес одеяло, подушку.

Проснулся утром, солнце было уже высоко, голова разламывалась на восемнадцать частей. Цыгане давно уже встали. Ко мне подошла вчерашняя старая цыганка, вся в кольцах золотых, серьгах, бусах и браслетах, протянула полстакана водки:

– Похмелись, сынок, вижу, голова болит. Уж больно вчера мне понравилось, как ты пел и плясал, получше многих наших цыган. Запомни, если трудно будет или задержишься где поздно, приходи к нам ночевать. Покушать и крыша тебе всегда будут. Скажешь, что идешь к матери Марии.

3

И я ушел в город, походил по «Привозу» в надежде встретить Павлика, но так и не встретил. Пошел в столовую, поел, попил пива. Зашел в скверик по малой нужде, сел на лавочку передохнуть и немного прикемарил. Проснулся я от голосов, были уже сумерки. На соседней лавочке шел базар: двое парней разговаривали между собой. Один сказал:

– Кумар меня долбит, прямо невмоготу. Надо что-то придумать.

– А где башли взять? Только хату молотить и этого подлючего жида. Сколько товару мы отдали ему за бесценок, а как коснулось, что мы на голяке, так он: «Деньги вперед гоните, в долг не даю». Сука он, – ответил второй.

Я поднялся с лавочки, подошел к ребятам.

– Об чем базар держите? Я помогу. Вы дайте только наводку.

– Ты что, парень. Там дед у него вооруженный, телохранитель, – сказал первый.

– Но это моя забота. Долбить буду я. Ствол без дела ржавеет в кармане. Одно только условие: что возьмем – пополам. И желательно транспорт найти.

– Годится, – ответил второй.

Одного парня звали Юзик, другого – Алик.

– У меня кент один с машиной. Сидите здесь, я мигом, – сказал Юзик и ушел.

Через полчаса Юзик вернулся:

– Пошли.

Мы вышли за «Привоз», уже было темно. Стояла «Победа». Мы сели и покатили. Не доезжая до дома, вышли из машины, подошли к особняку на берегу моря.

– Здесь греки раньше жили, – пояснил Юзик. – Я сейчас вызову.

Он постучал, за дверью послышались шаги, и хриплый голос спросил:

– Кто?

– Я, Юзик. Товар принесли.

Заклацали замки, дверь приоткрылась. На пороге стоял высокий крепкий старик. Я вскинул пистолет и два раза выстрелил старику в живот. Рука старика дернулась к пистолету за поясом брюк, но так и зависла в воздухе. С глухим выдохом «ох!» старик, как мешок, рухнул на пол.

Я перепрыгнул через старика, выдернул у него из-за пояса пистолет, точнее, барабанный револьвер и ломанулся в комнату. В кресле за письменным столом сидел хозяин с вытаращенными от ужаса глазами. Не раздумывая, рукояткой пистолета я ударил его по голове. Тело мужчины обмякло, голова завалилась набок. Я подошел к двери, сказал ребятам:

– Все готово, приступайте к делу.

Те как-то нерешительно вошли в комнату. Главное я сделал, остальное дело техники и чутья, пусть теперь они поработают. Я пока нигде не оставил ни одного отпечатка пальцев. Это был мой первый серьезный экзамен после Ванинской зоны, до этого были только зачеты. Да оно и понятно: не кодекс же строителя коммунизма я изучал под руководством Фунта и Сибиряка.

– Если не хотите сделать ментам подарок, поменьше везде лапайте руками. Посмотрите, может, какие перчатки где валяются. И без нервов, от нервов все болезни, один триппер только от удовольствия, – поучал я ребят по ходу дела.

В прихожей нашли перчатки, надели. Я показывал, где шарить. Нашли большие упаковки с морфием, шприцами, в перине шестьдесят пять тысяч денег. Алик не выдержал:

– Юзик, давай ширнемся, невмоготу, кумар зае…

– Ладно, – сказал я, – только по-быстрому.

Трясущимися руками наркоманы набрали шприцы, ввели в вены морфий. Я видел, как их бледные, искаженные ломкой лица постепенно стали распрямляться, в глазах появился живой блеск. Когда они окончательно раскумарились, я заставил их еще раз обшмонать квартиру. Но больше ничего не нашли. Деньги сложили в наволочку от подушки, упаковки с морфием завернули в простыню.

– Все, уходим, – сказал я, – хозяина тоже в машину. Отвезем в катакомбы.

– Мы думали, он тоже готовый, – сказал Юзик.

– Слушайте, что я говорю. Можно, конечно, и хозяина добить, и никаких свидетелей. Но запомните: я никогда не добиваю, не в моих правилах. Тем более, он вообще был безоружный и не представлял нам опасности, другое дело – старик. А хозяин, попомните мои слова, вам еще не раз пригодится.

Машину подогнали поближе к дому, погрузили упаковки с морфием, вытащили из хаты хозяина и засунули в багажник. Поехали к катакомбам, предварительно закрыв хату на ключ.

Вход в катакомбы закрывала толстая железная дверь с большим колесом на ней. Я покрутил колесо, открыл дверь. Ребята затащили торговца наркотиками, дверь снова закрыли, сели в машину и поехали в город.

– Едем до Капы на Молдаванку, – сказал Юзик шоферу.

Мы приехали на блатхату до Капы. Там было уже несколько девушек и парней, пили сухое вино. Увидев нас, они очень обрадовались.

Я отозвал в сторону шофера «Победы», дал ему десять тысяч, сказал:

– Ты свободен.

Шофер взял деньги и укатил.

Партию упаковок с морфием я разделил пополам, поделил деньги и сказал:

– Сейчас я уеду, а завтра приеду.

Забрав свою долю, я ушел. Поймал такси, доехал до «Привоза» и пошел к цыганам. Нашел мать Марию, отозвал в сторону.

– Мать Мария, у меня несколько упаковок морфия, надо загнать.

– Я все сделаю, сынок, можешь на меня положиться.

– На вот еще тысячу рублей, я хочу угостить цыган и немного повеселиться в этот вечер. А сейчас с часок хочу поспать.

– Я все устрою, – сказала цыганка.

Дала одеяло, подушку и уложила меня в одной из палаток. Видимо, от перенапряжения я быстро уснул. Проснулся от сильного гомона, выглянул из палатки, цыгане сидели большим кругом, ели и пили. В палатку вошла Мария, сказала:

– Вот, Дима, деньги, которые я взяла за твой товар, – и протянула мне большой сверток.

– Ого сколько! А сколько здесь? – поинтересовался я.

– Около ста тысяч.

– Мария, возьми себе половину, она твоя.

– Бог с тобой, сынок. Это твое. Ты молодой, тебе они нужней, – сказала цыганка.

– Возьми хоть за свои труды, – ответил я и дал ей двадцать тысяч. – У меня сейчас очень много денег. И я прошу тебя, принеси мне какой-нибудь портфель, чтобы сложить деньги. Не буду же я их за пазухой или в авоське таскать.

Женщина принесла большой коричневый портфель, в него я сложил все деньги. Оставил себе на карман пять тысяч.

– Мать Мария, я верю тебе, будь моим кассиром, пусть деньги будут у тебя, а мне когда надо будет, я приду и возьму.

– Хорошо, сынок. Бог тебя сохрани, все будет как ты скажешь, – ответила старая женщина. – Наши ребята приглашают тебя к столу.

Веселье продолжалось до глубокой ночи. Утром я встал. Мария была уже на ногах. Она меня опохмелила, после чего я ей сказал:

– Мне надо по делу съездить в одно место.

– Да сохранит тебя Бог. Будь осторожен. Я за тебя уже беспокоюсь, как за родного сына, – благословила меня старая цыганка.

4

На такси я доехал до Молдаванки. Капина «малина» была там. Я зашел в хату, здесь уже было человек пятнадцать парней и девушек. Публика, как и подобает таким заведениям, в основном ворье, проститутки и наркоманы. Шел сеанс «иглотерапии». Одна девушка говорит парню, чуть не плача:

– Ты совсем меня измучил. Ну когда ты меня уколешь?

– У тебя вены совсем пропали. Ложись, я на ногах поищу.

Девушка легла на кушетку, задрала платье, подняла одну ногу. Парень сказал:

– Вот так лежи и не двигайся.

Парень ввел ей в ногу морфий, девушка облегченно вздохнула:

– Как хорошо мне, милый.

«Несчастные люди, – подумал я, – как хорошо, что я не занимаюсь этой гадостью. Я уж насмотрелся в зонах на этих наркоманов». На что я обратил внимание: у девушки только ноги были красивые, а рожа какая-то бледная, пожомканная, хотя и было ей не больше семнадцати. Остальная публика под стать ей. Я хоть и выглядел старше своих неполных восемнадцати, но это был отпечаток тюрем и зон, которые я успел пройти. А так я выгодно отличался от этих цветов жизни: был подтянут, накачан, мышцы буграми ходили у меня под рубашкой.

Некоторые сидели, пили сухое вино, один парень бренчал на гитаре, в соседней комнате играл проигрыватель. Я пошел в ту комнату, лег на диван, стал слушать музыку. Зашел Юзик, спросил:

– Ну как, братан, дела?

– Ништяк, все путем, – ответил я. – Слушай, Юзик, сюда. Сейчас хватаем такси и едем в катакомбы. Надо привезти хозяина на место, если еще живой. На моей совести и так трупов хватает, не хочу лишних брать на душу. Одно дело, когда это вызвано необходимостью по ситуации, если не ты его, то он тебя. Здесь нет такой ситуации. А торговец наркотиками вам еще не раз пригодится, только теперь сговорчивее будет. И деда своего пусть похоронит.

– Ох, мы совсем забыли про него. Я сейчас, – сказал Юзик и ушел.

Через некоторое время он вернулся.

– Порядок, покатили.

Подъехали к катакомбам, открыли дверь, барыга сидел возле нее, стонал и просил пить. Из машины я взял бутылку лимонада, протянул незадачливому торгашу, тот, не отрываясь, залпом выпил из горла. Когда он немного пришел в себя, я сказал:

– Слушай, барыга, сейчас мы отвезем тебя домой, похоронишь своего деда, стрелка-супермена, и чтобы все было глухо, как в танке. Понял? Мы не за тем оставили тебя в живых, чтобы ты потом любезничал с ментами.

– Ребята, все сделаю, как вы говорите. Только отвезите меня домой.

Мы отвезли его домой, а сами вернулись в притон. Я на этот раз познакомился и с хозяйкой, и ее дочкой Светой. Хозяйка притона, Капа-алкоголичка, работает подметальщицей на Молдаванке, а Света – еще совсем ребенок, окончила седьмой класс, но уже воровка. Ворует на пляже, в чем я сам убедился.