Текст книги "Святославичи"

Автор книги: Виктор Поротников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Битва на Альте

В лето 6576 (1068) пришли пленники на Русскую землю,

Половцев множество. Изяслав, Святослав и Всеволод

Вышли им навстречу на Альту.

Повесть временных лет

Трудно сказать, что побудило Изяслава навестить в темнице пленного полоцкого князя. Может, на него подействовало утверждение воеводы Коснячко, что Всеслав как будто стал сговорчивее, или страх перед анафемой, которой пугал великого князя митрополит. Да и Гертруда все время намекала, мол, пора что-то делать со Всеславом, уж больше года томится он в неволе. Бояре киевские тоже ждали от князя своего какого-то решения. Не всем пришелся по душе вероломный захват Всеслава. Поэтому многие мужи нарочитые на вопрос Изяслава, что делать, либо отмалчивались, либо пожимали плечами, мол, думай сам, князь!

Недавний поход Святополка к Полоцку закончился неудачей: не впустили полочане его в город. Почти месяц простояла киевская дружина под стенами Полоцка – воеводы сказывают, хорошо укрепил свой стольный град Всеслав! – да так ни с чем назад и воротились. Отругал Изяслав сына, наговорил ему много обидного и в довершение всего лишил смоленского стола. Выходило, что хоть и победил Изяслав Всеслава, а победой своей воспользоваться не может: вотчина его по-прежнему недоступна.

Святослав носа из Чернигова не кажет, притаился там, выжидает чего-то. Ясно чего – как старший брат из такого положения выпутываться станет. А ведь первый одобрил намерение Изяслава: не вести переговоры со Всеславом, но пленить его. Всеволод возмутился, а Святослав согласился сразу, не задумываясь. Теперь посиживает хитрец у себя в Чернигове и делает вид, что он тут ни при чем. Ох, как не нравились Изяславу такие замашки Святослава, с детских лет еще не нравились. Так же бывало, проказничали вместе, а отдувался один Изяслав.

Темница представляла собой большой деревянный сруб, врытый глубоко в землю, свет проникал туда через маленькое оконце почти под самым потолком, через это же оконце узнику подавали еду и питье. Воздух в темнице был спертый, от отхожего места несло испражнениями.

Изяслав вступил в нее в сопровождении двух вооруженных дружинников. Один из воинов держал в руке смолистый факел, другой нес табурет для великого князя.

Пленник лежал прямо в одежде и сапогах на узком ложе у стены. При виде столь высокого гостя он сел, спустив ноги на земляной пол.

– Здрав будь, Всеслав Брячеславич, – промолвил Изяслав, усаживаясь.

– Князь Всеслав Брячеславич, – надменно поправил тот, не спуская с гостя настороженных глаз.

Ответного приветствия киевский князь не услышал.

Последний раз Изяслав видел Всеслава месяца три назад, когда его выводили к священнику, которого пожелал видеть полоцкий князь. По просьбе Всеслава священник принес ему небольшую икону. Изяслав решил тогда, что пленник помирать собрался, и обрадовался в душе – самоубийство развязало бы ему руки. Но Всеслав, как оказалось, был не только крепок телом, но и тверд духом. С того раза он почти не изменился, борода только стала длиннее.

Лицо Всеслава выражало несгибаемую волю: тяжелый покатый лоб прорезали крутые надбровные дуги, длинный прямой нос и широкие скулы придавали суровость его чертам. Темно-русые пряди волос, свисавшие до плеч, густые усы и борода совсем не старили Всеслава, глаза которого горели молодым огнем. Князь был похож на хищного зверя, запертого в клетке.

Изяслав не хотел злить Всеслава. Он даже оделся поскромнее, дабы тот не подумал, что киевский князь кичится перед ним. Изяслав вознамерился договориться со Всеславом, ибо запугивать его было бесполезно.

– Воевода Коснячко сказал мне, будто ты хотел меня видеть, князь, – солгал Изяслав, не зная, с чего начать разговор.

Всеслав усмехнулся и привалился спиной к бревенчатой стене, из пазов которой торчал мох.

– Я лишь спросил воеводу, как поживает князь киевский, – сказал он. – Странно истолковал Коснячко мои слова. Ну, коль ты здесь, Ярославич, так и быть, признаюсь, что надоела мне твоя репа. Хоть бы мяском побаловал!

Изяслав счел это благоприятным знаком.

– Тебе разве не носят мясо с моего стола? – удивился он.

– Может, и носят, да, видаты, не доносят, – спокойно ответил Всеслав.

Изяслав изобразил на своем лице недовольство.

– Допрошу мечников, куда девают княжескую долю. Крысы не шибко беспокоят, князь?

– Не шибко. – Всеслав потянулся, расправив могучие плечи. – У меня им поживиться нечем.

Изяслав задержался взглядом на иконе, пристроенной в углу над постелью: колдуном-язычником слывет, а поди ж ты! Иль от отчаяния обратился к молитвам?

Всеслав словно уловил мысли Изяслава: – Кто к Богу, к тому и Бог.

Изяслав не удержался от язвительного упрека:

– Господь-то, чай, не забыл, как ты Софию Новгородскую разграбил.

– Потому-то я здесь ныне, – без заминки вымолвил Всеслав, и в голосе его было больше смирения, чем досады. – Несу покорно крест свой и на милость Господню уповаю.

– А от меня ты не ждешь милостей, князь? – напрямик спросил Изяслав.

– От тебя не жду, – откровенно сознался Изяслав.

– Знаешь ли ты, князь, зачем я пришел к тебе? – со значением промолвил Изяслав.

– Догадываюсь, – Всеслав сверкнул в усмешке белыми зубами. – Дружина твоя несолоно хлебавши из-под Полоцка вернулась, потому ты здесь, Ярославич.

Изяслав вздрогнул.

– Откуда тебе это ведомо?

– Воробушек у окошка начирикал, – ехидно ответил Всеслав. – Заманил ты в ловушку князя полоцкого, Изяслав, но люд полоцкий тебе в ловушку не заманить. В Полоцке испокон веку чествуют род Брячеслава и Ярославову роду над Полоцком власти не держать!

– Предлагаю тебе дружбу, Всеслав, – превозмогая себя, произнес Изяслав. – Коль поклянешься в том, что отныне будешь един помыслами со мною, отпущу тебя и сынов твоих на волю.

– А коль не дам я такой клятвы? – спросил Всеслав.

– Тогда сидеть тебе в порубе до конца дней своих! – резко сказал Изяслав и поднялся со стула.

Теперь надо было уходить, но Изяслав почему-то медлил, пристально разглядывая косматого верзилу в грязной княжеской одежде, сидящего перед ним с таким видом, будто он не в темнице, а на троне княжеском. Непостижимый человек!

– На что ты надеешься, Всеслав? – угрюмо спросил Изяслав. – От кого ждешь помощи?

Тот указал пальцем на икону:

– От Него, княже. Только от Него! Заметь, пока ты здесь, Он все время на тебя глядит, с осуждением!

Изяслав невольно сделал шаг вперед, чтобы лучше разглядеть лик Спасителя. В глазах Иисуса и впрямь было что-то осуждающее.

– Думаешь, на мне грехов больше, чем на тебе? – Изяслав перевел взгляд на Всеслава. – Думаешь, ты чище меня?

– Я крестного целования не нарушал, и меня от Церкви отлучать не собираются, – сказал Всеслав. – Вот и посуди, кто из нас чище, княже киевский.

«И про это ему ведомо, – раздраженно подумал Изяслав, – будто торжище у него под окном. Ну, отец Георгий!.. Ну, Коснячко!..»

Изяслав покинул темницу раздосадованный, не зная, на кого выплеснуть свое раздражение. Первым ему попался на глаза воевода Коснячко.

– Ты кого ко Всеславу приставил, боярин, ротозеев-болтунов вместо надежных мечников! – накинулся на воеводу Изяслав. – Почто ему ведомо то, что ведать не полагается, а? Почто монахов пускал к пленнику? Отвечай!

– Ты же сам, княже, разрешил священнику навещать Всеслава, – удивился Коснячко.

– «Разрешил, разрешил»! То, что я разрешил, ты еще несколько раз обдумать должен, прежде чем исполнять! Ты воевода иль хвост поросячий? Кругом одни олухи!

Коснячко сердито запыхтел, но смолчал.

Затем досталось Гертруде, которая неосторожно завела речь о Всеславе за обедом. Княгиня злилась на мужа за то, что он лишил ее любимца Святополка смоленского княжения.

Изяслав пришел в ярость и швырнул на пол стеклянную венецианскую вазу, хотя с большим удовольствием разбил бы ее об голову супруги.

В тот же день в Чернигов и Переяславль умчались из Киева гонцы: Изяслав замыслил большой поход на Полоцк. Еще один гонец тайно от Гертруды был послан в Новгород. Своей великокняжеской грамотой Изяслав повелевал своему старшему сыну Мстиславу оставить новгородский стол и двигаться с дружиной в Киев. 0 том, что Изяслав вознамерился посадить князем в Полоцке Мстислава, не сказано ни слова.

* * *

С большой неохотой откликнулись Святослав и Всеволод на призыв великого князя. Оба пожаловали в Киев, желая узнать, что это Изяславу взбрело в голову накануне жатвы смердов от работы отрывать.

– Пойдем с одними дружинами, – возразил Изяслав братьям, – и застигнем полочан врасплох. Втроем-то мы живо Полоцк возьмем! Примучим Всеслава, тогда вся Русь будет в нашей власти! Конец распрям и раздорам. Учиним новый порядок распределения столов княжеских.

– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался Святослав. – Сказывай, брат, что ты надумал?

– Надумал я, братья, узаконить порядок, при коем старший сын великого князя имел бы на княжение в Новгороде, – сказал Изяслав. – Всеславу же и его потомкам вообще не давать столов княжеских, чтобы один корень Ярославов властвовал бы на земле Русской!

– Дельная задумка, брат, – восхитился Святослав. – Предлагаю выпить за твою светлую голову, княже киевский!

– А что со Всеславом делать? – спросил Всеволод. – Убить, что ли?

– Это мы решим после похода на Полоцк, – ответил Изяслав.

– Верно, – согласился с ним Святослав, – чего раньше времени голову ломать.

Всеволод не стал настаивать, видя, что старшие братья заодно.

К концу августа собрались в Киеве дружины Ярославичей. Осталось только дождаться, когда подойдет из Новгорода Мстислав Изяславич со своими воинами, но он что-то не торопился. Наконец и его дружина вступила в Киев.

А еще через два дня прискакал всадник от переяславских торков с тревожной вестью. Огромная половецкая орда вышла из степей и приближается к Переяславлю.

Князья поначалу восприняли это известие спокойно. Может, это орда Терютробы подошла к русским рубежам.

– Я пойду с дружиной к Переяславлю, – сказал Всеволод, – коль это и впрямь мой тесть, то сговорю и его в поход на Полоцк.

– Верно, – обрадовался Изяслав, – мечами поганых одолеем полочан, а дружины свои сохраним. Скачи, брат, к хану! Обещай ему златые горы!

– Коль откажется Терютроба в поход с нами идти, уговори его постеречь до октября наше порубежье от набегов других ханов, – вставил Святослав.

Всеволод, не мешкая, повел свою дружину к Переяславлю.

На полпути ему встретились всадники-русичи из переяславских дозорных. Узнал от них Всеволод, что половцы жгут села вокруг Переяславля, полонят смердов, угоняют скот, а во главе орды стоят ханы Шарукан и Сугр. Конницы у ханов видимо-невидимо!

Всеволод повернул обратно в Киев.

Князья собрали воевод и стали думать, что делать.

– Так ли уж много поганых, как дозорные твои стращают, – спросил Изяслав. – Я слышал, Шарукан – не самый могучий хан в степи.

– Я своим дозорным верю, – хмуро промолвил Всеволод, все помыслы которого были о жене, оставшейся в Переяславле.

– Чего тут долго толковать, – поднялся со своего места Коснячко, – надо поднимать конные полки и ударить на поганых, покуда они с полоном в Степь не ушли. Как бы ни велика была их сила, а спуску давать нельзя.

Коснячко поддержал воевода Чудин.

– У нас в Киеве восемь тысяч конников собрано, это ли не сила!

– Восемь тысяч четыреста, – поправил Чудина Коснячко, – с дружиной Мстислава.

– Помните, как в позапрошлом году орду хана Искала порубили, – молвил брат Чудина Тука. – Половцев и тогда было больше, но не выдержали они сечи с нами. Не выдержат и ныне!

– Надо только врасплох застать поганых! – потряс кулаком Коснячко.

Изяслав поглядел на братьев. Что они скажут?

– Коль выступим немедля, может, и застигнем врасплох, – задумчиво произнес Святослав, – а станем пешие полки собирать, время потеряем.

– Коннице без пешцев воевать несподручно, – высказал свое мнение Всеволод, – все равно что однорукому с двуруким бороться.

– У половцев все войско конное и ничего, воюют, – возразил на это Коснячко.

– Воюют наскоками да засадами, а в правильном сражении выстоять не могут, – возразил Всеволод.

– А мы поганых ихними же степными ухватками и побьем! – воскликнул Тука.

Видя, что киевские воеводы настроены воинственно, в том же духе заговорили и воеводы переяславские. Первым высказался Ратибор:

– Наше-то пешее войско все равно в Переяславле стоит, княже, – обратился к Всеволоду, – а до черниговской пешей рати еще дальше. Покуда будем киевский полк скликать, несколько дней потеряем да и не сможем мы с пешим полком внезапно перед погаными появиться. Нешто пешцы за конниками угонятся.

– Я тоже мыслю, надо выступать с конными полками, княже, – сказал воевода Никифор, – а там что Бог приведет. Коль не одолеем поганых, то за стенами Переяславля укроемся.

– Да как это не одолеем! – возмутился Коснячко. – С восемью-то тыщами дружинников?!

– А ежели у ханов двадцать тысяч всадников, – резко проговорил Всеволод, – иль того больше.

Коснячко закатил глаза к потолку и подавил раздраженный вздох, всем своим видом говоря, мол, я все сказал, пусть теперь молвят другие!

– Не в числе сила рати, но в храбрости и умении воинском, – ворчливо вставил Тука. – Мы тут сидим да рядим, а поганые тем временем русских людей в неволю уводят. Хорошо ли это?

– Вели, княже, седлать коней. Притопчем мы полки половецкие! – произнес Чудин, горящими глазами глядя на Изяслава. – С нами Бог и сила крестная!

Изяслав поднял ладонь, призывая к тишине.

– Вручаю себя и вас, братья и соратники мои, провидению Господню. Да снизойдет гнев Божий на орды поганские вместе со стрелами и копьями воинов Христовых. С Богом! Верю, не оставит нас удача!

– Не плохо бы благословения у святого Антония испросить, – сказал Всеволод. – Он ведь наперед не только мысли читать может, но и события многие предвидит.

Изяслав нахмурился, однако Святослав неожиданно поддержал Всеволода. И Изяслав скрепя сердце согласился.

Порешив на том, князья не стали медлить и поскакали в Печерскую обитель.

Вечернее солнце спряталось за тучи, где-то вдалеке слабо ворочался гром.

Дорога вела через сосновый лес, который тянулся почти от самых Лядских ворот Киева до старой великокняжеской усадьбы Берестово.

Изяслав скакал впереди на своем любимом белом коне. Красный плащ, словно крылья, развевался за его плечами. Немного приотстав от великого князя, правил вороным длинногривым жеребцом Святослав. Всеволод на своей тонконогой саврасой кобылице отстал еще больше. И уже за ним следом мчались с полсотни верховых, воеводы и дружинники.

Отряд проскакал мимо Берестова и свернул на проселочную дорогу, более похожую на тропу. Обступивший ее лес был более светлым. Здесь рос дуб, ясень, клен…

Дорога то круто взбиралась вверх по склону холма, то резко шла под уклон. Наконец, впереди замаячила деревянная церквушка на вершине зеленой горы. Лес расступился, обнажив широкие ее склоны, поросшие невысоким кустарником и густой травой. Пастбища тут были привольные.

Всадники перевели коней на шаг и начали медленный подъем в гору.

Оказалось, что монахи уже как-то прознали о набеге половцев, но никак не ожидали увидеть у себя киевского князя да еще в сопровождении своих братьев.

При виде всех Ярославичей, готовых дружно защищать Русь от врагов, игумен Феодосии даже прослезился.

– Мы желали бы, святой отец, предстать пред очами старца Антония, – заговорил с Феодосией Святослав.

Стоящий рядом Изяслав высокомерно молчал, он еще не забыл, какими словами корил его печерский игумен за пленение Всеслава.

Феодосии дрожащей рукой осенил крестным знамением князей и вызвался сам проводить их к святому старцу, жившему отдельно от монастырской братии.

Узенькая тропинка вела по склону горы через заросли молодых кленов, затем углублялась в темный лес, полный тихих шорохов. Тяжелые шаги многих людей, треск сухих веток под сапогами нарушали гармонию лесных звуков. Князья спешили. Идущий впереди Феодосии задыхался от быстрой ходьбы, но безропотно нес свое изнуренное постами и ночными бдениями старческое тело сквозь чащу к видневшемуся впереди просвету между деревьями.

На опушке игумен остановился, тяжко опершись на посох, и устало произнес:

– Дальше вы сами отыщете дорогу. Вон за тем дубом спуститесь немного по склону, там и будет пещерка Антония. Да укрепит вас Господь, дети мои!

И старец еще раз перекрестил уже спины удаляющихся князей.

…Смутно погромыхивали в небесной дали рокочущие громы; ветер срывался с ветвей огромного дуба, который горделиво возвышался на плече горы, похожей издали на голову великана. На северо-востоке полыхали зарницы, будто горячие отсветы гигантских кузниц на темных небесах.

Стояла тревожная тишина.

Князья и их немногочисленные спутники, слегка оробев, застыли перед тем, чье возвышенное одиночество они осмелились нарушить.

Кусты орешника обрамляли это уединенное место с трех сторон, укрытое от случайных взоров гребнем горы, где рос дуб-великан. С четвертой стороны убежище отшельника могли узреть разве что быстрокрылые ласточки или коршуны, парящие над этими лугами и лесами. Тишина и покой царили здесь, где жил схимник Антоний, по-русски Антипа, родом из города Любеча.

Изяслав после длительной паузы первым обратился к Антонию:

– Поганые идут на Русь и несть им числа. Я и братья мои исполчились на них. Митрополит Георгий благословил воинство наше и окропил святой водой боевые доспехи и хоругви. Мы же пришли к тебе, преподобный отче, дабы услышать из уст твоих вещее предречение на наш ратный замысел. А еще хотим знать, благословляешь ли и ты нас на битву с погаными.

Отшельник сидел на обрубке бревна у входа в пещеру, которую некогда сам и выкопал. На нем была серая грубая ряса, подпоясанная веревкой, в жилистых руках посох. Полузакрытые глаза были устремлены на непонятные знаки, начертанные острым концом посоха на земле возле самых его ног.

– Али печерский монах-схимник ближе к Богу, нежели сам митрополит? – скрипучим голосом спросил Антоний и пристально взглянул на Изяслава из-под насупленных бровей. – Али в моих устах хотите вы услышать глас Божий?

Наступило тягостное молчание, потом прозвучал тяжелый вздох старца.

– Любо мне видеть, князь Изяслав, в сей грозный час рядом с тобой братьев твоих, но… – Старец вяло махнул рукой. – Тщетны усилия ваши, князья, не одолеть вам силы поганской. Участь каждого из вас на челе, и горькая та участь. Не помогут вам ни святая вода, ни ратный дух, ни молитва. И ежели спасут вас от поганых, то скорее ноги коней ваших, нежели мечи и копья.

Изяслав резко выпрямился и сразу стал как будто выше ростом.

– Я вижу, в тебе доселе живет обида на меня, отче, – гневно сказал он. – Так ты мстишь мне тем, что предрекаешь поражение от поганых! Иль не сыскал ты иного способа досадить мне? – Всеволод предупреждающе схватил Изяслава за руку, но тот сердито вырвался и продолжил еще резче: – Уж не думаешь ли ты, старый филин, что я после твоих слов распущу полки и спрячусь за стенами Киева! Ты, что ли, молитвами своими спасешь Русь от поганых? Злобой ты покрылся, преподобный отче, как старый пень мхом.

Всеволод опять схватил Изяслава за руку и встряхнул его, желая успокоить.

Изяслав высвободил руку и зашагал прочь от пещерки отшельника. Коснячко и Тука последовали за ним.

Антоний со слабой усмешкой покачал своей наполовину лысой головой и вдруг с раздражением ткнул посохом в землю. Его темное от загара, сморщенное, как печеное яблоко, лицо, исказилось.

– За грехи, за грехи наши послал Господь поганых на землю Русскую! – воскликнул монах и погрозил сухим кулаком в сторону удаляющегося Изяслава. – Вот оно нарушение клятвы-то! Вот оно пренебрежение крестоцелованием! В аду бы тебе гореть, Ироду проклятому!

Маленькие глазки отшельника враз стали большими и круглыми как у совы, в них полыхнули искры дикой ярости. Рот исказила гневная гримаса. Антоний тыкал в землю посохом, как копьем, тряс седыми космами и громко выкрикивал:

– В себе самих наказанье свое носим и не ведаем о том! Грешим, молясь, и на молитву идем с помыслами греховными! Простой человек грешит себе на погибель, князь – на погибель своего княжества. В Господа безнаказанно плюнуть нельзя! Обернется сей плевок страшной бедой для всего народа, а перед смертельной опасностью все равны: и князья, и бояре, и смерды, и холопы. Я, сирый, убогий, жизнь и силы последние покладаю в молитвах и бдении во имя Духа Святого, за спасение земли Русской. Тщусь приблизить Царствие Милосердное, ибо сказано, что придет срок и воссияет звезда с востока и снизойдет на землю Спаситель мира. Да, видать, напрасен мой труд на благо всех людей, тонет моя добродетель в море грехов людских…

Монах вдруг горько зарыдал, как ребенок. Слезы крупными градинами покатились по его изможденным щекам – чистые слезы праведника!

И тут, словно по мановению невидимой руки, смолкли дальние громы и небо на востоке прояснилось, на западе же розовой дымкой разлился закат. Воздух стал чище и невесомей, и стало как-то светлее вокруг, несмотря на то, что солнце скрылось за лесом.

Антоний огляделся по сторонам и вскочил, бросив посох.

– Услышал… услышал Господь слова мои, увидал слезы мои и мысли мои разглядел, – радостно забормотал он, обшаривая небо счастливыми глазами.

Святослав и Всеволод, видя такое чудо, упали на колени и принялись креститься. С тем же благоговением преклонили колена и их бояре.

– Отче наш, иже еси на небеси! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли! – неистово выкрикивал старец Антоний, задрав голову и осеняя себя многократным крестным знамением. – Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого…

Постепенно сумрак окутал поляну, на небе заблестели первые звездочки.

– Встаньте, дети мои, – усталым голосом произнес Антоний. – Предначертаний Господних нам не изменить, но пример Иисуса Христа говорит нам, что надо стремиться жить достойно и умирать достойно, коль придет наш час.

– Благослови нас, отче, на ратный труд, – промолвил Святослав, не вставая с колен, – быть может, в последний раз.

– Благослови, отче, – тихо добавил Всеволод. Он плакал.

* * *

Дружины Ярославичей вышли из Киева, когда уже совсем стемнело. Изяслав был подчеркнуто груб и с братьями, и с воеводами. Вернувшись из Печерской обители, он велел тотчас выносить хоругви и дать сигнал к выступлению. Святослав и Всеволод пребывали в каком-то полусне, ни во что не вмешиваясь, ни в чем не прекословя старшему брату. Оба, не сговариваясь, решили исполнить свой долг до конца, каким бы он ни был.

Всю ночь дружины переправлялись через Днепр у Оболони, потом с рассвета до полудня шли кратчайшей дорогой к Переяславлю. У села Перегряды уже во владениях Всеволода на широком лугу взорам русичей открылся стан торков. Это был курень хана Колдечи, спасавшегося от половцев в глубине русских земель.

Ярославичи разбили стан рядом.

Колдечи пришел к русским князьям с двумя своими военачальниками. Хан торков был готов сражаться с половцами.

– Со мной пойдет пятьсот всадников, великий князь, – сказал Колдечи Изяславу и тут же спросил: – Далеко ли пешие русские полки?

– Мы и без пеших полков с погаными совладаем, – высокомерно ответил киевский князь.

– Половцев много, как саранчи, – предостерег Колдечи.

– Чем гуще трава, тем легче косить, – с усмешкой вставил Коснячко.

– Собирай своих воинов, хан, – приказал Изяслав. – Выступаем немедля!

Колдечи склонил голову в лисьей шапке и удалился.

Через час войско Ярославичей, увеличенное на пятьсот конных торков, двинулось дальше.

Навстречу дружинам попадались смерды со своими семьями, бежавшие из переяславских сел: ехали на повозках, шли пешком. Некоторые гнали за собой скот. Вид русской рати пробуждал в глазах людей надежду на скорое избавление от кочевников. Дети радостно махали руками, их матери осеняли крестным знамением проходящие мимо конные колонны, сверкающие железом броней и щитов. Мужики наперебой рассказывали воеводам Изяслава, откуда держат путь и где видели половцев.

Ближе к вечеру вернулись отправленные вперед дозорные и сообщили, что основная масса половцев находится за рекой Альтой, а мелкие отряды – по всей Переяславской земле.

– Ежели хотим засветло напасть на поганых, надо поспешить, – сказал Изяслав братьям. – До Альты почти двадцать верст.

– Будем скакать, коней загоним, – возразил Всеволод.

– На рысях пойдем, – решил Изяслав, – через каждые пять-шесть верст будем остановки делать.

Как ни торопились братья, а сумерки наступили раньше, чем они успели вывести свои усталые дружины к притоку реки Трубеж – Альте.

Князья поднялись на холм, чтобы обозреть окрестности перед предстоящей битвой.

Закат еще не погас, и в сизой мгле за Альтой был виден вдалеке лагерь половцев. Темнели верхушки шатров. В лазоревое вечернее небо тянулись многочисленные дымы от костров. Доносился неясный гул, в котором явственно различались человеческие выкрики и рев верблюдов.

– Ну, что я говорил, – с довольным видом произнес Изяслав, – поганых не так уж и много.

Половецкий стан действительно выглядел не очень большим.

– Судя по дымам, тысяч шесть поганых там стоит, – задумчиво сказал Святослав, – никак не больше.

– Надо бы разослать дозоры да пошарить вокруг, может, где еще половецкий стан притаился, – промолвил Всеволод. – Колдечи уверял меня, что половцев больше десяти тысяч.

– У страха глаза велики, – усмехнулся Изяслав, – нашел кому верить! Довольно рассуждений, братья, вдарим на поганых, пока совсем не стемнело.

– А коль и впрямь не вся сила поганская тут? – проговорил Святослав.

– Тем лучше, – воскликнул Изяслав, – будет бить поганых по частям. Ну же, решайтесь, братья! Время дорого!

Всеволода одолевали сомнения, и он не скрывал этого.

– Я предлагаю ждать рассвета, – твердо сказал он.

– У нас всего два союзника: внезапность и темнота, – горячился Изяслав, – и ты хочешь, брат, лишиться обоих.

– В темноте мы можем своих с чужими перепутать, – покачал головой Святослав. – Я согласен со Всеволодом, надо ждать рассвета.

Изяслав сердито плюнул себе под ноги.

– Сильно же вас запугал плешивый отшельник, братья! Стоило торопиться, поганые и сами бы к нам пришли.

Дружины ожидали князей, изготовившись к битве. Узнав, что сражение перенесено на утро, воины принялись ставить палатки и разводить костры, чтобы приготовить ужин.

Всеволод, распределив караулы вдоль берега реки, прилег, собираясь вздремнуть до рассвета, но поспать ему не дали. Пришел дружинник от Изяслава, зовя на совет в шатер великого князя.

Всеволод нехотя натянул на ноги сапоги, набросил на плечи корзно и вышел из палатки. Недобрые предчувствия томили его.

В шатре кроме Изяслава находились Святослав с черниговским воеводой Перенегом и все киевские воеводы. Речь держал воевода Коснячко:

– Дивлюсь я малодушию иных мужей именитых, ратный дух свой теряют, в приметы веря и в разные глупые предсказания выживших из ума старцев…

Святослав подвинулся, и Всеволод сел рядом с ним на скамью.

– Слушай, брат, как боярин нас костит, – усмехнулся Святослав.

Коснячко между тем продолжал еще более вдохновенно, видя молчаливое одобрение на лице Изяслава:

– На войне кто первый начал, за того и удача, а в темноте ворога напугать сподручнее. Иль не благословил нас на победу митрополит Георгий? Иль не окропил он знамена наши святой водой? А потому не оставит нас Господь в трудный час! До поганых полторы версты, а мы спать завалимся?! А коль уйдут нехристи с рассветом?..

– И впрямь, – подхватил Изяслав, – коль упустим поганых, не стыдно ли нам будет, братья?

– Не верю я, что все войско половецкое перед нами, – раздраженно произнес Всеволод, – угодим в засаду, пропадем все зараз.

– Да лучше пропасть, чем терпеть злую напасть! – вспылил Изяслав.

– Тихо, братья, – поднял руку Святослав. – Тихо! Эдак вы за мечи схватитесь.

– Мое слово таково, – сверкнул очами Изяслав, – я веду свою дружину на поганых, а вы тут молитесь, чтоб Господь прислал вам в подмогу ангелов небесных! Коснячко, поднимай войско! Да только тихо.

– Ну вот и договорились, – мрачно промолвил Святослав и положил ладонь Перенегу на плечо. – Что ж, буди черниговцев, боярин.

Всеволод встал, собираясь уходить.

– Ты с нами, брат? – окликнул его Святослав.

– А куда вы без меня! – огрызнулся тот.

…Ночь укутала землю темным саваном, и только вдали за рекой светилось зарево от половецких костров. Молодая луна проглянула из-за туч, коснулась своими холодными лучами железнобоких всадников, переходящих вброд обмелевшую речку, зажгла тусклые огоньки на остриях тяжелых копий, на металлических бляхах щитов. Дружины двигались в глубоком молчании, лишь плескалась вода под копытами коней да шелестели кусты, через которые продирались дружинники на противоположном берегу.

Сразу за Альтой расстилалась равнина. Киевский конный полк первым переправился через реку и заканчивал боевое построение, когда справа от него заняла место черниговская дружина, а слева – переяславцы и торки.

– Ну скоро они там разберутся, кому где стоять! – злился на нерасторопных киевлян Святослав. – Не войско, а стадо баранов! Воибор, скачи, поторопи Изяслава.

Дружинник пришпорил коня и скрылся во мраке.

Черниговская конница стояла, вытянувшись в четыре линии по шестьсот конников в каждой. Святослав и его сыновья находились в первой линии. Роман вполголоса поругивал своего жеребца, которому не стоялось на месте. Давыд был непроницаемо молчалив.

Где-то пропела ночная птица.

«Коль пропоет еще раз – мы победим!» – загадал Олег, похлопывая по теплой шее своего гнедого.

Птица вновь пропела и позже еще раз. Сердце Олега наполнилось трепетной радостью.

Прискакал назад Воибор.

– Не нашел я князя! – выкрикнул он, осадив коня. – У киевлян всем заправляет воевода Коснячко. Молвит, пора начинать.

Святослав привстал на стременах, оборачиваясь на своих дружинников.

– Ну, братья, нам первым мечи окропить, – громко сказал князь. – С Богом, вперед!

Княжеский меч хищно лязгнул, вырываясь из тесных ножен на волю.

Русичи погнали коней к сиявшему впереди зареву. Грозный нарастающий топот множества коней разнесся над притихшей степью. Почти одновременно с черниговцами пошла на врага переяславская и торческая конница. Киевская дружина замешкалась и приотстала.

Несколько минут стремительной скачки, и вот он – половецкий лагерь. Между шатрами не было видно ни одного человека, лишь горели по всему стану многочисленные костры.

Черниговцы и переяславцы с двух сторон ворвались во вражеский лагерь.

Дружинники бросились грабить половецкие шатры, потрошили крытые повозки. Отовсюду доносились возбужденные голоса и смех. Вскоре подоспели киевляне.