Текст книги "Святославичи"

Автор книги: Виктор Поротников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

Уже стоя на крепостной башне, Ода глядела с высоты на медленно текущую под обрывом Стрижень, на дальний мост через реку, по которому стройно проходили конные отряды, полыхавшие пурпуром щитов и плащей, медленно ползли груженые возы.

Дорога уводила к сосновому лесу, широко раскинувшемуся на юго-восток от Чернигова. Где-то за этим лесом течет среди дубрав полноводная река Сновь.

* * *

Не успела дружина Святослава отойти от Чернигова и на десяток верст, как у деревни Осняки русские сторожи обнаружили половцев.

– Грабят поганые село, даже дозоров не выставили! – сообщил князю дружинник Воибор, находившийся во главе конного разъезда.

– Много их там? – спросил Святослав.

– Немного, – небрежно ответил Воибор, – сотни полторы.

– Всего в нескольких поприщах[121]  [121] Поприще или верста – равнялась 750 саженям, 1,06 км.


[Закрыть] от Чернигова, – произнес Святослав и выругался: – Ну, держись, отродье поганское!

Князь разделил дружину на три отряда, чтобы с трех сторон охватить захваченное половцами село.

Враги, не ожидавшие нападения, дружно показали спину, бросив захваченный скот и пленников. Русичи гнались за степняками по полям и лугам несколько верст до другого села под названием Шумлай. Там тоже хозяйничала орда.

Сеча завязалась сначала в самой деревне, потом перекинулась за околицу на широкую луговину.

Святослав опять развернул дружину тремя полками, которые, как ножи масло, рассекали половецкие сотни, сминали и гнали степняков к дальним холмам. Лишь на безлесных высотах, что заслоняли с юга от Шумлая горизонт, остановили наконец русичи коней.

Завечерело. В низкой пойменной низине запылали костры. Плотно друг к другу встали шатры, за которыми невдалеке бродили стреноженные кони. Русский стан помимо ближних круговых караулов охранялся еще и с вершины самого высокого холма: Святослава не надо было учить осторожности.

Князь с сыновьями и племянником сидел у костра, над которым висел на треноге котел с булькающей похлебкой.

– Ну вот, дети мои, двести поганых мы за день порубили, а у нас всего четверо убитых, – весело говорил Святослав. – Вояки из половцев дрянь! Они привыкли скопом да наскоком брать, а лоб в лоб им против нас не выстоять. Завтра на Сновск пойдем!

Поужинав, русичи легли спать. Стан затих, померкло пламя гаснущих костров.

Мрак и тишина окутали все вокруг.

Олег и Роман устроились на ночлег в шатре. Борису не спалось. Он сидел на седле и ворошил палкой пышущие жаром уголья.

Бесшумно подошел Потаня, сел рядом на примятую траву и стал стаскивать с себя сапоги.

– Чего не спишь-то? – спросил княжича дружинник.

– Сон к очам не липнет, – ответил Борис.

– После первой сечи такое бывает, – успокаивающее промолвил Потаня. – Душе к крови привыкнуть надо. Хотя, думается мне, настоящая кровь завтра будет.

– Хорошо ль я рубился, Потаня? – полюбопытствовал Борис.

– Неплохо, – сказал дружинник, заворачиваясь в теплый плащ и устраивая в изголовье седло. – Только ты зазря силы тратишь, княжич. Рубанул разок половца, видишь, скорчился он в седле, оставь его, руби другого, который саблей машет. В ближней сече тот побеждает, у кого меч проворней. Сегодня-то поганых немного было. Завтра, думаю, поболе будет и сеча получится злей. Вот тогда и почувствуешь, что такое лишний удар. Ложись, спи!

– Зябко что-то, – поежился Борис.

– Речка недалече, от нее сыростью и тянет, – лениво отозвался Потаня. – Место низкое…

Чем ближе к Сновску, тем больше попадалось следов половецкого разора на пути черниговской дружины. Дымились обгорелые развалины деревень, лежали непогребенные трупы пытавшихся сопротивляться пришельцам из Степи.

Город Сновск лежал в излучине реки Сновь на высоком холме. На юг и на запад от него расстилалась равнина, кое-где перерезанная лощинами и руслами мелких речушек. Эта равнина простиралась до Десны и уходила дальше к Посемью. С севера и востока к Сновску вплотную подступали леса.

Бледное осеннее солнце, поднявшись над верхушками могучих сосен, осветило неласковыми лучами мерзлые пажити, полеглые желтые травы и темную глубокую воду реки меж поросших деревами низких берегов. Озарило бревенчатые стены Сновска, громоздившиеся на высоких валах, зажгло огоньки на копьях и шлемах русских дружинников, которые выстраивались в боевой порядок во всю ширь поля от перелеска до перелеска.

Половецкий стан на другом берегу реки гудел, как растревоженный улей, из него рысью и наметом вылетали густые конные отряды и с тяжелым топотом неслись к бродам на реке. Словно змеи устремились навстречу русичам два конных потока: тысячи и тысячи половецких всадников. Зловещий гул висел в холодном воздухе, все сильнее нарастая, по мере того как половецкая конница приближалась к застывшим в неподвижности русским полкам.

Воеводы тревожно переглядывались: как совладать с таким множеством врагов?

– Может, отступим к лесу, княже, – обратился к Святославу Веремуд, – хоть спину себе прикроем.

Святослав не ответил, пристально вглядываясь в скопище вражеских наездников, которые выстраивались всего в двух полетах стрелы от русичей. Покачивались бунчуки из конских хвостов над островерхими шлемами, топорщились длинными частоколами копья. Огромное количество половецкой конницы застыло напротив русской дружины, оборотясь тылом к реке, а из прибрежных зарослей продолжали прибывать все новые сотни кочевников, с гиканьем разлетаясь по равнине, занимая высоты против флангов черниговцев.

– Вот это силища! – не то с восхищением, не то с досадой вымолвил Путята Прокшич. – Что скажешь, Перенег?

Перенег в ответ только протяжно свистнул, сам пораженный увиденным.

– Ох, напоремся рылом на кулак, – простонал Коснячко. – Вертаться надо, пока не поздно!

– Да поздно уж! – проворчал Веремуд, глянув с недовольством на Святослава.

Олег и Роман тоже взирали на отца, лицо которого в обрамлении кольчужной сетки выражало холодную решимость.

– Веремуд, – твердо произнес князь, – полк правой руки возглавишь. Перенег, возьмешь полк левой руки. Заметили, где броды на реке? Отсекайте от них поганых, тесните к омутам, к глубине. Поплавают нехристи у нас ныне! – Святослав привстал на стременах и выхватил из ножен длинный меч. – Потягнем, братья! Деваться нам все равно некуда, победим иль сложим головы с честью!

Князь пришпорил коня. Его вороной, словно чувствуя настроение седока, птицей полетел по голому полю. Алый плащ, развеваясь, трепетал за плечами Святослава.

Олег не ожидал, что все случится так быстро. Он очнулся от созерцания вражеских полчищ, заслышав голос отца, и увидел, как поскакали на фланги Веремуд и Перенег. До него долетел отцовский призыв: «Потягнем, братья!..» В следующий миг сотни мечей с лязгом устремились из ножен. Дружина пришла в движение, устремляясь вслед за князем.

Олег торопливо понукал гнедого, вытащив меч, и потерял из вида отца. Скоро он потерял из глаз и Романа, и Коснячко, и Бориса… Мимо летели во весь опор, обгоняя его, дружинники, сверкая клинками мечей. Мелькнуло на миг лицо Потани и исчезло. Неподалеку от Олега скакал знаменосец на белом коне. Грозный лик Христа с вызолоченными волосами и бородой, покачиваясь, плыл среди волнующегося моря мечей и копий, шлемов и щитов – скачка набирала силу.

Уже никто не обгонял Олега. Он скакал вровень со знаменосцем, с другой стороны почти локоть к локтю рядом с ним мчался варяг Руальд. Впереди мелькали красные плащи киевских дружинников.

Один из них обернулся на всем скаку и, свирепо вращая очами, заголосил:

– Разнесем нехристей, братья-черниговцы!

Черниговские дружинники ответили на этот призыв столь пронзительным свистом, что у Олега заложило уши, а его гнедой помчался еще быстрей.

Страх куда-то улетучился из сердца Олега, им овладело нетерпение поскорее скрестить меч с врагом. За головами передних дружинников Олег увидел мчавшихся навстречу половцев. Поток степной конницы покрыл всю равнину от края и до края. Какой, наверное, маленькой и жалкой кажется степнякам русская дружина!

Русичи врезались в половецкую конницу с треском и грохотом. Центральный полк Святослава сразу же оказался в окружении. Перед Олегом замелькали скуластые лица, круглые щиты, кривые сабли… Визг резал ухо. Олег рубил мечом, с удовлетворением заметив, что после пятого или шестого удара обоюдоострое лезвие окрасилось вражеской кровью. Он даже не разглядел толком того степняка, получившего от него, быть может, смертельный удар, ибо перед ним возникали все новые орущие и размахивающие саблями враги. Половцы бросались на Олега по нескольку человек разом, норовя взять его в плен. А позади напирали на горячих степных лошадях другие, стреляющие из луков и жаждущие русской крови. И валились на землю из седел раненые и мертвые, и дыбились кони; со свистом пролетали половецкие стрелы, находя свои жертвы среди русских воинов. Даже княжеский стяг был густо утыкан стрелами.

Рядом с Олегом сражались Руальд и Воибор, все время стараясь быть к нему поближе.

«Отец позаботился!» – успел подумать Олег.

Где-то в отдалении в половецкую орду врезались фланговые полки Веремуда и Перенега – с новой силой взлетел в воздух оружейный звон. Русичи, пробивая как тараном половецкие боевые порядки, прокладывали свой кровавый путь.

Прямо перед Олегом на боярина Зерновита кинулись два степняка, стараясь стащить с лошади. Сзади на круп его лошади прыгнул третий, обхватив шею боярина руками. Олег рванулся на помощь Зерновиту, но получил сильный удар дубинкой по локтю правой руки и со стоном опустил меч. Над ним взвилась половецкая сабля, Олег прикрылся щитом.

Глядя из-под щита, Олег видел, как Зерновит рассек мечом голову одному из нападавших, сбил с коня другого, потом выхватил из-за голенища сапога нож и вогнал его в горло тому степняку, что напал сзади. Половец с воплем скатился на землю.

Воибор что-то крикнул Руальду, сразив половца на соловой гривастой кобыле. Варяг отреагировал на предупреждение и вовремя увернулся от опасного удара.

– Коли его! – крикнул Воибор Олегу, сбросив с коня еще одного степняка.

Превозмогая боль в руке, Олег всадил меч половцу прямо в грудь, когда тот уцепился рукой за его стремя, пытаясь встать на ноги. Пронзительный крик несчастного потонул в шуме битвы.

Половцы вдруг подались назад, торопя коней. Олег опустил меч, озирая степь, заваленную телами убитых.

Невдалеке проскакал Святослав, ободряя своих воинов, выравнивая ряды.

На краях обширного поля битва продолжалась, там сражались полки правой и левой руки.

Вдруг пронзительно засвистели боевые дудки степняков, конница которых перегруппировалась и вновь помчалась на русичей.

На этот раз сшибка получилась еще более яростная. Половцы бешено напирали, русичи стояли насмерть. Обливаясь кровью, свалился с коня Зерновит. Отчаянно рубился Потаня, прикрывая собой раненого Бориса. Огромный степняк ударил кинжалом в горло Руальда, и варяг, захлебнувшись кровавой пеной, рухнул с седла. Олег, изловчившись, отсек половцу руку вместе с кинжалом, а вторым ударом снес ему полголовы, забрызгав все вокруг разлетевшимся человеческим мозгом. Наконечник дрота пробил Олегу ногу выше колена, стрела оцарапала шею, но княжич не чувствовал боли, рубя мечом направо и налево. Вот отлетела в сторону выбитая из руки кочевника сабля, другая сломалась, столкнувшись с Олеговым мечом… Стрелы вонзались в щит, одна ранила в бок гнедого. Закрыв окровавленное лицо руками, упал на конскую гриву Воибор. Вместе с конем повалился наземь воевода Коснячко. А половцы все напирали – десяток за десятком, сотня за сотней, дикий орущий вихрь захлестнул русскую дружину.

Несколько дружинников из последних сил защищали княжеский стяг, который с трудом удерживал в руках израненный стрелами знаменосец.

Внезапно что-то надломилось в диком натиске степняков, и они вдруг обратились в бегство. Отдельные храбрецы еще пытались задержать русичей, которые, почувствовав близость победы, гнались за врагами по пятам.

Олег поразил многих половцев в кровавой битве, но еще больше пало их от его меча во время бегства. В Олеге не было жалости. Он убивал, мстя за Руальда, Воибора, Бориса, Зерновита, за многих других русичей, павших у него на глазах. Рядом с Олегом скакали Регнвальд, Роман и Потаня и тоже секли без жалости обезумевших от страха половцев.

Стремительный бег конницы приостановила река.

Половцы бросались в ее холодные воды, буквально кипевшие от барахтающихся на глубине людей и лошадей. Сотни других степняков мчались к бродам, но русичи догоняли их и там. Бездыханные тела кочевников усеяли отмели, плыли вниз по течению. Битва превратилась в избиение.

Бросив свой стан, полный награбленного добра и пленных, степняки рассыпались во все стороны, нещадно погоняя коней. Они пытались поскорее затеряться среди небольших рощиц и поросших кустами холмов. Тусклый осенний день помог им в этом, заслонив тучами светлый лик солнца.

Не скрывая своего торжества, Святослав сам допрашивал плененных половецких беев, сидя у входа в большой ханский шатер. Князь еще не успел снять с себя забрызганную кровью кольчугу, взмокшие от пота волосы слиплись у него на лбу. Он опирался локтем на воткнутый в землю меч.

Позади стояли бояре, суровые и уставшие, но с радостным блеском в глазах.

– Сколько же было воинов у вашего хана? – спросил Святослав у троих беев, стоящих перед ним с уныло-покорным видом.

Пленники молчали.

Святослав повторил вопрос на половецком языке. Рыжий лохматый степняк хмуро взглянул на русского князя и негромко ответил.

Изумленный Святослав даже вскочил.

– Двенадцать тысяч поганых было против нас, други мои! – воскликнул он, обернувшись к боярам. – Двенадцать тысяч! И мы разбили их!

Бояре оживленно загалдели, осознав всю значимость одержанной победы.

– Где хан ваш? – вновь обратился к пленникам Святослав.

Рыжий степняк махнул рукой на юг. Стоящий рядом с ним кривоногий половец в кожаном шлеме с лисьим хвостом с усмешкой что-то добавил.

– Он молвит, что ихний хан уже далеко отсюда, – переводил своей свите Святослав. – Мол, кони у него быстрее ветра…

По всему половецкому стану бушевало веселье, несколько тысяч пленных русичей, мужчин и женщин, благодарили своих избавителей от горькой неволи.

– Возвращайтесь в свои села и всюду рассказывайте о победе князя Святослава! – говорили бывшим пленникам княжеские воеводы.

Вернулись дружинники, отправленные Святославом в погоню за убегающими половцами. Они пригнали еще три сотни пленных.

– Рука устала рубить нехристей, – словно оправдываясь, молвил Инегельд, слезая с коня.

Толпу пленников дружинники, подталкивая древками копий, загнали в огороженный жердями загон, где до этого стояли ханские лошади.

– Продадим поганых грекам иль фрягам за хорошие деньги, – потирая руки, сказал Святослав.

Князь потрепал за волосы Олега, похлопал по плечу Романа, ободряюще подмигнул Борису, еле стоящему на ногах из-за раны. Лекарь только что наложил ему повязку, но Борис наотрез отказался лежать в шатре, желая видеть все своими глазами.

Святослав увидел Потаню верхом на измученном коне, который тянул за собой на аркане еще одного пленника. Несмотря на разорванную стрелой щеку, Потаня прямо-таки раздувался от гордости.

– Жив, лихая голова! – радостно крикнул ему Святослав. – Кого это ты приволок?

Потаня спешился и подтолкнул пленника вперед.

Черниговские бояре ахнули: Шарукан! И знатные дружинники, и простые воины, не скрывая любопытства, столпились вокруг хана. Олег, Роман и Борис тоже протиснулись поближе к именитому пленнику.

– Надо же, какая важная птица нам попалась! – не скрывал восторженного изумления Перенег. – Ну, Потаня! Ну, хват!

Потаня, на которого так и сыпались похвалы, небрежно освободил шею хана от петли. Руки Шарукана были связаны за спиной.

Пленник держался с подчеркнутым достоинством, презрительно щуря узкие глаза. На хане был длинный цветастый халат, подпоясанный узорным поясом, и кожаные узкие сапоги со шпорами. Рыжевато-бурые волосы были растрепаны, косичка, падающая на плечо, почти расплелась.

Святослав, не пряча самодовольной улыбки, не спеша приблизился к хану и остановился перед ним.

– Ну что, кум, не спасли тебя твои кони, – на степном наречии произнес князь. – Помнишь, как хвалился на пиру у Всеволода своими скакунами?

Шарукан вскинул голову и злобно сверкнул глазами.

– Я тебе не кум, а ты мне не сват! – дерзко ответил он. Святослав обернулся к своим боярам и усмехнулся:

– А за этого… – Он ткнул пальцем в грудь хана. – За этого две тыщи золотых монет возьму с родичей. Сто золотых тебе, Потаня.

– Да что там две, княже, – воскликнул Веремуд, – проси больше!

– Верно! – поддержал Регнвальд.

– Три проси, князь, – выкрикнул Перенег. – Нешто не дадут нехристи за хана своего!

– Да за беев по тысяче золотых взять можно, – добавил Инегельд. – В золоте купаться будем, княже!

Боль от ран и смерть братьев на какой-то миг были забыты победителями, предвкушавшими, что в скором времени золотой дождь прольется на них как награда за их доблесть.

Мрачно взирал на веселье русичей половецкий хан Шарукан, постигая всю бездну своего позора. Смерти он не боялся, как воин хан был готов к ней всегда. Одно беспокоило его, как поведет себя Сугр, его брат, когда узнает о случившемся. Не потеряет ли Сугр разум в ослеплении гнева и в желании отомстить. Ему теперь нужно быть вдвойне осмотрительным! Да, прав был Токсоба, черниговский князь могучий воитель!

Торжество Изяслава

В лето 6577 (1069) пошел Изяслав с Болеславом

На Всеслава.

Повесть временных лет

После победы над половцами под Сновском Святослав повел свою дружину к Переяславлю по следам бегущих половцев.

Переяславская земля лежала в беде: на месте многих сел и усадеб лишь дымились обгорелые развалины. И только города не достались в добычу степнякам. Не зря горожане тяжким трудом копали рвы, насыпали высокие валы, строили из бревен стены и башни. Они спасли от смерти и полона не только самих жителей городских, но и множество смердов из ближайшей округи.

Погода стояла холодная. Мерзлая земля звенела под копытами лошадей. Налетал порывами ледяной ветер.

Темная гладь реки Трубеж отливала свинцовым оттенком, по ней катились бесконечной чередой барашки волн.

На перевозе никого не было. Прибрежный песок был усеян обгорелыми обломками плоскодонных лодок. Почерневшая от пожара избушка на причале была утыкана половецкими стрелами. Навесы, где хранились весла и снасти, обрушились и представляли собой груду жердей и досок.

Святослав остановил дружину.

– Придется искать брод, – сказал он.

На другом берегу среди голых тополей замелькали всадники.

Святослав и его воеводы вгляделись в мелькающие очертания наездников. Неужели половцы? Отряд спустился по откосу к самой воде.

– Русичи! – обрадовано выдохнул Перенег. С противоположного берега замахали руками:

– Откуда путь держите?

Перенег сложил ладони рупором и прокричал в ответ:

– От Чернигова идем к Переяславлю!

Переяславские дозорные показали черниговцам ближайший от перевоза брод на реке и проводили воинство Святослава до самого города. Грозные стены и башни переяславской крепости были видны издалека, особенно бросалась в глаза мощная башня над Епископскими вратами. С нее-то и заметили переяславцы приближающееся войско, и над городом прокатился тревожный набат.

Всеволод встретил брата радушно. В гриднице накрыли столы для старших дружинников Святослава.

Сами братья уединились в любимой Всеволодовой светлице, полной книг и пергаментных свитков.

– Слыхал, слыхал, как ты порубил поганых на Снови! – с улыбкой говорил Всеволод, подливая греческого вина в чашу Святослава, до которого тот был большой охотник. – Три дня тому назад отряд половцев, бежавший из-под Сновска, рыскал у меня под Переяславлем. Посекли мы его почти весь, а тридцать человек в плен взяли. Они-то й поведали про битву под Сновском. Сказывали, не одна тыща соплеменников ихних там полегла. Так ли?

– Много полегло в битве, много в Снови утонуло, – покивал головой Святослав. – Да полторы тыщи попленили воины мои. Взяли и самого Шарукана. Ох и поскрипел он на меня зубами!

– Дивлюсь я тебе, брат мой, – не без завести произнес Всеволод. – Не иначе, сама удача благоволит тебе. Самого Шарукана в плен взять!

– Удачу самому за хвост ловить надо, а не ждать, сидючи, когда она благость свою к тебе проявит, – возразил Святослав и поставил опорожненную чашу на стол рядом с толстой книгой в кожаном переплете с золоченым тиснением. – Цезаря почитываешь, брат? – Святослав улыбнулся, бросив взгляд на заглавие книги. – А ведь отец наш почему-то не любил «Записки о Галльской войне».

– Отец душою был на стороне галлов, почитая их за предков западных славян, – вздохнул Всеволод и нежно погладил книгу, – а ромеев он всегда недолюбливал, и тех, что служили в легионах Цезаря в стародавние времена, и нынешних царьградских…

– Значит, убрались поганые из твоей вотчины, – задумчиво сказал Святослав. – Теперь можно и о Киеве промыслить. Ведаешь ли, что ныне там Всеслав-кудесник сидит на троне отца нашего!

– На то он и кудесник, – усмехнулся Всеволод. – Всеслав ведь тоже половцев крепко побил под Берестовым. Слышал? – Святославу это было неведомо. – Вооружил киевлян и вывел их за стены на поганых. Пешцев у Всеслава много было, а конников всего-то четыреста, но не выдержали степняки рати со Всеславом, побежали. Вот и выходит, что всего два славных полководца на Руси, – ты да Всеслав!

Польщенный Святослав улыбнулся.

Сражаться со Всеславом за киевский стол Всеволод наотрез отказался, сославшись на близящиеся холода и на разор своей земли, мол, о погорельцах подумать надо. Понимал Святослав, что не эта главная причина, просто не желает Всеволод вступать в борьбу с воинственным Всеславом ради выгоды Святослава.

– Вижу, не хочешь ты видеть меня на столе киевском, брат, – хмуро промолвил Святослав, – все за устав отцовский держишься.

– Не хочу, чтоб меж тобой и Изяславом меч был, – ответил Всеволод, не пряча взора, – иль мало нам набегов половецких!

– Да какой из Изяслава великий князь?! – воскликнул Святослав. – Подумай сам, брат. Он с дружиной своей на ножах живет, город на потеху черни бросил, у латинян помощи ищет – смех да и только!

– Какой-никакой, но Изяслав наш старший брат, – осуждающе произнес Всеволод.

Святослав не стал продолжать разговор и постарался скрыть разгоревшуюся в нем обиду. В конце концов можно обойтись и без Всеволода!

Среди переяславских дружинников Святослав вдруг увидел Порея, некогда бежавшего с Ростиславом в Тмутаракань. Поседел с той поры бывший новгородский посадник, загорел до черноты на южном солнце, но по-прежнему был прям и крепок.

– Где друг твой Вышата Остромирич? – спросил Порея Святослав. – Иль разошлись ваши пути-дорожки?

– Да, пожалуй, разошлись, княже, – невозмутимо ответил Порей. – Вышата и с ним все новгородцы к сыну твоему Глебу на службу подались, а я вот забрал с собой волынян – и на Русь.

– Почто ко Всеволоду, а не ко мне пришел?

– Тебе, княже, я мог бы и в Тмутаракани служить. Не захотел, как видишь.

– Вольному воля.

Святослав давно знал Порея как храброго и мудрого воина. Не удалось в свое время переманить его к себе от Ростислава, теперь вот Всеволод дорогу перешел.

Святослав утешил себя тем, что хотя бы Вышата с Глебом остался.

В Чернигов дружина Святослава возвратилась уже по первому снегу.

На фоне снежной белизны особенно уныло смотрелись полуобгоревшие избы смердов; больше всего деревень было сожжено половцами в Посемье.

Святослав, отпуская из плена троих степняков, раздраженно сказал им:

– Выкуп за Шарукана в четыре тысячи золотых монет жду к лету. Не будет выкупа – простится хан с головой. Так и передайте его родичам. За беков и беев возьму по полторы тысячи монет за каждого.

Дружинники Святослава проводили половцев до Курска и отпустили, снабдив провиантом на три дня.

С наступлением декабря так завьюжило, что носа из дому не покажешь.

Святослав отложил поход на Всеслава до весны, видя, что бояре его зимой воевать не рвутся. К тому же многие были сильно изранены в сече с половцами. Зерновит и Коснячко даже головы с подушки поднять не могли. Это тоже остудило воинственный пыл Святослава.

Ода, видя, как много дружинников убито и поранено в битве, сказала с упреком мужу:

– Воинов своих пожалей. Дай им от ран отойти! Повремени с Киевом, весны дождись.

– Ладно, уговорила, – огрызнулся Святослав, – жду весны…

Весной, едва апрель пригрел землю, в Переяславль и Чернигов примчались гонцы от Изяслава, который двигался к Киеву с польским князем Болеславом и призывал братьев выступить ему навстречу, чтобы совместными силами сокрушить Всеслава, незаконно занявшего киевский стол.

Святослав, прочитав послание старшего брата, взбешенный швырнул свиток себе под ноги.

– «Я – великий князь киевский повелеваю тебе…» Он мне повелевает! – Святослав выругался. – Храбрым стал за польскими-то копьями! Мать твою!

– Много ли поляков ведет за собой Изяслав? – спросил Веремуд.

– Про то в грамоте нет, – ответил князь. – Но раз уж Изяслав высоко задирает нос, точно с ним все Болеславовы магнаты. Сбежались, как тати на грабеж!

– Надо подчиниться, княже, – промолвил Веремуд. – У Изяслава ныне сила, а Всеслав Ярославичам врагом был и будет.

Святослав промолчал, но в душе согласился с воеводой: стол киевский надо освобождать. В чужое гнездо залетел Брячеславич!

* * *

Уходя в поход, Святослав оставил сыновей дома. Ода слышала, как ее супруг сказал Веремуду, тоже оставшемуся в Чернигове: «Всеслав зело сильно за великокняжеский стол биться будет. Может, придется Киев приступом брать. Не хочу, чтобы сыны мои это видели».

В душе Ода была благодарна мужу. Сердце ее пылало любовью к Олегу, она чувствовала, что все больше погружается в пучину греховной страсти. Ее тайные встречи с пасынком в отсутствие мужа участились.

Роман и Борис не скрывали своего недовольства решением отца, все их мысли были с ушедшим войском. Что ни день, то у одного, то у другого вырывалась реплика сожаления, что их оставили дома.

Дни тянулись нестерпимо медленно. Вестей о событиях не приходило.

Оду вдруг посетила неожиданная мысль, немного смутившая ее, но тем не менее надолго занявшая воображение.

«Если Святослав погибнет в битве, тогда я смогу стать женой Олега не только перед Богом, но и перед людьми».

Однако заговорить об этом с Олегом Ода не могла и думать, чтобы он не решил, будто она желает смерти его отцу.

Накануне Пасхи в Страстной четверг дружина Святослава возвратилась в Чернигов.

Было раннее утро. Сыновья полуодетые с заспанными лицами обступили отца, едва он вступил в терем.

– Ну как? С победой вернулся? – нетерпеливо спросил Роман.

– С победой, – усмехнулся Святослав, сбрасывая плащ на руки слуге.

– Крепко стоял супротив вас князь Всеслав?

– Крепко, – ответил Святослав, – но не Всеслав, а Изяслав. Однако мы со Всеволодом уломали его-таки. Победа, сынки! Победа!

Сыновья в недоумении хлопали глазами.

– Над кем победа, тятя?

– Над Изяславом, – засмеялся Святослав, – над кем же еще!

Олег и Роман изумленно переглянулись.

Всеслав? – чуть не в один голос спросили они.

– Всеслав бежал, не приняв боя, – сказал Святослав.

И только после бани Святослав обстоятельно рассказал сыновьям и племяннику Борису, что произошло под Киевом. Рассказ Святослава слушала и Ода.

– Всеслав, прознав, что Изяслав идет на него с поляками, вооружил всех киевлян от мала до велика и вышел ему навстречу, разбив стан свой под Белгородом. Изяслав с Болеславом неподалеку расположились, нас со Всеволодом дожидаючись. Два дня они так стояли. Когда подошли мы со Всеволодом и стали станом, загородив Всеславу дорогу к Киеву, оказался князь-кудесник меж двух огней. – Святослав сделал паузу, утер полотенцем потный лоб и отхлебнул из ковша пахучего квасу. – Кабы дошло дело до сечи, чаю, была бы рубка похлеще, чем на Немиге-реке. Но понял ведун Всеслав, что где нету доли, там и счастье невелико, взял да и сбежал от киевлян вместе с сыновьями. Сбежал Всеслав ночью, а утром еще до петухов от киевлян пришли послы к нам со Всеволодом просить, чтобы мы заступились за них перед Изяславом. Всеволод обещал свою поддержку киевлянам, я тоже.

Днем уже пришли мы вместе с киевскими послами пред светлые Изяславовы очи и толковали с ним битых три часа! Сначала Изяслав выкобенивался, гнал киевлян прочь, ругался по-мужицки, потом оттаял, подобрел. Я убедил Изяслава не водить поляков в Киев, не дразнить народ, раз уж принимают его киевляне назад добром. Тут Болеслав возмутился, мол, что же я, зазря шел! Стал золото требовать с Изяслава, выполнения обещаний каких-то. Заметил я по лицу Изяслава, много он наобещал полякам, а выполнять явно не хочет, поэтому просит у нас со Всеволодом поддержки. А мы всегда рады ляхов с земли нашей вытурить, молвим оба Изяславу в лад, коль битвы не было, так и платить не за что!

Болеслав от злости совсем красный стал, угрожать начал. Пришлось напомнить ему, на чьей стороне сила. У нас со Всеволодом в дружинах по две тыщи воинов, у Изяслава почти семьсот дружинников и четыре тыщи пеших щитоносцев. Примолк он: против силы не попрешь!

Порешил Изяслав так: Болеслав возьмет с собой двести рыцарей и пятьсот пешцев и идет с ними в Киев. Нас со Всеволодом великий князь с благодарностью отпустил в свои уделы, но в награду уступил мне Новгород и Ростов, а Всеволоду – Смоленск.

Теперь Глеб сядет князем в Новгороде, а ты, Роман, станешь князем в Тмутаракани.

– Почто Роман, а не я? – обиженно воскликнул Олег. – Ведь столы княжеские даются по старшинству, а я старше Ромки.

– Ты в Ростове сядешь, – спокойно сказал Святослав и снова отхлебнул квасу. – Край там обширный и богатый: с одной стороны в новгородские земли упирается, с другой – в муромские леса. Будешь княжить между Глебом и Давыдом и помогать тому иль другому, если придется. До Чернигова от Новгорода и Мурома далеко, а до Ростова близко.

– А мне, тятя, какой стол даешь? – раздался взволнованный голосок юного Ярослава. – Мне намедни пятнадцать годов исполнилось!

– Ты и Борис будете пока при мне в Чернигове, – промолвил Святослав и подмигнул сыну, – придет срок и вы оба князьями станете!..

– Когда Олег и Роман в свои уделы отправятся? – тихим голосом спросила мужа Ода, хотя внутри у нее все дрожало при мысли о скорой разлуке с Олегом.

– Роман сразу после Пасхи двинется к Тмутаракани, ибо путь туда не близкий, – ответил Святослав. – Олег отправился в Ростов ближе к осени, там сейчас сын Всеволода Владимир княжит. Как уйдет Владимир в Смоленск, так и соберем Олега в путь-дорогу.

Глядя на сияющее лицо Олега, на его сверкающие радостью глаза, Ода подумала с грустью, что никакая женщина не заменит мужчине бремени власти, тяжесть которой он всегда готов принять на свои плечи. Стоять во главе многих людей для мужчины приятнее и желаннее обладания женщиной. Ода словно только сейчас открыла для себя эту истину, ощутив на сердце печаль от неизбежной разлуки с любимым человеком.