Текст книги "Клубок Сварога. Олег Черниговский"

Автор книги: Виктор Поротников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

Глава пятая. ГРАФИНЯ РОЗАМУНДА.

С той поры как Ростиславичи утвердились в Поднестровье, начались у них споры и распри с Ярополком Изяславичем относительно раздела галицких и волынских земель. Рюрик Ростиславич захватил города в верховьях Буга, Звенигород и Бужеск. Покушался Рюрик и на Белз, но Ярополк сумел отстоять этот город для себя. В отместку за то, что Всеволод Ярославич открыто поддерживает Рюрика и даже собирается выдать за него одну из своих дочерей, Ярополк не внял просьбе о подмоге во время восстания торков, едва узнал, что ненавистный ему Рюрик уже поспешил к Киеву с дружиной.

Потому-то Ярослав Святославич, затаивший злобу против великого князя, встретил радушный приём во Владимире.

Ярополку был тридцать один год. Он был на пять лет старше Ярослава и за свою жизнь успел пройти через многие сражения и опасности. Покойный Изяслав Ярославич, будучи великим князем, брал Ярополка с семнадцати лет во все походы, заметив в нем задатки ратолюбивого мужа; В отличие от старшего брата Святополка Ярополк никогда не терялся в опасности и предпочитал сам руководить битвой, не полагаясь на воевод. Всего двадцати двух лет от роду Ярополк в битве при Голотическе сумел разбить самого Всеслава Полон, кого. Благодаря этой победе Ярополк всегда пользовался уважением старших князей. Не зря Всеволод Ярославич посадил его княжить на польском порубежье, зная про воинское умение.

Ярополк был дружен с Владимиром Всеволодовичем, с которым сблизился ещё в пору самой первой войны с полоцким князем, завершившейся битвой на Немиге. И в дальнейшем Ярополк и Владимир, не взирая на ссоры своих отцов, питали друг к другу самое искреннее расположение.

Ругая Всеволода Ярославича в беседе с Ярославом, Ярополк тем не менее не проронил ни одного плохого слова про Владимира.

Ярослав, никогда ранее не встречавшийся с женой Ярополка, был просто очарован красавицей-немкой.

Кунигунда была невысока ростом, но безупречно сложена. У неё были длинные белокурые, слегка вьющиеся волосы, которые она не заплетала в косы по русскому обычаю, а укладывала во всевозможные причёски, какие носят знатные женщины во Франконии. Супруга Ярополка хорошо изъяснялась по-русски, однако предпочитала общаться с мужем на родном языке, благо Ярополк знал его в совершенстве. Узнав, что Ярослав не только знает немецкий язык, но и сам наполовину немец, Кунигунда искренне обрадовалась. При первой же встрече княгиня и Ярослав так увлеклись беседой друг с другом, что не обратили внимания, как из светлицы ушёл Ярополк, оставив их одних.

По выговору Ярослава Кунигунда сразу поняла, что он в совершенстве владеет тем наречием, на котором говорят в Саксонии и Тюрингии. Расспросив Ярослава про его родню со стороны матери, Кунигунда в свою очередь поведала гостю о своём отце графе Оттоне фон Орламюнде. Сей франконский вельможа был не просто приближенным германского короля Генриха, но во многом и его опорой в противостоянии с папой римским и мятежной саксонской знатью. Когда Изяслав Ярославич жил изгнанником в Германии, то отец Кунигунды оказывал ему покровительство: Изяслав с сыновьями и свитой несколько месяцев гостил в замке графа Орламюнде. Там Ярополк и увидел Кунигунду, которая не по своей воле стала его женой, но по воле властного отца. Граф Орламюнде, разглядев в Ярополке натуру незаурядную, тешил себя надеждой, что в будущем его зять добьётся самого высокого княжеского стола на Руси.

Кунигунде было немногим больше двадцати лет, но она уже родила супругу двоих сыновей.

Как оказалось, на днях во Владимир из Германии приехала мать Кунигунды, графиня Розамунда. За ужином Ярослав имел возможность с ней познакомиться.

Графиня Розамунда была женщиной довольно крупной, с пышными формами, которым было явно тесно под облегающим длинным платьем-сюрко[98][98]
  Платье-сюрко – женское одеяние, трансформировавшееся из длинной туники. Имело короткие и широкие рукава, подпоясывалось поясом, спускающимся на бедра.


[Закрыть]. Чувствовалось, что эта женщина имеет властолюбивый решительный нрав. Беседу за столом возглавляла именно графиня, которая без всякого стеснения поносила германского короля – «безмозглого сатаниста», – досталось от неё и папе римскому – «пройдохе и плуту». Своё недовольство графиня высказала и Ярополку, который, по её мнению, слишком часто уступает великому князю.

– Истинный правитель должен уметь настоять ил своём, – говорила она. – Быть вассалом не значит помнить только о выгодах своего сюзерена и забывать о своих. Мой супруг, хоть и вассал короля, но могуществом не уступает Генриху и заставляет того считаться о собой.

Графине Розамунде пришлась по душе непокорности Ярослава, который по сути дела бросил вызов великом у князю, отказавшись вернуться в Муром.

– В тебе говорит буйная кровь твоей саксонской родни, – молвила Розамунда Ярославу. – Саксонская знать, надо отдать ей должное, не желает пресмыкаться перед королём швабов[99][99]
  «…не желает пресмыкаться перед королем швабов…» - Генрих IV был из Франконской династии, которая сменила королей Саксонской династии. Области Франконии были населены швабами в Саксонии, где жили германские саксы.


[Закрыть], который мало того, что сумасбродный юнец, но и правитель бездарный. С таким королём Германию ещё долго будут раздирать междоусобные распри.

Графиня Розамунда много распространялась на эту тему. Ярополку это скоро наскучило, он сидел за столом с унылым видом. Кунигунда, наоборот, внимала матери с живейшим интересом, было видно, что события, происходящие в Германии, занимают её больше русских дел. Ярослав плохо разбирался в германских делах и слышал от матери о короле Генрихе только хорошее, поэтому предпочитал помалкивать.

Ярополк довольно бесцеремонно прервал застольную беседу, когда тёща завела речь о том, что её зять просто обязан помочь Ярославу обрести на Руси более почётный княжеский стол. И увёл того на мужскую половину терема.

– Не подумай, брат, что мне безразлична твоя печаль-кручина, – первым заговорил Ярополк, – но мне выступать поперёк воли великого князя никак нельзя. Всеволод Ярославич, коль узнает, что я за тебя вступился, не замедлит Рюрика на меня натравить, ещё и поможет ему одолеть меня. В награду же Всеволод Ярославич уступит Ростиславичам часть моих земель, это уж как водится. Я думаю, великому князю ведомо, что Рюрик на Белз зарится, а брат его Василь хочет у меня городок Плесненск отнять.

Ярослав понимающе покивал головой.

– Мне ведомо, что Рюрик ныне в чести у великого князя. Сам видел, как умасливает его Всеволод Ярославич.

– Опасается наш дядя Рюрика, потому и умасливает, – заметил Ярополк. – Знает, что Володарь и Давыд Игоревич рано или поздно на Русь пожалуют, вот и хочет приручить Рюрика как цепного пса. Владимир ему нужен, чтобы на равных противостоять полоцкому князю. Рюрик же нужен для отпора тмутараканских князей. – Ярополк помолчал и мрачно добавил: – А может статься, Рюрик с Василем ко мне сторожами приставлены, дабы не смел я из великокняжеской воли выходить. Вот такие дела, брат.

Долго не мог уснуть после этого разговора опечаленный Ярослав. Он уже жалел, что столь дерзко разошёлся с великим князем.

«Вот и я в изгои угодил, – печально размышлял Ярослав. – Причём, по своей воле, ведь Всеволод Ярославич не гнал меня из Мурома. Ярополку явно не до меня. Куда же мне податься? Может, в Тмутаракань?»

Однако мысль о походе через половецкие степи, где бродят воинственные орды степняков, подействовала на Ярослава как ушат холодной воды. Он решил, что самое лучшее – это прийти с повинной к великому князю.

«Скажу дяде, мол, бес попутал, – подумал Ярослав. – Вернусь в свой Муром и буду жить, как жил. Пусть небогато, зато князем, а не изгоем».

Успокоив себя, он быстро заснул.

За утренней трапезой Ярослав опять встретился с очаровательной Кунигундой и её властной матерью. Кунигунда показалась Ярославу ещё более прелестной. Её голову венчала небольшая корона, украшенная драгоценными камнями. Волосы, уложенные сзади на затылке, были скрыты под тончайшей сеткой, ослепительно синие глаза сверкали бирюзовым блеском. Кунигунда и длинном голубом платье из шелка была лёгкая и воздушная, напоминая сказочную фею.

Великолепно выглядела и Розамунда в бежевом платье, узком в плечах и сильно расширенном книзу. У платья был закрытый ворот, длинный подол юбки слег ка подобран сбоку и задрапирован. Талию Розамунды украшал красивый пояс, спускающийся на бедра. Голова была укрыта белой накидкой, скреплённой на лбу диадемой.

Розамунда смотрелась так молодо, что её запросто можно было принять за старшую сестру Кунигунды.

Обе женщины оказывали подчёркнутое внимание Ярославу, который смущался под взглядами их красивых глаз и иной раз отвечал невпопад, либо медлил с ответом, теряя мысль. Ему было лестно, что Розамунда и Кунигунда о нем проявляют заботу. Как и вчера, они стали досаждать Ярополку настойчивыми просьбами вступиться за Ярослава перед великим князем.

Ярополку пришлось объяснить жене и тёще своё положение, осложнённое противостоянием с Ростиславичами, претендующими на часть его земель.

– Значит, Всеволод Ярославич недруг тебе и друг Ростиславичам, поскольку он желает породниться с Рюриком, – заявила зятю прямолинейная Розамунда. – Тем более, Ярополк, тебе нельзя отталкивать от себя Ярослава, который может стать твоим союзником в борьбе.

Ярополк ушёл от этого разговора. Было очевидно, что затевать распрю с великим князем из-за Ярослава он не собирается.

– Не беспокойся, дружок, я тебе помогу, – шепнула Розамунда Ярославу после завтрака. – В полдень поднимись на теремную башню. Я буду ждать тебя там.

Ярослав был заинтригован услышанным, но ещё больше его заинтриговал взгляд Розамунды. От такого взгляда красивой женщины и у самого недалёкого мужчины сильно забьётся сердце. Ярослав же был далеко не глуп и сразу сообразил, для какой цели желает с ним уединиться мать Кунигунды.

Он кое-как дождался полуденного часа. Сказав Ярополку, что желает немного вздремнуть, Ярослав сделал вид, что направляется в отведённую ему светлицу, а сам по боковому переходу поспешил к теремной башне. Эта башня была выше воротной башни, с неё открывался широкий вид на узкие улочки Владимира, которые едва виднелись среди высоких тополей и тесовых крыш. Застройка во Владимире была столь плотная, что терема местных бояр буквально лепились вплотную один к другому. С верхней площадки башни, укрытой от непогоды четырёхскатной кровлей, хорошо просматривалась река Луг и её мелководные притоки, один из которых нёс свои медленные зеленоватые воды близ юго-восточного вала владимирского детинца. За рекой виднелись луга и пажити, небольшие деревеньки, утопающие в садах. Горизонт замыкали обширные дубовые и буковые леса, укрывавшие подобно косматому плащу дальние холмы, вздымавшиеся живописными уступами.

Осень была в разгаре, но здешнее солнце щедро одаривало теплом эту благословенную землю, поэтому листва на деревьях только-только начинала желтеть.

«В Муроме уже вовсю идёт листопад», – с непонятной грустью думал Ярослав, любуясь из бойницы окрестными далями.

Он уже решил, что Розамунда не придёт, когда внизу послышались лёгкие торопливые шаги. Из люка в самом центре верхней смотровой площадки показалась голова графини в белом платке, поверх которого поблёскивала золотая диадема.

Увидев Ярослава, графиня мило улыбнулась, сверкнув белыми ровными зубами, и промолвила извиняющимся тоном:

– Я, конечно, негодница, Ярослав. Но мне с трудом удалось отделаться от опеки служанок, не дающих мне и шагу ступить одной.

– Ради такой красавицы я готов торчать на этой башне день и ночь напролёт, – Ярослав подал руку графине, которая путалась в своём длинном платье.

Едва Розамунда выбралась из люка, как Ярослав тотчас заключил её в объятия, словно это была не первая их встреча.

Розамунда не воспротивилась этому, наоборот – сама подставила губы для поцелуя. Её руки обвили шею Ярослава, а по телу пробежала лёгкая дрожь вожделения. С этого страстного поцелуя и начались в Ярослава большие перемены и испытания, к которым он был совершенно не готов.

* * *

Розамунда вознамерилась женить Ярослава на своей племяннице, дабы тот, опираясь на германских родственников, смог завоевать на Руси любой приглянувшийся ему княжеский стол. Уже при встрече с Ярославом на сторожевой башне Розамунда открыла ему свой замысел. Ярослав был полон самых приятных впечатлений после обладания женщиной, телесное совершенство которой никак не вязалось с её сорокалетним возрастом. Услышав от своей любовницы о тех возможностях, какие могут открыться перед ним в случае женитьбы на дочери графа Кобургского, брата Розамунды, у Ярослава закружилась голова от честолюбивых замыслов. Ему сразу расхотелось идти с повинной к великому князю. В своих мечтах Ярослав уже видел себя черниговским князем.

«Кто знает, – думал он, – может, то, что не удалось Олегу и Роману, удастся мне. Ведь я буду опираться не на язычников-половцев, а на христиан-немцев».

Ярополк нисколько не огорчился, когда его тёща объявила, что возвращается обратно в Германию. Однако ему совсем не понравилось, что вместе с Розамундой в Германию собрался и Ярослав.

– Не очень-то надейся на бескорыстную помощь германских князей, брат, – предостерёг Ярополк. – Тамошние властители жаднее и коварнее наших князей. Немецкие графы и бароны впутают тебя в свои распри, нальют елея в уши и в конце концов обманут. Уж лучше обратись за помощью к полякам, это вернее будет.

– По пути в Германию я задержусь в гостях у польского князя, – сказал на это Ярослав. – С сестрой повидаюсь и с тёткой отца моего Марией-Добронегой.

0 том, что Розамунда сватает за него свою племянницу, Ярослав не сказал ни слова. Он решил, что Ярополк нарочно наговаривает на свою немецкую родню, лелея в душе какие-то честолюбивые замыслы и не желая делиться ими с Ярославом.

Часть своей дружины Ярослав оставил во Владимире. Некоторые гридни не пожелали последовать за своим князем в Германию, предпочтя скитаниям по чужим землям службу у Ярополка.

Сразу за Вислой зарядили дожди. Лошади скользили на размытых дорогах, повозки вязли в грязи.

Ещё в Сандомире Розамунда и Ярослав узнали, что двор великого польского князя ныне обретается не в Гнезно, а в Кракове. Это было как раз по пути в Нижнегерманские земли, где находились владения супруга Розамунды и её брата.

Польшу, как и Русь, сотрясали внутренние распри. Старший из сыновей Казимира Восстановителя Болеслав Смелый правил страной долго и деспотично, но в прошлом году, после очередного заговора польской знати ему пришлось уйти в изгнание, спасая свою жизнь. Болеслав нашёл убежище в Венгрии у короля Ласло, которому в своё время помог отнять трон у его брата Гезы. Ярослав так и не смог повидаться с сестрой Вышеславой, женой Болеслава, поскольку она последовала за мужем в изгнание. Не удалось Ярославу встретиться и с Марией-Добронегой, матерью Болеслава: она находилась в Гнезно.

Великим польским князем стал младший брат Боле слава Владислав по прозвищу Герман. Это прозвище он получил за дружбу с германским королём и за расположение ко всему немецкому. Изгнать старшего брата из Польши Владиславу помог чешский князь Вратислав, тесть Владислава.

Обретя польский трон, Гермбн перенёс столицу государства в Краков, поближе к Чехии и подальше от воинственных поморян.

Ярослав с удивлением обнаружил, что Розамунда и Владислав Гермбн не просто знакомы друг с другом, но даже находятся в приятельских отношениях. Это стало заметно при первой их встрече в Кракове. Розамунда неизменно называла Владислава «мой возлюблен и ми брат», а тот в свою очередь говорил: «моя возлюбленная сестра». Оба постоянно разговаривали по-немецки, несмотря на то, что Розамунда неплохо знала польский язык. Обоим было по сорок лет, и возрастное равенство, как и то, что Розамунда в прошлом оказывала услуги Владиславу, искавшему защиты у германского короля от происков старшего брата, по-видимому, настолько сблизило их, что в отношениях и впрямь проглядывало что-то родственное.

Ярослав же начал ревновать. Розамунда несколько раз отдавалась ему с покорностью служанки, поэтому Ярослав считал графиню чуть ли не своей собственностью. И то, как Владислав позволял себе обнимать и целовать Розамунду, совсем не понравилось Ярославу. Не понравился ему и сам Гермбн, который был грузен и неповоротлив как боров. Густые низкие брови, крючковатый нос и тяжёлый подбородок придавали Владиславу несколько мужиковатый вид. Глаза, острые как иголки, постоянно находились в подозрительном прищуре, словно он не доверял всем и каждому.

Владислав, наоборот, был рад Ярославу, поскольку был наслышан о могуществе его покойного отца и о храбрости старших братьев. В беседе он не скрывал того, что Всеволод Ярославич поступает не по чести с сыновьями Святослава Ярославича.

– Ничего, – процедил сквозь зубы Ярослав. – Бог даст, нынешняя спесь моего дяди отрыгнётся ему в скором времени потерей стола киевского.

Мрачный вид Ярослава и его угрозы в адрес великого князя навели Владислава на мысль: Ярослав хочет мстить Всеволоду Ярославичу за смерть своих братьев, но не просто мстить, а лишить дядю великокняжеского стола. Тому способствовала и хитрая Розамунда, которая как бы между прочим обмолвилась, что на стороне Ярослава находится и её зять Ярополк Изяславич.

– Я намерена и германского короля сделать союзником Ярослава, – добавила при этом Розамунда.

Владислав, знавший возможности Розамунды, не счёл это пустым бахвальством: графиня действительно имела сильное влияние на короля Генриха, ведь одно время она была его любовницей. И как поговаривали в окружении короля, лишь связь с Розамундой помогла Генриху удержаться на троне.

Потому-то Владислав на вопрос Розамунды, согласится ли нынешний польский властелин поддержать Ярослава в его справедливой мести, не задумываясь, кивнул. Владислав знал, что, в своё время помогая Изяславу Ярославичу вернуть киевский стол, Розамунда, её супруг и король Генрих неплохо обогатились. За щедрое» вознаграждение Владислав был готов протянуть руку дружбы хоть самому Сатане.

Когда Розамунда и Ярослав, наконец-то, остались одни в отведённом для них покое, графиня игриво обняла своего молодого любовника и хотела поцеловать его в уста, но тот недовольно отстранился.

– Ты устал или чем-то недоволен?

– Почему ты позволяешь Владиславу целовать себя? – сердито пробурчал Ярослав, не глядя на Розамунду. – Не много ли себе позволяет этот толстяк?

– Этот толстяк отныне твой друг и союзник, – заметила Розамунда. – И впредь будь с ним повежливее, мой милый. Видит Бог, он нам пригодится. Погляди, какие роскошные покои отвёл нам Владислав! Здесь нам никто не помешает, мой мальчик.

И Розамунда принялась раздеваться, бросая на Ярослава призывные взгляды.

Глядя на свою любовницу, Ярослав оттаял. Ему впервые представилась возможность узреть Розамунду полностью обнажённой. С распущенными по плечам длинными золотистыми волосами она выглядела на диво соблазнительно и привлекательно.

Прелести графини по достоинству оценил и Владислав, наблюдавший в потайной глазок за двумя липниками. Он не мог расслышать всего сказанного, отлично рассмотрел, что они вытворяли на широкой кровати. Несколько лет тому назад Владиславу посчастливилось однажды обладать прекрасным телом Розамунды. Теперь он завидовал Ярославу, который был явно посноровистее его в деле любви.

«Этого юнца похотливая Розамунда не скоро отпустит от себя, – решил Владислав. – Ради него она горы свернёт!»

Глава шестая. «ЧЕРТОВА ДЮЖИНА».

Когда установился санный путь, в Киеве объявилась Эльжбета с грудным младенцем на руках. Вернее, её доставили Святополковы гридни во главе с новгородским боярином Вяхирем.

Вяхирь оказался остёр на язык. На вопрос великого князя, зачем он привёз польку в Киев, боярин ответил:

– Эльжбета в Киеве есть ответ моего князя на твоё послание, Всеволод Ярославич. Княже Святополк полагает, что одного взгляда на рождённого младенчика достаточно, чтобы понять, кто тут прав, а кто виноват, но вину свою не признает.

И Вяхирь так посмотрел на великого князя, словно хотел уличить его во всех смертных грехах.

– Святополк с ума сдвинулся, да и ты тоже, боярин, коль такие речи мне молвишь! – загремел Всеволод Ярославич, вскочив с трона и схватив Вяхиря за бороду. – Вот велю голову с тебя снять да в дар Святополку преподнесу. Вижу, осмелел он в Новегороде!

Вяхирь потупил очи, однако ответствовал без испуга в голосе:

– Голова моя славы тебе не прибавит, княже. А вот новгородцы вряд ли простят такое. Я в Новегороде человек известный, и голова моя дорого стоит. Тебе, княже, она может стоить стола киевского.

– Угроз твоих я не страшусь, боярин. – Всеволод Ярославич оттолкнул от себя Вяхиря. – Возвращайся в Новгород. Да передай от меня князю Святополку, что на человеческую глупость есть Божья премудрость. Скажешь, что Эльжбету с младенцем я отправлю в Краков к её польской родне. Ступай!

Вяхирь нарочито медленно поклонился и, так же медленно распрямившись, вышел из зала.

«Вот, мерзавец!» – думал Всеволод Ярославич, глядя в спину удаляющемуся новгородцу.

Эльжбета, узнав, что её отправляют в Польшу, потребовала встречи с великим князем, во время которой она то валялась в ногах у Всеволода Ярославича, то истерично осыпала его оскорблениями и угрозами. Эльжбета была подобна фурии[100][100]
  Фурия – древнеримская богиня мщения,


[Закрыть] – столько блеска было в её полубезумных глазах, а все движения были преисполнены нервного раздражения. Она плакала, хохотала как сумасшедшая, каталась по полу с разметавшимися волосами.

Всеволод Ярославич показал Эльжбету лекарям, и те единодушно заявили: полька страдает припадочным безумием, болезнь эта почти не поддаётся лечению, но, к счастью, по наследству не передаётся.

Коснячко, вернувшийся из Владимира, куда он ездил по поручению великого князя, дабы образумить Ярослава и уговорить его вернуться в Муром, огорошил известием, что Ярослав подался к полякам вместе с тёщей Ярополка графиней Розамундой.

– Не к добру это, княже, – молвил Коснячко. – Розамунда опутает Ярослава лестью как паутиной, настроит его супротив тебя. От этой немки всякого зла ожидать можно, ведь супруг её является правой рукой германского короля. Князь Владислав друг Генриху и с Розамундой в добрых отношениях, поэтому Розамунда может запросто использовать Владислава в своих целях. У поляков ныне единства нету. Ежели Болеслав радел о дружбе с Русью, то Владиславу милее германский король и чешский князь, ибо один ему друг, а другой – тесть.

– Токмо этого нам не хватало! – опечалился Всеволод Ярославич. – Начисто одолели напасти! Делать-то что, воевода?

– Нельзя Эльжбету в Польшу отсылать, эта безумная дров там наломает, – сказал Коснячко. – Пущай до поры в Киеве остаётся, а там видно будет.

– Хлопот с ней много, – Всеволод Ярославич нахмурился. – Я все же спроважу Эльжбету вместе с сыном в Польшу, но сделаю так, что до Польши они не доберутся.

– Грех это большой, княже, – осторожно заметил Коснячко.

– Знаю, – огрызнулся Всеволод Ярославич. – Будет время, отмолю перед Господом. Не о себе радею, но о спокойствии на Руси.

Едва Коснячко скрылся за дверью, как Всеволод Ярославич велел челядинцам разыскать и привести к нему Спирка.

Спирк сначала не поверил своим ушам, когда великий князь заговорил с ним про Эльжбету.

– На днях она отправится в Польшу через Дорогобуж, – молвил Всеволод Ярославич тихим таинственным голосом. – Леса в той стороне густые, людишки лихие там частенько пошаливают. Думаю, вряд ли Эльжбета сей беды минует, ибо на ней рок Господень. Не дал ей Всевышний долгого веку, да и отмерянные лета прожила беспутно, не задумываясь о честном имени своём. Смекаешь, о чем я речь веду?

Всеволод Ярославич пронзил слугу пристальным взглядом.

У Спирка аж во рту пересохло: такая удача.

– Смекаю, князь-батюшка, – прошептал он. – Все сделаю как надо.

– Людей сам подберёшь, – продолжил Всеволод Ярославич. – Таких, чтоб язык за зубами держали и были не робкого десятка, ибо кроме полячки придётся и спутников её порешить. Все добро, добытое кровью, будет ваше. От себя добавлю по три гривны на человека, оружие и коней тоже дам. Послезавтра отправишься в путь. Будете ждать Эльжбету в Дорогобуже, но убьёте её и всех, кто будет с ней, подальше от города на самой границе волынских земель. Уразумел?

Спирк торопливо закивал головой.

– Как сделаешь дело, в Киев возвращайся другой дорогой через Овруч, да тела убиенных получше спрячьте, чтобы шума опосля не было.

– А как с младенчиком быть, княже? – спросил Спирк.

– Убьёте вместе с матерью, – жёстко ответил Всеволод Ярославич. – Все едино чаду безвинному дорога в рай обеспечена.

«Чадо-то в рай попадёт, а вот убийце гореть в аду», – подумал Спирк, но вслух ничего не сказал.

В назначенный день Спирк представил великому князю трёх человек, с которыми ему предстояло изображать татей[101][101]
  Тать – разбойник.


[Закрыть] на лесной дороге.

Одного звали Нерадец. Некогда он служил боярину Туке, но проворовался и бежал от боярского гнева. Когда Тука погиб в сече на Сожице, Нерадец вступил в дружину к Изяславу Ярославичу. После смерти князя Нерадец оказался в дружине Рюрика Ростиславича, но и у него не задержался. Всеволод Ярославич взял Нерадца к себе и держал при конюшне, поскольку тот знал толк в лошадях.

Другой – родом торчин, принявший православную веру и потому покинувший своих соплеменников ради службы у Изяслава Ярославича. За меткую стрельбу из лука Изяслав прозвал торчина Гореглядом. Во Всеволодову дружину его привёл Спирк, давний дружок.

Третьим был бывший палач Изяслава по имени Смага, что значит «смуглый». Матерью Смаги была рабыня с Кавказа, отцом – русич. Смага уродился в мать, такой же смуглый, темноглазый и черноволосый. Последнее время Смага подрабатывал на скотобойне, так как любил кровавое ремесло пуще всякого другого.

Всеволод Ярославич обеспокоился было, не маловато ли помощников набрал себе Спирк. Однако тот заверил: каждый из отобранных в лихом деле троих стоит.

– А я так и вовсе за четверых сойду, – добавил Спирк.

– Стало быть, вас тут целая чёртова дюжина, – Всеволод Ярославич усмехнулся.

Встреча происходила на княжеской конюшне. Вместе с великим князем пришёл Коснячко, который был обязан снабдить Спирка и его людей оружием, провиантом и всем необходимым в пути. Слуги Коснячко должны были сопровождать новоявленных разбойников до самого Дорогобужа и проследить за тем, чтобы Эльжбета не миновала этот город стороной и не избрала другой путь в Польшу.

Для сопровождения Эльжбеты Всеволод Ярославич отобрал четверых гридней из мол од шей дружины, отличавшихся склочным неуживчивым нравом. Помимо гридней в свите было три холопа, в обязанность которых входило ухаживать за лошадьми и управлять тройками, сидя на облучке. Эльжбета отправилась в путь в крытом возке, ещё в двух санях была сложена провизия на дорогу. Гридни сопровождали санный поезд верхом на конях.

* * *

Уже пребывая в Дорогобуже на постоялом дворе, Спирк ещё раз напомнил своим спутникам, с каким условием он взял их на это дело.

– Эльжбета нужна мне живая и невредимая, – сказал он, стоя посреди тесной комнаты, где располагались на ночлег его друзья по намечаемому злодейству.

– Знаем, – отозвался из тёмного угла Горегляд. – Хочешь в полной мере насладиться местью, поэтому перед тем как убить Эльжбету, мы трое должны её поочерёдно изнасиловать.

– Конечно, мы сделаем это, Спирк, – с ухмылкой проговорил Нерадец, – ведь ты сам на такое дело больше не способен. Не беспокойся, друже. Уговор помним.

– Отделаем Эльжбету как последнюю потаскуху, будешь доволен, – добавил, зевая, Смага. – Мне лишь хочется знать, кому из нас первому скакать на красивой польской лошадке. Я думаю, мы все достойны такого подарка, однако кто-то должен стать первым. Кто же?

Спирк, полагая, что вопрос предназначен ему, ответил:

– Бросьте жребий и вся недолга.

Он нарисовал углём небольшой круг на запертой двери и предложил своим спутникам поочерёдно метнуть нож. Чей угодит в самый центр круга, тому первому и достанется Эльжбета.

В метании ножа повезло Смаге. Он весьма довольный завалился спать. Между тем Нерадец и Горегляд снова бросили нож в цель, дабы выяснить, кто из них займётся Эльжбетой вторым. На этот раз более метким оказался Горегляд.

– Не печалься, друже, – успокаивающе обратился к Нерадцу Спирк. – Эти двое разогреют Эльжбету, так что тебе она достанется объятая огнём желания, токмо успевай работать.

Нерадец ничего не сказал, а простоватый Горегляд смачно расхохотался, показав свои редкие желтоватые зубы. Охота за опальной княгиней казалась ему сущим развлечением.

Морозным январским днём, ближе к вечеру четыре всадника выехали из Дорогобужа по заснеженной дороге, ведущей к реке Буг. В тот же день рано поутру в Дорогобуж въехала княгиня Эльжбета со своей немногочисленной свитой.

Там, где дорога ныряла в небольшую лощину, пороcшую молодым ельником, Спирк и его люди устроили за саду. Ночью они грелись у костра в глубине леса, а днём сидели за деревьями каждый на своём месте, готовые к нападению.

По дороге постоянно проезжали то сани с грузом, то верховые. Местные крестьяне везли в город на продажу сено, мороженую рыбу или мёд, купцы держали путь из Галича и Владимира в Киев, скакали с поручением княжеские гонцы.

Прошло два дня. На третий сидевшие в засаде, наконец, дождались тех, по чью душу послал их великий киевский князь.

Первым в дело вступил Горегляд. Пущенная им стрела насквозь пробила шею одному из скакавших впереди дружинников. Второй живо спрыгнул с коня и выхватил из ножен меч. Прикрываясь конём, он вглядывался в густой ельник.

Не теряя времени даром, Горегляд пустил вторую стрелу и сразил наповал возницу, сидевшего на облучке переднего крытого возка. В это же время выскочившие на дорогу Спирк, Нерадец и Смага забросали дротиками двух дружинников, ехавших в хвосте маленького каравана. Тяжело раненные гридни вывалились из седел в снег, где и были добиты. Затем Смага ударом кинжала убил возницу, бросившегося на него с топором. Третьего возницу, кинувшегося наутёк в лес, догнала меткая стрела Горегляда.

Единственный из уцелевших гридней не оробел и бросился на разбойников с мечом в руке. Горегляд не посмел стрелять из лука, опасаясь зацепить стрелой кого-нибудь из своих товарищей. Вытащив из-за пояса топор, торчин поспешил на подмогу.

Дружинник оказался ловким малым. К моменту, когда Горегляд выбрался из леса на дорогу и подбежал к месту схватки, Смага уже корчился на снегу со вспоротым животом. Неподалёку, прислонившись к саням, стоял бледный как мел Спирк, держась левой рукой за обрубок отсечённой по локоть правой руки. Рука, ещё сжимающая кинжал, валялась рядом на снегу. Нерадец, приволакивая раненую ногу, пятился от наступающего гридня, отбиваясь одновременно мечом и кинжалом. В этот момент Горегляд, напав сзади, раскроил гридню череп.

– Почто так прикончил! – проворчал Нерадец, еле стоя на ногах. – Иль не видел, какая шапка на нем? Чистый бобр! А ты такую шапку топором разрубил, недоумок.