Текст книги "Сапоги — лицо офицера"
Автор книги: Виктор Кондырев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Линия Маннергейма
Все устали, как собаки.
Третий день подряд батарея оборудовала огневую позицию. Копали хода сообщения, траншеи, гнезда для боеприпасов, расчищали площадки для минометов. Под нетолстым слоем мягкой земли, пронизанной корнями, оказалась галька вперемежку с крупными валунами. Приходилось долбить ломами и кирками, работы продвигались медленно, и первые два дня капитан Синюк раздраженно покрикивал, подгонял.
Злились на начштаба майора Терехова, это он все затеял. Сидел, сидел себе в штабе и вдруг решил, что, если китайцы атакуют, они не встретят организованной обороны. Как будто, вырыв ямы вокруг расположения, оборона станет непреодолимой…
Оверьянов и Синюк выбрали позицию в кустарнике, на поляне, окруженной редкими соснами, недалеко от заброшенной, ведущей неизвестно куда, проселочной дороги.
Сейчас позиция была почти готова, и командир батареи успокоился, к вечеру должны управиться.
Временами солдаты натыкались на бурундука. Вся батарея бросалась ловить юркого полосатого зверька, раскапывали нору, искали запасенные на зиму орехи. Скрываясь от солнца, офицеры сидели под кустом, с интересом ждали результатов охоты. Уже три пойманных бурундука сидели в накрытых тряпьем касках.
Из газика вышли майор Курицын и Оверьянов.
Как бы не замечая офицеров, оба склонились над картой на капоте машины.
Лейтенанты не сдвинулись, сидите, не вскакивайте, сказал Синюк, нечего этому дураку Курицыну лишний раз козырять, надо будет, сам подойдет.
Вдруг майоры заговорили громко, заоглядывались, указывая куда-то в сторону. Направились к минометчикам.
– Прекратить работы! – строго сказал Курицын. – Неужели, Синюк, вам не ясно, что ваша позиция уязвима с воздуха? Минометы надо установить вон там, на опушке, чтоб иметь возможность укрыться в лесу.
– Пусть это вас не волнует, товарищ майор! Если самолеты нас обнаружат, не поможет ни лес, ни окопы. У минометчиков такой лозунг: «Смерть врагу, пиздец расчету!» – встревоженно пошутил Синюк.
– Вы не паясничайте, капитан! – Курицын нахмурился. – Позицию необходимо перенести на двести метров к лесу!
– Как перенести! Вы смеетесь?! Батарея работала три дня! Да в конце концов я и не вам подчиняюсь! У меня есть начальник артиллерии, он в курсе дела…
– Нет-нет-нет! – быстро сказал Оверьянов. – Не кричи, Синюк! Тебе надо было более тщательно подойти к этому вопросу. Придется переменить позицию, я согласен с Курицыным…
– Да что это такое… – растерялся капитан. – Мы же вместе выбирали… Солдаты руки в кровь истерли… Что эти двести метров решат?
– Выполняйте приказ, капитан! Что вы тут расплакались, солдаты устали, солдаты руки истерли! Они служить должны, а не писать в песочек и пасочки из него лепить. Поменьше слюнтяйства! Не берите пример с ваших лейтенантов!
Майор Курицын сердито пошел к машине.
Оверьянов, уходя, полушутливо заворчал, надо, надо, Синюк, не артачься, допустил оплошность, исправь, солдатам будет только полезно поработать немного, ничего страшного…
Солдаты, прекратив работы, напряженно смотрели на офицеров.
Синюк сплюнул с досады, повернулся к лейтенантам, ну что вы скажете, как теперь выкручиваться…
– Ах ты, Гном, моя радость! – с ожесточением сказал Казаков. – Вы видите, какая мандавоха, сам же выбирал позицию, а теперь отказывается!
– А ты рассчитывал, что он из-за тебя со штабным начальством ругаться будет? – злобно ответил Петров. – Ничтожество! Такой за двадцать копеек в церкви перднет!
Синюк не мог успокоиться.
– Правильно говорят, не торопись выполнять первый приказ, ибо сейчас же последует другой! Что этот дурак понимает в артиллерии! Это пол сотни деревьев придется завалить, чтоб они минам не мешали… Батарея зря три дня жопу драла из-за этого дуроеба!
– Я не перестаю удивляться нашей наглости. Под предлогом выполнения священного долга и под угрозой тюрьмы пригнали сюда молодых людей, поселили в скотских условиях, кормят хуже свиней, тиранят их на губе, издеваются в казармах, два года без отпуска и после этого мы считаем себя вправе требовать от них сознательного отношения к службе. Не просто, заметьте, не прекословить начальству, а сознательно, то есть с воодушевлением и восторгом, выполнять приказы любого мудозвона!
Толя Теличко разволновался, поднялся с земли.
– Была бы это профессиональная армия, другое дело. Там деньги платят, люди добровольно записываются, знают, что их ждет. А мы платим солдатам три шестьдесят в месяц, да половину еще высчитываем, то на газеты, то на пуговицы запасные. Что они видят? Несправедливость, хамство и лицемерие? Естественно, им приходится подстраиваться. Вот поэтому столько среди них всякой рвани и хитрожопых лодырей или просто нарушителей, крупных и мелких! С нормальными человеческими качествами при таком порядке не выживешь. А выжить хочется всем, вот люди и звереют для этого…
– Не кипятись, Толя! – сказал Казаков. – Зато наша армия самая выносливая и неприхотливая. Изголодавшемуся солдату пообещай чашку риса, стакан водки или колбасный магазин на разграбление, так он тебе жизни за это не пожалеет! Поэтому мы так и боимся китайцев – их много и все нищие… А скажи нашим, что вон в том городе они найдут бабу и транзистор, быстренько бросятся на штурм… Все это входит, наверное, в психологическую подготовку армии, не зря над этим ломают голову тысячи ученых…
– Да при чем здесь психология! – сказал Петров. – Просто денег не остается на булочки с изюмом.
– Вы так и вправду до ерунды договоритесь! – Синюк успокоился. – Армия такой и должна быть, это вам не Гагры – Сочи-Мацеста! Вон, американцы, получили под жопу во Вьетнаме и не удивительно. У них каждому солдату даже туалетная бумага ежедневно положена! Видите ли, нельзя в бою пальцем или листьями подтереться! А призывники повестки жгут перед президентом! Попробовали бы у нас такое, я бы первый этих пидоров из пулемета! Теперь судят на всю страну какого-то несчастного лейтенантика. Якобы, слишком много перестрелял старичков и старушек! А ты что бы сделал, Казаков, если бы из вражеской деревни какая-нибудь срань зеленая выстрелила в спину и убила, скажем, твоего друга Коровина? А? Камня на камне не оставил бы от этой деревни! А вы говорите несправедливость, хамство… В армии иначе нельзя. Солдата надо раздрочить, да дать ему передовую технику, и чтоб командира боялся. А как он будет выполнять приказы, сознательно или бессознательно, меня не интересует… Строй, Петров, батарею! Ничего пока не говори, подождем до завтра…
Белка и азимут
Полигон нашли еще в конце весны, в двенадцати километрах, недалеко от деревушки Голубая.
Майор Оверьянов и командиры батарей отсутствовали тогда неделю, разъезжая по окрестностям на разведывательном бронетранспортере-амфибии, одолженном у саперов. Ждите очередного ЧП, ехидничали в штабе, они вам выберут полигон, возле деревенской пивной, хоть бы боевую машину не пропили, сами сгорят от водки, не так будет обидно…
Чрезвычайное происшествие действительно имело место, и командир полка вздохнул с облегчением, когда узнал, боялся худшего, а теперь под этим предлогом приказал Оверьянову немедленно возвращаться.
На вокзале в городе Свободный, где неведомо как очутились командиры-артиллеристы, капитан Рева, комбат-3, разбил нос солдату, механику-водителю амфибии. Рева был незаметным человеком, пил в меру, и если уж его вывели из себя, можно себе представить, как оборзел этот водитель, говорили офицеры. Обстоятельства дела оставались смутными, оба, видно, были пьяны до положения риз, но факт рукоприкладства был налицо, тем более что произошло это на людях, а хитрый солдат-старик придумал, как отомстить, сел в поезд, пробежал прямо к Белоусу, жаловаться. Полковник случай это замял, посадив Реву на пять суток на гауптвахту, к ракетчикам на «А», а Оверьянова прилюдно, в штабе, обматерил.
Для полигона выбрали громадное заболоченное поле, узкое, вытянутое в длину на несколько километров. Единственным неудобством было близкое соседство «точек», и ракетчики долго не разрешали приближаться к запретной зоне. Но Белоус уломал ракетчиков, пообещав и близко не подходить к точке, обнесенной к тому же колючей проволокой. Нужно же моим минометчикам где-нибудь упражняться, доказывал он своему приятелю-генералу, командиру ракетной дивизии, никто возле ракет шастать не будет, из палаток не выйдут, а то скоро дивизионные стрельбы, офицерам надо подготовиться…
Генерал-ракетчик без охоты согласился…
Солдаты расставляли палатки, устанавливали походные кухни, маскировали машины, укладывали в стороне ящики с минами.
Офицеры веселой компанией пошли выбирать огневую позицию, нашли идеальное место. Небольшая рощица мыском вдавалась в поле. По узкой полоске твердой земли могли пройти машины, впереди было ровное, заболоченное пространство, с табачного цвета травой.
Толстенные стволы берез, редкие сосны между ними, под ногами – все изумились – земля сплошь покрыта низкими кустиками голубики – крупные, с виноградину, сине-черные ягоды. Грибов! На каждом шагу маслята, подберезовики, белые, сразу по несколько шляпок, похожие на яичные желтки. Абсолютная тишина, легкие удары шишек о землю, да иногда шуршание крыльев. Освещенная солнцем листва берез так отчетливо прорисована, что хотелось пересчитать все листочки. Цветы здесь не росли, но и без них лес был радостно-уютным.
Загремела автоматная очередь.
Гранин, чуть в стороне, стрелял по верхушке сосны. Прекрати, закричали, что ты шум поднимаешь, как ребенок, дай в тишине побыть. Белка, возбужденно оправдывался Гранин, белка там!
– Белка, белка! – ворчал Оверьянов. – Здесь их больше, чем ворон на свалке. Стрелять, что ли, по каждой? Только ракетчиков переполошим. Дай-ка мне патроны. Откуда они у тебя?
Гранин, не протестуя, высыпал в фуражку пригоршню автоматных патронов. Как всегда, патроны никому не выдавали, хотя у каждого был Калашников. Позавчера упросили Сырца устроить ротные стрельбы, и тот вечером вручил лейтенантам полжестянки сэкономленных патронов. «Смотрите, – предупредил, – солдатам не давайте, что случится, я ничего не знаю, скажу, что украли, я не давал».
Теперь лейтенанты с легким сердцем наблюдали за конфискацией боеприпасов, у каждого было еще по полсотни.
Вечером, у костра, хвалили Оверьянова, выбрал место, прямо чудо, отдохнут все, солдаты и командиры. Майор чувствовал искренность похвал и был в высшей степени благорасположен. Улыбался синими от голубики губами, поворачивал в пламени прутик с нанизанными грибами.
– А что слышно о дембеле, товарищ майор? – рассеянно спросил Панкин. – Скоро второй год пойдет, а там, глядишь, и домой собираться надо…
– А вы что, надеетесь на демобилизацию? – хихикнул Оверьянов. – Я думаю, никто вас не отпустит. Дадут через год по звездочке и оставят в армии. Кто хорошо служит, на повышение пойдет, а разгильдяи так и останутся старлеями до старости…
– Ну и шутки у вас, товарищ майор! – с недоверчивой тревогой сказал Казаков. – Закон есть закон, нас забрили на два года, значит, через год прости-прощай, непобедимая и легендарная…
– Сколько на вас денег народных потратили! – решил пошутить Петя Кушник. – Даром что ли, твою мать с проглотом? Двадцать пять лет упираться будете, как миленькие!
– Да ты хоть не подъябывай, пизда мамина! – рассердился Коровин. – Мы серьезно спрашиваем.
– А что, Петя прав, – заулыбался Алексеев. – В штабе сейчас ищут, кто согласился бы еще на пять лет… Переводят в Свободный, в дивизию, там завскладом будет! Я всю жизнь мечтаю о такой должности!
– Да кого это жарит, товарищ капитан, о чем вы мечтаете! – раздраженно откликнулся Петров. – Я знаю одно, пусть меня Министр обороны хоть куда целовать будет, я здесь и дня лишнего не останусь!
– Кто тебя будет спрашивать! – сказал Синюк. – Что, трудно принять новый закон? Кто залупаться будет, в тюрьму лет на семь! Другие живо захлопнут хлеборезки! И весь хер до копейки…
– Понятно, все это шутки, – задумчиво сказал Фишнер, – Но доля вероятности в них есть. Вывод, мальчики, напрашивается сам собой. Надо служить так, чтоб никому и в голову не пришло оставить нас в армии. Чтоб от одной такой мысли у командования в яйцах холодело…
– Вы, Фишнер, забываетесь! – строго сказал Оверьянов. – Думаете, если вы будете палки вставлять в колеса и саботировать, то добьетесь чего-нибудь?
– Много вас таких разумных! – поддержал Синюк. – Не на таких, как вы, и то управу находили, если нужно… Как сказал поэт, на хитрую жопу есть хер с винтом…
– Это не лучший выход, товарищ капитан! – примирительно сказал Янич. – На ваш хер с винтом есть жопа с закоулками…
– Пошутили и хватит! – добродушно заворчал Оверьянов. – Пошли спать, завтра много работы…
Первым стрелял Петров. От напряжения обливался потом, шевелил без толку губами, убитым голосом отдавал команды. Солдаты вяло их выполняли, мины падали в болото, взлетал букетик грязи и дерна. Все это заняло минут пятнадцать, Петров уступил место следующему.
Если дело так и дальше пойдет, занервничали лейтенанты, через два дня придется уезжать, все отстреляются, потом что делать? Неужели Гном такой неумный, зачем возвращаться, опять канавы копать…
Офицеры напрасно сомневались в умственных способностях начальника артиллерии.
Оверьянов подошел с озабоченным лицом.
– Почему бездельничаем, товарищи лейтенанты? Чем занят личный состав? Все солдаты разбрелись! Мы приехали сюда не только стрелять! Надо проводить занятия на местности, научить солдат ориентироваться в лесу, ходить по азимуту… Да и о политзанятиях не забывать. Взял свой взвод, садись на травку и проводи беседу о последних решениях пленума или что там у вас по плану…
A-а, переглянулись, не такой он дурак, наш дорогой Гном, майор Оверьянов.
Из наставления, произнесенного таким деловым тоном, в сознании лейтенантов задержалось совсем вроде неприметное выражение. «Ходить по азимуту». Прекрасно, обрадовались, вот это действительно дельное предложение!..
Когда разморенный от летней казарменной духоты полк узнавал о готовящейся штабной проверке, выяснялось, что у половины командиров взводов именно на сегодняшний день запланированы занятия по топографии. Солдаты разбирали автоматы, лейтенанты вооружались картой и компасом, и взвод углублялся в тайгу.
Тема столь популярных занятий называлась скучно: «Хождение по азимуту».
Ни азимутами, ни тем более хождениями не злоупотребляли. Отойдя на пару километров, ложились на траву, закуривали, разглядывали карту, неторопливо разговаривали. Этой нехитрой уловке научили кадровые лейтенанты-пехотинцы. Пользуйтесь случаем, смеялись они, только в пехоте вас похвалят, если вы с вашими солдатами Целый день по лесу прошляетесь…
Лесные прогулки
Герой фильма, ковбой зрелых лет, идет под палящим солнцем по пустынной улице городка на Диком Западе. Плотно задернутые занавески, закрытые двери салунов, ни души вокруг. Он идет, с невозмутимо-настороженным лицом, положив руки на рукоятки кольтов. Леденящая душу музыка подсказывает зрителям – надо ждать самого худшего…
Третья батарея шагала толпой за офицерами по пыльной центральной улице громадного села.
Добротные бревенчатые дома, деревянные тротуары, здания почты, магазина, клуба, сломанная телега на небольшой площади… Лейтенанты невольно сняли с плеч автоматы, солдаты сбились поплотнее, с тревожным удивлением оглядывались.
Окна без стекол, двери настежь, крыши без труб, оборванные провода.
Село было оставлено людьми.
– Чей-то они поразбежались? – сказал капитан Рева. – Давай-ка посмотрим, что там в избах. Может, что хорошее найдем…
Все разбрелись по селу.
Сначала с опаской, потом, привыкнув, с шумным любопытством, солдаты перебегали от дома к дому, залазили на чердаки, заглядывали в подпол, в сараях рылись в кучах хлама.
– Может, их переселили из-за точек? – спросил Фишнер.
– Какой там! Точки здесь уже лет десять, а люди ушли года два назад. Посмотри, ничего не сгнило, бери да живи! Печки только разобрали на кирпичи, это здесь дефицит… – ответил Рева.
Солдаты громко закричали, зовя офицеров.
В полутемном сарае лежала на боку крупная свинья и, чуть приподняв голову, смотрела на людей. Семь крохотных, мокрых еще поросят с закрытыми глазами присосались к ее брюху.
Рева присел на корточки, разглядывал животное.
– Ну и ну! Это она только что опоросилась! – удивился он. – Откуда она здесь взялась? Сбежала, наверное, с фермы ракетчиков…
– Надо запереть сарай, принести ей травы и грибов, а через неделю вернуться и поросят забрать, – предложили солдаты.
– Да, а за это время ее найдут ракетчики и все дела! – сказал капитан. – Это мяса сколько! Дай-ка мне автомат, Фишнер…
– А поросята?
– А что тебе поросята? Посмотри, их там и есть нечего. Да и противно… Отойдите в сторонку!
Свинья беспокойно задвигалась, подняться не было сил, водила маленькими глазками.
Приставив автомат к голове животного, Рева выпустил короткую очередь. Пули разнесли вдребезги черепную коробку. Капитан брезгливо, носком сапога, отбросил поросят в сторону. Связали попарно ноги, просунули тонкий ствол, дали стечь крови, вынесли тушу из сарая. Старались не наступать на слепо ползущих к луже крови поросят.
– Набросьте что-нибудь на свинью! – деловито хлопотал Рева. – Как бы по дороге на ракетчиков не напороться…
Растянувшись по лесу цепочкой, взвод Теличко собирал грибы. Вываливали собранное на плащ-палатку, четверо солдат тащили ее, взявшись за углы, гора грибов росла и росла. Сам Теличко, Петров и Казаков шли чуть сзади, с Калашниковыми в руках, внимательно оглядывали верхушки сосен. Офицерам страстно хотелось подстрелить белку. Слывший охотником Петров уверял, что это чрезвычайно просто, жди только, когда привлеченный шумом любопытный зверек вылезет из дупла, тогда и стреляй.
Белки понимали грозящую опасность и не обнаруживали себя.
Косуля неспешно поднялась с земли и внимательно смотрела на людей.
Затаив дыхание, солдаты стояли, не двигаясь.
Неожиданная встреча поразила опытного охотника Петрова, от страшного волнения у него отвалилась челюсть. Косуля продолжала смотреть, и первым опомнившийся Теличко начал медленно поднимать автомат. Нервы младшего сержанта Васильева не выдержали небывалого напряжения. Заорав сначала по-бычьему, он перешел на ужасающий волчий вой, высоко занес обнаженный штык и бросился на животное.
Косуля неторопливо поскакала между деревьями.
Ложись, рыдающе кричал Петров, ложись, не мешай стрелять, какой кретин, ложись, сейчас он уложит ее!
Косуля перескочила через провисшую ржавую колючую проволоку, люди с криками бежали, стараясь не потерять из виду животное, без всякой уже надежды, необыкновенная удача ускользнула.
Петров с изменившимся от горя лицом замедлил бег.
Косуля исчезла.
Люди бесцельно, ни на что не надеясь, продолжали идти.
– Господи, видел дураков, сам дурак, но такого не встречал! – начал изливать горечь разочарования Петров. – Ты что, Васильев, на охоте никогда не был? Кто ж на косулю с ножом бросается!
Васильев, командир третьего миномета, томился от стыда и переживал.
– Вы не удивляйтесь, товарищ лейтенант! – обрадовались солдаты. – У них в Казахстане только так, ружья там и не видели! Он сам, когда его привезли сюда, на лампочку электрическую лаял! Рассказывал, как все село выходило за околицу следы от автомобиля обнюхивать, мол, что это за зверь прошел!
Весело смеялись, Васильев улыбался…
– А ну, остановитесь! Стой, стрелять буду! – кричал на бегу офицер. – Куда вас несет! Стой!!!
Старший лейтенант и двое солдат остановились в нескольких шагах.
Солдаты направили автоматы, офицер держал руку на кобуре.
– Вы что, не видели, везде написано «Запретная зона»? – грубо сказал старший лейтенант. – Вы углубились на два километра! Ложи оружие, я арестовываю вас! Вы из какой части?
– Спокойно, чего вы разоряетесь? – встревоженно сказал Казаков. – Какая запретная зона?
– Вы что, не видели колючую проволоку? Здесь секретный военный объект! Ложи оружие! Стройся в колонну по три!
– Нельзя так орать, начальник! Пуп развяжется! – сказал Петров. – Раз это военный объект, мы сейчас уйдем.
– Я сказал, стройся в колонну, ложи оружие! Какая часть?
– Какая часть, это военный секрет, вас не касается! – Казаков покраснел от волнения. – И оружие класть никто не будет. Можете нас разоружить, если у вас получится… Сейчас мы сами уйдем…
– Никуда вы не уйдете! Следуйте за мной! Я вам приказываю!
– У тебя еще в жопе не кругло, чтоб приказывать нам! – возмутился Петров и повернулся к солдатам. – Уходите назад, мы вас прикроем.
Минометчики, прячась за деревьями, медленно попятились.
– Послушайте, товарищ старший лейтенант, – вежливо и официально сказал Теличко. – Как же так получается? Тридцать человек проникло на территорию, охрана которой поручена вам, а вы спохватились только, когда они углубились на два километра! Так мы могли в пусковую шахту провалиться, а вы что в это время делали? Это не я говорю, это ваше начальство спросит. Вы же видите, мы заблудились… Уж извините нас, мы тихонько уйдем и забудем об этом… Пошли, мальчики…
Офицер-охранник неуверенно настаивал, но солдаты и лейтенанты сначала медленно, потом быстрее и быстрее пошли назад, к колючей проволоке…
Толстая, в обхват, сосна, позволив пиле легко войти в ствол, теперь глухо сопротивлялась, наваливалась всем весом на стальную полосу, прижимала, заклинивала, затрудняла как могла движение инструмента. Солдаты часто сменялись, пыхтели, обливались потом, меняли положение, ища более удобную для борьбы позу.
Подпрыгивая от возбуждения и задирая голову, вокруг сосны бегал лейтенант Коровин. Он первым заметил белку и хотел было шарахнуть по ней из автомата, но некстати оказавшийся рядом Оверьянов грозно закричал.
Что же делать, стонал от отчаяния Коровин, она же вон там, в дупле, как же добраться до нее…
– А ты спили дерево, – серьезно сказал Теличко, – и только оно упадет, закрывайте дупло, ловите белку.
– Правильно, правильно, – засмеялся Оверьянов. – А заодно мне дома дрова нужны, заготовишь несколько бревнышек…
Дерево затрещало, начало медленно наклоняться, цепляясь верхушкой за протянутые к ней ветки соседних сосен. Когда ствол, набирая скорость, начал падать, белка выскочила из дупла, перепрыгнула на другую сосну и затаилась в хвое. Зверек не хотел убегать от гнезда, выжидал, на что-то надеялся. Сгоряча люди бросились пилить и эту сосну, еще более толстую. Пыла хватило не надолго, но, рассчитывая на успех, все же допилили до конца. Белка, отчаявшись, по-видимому, в благоразумии людей, быстро заскакала по веткам, убегая подальше от этих шумных и непонятно почему агрессивных существ.
Офицеры посмеивались над смущенно матерящимся Коровиным, соглашались, неплохая идея, заготовить на зиму дрова, машины есть, деревьев море, солдаты дурью маются от безделья…
Люди задумчиво ходили между деревьями, выбирали наиболее подходящие, прямые, с длинными стволами, не слишком толстые, но и не тонкие. Каждый загрузил для себя трехтонную машину, теперь хоть не будет хлопот с дровами, удовлетворенно переговаривались лейтенанты, жалко вот только, маху дали с грибами… Собрать бы впрок, но Оверьянов не согласился остаться еще на пару дней, заторопился, опасается, видать, неприятностей из-за свиньи, вдруг ракетчики нагрянут. Выборы в Верховный Совет, говорит, на носу, надо возвращаться, как свежину трескать, так в первых рядах, жрал как слепая лошадь, не в меру трусоват наш отец-командир, и чего бояться, все кости закопали в болоте, не найдешь, поругивались офицеры…
Перегруженные автомобили, неохотно переваливаясь на ухабах, возвращались в Ледяную…
