Текст книги "Сапоги — лицо офицера"
Автор книги: Виктор Кондырев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Военная песня
На отдельном столе в кухне выстроились три десятка трехлитровых стеклянных бутылей с в меру разбавленным спиртом.
Почти все в штатском, офицеры стояли группками и от нетерпения молчали. Многие выпили перед приходом, другие были совершенно трезвыми. Играла музыка, певица приятным голосом пела красивые песни времен войны. Елка, которую разведвзвод танкового батальона весь вчерашний день выбирал в тайге, была прекрасна – такая пушистая и нежная, царственной формы, все подходили погладить иголки. Помигивала разноцветная гирлянда, дело рук связистов. Нарядно одетые женщины, с праздничными прическами и приятно надушенные, стояли отдельно, оживленно болтали и громко смеялись.
Без пяти двенадцать вошли командир полка и начштаба.
– Садимся, товарищи! – объявил Белоус, растирая уши. – Опаздывающих не ждем! Они задержатся немного. Звонили. – И добавил, подмигнув женщинам: – Чтоб служба медом не казалась!
Товарищи быстро и без суеты произвели маневр и через минуту все уже сидели. Самые инициативные разливали водку.
– Э-э, нет! Так не пойдет! – воскликнул полковник, поднимаясь. – Лейтенанты, вы чего уселись отдельно? Нечего тут устраивать клуб интеллигенции! А ну-ка, сядьте вы сюда, а вы сюда! Корх, Оверьянов, марш за тот стол! Сырец, Горченко, Бабошин – вон туда! А вы туда… Быстро, быстро!
Улыбаясь, он обвел глазами зал.
– Разрешите произнести тост. Мне радостно видеть вас здесь, не в форме, в дамском обществе. И весь наш народ может мирно праздновать Новый год. Так выпьем же, товарищи офицеры и наши очаровательные женщины, за этот мирный покой, за нашу Советскую Армию, за мир! Хотя, вроде бы, нам и деньги платят за то, чтоб мы стреляли… С Новым годом!..
Позвонил начальник караула, лейтенант Жмур.
– Все в порядке, уехали?
– Да не рыпайся ты! – не разжимая зубов, сказал дежурный по части. – В штабе еще. Предупреди дежурного по парку, чтоб не понтовался. Все, я позвоню!
Помощник, лейтенант Замойский, беспрерывно выглядывал в коридор и злился.
– Ну, ты подумай! У дурака и шутки дурацкие! Из-за этого хера не встретим как положено Новый год! Потом весь год будет таким же задроченным! Ну, ты подумай!
В три минуты первого подполковник Селиванов вышел из кабинета.
– С Новым годом, товарищи! Мы поехали. Теперь можно и рюмочку выпить, не запрещается!
Выпей, выпей, подумал часовой у знамени, знал бы, сколько людей тебя сейчас клянут, дармоед сучий!
– С Новым годом, товарищ подполковник! – ответил капитан…
Телефонист на коммутаторе почти крикнул в заранее снятую трубку:
– Уехали, бляди!..
Помощник дежурного по части бросился к секретному сейфу и достал две бутылки водки и вскрытую банку китайской тушенки…
Начальник караула крикнул:
– Николаев, я в штабе! Кто позвонит – проверяю караулы!
И выскочил из караулки…
– Хоть с опозданием, но с Новым годом, ребята! – обратился к лейтенантам дежурный по части…
Все выпили, и он добавил:
– Теперь главное, чтоб ЧП не было… Да «Урал» не забыть послать в три часа на «Б». Может, какому пьяному дураку вздумается проверить вверенное подразделение…
Батарея действовала без шума и слаженно.
Костюков подключил старенький, отремонтированный им транзистор к натянутой вдоль стены длинной проволоке-антенне.
Из валенок в сушилке извлекли банки тушенки, каптер вынес несколько буханок и противогазную сумку с кислой капустой, вымененной у поваров. У всех были кружки. Старики и несколько салаг повлиятельнее, человек десять, расселись возле елки, поближе к транзистору. Остальные сели на кровати, поодаль.
Сон поглядел на дверь и приказал:
– Несите!
Варенцов снял два больших красных огнетушителя, висевших у входа, над тумбочкой дневального.
– Осторожно, салабон! – руководил из-под елки Студенников. – Не взбалтывай!
Один из огнетушителей поставили перед стариками, другой передали батарейцам-салагам.
Разлили по кружкам мутную, остро пахнувшую дрожжами жидкость…
– Товарищи, самое время еще выпить! – громко объявил майор Корх, останавливая пластинку. – А то танцы да танцы… Что само по себе тоже неплохо, учитывая нашу дикость… Господа офицеры, они же и товарищи! Милые дамы! Я предлагаю налить, выпить и закусить!
Несколько протестующих женских голосов, но все уже дружно рассаживались. Мало кому удалось найти свое прежнее место и пришлось стряхнуть на стол объедки из чужих тарелок.
После ухода Белоуса тамадой и распорядителем стал майор Корх, начальник связи, в молодости, видно, стройный и кудрявый, с застенчивым лицом близорукого аптекаря. Он неутомимо танцевал, выбирал и ставил пластинки, на ходу выпивал и галантно ухаживал за Катериной Оверьяновой, маленькой женщиной с приятным лицом.
Лейтенанты танцевать смущались, налегали на остывшее мясо и пили.
– Вообще ничего, неплохо организовали! – Батов наполнил стаканы соседей.
– Таких пьянчуг, как ты, и организовывать не надо. Только моргни, все попьют и пожрут! – пошутил Янич, выпивая.
– Непонятно только, зачем нас сюда привезли? В эту тундру. Вот ты скажи, Балу, какой дурак это придумал?
– Дурак этот носит фамилию Гречко, а воинское звание маршал, Толя. Да и не он придумал, умишка бы не хватило, посоветовали ему, вот и все.
– Э, нет! – горячился командир второй роты. – Нет, мальчики! Либерализму нет места в казарме! Солдат любит дисциплину! И строгость! Вот ты наказывай его каждый день, и он будет тебя уважать! Гораздо больше, чем если б ты ему каждый месяц отпуск давал! А что у нас? Бардак! Как было? Ослушался приказа – два года штрафбата! А сейчас? Письма на производство, мол, плохо службу несет…
Он запереживал и ахнул залпом стакан.
– А если говорить откровенно, я шучу, конечно, нужно ввести в армии телесные наказания! Ну, не официально, но хоть в исключительных случаях…
– Ты парням мозги не засерай! – запинаясь, произнес капитан Бабошин. – Вы, ребята, знайте, какие офицеры, такие и солдаты… Ты скотина, и солдат скотина… А если ты говно, – он кивнул на старшего лейтенанта, – то и солдаты у тебя говенные…
– Я-то не говно! – крикнул тот. – А вот ты сам говно, и батарея у тебя такая же! Говно на говне!
– Согласен. Никто не спорит… Везде говно.
– Чего вы раскричались, служивые?! – майор Корх обнял обоих за плечи. – Веселитесь! Успеете еще о службе поговорить!
У Панкина заблестели глаза – нагрянула удачная мысль:
– Пойдемте, братия, в клуб! Там и буфет есть, и девочки, может, на танцы пришли… Тут уже все пометали и попили…
– Какие там девочки! – откликнулся Тимоха. – Тут тебе скоро любая коза девочкой покажется! Пойду, принесу еще выпить…
Над кухонной плитой желтела худосочная лампочка. В темном углу кто-то громко дышал. Завстоловой Маша спала, полулежа, на мешках с луком, с пустым стаканом в руках. Тимоха несколько секунд смотрел на женщину, соображал, решительно повернулся, буркнул: «Пьяная в сиську!» Прижав к груди две тяжелые банки, вернулся в зал. Никто не обратил внимание на услугу, и он, оскорбленный неблагодарностью, брякнул банки на стол. Объяснил Толе Теличко:
– Надо выпить. Ты будешь?
– Нет. Какое свинство, что мы здесь. Главное, это совершенно никому не нужно. Бессмысленно. Налей и мне!
– Давай стакан! – обрадовался общению Тимоха.
Майор Асаев, дремавший над столом, тряхнул головой, огляделся, взял чей-то недопитый спирт, выпил и крикнул:
– Корх, слушай, Корх! Спой нам что-нибудь человеческое! Спой, пожалуйста.
Корх, отнекиваясь, взял гитару, поправил очки.
– Катюша, – он погрустнел, – сядь, пожалуйста, здесь. Я буду черпать вдохновение, глядя на твои небесные черты! Если ты не против…
– Она не против, я – против! – майор Оверьянов, теряя равновесие, навалился на певца. – Смотри мне, Корх…
– Да пошел ты к черту! – взорвалась жена. – Пьяный, как свинья вологодская! Скоро хрюкать начнешь! Девичья честь! Да я ее с тобой до пенсии не потеряю! Иди-ка лучше еще всоси, а то тебе мало!
– Оверьянов, ты мне надоел! – раздельно и громко сказал Асаев. – Иди отсюда, не воняй! Пой, Корх!
Оверьянова оттеснили, сунули стакан.
Майор взглянул на Катерину и склонил голову над гитарой.
Звуки незнакомые, мелодичные и странные, поразили лейтенантов. Все замолчали, даже очень пьяные. И слова песни были необычными. Песня была военная, но не было в ней никакой воинственности. Она была грустная, песня, и волновала.
«Господа офицеры, я прошу вас учесть,
Кто сберег свои нервы, тот сберег свою честь…»
– Чья песня, товарищ майор?
– Говорят, белогвардейская, лейтенант, – ответил майор Асаев. – И пели ее настоящие офицеры… Они-то знали, что такое честь… Что смотришь, лейтенант? Послужишь – поймешь…
Гулянка сникла и угасала.
Не слишком пьяные пошли провожать женщин. Большинство мужей продолжали спорить, громко матерясь и не слушая собеседников. Совсем уж не в меру пьяный майор Оверьянов мешал мужскому разговору, то урчал по-дикому, то жалобно попискивал, роняя на пол посуду.
Поворчал под окнами и уехал «Урал», посланный дежурным по полку. В темноте кузова одиноко скрючился начпродсклада прапорщик Ахметов, настолько пьяный, что не укладывалось в голове, как он смог туда забраться.
Офицеры расходились.
Несколько неугомонных решили пойти в клуб, наверняка там продолжали веселиться строители. Добрый десяток спал за столами, склонив голову на сложенные руки. Старший лейтенант Вольнов устроился с комфортом, на лавке. Два-три человека бродили между столами, искали недопитое, выпить на посошок…
ЧП
«Пойду дреману, – подумал дежурный по части, куря на ступеньках штаба. – Четыре часа утра, вряд ли кто до девяти появится».
Не очень сильный, но раскатистый взрыв заставил его похолодеть. Грибовидный столб огня, очень похожий на учебную ядерную вспышку, поднялся над расположением третьего батальона.
– ЧП! – ахнул капитан и рванул дверь штаба.
Увидев лицо офицера, часовой у знамени сорвал с плеча автомат и передернул затвор.
– Что случилось, товарищ капитан? – взволнованно спросил он.
Капитан не ответил, сильно толкнул спящего на кушетке помощника.
– Вставай! ЧП! Кажется, пожар в третьем батальоне! Звони – караул в ружье! Поднимай пожарную команду! Полковая тревога! Хотя нет, не объявляй… Звони Белоусу, я побегу, выясню, что там.
Он бежал через плац к казармам, скользил по снегу, придерживал расстегнутую кобуру. Не дай Бог китайцы, тогда конец, пропал полк. По одному китайцу с автоматом на казарму и все… Стрельбы не слышно, да и штаб, вроде, не атакуют. Скорее всего свои… Что ж они натворили, мудаки?
Несколько искорок продолжали кружиться над местом взрыва, и капитан догадался – это в столовой третьего батальона. По центральной аллее бежали несколько человек с автоматами и начальник караула с пистолетом в руке.
– Ты чего здесь, твое место в караульном помещении, – хватая воздух ртом, сказал капитан.
– Что случилось? – лейтенант быстро оглядывался. – Где это?
– Столовая третьего батальона. Идем туда. Рассредоточьтесь! – приказал капитан солдатам. – Что вы, как бараны, толпой, под фонарями.
Вблизи столовой на снегу сидел человек без шапки и держался руками за лицо.
– Кто такой? – спросил капитан, наклоняясь над ним. – Какое подразделение?
– Это я, прапорщик Ахметов, – сказал человек, подняв голову, но не отрывая от лица рук…
Трясясь в кузове «Урала», пьяный прапорщик Ахметов совершенно не чувствовал мороза. Машину бросало на ухабах, несколько раз он падал на металлический пол, но каждый раз, цепляясь за скамейки, поднимался и усаживался снова.
– Сейчас я устрою вам проверку, суки, бляди и падлы! – бормотал он, имея в виду подчиненных ему поваров. – Думаете, что я не приду, и водку жрете, твою мать! Но я приду, набью ваши наглые рожи! Чтоб служба медом не казалась, ети твою!
«Урал» остановился перед штабом. Вывалившись из кузова и ударившись лицом о снег, прапорщик поспешно, не обращая внимания на частые падения, направился к казармам. Чуть заметная полоска света в окне столовой третьего батальона обрадовала его.
– A-а, салаги, пропадлины и курвы, мясо ворованное жрете и водку пьете! А ну, открывай! – он грохнул кулаком по оконной раме. Свет внутри сразу же погас. – Открывай, ворюги! Думали, что скроетесь от меня? А я пришел…
Из трубы столовой поднимался тонкий дымок, ясно видный на фоне морозного, лунного неба. Прапорщик несколько раз ударил сапогом в дверь, угрожающе ругался, но внутри была тишина, Ахметов отошел и задумался, покачиваясь.
– Сейчас, сейчас, – встрепенулся он, – сейчас вы у меня, бляди, попляшете!
Он побежал к маленькому сарайчику, пристроенному к столовой, там хранился всякий кухонный хлам. Толкнув дверь, нащупал большой бидон из-под молока с бензином для растопки печей. Прапорщик обхватил его руками и понес к приставленной к столовой лестнице.
– Сейчас, сейчас, – бормотал он, – будет и на нашей улице праздник, змеи ползучие!
Упорный прапорщик забрался с бидоном на крышу. Добрался до конька, с трудом балансируя и держась одной рукой за теплые кирпичи, рывком поставил бидон рядом с собой, передохнул, поднял и опрокинул бензин в трубу.
Ухнул взрыв.
Взрывная волна сдула его с крыши, он упал в глубокий сугроб под столовой. Пламя слегка опалило лицо, было больно, и прапорщик, закрыв лицо руками, оглушенный взрывом и падением, на коленях выбрался из сугроба…
Солдаты из караула внесли Ахметова в канцелярию третьего батальона. Хотели уложить на покрытый красной скатертью стол, но он воспротивился и сел на лавку.
Капитан заглянул ему в лицо.
– Покажи-ка! Что произошло? Что взорвалось? – капитан обернулся к начальнику караула. – Сбегай-ка в столовую, посмотри, не горит ли что… Ты можешь говорить, Ахметов? Что случилось?
– Могу, – четко произнес прапорщик. Он быстро прикладывал ладони к щекам. – Я пришел проверять, а они, – он кивнул на четырех перепуганных поваров, – что-то взорвали…
Те, перебивая друг друга, рассказали, как они сидели на кухне, обдумывали завтрашнее меню, как грохнул взрыв, сбросив кастрюли на пол, они даже к плите не подходили…
Вошли Белоус, начштаба и замполит. Беглый осмотр кухни, следы вокруг столовой и на крыше, лестница и кирпичи от развалившейся трубы внесли ясность в происшедшее.
– Так, – сказал полковник, окидывая взглядом вставшего прапорщика. – Ты зачем, лихой командир, в трубу взрывпакет бросил?
Прапорщика Ахметова качнуло, он успел схватиться за спинку стула. Капитан тихо сказал:
– Это не взрывпакет, товарищ полковник. Взрыв посильнее был и пламя большое…
Вошедший караульный поставил посреди комнаты бидон.
– Вот, нашли в снегу возле столовой.
Замполит потрогал бидон и понюхал пальцы.
– Бензин, – сказал он.
Командир полка слегка толкнул бидон сапогом и оглядел присутствующих. – Бензин, – повторил он.
Дежурный по полку подавил улыбку. Полковник вплотную подошел к прапорщику.
– Бензин, значит… Ничего удивительного! Родина требует героев, а пизда рождает дураков! Так я говорю?
Прапорщик кивнул и чуть не упал вперед.
– Значит, ты проверять кашеваров пришел, а они не открывали? И ты решил укрепить авторитет командира? – уши полковника стали совсем белые. – Гнать эту слизь из армии! Сраной метлой! Терехов, подготовь завтра приказ об отчислении этой сволочи из рядов Советской Армии! – Он снова стал спокойным и повернулся к дежурному. – Вызови фельдшера, пусть смажет ему чем-нибудь рожу. А потом запри в надежное, прохладное место, чтоб протрезвился! В картофельный склад, к примеру. Да не забудь снять с него казенный полушубок, чтоб жарко не было…
Офицеры вышли на крыльцо, вынули папиросы. Из казармы торопливо выходили солдаты, натягивая на ходу шинели и ватники.
– Это я приказал помощнику поднять по тревоге третий батальон, – полковник взглянул на часы. – Сорок три минуты назад… Так ты говоришь, Пирогов, взрыв сильный был?
– Порядочный, товарищ полковник.
– И не одна блядь в полку не проснулась… Да… Кого ж назначим, Терехов, на начсклада? Нужно выбрать человека поприличнее, может, даже из солдат срочной службы.
– Да где их взять, приличных-то? – вздохнул начальник штаба.
Мимо, тяжело дыша, пробежало несколько солдат с лопатами – поднятая почти час назад по тревоге пожарная команда.
– Да… – задумчиво повторил полковник Белоус.
Караул
Начальник караула лейтенант Казаков сделал перекличку арестованных на гауптвахте, пересчитал шахматы и книжки уставов, проверил, заготовила ли дрова сдающая караул смена, и поднял телефонную трубку: «Караул принял!».
Пол в караулке был мокрым после мытья, налили, сволочи, воды перед сменой и не вытерли как следует, еще валенки промокнут. Казаков сел, поджал ноги и вдруг заметил, что стекло на плакате «Сон на посту – тягчайшее преступление» разбито. Сплюнул с досады, в книге приема караульного помещения это не отмечено, теперь его смена будет отвечать за испорченное караульное имущество. Начал выговаривать своему помощнику, куда смотрел, когда принимал.
Хитрый старик Студенников унес разбитую рамку с плакатом и приволок откуда-то другую, совершенно целую. «Услышав лай караульной собаки, немедленно сообщи в караульное помещение!» Какие собаки, это же сразу заметят!
– Вы, товарищ лейтенант, не понтуйтесь! – горячо убеждал сержант. – В описи написано: «Рамка со стеклом». А что под стеклом, кого это интересует!
Тут же зазвонил телефон.
– Сейчас тебе приведут пьяного ракетчика. Забрел в наше расположение. Отбрыкивался, сучище, лейтенанту моему губу разбил… Ты посади его в третью камеру, да сними с него бушлат… Я приду проверю, – распорядился майор Жигаев, дежурный по полку.
Неведомо как попавший к пехотинцам ефрейтор-ракетчик был действительно очень пьян, скандалил и наотрез отказался раздеваться. Он толкнул Казакова, ударил Студенникова и пытался выскочить из карулки. Его повалили, попинали валенками, сняли бушлат и поволокли на гауптвахту. Возбужденный борьбой Казаков открыл третью камеру, самую холодную. Через незакрытую отдушину проникал холодный воздух, две стены были покрыты инеем. Бетонный пол, нар не было.
Казаков заколебался.
– Замерзнет он здесь на хер! Может, дадим бушлат? По уставу, если на губе ниже восемнадцати, положена шинель… А здесь, считай, около нуля…
– Ничего с ним не будет! Побегает по камере до утра и все! – мстительно сказал Студенников. – Да и майор приказал…
В соседних камерах шумели, интересовались, кого привели.
Смена оказалась беспокойной. Капитан Синюк привел своего пьяного сержанта, тот не ожидал, что командир батареи придет ночью в казарму. Капитан торжествовал.
– Я эту пиздобратию знаю! Меня не проведешь, я не пальцем деланый… У тебя кто в холодной? Ракетчик? Ну, и моего туда же. И хорошо, что нар нет! Пусть этот разъебай попрыгает! Ты, Казаков, возьми ведро воды да вылей на пол в камеру, чтоб им служба медом не казалась… Ну, как хочешь… Пошли, я прослежу, чтоб этого змея посадили куда нужно…
Возвратился разводящий со сменившимися часовыми Солдаты с грохотом сваливали возле печки поленья, захватили, проходя мимо кухни. Осторожно стаскивали ветхие тулупы. Развернули завернутую в газету и припрятанную с ужина холодную «кирзуху» – перловую кашу, называемую также «конский рис». Руками разламывали плотно слипшийся комок, перекусывали. Кормили приблудившуюся дворняжку «Гильзу». Казаков выгнал на пост возле караулки зашедшего погреться у печки часового. И вовремя, пришел дежурный по части, въедливый майор Жигаев.
– Будь осторожен, когда пойдешь проверять караулы. Смотри, как бы какой дурак-салага не пристрелил. Они поначалу трясутся от ужаса на постах… Посылай вперед разводящего, пусть орет погромче, предупреждает… Пошли, губарей проверим.
Четверо солдат спали на нарах, укрывшись множеством шинелей и бушлатов. Казаков удивился, когда принимал караул, лишних шинелей не было, ключи от губы только у него одного… Открыв дверь холодной, он прямо-таки сконфузился – двое пьяниц спали на полу, в валенках, бушлатах и шапках… Майор раскричался, приказал снова раздеть.
– Ты не будь тютей, – говорил он, сидя возле жаркой печки в караулке. – Никаких поблажек! Они тебя быстро вокруг хера обведут, потом сам пожалеешь… Особенно следи за боеприпасами, пусть при тебе оружие разряжают и заряжают. Вон, каждый месяц зачитывают приказы о стрельбе в каком-нибудь карауле. Тот сержанта пристрелил, этот полсмены перестрелял. Это не шутки… И эту собачку гони из караулки, если не хочешь, чтоб ее брали на посты и онанировали. У них дури хватит… Ну, иди проверяй караулы… Да, забыл сказать, сегодня в 12.00 час «А», до двух…
Приказ телефонировали из штаба ракетчиков. Час «А», все должны быть в казармах, машины из парка не выпускать. В это время тяжелые грузовики-фургоны перевозили груз со станции на «точки». Ракетные боеголовки, объяснили лейтенантам. Машины двигались по бетонке медленно, с затемненными фарами. Несколько газиков впереди, два-три фургона, за ними бронетранспортер. Вдоль дороги, через каждую сотню метров, солдаты из спецохраны…
Перед сдачей караула пропал автомат. Перепуганный солдат недоуменно разводил руками, два часа назад он поставил Калашникова в пирамиду…
Перерыли караулку, губу, сбегали в казарму, в оружейку… Автомата не было. Казаков запаниковал, такое ЧП, в его караул! Вызвал капитана, что делать, звонить дежурному по части? Алексеев начал поиски методически, приказав всем оставаться на месте. Он нашел автомат во дворе караула, под бревном, в снегу.
– Это старики, конечно, молодые не додумаются… Ну, епи твою мать, вот сволочи! – говорил он обрадованному Казакову. – Как зачем он им? Да любому местному предложи, он тебя в жопу поцелует! Продают Калашниковы, вот что делают! А местные автоматный стволик вставляют в ствол охотничьего ружья. С виду ружье-ружьем, а косулю можно уложить за два километра. И цена известна – восемьдесят рублей… Это последний раз дали, хорошо, вовремя спохватились, нашли автомат в Ледяной. Один связист продал… Надо сказать особисту, пусть расследование проводит, найдет эту курвину… Конечно, рассчитывали – лейтенант молодой, можно как хочешь натянуть. Сколько раз говорил, следи за оружием, Казаков!
